Поначалу Александр Александрович полагал, что Порфирий потому больше всего любит возвращаться в тридцатые годы, в свою квартирку на Кузнецком Мосту, что в то достославное время он был на вершине популярности и ему там хорошо. Но чем больше профессор общался с критиком, тем больше понимал, что все не так просто. Постепенно он стал видеть, что Поцелуева привлекала атмосфера небывалых перемен, которые происходили в СССР. В стране бил вулканический источник воли большевистской партии, которая вела переделку общества непреклонным и размашистым способом. Имевший обзор над потоком времени, Порфирий видел, что нигде больше в мире нет такого дерзкого и самоотверженного рывка в будущее. И главное - он видел, что на пепелищах этого жестокого переустройства среди сорняков и пустоцветов пробился-таки цветок новой эры - эры социальной справедливости. Он был неказист и невысок, этот цветок, но он уже поднял голову и смотрел в небо.
- Я, Сашхен, при царе в ничтожестве досыта побарахтался. Правильно большевики говорят, что царизм прогнил, правильно. А уж с пятого по семнадцатый год такое безобразие в стране творилось, что вспоминать стыдно. Всем народом к катастрофе просто катились. Все рушилось, все насквозь продажным и лживым стало. А теперь я в молодой империи живу! Вон она как силы-то набирает! Горжусь, горжусь, Сашхен. И Славу товарищу Сталину пою. Он нас верной дорогой ведет. Можно сказать, в царство евангельской справедливости. А ты и тебе подобные на самом деле наследники Иуды Искариотского - вещал как-то Поцелуев, развалясь на своей софе, которую сам называл "гнездом разврата". При этом критик поигрывал бокалом армянского коньяку с видом человека, убежденного в превосходстве над собеседником - только мы, сталинисты - можем считаться прямыми наследниками Спасителя, потому что хотим воздвигнуть на земле равноправное общество. Без паразитов. Да-с.
Александр Александрович впадал в дрожь и терял самообладание:
- Я, не совершивший в своей жизни ни одного предательства, я, никогда не преследовавший наживы - наследник Иуды? Креста на Вас нет, господин хороший!
Порфирий делал большой глоток из бокала и отвечал в прежней подлой манере:
- Тридцать сребреников и доносительство - это все производные вещи, милейший. А главная причина - в гордыне! Чего Иудушка на самом деле хотел, тридцать монеток? Ан, нет! Он ненавидел Спасителя за то, что тот несопоставимо громаднее его своею личностью. Это была ненависть скудной душонки к совершенному богочеловеку! Зависть и ненависть отверзли черную дыру в душе предателя. Вот и вы там, в европах - все сплошь иудушки. Не смогли Господа постичь, погрязли в земных страстишках аки черви навозные. Сосед машину купил - сволочь, коллега в лотерею выиграл - подонок, знакомая удачно замуж вышла - потаскушка. Почему? Потому что веру растоптали и на ее место залезла гордыня.
- Уж если кто веру растоптал, так это марксисты. Чего Вы тут мне дурака валяете?
Порфирий начал злиться:
- Ты, давай Сталина с марксистами не путай - перешел он на грубый тон - Тоже мне, философ. Маркс и иже с ним как раз из иудиного семени и произрастают. Что такое марксизм? - это оболванивание пролетариата в целях строительства мирового кагала. "Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма". И кому предложили с этой нечистью первыми поцеловаться? Конечно же, русскому человеку! Накося, выкуси! Не будем мы с ним целоваться. Ты, поди, и не знаешь, что Карлуша эту работу под надзором английского разведчика, умнейшей головы Маккиндера сочинял. Маккиндер-то геостратегом был. Ох, башка! На века вперед английское владычество расписал. Только не по его сложилось, Господь не поддержал. Поэтому марксисты Христову веру и растоптали. А Иосиф Виссарионович здесь не при чем. Конечно, он по молодости тоже ошибки делал. Но возьми все документы ЦК на период богоборства - ни одной подписи Сталина в пользу борьбы с церковью не найдешь. Другое дело, что оказался он на тот период в шайке богоненавистников и не мог сразу о себе заявить.
- Это что же так?
- А отравили бы его моментально. Это же просто душегубы были, один к одному.
- Ну да, будто церковь при нем страшные утраты не понесла!
- При нем, ни при нем! Все на Сталина списывай. Народ Христа в душе распял, а Сталин виноват. Теперь все на него!
- Ты, Порфирий, от ответа не увиливай. Причастен он или нет?
- Довел ты меня, Сашхен до умственной регрессии. Ну, причастен, причастен. Было дело. Не остановил богоборцев.
- Вот так вот, дорогой. Уж очень ты своего кумира лакируешь. Меру надо знать. И идеология его партии все равно была марксистская!
- Была марксистская, а стала имперская. Не мальчик ты уже, различать пора научиться. Коренной марксизм как таковой вместе с иудушкой Троцким у нас приказал долго жить. А Иосиф Виссарионович, хоть от названия не отказался, на самом деле не какой-то заполошный коммунизм строит, которого никто понять не может, а свою империю. Это тебе, брат, новое общество, в котором нет угнетателей, а есть вождь, есть партия вождя и есть каждому по способностям. Это как по твоему, не христианское равноправие?
- Какое равноправие?! - возмутился Зенон и тоже перешел на "ты" - Ты тут развалился в своем блудилище и коньяком балуешься, а по южным районам голод идет. Голодомор, как его позже назовут.
Порфирий вскочил с софы, затянул пояс на парчовом халате и заорал:
- Да, балуюсь, балуюсь коньяком! Да защищаю Сталина, потому что перед ним преклоняюсь! А перегибы то не его рук дело, оно у нас всенародное! Или не знаешь, как бедняк середняка грабил, а вместе они кулака травили?!
Может, думаешь, такие нравы только при большевиках обнаружились? Вот я недавно Степашкой Разиным интересовался, ушкуйником окаянным и в Арзамас меня занесло, где князь Долгорукий как раз над разбитыми войсками Стеньки суд вершил. Мамочка родная! Лучше бы я этого не видел. Арзамас - городок небольшой. Там штаб Долгорукого стоял, туда и бунтовщиков свозили. Сашхен, море крови, леса виселиц, кучи отрубленных голов! А местную предводительшу бунтовщиков монашку Алену вообще на костре сожгли. Как Жанну Д,Арк, понимаешь. Отчего такая жестокая расправа? Оттого, что бунт жестокий! И впрямь, пролили разинцы невинной кровушки немало. А все оттого, что разбой выше Бога поставили. Не боялись душегубства. Тут один знаток русской души метко написал: без Бога русская душа устремляется в пучину скотопадения. И сейчас речь опять же о русской жестокости, которую железной рукой обуздать требуется. Мы ведь любим себя хвалить: ах, русская душа, ах раздольная, ах привольная. А Хозяин ее всякую видел и знал, что она хороша только под Богом или под сильным правителем бывает.
У нас после революции обнаружилась классовая возможность посчитаться и пошло-поехало. Будто революция для того произошла, чтобы счеты сводили! Да тут еще троцкисты масла в огонь подливали. А ихние детишки теперь пишут, мол, Сталин был зверюга. Э, нет, брат, не обманешь! На момент коллективизации в стране накопился большой излишек скотоупавших революционеров и творили они страшные дела. Всяких мастей, конечно, они были, но главное, человеческой жизни не жалели. И если бы не вождь, точно столкнули бы Россию в пропасть. А Сталин что? Трудно ему было этой стихией управлять, трудно. Она ведь народная была. Но управился, перегибы остановил и перегибщиков к ногтю! К ногтю и нечего этого бояться. Для него большой счет всегда честным был. Честным! Ты вот про евангельскую справедливость не веришь, а скажи, чего этот человек хотел, коли сокровища земные его не влекли? Наслаждения властью? Так власть-то, она брат, не сама по себе нужна, она для чего то. Так для чего она Сталину нужна была?
- Конечно, это был человек исторических измерений. Он строил некую социальную систему. Но общепринято понимать, что методы его строительства были недопустимыми.
- Вон что. Общепринято понимать, что и в коллективизации и в индустриализации применялось насилие. Как, говоришь, это у вас обозначается, тоталитаризм, что ли?
- Да, именно так. Нельзя человека насильно загонять в кооператив или делать еще что-то подобное.
- Скажи мне, профессор, как ты смотришь на тотальную мобилизацию в армию в случае войны. Ведь насильно же в солдаты забривают!? Почему в таком случае правочеловеки не чирикают?
- Это чрезвычайная ситуация.
- То есть, СССР, как первое в истории государство трудящихся, не находился в чрезвычайной ситуации на заре своих лет? И Сталин, будучи врожденным дебилом, не понимал, что против СССР готовятся агрессивные войны? А коли они готовятся, то ведь любой нормальный руководитель должен прибегать к чрезвычайным мерам подготовки, не так ли? Почему же за ним не признается право чрезвычайной мобилизации страны? Или ты полагаешь, что без индустриализации и коллективизации СССР был в состоянии выстоять Великую Отечественную?
-Нет, конечно, но речь идет о его методах.
- Надоел ты мне, Сашхен, со своей либеральной бредятиной. Много бы Сталин с твоим либерализмом построил. Да и спрос с него что-то непонятно большой... С себя вы эдак не спрашиваете почему-то. Ты вон, справедливый демократ немецкой выгонки, собой довольный, не продал свою виллу, не послал вырученные деньги голодающим бывшей германской колонии Намибии! Что не послал, иудино семя? Небось соки -то всем немецким народом из этой Намибии сосали. Себе дороже! А Сталин то не для своего пуза жил. Он до последних дней шинелкой укрывался. Шинелкой, а ты его осуждаешь. За то, что он своих соратников приголубил. Страшное неравенство углядел в том, что у меня угол на Кузнецком и зарплата на ящик коньку. Вы там привыкли притворяться и к нам идиотские требования предъявлять: почему у сталинских партийцев синие конверты? Почему врагов народа по лагерям? Нехорошо-с! А что нехорошего? Небось, когда в Испании республиканское правительство к власти пришло, так легион "Кондор" прямо на жилые кварталы стал бомбы сыпать. На детишек! А в Европе молчок и тихое бульканье. Вам хорошо-с! Поди, не Сталин детишек уничтожает. Пусть! Иудино семя! Катись отсюда в свой Дрезден, не хочу тебя видеть.
Александр Александрович немедленно представил себя в Дрездене и безотлагательно "всплыл", унося на душе самые гадкие впечатления от сумбурных криков Порфирия, которого, видно, задел за живое. Но, попав в привычную обстановку, он поостыл, поразмыслил над криками "сталинского сокола" и по зрелому размышлению решил снырять прямо к истокам спора - в Иерусалим, на Святую Пасху.
***
Из оврага под восточной стеной тянет тошнотворным дымом - Геена горит постоянно, принимая в свои костры умерших Иерусалима. Весна этого года выдалась скудной на дожди. Мало зелени, мало цветов. Серо-желтый ландшафт оживляет лишь бледный бархат оливковых садов, да пятнистая зелень редких виноградников. У Львиных ворот города бивак римских легионеров. Жарят на вертеле быка. Легионеры воткнули копья в глинистую землю и развесили на них свою амуницию. Жарко. Душно. Крыши города вздымаются за стеной, словно панцирь гигантской черепахи. Узкие улицы, застроенные хижинами из дикого камня, ползут по склону кривыми ручьями. Хижины, хижины, иногда редкий дом богача. Лишь неподалеку от Львиных ворот выездная резиденция Пилата. Далеко на вершине виден лысый конус Голгофы и маленькие крестики распятий на нем. Сегодня шабат и распятия уже пусты.
Зенон миновал ворота и стал подниматься по улице вверх, к Голгофе. Жарко, душно. Небо затянуто темной пеленой. Пахнет сточными водами и ослиной мочой. Прошел мимо дворца Пилата с тенистой балюстрадой и лениво переговаривавшимися стражниками, свернул в торговую улицу. Лавки закрыты. Безлюдно. Лишь иногда за занавеской мелькнет темноокий женский взгляд. Над городом висит грозовая тишина. Город кажется вымершим. С улицы виден дворик, в нем голоса. Зенон заглянул внутрь. Трое по мелочи нарушают шабат - играют в кости и разговаривают. Он прикинулся усталым и присел на камень у входа. Игроки оглянулись на него, внимательно осмотрели. Но, не обнаружив признаков римского шпиона, продолжили беседу на арамейском.
- Иуда повесился еще вчера. Это плохой знак для нас. Почему он сделал это?
Как ты думаешь, Иаков?
- Этого нельзя объяснить. Он все сделал по законам нашей веры и должен был этим гордиться. Ведь он обезвредил великого смутьяна.
- Может быть, Иуда пожалел о предании смерти человека своей крови? А если бы смутьян был каким нибудь чужестранцем, то не было бы никаких мук его совести. Как ты думаешь, Израэль?
- Я думаю, что ни в том, ни в другом случае не может быть мук совести.
Что сделал Иуда? Он предал суду врага нашего племени. Врага нашей веры. Какая разница, что за кровь течет в его венах!
- Но ведь он повесился! Почему? Может быть потому, что первосвященник мало заплатил ему?
- Что ты говоришь, Иаков! Какой иудей повесится от недоплаты? Он бы просто не согласился на эту цену с самого начала. Но он согласился и ему честно заплатили. Хорошо заплатили и никто из нас от такой платы не отказался бы!
- Я бы отказался! - неожиданно заявил третий, самый молодой игрок.
- Ты просто сосунок, Илия. Ты не понимаешь, что говоришь!
- Иисус не был нашим врагом. Он хотел указать нам правильную дорогу. Вы же слышали, когда он въезжал в город, люди кричали ему: сын Давидов! Откуда народ взял это?
- Слышишь, Израэль, что оговорит этот сопляк? В его голове как раз те мысли, которые преступник хотел посеять среди нас. И кажется, это ему удалось! Ни один человек не должен последовать смутьяну, потому что это конец нашего рода! Мы сильны пока всем народом хотим стать властителями мира. Стоит нам только воспринять слова преступника о всеобщей доброте, как нас разнесет ветром и мы перестанем быть богоизбранным народом. Мир должен быть под нашими ногами!
- Это придумали фарисеи! Я не верю в то, что Бог бросит к нашим ногам весь мир. Не верю!
- Во что же ты веришь, мерзкий сопляк?
- Я не мерзкий сопляк, Иаков! Я верю в нашего Бога, он может сделать нас первыми среди первых, но не хозяевами всего человечества! Потому что даже у пастуха разбегается слишком большое стадо, ведь у него не хватает сил охранять. А как у нас хватит сил владеть человечеством? Великий Рим обладает бесчисленными армиями, но и он не может удержать свою империю в порядке. А какими армиями может обладать наш малый народ?
- Ты не понимаешь промысла Господа! Не мы, а Господь даст нам силу обладания!
- Уже три тысячи лет минуло нашему народу, но мы не дождались никакой особенной силы! Только книжники и фарисеи без конца повторяют эти выдумки. А Бог был на стороне проповедника! Поэтому он заставил Иуду повеситься, вот что!
- Молчи, щенок! Даже если Бог был на стороне преступника, мы должны заставить его действовать так, как мы хотим!
- Ха-ха-ха! От того, что тебя назвали Иаковом, ты возомнил, что можешь в самом деле заставить Бога служить своим глупым желаниям? Ты не заставишь его! Ты только обманешь всех остальных!
- Израэль, хватай и вяжи его! В его голову вселился враг, зови помощь!
Два зрелых мужа схватили молодого человека и пытались заломить ему руки за спину. Но тот был силен и изворотлив и не поддавался. Во дворе разгорелась настоящая схватка и профессор решил не оставаться в стороне. Он ринулся на помощь первому христианину, позабыв про свой возраст, и тут же был сбит с ног Израэлем. Воспользовавшись секундным замешательством нападавших, юноша исчез, а Иаков и Израэль навалились на профессора, заподозрив в нем сообщника сбежавшего бунтаря. Через минуту он был связан пор рукам и ногам и лежал на грязных булыжниках дворика.
- Не прошло и ночи, как у Иисуса появились сообщники - прохрипел Иаков - что будем делать с ним?
- Думаю, он достоин попасть на Голгофу вместе с другими ворами и убийцами.
- Прежде мы должны отвести его на допрос к первосвященнику. Но сегодня шабат. Не подождать ли нам рассвета?
- Да, ты прав Иаков. Запрем его в погребе и подождем рассвета. Так будет правильно.
Вскоре профессора втолкнули в тесный погребок с глиняными сосудами и дверь за ним со срежетом закрылась. Он оказался в полной темноте и лишь небольшая щелка между толстыми досками двери пропускала лучик света.
- Ну, так и быть. Коли уж твои проделки привели меня в еврейский винный погреб, то я начну с пробы их продукции. Только сначала распутаю тебя - услышал Александр Александрович знакомый голос и различил в темноте очертания Поцелуева. - Я ведь тебя предупреждал, что не все путешествия хорошо кончаются - говорил Порфирий, развязывая веревки на Александре Александровиче - Вот попробуй сейчас вернуться к себе на Грюне штрассе, а я посмотрю, что получится!
- Почему не получится?
- Профессор, ты меня удивляешь. Сегодня преддверие Воскресения Христова. Представляешь, сколько Высших Сил собралось в Иерусалиме? И среди желающих не только бесплотные херувимы. Тут и темной нечисти полно. Поэтому, чтобы не подвергать событие излишним испытаниям, так сказать, пролеты в пространстве временно прекращены. Поэтому тюремщики твои имеют шанс тебя на самом деле ....
- Этого не может быть!
Поцелуев налил в найденный черепок вина из кувшина, выпил и сплюнул:
- Тьфу, кислятина. Может, Сашхен, может.
- Я предпочитаю не употреблять ласкательных имен в общении с мужчинами. Гадость какая!
- Хорошее у тебя имя - Сашхен. Это у меня ласкательное дрянь - Порфиша. Меня так одна потливая писательша звала. Так вот Сашхен, лучше бы не ждать здесь, когда наступит полночь. Как знать, если Иаков передумает и донесет на тебя сегодня... Он ведь может один к первосвященнику сбегать, чтобы с дружком премией не делиться, понял? Поэтому будем выбираться.
- Как ты думаешь это сделать?
- Придумаем. Хочешь вина?
- Между прочим, еще идет Великий пост.
- Ну, постись да смотри в щелку, чтобы Иаков не ушел из дому. Если что - буди. А как стемнеет - начнем.
В темноте послышалось бульканье вина, которое вскоре сменилось сонным сопением Поцелуева, разлегшемся прямо на глиняном полу.
Александр Александрович сидел рядом, наблюдал, как медленно тускнеет свет в дверной щели и размышлял об услышанном разговоре. Ничего нового для него этот разговор трех иудеев не содержал. Учителя еврейского народа смогли глубоко заложить в его сознание стремление стать хозяевами мира. Оно много веков подряд объединяло иудеев и одновременно приносило им огромные страдания. Давно нащупав, казалось бы, безупречный способ подчинения своим интересам других народов - через сплетение продуманной финансовой паутины, они встречали ожесточенное сопротивление и несли исторические поражения. Их уничтожали и изгоняли в массовом количестве, но никакие трагедии не останавливали их, они продолжали идти к своей цели. Наверное, и Великая Инквизиция и Холокост воспринимались ими лишь как неизбежная плата за эту высокую цель. Здесь, в Палестине, они довели мусульман до взрывоопасного состояния, и будто не осознавая последствий, продолжают раскручивать маховик государственного терроризма против них. Это путь к еще одной катастрофе. Когда- нибудь соседи Израиля объединятся и евреям едва ли удастся победить. В ответ на израильскую атомную бомбу неизбежно появится мусульманская атомная бомба и тогда ставки станут равными. Смогут ли израильтяне когда нибудь понять, что в их национальной идее таится их собственная погибель? Или есть надежда на потомков этого парнишки Илии? Может быть, они однажды возьмут верх в Израиле?
Размышления профессора прервал Поцелуев. Он заворочался в темноте, потом кашлянул и спросил:
- Как ты думаешь, Сашхен, сколько сейчас времени?
- Не знаю господин критик. Темнота давно спустилась и могу предположить, что уже ближе к десяти.
- Тогда начнем, помолясь.
Порфирий кряхтя поднялся, приник к двери и начал орать на арамейском:
- Иаков, Иаков, поди сюда, зову тебя во имя Господа нашего!
Никто не отвечал. Видимо хозяева дома спали. Тогда Порфирий начал грохотать в дверь кулаками и завопил еще сильнее.
Наконец послышались шаги и голос за дверью спросил:
- Что ты не даешь спать, презренный бунтовщик, чего тебе надо?
- Я хочу договориться с тобой о том, чтобы ты меня отпустил.
За дверью раздался смех.
- И это все?
- Да, Иаков. Слушай меня. По пути в Иерусалим я зарыл свои деньги неподалеку от входа в город. Я боялся, что меня ограбят сборщики податей. Я зарыл два кошелька. Один маленький, для покупок, и один большой со сбережениями. Если ты отпустишь меня, ты получишь их. Давай договоримся, ты отведешь меня за город, мы добудем кошельки и ты отпустишь меня на свободу.
- Так я и поверил тебе, незнакомец. Скажи мне лучше, где лежат деньги. Я сам туда пойду и если найду их, то отпущу тебя.
- Хорошо, я готов. Но как объяснить тебе?
- Сейчас я принесу кусок кожи и уголь Ты нарисуешь путь.
Через некоторое время раздался скрежет засова, дверь отворилась и в проеме появился Иаков. Однако вместо связанного пленника, он увидел перед собой Порфирия, упершего руки в бока и выпятившего живот. Иаков от неожиданности открыл рот, а Поцелуев схватил его за грудки и рывком втащил в погреб. Друзья навалились на хозяина, связали его веревкой и воткнули ему в рот кляп из поцелуевского носка. Затем выбрались наружу и закрыли дверь на засов.
- Быстро на Елеонскую гору, там густая зелень - скомандовал Порфирий и они спорым шагом стали спускаться к Львиным воротам. Выйдя из города спустились к подножью горы и остановились передохнуть на краю масличной рощи.
- Еще малость подождем, до полуночи немного осталось, а там мы на свободе - сказал Порфирий усаживаясь на травку. - Ну, профессор, учудил. Чуть было жизни не лишился. Говори спасибо Порфирию Петровичу, ему приятно будет. Можешь назвать меня своим хранителем. Второй раз тебя выручаю. От Малюты увел, от Иакова тоже.
- А что это за Иаков такой?
- Популярное имечко среди иудеев. Согласно легенде юноша по имени Иаков надул всех: брата своего Исаака, соплеменников, а заодно и Господа. Родился он вторым после Исаака и тот должен был после отца возглавить племя. Но Иаков умудрился у полуслепого папы вместо Исаака выпросить благословение, а братца сделал пастухом. Потом подобным же образом обманул самого Саваофа. Короче, удачливый проходимец. Те, кто получают его имя, понятное дело, стремятся повторить его подвиги. Ну, ты теперь понял, что я тебе про иудино семя говорил?
- Ты мне про Европу, а не про Иудею говорил.
- А чем сегодняшняя Европа от Иудеи отличается? Тем, что книжники и фарисеи на современном языке говорят? Вам все того же надо - власти над миром. Тогда они представляли власть над миром в виде прямого рабовладения, а сейчас - в виде власти денег. Докажи, что я не прав!
В это время послышалось шлепанье ног целой группы людей, и приятели увидели приближавшуюся к горе толпу во главе с Иаковом.
- Вот тебе, бабушка, и Юрьев день- прошептал Порфирий - давай быстро вверх, на вершину. Больше некуда.
Приятели стали подниматься, хватаясь за ветки и скользя по сырой ночной траве. Их заметили. Раздались крики: Вон они, все за ними! Началась погоня.
Они лезли вверх, царапаясь о сучки, падая на колени и сбивая себе ноги о каменистые выступы. Силы их быстро кончались и они слышали, что голоса преследователей приближаются. Наконец профессор плашмя лег на траву небольшой поляны и сказал:
- Беги один, Порфирий. Я больше не могу.
Порфирий сел рядом, тяжело дыша.
- Тащить тебя я не смогу, сам не молод. Буду оборонять до последнего.
Он огляделся вокруг и увидел кучу диких камней, которые остаются после окучивания маслин.
- Вот они, наши бронебойные. Любому башку расколю - и взял в свою лапу булыжник величиной с кулак.
Преследователи появились на краю поляны и Зенону стало по-настоящему страшно. Мысль о распятии вселяла в него ужас. Он инстинктивно перекрестился и пробормотал:
- Господи, помилуй!
Преследователи внезапно остановились, будто уперлись в невидимую стенку. Они пытались преодолеть эту стенку, но скользили и падали в сырой траве, не в силах приблизиться к беглецам и на метр. Порфирий также увидел это и мгновенно сообразил, в чем дело.
Вдали над Голгофой пробежала зарница, и небо на миг осветилось необыкновенным лазурным светом.
- Ура! Мы победили, Христос Воскрес - прошептал Порфирий, обнял Зенона и заорал: всплываем!
Отец Петр
Отца Петра поселили в шестом бараке. Низкие потолки, засыпные стены с крохотными окошками, две круглые железные печки да два ряда грубо сколоченных деревянных нар составляли все внутреннее убранство барака. Старший по бараку, бывший директор семеновского леспромхоза Иван Клюев, показал священнику его место на нарах и коротко сказал:
- Повезло Вам. Наш барак самый лучший. Люди исключительно порядочные.
Позже отец Петр познакомился со всеми сорока обитателями барака и понял, что старший не солгал. Уголовников по неведомым причинам здесь было немного, хотя известное лагерное правило тех времен - перемешивать все статьи в одной зоне, никто не отменял. Однако как-то так получилось, что большая часть здесь была осуждена по 58 "антисоветской" статье, почти все они были выходцами из старой интеллигенции, перешедшей на службу советской власти. Многие до недавнего времени являлось членами партии. Священников, кроме отца Петра больше не было, но имелось немало людей, ранее считавшихся верующими. Они выросли еще до революции и были хорошо знакомы с той, прежней жизнью. Население барака в силу возрастных особенностей на лесоповале не использовалось, а занималось в основном обработкой древесины в мебельном цеху. Отцу Петру также отвели рабочий участок и он стал уборщиком опилок и стружек, которые нескончаемым потоком сыпались из под пил и рубанков его товарищей по неволе. Он всю смену передвигался со шваброй и тележкой по цеху, грузил отходы на тележку и вывозил в специально отведенное место, где их собирались целые терриконы. Наступал момент, когда несколько десятков заключенных начинали растаскивать эти терриконы за ворота, на проселочную дорогу, засыпая опилками рытвины и просто сваливая их в кювет. Работа для священника была не тяжелой, зато давала время углубиться в свои думы.
Отец Петр решил уйти во внутренний затвор и это облегчало ему жизнь. Он давно приучился к монашескому правилу - постоянно повторять про себя Иисусову молитву: "Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, милостив буде мне грешному". В голове его словно сложилось два слоя мыслей. В одном слое постоянно звучала эта молитва, а в другом незаметно текли размышления о сущем. Поначалу Отец Петр общался с внешним миром лишь по необходимости, что было скорее типичным образом поведения для лагеря. Людей мрачных и замкнутых здесь было немало. Он старался ни с кем сближаться, но это плохо получалось. Его скромная и молчаливая манера располагала к доверию и чем дальше, тем больше к нему стали тянуться другие заключенные. Многим хотелось излить душу, найти опору в свалившейся беде и отец Петр невольно оказывался единственным человеком, к которому можно было обратиться с исповедью.
В первые месяцы лагерной жизни тягостная тоска, сгустившаяся на душе священника после ареста, мешала ему помогать страдальцам, но выбора не было. Люди шли к нему и постепенно он втянулся в эту привычную для себя работу. Отец Петр с радостью почувствовал, что даже здесь, в жестоких лагерных условиях, бьется родничок веры. Его не удивляло то, что вчерашние атеисты и строители "светлого будущего", оказавшись в неволе, быстро обращаются к Высшей Силе в своих надеждах на лучшую долю. Будто не они еще вчера разрушали храмы и глумились над священнослужителями, будто не они считали себя пупом земли, выше которого ничего в мире нет. Оказывается, Господь смотрел на них всепрощающим взглядом и ждал, когда они придут к пониманию собственного своего бессилия перед Вечностью. Ждал и прощал.
Оживление духовной жизни вокруг отца Петра не осталось без внимания и у лагерного начальства. Однажды к работавшему метлой священнику подошел лейтенант Сикора со своими псами. Он молча постоял рядом, а потом, глядя в сторону, сказал:
- Религиозная пропаганда в СССР запрещена, заключенный Воскресенский. А в лагере за нее можно поплатиться жизнью. Понято?
И не дожидаясь ответа, неспешной походкой удалился. Священник хотел было вдогонку спросить лейтенанта, в чем тот усмотрел религиозную пропаганду, но понял, что это бесполезно и продолжил работать метлой. Напряжение, которое замутило душу при появлении лейтенанта, с помощью Иисусовой молитвы быстро улетучилось и он закончил день в умиротворенном состоянии духа. Он не видел нужды делать выводы из слов Сикоры.
Перед отходом ко сну отец Петр, как всегда, достал из под соломенного тюфяка небольшой крест, изготовленный им из сосновых брусков, приставил к изголовью, опустился на колени и стал творить вечернюю молитву. К нему тенью подошел Клюев и встал рядом. Он шептал молитву и крестился, а перед тем как закончить, также встал на колени. Отец Петр подумал, что теперь-то уж Сикора точно обвинит его во втягивании нестойких заключенных в религию, но ничего не сказал Клюеву. В душе его затеплилась искра радости, ведь Клюев совершил мужественный поступок ради веры. Значит, не зря эти муки. Значит, он нужен здесь, в неволе. Священник знал, что не выйдет из лагеря живым. Знание это пришло к нему простым и естественным образом. Когда в первый день пребывания в лагере, он обнаружил за бараком небольшое кладбище, на котором заключенные хоронили своих товарищей, он обратил внимание на дикую рябинку в углу погоста. Какой-то неведомый голос шепнул ему: вот под этой рябинкой твое место. Отец Петр с тех пор частенько приходил к рябинке в свободные минуты и присаживался под ее кроной. Рябинка шелестела своими резными листьями и словно шептала ему на ухо что-то ласковое и вечное, что должно звучать в душе каждого человека.
Отца Петра поместили в лагерь ранней осенью, а ближе к зиме в бараке вставали на молитву уже несколько человек. Они не собирались вокруг священника, каждый стоял у своих нар, но осеняли себя крестным знамением и у некоторых появились самодельные деревянные кресты. Отец Петр воспарил душой. Он уже чувствовал себя приходским батюшкой, у которого есть паства и который ей очень необходим. В то же время он ощущал, что в воздухе накапливается напряжение и ждал встречи с Сикорой. Встреча была неизбежна и он готовился к ней.
Встреча эта действительно произошла. В самом начале трудового дня, когда тусклый ноябрьский рассвет еще только-только побелил край горизонта, священник вез к террикону тачку опилок. Он был углублен в себя и как всегда повторял Иисусову молитву. Внезапно что-то могучее ударило его в спину и повергло на землю. Он упал лицом в мерзлую, пропитанную опилками грязь, услышал грозный собачий рык и ощутил острую боль от впившихся в шею клыков. Тут же последовал окрик и пес ослабил хватку. К отцу Петру неспешно подошел лейтенант Сикора и остановился над ним, похлопывая по сапогу концом поводка.
- Я не люблю, когда мои предупреждения не выполняются. Больше предупреждений не будет. Понято?
Он коротко свистнул псу. Тот соскочил со спины священника, встал рядом с хозяином и оба не спеша проследовали к дальним баракам.
Лагерный фельдшер из заключенных осмотрел раны от собачьих клыков на шее священника, промыл их карболкой, замотал шею сыпучим марлевым обрезком и сказал:
- Собаки у него как львы. Не думайте, что они вас покусали. Они только показали зубы. Если бы пес рванул мясо - порвал бы все сухожилия, а заодно и покрошил бы позвонки. Страшные звери. В прошлом году один заключенный сошел с ума и вырвался через колючку в лес. Как он это сделал - до сих пор не понятно. Колючка три метра высотой, в два ряда. Между рядами охраняемая зона, часовой на вышке. А он вырвался. Наверно, только сумасшедшие на такое способны, в них открываются невероятные силы. Ну вот, за ним пошла погоня и лейтенант тоже своих зверей спустил. Что они с бедным беглецом сделали - страшно было смотреть. Один волкодав ему все лицо свез, другой когтями живот порвал так, что кишки наружу выпали. Не связываетесь Вы с Сикорой. Он такой же зверь как его волкодавы.
Отец Петр знал, что лейтенант несравненно страшней своих волкодавов. Он происходил из той же породы, что Хлунова. Но выбора у него не было Его долгом было противостоять Антихристу и он не колеблясь шел своим путем.
Кулиш и Булай
На сей раз встречались в Чешском Краловце. Один из красивейших городов мира привлекал к себе толпы туристов, и посещение его входило в обязательную программу любого, кто захотел по-настоящему ознакомиться с со старой Европой. Расположенный на горных склонах южной Чехии, этот город поражал воображение необыкновенными пейзажами и архитектурой, в которую вложили свою душу и немецкие и чешские зодчие. Его крутые улочки, мосты и площади создавали такую непередаваемую игру городских видов, что хотелось бесконечно сидеть где-нибудь за столиком уличного кафе, вслушиваться в шум быстрой речушки и любоваться этой красотой, созданной сразу двумя гениальными стихиями: стихией природы и стихией человеческого духа.
Кулиш заметно изменил свое поведение и больше не демонстрировал показной ненависти. Была ли она у американца с самого начала, Булай не знал. Ему приходилось видеть всяких янки, в том числе и выдрессированных в центрах специальной подготовки. Они, как правило, обладали высокой психологической устойчивостью и способностью концентрироваться на поставленной цели, но с точки зрения идейной закалки оказывались беспомощными. Как правило, такие противники опирались на примитивный набор заложенных в их мозги формул и при появлении нестандартных аргументов просто впадали в клинч. Что-то подобное происходило и с Кулишем и Данила не торопил события. Он знал, что сам процесс сотрудничества будет постепенно изменять агента изнутри и вполне возможно, что однажды их отношения станут нормальными. Спешка здесь была делом неблагодарным.
Данила вел себя на встречах предельно сконцентрировано. Каждая такая встреча сжимала время и нервы в тугой узел и лишь несколько позже начинал разматываться весь логический клубок сказанного, вместе с выводами и заключениями.
- Можно, я задам несколько необычный вопрос, мистер Булай? - Кулиш начал встречу необычным образом. Данила внутренне напрягся, не зная, что сейчас последует.
- Конечно, мистер Кулиш.
- Некто Виктор Суворов, он же Резун, перебежчик из ГРУ, выпустил книгу "Ледокол", о деятельности советских спецслужб. Неужели все, что в ней написано, правда?
- Почему Вы спрашиваете о книге, которая была выпущена несколько лет назад? Кажется, о ней была достаточно много сказано.
- Вообще, меня интересует феномен предательства. Вот меня Вы принудили к сотрудничеству и я не могу назвать себя предателем. Но в советской разведке было много таких как Резун. Они предавали добровольно.
- Теперь я понимаю. Насколько мне известно, Вы происходите из верующей семьи. Ваши родители католики, так ведь?
- Почему Вы об этом спрашиваете?
- Потому что если Вы ориентируетесь в христианских понятиях, нам проще будет говорить о том, что такое предательство.
- Почему именно в христианских понятиях?
- Потому что они базовые. Перемена лагеря не всегда означает предательство, а Святое Писание такой поступок может объяснить. Ведь ни у кого не вызывает сомнения тот факт, что Иуда предал Христа, правда? А почему?
- Наверное, потому, что Христос олицетворял собою абсолютное добро. Предающий абсолютное добро без сомнения предатель.
- Вот видите, мы говорим на одном языке. Теперь возьмем святого Себастиана. Он был офицером римской армии и предал эту армию, став христианином. За это он был казнен. Христианство сделало его святым, а для римских язычников он являлся предателем. Кто он для Вас?
- Он перешел в лагерь абсолютного добра. Значит, он не предатель.
- То же самое можно сказать и о Савле, который преобразился в апостола Павла. Вот видите, как просто руководствоваться Святым Писанием. Теперь о Вашем случае. Да, мы применили принуждение в отношении Вас. Но разве Вы можете утверждать, что США является лагерем абсолютного добра?
- А Вы разве можете утверждать, что Россия является лагерем абсолютного добра?
- Лагеря абсолютного добра на грешной земле не существует, но в относительных понятиях, то есть, в сравнении с США, Россия является светлой стороной. Знаете почему?
- Почему?
- Потому что в Америке гений лихоимства уже давно торжествует, а Россия еще с ним только начала бороться, и, безусловно, его одолеет.
- Гений лихоимства - это что?
- Это та невидимая сила, которая создала американскую экономику, основанную на ростовщичестве. В Святом писании сказано о ростовщичестве, то есть, о ссудном проценте, как о тяжком грехе лихоимства. Такое общество само себя приговорило к гибели.
- Но каждое Зло утверждает, что оно Добро.
- Да, оно так утверждает и множество людей ему верят. Множество людей ослеплены его ложью. Но у Вас есть собственный опыт, чтобы избежать ослепления.
- Жизненного опыта недостаточно. Нужно еще что-то. Я, например, верю, что Америка является свободной страной, в которой люди живут лучше, чем где либо.
- Тут я поспорил бы. Есть много стран, особенно в Европе, которые для американцев являются недостижимым раем. Возьмите хоть Австрию, хоть Швецию, хоть дюжину других. В них нет тотального контроля государства и меньше изгоев.
- При чем тут изгои? Главное, что коренной американец имеет все конституционные права и живет благополучной материальной жизнью.
- При чем тут изгои, говорите? Вы уже не замечаете, что через двести лет после написания вашей конституции, у Вас не было ни одного чернокожего президента, а органах власти негров можно пересчитать по пальцам. Ваши бесчисленные "чиканос" вообще живут на положении бездомных собак и так далее. А ведь по Христу все люди братья. Если человек таких простых вещей не замечает, то ему трудно различить разницу между Добром и Злом. Но главное даже не в социальной несправедливости, ее везде хватает. Главное в том, какие причины ее порождают и устранимы ли эти причины в принципе.
- Наше общество прогрессирует, это несомненно.
- Несомненно то, что оно присосалось к кровеносной системе других народов. Теперь о причинах Вашей социальной несправедливости, которая при безумном богатстве Америки просто вопиет. Они заключаются в том, что стяжательская суть системы узаконена. Такая система будет бесконечно порождать несправедливость.
- Стяжательство не такой уж большой грех в сравнении с другими грехами.
-Формально этот так. Только оно порождает все остальные грехи. Согласитесь, ведь это правда.
- Мне трудно согласиться, потому что я вырос в этой системе и считаю ее естественной.
- Я Вас понимаю, тем более, что жилось Вам неплохо. Американцы начнут считать свою систему неестественной, когда другие народы сгонят Америку со своей шеи и она будет вынуждена обеспечивать себя всем необходимым по справедливым ценам. Тогда Ваши взгляды изменятся.
- Как раз против этого Америка и сражается.
- Это проигранное сражение. Мир не станет американским.
- И где же по Вашему прячется Добро?
- Добро сегодня действительно трудно различить. Его слишком долго преследовали и уничтожали. Но, все таки, не убили. Оно прячется в душах людей, исповедующих добро. Например, в душах Ваших родителей и в душах других многочисленных христиан по всему миру.
- Только христиан?
- Конечно же, и в душах других народов, которые верят в конечную силу Добра, будь то Христос, Магомет или Будда.
- Эти силы распылены и немощны.
- Как сказать. О католической-то церкви так уж точно утверждать нельзя. И мусульмане демонстрируют немалый потенциал. Да и православная вера находится на подъеме. Не так уж все безнадежно.
- Вы верующий разведчик?
- Чего же здесь удивительного? Удивительно то, что за всю историю нашей разведки был краткий период, когда в ней работали неверующие люди.
Только при советской власти это было правилом. А раньше, сами понимаете...
- Да, понимаю. Вера нашему делу не мешает. Правда, если найдешь компромисс сам с собой по проблеме греха введения в соблазн...Это ведь страшный грех. Помните, как Христос о совратителях детей говорил... "Лучше бы вам не рождаться на свет.... Жернов на Вашу шею и в море..." А ведь мы совращаем детей..., если перевести с библейского на современный язык.
- Когда я совращал вас, Ник, я не углядел в Вас ребенка, извините.
- Легко Вам язвить. Но на самом деле, как часто ничего не подозревающие люди попадаются в наши сети. Вот тут и думай о христианской морали...
- Не вижу противоречий. Надо постоянно возвращаться к главному: на кого мы работаем - на Добро или на Зло.
- По Вашему, все Зло в Америке.
- Объективно Америка работает на конец света. Но нельзя же каждого американца считать участником системы. Есть много людей, понимающих, в каком мире они живут. Может быть, и вы когда нибудь согласитесь с моей точкой зрения.
- С ней трудно не согласиться. Тем более, что я знаю больше, чем любой рядовой американец.
- Кажется, сейчас начнется самое интересное.
- Не знаю, будет ли Вам интересно, но я хочу поделиться информацией, которая пока не имеет никакого значения. Хотя однажды может заиграть.
- Я весь внимание.
- Все таки, мистер Булай, не пора ли нам перейти на деловые отношения? Я рискую свободой за бесплатно, а это очень обидно. Хотелось бы получать за услуги некоторую компенсацию.
- Давайте поговорим о Вашем материальном положении. Оно ведь не так отчаянно, правда?
- Оно неплохое, если судить с точки зрения среднего американца. Но для человека, не желающего иметь постоянных финансовых проблем, оно не блестящее.
- Вы хотите, как Олдрич Эймс ездить на "ягуаре"?
- Неудачная шутка, мистер Булай. Эймс был пьющим человеком, не способным адекватно оценить собственное поведение. Но его все равно не смогли вычислить наши контрразведчики. Он был предан одним из "кротов" в КГБ. Не хотел бы я идти его дорожкой.
- Прошу простить за неприятную аналогию, но все-таки напомню, что расходы сверх разумной нормы всегда были "ахиллесовой пятой" агентуры.
- Я никак не привыкну к тому, что меня называют агентом. В этом есть что-то ужасное.
- Это издержки нашей работы, мистер Кулиш. Однако к делу. Я не против того, чтобы перейти на договорные формы сотрудничества по марксистской формуле товар - деньги -товар. Если, конечно, Вы прекратите относиться ко мне как к врагу. Согласитесь, нелогично платить деньги человеку, который тебя ненавидит.
- Деньги ускорили бы процесс моего потепления.
- Вы уже ставите условия. Это неправильно. Давайте в таком случае отложим разговор на более благоприятный момент. Так какой необычной информацией Вы располагаете?
- Хорошо, я сообщу Вам эти сведения, опять же, в надежде, что они сделают Вас более щедрым.
Так вот, в Дрездене, который я уже не забуду никогда, проживает некоторое количество богатых арабов, которые учились в европейских университетах. Наша резидентура не обращала на них внимание, мало ли арабов шляется по Европе. Зато немецкая контрразведка держит их под контролем и два месяца назад передала нам данные о том, что несколько таких типов явно замышляют что-то нехорошее против Америки. Она перехватила их переписку в Интернете, которая содержит признаки связи с террористическими ячейками.
- И что же в этом необычного?
- Необычно то, что когда мы переправили депешу в Ленгли, воцарилось непонятное молчание. Хотя на такие случаи Ленгли должен реагировать в срочном порядке. Мы не дождались ответа и резидент Джон Меллоу позвонил своему дружку в штаб-квартире, который отвечает за подобные дела, чтобы прояснить вопрос. Как он потом рассказал, его дружок стал мямлить что-то наподобие "не помню такой бумаги... посмотрим, куда она делась и т.д." Джон махнул на эту историю рукой, мол, мы свое дело сделали. Как штаб-квартира решит, так и будет, и больше к этому вопросу не возвращался. Тем более, что информация не наша, а немецкая. Я тоже уже начал забывать про этот случай, но напомнил мне его Эрих Зонненфельд из БФФ, с которым мы дружили еще в Бонне. Он спросил, что мы делаем по той информации, а когда узнал, что мы не делаем ничего, то замолчал, будто ему воткнули кляп в рот. Видимо, сообразил что-то такое, о чем я не догадывался. Я запомнил этот эпизод и задумался. Стало ясно, что история очень туманная и черт дернул меня в ней разобраться. С Меллоу я уже ничего не согласовывал, так как точно получил бы запрет на любые действия. Этот парень ориентируется строго на Вашингтон. Я по собственной инициативе направил своего агента из числа местных аборигенов поработать вокруг этих арабов. Источник мой работает в криминальной полиции. Он подготовил хорошую легенду и отправился в Дрезден. Каково же было мое удивление, когда он привез следующие плоды своей командировки.
Как вы понимаете, славные традиции немецкого сыска не позволяют полиции иметь прорехи в наблюдении за каждым гражданином, населяющим эту священную землю. Дрезденская криминалка довольно плотно присматривает за арабами. Мало ли что, наркотики, оружие, проститутки и так далее. Когда мой агент поднял досье на этих типов, то он обомлел от неожиданности: криминалка засекла контакты арабов с приезжими из Израиля. Точнее говоря, евреи имели документы граждан Египта и выдавали себя за египтян. Но эти "египтяне" наряду со встречами с арабами, провели еще встречу со своим агентом в синагоге, откуда и поступила утечка к немцам. Полиция смекнула, что ребята представляют "Моссад" и сообщила об этом в местное отделение БФФ. Видимо Зонненфельд и удивился, узнав, что мы ничего не предпринимаем. Но, тем не менее, сами по себе приезжие вели себя мирно, никаких нарушений закона не было и задерживать их на основе агентурной информации о том, что они не те, за кого себя выдают, было бы просто смешно. Поэтому немцы спокойно отпустили гостей с миром на их историческую родину. Как информация?
- Она конечно, очень интересная, но что в ней сенсационного? Израильские спецлужбы во всю вербуют арабов и используют их в своих целях. Видимо, это один из эпизодов.
- Вы хотите сказать, что арабы, имеющие связь с израильской разведкой с одной стороны и с террористами с другой - это не интересно?
- Скорее всего, арабы работают по заданию Моссад против террористов.
- Я в это не верю. Моссад не будет затевать такой спектакль для простой встречи с агентами. Можно пригласить их на любой средиземноморский курорт и спокойно там поработать, не рискуя попасть под наблюдение БФФ.
Не могу отделаться от впечатления, что утечка о встрече должна была состояться. Скажите, у Вас есть источники в БФФ?
- Мистер Кулиш, что с Вами случилось? Вы же знаете, что на такие вопросы не отвечают.
- Я думаю, не рассчитан ли спектакль на доведение какой-то информации до Вашей Службы. Но для этого у вас должны быть свои люди либо в дрезденской криминалке, либо в БФФ.
- Хорошо, объясните Вашу мысль подробнее.
- Я уверен, что заговор 9/11 со всех сторон обставлен ловушками. Слишком много желающих влезть в его тайну. Это - одна из ловушек. Контакты людей Моссада с арабами были слишком демонстративны.
- И каковы Ваши соображения по этому поводу?
- Понимаете, мистер Булай, мою семью приютила Америка, когда она бежала от Гитлера. Мы нашли в Америке самое главное - возможность достойно жить. Я вырос в достойной стране и продолжаю верить в ее достоинство. Мне становится тошно от одной мысли, что за событиями 9/11 кроется совсем другая Америка. Это для меня катастрофа. Я не хочу думать об этом.
- Знаете, я когда-то находился в подобной ситуации. Я тоже вырос с сознанием того, что моя страна - самая достойная на свете. Потом пришел Хрущев и объявил, что мы жили при сталинской диктатуре, которая лишила нас свободы. Теперь это же повторяют наши либералы обо всем советском периоде, но я уже успел сделать для себя выводы.
- Интересно, каковы же они.
- Мы действительно жили при диктатуре и у нас была действительно ограничена личная свобода. Но это не значит, что наш народ был похож на убогого и бесправного заключенного. Это ложь, которую нам пытаются внушить. В тяжелейших условиях сталинизма и после него народ строил свою жизнь, свою культуру, свою духовность. Это неоспоримый факт. И это был фундамент для построения совсем другого общества. Мы создали сильную, хорошо управляемую страну. По логике исторического движения, следующий этап должен был стать более светлым и свободным. Но одним из пороков сталинской политики было то, что он не оставил после себя достойного преемника имперской идеи, как это в Китае сделал Мао Цзе Дун. Как видите, однопартийная диктатура совсем не исключает появления крупных мыслителей исторического масштаба типа Дэн Сяопина. Этот человек сумел начертить будущую траекторию КНР без катастроф и поражений. А у нас однопартийная диктатура КПСС породила отрицательную селекцию руководящих кадров. Это и привело в конце концов к появлению на свет уродов вроде Горбачева и Шеварднадзе. В результате мы имеем то, что имеем.