|
|
||
И, видимо, жизнь не такая уж вещь пустяковая, Когда в ней ничто не похоже на просто пустяк. Е. Евтушенко. | ||
Петра Петровича уложили в массивный прозрачный саркофаг, посверкивающий в безжизненном свете невидимых ламп. Бесшумно поехала верхняя панель, герметично упаковав пациента в стеклянном гробу. Для полноты картины не хватало лишь мощных цепей, на которых саркофаг с бедным Петром Петровичем внутри подняли бы и оставили одиноко висеть между кипельно-белым потолком и таким же полом в окружении не менее белоснежных стен. Началось негромкое позвякивание. Испытуемый не смог определить внутри ли саркофага раздавались звуки или снаружи — у него внезапно исчезло ощущение времени и пространства. В груди Петра Петровича уже было зашевелилась пушистым котёнком паника, она сделала первую неуверенную попытку обдать холодом ноги и залить жаром лицо. Но тут звякнуло громче и категоричнее прежнего, после чего саркофаг внезапно распахнулся и выпустил пациента, начинающего покрываться липким клаустрофобическим потом. В помещение, где проводилась процедура, вошел профессор. В том, что это был именно профессор, ни малейших сомнений возникнуть не могло: бородка клинышком, очки в тонкой золоченой оправе, порывистость и в то же время вальяжность в движениях — все это было многократно продемонстрировано в художественных фильмах как типичные профессорские признаки. Вошедший обратился к пациенту с опять же профессорской покровительственной бархатцей в голосе: — Ну-с, любезнейший Петр Петрович, теперь я попрошу вас пройти в соседний кабинет. (Вполне возможно, пресловутого «ну-с» профессор на самом деле не произносил, но для вящей выразительности пусть останется так). Сейчас Елена Валентиновна, — он указал взглядом на появившуюся как бы из ниоткуда хорошенькую молоденькую докторшу, — скрупулёзнейшим образом уточнит ваши жалобы. А тем временем мы с коллегами обсудим результаты сегодняшней пси-томографии. — И жестом актёра Максима Штрауха, изображавшего Ленина в фильмах столетней давности, профессор указал на саркофаг. Стало ясно, что недавнее позвякивание обозначалось вызывающим пиетет научным термином. Профессор бегло просмотрел данные обследования Петра Петровича — это была стопка квадратиков из плотного прозрачного материала — и, нажав на кнопку селектора, произнёс отчётливо и командно: — Общий сбор у меня. Немедленно. Он роздал листки подчиненным, собравшимся через пару минут в его кабинете. — Острая боль в желудке. Консилиум через полчаса. — Шеф снова был лаконичен. Ровно через тридцать минут он уже собирал у своих сотрудников квадратики, густо заполненные теперь ломаными линиями всех цветов радуги. Сложив полученные данные в аккуратную стопку, профессор поместил всё это в небольшой металлический контейнер, тускло отсвечивающий анодированными боками. Шкатулка оказалась с секретом — через минуту профессор извлёк оттуда не разрозненные квадратики, а цельную полупрозрачную плитку. Отдельные прежде линии теперь превратились в связанные между собой разноцветные нити, двигающиеся внутри плитки в причудливых извивах. — Кто у нас сегодня отвечает за целокупность? — Спросил профессор. Ответа не последовало. — Юрчик! И опять он опаздывает! — В горле у шефа булькнуло, и это было опасным знаком. — Я давно на месте! — В кабинет влетел взъерошенный молодой человек. Одной рукой он совершенно бесполезно приглаживал рыжую шевелюру, другой застегивал на себе медицинский халат. Юрчик нагнулся над столом, поразмышлял с минуту и стал расставлять цветными маркерами на поверхности плитки крупные точки, а потом оттискивать штампы возле них. Красная точка была им обозначена: «Точка рождения (Я — человек». Возле оранжевой он проставил: «Точка половой идентификации (Я — женщина) ». — Хоть и зовут меня Петром Петровичем. — Саркастически заметил шеф. — Пардон! — И Юрчик восстановил половую принадлежность пациента. Когда он закончил проставлять целокупность, профессор обратился к докторам: — Кто у нас сейчас на «Сегодня»? — Сейчасьем сегодня занимаюсь я. — Хорошо поставленным голосом отозвалась немолодая женщина с холеным породистым лицом. — Так не тяните, приступайте, Дарья Борисовна! — как и все начальники, профессор не любил, когда подчиненные его поправляли. Приступать, собственно, было не к чему — у Дарьи Борисовны, как всегда, все было готово. Она положила перед шефом прозрачный листок, который тот закрепил на плитке. Доктора, обступив шефа, внимательно рассматривали то, что получилось в результате. — Подведем первоначальные итоги. Какие на данном этапе будут мнения, коллеги? — Спросил профессор. — Линия рода пересекается с сейчасьем, как раз на том уровне, где некая женщина напоила прадеда пациента водкой, в которую было добавлено снадобье для так называемого приворота. То ли водка оказалась палёной, то ли с ингредиентами зелья что-то напутали, только вместо прилива нежных чувств у прадеда развилось тяжёлое язвенное поражение двенадцатиперстной кишки..., — Спеша, слегка сбиваясь, заговорил худой, средних лет человек в больших роговых очках. — И это событие зафиксировано в матрице Петра Петровича как раз над точкой «Я — мужчина». — Вставил Юрчик. — Напоминаю докторам — сегодня мы только снимаем острую боль. Все остальное в плановом порядке. — Продолжал руководить профессор. — Но ведь такое пересечение не может быть случайным! — Худой доктор был исполнен решимости отстаивать свою точку зрения. — Мы позже обсудим поднятую вами тему. А сейчас вы затягиваете обсуждение, уважаемый Прохор Ильич! — Шеф был подчеркнуто вежлив с теми, кто испытывал его выдержку, — Ещё кто-нибудь хочет высказаться? — Позвольте мне. — Вступила в обсуждение молодая женщина, чьи внешние данные мало подходили для ассистентки медицинского профессора. «Ну и долго ты будешь пылиться в медицине — при такой-то красоте?» — с легкой тоской подумал шеф и произнес вслух: — Слушаем вас, Анастасия Анатольевна. — По космологическим связям растительным адаптером данного больного является Переступень белый. Пусковым моментом болезненных состояний в этом случае является раздражение, проявляемое пациентом бурно, резко. Профессор, я не согласна с вами в том, что Прохор Ильич несвоевременно поднял свою тему. Если ее учитывать, получается, что в сейчасье у пациента мог заболеть именно желудок. Объект его раздражения должен был его спровоцировать в данный момент времени — выдать то, чего тот уж точно не смог бы переварить, причем в буквальном смысле тоже. Анастасия всегда настраивала шефа на мирный лад, тот и не собирался ее осаживать. — И этот объект — женщина! — Оживился Юрчик. — И она, раздражая его, занимает практически все его сейчасье. — С готовностью подхватила Дарья Борисовна. — Так. Пора узнать, что выявлено при опросе, — Шеф вызвал Елену Валентиновну. Молоденькая докторша доложила следующее. Петр Петрович опасался возникновения семейных сложностей: столкновения интересов, несогласованности, появления соперников, неудобных для семьи занятий будущей жены. Поэтому супругу себе он выбирал долго и основательно. Не так просто найти женщину, способную оберегать покой мужа, не утомляющую своими проблемами. Сложностей у Петра Петровича и на службе хватало. Женился он на женщине домовитой, порядочной, во всем с ним заранее согласной. Нос у неё, правда, был картошкой, а глаза бесцветные и маленькие. Не красавица, конечно, да не с лица же воду пить. Красоток с их проблемами, возникающими исключительно по причине неумеренного эгоцентризма, хватало в окружении Петра Петровича. Изъяны супруги были несущественными, тем не менее, крайне раздражающими. Например, она никак не могла научиться верному произношению многих слов, и у нее были неважные манеры. Вот, вчера, когда Петр Петрович наслаждался приготовленным женой вечерним чаем («сам учил: где покупать, как заваривать, в какую чашку наливать»), она уселась напротив и принялась ковыряться пальцем в своём картофельном носу. Петр Петрович вспылил, разошелся, и в запале разбил свою любимую чашку. Как и следовало ожидать, ночью появилась боль в желудке. Он заранее знал, что скандал ему даром не обойдется — досконально изучил свой организм. — Так что, доктора, готовим квантовый раствор вычисленного Анастасией Анатольевной растения? Возражений не последовало. — А не начнет ли пациент после нашего лечения создавать себе проблем, например, искать другую женщину — самостоятельно мыслящую, слишком привлекательную, чтобы можно было преспокойно чаи гонять? Не станет ли ему тогда еще хуже? — Говоря это, профессор смотрел только на Анастасию. — Наше дело правильно подобрать лекарство. Мы же не боги, чтобы знать, что для человека хуже, что лучше. — Произнесла та, избегая взгляда шефа. — Уходить от проблем он уже пробовал, и, как видим, неудачно. — Пряча улыбку, поддержала ее Дарья Борисовна. Все участники консилиума принялись рассматривать «плитку» пациента и увидели, что движение нитей в ней приняло более упорядоченный характер.
|