Ерёмин Сергей Алексеевич : другие произведения.

Спасатель

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Он и она. Спасут ли друг друга?

  

Спасатель

Всего я спасал эту женщину три раза.

Познакомился я с ней... да вот, как начал в первый раз спасать, так и познакомился.
Вечером недоброго октябрьского дня я бежал по мокрому лесу, торопился на последний автобус. Погода стояла в горах... да не было никакой погоды! Мразь и грязь, а не погода: порывы пронизывающего насквозь ветра несли в лицо то ли дождик, то ли снежок. Я нёсся, не обращая внимания на развязавшийся шнурок на кроссовке, только полную корзину с грибами из руки в руку перебрасывал. Рюкзак, набитый опятами, надоедливо давил между лопатками каким-то жёстким выступом. Положительно не было никакой возможности остановиться, завязать шнурок и переложить поклажу. Уже стемнело, октябрь всё-таки, а мне ещё скользить и скользить по разъезжающейся под ногами грязи горной тропы. Если бы я не знал эту дорогу наизусть, то, пожалуй, уже пару раз навернулся бы.
Погода сильно подгадила мою сегодняшнюю вылазку за грибами: с утра и до обеда светило солнце, было тепло и сухо, я бродил по лесу в одной рубашке. Постепенно небо затянуло облачками, которые переросли в сплошные... в сплошную тучность. Потом посыпалась мокрая гадость, потом задуло, и гадость на глазах превратилась в холодную мерзкую липкую кашицу, норовящую скопиться на голове и потом сползти за шиворот свитера.
Я бежал и матерился, матерился и бежал... стихи, однако... периодически разбрасывая разъезжающиеся на глине ноги, как корова на льду.
Злобно матернувшись в очередной раз в адрес погоды, её матери, да и в свой, дурака тоже, я вдруг метрах в десяти от себя заметил огонёк костра. Кого это тут носит? Неужто ещё маньяки вроде меня? Грибники-идиоты? Случилось что? Заблудились? Я двинулся на огонёк. Кто тут у нас?
Ага, не маньяк - маньячка: у злобно шипящего на сырость костерка сидела девушка.
В легонькой курточке, съёжившаяся и нахохлившаяся, как воробушек, глубоко надвинув на лицо капюшон, она нависала над пламенем, чуть ли не ныряя в него лицом. Её била крупная дрожь, видать, сильно озябла. Рядом с ней лежал разноцветный пижонский рюкзачок.
- Добрый вечер, красавица! Откуда дровишки?
Девушка вздрогнула и подняла голову, слепо щурясь после пламени костра в темень леса. Девушка и девушка... так себе... глаза вот... в общем - глаза ещё те, волшебные глазищи такие.
- Добрый. Из леса... вестимо.
- И чего загораем?
- Ногу подвернула, скорее всего, связки потянула.
- Блин... а где же сопровождающие лица?
- Я одна...
- Блин с маслом! Что, идти совсем никак?
- Я за час метров сто проковыляла, пока ещё светло было. Решила, что не смогу сегодня никуда уже дойти, свернула с тропинки в лес, тут валежника много... вот костёр.
- Покажи-ка, милая, ногу.
Дядька я уже тогда был взрослый, под сорок, девок не боялся: ни красоток в городе, ни дриад с глазищами... в вечернем лесу. В четыре руки сняли модный кед, фирменный адидасовский носок... ощупал лодыжку, пальцы, сустав... помял, чуток повернул ступню в сторону. Сдержанный стон в ответ, и немой вопрос в глазах: что скажешь, эскулап прохожий?
- Ну, не вывих, не трещина, ты права - потянула связки, за неделю заживёт. Что сейчас делать будем?
- Да вы идите, идите. Я тут у костра ночь пересижу, и завтра потихоньку дойду.
- Угу... я пойду, ты дойдёшь, они придут - спряжение глагола... Тут бежать надо, чтобы на последний автобус успеть. Ты же ведь тоже из города?
- Да...
- Ладно, красавица, обувайся.
Пока она обувалась... под мокрым снегом на ветру... я думал.
Думал он, как же! Что тут думать - не бросишь же девчонку одну в лесу на ночь замерзать. Нести её на руках? Гм... а ведь девушка не маленькая: стройная, но высокая, килограммов шестьдесят живого веса. Я закинул её рюкзачок себе на плечо, свою корзину пристроил на сгиб локтя.
- Обулась? Держись за шею.
Нагнулся, подхватил рукой под колени, поднял. М-да... не Геракл. Побрёл потихоньку с ношей на руках: сначала на тропинку, затем запыхтел, топая сквозь тёмноту и мокрый снег. Не столько видя, куда идти, сколько зная. Ноша молчала, крепко обняв меня и держась обеими руками за шею.
Продержался я недолго. Впрочем, и не собирался. Пройти пяток километров ночью по лесным склонам, да даже по дороге, с таким грузом - для меня нереально. Давно уж не двадцать лет, когда я мог бродить всю ночь по горам-лесам с тяжёленным рюкзаком, удивляясь сам себе, что цел и даже остался с глазами.
Мы остановились у знакомого мне небольшого распадочка: здесь было тише, несколько скальных каменюк давали защиту от ветра, а валяющиеся в изобилии сучья и даже целые стволы снимали проблему дров.
Я навалил груду сучьев, закидал их мелкими ветками... мокрыми, увы... и над этой кучей соорудил из длинных жердин нечто вроде каркаса небольшого чума. На две трети вокруг каркаса по-быстрому натянул кусок плотного полиэтилена, который всегда таскал с собой в рюкзаке. Немалый такой кусок, 2х3 метра, тяжёлый, зараза. Советский полиэтилен - это было нечто. Вот пригодился.
В "чуме" можно было сидеть вдвоём, плотно прижавшись. С открытой стороны я развёл костёр. Пока мелкие сучья, шипя и дымя, разгорались, подтянул два толстых куска стволов и сунул их в огонь вплотную друг к другу. Сейчас они подсушатся снаружи и займутся, затлеют красными боками. Потом их даже не погасишь тем мокрым снегом, от порывов которого мы так удачно укрылись. Снежок летел, ложился на всё вокруг, но таял на мокрой земле, на осыпавшихся с деревьев листьях, на нашем полиэтилене.
Я пристроил вокруг огня прутики с насаженными на них опятами из моей добычи и раздумывал, можно ли как-то подогреть воду в стеклянной колбе термоса, который нашёлся в рюкзачке моей дриады. Решил пристроить сей хрупкий сосуд поближе к углям.
Ночь сгустилась вокруг нашего "вигвама", в свете костра неслись мокрые хлопья снега и тяжело падали куда-то во тьму. Деревья, как им и положено в такую погоду, шумели. Мизансцена выстроена, реквизит разложен, бутафорский задник прячется за слоями кулис.
- Ночуем? - девушка попалась неболтливая. Это были её первые слова с того момента, когда я подхватил её на руки.
- Приходится. Пересидим ночь, завтра с утра побредём потихоньку. Тебя ждут, наверное, волноваться будут...
- А тебя?
- Некому волноваться. Живу один. Сегодня суббота, выходной. Ну, позвонит кто-нибудь, меня дома нет, и что с того?
Год был 99ый, о мобильниках большинство в нашем городе могло только мечтать.
- Понятно. А меня... меня тоже никто разыскивать не будет! - и сказано это было так горько, что становилось понятно: что-то тут не так, что кто-то ведь должен беспокоиться, искать, что неправильно это, когда девушку никто разыскивать не будет.
- Рассказывай.
Она начала рассказывать: пошли компанией в поход по осеннему лесу. С плановой ночёвкой в районе лесного кордона. Всё необходимое для них двоих нёс её... парень. В походе поругались... в общем-то поругались уже давно - отношения зашли в тупик. Просто сегодня были сказаны окончательные слова. Она развернулась и пошла по известной ей дороге с горы в село. Никто не кинулся следом. Тут начался дождь, поднялся ветер, дождик сменился мокрым снегом. Поскользнулась, подвернула стопу. Нашла место, развела костёр, чтобы переночевать. Вот.
Немногословно, но исчерпывающе. Я не стал настаивать на подробностях.
Что толку описывать ту давнюю ночь? Ничего хорошего: холодно, сыро. Жевали поджаренные резиновые опята, пили тёплую, тут же стынущую водичку. Снег уже не таял на плёнке нашего чума, а сползал тяжёлыми пластами вниз на землю. Мы сидели, плотно прижавшись друг к другу, но это плохо помогало. В конце концов, я укутал её ноги своим рюкзаком и посадил девушку себе на колени, обнял её. Она спрятала своё лицо где-то в районе моей шеи и своим дыханием грела меня. Периодически мы проваливались в мрачную дрёму, но спать не получалось и мы просыпались от озноба и стука собственных зубов. Наша одёжка не была рассчитана ни на такую погоду, ни тем более на холодную ночёвку. Костерок наш хоть и давал тепло, но всё сдувало ветром.
Сидеть на куче сучьев тоже было, мягко говоря, некомфортно... Грубо говоря: жестковато для задницы. Периодически мы вставали, разминались, растирали друг другу спины.
В ожидании нескорого рассвета всё же разговорились. Я ей рассказал о себе: скоро сороковник, разведён, есть сын-подросток, он остался с женой... бывшей женой, я живу один, ни тебе любовницы, ни какой подруги, программист, фанат-грибник. Вышел пробежаться, даже бутербродов не захватил. Да, извини, не представился - Сергей.
- Очень приятно, Лена. Я тоже одна... теперь. Была замужем ...как-то раз, детей нет, тридцать один...
- Никогда бы не подумал, выглядишь гораздо моложе.
- Спасибо за комплимент. Я - предприниматель... - усмехнулась своим мыслям, - бизнес-вумен... кондитерский цех, пекарня, места на продовольственных рынках, магазины... - назвала торговую марку.
- А-а, так я же знаю этот бренд! Я твой "бородинский" хлеб беру. Только его - настоящий.
- Спасибо.
- И что, тебя никто не ждёт? Помощники там какие-нибудь, производство ведь ежедневное, без выходных?
-Так я же всем инструкции дала, всех предупредила: буду дома только вечером в воскресенье! Мне могут что-то послать на пейджер, так он тут не принимает.
- Да-а, ситуация.
Так мы сидели и болтали ни о чём и обо всём, очень откровенно и одновременно не раскрываясь сильно. А вы попробуйте по-другому: ещё несколько часов назад совсем незнакомая и чужая девушка сидит у тебя на коленях, интимно и "страстно" прижимаясь, ты шаришь своими руками по её телу - пытаешься растереть и тем самым согреться сам, она отвечает тем же... уши вот мои растёрла. Кто думает, что это эротично - милости прошу на такую вот ночёвку, пропади она пропадом.
Когда рассвело, мы долго выбирались из леса, ещё дольше ковыляли по грязи грунтовки. Лена опиралась на меня и на палку, которую я выстругал для неё. Каждый шаг давался ей непросто. Мы часто останавливались, радовались тому, что опять вышло солнце, опять тепло и... "травка зеленеет, солнышко блестит", ромашки вон стоят у дороги. Что тут скажешь - октябрь в Крыму.
В духоте автомобильного салона снятого на трассе бомбилы, наскоро перекусив колбасой из первого попавшегося магазина, мы провалились в беспробудный сон. Её головка подпрыгивала на моём плече на каждой выбоине дорожного полотна, но такими мелочами нас было не разбудить. Когда водила растолкал нас в городе около её дома, мы потянулись, разогнулись и... моя поясница, измученная холодной ночью, не выдержала - меня скрутил радикулит.
Вот народ повеселился, наверное, когда наш таксист сначала помогал выбираться из машины хромоногой Лене, а потом вынимал из салона меня, копию буквы "Г".
Так я первый раз спас её. Первый раз был у неё в гостях... первый утренний кофе. Нет, не подумайте чего, никакого интима, секса и т.п. близких отношений за те сутки, что я, скрючившись, провёл у неё в доме, не было. Всё это было потом, через несколько месяцев. А в понедельник, ближе к обеду был спасительный, чудодейственный укол её знакомой докторши. Я сумел разогнуться и, откланявшись, побрёл восвояси. В тот день я даже не разглядел, что Лена очень и очень симпатичная. Но она мне весьма понравилась в своей домашней ипостаси.
Не считая самого начала нашего знакомства, у нас потом всё было классически: ухаживание, кино-театры, кафе-рестораны, стихи-цветы. Всё как положено. Вплоть до того самого, чего не случилось абзацем выше.
Второй раз я спас её нескоро.
Второй раз я спас её через шесть лет, в 2005ом.
Прошедшие годы были непростыми. Наши отношения напоминали синусоиду: то густо, то пусто. Любил ли я её? Да, пожалуй... ладно, буду честен с собой: "пожалуй" заменю на "очень". А она меня? Иногда мне казалось, что "да", чаще - "непонятно", случалось, что и "нет".
Разные мы оказались. Совсем-совсем разные.
Нет, нас нельзя было назвать "лёд" и "пламя". Просто... просто я - программист. Моя любимая конструкция: if then else - проверить условие и если оно выполняется, то делать то, иначе делать это. Я всю жизнь думаю и делаю так, рассматриваю варианты событий и ищу действия для тех или иных случаев. Очень тщательно рассматриваю. Так тщательно, что написание программы анализа достаточно сложного события затягиваю до бесконечности, так как нахожу всё новые и новые варианты развития, которые надо бы рассмотреть и запрограммировать. С такими программами приходится поступать, как с ремонтом: прекращать, а не заканчивать. К примеру: если в математике задача о вероятности выпадения той или иной стороны подброшенной монетки сводится к "аверс - реверс" (орёл - решка), 50 на 50, то моя физическая модель будет содержать и падение на ребро ("гурт") с последующим существенно продолжительным устойчивым положением, и непадение вообще по следующим причинам...
Перечитайте предыдущий абзац, его мне тоже пришлось закончить волевым решением.
Лена... Лена - другая. У неё развитая интуиция, она руководствуется эмоциями, чуть что не по ней - "Ах, так? Катись, свободен".
Я катился... частенько.
Нет, у нас случались периоды продолжительного сближения, мы могли месяца два-три жить вместе: чаще у неё, чем у меня - у меня-то однокомнатная. Жили-жили, потом "катись" на ровном месте, и покатился. Я всегда задумывался, за что мне пинка под зад выписали. В большинстве случаев какой-то конкретной причины я не находил. Очевидно, ошибка была системной т.е. причиной был я сам.
Через пару лет таких отношений Лена сформулировала свои претензии ко мне. По её мнению, я должен найти другую женщину, жениться и завести ребёнка. Пунктик у неё был - дети. В молодости она сделала аборт, с тех пор кучу денег на лечение угрохала, а шансов родить не прибавилось. Из-за этого у неё и первый брак распался. Я, конечно, всё понимаю, но зачем придумывать мне какие-то желания, которых у меня нет? У меня есть сын. В 2005 году парень уже в университете учился, невеста у него была. Я практически уже дедом был. Мне одного сына вполне хватало. И Лена меня устраивала. Не хочешь за меня замуж? Так я и не настаиваю. Не хочешь жить вместе? Какие проблемы, разбежались на какое-то время по своим норкам. Скучал, конечно, во время этих разлук, но надеялся, что проветрится моя женщина, позовёт.
Ревновал? А как же! Молодая, красивая, самостоятельная, независимая - мужики не пропускают. А я сижу "в отставке". А они... а она... разное в голову в такие моменты лезло.
Но она возвращалась регулярно. Число расставаний соответствовало числу возвращений.
В ту сентябрьскую пятницу она позвонила мне после месячного "отпуска" и объявила... да-да, так вот безапелляционно, как своей собственности: на работе не засиживайся, сразу по свистку выходи, стой на остановке, я подъеду, заберу тебя и поедем к тебе... проверим, как ты свою квартиру содержишь: чисто ли, убрано? Я ответил "есть" и засуетился мыслями: что у меня дома есть, что ещё купить.
Надобно сказать, что у меня машины не было. Несколько лет я копил денежку на покупку авто, а когда собрал, то сынуля преподнёс нам с его матерью сюрприз: женюсь. Ладно, дети, женитесь, мы с твоей мамой тоже ещё студентами... А чего так приспичило? А надо, папа, надо... ребёнок у нас будет. Ребёнок - это... в общем-то, хорошо. Но, сын, любовь-то есть? Или кроме залёта ничего? "Это по любви" - пропел сын. И засветился изнутри. "Здорово. Ну, что ж: совет да любовь. Ты у нас вот тоже... по любви".
Посовещался с женой, с будущими сватами: сбросились все вместе и купили детям квартирку однокомнатную - подарок к предстоящей свадьбе. А я в очередной раз остался без машины.
Лена ездила... гоняла по городу на чёрном "Пассате". Серьёзная такая машина, немецкая. "Народная" - для уверенного в себе народа.
Подобрала меня на остановке, газанула, одновременно подставив щёчку для поцелуя, будто только утром расстались, разбежавшись по работам, а не месяц назад.
Улочка, которая ведёт в мой микрорайон, старая, узкая - две полосы, застроена частными домами, имеет наклон градусов в десять. Мы ехали снизу.
Когда я садился в машину, то подо мной сбился чехол на сидении. Я упёрся ногами, откинулся спиной аж на подголовник так, что моя голова ткнулась в потолок, и зашарил руками под, извиняюсь, задницей, поправляя чехол.
Это нас и спасло. Задрав голову, я смог гораздо дальше, чем Лена видеть, что там впереди. А впереди случилось вот что.
Мы ехали за старым жигулёнком, который перекрывал видимость Лене, она как раз слегка нагнулась к приборной панели в поисках диска с музыкой. По встречке шла старая развалюха, типа американцев шестидесятых годов: низкая, широкая, длинная. Платформа такая. За ней летел джип, резво догоняя американку. Водитель джипа решил обогнать старый рыдван и начал выворачивать левее, на нашу полосу. Тут гроб с колёсиками резко притормозил перед очередной выбоиной... ямой на дороге. Джип не успевал обойти впередиидущего, водитель растерялся и начал круче выворачивать на встречку и неуверенно тормозить. Может быть, всё и обошлось бы, если бы не вода. На этой улице частенько случается протечка старого водопровода, и тогда весь асфальт покрыт плёнкой воды. Сейчас водичка сыграла роль смазки на дороге. Джип нырнул в ту же яму, что и старая рухлядь до него, выпрыгнул из выбоины и приземлился правым передним колесом на низко присевшую колымагу. С этого трамплина он начал выполнять прыжок с переворотом.
И прилетит он сейчас на... Жигулёнок перед нами взревел изо всех своих старческих сил, пытаясь уйти вперёд.
- Тормози! - заорал я. Голос у меня был... дурной.
Надо отдать должное Лене, она выполнила мою команду, не раздумывая, на рефлексе. Более того, она ещё и вправо ушла, прижалась к бордюру колесами так, что аж внутренности съёжились от противного скрипа и визга. Нас швырнуло вперёд к лобовому стеклу. К счастью мы были пристёгнуты. Но в шее что-то явственно хрустнуло.
Джип же прилетел туда, откуда ушел жигулёнок, и где сейчас был бы нос нашей машины. Он рухнул крышей на дорогу и заскользил по водяной плёнке вниз, к нам.
Остановился, развернувшись водительским боком в сантиметрах семидесяти-шестидесяти перед нами. В салоне среди сработавших подушек виднелся водитель, висевший вниз головой на ремне безопасности. Спереди из джипа закапало, затем затрещало искрой и потянуло дымком.
Я глянул на Лену, она сидела, вцепившись обеими руками в баранку, упёршись зрачками в перевёрнутый автомобиль, но её взгляд быстро приобрёл осмысленность. Она посмотрела на меня:
- Цел?
- Цела?
Мы сказали это одновременно. Тут из-под капота джипа начали пробиваться язычки пламени.
- Чёрт! Лена, сдай назад... - я выскочил из машины и бросился к перевёрнутой машине. Мог бы и не командовать, Лена сама уже начала отъезжать.
Дальнейшее осталось в памяти клиповой нарезкой: присев, я лезу в салон джипа отстёгиваю водителя и тащу его прочь от горящей машины... Лена бежит с огнетушителём... из американского рыдвана карабкается дед, тоже с огнетушителем... кроме наших трёх машин на дороге никого... я лезу в салон джипа с пассажирской стороны, мне показалось или там, среди каких-то вещей и подушек безопасности кто-то ещё есть?.. Лежу на спине в салоне джипа, среди пакетов и сумок, пытаюсь на ощупь отстегнуть ремень, надо мной висит головой вниз девочка лет одиннадцати-двенадцати... на меня капает... кровь... никак не соображу, где же этот чёртов замок... не отстёгивается!.. спина мокрая, ноги обжигает... воняет машинным маслом... хорошо, что не бензином... я весь в пене... обожгло ноги... передаю кому-то ребёнка... меня тянут за ноги... много воды, мокро... отключаюсь.
Тут же прихожу в себя - струя холодной воды из шланга в грудь. Лена поливает меня водой.
- Алло, гараж! Хорош меня мыть.
- О, оно заговорило... а то только мычало... - Лена вымученно улыбается, лицо мокрое: вода? ...слёзы? Можно обо мне чуть-чуть поплакать? Хотелось бы...
- Откуда водичка?
- Из крана, вестимо, еле достучалась, - Лена кивает головой в сторону открытых ворот дома по соседству. В них пропадает, красиво изгибаясь шланг, из которого меня...
- Хватит уже, я чистый...
- Чистый... Снимай рубашку, чистый!
Я тащу с себя... когда-то это было рубашкой... сейчас это грязная промасленная вонючая тряпка.
- Что там?
- Всё хорошо, все живы, у девочки сильное сотрясение и сломан нос. Наверное, подушкой разбило. Скорая быстро подскочила, местные вызвали. Сейчас я тебя тоже покажу.
Она уходит к "Скорой помощи". Я оглядываю поле боя и ничего не вижу, кроме толпы народа, которая на что-то глазеет, судя по всему, на джип. Из-под толпы струится вода с радужными разводами - стало быть, всё погасили. Шланг, который положила под дерево Лена, один... значит, она одна и тушила. Вопрос: где были все эти люди, когда хрупкая женщина одна... ладно, вместе с дедом и ещё парой человек... стучалась в запертые ворота, а потом тушила всю эту катастрофу? Как поглазеть, так все. Вот и на меня периодически поглядывают. Я попытался встать...
- Сидеть! - тётка в белом халате склонилась над павшим бойцом... надо мной. Тут же начала смотреть зрачки, спрашивать, как зовут и сколько лет, щупать голову...
- Скидывай штаны, ноги посмотрим...
Я снимаю джинсы, на ногах кое-где красные пятна ожогов... Лена старательно небрежно спрашивает врачиху:
- Ну, как он?
- Твой? Не волнуйся, милая, этот самец тебя ещё до смерти затрахает! Обещаю, - врачиха привычно груба и иронична. Защита от пугающей действительности? Я бы не смог вот так, ежедневно глядеть на человеческую мясорубку. - Лёгкое сотрясение мозга... возможно... надышался дымом... возможно... ожоги - тьфу и растереть! Купишь мазь... - потеряв ко мне интерес, она начинает рассказывать Лене, что со мной делать.
Я пытаюсь надеть штаны. Моя женщина замечает это:
- Стоп-стоп-стоп! Снимай. Что там у тебя в карманах? Ключи? Выложи вот сюда, - Лена протягивает мне пакет. Я снимаю джинсы и стою в трусах, носках и туфлях. Ну, если это ещё можно назвать туфлями: раскисшие, в масле, обгоревшие. М-да.
Лена роется в багажнике, перебирает какие-то тряпки:
- Где же она? Куда я её положила? Вот! - она выпрямляется и с видом победительницы идёт ко мне. В одной руке у неё старое полотенце, им она обычно вчерне протирает стёкла. В другой руке - шёлковая рубашка...
Знаете, есть такой предмет женского нижнего белья - короткая шёлковая рубашечка на узеньких бретелечках. Её функциональное предназначение мне неведомо: носить? Подо что? Не ночнушка же? Судя по всему, вся эта униформа для кого-то другого. Спереди на груди вставка из кружев, прозрачных - для лучшего обзора убийственного для мужской психики вида. Длина у этого чуда прет-а-порте ровно до... ладно, давайте сзади посмотрим - до половины попы. Очевидно, для лучшего обзора... я уже это говорил... да... гм. А если рубашконосительница вскинет руки вверх... обнять тебя, к примеру... то сзади уже ничего не прикрыто... Откуда знаю? В зеркале видно. И снимается этот предмет туалета просто - бретельки с плеч скидываешь, и этот кусочек шёлка падает к ногам... это если стоя... а лёжа, то... в общем, всё равно не мешает... ничему.
Такая же тряпочка, только сиреневая, лежит на полках с её бельём и кое-какой одеждой у меня в шкафу... Мне страшно нравится... и Лена в такой... и само изделие... фетишизм, однако.
С этим предметом... моего фетишизма... Лена идёт ко мне. Я стою на улице практически голый и пялюсь на золотистую тряпочку в её руке. Лена видит моё лицо, удивляется, отслеживает направление моего взгляда и... начинает заливисто смеяться, да что там - хохотать до упаду.
- Серёжка! Ты... ха-ха-ха... уморил... ха-ха-ха... ха-ха-ха... ха-ха... хи-хи... хи... Глаза-то, глаза... Ой, мама, не могу! Ха-ха-ха...
- Лен, ну хватит, люди смотрят.
- На, оботрись, - полотенце летит в меня, - а это... ха-ха-ха... эту ветошь я подстелю тебе под задницу на сиденье... хи-хи...
И она заботливо расстилает кусочек золотистого шёлка на заднем сиденье, периодически всхлипывая, чтобы опять не заржать в полный голос. Что ж, понятие о ветоши у всех разное. Кстати, где мои вещи?
- Э, э! Шмотки свои не трогай, их подметут. Давай, садись, только старайся ничего руками не трогать... вообще собой ни к чему не прикасайся.
Мы едем по моему району: красивая водительница с блестящими, искрящимися смехом глазищами и голый мужик, официально сидящий в салоне - спина ровная, будто палку проглотил, не дай бог к обивке или чехлам собою прикоснуться.
По дороге Лена останавливается и исчезает сначала в аптеке и супермаркете, затем в магазине мужской одежды. Я охраняю машину на стоянке. Изнутри. Знаете, собак так запирают в салоне. Народ, выкатывающий из недр продовольственного рая тележки с припасами, проходя мимо, с любопытством поглядывает на меня. Дамы хихикают, мужики подмигивают. Я сижу гордо - завидуйте моей хозяйке, не у каждой машину голый мужик охраняет.
Бабки у моего подъезда тоже оживились, когда мы вылезали из "Пассата": я в трусах-носках и нарядная, но чуток помятая Лена. Всё чинно, не торопясь: дорогой, возьми пакеты, пожалуйста... и в багажнике ещё, не забудь. Дорогая, подай мне ключи от подъезда, пожалуйста, я лифт вызову, пока ты машину закроешь. Дорогой, не торопись... дай же соседям на тебя полюбоваться... Ой, мама, не могу! Ха-ха-ха...
Дома Лена с сожалением посмотрела на стиральную машину и загнала меня под душ с приказом "отстираться, как следует". Я, морщась от побаливающих ожогов, начал яростно сдирать грязь со своей кожи. Долго тёр, так долго, что она не выдержала. Да не кожа не выдержала...
Дверь ванной комнаты открылась и вошла Лена. В той самой сиреневой... на бретелечках...
- Давай, я тебе помогу по... спину от масла оттереть... там больше всего... ты в луже масла лежал, когда девочку доставал... я боялась, что сейчас вспыхнет... а у меня весь огнетушитель в пять секунд выплеснулся... Повернись, спасатель...
Она сосредоточенно оттирала меня от масла... от всего: от шока, от пережитого, от месяца разлуки, от всех моих проблем. Наверное, и от своих тоже. Потом я услышал шорох шёлка, упавшего к ногам, и она встала рядом со мной под душем, пробормотав еле слышно:
- В конце концов, мне это медицина пообещала...
Что я могу ещё добавить? А, вот, сформулировал совет для начинающих пожарников: ожоги сексу не помеха, но лучше обходиться без них.
Третий и последний случай спасения приключился в 2007ом. На этот раз не в октябре и не в сентябре, а в... правильно - в августе.
После памятного ДТП был у нас с Леной период незамутнённого совместного счастья. То ли я меньше занудствовал, то ли моя подруга решила не слишком заедать своего "спасателя", но мы почти год продержались вместе. Я даже кое-какой ремонт в её квартире сделал, обои переклеил все.
Как обычно случается в моей жизни, после ремонта я услышал привычное "Не нравится - катись". Я опять покатился колобком: от бабушки ушёл, от дедушки ушёл, от медведя, волка и даже ментов ушёл, а вот лиса сама выгнала.
Вспоминая и переосмысливая свои отношения с женщинами, я пришёл к выводу: ремонт - убийца совместной жизни. Ремонт - это нервотрёпка и невозможность жить по-человечески, ремонт - это ежесекундная возможность поругаться. По поводу и без: мне эти обои не нравятся, нравятся, но наклеены криво, наклеены прекрасно, но почему без меня (без моих ценных указаний). Даже когда всё замечательно, и ты уже с облегчением думаешь о вечерних футбольно-телевизионных сессиях с пивом, то возникает идея: а давай сделаем вот ещё такое.
Нет, господа, ремонт - удел людей, имеющих средства на то, чтобы купить материалы и специалистов и приказать: вот вам заказчик - моя жена, если у неё будут претензии, то всех зацементирую. И свалить отдыхать на Мальдивы. Или в кругосветку на собственном теплоходе, скромно или наоборот - нагло именуемом яхтой.
Так и я - после ремонта гордо поднял паруса и скрылся за горизонтом Лениной жизни. Но не дальше досягаемости мобильной связи. Мобильная связь - современный вариант поводка. Команды: "Рядом!", "Сидеть!" и "Ко мне!" могут последовать в любой момент суток. И не дай тебе, бог, если ты вздумаешь сослаться на "разрядился", "отключил", "забыл дома/на работе"! Уж лучше сразу и добровольно под трибунал за измену.
Дождался, прозвучали очередные команды "ко мне, рядом". В феврале 2007ого мы даже сумели вместе слетать в двухнедельный отпуск в Шарм-аль-Шейх. Здорово это - среди зимы выбраться в лето, на тёплое море, понырять-поплавать в своё удовольствие. Там я приобщил Лену к дайвингу. Сам я с детства нырял за крабами и рапанами, охотился за ершами-скорпенами и прочей черноморской живностью. Нырял совсем неплохо для дилетанта, метров до двенадцати, но до погружений с аквалангом руки не доходили. На Красном море совпало: свободное время, желание, красавица-напарница, перед которой и похвастаться удалью не грех, наличие кое-каких денег. Мы вдвоём взяли у инструктора несколько уроков в бассейне, а потом целую неделю погружались в море прямо на мелководье у отеля - самое подходящее место для чайников. Даже меня, всю жизнь пронырявшего в Чёрном море, впечатлили эти наши подводные прогулки, что уж говорить о Лене - она была в восторге!
К лету мы обзавелись собственными аппаратами, костюмами и прочим снаряжением, и с мая начали регулярно выбираться в бухточки вокруг нашего города. Лена всерьёз увлеклась подводным охотой, а я фотографированием.
В тот августовский день... Традиционно, да? Попробуйте начать рассказ сами, у меня по-другому не получается.
В тот августовский день... блин, даже вспоминать не хочется... но раз уж начал... мы в своё удовольствие поплавали на глубинах от 5 до 10 метров. Лена охотилась на горбылей, я фотографировал свою амазонку, точнее русалку... совсем точно - наяду.
Мы сделали круг по бухте и уже возвращались на берег. Накануне я не очень плотно закачал баллон своего аппарата, воздух у меня практически закончился, я всплыл и приплыл на берег уже по поверхности. Скинул акваланг и ласты, пояс с грузами и ножом в ножнах, вылез из костюма. Вытерся досуха. Пока плавал, даже слегка замёрз, хорошо отогреваться на августовском солнышке!
Лена где-то застряла. Я вгляделся в море. Метрах в двухстах от берега виднелся её ярко-оранжевый буёк. Он стоял на месте. Значит и Лена не двигается. Что-то нашла? Понаблюдал минуты три, буёк не сдвинулся ни на метр. Копается на дне? Клад нашла? Там неглубоко, метров пять, как раз каменистое дно переходит в песок. Я натянул ласты и маску, сунул загубник трубки в рот и поплыл посмотреть на ситуацию сверху.
Хорошо, что я тогда не рухнул отлежаться на тёплой, даже горячей гальке, а всё же озаботился судьбой напарницы.
Лена висела горизонтально у самого дна, над песком. Одна её рука по самую шею скрывалась под камнем. Рядом на песке было выведено крупными буквами SOS. Я нырнул к ней. Прижавшись маской к её маске, спросил: что? В общем-то, мог и не спрашивать, понятно - руку камнем придавило, случалось такое у меня. Лена быстро писала на песке, стирая ранее написанное "Рука застряла... верёвки... петля вокруг кисти... не могу вытащить". Я вынырнул и нырнул обратно. Сунул руку под камень, но не смог дотянуться даже до её локтя, уж очень узкая была расщелина. Я пригляделся к камню, слава богу, это была не цельная скала, а отдельная каменюка. Большая, зараза, но поднять можно, предметы в воде теряют значительную часть своего веса. Я вынырнул и нырнул обратно. Попытался приподнять плоскую глыбу. Она чуток двинулась, но Лена руку не вытащила. Я изобразил вопрос. "Петля держит... затянулась" Ну что за невезуха! Я вынырнул, вдохнул воздуха и нырнул обратно.
Считайте, что весь мой дальнейший рассказ состоит из этой фразы: "Я вынырнул, вдохнул воздуха и нырнул обратно". Чем дальше будет двигаться повествование, тем чаще надо будет перебивать этой фразой действие. Собственно, вся жизнь подводного ныряльщика без дыхательного аппарата описывается этим "нырнул-вынырнул-продышался-нырнул".
Минут пять мы пытались поднять каменюку и сдвинуть её в сторону, а удавалось лишь приподнять. Я уже задолбался нырять и напрягаться, а эта сволочь никак не хотела открыть нам спрятавшийся под нею "капкан".
Я вынырнул и завис на поверхности на пару минут, интенсивно вентилируя лёгкие. Когда я снова нырнул и приблизился к Лене, он сидела на корточках, низко наклонившись над глыбой, прижавшись к ней лицом. Сумела немного разгрести песок и подобрать под себя ноги. Я оценил её замысел - это была ещё одна пара ног, которые должны работать на подъём веса. Присел рядом, подсунул руки под глыбу, кивнул Лене. Медленно, трясясь от напряжения, мы стали поднимать камень. Эх, если бы её рука имела чуть большую свободу... если бы мои ноги были бы помощнее!
Мы сумели оторвать этот пласт от дна, приподнять сантиметров на тридцать, дальше Ленину руку не пускало. Я стиснул зубы и начал разгибаться с грузом в руках в одиночку. В голове от напряжения застучала кровь. Глыба пошла в сторону
Я сумел сдвинуть её ещё чуток и бросил. В поднявшейся со дна мути была видна рука Лены в ворохе каких-то верёвок. Я рванул наверх, к воздуху.
Пытаясь отдышаться, я понял, что с загубником моей трубки что-то не так. Вынимая трубку изо рта, ощутил: я откусил большую часть загубника. Мало того, ещё и алюминиевую трубку зубами сплюснул от напряжения. Нырять будет неудобно, трубку сложно во рту удерживать. Ну, да ладно, все эти подробности могут понять только такие же ныряльщики, что я остальных мелочами загружаю.
Я нырнул к Лене, чтобы сказать ей, что сейчас смотаюсь на берег за ножом, чтобы резать верёвки. Она лежала боком на песке, её рука с плотно намотанным клубком каких-то синтетических шпагатов была вытянута к камню, а другой рукой быстро писала: "У меня кончился воздух. Прощай. Я любила тебя" Увидела меня, вытащила загубник акваланга... из него выскользнули последние пузырьки воздуха и улыбнулась. Написала "Поцелуй меня".
Я показал ей фигу и написал "Выдохни всё". Придвинулся к её лицу, она выдохнула остатки воздуха, я впился в её губы своими. Вдохнул ей в рот весь воздух, что был у меня в лёгких. Классическое упражнение для начинающих - смена акваланга под водой. Ты должен выдохнуть всё из себя, взять загубник другого аппарата и сделать вдох уже из другого баллона. Для меня это было естественно, Лена тоже весьма уверенно выполнила свою первую "перезагрузку", когда нас обучал инструктор. Тот же дайвер нам потом рассказывал: случается, что матёрые мужики не могут заставить себя преодолеть некий внутренний барьер и расстаться с воздухом. Ни с первого, ни с последующих заходов. Мы смогли. Сейчас другим аквалангом был я. Я не боялся за себя, я должен был выдержать. Я боялся, что Лена запаникует. Она проявила настоящее мужество и выдержку.
"...проявила настоящее мужество и выдержку" - как характеристику на бойца пишу, а не о любимой женщине рассказываю. Но ведь чистая правда!
Я ломанулся к поверхности. Вдохнул и тут же нырнул назад. Лена отчаянно дёргала за концы верёвок, пытаясь развязать затянувшиеся узлы. Только туже затягивала. Нельзя, чтобы сейчас она всё же скатилась в панику.
Я прижал её ко дну. Ткнулся маской в маску, сказал: "Лежи и не шевелись, экономь воздух, я распутаю". Она поняла мой замысел, успокоилась, легла на песок, расслабившись. Я показал большой палец - молодец, и пошёл вверх.
Теперь наша жизнь была такой: я нырял, передавал Лене воздух - вдыхал в неё три с половиной литра выдоха, маленькие у меня лёгкие, не ныряльщицкие. Затем выныривал, вдыхал, нырял и пытался развязать путаницу шнуров. Нырок - отдать воздух, второй - работать с ловушкой. Туда-сюда. Лена терпеливо ждала.
Я быстро понял, что распутывать - гиблое дело. Разложил аккуратно хвосты на донной глыбе и начал их перебивать ударами увесистого камушка.
Пишу и морщусь, ёжусь от неприятных воспоминаний. Словами трудно передать все те мысли и эмоции, жужжавшие в постепенно тупеющей голове: "Эх, нож не взял! Уже и не сплавать... туда-обратно... минуты четыре изо всех сил в ластах... захлебнётся... как ещё держится... не размахиваться, бить резче... не перетереть, хорошая синтетика... не похоже на сеть... какое только говнище в море не встретишь... зачем руку под камень совала?.. а помнишь, как сам Вовку из-под камней со дна тащил? По пояс за крабом в щель залез и застрял. Я его тогда выдёргивал как морковку из грядки, за ноги, у него вся грудь и спина ободраны были... Лена, девочка, лежи, не двигайся, так дольше моего воздуха хватит..." Она терпеливо ждала. Иногда, когда я чуть дольше задерживался с передачей воздуха, я видел, как вибрирует её живот - организм пытался обмануть себя и поддёргивал диафрагму, стараясь хоть чуть-чуть пошевелить лёгкие. Я, когда надолго застревал у дна в охоте за крабами, выполнял такое сознательно, Лену научила ситуация.
Нырял, выдыхал, выныривал, вдыхал, нырял, бил, тёр, раздирал нити, не различая уже, где мои пальцы, где камень...
Я задыхался от непрерывной череды нырков и напряжения. Кислород в мышцах весь выгорел, а они требовали и требовали всё новые порции для интенсивной работы. Я перешёл на другую схему: первый нырок - отдать воздух, вынырнул и продышался, второй нырок - отдать воздух, третий нырок серии - работать. Потом я мог работать уже только на каждом четвёртом нырке в серии. Потом... потом я занырялся окончательно, кислорода в тканях не осталось, мозг начал меркнуть на голодном пайке.
Я увидел, что осталось перебить пару тонких ниточек-лесочек, и радужные круги запульсировали у меня в глазах, я дёрнулся и не смог сдержать своё желание вдохнуть...
Очнулся я от того, что меня вывернуло наизнанку водой и желчью. Я лежал мордой в песке, перегнувшись через что-то, и отчаянно пытался сделать вдох сквозь воду, вытекающую из меня. Я хрипел, сопел, лёгкие разрывались в пополам, по спине меня чем-то колотили.
- Дыши же! Серёжка, миленький, дыши!! Серёженька!!!
Наконец-то я сумел сделать настоящий вдох и испытал сущее блаженство: дышу, и голос Ленин. И держит она меня лицом вниз, перевалив через своё колено.
- Всё... не стучи так... я живой. Ты как?
- Я тоже.
Она отпустила меня, я шмякнулся кулем. Лена легла, практически упала рядом.
- Прости меня.
- За что, родная?
- Я оставила тебя там, на дне, а сама... Я так хотела дышать! Порвала последние нитки, у меня не было совсем воздуха, я гребла к поверхности, гребла... даже не догадалась компенсатор плавучести отстегнуть...
- Но ведь ты же не бросила меня... ты спасла меня...
- Ты ведь не мог меня бросить... ты спас меня... ты всегда меня спасаешь... спасатель.
- Долго я?..
- Минуту под водой, потом я тебя на берег тянула ещё минуты три... ты такой... неудобный, когда неживой...
- Прости, родная, не хотел... я больше не буду...
- Я тебе больше не позволю меня спасать... мне потом приходится спасать тебя... в отместку... это тяжело...
- Что ты в ту щель полезла? За крабом?
- Угу...
- Хоть большой был? Стоил он того, чтобы мы с тобой вот так... долго возились?
- Да, большой.
- Это меня утешает...
Мы долго лежали и говорили ни о чём. Приходили в себя, радовались спинным мозгом тому, что живы. Согревались на жарком солнце и тёплом песке.
Затем нас прорвало: мы потянулись друг к другу и бешеным, животным сексом отомстили совсем недавно приходившей по нашу душу смерти за всё-всё. За страх и ужас, за боль, за стыд, за нашу слабость, за свои мелкие гадские мыслишки "брось, спасись сам", за...
Ох, как мы отомстили смерти и порадовали жизнь! Никогда ещё у меня не было такого стремления выплеснуться всем своим существом в женщину. Лена...она мне соответствовала...
Что могу добавить? Поверьте мне, крымчанину, знающему о пляжах всё: делайте это не на песке! Где его потом только на своём организме не найдёшь... в организме.
Мы лежали еле живые, проваливались в сон, в тяжкое небытие, просыпались, пили воду, пробовали есть, но не было никаких сил осмысленно существовать. Еле живые мы добрались домой.
У Лены несколько недель после этого кружилась голова. Мои несчастные лёгкие схватили сильнейшее воспаление. Вдобавок к этому выяснилось, что у меня смещение межпозвонкового диска - ничего не даётся даром, особенно сверхусилия. Лена меня выхаживала. Как видите, выходила.
А потом мы расстались. Как-то сразу и одновременно окончательно перестали понимать друг друга. Лена выполнила своё обещание - мне больше не надо её спасать.
Неказистая история получилась. Кривая, сентиментальная, ненастоящая. Выдуманная какая-то. Да я и сам весь такой... занудный. Извините, хотел написать о самом интересном в моей пресной жизни, а получается, что... Часто думаю: почему всё у нас именно так, а не иначе? Ну, да - if then else... если бы я тогда поступил бы так-то, а потом...
If then else... Как правильно перевести на русский? Каждый из вас знает: "если бы да кабы".

 
Ерёмин Сергей Алексеевич, Борода по-севастопольски.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"