Аннотация: Мой любимый рассказ. Самый глубокий и самый грустный.
Совершенен ли рассвет? Существует ли идеальный вкус, звук, идея?
Совершенство - это полное совпадение с заданными параметрами. Но кто их установил? Достаточно ли душе быть совершенной иуместен ли здесь подсчет? Совершенен ли я, если совпадаю с идеалом не на все сто? Мне не стало места среди них, когда появилась эта погрешность.
-Оте, группа готова, пойдем! - Ди махнула рукой, подзывая.
- Спасибо, иду!
В экзаменационной разместилась группа из четырех продуманных и красивых тел. Двое уже были готовы к процедуре. В светлых глазах читалась тщательная подготовка к грядущему тесту. Оте улыбался в надежде на то, что пройдут все четверо.
Они с Ди зашли последними из экзаменаторов. Поприветствовав коллег и испытуемых, Оте занял свое место. Экзамен начался.
Мог ли, а главное захотел бы я скрыть эту погрешность, если бы узнал о ней раньше них? Я не позволяю себе ответить на этот вопрос. В моей жизни есть место для вопросов без ответов. Это необходимо, чтобы иметь право не давать ответов тем, кто задает вопросы мне.
В чем состоит эта крохотная погрешность, отделившая меня от коллег? Как они определили ее? Как заметили? Как обосновали?
Оте любил первые часы, в которые компоновались судьбы для испытуемых. Получив по три варианта каждый, экзаменующиеся уходили в глубокую задумчивость. У них есть несколько дней, чтобы сделать необходимые выводы для каждого из примеров, предложить пути к совершенству и свои оценки. Каждое сказанное ими слово, эмоция, взгляд и мысль будут оцениваться в строжайшем порядке. Все, кто не наберет необходимые сто процентов совершенства, сто процентов права на счастье, будут высланы.
Несмотря на отсутствие ограничений на пересдачу, Оте не мог унять печали, когда кого-то выпроваживали. Он не приходил на проводы, просто не мог смотреть, как провалившие экзамен скидывают тщательно и с любовью сотворенные тела и пришибленные собственным несовершенством - улетают.
Оте верил, что провал не подточит их надежду и надеялся на скорую встречу. Они улетали ни с кем не прощаясь и никому не смотря в глаза...
Этот отбор непрерывен, но я знаю, что когда-то было начало. Где-то были другие параметры для сверки. У любого процесса есть начало и мне предстоит запустить новый. В моих силах подготовить тех, кто не прошел экзамен. Я буду очень стараться, ведь они верят в меня.
Настало время оценивать испытуемых. Оте прибывал в радостном волнении. Он оборачивался к коллегам и видел в глазах тот же трепетный огонь, что горел в его собственной груди. У новичков все получится, обязательно! И когда экзаменуемый начинал говорить, взгляд Оте будто протягивал руку помощи, оказывал поддержку, одаривал надеждой. Он любил их всех. И если у кого-то не получалось, это был его провал, его боль, его - Оте - ссылка в одиночество.
Они судят не строго - идеально. Их система бесспорно - совершенна. Все, кто не совпадает с идеалом - должны уйти. Куда - их не касается. Откуда приходят - никому не интересно. Здесь нет оценок, есть лишь оценщики. Я был одним из них, пока не появилась эта крохотная погрешность...
Оте стоял на краю обрыва. Под ногами ревели и разбивались в брызги массивные белые валы. Новость, что несла в себе Ди, спускаясь к нему и океану, уже долетела до него недоуменным вопросом: зачем?
- Оте...
- Я знаю... знаю, что Адаму пришлось пересдавать, и он провалился.
- Я не понимаю, Оте!
В глазах Ди застыла тревога. Оте молчал.
Через пару дней, если уже не сегодня, они назначат экзамен ему самому. Произошедшее с Адамом - его ошибка. Если экзаменатор завысил процент случайно, значит, он сам перестал быть совершенным. Если намеренно...
- Я не понимаю, Оте! - повторила Ди с нажимом. Оте чувствовал ее растерянность.
- Я не могу объяснить, Ди. Прости.
- Но если... если... если...
Оте обнял ее за плечи и опустил взгляд. Все возможные "если" приведут к одному: его заставят уйти. Сдерживая слезы, Ди шмыгала носом. Они молчали, вдыхая соленые брызги и вечернюю прохладу. Когда Ди заговорила, Оте обернулся, чтобы увидеть ее глаза:
- Нельзя любить всех, Оте.
Она смотрела в океан.
- Значит, понимаешь, но принять не можешь. Так же, как и они.
Отстранившись, женщина пошла прочь. Оте с печалью смотрел ей в след, пока тонкая фигурка не исчезла из виду.
Нельзя любить всех... Я помню ее голос и тепло плеча, и запах соли, и ветер, и брызги, и боль... Я помню каждую мелочь, но хотел бы помнить еще и взгляд, но она не обернулась. Я хотел бы увидеть в ее глазах сомнение. Даже если бы оно было таким же крохотным, как та доля процента, что отделила меня от совершенства. Хотел бы знать, что я не один. Но она не обернулась, и у меня нет ответа на этот вопрос до сих пор: было ли в ней сомнение, когда она сказала: "Нельзя любить всех, Оте"...
Оте экзаменовала стандартно набранная группа: давние коллеги, друзья, Ди. Были даны обычные наборы судеб. Никто не сомневался, что произошедшее - случайность, что Оте выйдет из этого недоразумения реабилитированным и займет свое прежнее место среди них. Каждый предполагал, что Оте подумает и найдет причину. Но Оте не искал причин и не надеялся на понимание. Собравшись с мыслями, он отвечал.
Друзья, коллеги и Ди молчали. Это был необычный экзамен: совершенные принимали решение об одном из своих. То, как они молчали и как вышли, сказало Оте все: он не сдал.
Я не умею винить, но знаю, что некоторые умеют. Я многого не умею, потому и прошел однажды экзамен, заняв свое место и заслужив свое право на счастье. В день пересдачи я поверг всех в недоумение и растерянность. Мы говорили о равновесии и отдаче, о солидарности и тщеславии, о простых и понятных законах обратной связи и распространении энергии. Мы говорили долго, потому что они, вопреки своему совершенству, не могли понять, прочувствовать и принять эту крохотную погрешность. Они понимали, что я не добрал, видели, чем стал отличен, но самого важного и ответственного в процессе изгнания сделать не могли: показать примеры, сходные с моим, чтобы я понял, как с этим работать. Примеров не было.
- Оте, ты же понимаешь, во что могло бы трансформироваться наше общество, будь идеал списан с тебя, - говорил один из коллег Оте.
- Понимаю. Эта погрешность не позволила бы нам отсеивать неидеальные результаты, и тогда вопрос совершенства стал бы неактуален: со временем наше общество стало бы настолько разбавлено...
Оте недоговорил, нахмурившись и опустив взгляд. Он все понимал.
- Оте, мы долго советовались, - вступила Ди, - у нас нет примеров, ты знаешь. Мы не представляем, как с этим работать, - ее переполненный отчаянием взгляд было невозможно выносить. - Но ты все равно должен покинуть нас... помоги нам найти решение.
Оте кивнул. Уголки его губ дрогнули, но улыбки не появилось. Коллеги, увидевшие мелькнувшую на его лице эмоцию, почувствовали облегчение. Кто-то с надеждой вздохнул, кто-то улыбнулся, а кто-то подбодрил друга кивком. Все молчали, с уважением ожидая его предложений.
- Я хотел бы помочь всем тем, кто не сдал наш экзамен на совершенство. Я хотел бы подготовить их, научить.
- О, это отголосок твоей погрешности! Как же ты будешь работать на ее устранение, если намерен потакать?
- Выслушайте меня, друзья, я все объясню.
Это было немыслимо сложно. Но зародившись, идея больше не отпускала меня. Несмотря на то, что впереди было мое изгнание, в тот день на душе было легче, чем когда уходил тот не сдавший из последней четверки. Я был счастлив в тот последний день, когда видел друзей и коллег. И даже возглас Ди не мог омрачить светлой надежды.
- Оте, ты обрекаешь себя на тысячелетия одиночества! Опомнись! - ее крик выдавал отчаяние, а взгляд жег болью.
- Позволь ему договорить, Ди.
- Спасибо за сочувствие и любовь, Ди. Но разве шанс помочь им, научить, сделать одними из нас не стоит этого?
Ди села, осознав, что вскочила с места минутой ранее.
- Хорошо, твою идею мы поняли. Школа для несовершенных душ - это интересный проект. У меня возражений нет. Но это не отвечает твоей главной задаче: исправить собственную погрешность. Чем для тебя полезна реализация этой идеи?
- Их миллиарды - вы знаете. И все мы свидетели того, сколь различны их собственные погрешности. Кому-то понадобится совсем чуть, кому-то придется работать века. Для работы над собственной погрешностью мне необходимо знать и наблюдать каждого. Возможно... - Оте сдержал улыбку, но произнес следующую фразу с такой неискренней надеждой, что Ди нахмурилась, - возможно, это покажет мне, что не всех можно любить. Возможно, я смогу к кому-нибудь стать безразличным...
Оте не смог договорить. Эмоции переполняли его. Вызов, с каким он представлял возможность исправить свою погрешность, сменился горечью. Он верил себе. Он верил в себя. Но ему стало страшно. Вдруг это случиться? Вдруг кто-то, один единственный изгой сможет подорвать его любовь и веру в людей?
- Оте, будучи учителем, ты не сможешь избежать собственного примера. Но что, если появятся случаи, сходные с твоим? Как ты им предложишь работать над схожей проблемой?
Оте выдохнул и, наконец, улыбнулся:
- Я предложу им остаться рядом со мной и работать над этой проблемой вместе.
Ди опустила голову, не сдержав слез.
Я логично объяснил свою цель и возражений не возникло. Всем было понятно, в чем именно заключается польза для несовершенных душ и для меня, в частности. Наметив план, я попросил не вмешиваться и отправлять ко мне лишь тех, кто согласен работать на моих условиях, учиться по моим правилам. Я подробно объяснил программу действий. Они согласились.
- Ты планируешь самостоятельно конструировать тела для всех миллиардов душ, что поступят к тебе? - скептически спросил один. - У тебя уйдет уйма времени на это.
- Они же не сразу все хлынут. Пройдет время, прежде чем у меня появятся стопроцентные результаты, и проект станет популярен, - отвечал Оте с присущим ему спокойствием. - А потом, есть же система размножения живых организмов. Поставлю ее на поток для людей и вопрос закрыт.
Скептик кивнул удовлетворенно.
- Но как ты собираешься направить каждого конкретного человека в нужном направлении, если они все будут существовать в общем замкнутом пространстве? И как избавишь от предыдущего негативного опыта? Каждый из нас стремился к совершенству. Мало кто пришел к нему, не потратив времени на исправление множества ошибок. В чем будет смысл твоей школы, если люди будут проходить тот же путь, что и без нее?
Оте кивнул, готовый ответить и на этот вопрос.
- Чтобы избежать предыдущего негативного опыта на время пребывания души в школе, я избавлю ее от него.
- Лишишь памяти? Всего жизненного опыта?
- Временно.
- Но как же она будет существовать без опыта?
- Приобретет новый, необходимый только для наших с ней общих целей и существования в школьной среде.
- Ты это все организуешь?
- Конечно, - Оте кивнул твердо и уверенно, отметая сомнения коллег. - А направлять на работу именно над своей погрешностью я буду тщательным планированием судьбы.
- О, это ты прекрасно умеешь, - улыбнулся его друг, и Оте ответил тем же.
- То есть, ты не планируешь принимать непосредственного участия? Только экзаменовать? - спросил коллега. - Я подумал, это верно. Иначе бы тебя не хватило на всех.
Оте кивнул. Отвечать не требовалось.
- Но ты же будешь совсем один среди ничего не помнящей массы несовершенных! - голос Ди дрожал.
Оте снова кивнул. Он еще не осознавал, каково это, и напоминание о грядущем болезненно сжало сердце.
Мы говорили долго. Никакая деталь моего плана не должна была вызывать сомнений. И когда все было понято и решено, мы попрощались.
- Ты, ведь, вернешься?
- Конечно, Ди.
- Когда? Только не говори, что это случится не раньше, чем не останется ни одной несовершенной души!
- Когда буду уверен, что сам могу сдать ваш экзамен, - он подбадривающее улыбнулся. - Ведь, иначе, возвращение продлится недолго.
- А если... если...
В глазах Ди смешивались неверие и надежда. По щекам текли слезы.
Я слышал ее мысли в те минуты и благодарил за то, что она их не озвучила. Нельзя любить всех, Оте. Тогда твоей любви не хватит тому, кто ближе всех. Я понимал ее слезы и хотел ободрить, но сделал бы больнее. А ей и так было нелегко. Я помню, как крепко сжимали ее пальцы мою ладонь. Будто стремясь удержать... Я и сейчас могу почувствовать то горячее прикосновение, обжигающее, невыносимое. Запомнив это, и более не терзая ее ожиданием, я ушел. Не было смысла оборачиваться к оставшемуся на земле телу. Не было смелости взглянуть в глаза Ди и прочесть в них укор.
А после началась работа по детально проработанному плану. Что-то требовало корректировок, но когда начали появляться первые стопроцентные результаты, я ликовал. Из выпущенных мной учеников никто пока не вернулся и надеюсь, не вернется никогда. Каждая совершенная душа - это мой привет друзьям, коллегам и Ди. Я все еще надеюсь, что тогда у обрыва в ее глазах было сомнение.
Время ничего не значит, когда есть цель и работа. Оно ничего не значит, когда ты любишь. И оно ничего не значит, когда любят тебя. Но если бы только она могла представить, как неподъемно тяжело выбранное мной одиночество... и не ждала смиренно моего возвращения к прежнему совершенству... Она могла бы навестить меня хоть раз и сказать: "Привет, это я! Оте, тсс... ничего не говори. Я просто хочу сказать, что ты не одинок. Мы понимаем тебя и готовы принять таким, какой ты есть. Когда закончишь с этим проектом, возвращайся..."
Когда не останется несовершенных, мне больше не придется "ошибаться". Моя погрешность не будет иметь значения. Все они, все мы будем иметь стопроцентное право на счастье.