Ерицян Рубен : другие произведения.

Подземный переход

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Подземный переход": название неприхотливое и не имеющее ничего общего с подземными коммуникациями. Перерождение героев в обыкновенных, и надо сказать, примитивных бандитов - єПодземный переход", закономерный финал двадцатилетней жизни героев: єсреднего класса", инженерии, нацеленной на созидание, но не добившейся успехов на своём поприще. Причины и последствия, нравы, размышления, приведшие к преступлению и успеху.

   Ерицян Рубен

ПОДЗЕМНЫЙ ПЕРЕХОД.

Содержание

   Глава 1 Банальное начало.

стр.

   Глава 2. Отец.

стр.

   Глава 3. "Медный таз".

стр.

   Глава 4. Так жить нельзя!

стр.

   Глава 5 "МУРЗИЛКА"

стр.

   Глава 6. Преступное сообщество,

стр.

   Глава 7. Экспроприация - экс.

стр.

   Глава 8. Эпилог

стр.

  
  
   Глава 1 Банальное начало.
  
  
   Где я!? Кто я!? "Я" - это громко сказано! Одна пустота. Невесомость. Процесс просыпания не сулил ничего приятного: голова тяжёлая, сердце слабое, а во рту - ... Следовательно, я вчера "сильно" выпил. А кто я вообще такой? Ясно было одно - пьяница и алкоголик! Это было очевидно, потому что мучительно стыдно. До того стыдно, что хотелось плакать. Глаза слиплись и тяжёлые веки не открывались.
   Приложив усилия, я открыл глаза: спал я в гостиной, на диване, следовательно - вчера меня не пустили на супружеское ложе! Когда же я пришёл домой, и главное - как? С некоторых пор, после немереных излияний, я перестаю что-либо помнить. Знаю точно, что пришёл сам, потому что за всю свою сознательную жизнь - а мне всё-таки сорок три года - приводили меня всего два раза. Я был более чем уверен, что нормально держался за столом и самостоятельно вернулся домой, но после того как лёг - отрубился окончательно! От усталости!
   Я очень устал! Ничего, сегодня воскресение и не надо работать.
  
   Последние десять лет я постоянно думаю о деньгах, потому что мне надо кормить семью, а денег постоянно не хватает. Так и в этом месяце: я заработал несколько тысяч долларов, а в остатке - несколько сотен, не более пятисот. После платы за квартиру и ещё ряда обязательных платежей и транспортных расходов, осталось не так уж и много. По всем показателям я должен быть, так называемым, "средним классом", не говоря уже о государственной статистике, согласно которой люди с таким доходом в России считаются просто нуворишами.
   "А я беден как церковная мышь!" - констатировал я, вернее, это ощущение просыпалось вместе со мной.
   На сколько же не сходится статистика с жизненными реалиями. ''Один пишем - два в уме''; "кому война, а кому мать родная" - два незыблемых принципа, существующих на "постсоветском" пространстве. Я в этом уверен! А заработать было очень нелегко. Иногда, после рабочего дня я, в буквальном смысле, валился с ног.
   Производить и сбывать свою продукцию в этой стране, заваленной импортом - задача не из лёгких! Тем более - продукцию, полученную металлообработкой. По профессии я инженер!
  
   Заставив себя встать с дивана, я заглянул в спальню: там спала жена и двое моих детей. Мы женаты уже десять лет. Она на десять лет младше. Сценарий сегодняшнего дня, по крайней мере, утра, был очевиден: меня будут "пилить" как старое полено. И ничего мне не поможет! Разговоры на тему: "я тебя десять лет учу -, что: нельзя на следующий день доставать человека! - надо потерпеть; я уже взрослый и меня уже не изменишь; семья это такая форма общежития, при которой все общеживущие должны чувствовать себя комфортно", сегодня окажутся малоубедительными. Сегодня будет битва, только я к ней не готов. Не готов ни физически, ни духовно. Я уже не тот! Вот, когда мне было тридцать три, а ей двадцать три, тогда ситуация не выходила из-под контроля. Я был достаточно успешен, достаточно молод, красив и достаточно красноречив. Но это было! Было.
  
   "Пока все спят, необходимо собраться мыслями": думал я, надевая спортивный костюм.
   Лучшего места, чем кухня в нашей "съёмной", двухкомнатной квартире в Москве, не найти.
   Я вышел из гостиной, прошёл по небольшому коридору, мельком, нехотя посмотрел в зеркало, увидев мужчину среднего возраста, ростом - метр восемьдесят, плотного телосложения, с чёрными волосами, с небольшой проседью, крупными чертами слегка продолговатого лица. Общее впечатление портили только влажные и от этого блестящие глаза - они были грустными!
   "В каких только "съёмных" квартирах я не жил все эти двенадцать лет?": подумал я, усаживаясь на сидение кухонного "уголка": "Ну ладно, об этом потом, а сейчас главное - вспомнить вчерашний день".
   Да! " Здесь помню; там не помню". "Доцент" упал с верхней полки! " Как шлем брали" - то есть за стол садились - помню! Обычные разговорчики, типа: "чтоб не вильнуло" - помню!
   "Гадюшник ", почему-то названный " КАФЕ", находился на территории местного рынка и не подразумевал иной формы общения: короткий спич на языке сотового телефона; чоканье и опрокидывание. Сколько же было опрокидываний? Судя по сегодняшнему состоянию - было выпито море водки! И ничего с этим уже не поделаешь. И не впервой! И всё бы было ничего, если бы не это гнетущее и беспокойное чувство. Что-то там ещё было! Был какой-то разговор. Надо позвонить Льву и узнать, как вчера закончилось застолье.
  
   С возвращением Льва из Австрии многое изменилось в моей жизни. Как и тогда, когда он появился в нашем "4-б" классе. О, боже, сколько же лет прошло!?
   Лев был второгодником. Уму непостижимо, как можно остаться в четвёртом классе? Лев заболел и пропустил целый учебный год. Похож он был, да и сейчас также, на нашкодившего ежа: прямые, русые волосы торчали во все стороны; острый нос; колючие глаза - типичный ёж, только неугомонный и затейливый. Лев был заводилой во всей нашей компании. Всё у него получалось дерзко, смешно, даже нагло, но всегда интересно. Мы оба жили в центре столицы Армении - Ереване!
   "Столица Солнца! Розовотуфовый, ультрафиолетовый шок! Как же я по тебе соскучился!", - промелькнуло в голове, зацепив целый пласт воспоминаний, которые всплывали, возвращая меня к жизни.
   Я включил электрический чайник, насыпал в чашку растворимый кофе, закурил, и стал ждать пока вскипит вода.
  
   Лев полукровка : наполовину ассириец - наполовину русский, или ещё кто-то. Он и сам толком не знает, потому что никогда не видел своей сбежавшей матери. Мы из очень разных семей. У меня отец был Генеральным директором крупного промышленного объединения, а у Льва - маляром. В детстве нас объединяло одно - мы любили книги! Читали всё подряд: от Жюля Верна до Эмиля Золя; от "Республики Шкид" до "Золотого осла" Апулея.
   Эту книгу Лев "притаранил" неизвестно откуда вместе с самиздатовскими эротическими рассказами, приписываемыми Алексею Толстому, и маркой Адольфа Гитлера. Взамен он взял 4-й том "Всемирной истории".
   "Кстати, надо попросить её обратно. Интересно, помнит ли он об этом?": неожиданно, вспомнил я.
   Как-то у Валерия Харламова спросили, есть ли у него ценные книги? Харламов ответил, что есть.
   " И, какие же?" - спросил журналист
   "Те, которые ребята взяли почитать и вернули".
   С эротическими рассказами застукали Жорика - сына школьной уборщицы, которая почему-то поздно спохватилась и отдала его в первый класс, когда ему было уже девять лет.
   "Наверное, не могла наглядеться на любимое чадо": усмехнулся я.
   К шестому классу Жорик научился читать, но очень медленно. За этим увлекательным занятием его и застали. Изумлению преподавателя не было предела. Вызвали в школу отца Жорика, который недавно "откинулся" с "крытой" - и тут такое "западло"! Он не сразу осознал причину, был удивлён - чтение книги является "криминалом"? - да, и был горд - его мальчик стал образованным человеком, единственным в семье! Как ему объясняли, что читал его сын - осталось неизвестно, но родитель сделал вывод, что учёба не совсем правильное занятие для повзрослевшего сына. Георгий ушёл со школы и устроился в зоопарк - смотрителем верблюдов.
   Мы со Львом, иногда, срывались с уроков и навещали Жорика и его питомцев. Покататься на верблюдах - стало для нас излюбленным занятием. Лёлик, с присущим ему артистизмом, изображал бедуина и гортанно вопил, якобы, арабские мотивы. В дальнейшем оказалось, что он просто ругался на ассирийском. Проехав два круга по просторному вольеру, бережно обращаясь с животными, мы - весёлые прогульщики - шли "бомбить" местные фруктовые сады. Наглость Лёлика не знала предела - он обирал деревья буквально в присутствии хозяев урожая. Хозяйка начинала кричать и стыдить нас из окна своего роскошного, собственного дома, на что Лёлик, потроша ветки вместе с листвой, нагло заявлял:
   - Прошу не беспокоиться! Мы пионеры! Идёт плановая экспроприация урожая - "продразвёрстка" называется! Излишки надо сдавать! На нетрудовые доходы живёте, товарищи!
   Если хозяйка была дома одна, то, как правило, просила "экспроприировать" не ломая ветки, но это случалось редко. Обычно хозяюшка начинала вопить намного громче и на её стенания выбегал сам садовый абориген с угрозами переломать пионерам ноги. Лёлик занимался лёгкой атлетикой и ему было легче, чем мне. Наученный опытом, я рвал с места, как только крики хозяйки переходили в истерику. Лёлик же успевал отбежать, ошарашить садового пигмея отборным матом и продолжить неуловимый бег. Бегал Лев хорошо! Тренер, товарищ Валера, пророчил ему большое будущее. И не знал он, что его любимый ученик бегает по улицам, на ходу задирая короткие юбки ереванским модницам. Да, в Ереване всегда неплохо одевались! Репатрианты с разных стран мира получали из-за рубежа посылки с одеждой, которую реализовывали через комиссионные магазины. Однако, обладательницам мини юбок и стройных ножек, проходящим по центральной улице города, где находилась школа, определённо не везло - пятиклассник Лев не давал им прохода, устраивая показательное шоу, которое наблюдала вся наша "торсида": я - Буба; Понч; Бульдог; Пёс; Жорик и даже образцово-показательные братья-близнецы Бухтыевы. С лёгкой руки второгодника Льва, изначально затруднившегося их отличать, братья стали просто - БухтаБарахтой. Как же они были похожи, Бухта с Барахтой!? Поговаривали, что иллюзионист Кио хотел их использовать при проведении своих фокусов. Образцовыми братья были из-за строгости родителей, заставлявших их посещать все мыслимые и немыслимые кружки и секции, что не мешало им наблюдать шоу вместе со всеми.
  
   И всё-таки - основным увлечением детства были книги! Лев увлекался историей и исторической литературой. Историю он до сих пор изучает, а тогда, в начале семидесятых, к сожалению уже прошлого столетия, он эпатировал нас своими высказываниями: о двоякой роли Александра Невского; о, как сейчас говорят, "нетрадиционных" связях Петра Великого со своими подданными, тогда это называлось проще ("А Пётр-то - ...!"; "Да ты что!?").; и о многом другом. Эпатаж был и остаётся неотъемлемой частью его натуры.
   Впрочем, благодаря Льву я многое для себя открыл: от Джеймса Брауна до Владимира Высоцкого. Высоцкого мы слушали вместе с хитами ансамбля "Братьев Жемчужных": "Поспели вишни в саду у дяди Вани", "Сын поварихи и лекальщика..", и тому подобное, и то, что он большой поэт нам стало ясно немного позже. Но больше всех мы балдели от "Led Zeppelin". Старый, ламповый, выпуска конца пятидесятых, магнитофон Льва готов был разорваться под завывание Роберта Планта. Мы же летали, распустив крылья, словно эта "Лестница в небо" открылась перед нами и мы уже по ней взобрались и свободно парим. Свободно! Свободней не бывает! Иногда и сейчас, когда меня заедают жизненные обстоятельства, я "врубаю" "Led Zeppelin" и парю, парю.
   "Я снова свободен! Поднимусь по лестнице в небо и улечу! Улечу от вас меркантильные твари, жеполезы, гниды всех мастей и окрасок. Ненавижу! Ненавижу!
   Ну ладно, ладно, пора и успокоиться, а то "господин Кондратий" не дремлет и может, в мои сорок три года, ударить по "кумполу". А, мне ещё детей растить и поднимать! Надо включить какую-нибудь "канареечную" музыку и успокоиться".
  
   Я затушил сигарету, оглядел недавно отремонтированную - вместе со всей квартирой - кухню, налил кипяток и размешал растворяющуюся массу.
   "Мир должен быть заполнен ласкающими звуками! Лучше завести канарейку, но её же надо, к тому же, и кормить! А, вот, радио - кормить не надо!".
   Я встал и направился к приёмнику, висящему на стене. После того, как был произведён ремонт, супруга попыталась выбросить старый приёмник, но я его отстоял, так как привык, просыпаясь с утра, слушать привычный гимн и, в дальнейшем, последние новости. Гимн давал ощущение того, что в жизни мало-что изменилось, чего нельзя было сказать о новостях.
   "Интересно, кто же всё-таки изобрёл радио?", - в памяти всплыл, старый, "бородатый" анекдот, разъяснявший всё по-своему.
   Американцы - Маркони! Наши - Попов! Французы - "Мы изобрели миньет!"; наши - "Ни фига, ни фига, еще в указе Петра Великого сказано: Дайте боярину Буйносову так в рот, чтобы искры из глаз полетели! Кстати, это первое свидетельство того, что мы изобрели электричество!".
   Желание быть первыми само по себе похвально. ДИП - догоним и перегоним - так назывался даже токарный станок, выпускаемый в СССР. Мы первые всегда и во всём! Сейчас - мы первые капиталисты, первые демократы! Однако, как всегда, когда-нибудь, надо будет канонизировать отца-основателя нынешних образований, СНГ, американского президента Билла Клинтона, которому по праву будет принадлежать место в Мавзолее.
   "Что это за СНГ - никто, никогда не поймёт! Тавтология заложена в самом названии - нечто, наподобие: Девочка Женского Пола": думалось мне уже за чашкой кофе.
   Таковы исторические реалии. Единственное, чего не хватает Клинтону, так это народной канонизации. Всё-таки он далековато находился все эти годы, и из-за этого на одной шестой части суши ничего друг с другом не стыкуется, даже праздники. Неизвестно, что надо праздновать!? Наверное - "День принятия налогового кодекса". Вот уж, поистине, народный праздник: с народными гуляниями; забавами; играми и игрищами. А, на гербе должен красоваться саксофон, или ещё лучше, если уж всё так разбалансировано и непонятно - корень минус 3-ей степени от Х-а минус 4-ой степени. С лозунгом - "Колбаса без очереди!". А вместо гимна необходимо объявлять минуту молчания, после которой могут быть рукопожатия, а кое-кто мог бы и прослезиться.
   Людей можно ко всему приучить - события последних двадцати лет это подтверждают. Можно приучить, если следовать определённым канонам. Ведь удалось же, в своё время, канонизировать американского президента Джона Кеннеди - личность достаточно неоднозначную - поставившего своей деятельностью человечество на грань уничтожения, естественно - не без участия лидера СССР Никиты Сергеевича Хрущёва. Само по себе имя Кеннеди не выдержало бы испытания временем и его неразрывно связали с любимицей миллионов Мэрилин Монро.
   Народная канонизация, несомненно, является базовой или - основополагающей! Без неё затруднена, или недолговременна, политическая канонизация, которая основана на силе режима. Коммерческая же - весьма затратная. В чистом виде вышеперечисленные формы встречаются редко.
   История же с убийством Кеннеди оказалась странной. Убийца президента Ли Харви Освальд долгое время жил в Советском Союзе, если не ошибаюсь, где-то в Минске, и даже был женат на гражданке СССР. Возможно, и естественно - был завербован. Освальда застрелил Джек Руби, который, "оперативно" скончался в тюрьме от цероза печени. Так ведь оказалось, что Руби никакой не Джек, а обыкновенный Яков Рубинштейн - музыкант, то есть "лабух" одного из московских ресторанов. Об этом в журнал "Огонёк" писали читатели, хорошо его знавшие. Если это так, тогда получается, что лидеров обоих государств устранили от власти в результате совместной договорённости политических элит этих государств, достигнутой при урегулировании "Карибского кризиса".
   Вот и сейчас: они могли бы договориться и привести Билла Клинтона руководить этим СНГ, предварительно женив его на одной из эстрадных прим, если, конечно же, кто-либо из них согласится. Другого пути для спасения реформ просто-напросто нет! Развалить "Империю Зла" - развалили, а как жить на "территории озлобленности" - сказать забыли! Вот, пусть приедет и скажет, а то "отцы местных демократий" уже давно "лыка не вяжут". От наследия прошлого не осталось и следа - ни в духовном плане, ни в теоретическом - бесправие большей части населения более чем очевидно! От наследия Ленина остался только Мавзолей. Во всём цивильном мире благодаря, а может и вопреки, Ленину, развернули социал-демократические процессы - но только не у него на родине! Новые буржуа, работодатели, просто упиваются безграничной властью - процветает самая обычная работорговля; монопольный бандитизм - а заработная плата просто смехотворна; принцип интернационализма попран на всём постсоветском пространстве - процветает самый оголтелый неонацизм, чванство, хамство, байство и целый букет человеческих пороков. Кто же ожидал, что "советикус" так вороват?
   Надо бы сходить в Мавзолей, а то прошлая попытка была неудачна. Правда, она была в далёком 1968 году, когда по приезде в Москву мама решила посетить ГУМ, а до его открытия оставалось ещё минут сорок, и она заняла очередь в Мавзолей.
   Погода была прохладной, действие около Мавзолея оказалось чрезмерно пафосным, а я, семилетний, ужасно боялся мертвецов. В результате, начал проситься: "пописать". Пришлось оставить очередь и искать укромное место, так как до туалета я бы не дотянул.
   К какому виду исскуства принадлежит Мавзолей Ленина? С архитектурной точки зрения он не имеет явных признаков шедевра. Действие около Мавзолея явно театрализовано. Скорее всего, весь комплекс имеет отношение к театру, возможно, это симбиоз театра с чем-то.
   "Вот это "что-то" и трудно определить, возможно - с икебаной", - продолжал размышлять я.
   Икебана у меня всегда ассоциировалась с мертвечиной. Театрализованная икебана! Данный вид исскуства, несомненно, требует изучения. Если убрать театрализованность - получится обыкновенный пантеон, который можно перенести в более приспособленное для этого место, при соблюдении всех мероприятий по сохранению тела, и тогда к этому памятнику - "не зарастёт народная тропа!". Но, как же быть с театром? Театром страха! Без страха, без его символов, на этих территориях ничего не решается.
   "Да! Что только не приходит в голову с похмелья? С убийством Кеннеди и Мавзолеем Ленину разобрались - можно ещё по чашечке кофе".
  
   Светало. Солнце пыталось пробиться сквозь непроглядный туман, рассеивая тёмные облака. Я пытался сконцентрировать мысли на чём-нибудь существенном и практически необходимом, но это мне удавалось с большим трудом. Слабое сердце неважно подавало кровь к мыслительному аппарату, от чего появлялись нерадостные мысли о себе.
   "Вечно меня заносит не в те дебри! Ну, спрашивается, какое тебе дело до Мавзолея, и тем более - до Кеннеди? Так уж я устроен, прямо скажем - глупо устроен! Вечно попадаю в какие-то неприятные ситуации, вызываю ненужные споры".
   Вот на днях - мирно сидели в компании и беседовали на отвлечённые темы. Компанию мне с женой составила чета московского бизнесмена средней руки, с которым у меня намечались краткосрочные партнёрские отношения. Супруга бизнесмена насмотрелась передач о вреде генетически модифицированных продуктов и объявила им непримиримую войну. Прямо за столом! И всё бы ничего, если бы она не развернула орудия на нас с женой: якобы, вот, она следит за чистотой питания, а мы? - не хватит, сами едим всю эту гадость, а ещё и детей ею кормим!? Ну, уж это было слишком! Я стал вежливо "выступать", мол: "генетической модификацией занимался ещё дедушка Мичурин, и ничего - все мы как-то выросли, а вот она потребляет эту, как она говорит, "гадость" в виде только что выпитого французского вина". Французскую виноградную лозу давно модифицировали, правда, методом in vito, чтобы его тля не изъедала, и - если тля бежит от лозы, то зачем же человек потребляет виноград? Я стал развивать эту тему и получалось, что все продукты, имеющие хороший товарный вид и вкусовые качества, генетически модифицированы. Получалось, что дама, потребляя всё на её взгляд хорошее, потребляет больше всех этой "гадости".
   Вечер был испорчен! Примерив на себя лавры поборницы за чистоту питания, дама не хотела с ними расставаться. Видимо, тема не раз обсуждалась в её кругу и она считала себя "чистопитающимся" человеком, и это выгодно отличало её от других. Дама явно обиделась и не могла мне простить ни дедушку Мичурина, ни тем более - французского вина. В результате переговоры с ёё супругом зашли в тупик: он посчитал, что с таким несговорчивым человеком не стоит иметь дела; я зря потратился на хороший ресторанчик.
   "А, мог бы иметь неплохую прибавку к своему ежемесячному доходу, если бы поддакивал или, в крайнем случае, промолчал. И какие же мы после этого интеллигенты?" - вопрошал я себя, как герой Шукшина.
   "Ничего будем искать дальше. На то я и бродяга!", - приободрил я себя, но беспокойное чувство не покидало меня.
  
   И всё-таки, о чём же вчера шёл разговор? Лев о чём-то спрашивал Пса. Пёс что-то сделал для него и докладывал.
   - "Крендель" уже созрел, Лёва! Пора действовать!
   - Ты точно уверен!? Ошибки быть не должно! - сказал Лев.
   - Он сейчас совершенно один. Семью отправил на отдых в Египет, а сам пустился в загул. Пьёт как лошадь, гуляет с девками уже второй день. У нас в запасе ещё полторы недели, - докладывал Пёс.
   - Времени много не бывает! Мы и так уже пол-жизни "профукали". Надо ещё Светку подготовить. Заметь, самым дорогим рискую! - сказал Лёва и опрокинул очередную порцию водки.
   Мы последовали его примеру. Я решительно ничего не понимал, но в одном был согласен: мы и так жизнь "профукали". Я уж - точно! Однако водка начинала действовать, давая положительный эффект.
   - Давай, без Светки! Может - найдём кого-нибудь со стороны? Дело всё-таки рискованное. В таком деле всякое может случиться, - рассудительно говорил Пёс.
   - Со стороны возьмём и точно провалимся - все должны быть свои! Бубу поставим в известность ближе к делу, - загадочно произнёс Лев.
   - Что это вы затеяли, что меня будете "ставить в известность" в последний момент? - скорчив гримасу, начал возражать я. - Давайте, раскалывайтесь, умники!
   Я не на шутку разволновался. Эти опять что-то затеяли, а я как всегда всё узнаю в последний момент.
   - Не лезь в бутылку, Буба! Всему своё время. Просто здесь не место обсуждать дела. Вот, завтра встретимся у меня - там и поговорим. Я до этого Светку подготовлю. Она, в принципе, уже всё знает.
   Он был прав по поводу места: кафе "Гадюшник" было переполненно; гвалт стоял неимоверный и, чтобы говорить, приходилось напрягаться.
   - "Шеф прибудет в последний момент!". А уголовника брать будем? - вспомнились мне фразы из "Неуловимых мстителей".
   - Нет, - рассмеялся Лёва, - на этот раз обойдёмся без "уголовника".
   - Ну, за успех! - подытожил Пёс и разлил.
   Завтра - так завтра; за успех - так за успех! Я чокнулся с Псом и опрокинул "отраву".
  
   Его, вообще-то, Эдиком зовут, но "погонялово" Пёс прилипло к нему так давно, что он перестал обижаться. Эдик пришёл к нам в пятом классе и сразу оказался под прессом нашей "торсиды". Новичка стали третировать, заставляя выполнять разные поручения. Несомненно, особой изворотливостью отличался Лев. Он всегда находил для него самые сложные задания.
   Как-то раз, он решил запереть учительницу биологии - "биологичку" - в кладовке для учебных пособий, предварительно спрятав там Эдика. По сценарию Эдик должен был сидеть в заточения до того, как за ней закроется дверь и потухнет свет. После - он, якобы от страха, с диким воплем, должен был выбраться из укрытия. Сцена долго репетировалась. Вместо "биологички" запускалась Светка - подружка Льва из соседнего класса. Они вместе занимались бегом и проводили друг с другом много времени.
   Всё шло по намеченному плану: учительница зашла; за ней захлопнулась дверь и потух свет, но - вместо испуганного, истошного вопля, неожиданно, послышался остервенелый собачий лай. До сих пор никто не может объяснить, в том числе и он сам, почему залаял? Школяры дико заржали. Весь сценарий был испорчен! "Отмазаться" от этого лая было невозможно - "биологичка" утверждала, что он хотел её покусать! Вопрос встал об исключении из школы, причём, хоть Эдик и не выдал своих сообщников, хотели исключить и Льва, потому что педагогический коллектив в один голос утверждал, что без этого "кровопийцы" дело не обошлось. И только вмешательство родителей и моего отца, который был близок с директором школы, помогло остаться обоим в стенах нашего выдающегося и старейшего учебного заведения, которому было на тот момент больше стапятидесяти лет и здание больше походило на древний замок: подвалы с огромными сводами; достаточно сложная, для непосвященных, система входов-выходов - чем не рай для школяров?
  
   В дальнейшем вмешательство отца носило хронический характер. Кроме "исторички" никто не хотел ставить Льву отметок. Отец же видел, что мальчик смышлён, но им некому заняться, так как родитель Льва снова женился и от второго брака у него появилось ещё трое детей. Отец принял его к себе на завод - маляром -, и закрывал глаза на то, что тот появляется на работе "пятого- двадцатого" - за авансом и получкой, а сам бесперебойно "шабашит" на стороне, для того, чтобы содержать свою многочисленную семью. На заводе, в отделе капитального строительства, а в дальнейшем стройуправлении, знали о том, что это близкий семье директора человек и не препятствовали его "трудовой" деятельности. Единственное, что директор завода спрашивал у отца Льва:
   - Детей можешь содержать?
   Тот кивал, что может, и это было сущей правдой - Лев всегда неплохо одевался. Отец убеждал директора школы, что мальчик начитан и ему надо помочь окончить школу. Ему нравилось, что мы со Львом перечитали, почти всю его, собранную годами библиотеку, что мы читаем все журналы, которые он выписывает: от "Иностранной литературы" до "Химии и Жизнь". Читали всё подряд: от Жоржи Амаду до Кобо Абэ. Пёс тоже примкнул к нам. Изначально я за него заступался и пытался оградить от наглого понукания, но потом понял, что он и сам за себя может постоять, а со Львом ему - интересно! После школы вся неразлучная троица собиралась у кого-либо дома, чаще - у нас. Бабушка накрывала на стол, мы обедали, для приличия делали вид, что учим уроки, а потом выбегали на улицу.
   Эдика, иногда, приводили к нам и вечером. Его мама, тётя Галя - русская по происхождению - осталась одна после того, как её муж - армянин - в буквальном смысле, сгинул на бескрайних российских просторах: выехал на заработки (тогда тоже выезжали), на прокладку какого-то газопровода, и не вернулся. Галю он тоже, в своё время, привёз из командировки. Позже оказалось, что он в очередной раз завёл себе семью, и теперь у Эдика - две сводные сестры. Но это оказалось позже, а тёте Гале пришлось одной растить сына. Работала она вахтёром - иногда и в ночную смену. Директор завода, видя все жизненные сложности одинокой матери, перевёл её к себе на завод - начальницей над охраной. Тётя Галя была строга, так как понимала, что незамужней женщине придётся нелегко. Она приняла местные традиции, придерживалась их неукоснительно, и со временем, даже, стала говорить по-русски с некоторым "ереванским" акцентом.
   Эдик же представляет собой интересную смесь: единственное, что осталось ему от папаши, так это орлиный взор и внушительный нос. Русый мальчик уже с детства имел на лице чисто армянский отпечаток - нос.
  
   Аттестат у обоих состоял почти из одних троек, и после окончания школы отец устроил их в техникум при своём заводе. Во-первых - отсрочилась служба в армии, а во-вторых - можно было успеть и подготовиться к поступлению в ВУЗ с хорошими отметками, хотя, надо отметить, что в техникуме они появлялись нечасто.
   Из всей троицы только моё будущее казалось безоблачным. В десятом классе я отзанимался с репетиторами и, имея прекрасный аттестат, по экспериментальной системе тех времён, с лёгкостью сдав два экзамена на пятёрку, поступил в местный политехнический институт. Тот же путь проделал Пёс, только двумя годами позже, а Лев каждый год поступал в историко-архивный институт в Москве, но "срезался" по иностранному языку и, в конце-концов, угодил в армию.
   Отец, видя неудачу друга своего сына, упросил военкома направить его на службу в ближайшее Подмосковье, поскольку, часто бывая в Москве, в министерстве, мог навещать Лёву. Он познакомился с руководством военной части и по прибытии забирал Лёву в Москву - Лев получил возможность, в два-три месяца раз, по нескольку дней проживать в лучших гостиницах столицы.
   Мы с Эдиком навещали его на летние каникулы. Отец устраивал нас на работу на свой завод, затем отправлял в Подмосковье - за какими-то там, двигателями.
  
   Лёва служил писарем. Должность, прямо скажем, непыльная. Мы вызывали его на КПП части и там передавали ему несколько армянских коньяков. Он их распределял среди начальства и уже вечером появлялся у нас в гостинице. Причём, появлялся не один, а со своим коллективом, вернее, с её женской половиной: вольнонаёмной Валентиной; её сестрой Василисой и подругой Татьяной. Мы накрывали изысканный стол с разного рода деликатесами и разносолами, привезёнными из Еревана. Десятилетний армянский коньяк подогревал воображение, создавалась приятная и где-то торжественная обстановка. Ухаживать мы любили и по прошествии многих лет мне себя и своих друзей не в чем упрекнуть. Шутили до упада, не забывая при этом поднимать тосты за присутствующих дам, отмечая про себя, какая из них отдаст своё предпочтение.
   Всё было неплохо, только у Татьяны, не-то от нервного срыва, не-то от чего, когда дело дошло до любовных утех, начался нервный тик.
   - Это хорея! - поставил диагноз Лев, когда мы вышли в гостиничный коридор на совещание.
   - Хорошо, что не "ямб", - грустно подытожил Пёс, опустив свой "шнобель". Татьяна предназначалась именно ему. - И что делать будем?
   - А что случилось? Ничего, пускай "тикает". Так даже интересней, - я начал успокаивать товарища, а самому не терпелось назад к томной Василисе.
   - А, что это с ней случилось? Я не понял! - Пёс воспринимал ситуацию трагично.
   - Как что? А, ты представь себя на её месте - у тебя бы тоже тик начался! - здраво рассуждал Лев.
   - Ага! Ты представил, вот ты с ней и пойдёшь, Лёва! А то я гляжу, вы оба поумнели за мой счёт. Умничают тут! Сам себе дородную бабу привёл, а другу - "упадочную"!? Не по-дружески получается, Львёнок. Мы к тебе со всей душой, за три тысячи километров - а, ты вот так вот!? Нехорошо это!
   - Ладно, Онегин, бери свою Татьяну и чеши отсюда! Погуляй где-нибудь.
   - А куда я с ней пойду? Она же своим тиком всю округу перепугает. Нет, не хочу я! Сами идите!
   - Вот тебе деньги, и чтоб тебя часа два не было! - я начал нервничать.
   - Буб, и ты туда же!? А я думал ты мне друг!? - "канючил" Пёс.
   - А, друзей, с опухшими яйцами, в коридоре "мурыжить" - это по-дружески?
   - Ну, скажи, что - за сигаретами. И вообще, раньше ты был более сообразителен.
   - Так, только ты здесь и куришь, Лёва, ты и иди! - возмущался Пёс.
   Но его уже никто не слушал: удачливая часть компании открыла дверь и зашла в гостиничный номер-люкс, состоящий из двух комнат. За нами поплёлся понурый Пёс: орлиный взор потух, а "шнобель", прямо, волочился по полу.
   -Танюша, пойдём за ..., - Пёс явно не знал, зачем ему сходить.
   - За мармеладом, - помог ему Лев.
   - Лёвушка, тебя, что на мармелад потянуло? - с ехидством спросила Валя.
   - Ага, сейчас я и тебя мармеладкой угощу.
   - А, у тебя, что тоже "мармеладка"? - шепнула мне на ухо Васса.
   - Нэт, дорогая, у минэ цэльный мармалад, - отшутился я с "кавказским" акцентом.
   Васса томно рассмеялась.
   - Пошли!
   Пёс потянул "тикающую" Татьяну за руку и потащил её к выходу.
  
   Два часа пролетели, как мгновение. Ровно через два часа появился Пёс: немного осоловелый; с какой-то подвыпившей женщиной средних лет, в очках на миловидном лице, достаточно бедно одетой - для нас тогда, "тёткой", или "клушей".
   - А теперь выметайтесь сами!
   - Арнольд! Ну, зачем же ты так, посидим все вместе, - заплетающимся языком пропела тётка.
   - Кто это здесь Арнольд? - недоумевая, спросила Валентина.
   - Я! - невозмутимо подтвердил Пёс. - А это....Как, говоришь, тебя зовут?
   - Елизавета Яковлевна, - представилась "тётка".
   Да! Товарища надо было спасать, а то он мог подхватить неизвестно что.
   - Вот, что, Елизавета Яковлевна, мы приехали в ваш город по важному правительственному заданию, - я встал с кресла и затолкал туда Эдика, - суть которого является государственной тайной. Я правильно говорю, товарищ старший лейтенант?
   Лев утвердительно закивал головой.
   - Нам нужны свои люди в этом городе. Вы готовы сотрудничать с органами? Подумайте, прежде чем ответить!
   Я был похож на трафарет с плаката: "А ты готов защищать Родину?".
   - Вот, девушки уже согласны! Если, да, то вы должны принести: справку от участкового; медицинскую справку. Если хотите, запишите! - Я начал загибать пальцы. - Справку с места работы. Вот, вы где работаете, Яковлевна?
   Пёс пытался, что-то вставить, но я ему всячески препятствовал.
   - Я? В местной библиотеке. Библиотекарь я!
   - Библиотекарь она. Понимаешь! Биб-ли-о-те-карь! - Пёс вырвался из заточения и почти кричал на меня.
   Это резко меняло суть дела. На Лизаньку без содрогания невозможно было смотреть.
   - И, что сейчас читаем? - миролюбиво спросил я.
   - Франсуазу Саган. Ей девятнадцать лет, но пишет она очень хорошо.
   Мне стало неловко - использовал "клише" в подходе к человеку.
   - Садитесь, Елизавета Яковлевна.
   - Да, нет ребята, я, пожалуй, пойду!
   - Что Вы, что Вы? Садитесь, садитесь, - засуетились мы с "товарищем старшим лейтенантом", предлагая ей стул.
   - Слушай, "Арнольд", а куда ты Татьяну подевал? - агрессивно спросила Валя - ей уже не нравилось, что внимание переключилось на эту "клушу".
   - Под городскими часами поставил. Теперь она вместе с ними "тикает". Тик-так, тик-так, - показал "Арнольд".
   - Ну, ты, блин, урод! Васька, пошли отсюда! А ты Лёвушка, можешь сидеть здесь, но больше ко мне не подходи!
   Экспрессивности Валентины можно было найти лучшее применение, но Лев флегматично парировал:
   - А зачем мне к тебе подходить? Сама придёшь! Я бы, даже, сказал, прибежишь! - резюмировал Лев.
   - Кто, я?
   - Пошли, я скажу тебе! - сказал Лев и поволок её в сторону ванной комнаты.
   Там изначально шёл оживлённый разговор, затем послышались сладострастные звуки.
   Я уселся около Василисы, и начал допрашивать Елизавету.
   - А, что вы ещё читали?
   Мы беседовали, забыв обо всех остальных. Лев с Валей вышли из ванны - Валентина забрала скучающую Василису и они ушли. Лев присоединился к разговору и началось:
   - А - "Сто дней одиночества"; а - " чёрного принца"; а - "одинокого волка"?
   Так продолжалось часа два - удачливые ловеласы осознали, что мешают другу и, придумав, вернее, надумав, какую-то причину, покинули номер и направились к привокзальному ресторану. Там мы сидели до утра, беседуя о бренности бытия, наутро завалились в номер, где нас бодро встретил Пёс со словами:
   - Ей всего двадцать шесть и у неё прекрасное тело!
   - Мы рады за тебя, - вяло ответили мы и буквально рухнули на кровати.
   Эдик полюбил Лизу, и в каждый свой приезд первым делом звонил ей.
  
   Два года службы Льва пролетели быстро. Мы основательно подготовились к встрече, закатив в день прибытия славную пирушку. Именно тогда я опьянел так, что меня пришлось провожать до дома. Впервые! Я занимался борьбой дзюдо и привлёк к этому делу Эдика. Оба мы проводили много времени на тренировках; оба "дослужились" до кандидатов в мастера спорта; оба вместе выезжали на соревнования. Пёс преуспел больше меня и составил мне конкуренцию. И на этот раз тренером было принято решение выставить в весовой категории до 78 кг. Эдика, а я должен был бороться в весе до 71 кг. Мне необходимо было сбросить за неделю около шести кг. Две-три тренировки в день и строгая диета сказались на здоровье и я, поддерживая общее настроение, незаметно для себя опьянел.
  
  
   - Буб, что-то ты рано стал пьянеть. Ополовинь! Нас ожидают серьёзные события, - сказал Лёва в кафе "Гадюшник".
   - Ты, лучше за собой следи - трезвенник! В половину - жить мы не умеем!
   - Это уж точно! - подтвердил Пёс и разлил по новой.
   - Не темпируй! - приказал Лёва.
   - Лев, здесь невозможно долго сидеть. Поедим, выпьем и - по домам!
   - Ничего, скоро и на нашей улице праздник будет. "Забьём Мике баки!".
   Лев был немного возбуждён. Он всегда пил меньше нас и для этого были веские причины.
   Однажды, выпив, он разрисовал свою недавно отремонтированную квартиру. Ремонт был произведен в лучших традициях "модернизма" тех времён. Квартирой назвать двухкомнатное помещение в старом доме с "удобствами" во дворе было сложно, но это было местом наших встреч после возвращения Льва из армии. Он часто устраивал там вечеринки, приглашал девиц, да, и разной публики набиралось предостаточно. Напивались, как правило, только медики, вернее, студенты медицинского института. Они всегда раздражали нас своим "выпендрёжем", использовали в разговоре латинские термины, шутили с "латинским" акцентом, типа: "fortunes non penis, в руках не удержишь" и тому подобное. Напивались до безобразия. После этих посиделок я невзлюбил врачей и крайне редко, пока что, к ним обращаюсь. Желание затуманить мозги непонятными терминами определяло поведение будущих лекарей. Мы считали, что у некоторых студентов медицинского института напрочь отсутствовало логическое мышление. Зачем врачу здоровый пациент? Страх в глазах пациента прямо пропорционален вознаграждению врача! Однако, все мы как-то смирились с тем, что девушки в медицинском более раскованы.
   В этот вечер мы с Эдиком пришли, как всегда, после вечерней тренировки. Дверь была не заперта, из неё валил сигаретный дым, но было подозрительно тихо. Войдя, мы обомлели! Наш приход никто не заметил, пахло "травкой", а медики с энтузиазмом разрисовывали стены. Кто-то, взобравшись на стремянку, разрисовывал потолок, изобразив следы снежного человека, а кто-то с упоением разрисовывал стены. Уже была нарисована бутылка водки, с вылетающим из неё "джином" женского пола, с выпуклыми, аппетитными ягодицами, роскошной грудью, и ещё масса других вещей, вплоть до примитивного - "rock& roll". Лев сидел на полу и "медитировал", раскачиваясь из стороны в сторону, пока окончательно не упал, начав жалобно выть. От непонимания происходящего мы не могли выговорить ни слова - у обоих от изумления отвисли челюсти. Первым вышел из "нирваны" Эдик.
   - Слушайте вы, работники ножа и топора, кончай свою мазню! Здесь не Третьяковская галерея! Тоже мне - Пикассо проктологических наук! - давай, слезай со стремянки!
   - Эд, привет! Здорово Буба! - заблеяли медики.
   Они явно не хотели расставаться с выбранным занятием. Фантазия разыгралась, детство в анусе взыграло, и медики, как ни в чём не бывало, продолжили творить.
   - От вашей "травки" воняет до площади Ленина. Сейчас сам курнуть придёт.
   Я не отличался особым остроумием, но даже эта прямолинейная шутка вызвала среди медиков оживление.
   - Вместе с "Инессой" и "Дзержинским"!
   "Дзержинским" в нашей компании называли высокого, сухощавого соседа Льва - бывшего мелкого чина "компетентных органов" в отставке - который по-привычке строчил "рапорт" на всех, кто попадал в поле его зрения, и естественно - на всю, соседствующую "малину". От "компетентных органов" прибыл "боец невидимого фронта", который, увидев весёлую компанию, сразу уселся за стол и начал бренчать на гитаре песни военных лет, поставленным баритоном. Баритон ему "поставили" ещё в армии, в каком-то там ансамбле песни и пляски. Ему намекнули, что "Дзержинский" сам небезгрешен и спекулирует контрабандной и дефицитной жевательной резинкой и импортными сигаретами. Подвыпивший "боец" имел с ним беседу, после которой "Дзержинский" ходил поникшим и затравленным. "Боец" стал захаживать, пока его самого не "замели" за валютные операции. Это было неплохо, потому что он постепенно начинал "внедряться", вызывая у всех нескрываемое раздражение.
   "Инессой" же называлась низкорослая, пухлая, необразованная супружница "Дзержинского".
   - "Инессу" - "раком"! "Инессу" - "раком"! - скандировали "медики".
   Хоть и эти шутки не отличались оригинальностью - оживление перешло в хохот, а у одного из них, самого хлюпкого и мелкого, по кличке "Гавриил", дошло до самой настоящей истерики. Гавриил был большим любителем женского пола, но тщедушная внешность и низкий рост не позволяли ему развернуться во всю силу своей буйной фантазии. Гавриил никогда не терял надежды и всегда был "на чеку".
   От самой мысли - Гавриилу стало весело. Первым, кто оценил ситуацию, был Швед, прозванный так за внушительную внешность и, в особенности, за квадратную челюсть. Швед спустился со стремянки, с серьёзным видом уставился на Гавриила и произнёс:
   - Да, Гаврюша, тебе по-настоящему пора!
   Швед сгрёб ухохатывающегося Гаврюшу и потащил к двери. За ним потянулись и остальные.
   Мы проветрили помещение, уложили Лёву на диван, не забыв поставить перед ним ведро. Всю ночь Лёва блевал, а потом с грохотом переворачивал ведро, падая с дивана. На утро, протрезвев, Лёва тупо смотрел на разрисованные стены. После этого он перестал увлекаться выпивкой и из всей палитры развлечений оставил только женщин, которыми увлекался со страстью коллекционера.
  
   Тем временем кафе "Гадюшник" разогревалось вместе с его шумными посетителями. Хромая официантка не успевала разносить горячительные напитки, показывая чудеса эквилибристики. Поднос, уставленный закуской, бутылками водки и минеральной воды, просто летал между столами и ни разу не был перевёрнут, хотя у "божьего создания" одна нога намного была короче другой.
   - Ну, прямо, как Гарринчо на футбольном поле. - как-то давно заметил Лёва, заворожено смотря на работу официантки.
   Сравнение было уместным, потому что и у великого игрока одна нога также была короче другой, что не мешало ему забивать великолепные голы.
   - "Гаринча!" - окликнул её Пёс, постукивая по бутылке водки.
   Водка снова появилась на столе вместе с очередной порцией "люля-кебаб". Что ни говори, а кухня в "Гадюшнике" была отменной! Все продукты поступали с местного рынка свежими. Шашлык и кебаб, как всегда, являлись "коронным номером", визитной карточкой азербайджанца Васифа, который просил его называть просто - Васей. Вася так Вася! Всё изменчиво в этом мире. Однако, Васиф знал, что называйся он хоть Васисуалием Иванычем - дальше ворот рынка ему выйти не суждено. "Менты" - физиономисты тут же его "тормозили" и требовали денег за "незаконное" хождение по Москве. Васиф тяжело их зарабатывал и расставаться с ними не хотел, и из-за этого неоднократно был бит в милицейском "воронке". Приехать сюда можно, пройдя пограничный контроль, а вот ходить по городу нельзя - имей ты десять законных регистраций и даже право на работу - всё равно надо платить! Принцип: "зачем врачу здоровый пациент?", действовал неукоснительно. Все кому не лень хотят "лечить". Ну, хоть Клинтону жалуйся! Только Клинтон далеко, и потому Васиф жил на складе и не высовывался за ворота рынка - ну, прямо, как академик Сахаров в ссылке - время от времени, наслаждаясь ласковой и услужливой "Гаринчей", приехавшей из Украины. Она была его связным с внешним миром, покупая подарки родным и близким, которые Васиф отсылал на родину. Он к ней относился неплохо: "Гаринча" была увешена дешёвой бижутерией, подаренной Васифом, как новогодняя ёлка.
   Мы наслаждались "незаконным" кебабом, "незаконно" изготовленным Васисуалием Ивановичем (на этой территории всё "незаконно") и беседовали, как всегда, на те же темы.
   - Спасибо, золотце! Не забудь ещё минералочки. Ну, за наш город! - Пёс, разлил и поднял стопку, не забыв при этом оттопырить мизинец.
   - От нашего города уже ничего не осталось! Вы, как два придурка, прикипели к руинам и не видите, что там жить уже давно невозможно - изменились люди, изменилась аура! На улице не встретишь ни одного знакомого. Все выехали, а "дюрёвня" всё прёт и прёт. Все революции на земле делаются только для того, чтобы "дюрёвня" переехала в город! Ужасно пронырливое племя. Вы уже двенадцать лет здесь, а всё: "наш город, наш город", - начал передразнивать нас Лёва. - Сейчас начнёте: "всё строится, всё бурлит". Поймите, город это люди! Для нас там ничего не осталось! Пока вы тут своим производством "примусов" занимались, там пришли совершенно другие люди и всё перераспределили между собой. Нас там уже никто не знает, мало того - уже никто не ждёт!
   И правда - перераспределили, как и везде. Раньше распределялось совершенно всё и система по праву называлась "распределительной". Сейчас же распределили: деньги; средства производства; сферы экономики. Эта система стала называться "рыночной". "Рыночными" остались только Васиф и "менты", которым его "распределили".
   - Я вам ещё давно говорил, что с такими "бабками" как у вас нужно было "линять" на Запад, а вы всё: "производить хотим, производить хотим". Ну что, напроизводились, Кулибины хреновы!
   И это было чистой правдой! Ни к чему не придерешься. Идеологом этого: "производить, производить, и ещё раз производить", был, конечно же, я. Сейчас мне уже так не казалось. Сейчас я бы выдвинул лозунг - "грабить, грабить, и ещё раз, грабить!". О, с каким опозданием! Всё разграблено уже давно до нас, или скажем так: "каналов", по которым разграбляется, простите, распределяются материальные ресурсы, у нас не было. Мы с Эдиком тяжело заводили "нужные" связи, производили продукцию и предлагали её всеми имеющимися способами. Хочешь - бери; хочешь - нет!
  
   Я, давно - ещё на заре горбачёвской "перестройки" - начал заниматься предпринимательством, организовав при научном институте, в котором трудился, Центр Научно-Технического Творчества: покинул государственную службу; имел свой кабинет; свой расчётный счёт в банке; печать, и начал зарабатывать деньги.
   По уставу прибыль от деятельности центра могла распределяться между членами коллектива, но поскольку таковым являлся только я, то и прибыль, после уплаты всех налогов, полагалась только мне. Я взялся за работу. За плечами была кандидатская диссертация, которая придавала мне уверенности.
   За короткий срок я обзвонил и посетил самые большие промышленные предприятия республики. Армения в те времена была перенасыщенна промышленностью и дело спорилось. Что только не пришлось внедрять, автоматизировать - и не перескажешь. В год заключалось более семидесяти договоров с доходностью в сорок процентов. А с каким упоением я платил налоги!? Сумма, уплаченная мною, говорила о моей состоятельности. Налоги были умеренные - тридцать процентов от прибыли, да ещё тринадцать подоходного - всё, деньги твои! Работать я умел и не ленился. Выходил с предприятия к одиннадцати часам вечера. Деньгами не баловался, вернее, их хватало на всё: и на времяпровождение с друзьями в обществе смешливых женщин, и на решение бытовых вопросов. Но, всё-таки, имея на счету сотни тысяч рублей, я выписывал себе зарплаты не более восьмисот. Я копил средства для того, чтобы создать предприятие по выпуску станков, которых не выпускала советская промышленность. И это мне удалось!
   Пёс в середине восьмидесятых уже работал помощником Генерального директора на заводе у отца. После окончания института отец и меня хотел взять к себе на производство, но я наотрез отказался. Эдика он "растил" с самых низов, изначально приняв его мастером в инструментальном цехе, затем перевёл в производственный отдел, затем в конструкторское бюро, и уже потом сделал своим помощником. Мы оба были не женаты и тратили всё, что получали.
   Отца тем временем перевели на другую работу - директором строящегося завода. Завод этот "сидел" чуть ли не в решениях очередного съезда партии.
   Отец перевёл туда, на этот завод, и Эдика. К моим же успехам он относился скептически. Единственное, что он сказал, объяснив причину своего скепсиса, было:
   - Не верь им сынок! Это гидра! Одну голову срежешь - вторая вырастит!
   Я его не понимал. У меня не было времени осознать, что на самом деле происходит.
   Лев тем временем перебрался в Москву и занялся "фарцовкой". Во времена "повального дефицита" "фарцовка" была излюбленным занятием многих москвичей. Дела у него шли очень даже неплохо: одевался он с особым лоском, питался в лучших ресторанах столицы. Он и для нас доставал прекрасные вещи. Время "репатриантов" в Армении закончилось - они не выдержали испытания советской системой и потянулись обратно в те страны, из которых прибыли.
   Жизнь была прекрасна! Вся троица была в своём роде успешна - могли себе позволить поездки в Москву, Сочи и, даже, в Югославию.
  
   А сейчас сидели в кафе "Гадюшник" и "жрали" водку.
   - Лева, тебе что не скажи, всё не то! Ты как всегда в оппозиции. Ну, прямо как Натан Щаранский, - заметил Пёс.
   - А! Правда глаза колет! Я же вам говорил - переводите всё в валюту и "линяйте"! Я же здесь десятилетие до вас прожил. Здесь долго жить противопоказано!
   - Куда линять? Мы же все русскоязычные. Без языка, как Му-Му жить - это не для нас! - язык уже заплетался, но я ещё пытался отстаивать свою точку зрения.
   - Ага, а жить, как Му-Му с иностранным паспортом, это для тебя, Буба? Ты же здесь не имеешь никаких прав! Тебя в любой момент могут отсюда депортировать. Тебя, Буба, у которого три поколения имело высшее образование на русском языке! А знаешь, почему? Потому, что рожей не вышел! Вы не видите, что здесь происходит?
   Это был удар "ниже пояса"! Я его никогда не выдерживал. Но это было правдой! Я с трудом читаю даже по-армянски, потому что не было такой необходимости, не говоря уже о других языках. Только по-русски! Узаконить свои взаимоотношения с российской властью мы с Эдиком всегда хотели, и даже, приобрели у "ментов" российские паспорта и долго ими пользовались. Потом эти же "менты" нас сдали и эти паспорта оказались недействительными: их отобрали, а нам ещё пришлось "приплатить", чтобы отпустили. Времени, а главное средств, каждый раз заниматься этим вопросом, у нас не было - вопрс перерос в проблему, мы запустили её.
   Возможно - мы и имели законное основание для получения хоть какого-то статуса, не потеряв при этом армянского гражданства, но заниматься этим нам больше не хотелось. Как-то мы обратились к юристу. "Лекарь" был ещё тот - затребовал около трёх тысяч долларов за ту же "туфту".
   - Вот сейчас напьюсь, - в очередной раз начал я, - и пойду просить политического убежища в американском посольстве.
   - И что ты там скажешь? - Лёва ещё не слышал моих рассуждений.
   Пёс знал их "на зубок" и отвернулся в сторону, чтобы в очередной раз не слышать этого бреда.
   - Я потребую компенсацию за русскоязычие.
   - У кого? У американцев?
   - Нет. После получения убежища - от российских властей!
   - И что ты скажешь?
   - Я объясню, что меня лишают права быть русскоязычным, потому что, даже имея все основания для проживания в России - вид на жительство, гражданство, и являясь русскоязычным уже бог весть в каком поколении, это можно доказать - подвергаюсь гонениям по антропологическим признакам. То есть рожей им не подхожу! Я больше не хочу быть русскоязычным, а вернее, не могу, и требую компенсацию для дальнейшего переобучения на другом языке - не против и армянского - в течении двадцати лет.
   - Сильно, Буба! - Лев от удовольствия даже зажмурился. - Компенсация за русскоязычие! Это звучит! Но сперва мы возьмём компенсацию другим, более доступным способом.
   - Загадочен ты сегодня Лёва. Пугаешь ты меня!
   - Я сам себя пугаюсь. Только, что я вам хочу сказать, братья: на этот раз я без вас не уеду! Я и приехал сюда только ради вас. Без вас я жить не могу, мне вас всегда не хватает! Мы уже почти тридцать пять лет вместе.
   - За нас! - Пёс воспрял духом и его оттопыренный мизинец вместе с рюмкой снова появился около моего носа.
   Любимый тост "пошёл" гладко. На душе повеселело, вселенские проблемы отошли вдаль, остались только мы. Вот, так вот: сидеть и сидеть - большего в жизни нам и не хотелось!
   Мы могли сидеть и молчать, потому что всё уже давно переговорили. Единственной, интересной темой были женщины.
   - Фаину встречал? - спросил меня Лев.
   - Да нет! Где же её встретишь? И главное - зачем?
   - Незачем, конечно. Ты бы с ней долго не продержался..
   - Это точно!
  
   Фаину я встретил в ресторане "Баку", что на - Горького, на заре борьбы с алкоголизмом. Я поднимался по мраморной лестнице - она с подругой по ней спускалась. Пышная, в теле, брюнетка бросалась в глаза.
   - Христос Воскрес!
   Ба, да они же подвыпившие!
   - Воистину Воскрес! - ответил я.
   - А можно Вас поцеловать?
   - Я думаю - даже нужно!
   Они меня расцеловали, далеко нецеломудренно, и продолжили спуск по мраморной лестнице. Я удивлённо провожал их взглядом, пока они не скрылись в женском туалете. После - я рванул к столику где беззаботно, со скучающим видом, сидел Лев.
   - Лёва, тут две такие "тёлки"! Сейчас поднимутся. Пойдем, познакомимся.
   - Что, по-настоящему хорошие? В "Баку" в основном пожрать ходят, да и то - мужики. Пойди, посмотри с кем они пришли.
   - Да ни с кем. Я с ними уже целовался. Уже, наверное, поднялись. Пошли!
   - Целовался? Ну, ты и террорист!
   Фаина оказалась работницей отдела сбыта ликероводочного завода. Я прожил у неё две недели и чуть не спился. Водкой у неё на квартире было завалено совершенно всё - она ею приторговывала!
   - Пей!
   - Фая, я больше не хочу.
   - Пей, ну не выбрасывать же мне её?
   За завтраком я пил бутылку водки, вечером - две. Через неделю у меня дрожали руки и я ходил шатаясь. Самое интересное, что на своём предприятии я был "избран" председателем общества трезвости. Совершенно "умная" была компания: "Борьба за трезвость". Через две недели я сбежал.
   "Сколько же липовых компаний нам пришлось пережить? Прямо, "Горе от ума"! А вот эта прижилась: "Реформы необратимы" - то есть: всё, что взяли - не отдадим! Прав Лев, пора "линять" - ещё неизвестно, что "умного" здесь придумают. Пора-то, давно пора, но на какие "гроши"?", - думал я.
  
   - Ну, за женщин! - оттопыренный мизинец Пса снова появился у моего носа.
   - Деньги, женщины и власть - вот, что правит миром! - подытожил Лев. - А мы выбрали только женщин. Однобоко живём.
   - Женщины и только - женщины! Больше ничего! Власть, Лёва, это желание "поиметь" всех и вся, следовательно - педерастия! Ну, мы же не педерасты, Лёва!
   Пёс к тому времени уже выпятил и грудь вместе с мизинцем.
   - Это точно! Ну, за баб!
   Мы ещё долго развивали эту тему, вспоминая прошлые дни.
   - За тех!
   Сейчас же каждый из нас был достаточно моногамен: Лев жил со Светой, которую очень давно перевёз из Еревана; Пёс жил с Елизаветой Яковлевной, которая успешно владела издательством; а я - со своей законной супругой.
   - А теперь - за этих!
   Затем Эдик встал и предложил тост за родителей. Все последовали его примеру. Выпили. Эдик же разлил и продолжил:
   - А теперь за Отца! Мы тебе не будем говорить, кем бы мы стали, если бы не он, - сказал он, обращаясь ко мне. - Мы такие же сыновья ему, как и ты! Здоровья ему! Без него мы все осиротеем.
   - За Отца, Буба! Дай Бог ему здоровья! За Отца! С завтрашнего дня это будут не только слова! - подитожил Лев.
   Слёзы навернулись мне на глаза. Вот уже много лет Отец болел. Врачи, десятками его обследовавшие, так и не смогли найти кардинального лечения.
  
  
   Глава 2. Отец.
  
  
   Сидя на кухне, попивая кофе, я почти всё вспомнил, за исключением того, как пришёл домой. Это вот, "хуч убей"! Ну, пришёл, и - Слава Богу! Наверняка - привезли. Главное я помнил: эти умники что-то задумали. Льву звонить рановато.
   Почему алкоголики не могут спать долго? Кровь бьёт ключом, мозги шевелятся, правда, весьма сумбурно, волнообразно, и всё больше натыкаются на гранитные берега воспоминаний. Время остановилось, дальше - безвременье. Кто твои поэты, нынешнее время? Ждите ответа!
  
   - Кардинального улучшения не ждите! Состояние будет со временем ухудшаться, - сказал Швед после осмотра, выйдя в коридор клиники. - Биологический ресурс человека небесконечен. Тем более - при такой интенсивной жизни, как у него. Сосуды ни к чёрту не годятся. Забиты!
   - Работать, конечно, он уже не сможет. Пора пенсию оформлять! - продолжил Швед.
   - Без работы он не сможет! - грустно констатировал я.
   - Со временем он ходить не сможет! - поставил окончательный вердикт Швед.
  
   Шли девяностые годы двадцатого века. Отец попал в больницу после того, как на работе закружилась голова, он потерял равновесие и упал. Шёл тридцать пятый год его работы Генеральным директором на различных промышленных объединениях.
   Лечение, проведённое Шведом, первоначально давало положительный эффект. Он к тому времени уже защитил докторскую диссертацию и в скорости "слинял" в Штаты.
   Прошло четырнадцать лет и прогноз Шведа начал сбываться. Отец перестал ходить. Представить его "лежачим" больным до сих пор, хоть он уже и в возрасте, было невозможно.
   - Деревья умирают стоя! - всегда повторял отец, когда врачи говорили о том, что ему нужно отдохнуть.
  
   В детстве я его почти не видел - он рано уходил на работу и поздно возвращался. И только густой сигаретный дым, стоящий по утрам, напоминал о нём - невысокого роста; стройный; с чёрными вьющимися волосами, всегда зачёсанными назад; чёрными блестящими глазами; смольными усами, имеющими, как потом стало известно, массу поклонниц.
   Мы жили в трёхкомнатной квартире на пятом этаже, как сейчас говорят, "сталинского" дома, в центре города. В детстве было всегда светло и солнечно.
   - Мам, а кто у нас папа? - спросил я.
   - Токарь, - ответила мама и улыбнулась.
   - Токарь? А что это такое?
   - Профессия такая.
   "Токарь" был всегда подтянут, в обязательной белой сорочке и строгом галстуке.
   - Профессия? А он хороший токарь? - не унимался я.
   Мама загадочно улыбнулась.
   - Мам, а всех токарей на работу шофёры возят?
   - Нет, только его.
   Иногда, по воскресениям, удавалось пообщаться с отцом. Обычно на воскресение меня отправляли к бабушке, а тут - удача! Отец как всегда ходил по квартире размышлял и курил.
   - Пап, нарисуй мне лошадь.
   - Лошадь? А ты думаешь, я умею?
   - Пап, это несложно! У нас даже Бабуся умеет.
   "Бабуся" был моим другом со второго этажа, который по поводу и без повода звал со двора свою бабушку.
   - Ну, если Бабуся умеет - тогда сделаем!
   Через минуту рисунок был готов. Красивый, гордый конь стремительно нёсся и готов был выпрыгнуть с листка бумаги, развивая умело созданный несколькими штрихами ветер. Отец посмотрел на своё творение и неотчётливо обозначил у скакуна отсутствующую "деталь".
   - Пап, ты что? - удивился я.
   - Ничего не поделаешь. Без этого не бывает. - сказал отец, озорно улыбнулся, а затем продолжил. - В Ленинграде есть скульптура - само совершенство! По каким-то причинам у неё отсутствует язык - cкульптор слишком поздно заметил это. И, ты представляешь - застрелился! Я не хочу последовать его примеру, - улыбка не сходила с его лица.
   - Застрелился? Почему?
   - Видимо, от чувства неисполненного долга.
   Отец ещё раз, более внимательно и серьзно посмотрел на свой рисунок, остался им недоволен, нахмурился и сказал:
   - Я, всё-таки, обыкновенный чертёжник. Высокое исскуство - это для избранных.
   - Чертёжник? А что ты чертишь?
   Он не решился усложнять взаимоотношение с сыном.
   - Всё, что захочешь, то и начерчу.
   - Ты, что - инженер?
   - Да, сынок, и уже даже заслуженный.
   - Тогда начерти мне лошадь!
   К тому времени я подрос и ходил в школу и, конечно же, знал, что отец у меня директор завода.
  
   Он имел привычку просыпаться к трём часам ночи, ходить по столовой комнате, курить и размышлять о развитии своего производства. Семья никогда не проводила отпуск вместе с ним, мама одна вывозила меня на лето. Без производства он не представлял распорядок своего дня.
   Завод размещался среди хибар старого района города и ему некуда было расти. Это не устраивало директора. Он задумал реконструировать завод: построить новый корпус в продолжение старого и скрепить разрозненные участки более современным конвейером.
   В шестидесятые годы многие вопросы решались в местном Совнархозе, не согласовывая с московским Министерством. Единственный вопрос о снижении планового производственного задания, "плана", решался в Москве. Совместить реконструкцию с выполнением "плана" было невозможно. Но только не для молодого директора! Он начал реконструкцию. Снесли крышу корпуса, подготовили там площадку, и на неё, под открытое небо, перебросили всё оборудование с первого этажа. За считанные дни завод начал выдавать продукцию, хотя и под открытым небом. Под строительство нового корпуса были снесены околозаводские хибары, а их обитателям предоставили квартиры в современных домах.
   И в разгар этого пекла поступила телеграмма о прибытии на завод самого Министра Химического Машиностроения - одного из крупнейших организаторов промышленности в Союзе. Министр не догадывался о реконструкции - это была самодеятельность. Его радужно встретили и проводили на территорию завода.
   Увидев, вместо работающего производства с чистой территорией, безобразную картину разрушения, с облаками пыли и грохотом строительных машин, Министр был ошарашен. Апокалиптичность происходящего сжимала сердце, и только черноусый молодой человек, энергично жестикулируя, с горящим блеском чёрных глаз, говорил о реконструкции завода, остановка которого грозила сбоем работы многих предприятий нефтеперерабатывающей и химической промышленности.
   - Вы, что с ума сошли!? - басом, рявкнул Министр. - Кто вам позволил сворачивать производство?
   Грубо отстранив директора, Министр, грузно и решительно шагнул в пыль и грязь, в надежде остановить разрушение. Энергичный молодой человек не отставал.
   - Производство работает, план выполняется, товарищ Министр! - бодро рапортовал он.
   - Где оно работает, когда вы всё тут раз..бали!? Кто вам позволил!? Да я тебя... - Гнев уже переходил в бешенство.
   Заводчане, сопровождавшие директора, замерли в ожидании смертельного для него приговора.
   - Вон там! - как ни в чем не бывало, уверенно, произнёс директор, показывая на крышу основного корпуса.
   Министр поднял глаза. В облаках пыли, на крыше, под открытым небом он разглядел движение массы людей. Прищурившись, после минутного изучения, он увидел на крыше корпуса и массу оборудования. Что-то стало проясняться, но тревожное настроение ещё не прошло. Он зашагал вперёд, вспоминая военные годы, когда приходилось налаживать работу эвакуированных производств под открытым небом. Но зачем это делать сейчас, в мирное время, когда можно всё согласовать и спланировать? Молодой директор не терял времени, разъяснял план реконструкции завода, позволяющий увеличить выпуск и расширить номенклатуру изделий. Новый вид продукции был разработан своим конструкторским бюро. Поднявшись на крышу и увидев, что производство бесперебойно работает, Министр явно повеселел. План реконструкции начинал ему нравиться.
   - Недооцениваем мы кадры! - думал он. - Привыкли давать указания из Москвы. А заводу по-настоящему нужна реконструкция. Этот черноусый, стоящий парень, а главное - грамотный инженер. Молодец!
   Поднялось настроение и у заводчан. Неожиданно, Министр остановился, собрал в охапку директора, поднял его, поцеловал три раза, приговаривая:
   - Молодец! Молодец! Приезжай в Москву - я тебе дополнительные фонды на строительство дам!
   Инженерная "мафия", как называл отец заводчан, собиралась вечерами у нас дома. Пили тогда исключительно вино. Было шумно и весело.
  
   Эта история сыграла большую роль в жизни отца. О молодом директоре заговорили. И никто уже не вспоминал, что он сын "врага народа".
   Моего деда расстреляли в 1937 году, в возрасте тридцати восьми лет. В 1954 году посмертно реабилитировали. Дед был рабочим Бакинских нефтяных приисков, прошёл, ещё почти мальчишкой, подполье в рядах большевистской партии, был делегатом съездов, и после учёбы в Москве, был направлен на партийную, а затем, на хозяйственную работу. Дед сделал молниеносную карьеру, став Управляющим Хладокомбинатами Закавказской Федерации. Такая - была до 1936 года и включала в себя три закавказские республики, вместе с Сочинским побережьем. Управление находилось в Тбилиси, где в центре города проживала семья.
   Отец помнил, как его, ещё малыша, сажали в персональный, американский автомобиль деда, выданный по указу Микояна, и дед вёз его на своё производство.
   Отец помнил и тот день, когда ночью послышался топот кирзовых сапог, грубый стук в дверь, плачь разбуженных сестрёнок и матери. Затем были длинные очереди в тюрьме на "передачу", которую ни разу не приняли, хотя и не говорили, что дед расстрелян. Просто - "в списках не числится". Квартиру через несколько дней "уплотнили", поселив ещё две семьи, а единственное, оставшееся окно, заколотили досками, чтобы не поступал солнечный свет.
   Несмотря на это, все трое детей "врага народа" выросли, выучились, получив, кто медицинское, а кто инженерное образование. Выжить помогали книги. Пища духовная компенсировала нехватку пищи материальной. От деда осталось только множество книг, изданных в начале прошлого столетия, книг по холодильному делу, и толстый, кожаный портфель с наградами, решением о реабилитации и статьями в большевистскую "Правду": "Мы, рабочие Бакинских нефтяных приисков, не допустим английских интервентов..." Чем не угодили деду англичане? - сегодня совершенно непонятно. Сегодня и англичане, и американцы спокойно качают нефть из Бакинских нефтяных приисков.
   А тогда, Россия делала очередной "кульбит" в своей истории, вместе с моим русскоязычным дедом.
   "Сын врага народа" - это клеймо пристало к отцу вплоть до 1954 года. После окончания института его распределили на крупный машиностроительный завод, на Донбассе, в городе Горловке. Вечерами, новоиспечённый выпускник преподавал в местном техникуме. Приехав в Армению, в начале пятидесятых, в отпуск, он впервые почувствовал себя более свободным от этого клейма и решил остаться.
  
   Через несколько лет отца перевели на более крупное предприятие, находящееся недалеко от столицы в молодом городе-сателите. Со "старым" коллективом он не расстался. К нам ещё долгие годы приходили бывшие сослуживцы: побеседовать; пообщаться; поесть "хлеба, соли"; выпить вина.
   На праздничных первомайских шествиях, проходивших под нашими окнами, "старая гвардия" приветствовала своего директор: шествие останавливалось до тех пор, пока из окна пятого этажа не выглядывал отец, помахивая в приветствии руками. По улице разносилось громогласное и восторженное "Ура!", затмевающее своей силой речитатив громкоговорителей.
   Дела на новом производстве не ладились, план не выполнялся даже на сорок процентов. Однако, банальное выполнение планового задания не отвечало масштабам личности отца. Ночные размышления позволили создать проект расширения производства. Завод принадлежал иному союзному Министерству. Пришлось сново доказывать свою состоятельность.
   - Вы сначала выполните действующее плановое задание, а потом уже посмотрим, - говорили ему.
   Отец умел убеждать, умел доказывать свою правоту, тем более, что к концу года, отстающее производство наверстало упущенное и перевыполнило производственное задание. Строительство занимало все его помыслы. Завод увеличился в несколько раз, обрастая к тому же филиалами в отдалённых деревнях, где сельское хозяйство было непродуктивным. Появились новые, современные корпуса с наиболее продвинутым оборудованием, станками с числовым программным управлением. В начале семидесятых появился свой вычислительный центр. Через несколько лет отец построил в этом городе: стадион; музыкальную школу; жилой массив; оснастил родильное отделение больницы инвалютной, японской техникой; и - многое, многое, другое.
   Энергия отца не знала предела. Он умел привлекать коллектив к поставленным им задачам, за многие годы выработав свой стиль руководства. Производственные совещания переместились из кабинета в производственные цеха, на строительные площадки. Вечером проводились только селекторные совещания. В день обходилось несколько производственных цехов, и каждый работник управленческого звена мог проинформировать директора о состоянии дел на своём участке. Вопросы решались молниеносно. Отец знал по имени почти каждого рабочего в своём многотысячном коллективе. Молниеносно выносились и решения во время приёма по личным вопросам. Каждый год, силами, созданного, своего, строительного управления, решались жилищные проблемы заводчан.
   Дом же наш содержался, что называется, "открытым": постоянно появлялись гости, было весело и шумно. Кто только не сидел за столом: рабочий, уважительно, называемый "мастер", сидел рядом с академиком; инженера - с министрами; начальники главков - с директорами заводов, артистами. Поздравить с Новым Годом, по давно заведённому распорядку, приходили сотрудники всех коллективов, которыми руководил отец.
  
   Прожив десятки лет в бешеном ритме, он начал уставать. Работа изматывала его. Он часто засыпал прямо в персональном автомобиле, возвращаясь к девяти часам вечера домой. Приезжая, садились обедать. Отец, как правило, приглашал пообедать и кого-либо из своих сослуживцев.
   Производство требовало новых рабочих рук. Из близлежащих деревень потянулся новоявленный пролетариат, который после полугодичного обучения в Ленинграде, поступал на завод. Отец не всегда понимал психологию некоторых деревенских жителей, пытавшихся использовать рабочее время с пользой для себя, в ущерб производству. Он не выносил "куркульного" подхода к делу, к тому же эти "некоторые" - постоянно пытались что-либо унести домой: от ненужного, до самого необходимого. Почти каждый - можно сказать,через раз - рабочий строитель считал своим долгом унести на строительство своего дома по одному тесаному камню в день, предварительно завернув его в газетку. И, смотришь, к концу рабочего дня неспешно идут деревенские работяги, с гордым видом, открыто, унося каждый по одному камню. Бороться с этим в полную силу было бессмысленно.
   - Строятся! - сказал он, как-то выйдя из машины к концу рабочего дня и наблюдая, как идёт домой пролетарий, признав тем самым своё поражение в борьбе с "несунами".
   Но когда "дюрёвня" попыталась унести чешкие унитазы с санузла нового здания конструкторского бюро и была поймана за этим занятием, отец был беспощаден. В гневе он был страшен.
   - Дегенерат! Сифилитик! - кричал он.
   Но, поскольку он человек отходчивый - зла на него не держали, искренне любили, хотя и боялись не меньше. Максималист по натуре, он никогда не позволял гневу завладеть собой, считая чванство, гордыню, самыми большими пороками. Логика - единственное, чему он подчинялся. Логика доброты! Более демократичного и доброго человека мне и до сих пор не приходилось встречать. Весельчак и обаятельный балагур, постоянный тамада на всех застольях, всегда окружённый людьми, живущий для людей. Инженерная "мафия" всегда находилась около него, где бы он ни появлялся.
   - Инженерия это класс! Пока, что - порабощённый, но настанут те времена, когда инженерия выйдет из-под гнёта нелогичных, давящих рамок! Именно нам подвластна логика созидания! За инженерию!
   Неизвестно, что отец имел в виду под "давящими рамками". Видимо - постоянные циркуляры, спускаемые партийными органами и регламентирующие жизнедеятельность предприятия. Не всегда удавалось делать то, что по-настоящему нужно. Многое приходилось делать "партизанскими" методами, потом доказывая свою правоту в разных инстанциях.
   Как-то раз, на завод приехала комиссия, а таковые приезжали по два-три раза в квартал. Эта была поражена, увидев под расходами на строительство спортивной площадки огромную сумму. Комиссия не верила своим глазам, выглядывала в окно, чтобы разглядеть примитивное поле с двумя воротами и турником. Директора попросили показать её. Пришлось ехать в противоположную часть города. К изумлению комиссии, приехали на вновь отстроенный стадион, с прекрасным, ухоженным футбольным полем, спортивными залами, трибунами на двадцать пять тысяч мест. Комиссия уехала, недоумевая, зачем этому невысокому человеку, такая большая головная боль.
   О нецелевом использовании средств было сообщено в разные инстанции. Проверка следовала за проверкой. К тому же, появилась группа "анонимных писателей", сигнализирующая, что директор разбазаривает государственные средства, устраивая грандиозные праздничные концерты в заново отстроенном городском клубе, приглашая даже народных артистов СССР. Анонимка была приурочена к отъезду отца в отпуск, в котором он не был много лет. В начале семидесятых годов круиз по средиземному морю считался престижным. Радостное событие для нашей семьи было омрачено сообщением о приезде на завод представительной комиссии.
   Пошли слухи, что секретарь райкома партии протекцоинирует директору соседнего завода, у которого не сложились отношения с коллективом. Вновь отстроенное, с развитой инфраструктурой, перевыполняющее "план", производство отца стало "лакомым куском". Можно было спокойно работать на нем, не делая больше, практически, ничего.
  
   Амбиции отца внушали "секретарю" непонятный страх. Зачем это ему нужно? Или он метит на его место? Но это не так. На пленумах районной партийной организации, непременно, засыпает, причём похрапывая, но если его вызвать к трибуне то, он без подготовки держит речь о самом насущном, заряжая зал энергией, срывая бурю аплодисментов. Однако, на партийной работе такой человек никак не смотрится, да и, никогда не рассматривался вышестоящими инстанциями. Тогда, что же ему нужно? "Секретарь" не понимал, а чего он не понимал - того боялся! Лучше всего вовремя от него отделаться, тем более, что о директоре постоянно писала центральная пресса, появились новые ордена. Держит себя очень независимо, никогда не встречает, как положено, у заводской проходной, имеет связи в центре, а самое главное: ведёт каждый год массовое строительство, а с него ему, "секретарю", хозяину района, ничего не поступает. Правда, и доказать, что сам с этого что-то имеет, не представляется возможным. Нет никаких сигналов. Покопались, усердно покопались, а всё равно ничего нет!
   Однако, разветвлённая "агентурная" сеть, докладывала, что на заводе есть и люди недовольные директором. Работа с ними вывела на супругов, с созвучной фамилией, Ананьевы. "Секретарь" поговорил с ними, приласкал, поднажал, они и написали. Для проверки анонимного письма была создана представительная комиссия, проверяющая абсолютно всю деятельность и в особенности в той части, которая, по мнению партийной организации, не связана с непосредственным процессом производства.
   - Не может быть, чтобы там ничего не было! Ищите! - давал указания "секретарь"
   Мысль об этом человеке не давала ему покоя. Его слава, его дела, душили его. Это его район, его территория. Надо всех облаять, чтобы никто не посягнул на его власть. Что такое власть, "секретарь" знал очень хорошо - ещё с полуголодного, босоного детства, он мечтал о ней. Он знал, что не затеряется среди людей. Он знал, что рано или поздно будет мстить людям за то унижение, которое испытывал он сам и его семья. Он мечтал о том дне, когда займёт Пост и будет Властвовать. "Секретарь" всегда считал себя человеком умным, расчётливым, разбирающимся в людях. При каждом слове необходимо понять истинные мотивы поведения человека, его карьерные или материальные интересы. С детства приходилось много работать над собой, учиться. Основная учёба - тереться среди людей, принюхиваться к ним, чувствовать кто в чём силён, оценивать людей. Уметь всегда быть рядом с людьми стоящими, не опускаться до людей слабых, не умеющих прикрыть свою натуру, напустить "тень на плетень". Такие люди не интересны. Например, его отец. Кроме того, как класть стены, он ничего не умел. Его разговоры дома всегда касались только таких же рабочих как и он сам: кому дали больше заработать, потому что благоволит начальство. Его всегда обходили при дележе, потому что он человек слабый, не умеющий завоевать авторитет даже у таких же рабочих. А завоёвывать было нечем. Бывший сельский житель был подсобным рабочим в бригаде - так: "замеси, унеси, принеси". Кто только им не понукал. Над ним явно издевались! Он был объектом для шуточек, и не всегда безобидных, а иногда даже скабрезных, по поводу бюста жены, матери "секретаря".
   "Секретарь" никогда не забудет того дня, когда случайно, чуть раньше, вернулся со школы домой. Отменили урок математики - заболела учительница - и он, мальчишка, радостно нёсся, запыхавшись, влетел в дом и хотел поделиться радостью с матерью. Её не было и он спустился в подвальный этаж сельского дома. Спускаясь, заглянул в окно. Там - среди голых бетонных стен, хозяйственной утвари, плетеных корзинок - он увидел её, согнувшуюся над бочкой с засоленными огурцами. Юбка была задрана, оголив огромный зад, большие груди вывалились наружу, а сзади ухал и пыхтел огромный мужчина в сапогах и клетчатой сорочке, импульсивно сжимавший её груди своими огромными ручищами. Штаны его были спущены, оголив мускулистые ягодицы. "Секретарь" оторопел. Он узнал мужчину - это был бригадир его отца! Это он постоянно отпускал скабрезные шуточки по поводу его матери.
   Пятидесятилетний мастеровой - вечно потный; небритый и неопрятный; с большими руками; чёрными усами - не давал никому в бригаде спуску. Распределение средств, было его личным делом. Правда, и работал он больше всех. Он был в родственных отношениях с прорабом, который завышал объемы строительства, начисляя за них деньги, которые они делили. Кое-что доставалось и членам бригады. В селе мужика уважали и побаивались.
   Бригадир совершал массивные поступательные движения, как будто хотел затолкать мать "секретаря" в бочку с огурцами.
   Краска залила лицо "секретаря". Сердце учащённо забилось, он отпрянул от окна, развернулся и побежал вверх по ступеням, открыл калитку и выбежал наружу. Он бежал от ненавистного дома, задыхаясь от унижения, стыда, злости и позора. Очнулся он только в близлежащем ущелье. Наутро его нашли, понурого и молчаливого. Домочадцы думали, что ему опять перепало от одноклассников.
   Время от времени стыд охватывал его. Иногда, во сне, он снова видел эту картину, но вместо матери бригадир хотел затолкать в бочку, именно, его. Он просыпался от ужаса, ненавидел бригадира и был бессилен что-либо сделать.
   Этот ужас закончился намного позже, когда он стал "секретарём райкома комсомола". У него работала секретаршей миловидная девушка. Она грамотно писала и читала, но кругозор её не распространялся дальше собственного носа. Она была послушна и всячески старалась ему угодить. Эта угодливость и послушность его, почему-то, очень возбуждала, и как- то раз, он не сдержался: подошёл к ней сзади, грубо задрал подол юбки, наклонил к столу и совершил то же самое, что делал бригадир с его матерью. Девушка была почти покорна, робко сопротивлялась, а затем обмякла и стала постепенно постанывать в такт его движениям.
   - Эта дура получила даже удовольствие от насилия, - думал "секретарь", застёгивая ширинку. - Они все получают удовольствие от насилия!
   Кто это "все" он не мог объяснить. "Все" - к кому можно так относиться, те которые зависимы от него. Когда они зависимы - они покорны!
   Сейчас, став руководителем района, "секретарь" создал вокруг себя структуру, позволявшую распределять всё. Расставив свои кадры по принципу личной преданности, он опутал весь район, всю территорию, кроме завода. Односельчане стали районной элитой - с ними намного легче решались вопросы, они никогда его не продадут! Дань собиралась со всего района. А, вот этот человек явно выпадает из общих для всех правил. Надо его убрать!
   Травля директора носила масштабный характер. Отец осунулся, стал раздражителен. Больше времени приходилось тратить на хождение по различным инстанциям, разъясняя ситуацию. И он победил! За него заступились и родное Министерство, и вышестоящие партийные органы. Тем более, что соседний завод, принадлежащий тому же союзному Министерству, директора которого "секретарь" выдвигал на место отца, совершенно пришёл в упадок из-за распрей в коллективе. Вот так вот - не справился с руководством одного коллектива, но лично предан - принимай другой!
   Для вышестоящих инстанций интриганство "секретаря" стало очевидным. Его сместили. Партия не разбрасывалась кадрами и вскоре он стал "рулевым" другого района, а отца перевели поднимать соседнее предприятие. Снова бессонные ночи, снова планы расширения. За десятилетие завод вырос в четыре раза, ни разу не сорвав производственные планы, обрастая новыми филиалами, превратился в солидную фирму. Номенклатура выпускаемой продукции была полностью изменена. Многое конструировалось и внедрялось своими конструкторскими бюро. Продукция шла в семьдесят стран мира, в том числе: Австралию; Австрию; Финляндию; Ливан; Египет; Кувейт; Иран. Инженера постоянно находились в этих странах для наладки и сервисного обслуживания продукции.
  
   Так продолжалось до второй половины восьмидесятых годов. В разгар "перестройки" о передовом директоре снова появились статьи в самых различных изданиях: от журнала "Огонёк" до центральных газет. Снова появились ордена. Представление на Героя Социалистического труда "завернула" республиканская партийная организация.
   Отец постарел и бесконечно устал. Приезжая домой, он, практически, уже ничего не слушал. Обращаться к нему по каким-либо вопросам было бессмысленно: речь становилась бессвязной, он засыпал прямо в кресле. Попытки разбудить его оканчивались безуспешно - его накрывали пледом и он отсыпался в кресле, с раннего утра снова уходил на работу. Руководить становилось всё тяжелее и он попросил перевести его на другую работу.
   - Всё "отпартизанил", больше не могу! Мне надо выспаться.
   Предложений было много, но он выбрал строительство нового завода.
   - Здесь надо только строить. Никакого "плана". Всю жизнь строил, не останавливая производства. Не успеешь построить - уже "план" увеличивают. Устал! Построим, запустим, а затем подкорректируем номенклатуру изделий, что-то с ней перемудрили. Ничего построенное - не пропадёт! Человека нет, а построенное им ещё служит людям. - вслух размышлял отец.
   - Пап, ты бы хоть дачу бы достроил, - прервал я его размышления.
   - А ты зачем? Я начал - ты дострой, - парировал отец. - У тебя-то, как дела? Всё посредничаешь? Скоро закончится это, сынок!
   - Уже закончилось! Сейчас, после принятия закона о кооперации экономическую свободу получили все и сами, без посредников, берут заказы, - объяснял я.
   - Давно пора! Сколько талантливых инженеров прозябает, протирая штаны в разных там НИИ? И у вас в том числе. А что делать будешь?
   - Производить!
   - Что?
   - Станки, пап, станки! Хочу своё производство организовать.
   - Ну, ты и размечтался, сынок.
   - Весь в тебя, пап!
   - Это хорошо, что в меня, но станки - это тебе не "пельмени клепать"!
   - Станки для резки камня на строительной площадке, - сказал я, показывая изготовленный рекламный буклет.
   - А, ну, это, станочки, а не станки. Дело нужное - наша промышленность таких не выпускает.
   Мы ещё долго говорили на производственные темы, практически составив список необходимого оборудования, определив с каких станкозаводов необходимо их закупать.
   - А на какие "гроши" покупать будешь? - спросил отец.
   - Уже заработал, пап, - я назвал сумму денег, хранящихся на моём счету.
   - Для производства - небольшие деньги, но для этого дела - достаточно! И за какой период ты их скопил?
   - За два года.
   - Да! Тяга к накопительству у тебя с детства. Тебе бы председателем колхоза работать!
   Сам он, получая баснословную, по тем временам, зарплату, никогда не мог ничего накопить, да, и не хотел. Все знали, что в семь или восемь лет раз, отец получал, по государственной цене, автомобиль для личного пользования, а именно, престижную по тем временам "Волгу", которая незамедлительно продавалась - ниже рыночной цены, но существенная разница всё-таки оставалась. На эти деньги он вывозил нас в Москву: он в командировку - мы отдыхать. Жили в лучших гостиницах, обедали в лучших ресторанах.
   - Да, времена меняются, - продолжил отец.
   - В лучшую сторону, пап!
   - Не верь им, сынок! - он внимательно, как будто предупреждая меня, посмотрел и затем продолжил, - Это гидра! Одну голову срежешь - вторая вырастит!
   Отец закурил и уставился куда-то вверх, думая о своём.
   - Пессимистично Вы настроены, Монсеньор! - вывел я его из раздумий.
   - Особых причин для оптимизма не вижу.
   - Пап, а когда-либо в стране было хорошо?
   - Хорошо среди друзей! Хорошо - когда женщины любят. - улыбнулся он, затем, серьёзно и в сердцах, безнадёжно махнул рукой - А, в стране всегда плохо!
   - Кстати, где это вы с этим барбосом ночами пропадаете? - некстати вспомнил он.
   - Там где хорошо, - парировал я.
   - Жениться тебе надо!
   - Не время, пап. Вот создам своё производство, тогда и подумаем.
   - Смотри, как бы ...., - он не знал, какими словами выразить своё беспокойство и я ему помог.
   - Не беспокойся!
   - Повзрослели. Да и ещё! Если, что - возьмёшь Эдика к себе. Нас что-то нерегулярно стали финансировать. Думаю - эти "лучшие времена" скоро накроются "медным тазом"! Болтунов много появилось, а это не к добру.
   - Так свобода же!?
   - Чтобы быть свободным, сынок, надо ещё и мозги иметь.
   - Ты же сам эту партийную свору не любил.
   - Не любил - это точно! - но ещё точнее я знал - что я люблю! На нелюбви далеко не уедешь. Тупо не любить каждый дурак умеет.
   - Пап, а при Сталине тяжело жилось?
   - Материально - очень! Такой "безотцовщины" как я, у нас пол-класса было. И вместе с тем, все ребята выбились. Наша Ленинградская улица в Тбилиси троих академиков вырастила. Удивительное время было. Читали много - это и спасло! "О, дайте, дайте мне свободу...", - неожиданно запел отец любимую арию.
   По телевизору показывали "нового" Генсека Михаила Горбачева, о чём-то говорившего, усиленно жестикулируя. К тому времени он многое наговорил и его не так уж внимательно слушали.
   - Да! Многим из нас не хватает поколенческой мудрости, - пустился в рассуждения отец, смотря на экран телевизора. - Первое поколение образованных людей ведёт борьбу за социальный статус, остальное больше, если не только, предлог для его завоевания. Хотя, это и не догма. - разговаривал он сам с собой, не придавая разговору особого значения. - Второе поколение работает над укреплением этого статуса, и только третье может привести общество к цивилизации. "Не любите себя в искусстве, а искусство в себе" - это они говорили, - тихо, про себя, добавил отец, затем, так же тихо, но с расстановкой, добавил, - Генетические уродцы, естественно, не в счёт.
   Отец затянулся, пустил струйку дыма и продолжил.
   - До этого ещё надо дожить. Процесс познания очищает. Есть, несомненно, прекрасные люди и совершенно необразованные. - размышлял он, смотря в телевизор невидящими глазами, затем проснулся, - А вот у этого с поколенческой мудростью - полное "ау"!
   По телевизору показывали одного из руководителей новой волны.
   - А, как там у Лёвы дела? - обратился он ко мне.
   - Нормально, пап, живёт - не тужит.
   - И чем он занят?
   - В Москве кооператив открыл по пошиву одежды.
   - Одеваться он всегда любил. Держись их, сынок! Тебя, такие вот - сожрут! - показал Отец на картинку в телевизоре. - Для них ты как с луны свалился. Инопланетянин. А друзья у тебя более жизненны.
   - Да ладно, пап, я тоже не "лыком шит".
   - Трудно тебе придётся!
   - Я лучше пойду, пап, а то у тебя сегодня не то настроение.
   - А с чего ему "тем" быть? Пригласили бы меня, угостили, настроение бы и улучшилось, - бодро и озорно, предложил он.
   - Это мы, что называется, "сей момент".
   - Давай, звони своему барбосу!
  
  
   Глава 3. "Медный таз".
  
   Так прошла вторая половина восьмидесятых годов. Я пригласил Эдика к себе на работу. Разговор шёл в прекрасный, солнечный, воскресный день. Ереван - столица Солнца! Мы сидели на открытой площадке ресторана, под тенистой растительностью, за изысканно накрытым столом. В этом районе, в центре города, около величественного архитектурного шедевра кинотеатра "Москва", прошло наше детство.
   - Буб, а что делать будем?
   - Станки производить!
   - Где?
   - Создадим своё производство!
   - Буб, сейчас все торгуют. Здесь купил - там продал! Сигаретный бизнес очень актуален.
   - Станки тоже актуально.
   - Тебе решать, ты хозяин!
   - Если согласишься перейти, будем вместе хозяйствовать. Пятьдесят на пятьдесят!
   - Нет, Буб, я буду работать, а ты мне будешь зарплату выдавать. От повышенной зарплаты и премии не откажусь.
   - По ходу пьесы разберёмся. Хотя - я уже решил! Работаем только на равных основаниях - пятьдесят на пятьдесят.
   Я не мог предложить другу неравноправные условия: это означало унизить его, а тем самым и себя. Всю жизнь вместе, а тут - деньги делить не на равные доли? Пропади они пропадом эти деньги, если могут нарушить дружбу, а она неравноправной не бывает.
   - Ну, ладно, Буба, я тоже решил - перехожу, но на зарплату. Наливай! Ты с Отцом переговори на эту тему, а то мне его оставлять не хочется.
   - Говорил. Он не против.
   - Два по пятьдесят должно быть сто, но это, смотря кто наливает!? Больше восьмидесяти трёх, мне никто не наливал. Диалектика называется!
   - Да, Пёс, философ из тебя никудышный. Ты лучше скажи, зачем "биологичку" хотел покусать? Прошло столько лет. Признавайся!
   - От зажатости, Буба, от зажатости.
   Мы закусили чёрной икоркой на половинке сваренного яйца и закурили импортные сигареты "Мальборо" - маленький сертификат благополучия тех времён. Пёс откинулся на спинку стула, пустил дым и посмотрел в сторону кинотеатра.
   - А, помнишь, как Лёва швырнул с яруса недоеденное мороженное. В тёмный зал кинотеатра. Размахнулся, и так, небрежно запустил.
   - Ха! Ещё бы не помнить. И как эти придурки нас нашли? Мороженное на носу висит и тает, не стёр гад, для доказательства. Да они нас чуть не убили!
   - Они, просто, старше были. Нам по двенадцать, а им - по пятнадцать, но и мы им сперва бока намяли. Спина к спине стояли, Буб.
   - Это точно! А какой фильм смотрели, помнишь?
   - "Золото Макенны". В очереди за билетами Бульдог стоял, он самым упитанным был.
   - Точно! И в очереди, когда он уже к кассе продрался, кто-то его шилом в зад пырнул. Помнишь, как выпрыгнул, за зад держась? Ха! Ха!
   - Ха-ха! Ха!
   - За ребят!
   - За Лёву! Надо бы ему позвонить. Пошли, позвоним!
   - Слушай, Буб, а что ты в Талине в номере гостиницы "Олимпия" с тем "мутоном" не поделил?
   - Ясно, что! Аллу же помнишь? Я с ней у неё в номере шампанское попивал, пока ты в нашем её подругу Свету "оприходовал". И всё у нас было очень даже хорошо: Алла явно отвечала мне взаимностью. И вдруг, "откуда ни возьмись" - этот "шкаф" "нарисовался". Оказывается он эту Аллу уже три дня "приходует".
   - Ну, ты бы встал и ушёл, тем более, что они уже в постель легли и попросили тебя даже свет потушить.
   - Вот это и было с их стороны ошибочно. Я же ещё сижу, а они - в ванную, душ принять, а потом в постель. Не гостеприимно как-то. Скажи?
   - Да, Буб, с твоим "этикетом" лучше дома сидеть. И, что ты ему сказал?
   - Ну, ты же знаешь.
   - Расскажи, расскажи. Я кайфую!
   - Сказал, чтобы он у.., это самое ... уходил бы.
   - А он?
   - Спросил: кто я такой?
   - Я так понимаю, Буб, что и это с его стороны было ошибочно.
   - Правильно понимаешь!
   - А ты, что сказал?
   - Ну, знаешь же!
   - Рассказывай, Буб, рассказывай!
   - Ну, я сказал, что я .. это самое ... хороший знакомый его мамы. А, как же ему ещё объяснить, кто я такой?
   - Это точно, Буб, не объяснишь. Пока не скажешь, не заявишь о себе - не объяснишь! Ты его там хорошо "разделал". Такой гвалт стоял - через два номера слышно было. Мы со Светой выбежали, а по коридору "шкаф" идёт: в джинсовой сорочке без одного рукава; из носа кровь хлещет, а под глазом "фингал". "Щас, щас" - приговаривает.
   - Пока он одевался, я его не трогал, а сорочка гнилая была. Я за рукав схватил - приём провести, он и оторвался.
   - Тут уж не до приёмов!
   - Точно! Зато на следующий день мы с тобой много приёмов провели. Сколько же человек он с собой привёл? "Шкаф"-то местным оказался. Да, Пёс, спина к спине! Сколько же с нами таких историй было?
   - Много, всего и не упомнишь. Лев, конечно же, всегда агрессивней нас дрался. Слушай, сейчас позвоним Нателле, пусть подтягивается. Она для тебя подругу пригласит. Ты, что с Мариной по-настоящему поругался? Так хорошо на пианино играла!
   - Сама виновата! Я ей с самого начала говорил, чтобы на мой счёт планов бы не строила. А она - всё о своём - наседать начала: "пора бы узаконить наши отношения, пора бы узаконить". Работать сейчас надо! Мне не до серьёзных отношений.
   - Ну, ты и выдал ей в тот день! Она только спросила: что случилось? А ты? Как там:
   "Неправедным задом, сыграв на рояле,
   Ты подписала себе приговор!
   Уйди старуха, я в печали,
   И на этом закончен наш разговор!"
   Что это за неправедная ж... па, Буб?
   - Да, ладно, пьян был, вот и "навеяло", но я даже рад. По хорошему говоришь - не понимают! Приходиться прибегать к аллегории.
   - У Нателлы подруга - звезда экрана. Из артистической среды. В ресторане поёт.
   - Давай, звони!
  
   Так мы стали работать вместе: закупили станки, оборудование; арендовали производственное помещение; наняли рабочих и стали выпускать продукцию. Затем нашли партнёров в Москве, которым и отгружали её железнодорожным транспортом. Дела шли - лучше некуда! Прибыль направили на изготовление ширпотреба. Нам привезли французские комнатные телевизионные антенны и мы их "скатали" - один к одному! Потребность в них была уникальная, хотя - оснастка, литформы, обошлись нам в копеечку.
   Пока мы занимались производством, в стране произошли кардинальные изменения.
   - Знаешь, кого назначили директором на заводе? - как-то спросил Пёс.
   - Кого?
   - Этого замухрышку, родственника "секретаря"!
   - Да, ты что? Эта же махровая, тупорылая "дюрёвня". Он же там всё разворует!
   - Для этого и ставят, - сказал Эдик.
   - Но, сейчас же выбирают директоров? - удивился я.
   - Вот они и выбрали. У этого "секретаря" вся родня из этих краёв. "Деревенская мафия!" Они в этом районе всё решают. Стольких там запугали!
   - Да, ладно, чего их бояться? "Рыло" намылить - вот и всех "делов"!
   - Не так-то и легко! Там сейчас всем "криминал" рулит, и не какой-то там периферийный, а самый авторитетный - столичный! На заводе знаешь, сколько валюты осталось? Лакомый кусок! Вот "законники" и подтянулись. Вся заводская охрана из их солдат состоит.
   - Солдаты какие-то! Война, что-ли? А, куда власть смотрит? - недоумевал я.
   - " Секретарь" - и есть власть!
   - Он же давно в другом районе?
   - Так метастаза же, в нашем, где завод, осталась! - Пёс понимал, явно, больше чем я.
   - Метастазы какие-то? - недоумевал я.
   - Да! Пока мы с тобой работали, всё кардинально изменилось.
   - А им, что власти мало? Чего же они на производство бросаются?
   - А на фиг им такая власть, Буба! Сейчас эти "секретари" самые неприспособленные - курьировать скоро совсем нечего станет! Ну, сколько на партийных билетах наваришь? Хотя они и дорого стоят - по пять тысяч рублей за штуку! У нас целый станок - восемь стоит, а у них, бумажка какая-то - пять. Да, кстати, эта "дюрёвня" на заводе штатным "стукачом" был. Помнишь нашего "Дзержинского"? Этот туда же "стучал".
   - А, как же "законники"? - удивился я. - Для них же со "стукачами" дело иметь - полное "западло"!
   - Валюта, Буба, валюта!
   - Да! Прав Отец, накроется всё скоро "медным тазом" - если и "законники" со "стукачами" связались; и партийными билетами торгуют - точно "накроется"! Ну, ладно, пошли работать! Кстати, для ширпотреба у нас рынок маловат - надо его в Москву вывозить! Давай, к концу недели вылетим, может - кого-нибудь заинтересуем нашей продукцией?
   - В Москву? Точно едем? - засуетился Пёс.
   - Точно! А, что ты так засуетился?
   - Ясно, что - Лизе позвоню, соскучился я!
   - Ну не без этого же? Я тоже Эллочке позвоню. Помнишь Эллочку?
   - Студентку? Конечно - помню! Плохо, что они с Лизой не ладят, друг от друга нос воротят, а то больше времени вместе бы провели.
   - Ничего, главное, чтобы от меня нос не воротила, а от неё большего и не требуется. Лёве не забудь позвонить!
   - Это точно! А сколько денег возьмём, Буб?
   - Ну, если здесь такие дела творятся - "дегенераты", "сифилитики", заводами руководят - то, что же в Москве происходит? Рыба как всегда с головы гниёт! Возьмём один "партийный билет", то есть тысяч пять, на всякий случай. Думаю, уложимся! Скажи бухгалтеру, пусть документы подготовит и поедет за деньгами.
   - Ты её не повезёшь? Всё-таки и зарплату поедет получать, а это нешуточные деньги. Как бы чего не случилось!
   - Подозрителен ты стал Сидор, ох, подозрителен! Здесь дел не в проворот. Пускай на общественном транспорте едет - как всегда!
   Бухгалтер ездила за зарплатой на общественном транспорте: с сетчатой авоськой, редко заворачивая деньги в газету. Банковские упаковки, как картошка, были на виду. Полиэтиленовые пакеты были не в ходу. В 1986 году на выставке в Москве "Станки ФРГ", меня охватил ужас, когда аспиранты, наплевав на станки, ринулись в очередь за фирменными пакетами - получив их, повыбрасывали из них каталоги.
   - Так я тебе и говорю, что пока мы здесь работали, всё изменилось. Сейчас с деньгами на улицу не суйся! - сказал Пёс. Что-что, а нюхать он умел!
   - Ну, скажи, чтобы деньги в газетку завернула. Всё!
   Мы вылетели в Москву. Нас встретил Лёва.
   - Привет, провинциалы!
   - Привет, "колбаса московская", "деловая"! Как живёшь, Лёва?
   - Плохо! Без вас всегда плохо. Ну, поехали, отобедаем.
   - С начала в гостиницу, там и пообедаем.
   - Я для вас "Националь" забронировал.
   - У нас уже "Космос" оплачен.
   Первый же вечер в ресторане гостиницы "Космос" показал, что мы не ошиблись - цены в Москве взлетели "выше потолка": столик в ресторане -"на троих" - обошёлся в три раза дороже обычного.
   - Что творится здесь, Лёва? Докладывай!
   - Ничего хорошего. Продукты питания куда-то пропадать начали, а это уже первый симптом болезни. Только болезнь она душевного характера. Вообщем - "линять" отсюда пора!
  
   Так в дальнейшем и случилось: Лев познакомился с иностранкой, женился и уехал. А мы остались! И началось время обозлённого шута. Как же там было?
  
   Пусть будет так! - сказал поэт,
   И композитор! Человек!
   Пусть будет так! - вторит весь мир,
   Многоголосым LET IT BE.
  
   Пусть будет так! Кричит душа,
   Набатом, выстрелом, открытьем!
   Пусть будет так!
  
   - Не так, не так! Я знаю как! -
   Сказал он - рыжий на ковре, -
   Идите ближе все ко мне.
  
   -Ты стой, вот здесь! А ты копай,
   Бури, сверли и всё ломай!
   Ты всё вот это, отвезёшь,
   А, ты объедки привезёшь!
   Ты этим будешь торговать,
   А, ты налоги собирать!
  
   Кричит, орёт и входит в раж,
   Артист большой, поймал кураж.
   Ревут, беснуясь, бубенцы,
   Головки хилой сорванцы.
  
   - А, ты тут кто?
   - А, я поэт!
   - Поэты в цирке? Что за бред!
   Иди сюда бери там-там,
   Тебе и кушать я не дам!
  
   Кричит душа, стучит там-там.
   Let it be, let it be.
  
  
  
   Глава 4. Так жить нельзя!
  
  
   - Буба, ты проснулся?
   Голос Льва по телефону был хрипловат, после вчерашнего.
   - Я вообще не спал.
   - Да, зря мы вчера так "нагрузились". Ладно, времени мало, надевай штаны и "дуй" ко мне!
   - Лев, может, хватит конспирироваться? Что случилось?
   - Случилось, уже всё давно, Буба! Пора уже принимать решения. Так жить нельзя! Пёс уже в пути. Ты даже кофе не пей, у меня попьёшь.
   - Через час буду.
  
   Лёва жил на Садовом Кольце, напротив станции метро "Лермонтовская", давно переименованной в "Красные Ворота". Они со Светой занимали две комнаты в коммунальной квартире. Это, по-моему, последняя коммуналка на Содовом Кольце. Лев приобрёл эти две комнаты ещё в начале девяностых.
   Я нажал на звонок с соответствущим номером. Десять лет как я здесь небыл. Изменилась ли Светка? Она не отличалась особой сентиментальностью, и я не надеялся на радужный приём со всякого рода "охами" и "ахами", воспоминаниями о юности , и тому подобное - не такой она человек, несентиментальный. Спортсменка. Обыденный человек. Красивая женщина, и даже очень, но иногда казалось, что она лишена какой-либо чувствительности и женственности. Расцветала она только лишь в присутствии Лёвы, которого когда-то боготворила. Так было ещё со школы.
   Открыла Света. Я не смог скрыть своего удивления. Со временем она, тренер по бегу, выглядела так свежо, что ей, нашей ровеснице, нельзя было дать больше тридцати лет. Света русская по происхождению. Имя полностью совпадает с её внешностью: высокая; стройная; спортивная; голубоглазая блондинка - просто излучает свет и жизненную энергию.
   - Привет, Свет, ты как всегда прекрасно выглядишь, - сказал я, входя в квартиру и протягивая букет цветов, приобретённый у станции метро.
   Мои сомнения оправдались - Света смотрела на меня так, как будто мы только лишь вчера расстались, и не было этих десяти лет. Железный человек!
   - Спасибо! А ты, Буба, как всегда галантен. Только, помятые вы сегодня какие-то.
   - Работы много, Свет, не высыпаемся.
   - Ага, камни на спине таскаете. Тяжелее стакана ничего в руках не держали, а уже - устали! - не унималась Светлана.
   - Много ты понимаешь! Производить, это тебе не круги на стадионе накручивать, - вступился за меня, вышедший в коридор, Лев.
   - Лёва, я так, к слову, - сразу поумерила свой пыл Светлана. - Проходи, Буба, я рада тебя видеть.
   - Не снимай, - сказал Лев, видя мою попытку снять обувь. - Не в деревне!
  
   В коммунальной квартире за десять лет произошли координальные изменения: длинный коридор, до этого захламлённый ненужной мебелью и велосипедами, теперь сиял чистотой отремонтированных, выровненных, салатовых стен и подсветкой двойного потолка. Большая кухня с тремя кухонными плитами сверкала евроремонтом. Бросалась в глаза "европейская часть", по всей видимости, принадлежавшая Свете: холодильник и плита "от лучших", европейских производителей. Две комнаты Льва находились в конце корридора.
   Они также со вкусом отремонтированы. Новая мебель в гостинной бросалась в глаза.
   Пёс уже уселся в кресле. Глаза у него опухли, нос высоко взвился вверх. Да, вид у нас по-настоящему помятый!
   - Светка, сделай спас! - приказал Лев.
   Спас - кисломолочная похлёбка - лучше всего подходил для поправки здоровья. Света удалилась в кухню.
   - Садись, Буба, и слушай! - приказал и мне Лёва.
   - Деловой ты сегодня Лев. Дай хоть передохнуть! Кофе есть?
   Пёс налил нам кофе из кофеварки. Я приготовился к его медленному и неспешному поглощению, но Лёва находился в ином расположении духа и сразу перешёл к делу.
   - Ты знаешь, что "дюрёвня" в Москве?
   - Какая, "дюрёвня"? В Москве её много - флегматично отозвался я.
   - Та, которая вместо Отца на заводе "рулила".
   - Ну, ничего удивительного - все кто, условно говоря, колхозную кассу "кинул", все в Москве, - ответил я.
   - Это точно! Большая "малина", - подтвердил Пёс.
   - Ну, нам до всех дела нет, - продолжил Лев. - Нам только до него дело есть.
   - А какие у нас с ним дела?
   Разговор не вызывал у меня особого интереса.
   - А, вот какие! Какую пенсию Отец получает?
   - Ну, десять долларов - что из этого? Никто же не живёт на эти деньги. Ты же знаешь, что я неплохо содержу родителей.
   - Знаю Буба, знаю, но почему всё этим козлам досталось? Что полезного они сделали? Только разграбили, и больше ничего? Короче - награбленное будем экспроприировать! - резюмировал Лев.
   Я поставил кофейную чашку на стол, не успев сделать и глотка, и внимательно, скептично и иронично посмотрел на Льва.
   - Да, Лёва, ты прямо как Ильич в семнадцатом, только броневичка не хватает. Я сам не против, но, во-первых, что - "экспроприировать", а во-вторых - как?
   - Есть, что! Пёс докладывай! - приказал Лев.
   Наши жизненные ритмы явно не совпадали - Пёс, до этого полумёртвенно сидевший в глубоком кресле, воспрял духом и придвинулся к журнальному столику.
   - Буб, ты знаешь, на что к концу восьмидесятых ушла валюта, заработанная заводом? - начал с вопроса "доклад", "возродившийся" Пёс.
   - Нет. Откуда мне знать? - тихо и удивлённо произнёс я.
   - Так вот, слушай! Валюта ушла на организацию первого в городе казино. Потом им в карман ушла продукция, оставленная на складах, а потом ушло всё заводское оборудование.
   - Ты, что мне курс современной "политэкономии" решил прочесть? - спросил я.
   - Этот "козёл" нами оценивается в семь - восемь миллионов долларов - как минимум! - констатировал Лев.
   - Да! Я смотрю - вы тут и "аудит" и "счётную палату" организовали? Да, и почему так мало оценили? Цифру смело можно увеличить в сорок раз.
   - Ну, не всё же он один нахапал. Там его номер шестым был, - сказал Пёс.
   - Такого случая больше не предвидится, - резюмировал Лёва.
   - Какого случая?
   - Впервые я его увидел около ресторана " Старая мельница". Он был в компании таких же "мурзилок" как сам. Пьян был в "дупель", но сам сел в свой "мерин" и уехал. Представляешь Буба, он на новом "мерине" ездит, а я - на "Волге". А, ты на своих двоих передвигаешься, - продолжал свой "доклад" Пёс.
   - В Москве я не вожу машину, и ты об этом лучше других знаешь.
   - Не отвлекайся, - сказал Лёва.
   Незаметно для себя я возвращался к действительности. Они меня растормошили! Тем временем Пёс продолжал.
   - Так вот! Когда он открывал дверь машины, я на связке увидел большой ключ. Это ключ от сейфа! Это точно! Я за ним поехал. Он живёт на Ленинском проспекте, на площади Гагарина. В обычном доме, с обычным кодовым замком. Квартира несъемная - я по компьютеру проверил. Ещё несколько лет тому назад я слышал, что его турнули с завода. За то, что "законников" вместе с "секретарём" "кинул". "Сучили" и вышвырнули! Он начал свои деньги в рост давать. Создал свой подпольный банк, деньги даёт под высокий процент, и только под залог недвижимости или золота, бриллиантов. Ценных бумаг не берёт. Не разбирается, - докладывал Пёс
   - Ну, ты скажешь - банк. Ломбард, это! - сказал я.
   - Не перебивай. Пёс, продолжай!
   - Деньги получает от своих контрагентов из "деревенской мафии", которые тоже здесь. Офис их находится на Фрунзенской набережной. Я выследил, - продолжал Эдик.
   - А, я всё думаю: куда ты с работы пропадаешь?
   - На фиг ваша работа нужна, "самоделкины" хреновы! - Лев был непреклонен в оценке нашей деятельности. - Продолжай!
   - Значит! Контрагенты получают залог, привозят его и забирают деньги, - продолжил Пёс.
   - Как у тебя просто получается!? И сейф какой-то, а не ячейка в банке; и здание с обычным кодовым замком. Просто - рай для дураков! - возразил я.
   - Буб, ты всю жизнь всё усложняешь. Это же обыкновенный "мурзилка"! В банке он, согласно моим сведениям, один раз прогорел. А сейф у него простой. Голову даю на отсечение! Я же с ним работал, вернее, он у меня под яйцами болтался. Жеполез ещё тот. Он электронику не возьмёт - пещерная личность - а вот сейф, какой у них в колхозе был - это для него! Мечта колхозника!
   - А откуда ты знаешь, что он деньги "в рост" даёт? - спросил я
   - Помнишь, в кризис 98-го, когда мы разорились, ты меня домой послал, чтобы я там деньги под "процент" бы занял. Я начал интересоваться - мне сказали, что и он даёт, но мы взяли по твоему каналу. Я, как этих "мурзилок" увидел, сразу всё понял. А квартиру не в элитном доме взял из жадности, и чтоб в глаза не бросалась. И одет он не ахти как - под "фэрмера" косит!
   - А "мерин"?
   - Ну, это у них святое. Вот как грабанем - он и проклянёт себя, что не на "Жигулях" ездил!
   "Грабанём" - не произвело на меня впечатления, но осадок остался. Сил реагировать на эту чепуху не было.
   Вошла Света и принесла спас. Пауза в нашем разговоре стала носить естественный характер. Мы замолкли и начали жадно отхлёбывать спасительное блюдо. Света - прекрасная хозяйка - умела готовить все блюда армянской кухни.
   - Вкусно, Свет!
   - Так уж и вкусно? А, что жена у тебя хорошо готовит?
   - Да, неплохо. А помнишь ты мне свою студентку, бегунью, сватала? Давно это было. У неё отец большой "шишкой" был в ювелирпроме.
   - Помню! Она и сейчас есть. Папаша её страшно разбогател. А ты тогда не захотел, Буба!
   - Да, думаю, и не ошибся. Она кроме бега и в других дисциплинах преуспевала.
   - В прыжках с шестом? - вставил Лев.
   - Я бы даже сказал ..., - хотел поправить его я.
   - Ну, ну! Не будьте циниками! Хотя, ты оказался и прав: при муже, а гуляет на право и на лево, - продолжила Света.
   - Это меняет суть вопроса - я сейчас не против продолжения знакомства! И где её можно найти? - спросил я.
   Напряжение от предыдущего, необычного разговора хотелось заменить на шутливую, необязывающую беседу.
   - В порядке живой очереди, Буба, в порядке очереди, - вступил в разговор Лев, якобы, не обращая внимания на присутствие Светки, отхлёбывая ложкой очередную порцию спаса.
   - Что? - Света пристально взглянула на Льва. Её как током ударило. - Слушай ты - принц ассирийский - если это ещё раз повторится!
   Светка не знала, что будет, если "это" повторится, и потому выпалила:
   - Я тебя разжалую и сошлю обратно в твою Австрию!
   - О, моя, ассирийская царица, - пафосно начал Лев, - я предан тебе как .. Э.. Как кто, Буб?
   - Как ГО МО ЖО своей гоможихе, - ответил я.
   - Ха! Ха-ха! Интересно, как там ГО МО ЖО поживает?
   ГО МО ЖО мы звали своего одноклассника, имеющего монголоидный тип лица. Так его назвал Лев, а на вопрос, что это такое, ответил: "не что, а кто!". Это китайский писатель.
   Я до сих пор не уверен. Но кличка прилипла. ГО МО ЖО рано женился на толстой девушке и мы часто к ним ходили - "гоможиха" классно готовила!
   Напряжение спало, и, вообще - хотелось, вот так вот, сидеть и сидеть, и никуда не выходить. Я не верил, что кроме болтовни мы что-либо сделаем. Но Лев вернул нас к действительности.
   - Поели, и - хватит! Пора и за работу.
   Мы с Псом раскинулись каждый в своём кресле, а Лев со Светой уселись на диване. Я достал сигареты.
   - Буб, ты, что забыл? - у нас не курят! - извиняющимся голосом, но твёрдо напомнила Света.
   - Извини, Свет, я по-настоящему забыл.
   - Сколько времени ты у нас не был?
   - Да, лет десять, если не больше.
   После того, как они поругались и расстались, мы с Эдиком пытались помочь Свете, но она отказалась, сказав, чтобы мы позабыли её и больше не звонили. Как она жила все эти годы? Судя по цветущему виду очень даже неплохо. По-прежнему преподавала в физкультурном институте.
   - А, как там Елизавета Яковлевна? - спросила Света Эдика.
   - Цветёт и пахнет.
  
   Лизе мы помогали, на первых порах финансируя её деятельность. Она решила издавать книги и мы ей дали денег. Неожиданно, она преуспела на этом поприще, но денег не вернула. Я никогда об этом не заговаривал, а вот Пёс, как только поссорится, сразу начинает требовать контрольный пакет акций её предприятия. Лиза очень изменилась, превратившись из провинциальной "клуши" в "бизнес вумен".
   - Смотри, сука, - говорил ей в ссоре Пёс, - разорю! Снова пойдёшь пыль в своей библиотеке глотать!
   - Ой, ой, испугалась! Пылесоса! - кричала Лиза, рукой изображая форму носа Пса. - Собирай свои манатки и катись к себе на родину! Понаприехали тут!
   Пару раз Эдик даже ночевал у меня, но всегда по утру раздавался жалобный звонок.
   - Буба, это Лиза, ты не знаешь, где Эдик? Мы поругались. Я виновата. Всю ночь не спала. Буба, молю тебя, найди его. Буба помири нас.
   - Успокойся, он у меня. Помирю, но в последний раз.
   В последнее время они часто ссорились. Эдик очень любит дочурку Лизы, практически, воспитав её.
   - Я не хочу, чтобы Женька безотцовщиной росла. Я пойду.
   Женька подросла и выскочила замуж, родив им внучку. Пёс в ней души не чает. Но, оставшись с Елизаветой Яковлевной наедине, часто ссорится с ней.
   - Всё, больше не могу! Всю жизнь на неё угробил. Тварь неблагодарная! Если бы не мы, кем бы она стала, Буба?
   - Да, ладно! Скольким мы помогали, а ты к ней пристал.
   - И то - верно!
  
   - Кури, Буба, кури. Что ты к человеку пристала? - Лев строго посмотрел на Свету.
   - Я не хочу, - сказал я.
   - Кури, это принципиально!
   - Ладно, хватит! Найди другую форму для семейных принципов. Достали вы меня, - раздражённо сказал я
   - Кури, Буба, кури. Это я так, к слову сказала, - миролюбиво произнесла Света, пложив перед мной блюдечко вместо пепельницы.
   Я закурил и откинулся в кресле.
   - Теперь о главном! - перешёл к делу Лев. - Составим план действия. Светлана Игоревна, докладывайте!
   - Ну, ты же всё знаешь, Лёва. Вот ты сам и "докладывай". А я пойду, что-нибудь на обед приготовлю.
   Света вышла из комнаты.
   - Я, так я, - почему-то осунулся Лев, но после минутного замешательства взял себя в руки и продолжил. - Только вы не встревайте. Это важно! Короче, когда я Светку бросил, ей очень тяжело пришлось. Какая же я сволочь! Я ей денег оставил и квартиру, ну эту вот. Деньги эти быстро обесценились и Светка осталась, практически, без средств к существованию. Она говорит, что вы звонили и предлагали ей помощь - я за это вам благодарен - но она отказалась. Ещё короче, Светка "отклофелинила" одного мужика. Я ясно выражаюсь!?
   Повисла пауза, я не знал как мне реагировать. Дым от сигареты застрял в гортани - я забыл его выпустить. Чего только не услышишь?
   - Задвинь челюсть обратно, Буб. Она у тебя отвисла. Пойди, попей холодной воды. Я бы вам не собирался что-либо рассказывать, если бы не нынешний случай. Я Светке рассказал, она и говорит, что именно такой типаж, богатые "мурзилки" и являются лёгкой добычей для "клофелинщиц". Я бы, говорит, вашу "дюрёвню" в два счёта бы "обула". Я разные варианты прикидывал, а Светка всё жужжит: "я вашу "дюревню" в два счёта бы "обула"". Прямо, навязчивой идеей для неё стало. Она думает, что если я куш возьму, могу снова в бега пуститься. Хочет повязать меня. Я уже не против. Вообщем, достала меня. Я согласился!
   - С чем ты согласился, Лёва? - спросил я, совершенно не понимая сути разговора.
   Час от часу не легче.
   - С тем, что Светка принимает участие в нашем деле.
   - В каком деле, Лёва? - не унимался я и почти кричал. - Вы, что серьёзно?
   - Слушай сюда, Буба! Это серьёзно! Примешь ты участие, или нет - это твоё дело, но семьдесят процентов денег будут твоими!
   - Не понял!
   - Тут и понимать нечего. Раз деньги с ЗАВОДА уже не государственные, а принадлежат частным лицам, то они должны принадлежать тому человеку, кто создавал это ПРОИЗВОДСТВО, то есть - Отцу.
   - Ладно, Лёва! Только, грабёж - это тебе не бубликами в кинотеатре швыряться! За это могут и посадить.
   - Посадить, сегодня, могут, практически, за всё, даже за ту фигню, которую вы производите.
   - Это точно! - подтвердил, до этого молчавший, Пёс.
  
   Посадить, конечно - не посадят, а вот привлечь за незаконное предпринимательство - могут. Что бы ты ни делал - всё незаконно: производить и сбывать свою продукцию; нанять жильё; ходить по городу; проходить таможню; жить и дышать - всё незаконно. На основе закона - невыгодно, потому что за всё это ты будешь платить дважды.
   Началось это очень давно, ещё в начале девяностых.
   Мы решили вывести свою продукцию в Россию, и только вывели её за заводские ворота, как нас остановили.
   - Что везёте?
   - Станки.
   - Станки? Всю Армению ограбили! Так не пойдёт!
   - Станки нашего производства. Вот документы.
   - Документы? Вы, что издеваетесь, пишите один станок, а на самом деле на железяки краденые двигатели понавесили!? Думаете, мы все дураки здесь! Двигатели сейчас дефицитны. Нам самим не хватает, а вы их пытаетесь вывезти! Давайте в отделение!
   - Какое ещё отделение? Двигатели у нас законно куплены на заводе. И никакие они не "дефицитные", завод их не знает куда девать. Это вот двигатель главного движения, это - подачи, это, вообще - насос.
   - Главное, говоришь? Вот мы тебе в отделении объясним, где главное движение, и кто, куда, чего девать не может!
   Это было уже ясно.
   - Сколько?
   Они назвали цифру.
   - Чего? Эту цену вы можете дать нам и оставить себе станки. Не "борзейте" ребята, а то - вообще ничего не получите!
   От этих отвязались. Прошли таможню. Оплатили. За отгрузку - оплатили.
   Таможня в Москве. За окошком приятная девица в синей форме. Форма женщинам очень идёт.
   - Станки, двух типов везёте?
   - Да. Для резки камня, и настольно-сверлильные.
   - А они по контуру обрабатывать могут?
   - Настольно-сверлильные, в принципе - могут. Там столик есть - на нём, что-то можно и по контуру обработать.
   - Тогда Вам нужно специальное разрешение. Эти станки могут быть использованы для изготовления ядерной бомбы.
   Я ушам своим не поверил.
   - Дрелью - ядерную бомбу? Не может быть! - глаза у меня полезли на лоб. - Это совершенно о другом оборудовании речь идёт, там о четырёх, пяти координатных системах с ЧПУ речь идёт. К дрели это никакого отношения не имеет. Такие настольные дрели в любом магазине продаются. Паспорт же у Вас - посмотрите!
   - Ничего не знаю! Несите специальное разрешение.
   Окно захлопнулось.
   - Девушка, девушка! Дайте нам официальное обоснование отказа, - успел прокричать я.
   Окно не открывалось очень долго.
   - Следующий! - Наконец-то из окна появилась девица.
   - Девушка, это опять я. Вы понимаете, что вы говорите? Курчатов в гробу уже перевернулся. Супруги Розенберг умерли бы от хохота на электрическом стуле. Дайте официальное заключение, я на гонораре в газете больше заработаю, чем на станках.
   Окно опять захлопнулось. Потом вышел мужик, мы с ним поговорили, отблагодарили. Оплатили: складчикам; грузчикам. Машину в те годы надо было брать только на месте - других не пускали. Отвезли на склад. По дороге оплатили "услуги" всех постов ГАИ. Оплатили склад. Продали, вылетели домой. На следующем круге история повторилась, только все поборы увеличились в два раза. Станки не сахар, в два раза цену не повысишь. Так, маялись несколько лет. Плюнули на всё, перебросили оборудование в Москву. Обросли связями, имеем "крышу". Прогорели в 1995-ом, и окончательно - в 1998- м.
   В 1995-м куда-то исчезли деньги. Вчера были, а сегодня - их уже нет. Вчера не знали отбоя от потребителей, а сегодня у всех нет денег. Станки нужны? Очень нужны, но денег нет. Дайте нам станки, а мы вам дадим стройматериалы. Но нам не нужны стройматериалы - мы не занимаемся их продажей. А, где же деньги? Денег нет! А, когда на рынок выбросят деньги? Не знаем!
   Начался процесс приватизации и все деньги из экономики ушли на этот процесс. Определился круг людей, допущенных к приватизации, им и полагались деньги. Все остальные должны были подождать. Ну, зачем им деньги, чтобы выпускали свои отечественные "гробы"? Какие из них производители? Всё производится на западе, и только на западе! Вот приватизируем, а потом закупим на западе. А эти же подохнут с голоду! Ничего не поделаешь - так в мире всё устроено!
   Оборачивались только на сбыте ширпотреба, сдавая его в магазины. Магазины находились на стадии приватизации и перестали выдавать деньги за проданный товар, то есть они приватизировались на наши деньги. Деньги кто-то зажилил, я бы даже сказал, "заж . пил". Вот так! Оказывается - можно ничего не делать, только "заж. пить" деньги и считаться почётным членом общества. Переходный период! Деньги перешли из нормального состояния, от заработной платы, кому-то под ж. пу.
   Общение с государством, в любом его виде, всегда вызывало у меня чувство брезгливости. Я совершенно не понимаю, чьи интересы оно защищает? Не мои, не моей семьи - это точно! Само построение государств носило представительский характер, для оценки системы из вне: есть президенты, есть парламенты - значит - есть государственность, тем более демократическая. Но для чего это внутри страны - совершенно не ясно! Для того чтобы моему отцу выплачивать десять долларов пенсии? Столько ерунды нагородили, только для этого? Это государство сожрало два поколения моей семьи и теперь активно взялось за меня. Откуда эта тяга к людоедству? Людоедство, каждый раз, прикрывается благовидными предлогами. Вот сейчас сожрём, а потом уже будет лучше. Лучше не будет, потому что "пепел Кааса стучит в моём сердце".
  
   Да! Похмелье ещё не прошло. Эти размышления, сидевшие во мне как мироощущение, привели меня к окончательному решению.
   Я вне закона! Шагом меньше, шагом дальше - без разницы. Финал, при такой постановке дела, будет один и тот же.
   Я знал, что если Лев что-то решил - его уже не переубедить! По крайней мере, такого ещё не было.
   - Теперь, слушай меня, Лев! Всё, что мы сделаем - сделаем вместе! Участие Светы исключается! Результаты деятельности будем делить поровну. Как положительные, так и отрицательные, - после некоторого раздумья, сказал я.
   Открылась дверь и неожиданно появилась незнакомая женщина.
   - Здравствуйте! - сказала она.
   - Здравствуйте! - промямлил я.
   Темноволосая брюнетка с чёрными глазами; в дорогом, строгом, деловом костюме; в чёрных чулках, была на редкость сексуальна. Загар выдавал в ней, не-то посетительницу солярия, не-то любительницу жарких пляжей. Дорогой макияж бросался в глаза.
   - Светлана дома? - спросила дама. Весь её вид излучал уверенность.
   - На кухне! - ответил Лев.
   - Ещё встретимся, - сказала дама и удалилась, вальяжно помахав нам ручкой.
   - Да, у Светки подруги экстра класса. Тяжело тебе приходится, Лёва, - сказал я, провожая глазами аппетитную незнакомку. - Эта на чём прыгает?
   - И, ты ничего не понял? - резко заявил Лев.
   - А, что мы должны были понять, Лёва? - сказал я и посмотрел на Эдика, призывая его к разговору.
   - И ты ничего не заметил?
   - Не заметить невозможно - грудь четвёртого размера, - со знанием дела, сказал я. - Пёс ты, что-нибудь понял?
   Пёс ничего не ответил, только внимательно посмотрел на меня.
   - Да! Я думал ты умнее.
   - Умнее чем армяне! Чем умнее? - чем армяне! - некстати вспомнил я старый анекдот. - Умом здесь ничего не понять. Тут другими органами надо мыслить.
   - Придурок - это же Светка была! Света, заходи!
   У меня в очередной раз отвисла челюсть.
   - Спасибо за комплименты, - сказала вошедшая дама. - Что, не узнали?
   Дама сняла парик: под ним оказались русые волосы и стали проглядывать черты лица Светланы. Затем Света сняла линзы и обрела свой истинный облик.
   - С такими способностями, Светлана Игоревна, Вам надо в театре играть, а вы всё физкультурой занимаетесь, - сказал я.
   - Так ведь - тоже культура! - парировала Света. - Я вам ещё, вот что хотела сказать! Без меня, ребятки, вам будет очень тяжело. Вы, конечно, можете поступить и другим способом, а именно:просто ограбить; ударить по голове; выкрасть, и тому подобное, но это уже сплошная уголовщина. Вероятность того, что вас могут заметить и опознать, очень велика, а созданный мною образ опознать в дальнейшем невозможно. Его в природе уже не будет. Я ясно выражаюсь! И ещё! Вы можете подумать, что я буду заигрывать с "мурзилкой", так будьте спокойны: такой типаж всегда мечтает завести в Москве деловые связи, и вот они к нему "приплывают". Он будет сама вежливость и предупредительность.
   Света кокетливо, по-лисьи "вертела хвостом", затем села около Льва на диван, пристально и, вместе с тем, где-то наивно всмотрелась ему в глаза и тихо продолжила:
   - И ещё, что я вам хотела сказать!? Я это проделала один раз в жизни - кушать очень хотелось - взяла пятьдесят тысяч и на эти деньги десять лет живу. Больше я этим не занималась. Жила скромно, но зато независимо. Ждала Лёву!Я знала, что он вернётся. Я ему принадлежу с девятого класса. Я всё сказала! Пойду, переоденусь.
  
   Мы молчали. Никто не хотел говорить.
   - Может ещё кофе? - нарушил молчание Пёс.
   - Давай! - согласился я. - Слушай Пёс, а тебя не могли заметить? Ты всё-таки у нас личность приметная. Сейчас на зданиях везде камеры понавешаны. Тебя могли бы и засечь, начиная с первого дня. Давай, рассказывай всё, и очень подробно!
   - Меня не могли засечь. Я тоже умею перевоплощаться.
   Это верилось с трудом. Генетическая особенность нашего товарища делала его неповторимым. Я улыбнулся.
   - Зря ухмыляешься.
   Пёс с невозмутимым видом поднял дипломат, лежащий до этого на полу, и открыл его. Там лежал парик, накладной нос, и ещё масса вещей.
   - Ну, это уже слишком! - сказал я. - Прямо - театр на Малой Бронной, вернее - балаган какой-то! Несерьёзно всё это!
   - Серьёзно, Буба, серьезней не бывает. - Пёс уже надел парик и насадил себе огромный нос "картошкой". - Естественно - это клеиться, а на счёт линз и одежды я тоже додумался. Показать?
   - Ладно, представим! А, нос тебе даже подходит. Может - оставишь его на будущее? - сказал, смеясь, я.
   Смешно, пожалуй, было только мне. Видно было, что Лев видит это не впервые.
   - Машину могли "засветить", - продолжил я свои размышления.
   - Я всегда на метро ездил, предварительно переодевшись. А в первый раз, когда я его у ресторана встретил, он пьян был и вряд ли что-либо запомнил. Тем более, что у меня стёкла затемнены. Всё чисто, не беспокойтесь.
   - По поводу сейфа и входной двери, не всё так просто! Тут Буба может оказаться прав, но всё это проверится в ходе операции, - продолжил Лев. - Как Светку "внедрять" будем? Где легче её "засветить"? Как мыслишь, Пёс?
   - Сейчас, после отъезда семьи, "мурзилка" "ланчуется" только в одном месте - в кафе на Таганке. Вот там Светка с утра и "засветится". Там иногда и Хакамада "ланчуется" - место скромное, но солидное, постоянно забитое посетителями. Если "мурзилка" сядет за столик - ему могут и Светку подвести.
   - Кто подведёт? Официанта подкупать для этого дела не стоит; самой может не повезти, - рассуждал Лев.
   - Он все эти дни всегда садится за столик у барной стойки. Светка может сама напроситься на это место, под эгидой того, что не все вина пьёт, и хочет опробовать, а потом выпить: она человек интелегентный и не хочет мучить официантов, потому сядет вон за тем столиком - у барной стойки. Сразу попросит винную карту и выберет на пробу самые дорогие вина, после чего определиться с заказом. Это может сработать. - Пес, по всей видимости, уже размышлял об этом.
   - Подожди, Светку позову, при ней ещё раз повторишь.
   Лев вышел из комнаты.
   - Где "прикид" брал? - спросил я
   - В магазине "Гримасы", - ответил Пёс.
   - Там тебе светиться больше нельзя - внешность очень приметная.
   - Той продавщицы, что меня два месяца тому назад обслуживала, там и в помине нет - текучесть кадров. А прошлый раз я там много чего набрал. Часть, за это время, сам использовал, а часть вам оставил. Так что, мне туда ходить больше и не надо.
   - Тогда нам тоже что-нибудь выберешь. Только не переборщи - я тебя собаку знаю! Без юмора! И всё-таки, я против того, чтобы Светка участвовала, - не унимался я.
   - Ладно, Буба, уже проехали, вопрос снят с повестки дня. Мы уже придумали для Светки легенду, - вводил меня в курс дела Пёс. - Наверняка, он мечтает иметь в Москве какую-нибудь недвижимость. Следовательно, Светка может быть работницей Москомимущества. Мол, могу на "халяву", в центре Москвы, помещение устроить. Пусть будет экспертом-оценщиком.
   - Москомимущество? - это слишком! - засомневался я.
   - Уполномоченная фирма. Это нормально! Просто, мы думаем, что "мурзилки" очень любят консультироваться, - ответил Пёс
   - Точно! - подтвердил я. - Надо заказать ей дорогие визитки. На фамилию, э.. На какую же фамилию? - спросил я.
   - На фамилию Бутурлина, - предложил Пёс. - Бутурлина Анастасия Павловна. Мы уже взяли.
   - Точно! Если что - может и намекнуть, - идея и мне понравилась.
   - Там другая фамилия. Похожая, но другая.
   - Не важно. Я вижу вы уже изрядно подготовились. Чего же молчали?
   - Лев сказал, что многое сами сделаем, потом тебе доложим.
   - Какой номер на визитке отпечатали? - спросил я.
   - Мы уже по подставным документам взяли офис около Москомимущества и мобильный телефон. Вчера наняли шофёра с "крутой тачкой", - "докладывал" Пёс.
   - У кого документы брали?
   - Да, есть тут один "Чичиков" - "мёртвыми душами" торгует. В "прикиде" и снялись на фото.
   Зашли Лев и Света.
   - Заново всё ей скажи.
   Пёс просветил Свету по поводу посещения кафе на Таганке.
   - Сбор завтра в девять ноль-ноль, - продолжал давать указания Лев, - Смотрите, не опаздывайте! В это время наши соседки, "божьи одуванчики", ещё спят, переоденемся и выйдем. Поедем в офис. Придёт машина, отвезёт Светку в кафе. Мы на такси за ней. Пёс, незабудь "прослушку"! Ты будешь находиться за квартал - два, на своей машине. Светка зайдёт в кафе - мы к тебе присоединимся.
   - Что за "прослушка"? - спросил я.
   - На выставке в "Экспоцентре" приобрёл. Как в кино - вставляешь булавку и ловишь разговор на нужной частоте. Булавка и усилитель будут на Светке, а прослушивать будем у себя в машине.
   Чувствовалось, что Пёс подготовился не на шутку.
   - Ну, что же, неплохо было бы и по рюмашке коньячка, - потирая руки, сказал Пёс.
   На том и порешили, и разошлись.
  
  
  
   Глава 5 "МУРЗИЛКА"
  
   Мы, с Эдиком вышли на Садовое Кольцо и сели в его чёрную "Волгу" - удобную и родную. Не салон - дом на колёсах. Я любил эту машину. Пёс всегда следил за чистотой в салоне.
   - Буб, тебе пора водить в Москве. Ты же не плохо водишь.
   - Да, скоро что-нибудь возьму, а то поездки на такси очень дорого обходятся. Правда, скажу тебе честно, на метро мне удобнее. Я везде успеваю.
   - Времени сейчас, Буб, хоть отбавляй. Заказов же нет на этот месяц. Праздники! День трудящихся!
  
   Я ненавидел праздники до скрежета в зубах. Праздники напрочь лишали нас работы, переворачивали всю производственную программу.
   Начиналось всё под Новый год. Январь у нас был полностью нерабочий. В феврале только появлялись проблески деловой жизни. Первая половина марта нерабочая, так как все живут в предвкушении основного мероприятия в своей жизни - восьмого марта. Странный праздник, и на мой взгляд, достаточно пошлый: скупается огромное количество парфюмерии, шампуней, мыла, и всё это дарится женщинам - на, помойся! Такое впечатление, что они не моются весь год и ждут этого дня. Причём, никого из мужского населения не интересует подходит ли этот шампунь или мыло конкретной женщине. Дарят дорогие духи, хотя их, я думаю, может подарить только близкий ей мужчина. Получается, что все мужчины ей близки, принюхались к ней, и все знают её любимые духи. Ну и бог сними, но в марте создать производственную программу, практически, невозможно. Апрель рабочий, а вот май - полностью нерабочий. От начала до конца! Затем лето - период отпусков - работы немного, затем сентябрь - выход из отпуска. Работаем - октябрь, ноябрь и середину декабря. Потом всё - полный покой, устали! Каждый год кажется, что этот кошмар когда-нибудь кончится, но он повторяется из года в год. В периоды простоя носимся по всей Москве, распределяя ширпотреб по магазинам. Но продажи всё равно падают, порой не покрывая производственные затраты. Устал! Устал!
  
   - День остался, а трудящихся всё меньше и меньше. Чувствую, что в нашем лице они скоро потеряют свой авангард.
   Я и не заметил реального наступления весны. Для меня всё давно выкрашено в серый цвет. Если бы я был бы художником, то нарисовал бы тощую клячу на сером фоне, вспахивающую целину.
   Хватит ныть! Ребята правы - так жить нельзя! С таким настроением, чего доброго, и накаркать можно.
   - Слушай, Буба, а может - по девочкам пойдём? Завалимся в парную, пригласим девочек, - предложил Пёс, - Я знаю, что ты брезгуешь, но я с Лизой уже давно не живу, а после вчерашнего - мне надо!
   - Надо, так надо, - был мой ответ.
   Зазвенел мой сотовый телефон.
   - Буба, ты где? - Это был голос жены.
   После моего вчерашнего пьянства она была, почему-то, миролюбиво настроена.
   - Где я могу быть? Конечно на работе. Сегодня приду поздно! С утра встал, и не хотел вас будить. Работы много. Как дети?
   - Всё в порядке. А работа хоть денежная? - с ухмылкой спросила супруга.
   - У меня всегда денежно.
   - Слушай, Буб, меня Маринка с детьми в гости приглашает. Может - поеду? Не хочется дома сидеть.
   - Поезжай. Вызови такси и поезжай. Я приду поздно. Работы много. Вечером дома встретимся.
   - Я тебя целую!
   - Что это с тобой? - удивился я.
   - Ничего, просто! Я ещё вчера очень много о тебе думала, и поняла, что очень тебя люблю. Ты у меня самый хороший и правильный. Делай все так, как ты считаешь нужным, и всегда знай, что я тебя люблю.
   - Ты прямо, как на фронт меня провожаешь.
   - Да, никуда я тебя не провожаю Целую тебя!
   - А, если снова пьяным приду?
   - Не придёшь! Я тебя знаю - ты на следующий день спиртное видеть не можешь. Ну, пока!
   - Пока, золотце, пока!
   Это было сущей правдой: два дня подряд я уже пить не могу. Даже опохмеляться спиртным для меня невыносимо.
   - Хорошая она у тебя! Я тоже женюсь, заведу детей, и стану примерным семьянином. А прежде, Буба - по девочкам! Ты, как на этот счёт?
   - Идея мне нравится! Будем следить за исполнением. У тебя деньги с кассы, ещё остались?
   - У меня есть.
   - Тогда звони Лёве, пускай подтягивается!
   Парную с полным комплексом услуг, мы нашли легко. Заведений для разврата в Москве предостаточно.
   - Я потоплю этот город в вине и разврате! - мечтал герой Шукшина.
   Жаль, не дожил! "Проституция массам!" - лозунг сегодняшнего дня. Проституция прямо пропорциональна агрессии в обществе: она растёт в период войн, передряг и всякого рода реформ. Как-то давно, в пьяном угаре, я предлагал поставить два памятника - водке и проститутке. Эти две вещи сыграли ключевую роль в подавлении агрессии в обществе, вернее, одушевлённая часть взяла на себя агрессивный угар мужского населения. Памятник поставили собачке.
  
   - Буб, а почему когда нам хорошо им всегда плохо? - разговор уже шёл в парной. - Лизка, например, когда мне хорошо, будь-то в делах, или просто настроение хорошее, она всегда его испортит. Истерику устроит.
   - Биологически это совершенно разные существа, хоть и называются одним словом - люди! Мужчина, в генетическом пространстве, это всего лишь мелкий носитель информации, старающийся приспособить потомство женщины к окружающей среде. И больше ничего, - философствовал я, вытирая пот со лба, - А, Елизавету Яковлевну ты в таком виде вряд ли интересуешь. Ведь если она будет действовать согласно твоей информации - она, просто-напросто, разорится. Хорошее настроение всегда приводит к большим затратам, чего Лизка и боится. Ребёнок её несёт совершенно иную генетическую информацию. Лизка и родила его от человека, генетическая информация которого ей подходила, а от тебя она детей не захотела иметь. Следовательно - ты ей чуждый элемент!
   - Спасибо, Буба, ты меня успокоил. Так вот, настроение я поднимаю только на свои деньги. Я всё на неё трачу. Она же удавится, ни копейки не потратит. Всех своих авторов "кинула" и всё ей мало. Жадная стала до невозможности.
   - Я тебе о генетике толкую, а ты мне о жизни. Женщина всегда пытается уничтожить своего оплодотворителя. Многие животные так и поступают. Только ей ещё и добытчик же нужен, и потому она его только калечит ядовитыми укусами, но не до конца, в смысле - не приканчивает. Оставляет только те функции, которые достаточны для добычи. Я ясно толкую?
   - Ясно-то, ясно, только у тебя в семье, Буба, всё не так, как ты толкуешь. Вот позвонила, в любви призналась.
   - Всё так! И именно так, и звонок поспел вовремя, потому что она интуитивно чувствует, что я вышел на тропу войны и желает мне удачи. Женщины любят воинов!
   - Это точно! И у каждой из них свой типаж добытчика, - продолжил Пёс мои размышления. - Следовательно, если хочешь, как ты говоришь, получить меньше укусов - скрывай от неё свою деятельность, а то ей может это "генетически" не понравится и она тебя покусает. Я дома никогда о делах не говорю. Как-то давно говорил, но потом зарёкся. Она всё наседала, чтоб я тебя "кинул" и с "бабками" смылся. Хотела своими укусами из меня амёбу сделать. Знаю, что и ты дома о делах не говоришь. Работаю - и всё! Добываю - и всё!
   - Это точно! Скрытая форма жития более продуктивна, даже в семье. Вот видишь, как наш "мурзилка" преуспел в этом.
   - Не знаю, а вот "мурзилку" мне не жалко, - разговор шёл уже вне парной, за чашкой чая. - Работали вместе, а никаких человеческих чувств я к нему не питаю, - признался Пёс.
   - Так "мурзилка", это же не человек. Это смесь "собаки Павлова" с неандертальцем. Это существо давно покусанное ядом приспособленчества. Амёба в сотом поколении, существо одной извилины и извилина эта всегда думает только об одном - только о своём материальном благополучии! "Мурзилкизм" - это недоразвитость души!
   Мы обернулись простынями и уселись около самовара. Жрицы любви ещё не подоспели.
   - Точно! Не зря ты вспомнил нашего ГО МО ЖО. Гнидой оказался страшной. Сколько мы ему деньгами помогали, а он собака, как у нас дела не пошли, стал нос воротить. Помнишь, как с нами здоровался - как надутый индюк! Ха! Не хватит, деньги не вернул, а ещё о себе такого выдающегося мнения стал. Так и хотелось по "харе" двинуть. Ты не пустил.
   - ГО МО ЖО тоже "мурзилка", вернее "мурзончик", а чувство благодарности присуще только Человеку. Пишется с большой буквы! А, ГО МО ЖО стал обычным ГО МО ЖОПом. Недолго это продолжалось, всё равно в долговую яму угодил.
   - Ты меня ещё к его жене посылал - тысячу долларов дать, хотя у нас самих денег не было. Что ты хотел этим доказать, Буба? Ты думаешь, он понял?
   - Не для него деньги были - для детей! Что-то "поточницы" опаздывают.
   - Слушай, Витя, - окликнул Пёс работника сауны, - а где "стахановки"?
   - Да не "стахановки" они, а вполне свежий материал, - обиделся Витя.
   - Сам "освежёвываешь"? - не удержался я.
   - Да, нет, - почему-то испугался Витя, - с базы беру.
   Мы разлили ещё по стаканчику чая.
   - Что пить будем, Буба?
   - Чаю!
   - А кроме?
   - Сам выбирай!
   Лев поспел очень оперативно.
   - А где леди?
   - Витя говорит, на базе.
   - Какой ещё базе?
   - Стратегической, Лёва. А как там за "бугром" с этим делом?
   - С этим делом везде одинаково. Только в "Камасутре" не так, как везде.
   Появился долгожданный "свежий материал". Женщины добавляют энергии в мужское бытие. Сразу грудь колесом, и не важно кто они, главное - женщины. Мы стали сама галантность, сама обходительность. Шутили до упада, веселились как всегда. Женская половина общества осталась нами очень довольна.
   - Мы бы с вас и денег бы не взяли, - расчувствовалась Пипа, старшая из них, - такой праздник нам устроили. Да только план у нас.
   План, единственное, что осталось от советской системы, хоть и в специфическом производстве.
  
   После парной, я поехал домой, улёгся на диван, включил телевизор, и начал размышлять.
   Неужели мне не жаль этого деревенского набоба, которого с завтрашнего дня мы собирались "обуть"? Как бы мы к нему не относились, какую бы "идеологическую" базу бы не подводили, всё- таки мы собирались совершить преступление против человека. Это не обезличенное преступление, не против государства, а против конкретной семьи.
  
   Вспомнился рассказ моего однокурсника, которого привезли на допрос. Он проходил по экономическому делу в качестве свидетеля, но его на время "закрыли", видимо для того, чтобы не сбежал. Утром - развод в тюрьме: называлась фамилия, заключённый называл статью, по которой привлекается. "Вертухай" смотрел в свои записи.
   - Ты, что соседа ограбил? И после этого ты можешь называться человеком? Ты не человек - ты сука! - выносил он свой приговор.
   "Шнурки" набрасывались и начинали избивать заключённого. Товарищ не на шутку испугался. Если за ограбление соседа так избивают то, что с ним будет за ограбление целого государства? Наверняка, убьют!
   Избили всех мелких жуликов. Очередь дошла до него, он вышел и назвал статью. "Вертухай" посмотрел в свои записи. У товарища от страха подкашивались ноги - вердикт не сулил ничего хорошего!
   - Смотрите сюда, суки! - начал "вертухай". - Вы соседей грабите, а этот парень целое государство ограбил! Вот единственный человек среди вас! Аплодисменты! Не слышу, громче! Ещё громче!
  
   Обезличенно ограбить мечтают многие и многим это удаётся, многие сделали это нормой жизни. Многим это, десятилетиями, сходит с рук. А тут, такое дело! В принципе, наш "мурзилка" ничего плохого против нас не сделал. Правда, ничего хорошего - тоже! Почему же такие как он вызывают у меня негативные чувства? Я не говорю о чувстве ненависти, потому что после парной с девочками, о ней, ненависти, думать не хочется. И всё-таки, почему?
   Такого подхалима трудно было встретить. Когда Отца назначали, "мурзилка" в первых рядах, с умным видом вникал в речи директора, не произнеся ни слова. Первые ряды произвели на Отца удручающее впечатление.
   - Кучка безмозглых подхалимов, - сказал Отец после производственного совещания на территории завода. - Будем искать мыслящих людей!
   Отца попросили назначить "мурзилку" начальником отдела товаров широкого потребления. Сказали, что это человек "секретаря" и в знак примирения его надо назначить. Отец никогда не жаловал производство товаров широкого потребления - их часто крали с территории завода. Так случилось и на этот раз - "мурзилка" пустил товар "на лево". Пустил глупо, без оглядки, видимо надеясь на свои связи.
   Его "деятельность" накрыла первая же бухгалтерская проверка: выделено столько-то материала; расход такой-то; должно быть столько-то товара на складе - а его, как раз, и нет! Всё просто, как картинки в детском журнале "Мурзилка".
   - Дегенерат, сифилитик! Куда ты ширпотреб дел? - спрашивал Отец начальника отдела.
   - Я их через надёжных ребят "на лево" продал. Вот деньги! Я и для Вас принёс, - заговорчески, шёпотом, произнёс начальник отдела.
   - Что? Ты в своём уме, "мурзилка" хренов! У тебя мозгов нет даже для того, чтобы украсть - подонок ты этакий! Засунь эти деньги своей маме в задницу! Вон отсюда! Вон!
   Товар вернули на склад. Отца просили замять это дело и перевести "мурзилку" на другую работу.
   - И откуда эти дегенераты берутся? - недоумевал Отец.
   И правда - откуда?
  
   Изначально рождаются "мурзончики", которые с раннего детства окунаются в жизненную атмосферу своего прародителя, живущего под покровительством "долдона". Вся последующая жизнь "мурзончика" проходит с мечтой найти своего "долдона". Он с детства набивается в друзья, служит, прислуживает и ненавидит своих покровителей. Мучительная жизнь! Жизнь не для чего, а - через кого! "Мурзилки" безыдейны от начала до конца. Вся жизнь проходит с желанием сволочить, сволакивать в рабство, потому что их самих сволочат и они сами рабы. "Мурзилка" это раб и сын раба, и даже становясь "долдоном", в нём остаётся рабская ненависть к людям. "Мурзилка" мало-что создаёт - на это у него нет времени: он потребляет, распределяет и приватизирует то, к чему непосредственно не имеет отношения, часто становясь функционером. Пока люди работают - "мурзилки" и "долдоны" уже владеют, создавая рабовладельческий строй.
   Многие "мурзилки" стремятся к работе в правоохранительных органах, потому что именно там игра под названием "Найди своего долдона" упрощается до примитивизма. Система сама подразумевает служение, но только не служение определённой идее, предположим защите прав человека - судя по повседневной деятельности это пустой звук - а непосредственному начальству. "Мурзилки" очень легко встраиваются в криминальные структуры, построенные по тем же принципам, что и правоохранительные органы: жить не для чего, а - через кого.
   Каждый "мурзилка" желает сожрать свого "долдона" и сесть на его место. Однако, как правило, "мурзилки" не имеют внешней привлекательности. Пещерная сущность, или явные физические недостатки, не позволяют им открыто заявлять о своих амбициях. "Долдон" - это "мурзилка" с харизмой. "Долдоны" и "мурзилки" у всех народов одинаковы, отличает их только масштаб деятельности, вернее, масштаб страны проживания.
   Наш "мурзилка" самый примитивный. На его лице явное проявление деревенского инцеста, кровосмешения - недоразвитость. В замкнутых пространствах, деревнях, маленьких городках, вероятность кровосмешения велика, и в каком-то колене жители этой деревни являются родственниками. Наш "мурзилка" несёт отпечаток недоразвитости с гордым видом, он прекрасно знает об этом, и компенсирует её - недоразвитость - материальным благополучием.
   В детстве он отличался живостью ума, хорошо играл в шахматы, неплохо учился. Школьная программа удавалась легко. Книг у них дома было мало, только литература в рамках школьной программы. Чтение родичем не поощрялось. Ещё меньше поощрялись благородные поступки, самопожертвование, доброта. За всё это "мурзончика" наказывали. Приветствовалась только мотивация поведения, приносящая очевидное выигрышное положение.
  
   Мои размышления прервал телефонный звонок.
   - Алло, я прошу Роберта! - послышался тихий, спокойный, женский голос, с очевидным немецким акцентом.
   Это была Магда. Её звонка я ждал уже более двух месяцев. Ждал с нетерпением. Магда "проходила" у меня под кодовым названием "запад нам поможет".
  
   Мы познакомились на выставке "Симфония самоцветов", на которой представили новую для себя продукцию - письменные наборы из камня. Наборы были красивыми, на их производство мы затратили последние средства и очень надеялись найти партнёров для продвижения товара на рынок. Название выставки подходило для первого представления продукции. Она проходила на третьем этаже художественного лицея, а на втором этаже находился плавательный бассейн.
   Ожидания наши не оправдались. Помещение не проветривалось и, после часа стояния за выставочным прилавком, мне стало плохо. Было очевидно, что на этой выставке самоцветами интересуются только дамы и только бижутерией. Наши письменные наборы были, что называется, "не в тему". Дамы оценивали их "охами" и "ахами" восторга, но не собирались покупать. Это ещё не беда. Смесь испарений бассейна и духов с косметикой - вот была настоящая беда! Вонь от тысячи посетительниц была неимоверная, и мы с Эдиком, обозвав выставку "Вония самоцветов", больше времени проводили в баре на втором этаже, к концу дня изрядно приняв "на грудь" разных коктейлей.
   Подошла и Магда. Я уже находился в невменяемом состоянии и не обратил на неё должного внимания. В конце-концов, выставка закончилась для нас печально. Поднявшись с бара в зал и встав за прилавок, я чуть не потерял сознание.
   - Что с тобой, Буба? - спросил Пёс, подхватив меня.
   - Ходют тут, духами воняют, суки немытые! - начал, почти крича, возмущаться я.
   На моё возмущение подбежала директриса выставки и нас ... "попросили". Мы спустились в бар, чтобы "обмыть" неудачу, там и сидела Магда. Она нас узнала и завела разговор о нашей продукции. Магда - немка, невысокого роста и нельзя сказать, что красивая. Мы с ней общались несколько дней и даже подружились. С ней всегда было легко беседовать. Магда - художник-дизайнер, и работала над созданием дизайна часов из камня, который хотела представить на рынке в Германии. Если бы это удалось нашему сотовариществу, то мы бы были самыми счастливыми людьми.
   - Представляешь, Буба - мы поставляем продукцию в Германию! Поедем туда, - размечтался Пёс. - Давай, поедем и не вернёмся!
   - Поедем лучше домой - там легче производить. Да и родители уже в возрасте. За деньги всё можно купить - кроме времени! Оно сегодня играет против нас.
   - Буб, ну хотя бы в Прагу рванём. Там цивилизация, - Пёс размахивал руками.
   - "Хорошо там, где нас нет". Здесь нам оставаться уже нерезонно. Здесь всё странно устроено. Мы обеспечиваем работу двадцати пяти человек, то есть у нас кормятся двадцать пять семей. Все они москвичи, мы иногородних не брали. Платим им, даже по московским меркам, хорошую зарплату, а вот, дойти без происшествий до рабочего места, мы не имеем права. Странно это, очень странно! В Чехию - было бы неплохо. Может быть, именно там, наконец-то, наше поколение уже освободится от традиционного людоедского финала.
  
   И вот звонок.
   - Магдалена здравствуй, я рад тебя слышать!
   - Я тоже рада, - пропела Магда.
   - Когда приехала?
   - Вчера вечером, и у меня хорошие новости для тебя.
   - Я рад в двойне! Где ты? Давай встретимся, - не терпелось мне.
   - Я приехала к своей подруге, Оле, ты её знаешь. Можешь приехать к ней?
   Оля - тоже художник - жила в центре Москвы. Она занимала мастерскую, устроенную на техническом этаже здания, в районе метро "Новослободская".
   - Я приеду через три часа. Это удобно?
   - Удобно! Мы будем там как раз в это время, - пропела Магда.
   - Буба Касторский - великий куплетист, привет! - трубку выхватила Оля. - Дуй ко мне, мы скоро будем. Сева на съёмках, но обещал подъехать.
   Сева, гражданский муж Ольги, кинооператор.
   - А, что принести с собой, что пить будете?
   -У нас есть, приходи так, а остальное - на твоё усмотрение.
   Можно было бы поспать часа два. Мысли путались в голове. Может быть получится? Тогда, уеду домой: снова перевезу оборудование, снова налажу производственный цикл и мирно доживу свои дни на родине.
  
   Я всегда считал родиной то пространство, которое сейчас называется "постсоветским", но мне на каждом шаге говорят, что это не так. Не так, так не так. На силу мил не будешь! Жить рабом я не могу - лучше умереть, но ни перед кем я не собираюсь сгибаться! Если честно - жить уже не хочется. Жить и бороться за своё существование, а я хочу жить, а не существовать. Жить и работать! Этого мне не дано. За что же это проклятие, эта неудачливость!? Может это кара за грехи в седьмом поколении? Какие грехи? Если бы знать! Отчаяние какое-то. Такое чувство, будто на меня и мою семью кто-то напал и пытается раздавить. Я потерял массу энергии впустую, борясь с ветряными мельницами. Устал, устал. Это мой последний бой, последняя надежда! Если и здесь я прогорю, то не встану на ноги. Никогда!
   Уныние грех и необходимо его пересилить. Говорят, Господь посылает человеку только те испытания, которые он может выдержать. Господи, я уже на исходе, помоги мне, не дай мне погибнуть! Отведи от меня сатанинские силы, не допусти их до меня и моей семьи. Господи помилуй! Не наказывай меня строго.
   Я снял крест и поцеловал его. Каждое утро я закрываю глаза и вижу крест: то рука, держащая его, благословляет меня, то он плывет в чёрном тумане, появляясь и моментально исчезая. "Господи, сколько у тебя крестов? Золотые, бриллиантовые, платиновые, и только один, оловянный, у меня в голове" - так, или почти так, пел когда-то Жильбер Беко. Я часто прошу Господа дать здоровья моим родителям, и когда слышу, что Отцу полегчало, благодарю Его. Редко я не вижу крест по утрам. Этот день, как правило, проходит плохо: меня останавливают на улице, требуя показать какие-то документы, кроме паспорта. Сатанисты не дремлют и что бы я им не показывал - всё им не нравится. Господь им судья! Господи, с именем твоим и умереть не страшно, дай мне силы! Да воздастся каждому за дела его! Помоги и помилуй! С этими словами я и заснул.
  
   Биологические часы разбудили меня вовремя. Я редко пользовался будильником, всегда вовремя просыпался сам. Мне достаточно сорока минут, чтобы снова обрести бодрое состояние духа.
   Искупавшись, и ещё раз побрившись, я был готов к выходу. Позвонил Эдику.
   - Пёс, скажу, не поверишь - звонила Магда, она в Москве! Говорит, у неё для нас хорошие новости. Через полтора часа встречаюсь, если можешь - подъезжай к Ольге.
   - Нет, Буб я не могу. Елизавета Яковлевна меня в театр пригласила, - нарочито громко сказал Пёс.
   - И, что смотреть будете?
   - "Горе от ума".
   - Актуально! Ну, ладно, пока.
  
   Сам я очень давно не был в театре. Впрочем, театралом я никогда и не был, а большую часть своей жизни посещал театральные буфеты. У нас в Ереване они были прекрасны, особенно - в оперном театре. Холодное шампанское с фруктами под отголоски оперных арий, тем более, когда на улице плюс сорок градусов в тени - считалось у нас неплохим времяпровождением. Попытка посмотреть спектакль в самом зале провалилась. Нам было по семнадцать лет.
   - Я взял билеты в оперу, - гордо сказал Пёс.
   Он всегда хотел приобщиться к высокому искусству.
   - Молодец! - подхватили мы идею, - но прежде посетим буфет!
   - А зачем буфет, мы же уже ели?
   - Молодой, неопытный, - с видом старого театрала, произнёс Лев. - Театр это игра ассоциаций. Настоящий театрал всегда должен подогреть воображение, для улавливания этих ассоциаций.
   - Дорогой Вы наш товарищ, - продолжил я, положив руку на плечо Пса, - театр начинается с буфета!
   - А я думал с вешалки?
   - Ошибаетесь, мой маленький друг! - Лев, также приобнял Пса.
  
   В буфете мы так подогрели воображение, что опоздали на первое отделение. В начале второго отделения на сцене открылось декоративное окно и из него выглянуло личико певицы. Голосок бесподобен, но личико не умещалось в оконную раму. Подогретое воображение дало о себе знать, мы "дико заржали", нас попросили покинуть зал.
   Неудачей закончилась попытка посетить Большой театр. Шёл 1981 год. Нас задержали при попытке купить билеты у спекулянта и провели в отделение добровольной народной дружины, которое находилось в Малом театре. Таким образом, мы разом "посетили" театральную Москву. Мы не унывали и, приезжая в Москву, продолжали посещать театры. Однако дело дальше первого акта не двигалось. Второй всегда проходил в театральном буфете, в разговорах об искусстве.
   - Вот, что такое система Станиславского? - начинал, как правило, Пёс, после первой бутылки шампанского. - Если её понять, то можно и в жизни перевоплотиться, сыграть роль знающего себе цену человека. Мы знаем себе реальную цену, а сыграть не можем, то есть не можем высказать её.
   Пёс театрально жестикулировал руками, как в просмотренном первом акте спектакля. В тот день "давали" "Премию", спектакль о том, как строительные рабочие отказались от денежного вознаграждения, считая, что плохо работают. В жизни такое представить было трудно, но на советской сцене всё выглядело правдоподобно.
   - А, у нас нет цены, - прервал его размышления Лев. - Как только ты определишь себе цену, ты кончишься как личность. Определение реальной цены - это вечный поиск, а человек, у которого цена на лбу написана, изначально конченный. Теперь о Станиславском!
   Лев с удовольствием, и нарочито медленно потянул шампанское. Мы уставились на него. Было интересно, что он придумает на этот раз. Театр не входил в сферу его познаний и о Станиславском он знал не больше нашего.
   - Изначально в России, в театре, играло очень много евреев. Профессия актёра давала им некоторую свободу. Можно было под "соусом" актёра перемещаться вне "черты оседлости". - Лев недавно выяснил, что его давно сбежавшая мамаша оказалась наполовину еврейкой и еврейский вопрос стал его увлекать. - Черта оседлости...
   - Ближе к театру Лёва, - призвал его я.
   - Да, и вот!
   Было видно, что театр увлекает его меньше и ему уже нечего сказать, но он быстро придумал.
   - Евреи играли на сцене природно-ужимисто, а в Росси уже тогда появились европейские пьесы. А, европейцы же сдержаны, как Жан Габен - это называется психологизмом! В угоду этому психологизму и была придумана система Станиславского, то есть - желание лишить театр природной ужимистости. Чехова, с такой природой играть трудно, а Чехов европейский драматург. По системе Станиславского, то есть с умным лицом, можно играть всё что хочешь, даже такую ерунду, как эта "Премия". Русский театр это, вообще-то, немного балаган. Там природной одержимости больше, чем умного, европейского психологизма. Сталину буйство природы на сцене было не нужно. Представляешь, если ужимисто играть эту "Премию" - получится фарс! Шекспира у нас ставят лучше. В его пьесах страсти много.
   - Да, Лёва, ты прямо театральный критик. И давно ты всё стал рассматривать сквозь призму еврейского вопроса?
   - Нет, недавно
   - А, что ты скажешь об ассирийском театре?
   - Ничего не скажу - не знаю!
   Вход пошла третья бутылка шампанского. Допив её, мы вышли на улицу. Стояла прекрасная майская погода.
   - Я Татьяне позвоню, - сказал я, завидев телефонную будку.
   - А это кто?
   - Вчера познакомился, - сказал я, закрывая массивную дверь будки.
   Говорил я недолго, всего - минуты две, как послышался стук в стекло двери. Я обернулся: за дверью стояла какая-то молодая, толстая "тётка", "клуша", в немыслимом синем плаще и туфлях под названием "говнодавы" - такие выпускала наша отечественная, лёгкая промышленность.
   - Я же жду, - с претензией, произнесла "тётка".
   - Бог ждал, и нам велел, - ничего лучшего не нашёл я.
   Вдруг дверь будки резко открылась, в неё втиснулась агрессивная "тётка", и со словами: "понаприехали черножопые", прервала разговор, нажав на рычаг таксофона.
   Всё случилось само собой: я "треснул" трубкой по голове "тётки". Я не хотел! Всё получилось рефлекторно. Тогда таксофоны снабжались массивными трубками.
   - Ой, ой, убили, "черножопые", - запричитала "клуша".
   На её крики подоспела милиция и меня "замели" вместе с "тёткой". Я только успел дать понять ребятам, чтобы не вмешивались. Я сам выкручусь! В отделении "тётка", своими причитаниями:
   - Понаприехали "черножопые", по телефону поговорить не дадут, - сама всё испортила.
   Она к тому же искренне считала, что говорить по телефону имеет право она, или такие как она, деля людей только по ей ведомым признакам.
   - Я это дело так не оставлю, - сразу заявил я. - Это политическое дело! Это самое настоящее разжигание межнациональной розни. Я прошу привлечь её к суду за оскорбление.
   Меня отпустили.
   В разного рода "отделениях" мы бывали не раз, и по разному поводу. Как-то - году в 84-ом - в ресторане "Центральном" гостиницы Москва, мы познакомились с девушками и, естественно, пригласили их за наш столик. Девушки согласились пересесть к нам, но при этом оставили свои сумочки. Цыгане, сидящие за соседним столиком, не оставили сумочки без присмотра. Цыган, во время кражи, задержала сотрудница добровольной дружины - ДНД - огромная дама, умудрившаяся схватить сразу четырёх человек. За девушками в отделение последовали и мы.
   - Чёрный, брат, помоги! - запричитала цыганка, плюхнувшись мне в ноги, как только мы вошли. - Мы не виноваты. Они нас не любят! И тебя не любят. Чёрный, брат, помоги!
   - Чем я тебе помогу? Вас же с поличным поймали, - недоумевал я.
   - Чёрный, брат, помоги! Они нас ненавидят! Мы не виноваты! И тебя ненавидят! - продолжала причитать цыганка.
   Меня никто, конечно же, не ненавидел, но призыв о помощи, тем более братской, возымел действие.
   - Девчата, а, сколько у вас денег было?
   - Сто сорок рублей!
   - Мы компенсируем, только заявление не пишите. Тюрьма их всё равно не исправит, а ваши деньги это улика, их вам не скоро выдадут.
   - А, что это Вы суетитесь, молодой человек? - подозрительно и сурово заявила добровольная дружинница. - А, не являешься ли ты организатором этой банды? А ну пиши объяснительную! Твои потуги излишни, я их, как ты правильно заметил, с поличным взяла.
   Пришлось писать объяснительную записку, большая часть которой была посвящена описаниям прелестей наших девушек.
   - Вот что, "чёрный брат", катись-ка ты отсюда, пока я тебе "по первое число" не накостыляла, - заявила дружинница.
   Это она могла, и мы быстро ретировались, но обращение "Чёрный брат, помоги!" ещё долго стояло в ушах.
  
   Я никогда в жизни не примыкал ни к какому липовому "братству" - ни по цвету кожи, ни по национальному признаку. Неужели это ненависть "клуши" сподвигла меня на это "чёрное братство".
   Сегодня, когда мнение "клуши" возведено в ранг государственной политики, и кто-то считает, что "говорить по телефону" могут только они, опять деля людей только по им ведомым признакам, обращение "Чёрный брат, помоги!" снова греет душу.
   В быту у меня никогда не бывает проблем с общением. Я прекрасно общаюсь с людьми самых разных национальностей. Не скажу, что национальность мне не интересна. Интересна всегда, если интересен человек, но я никогда не ставлю её во главу угла. Национальность - это ноль, точка отсчёта.
   Ноль - великая величина - в нём заложена вся информация о человеке: кто он по национальности; кто его родители; какое у него образование; на каком языке он образован. Зная информацию, заложенную в нуле, легче прогнозировать мотивацию поведения человека. Куда он пойдёт - по оси абсцисс, или только по оси ординат? С положительным знаком или отрицательным. Если ты ничем не интересуешься - значит, человек тебе не интересен, он сам в целом ноль без палочки, дырка от бублика, ничтожество. Основа "клушизма" кроется именно в этом. "Долдоны" - экономические упыри, уводят магистральные денежные потоки из экономики на свои личные нужды - "клушам" не на что жить. Естественно, это вызывает у них озлобленность. А кто виноват? "Долдоны" управляют озлобленностью, умело подбрасывая всё новые и новые идентификационные отличия. "Клушам" кажется, что пришло время только им "говорить по телефону", но каждый раз удостоверяются, что на том конце провода их уже никто не слушает. Это их озлобляет ещё больше, а "долдон" уже подбрасывает новые отличия. Так погибли, почти на всём "постсоветском" пространстве, все либеральные идеи: они воспринялись не как инструмент улучшение жизненного уровня населения, а как неприкрытое орудие сволакивания в рабство.
   Ну и бог с ними, с этими "долдонами" и "клушами"! Что-то меня опять занесло.
  
   Я доехал до Ольгиной мастерской. Под домом находился современный "Маркет", где я купил продукты и выпивку.
   - Ну, ты опять в своём репертуаре, - с этими приятными для меня словами встретила меня Оля.
   Я зашёл в мастерскую.
   - Я принёс - что ты просила.
   Для неё, по её эскизу, мы сделали небольшой набор письменных принадлежностей из камня.
   - Проходи, сейчас посмотрим.
   - Магдалена, ещё раз - с приездом!
   Мастерская представляла собой небольшую, уютную, со вкусом отделанную студию. Большое окно, из которого светило вечернее солнце, выходило на оживлённую улицу. Я только вечером ощутил солнце. На душе стало светло и спокойно. Около окна находился столик с тремя креслами. В одно из них я и уселся.
   - Как у тебя дела? - спросила Магда.
   Она сидела в кресле, поджав под себя ноги. От неё веяло уютом и покоем.
   - Ничего, всё в порядке. Вот, для Оли набор изготовил.
   Я достал из упаковки цельное произведение, выполненное из ониксовидного мрамора инкрустированного яшмой, и положил на стол.
   - Красиво, - пропела Магда, - очень красиво!
   Оля, что-то готовила на другой половине студии.
   - Ты-то как, Магдалена?
   - Ты знаешь, что-то неважно. Я долгие годы делала одно и тоже. Это всё надоело! Приехала с тобой поработать, - улыбнулась Магда. - Ты говорил о мозаике на камне, которую вы делаете - я сделала эскизы. Там у нас есть человек - владелец нескольких кофеен - он очень заинтересовался. Я потом покажу тебе эскизы.
   Это удача! Я много лет работал над этим, создал свою технологию мозаичных работ на камне, но ни одного проекта так и не удалось осуществить.
   - Ты говоришь, может быть, надо будет оформить кофейню, а какой объём работ? - я сразу "взял быка за рога".
   - Первый проект - сто пятьдесят квадратных метров. Если это получиться, то - ещё четыреста пятьдесят, но это - потом. Сейчас главное сделать экземпляры мозаичных плит по моим эскизам.
   Моя технология позволяла выпускать сто квадратных метров в месяц.
   - Я выставила твои работы у себя в мастерской, и даже кое-что продала.
   Когда не было работы я создавал картины из камня, вкрапливая в него различные материалы. Получались красочные коллажи. Я никогда не думал, что их можно продать - отдал их Магде, разъяснив технологию их массового производства.
   - Продалось три твои работы, по две тысячи евро каждая.
   Магда повернулась к дивану, не вставая, дотянулась до лежащей на нём сумочки. Из сумочки появились какие-то бумажки.
   - Это документы.
   - Я на них смотреть даже не буду. Я тебе верю.
   - Нет - посмотри! Сто сорок евро вывоз в Германию, триста - прочие расходы. Четыреста сорок евро мои затраты. Здесь пять тысяч пятьсот шестьдесят евро.
   - А твои комиссионные?
   - Я художник и не занимаюсь продажей картин. Меня интересовал только спрос на это. Мне кажется - я сделаю ещё лучший дизайн! Извини конечно, но со вкусом у тебя не всегда хорошо, - подытожила Магда.
   - Я же не художник, я технолог.
   - Ты художник, но только начинающий. Некоторые работы мне самой нравились, но купили то, что мне не нравится. Это всегда так.
   Я был на седьмом небе от счастья, хоть и не показывал. Не было случая, чтобы мои работы кому-либо нравились. Вернее - нравились, но покупать их никто не собирался.
   - Ты знаешь, старичок, это всё неплохо, но отделывать этим кафе и рестораны никто не собирается. Есть проторенные пути, по которым и идут, - говорил мне знакомый дизайнер Пётр.
   А тут, даже что-то нравится, да и, деньги поступили очень кстати.
   - Да, только денег у тебя, просто так, я взять не могу. Как же я тебя отблагодарю? - сказал я.
   - Ох, какие мы щепетильные, - съехидничала, подоспевшая Ольга. - " Дают - бери; бьют - беги!" - что, впервые слышишь?
   - Ты на эти деньги сделаешь экземпляры изделий, а отблагодарить меня можно. Поцелуй меня, - сказала Магда, пальцем указывая на свою нежную щёчку.
   Наше кредо - всегда! Я встал, и приготовился расцеловать Магду. Мой торжественный вид испугал девушек.
   - Буба, ты что? Не так торжественно. В щёчку, в щёчку, - всполошилась Ольга. - Не пугай девушку.
   Я поцеловал Магду и сел на своё место.
   - Красиво, и точно, как я просила. Сколько с меня? - сказала Ольга, рассматривая набор.
   - За один - нисколько. А вот если за партию, то - будем говорить!
   Оля сняла из нагрудного кармана двести долларов и положила на стол.
   - Буба, ценю твою деликатность, но это подарок для Севы, и я хочу его купить. Извини, но больше двухсот дать не могу.
   - Я и не прошу.
   Странный день! Мне постоянно предлагают деньги. Обычно всё бывает с точностью наоборот: я предлагаю товар, а все нос воротят. Красиво, но денег нет. Хорошо, но не сейчас. Где же вы были, когда у нас деньги были? Если и удаётся кого-то найти, кому и товар нужен и деньги есть, то на втором этапе начинаются "канцелярские игры". Счёт на оплату получили, а вот бухгалтера нет - будет через два дня. Бухгалтер есть - уехало начальство, некому подписать. Когда все собираются, оказывается, что денег уже нет. Приходиться ждать, беспокоиться, звонить, после чего, через какой-то, достаточно большой, промежуток времени, появляются деньги. Деньги находятся в некотором мистическом состоянии: стали предметом культа, божеством. Мало производить продукцию, надо ещё и душу продать, или вывернуть её на изнанку, чтобы появились деньги. Надоело! Надоело до невозможности! А тут - продалось, получите деньги. Мечта поэта! Деньги, деньги! Я более чем уверен, что уже к концу двадцать первого века успешными будут считаться люди, которые меньше потребляют. Человек тратит неимоверные усилия на ликвидацию избытков потребления.
   После посиделки у Оли, я вернулся домой и позвонил Эдику на мобильный телефон.
   - Ну, как спектакль?
   - Нормально! Ты-то, как посидел?
   - Устал немного. Короче, надо сделать по её эскизам экземпляры мозаичных плит. В Германии один владелец кофеен запал на них, хочет оформить свои заведения. И ещё - Магда продала мои работы, пока три штуки, и привезла нам пять с половиной тысяч евро. Они у меня.
   - Это твои деньги Буба, и только твои, так что ты ими и распоряжайся. У меня, ты знаешь, есть накопления. Обо мне не беспокойся. Завтра с утра заеду за тобой, поедем к Лёве. К половине девятого жди.
  
  
   Глава 6. Преступное сообщество,
  
  
  
   Мои мысли полностью были заняты предстоящей работой. Нам часто приходилось делать выставочные, "пилотные" экземпляры. Мы умели делать их качественно. Беда, и не только наша, была в том, что при выпуске серии неминуемо появлялся брак. Каждодневные, текучие дела заедали и мы не могли уследить за качественным выпуском продукции. Надо будет постараться. Я мысленно прикинул план мероприятий. О завтрашнем дне, начале операции, или попросту говоря, грабежа, думать не хотелось, но приходилось.
  
   Приехала супруга с детьми. Квартира сразу наполнилась детским смехом и суетой. Парень у меня заводной и непоседа.
   Мною владели одновременно несколько чувств. Чувство умиротворения: пачка евро давала стабильность на ближайший месяц, что немаловажно - можно было купить детям и жене что-нибудь из одежды, да, и себя не забыть: вылечить треснувший зуб; уплатить за наем квартиры; и ещё совершить массу полезных дел, и, в первую очередь - послать деньги родителям. Время от времени меня посещали и тревожные чувства, но я их быстро подавлял. Успокойся и отдыхай!
   Систему аутотренинга я разработал со времён спортивной юности. Перед соревнованиями я очень волновался, "перегорал" и, выходя на ковёр или татами, уже не мог бороться. Я научился забивать в подкорку головного мозга то настроение, которое было необходимо. Сегодня я был спокоен и умиротворён.
   Это умиротворение вызвало подозрение у супруги.
   - Какой-то ты у меня сегодня не такой, - начала она.
   - Да, нет - совершенно такой! Тебе кажется. Просто - устал!
   Жене всегда было не по себе от моего спокойствия. Она ревновала и хотела изыскать около меня очевидные признаки другой женщины. Моё умиротворённое поведение могло навести её на мрачные мысли о сопернице, и потому я сразу настроился на иную волну.
   - Где тебя черти носят? - перешёл я в атаку.
   - Я же тебе сказала, где я, - недоумевала супруга.
   - Сказала - это не значит, что можно утром выйти, а вечером придти!
   - Хорошие дела? - опешила супруга.
   Я добился нужного результата. Настроение, поднятое коньяком и шампанским, было хорошим.
   - Ну, ладно, ладно, успокойся золотце. Всё в порядке!
   Я её очень люблю! Мы с ней давно сублимировались, и иногда мне кажется, что она впиталась в меня через мои поры.
   Полюбил я её с первого взгляда. Она проходила мимо вместе с подругой, живущей по соседству со мной. Стояла прекрасная летняя, солнечная погода. Я с кем-то беседовал во дворе, и вдруг - поймал себя на мысли, что не слежу за разговором и смотрю только на неё. Меня даже окликнули. Стройная, высокая девушка поглотила всё моё внимание. Решение было принято молниеносно: я напросился в гости к соседям, уже не помню под каким предлогом, а затем пригласил всех в соседнее кафе, где и назначил следующее свидание. Десять лет мы вместе. Иногда мне кажется, что более родного человека у меня на свете нет.
   Моя семья - единственное, что я создал за эти десять лет, и она самое большое моё достояние.
   Обратно домой я ехал на метро, в котором и навеяло:
   Тяжёлые мысли, потухший взгляд,
   Железными рельсами в метро звенят.
   Станция, улица, в серой мгле,
   Вечернее солнце на твоём окне.
  
   Усядусь я в кресло за этим окном,
   Коньяк, шампанское - два в одном.
   Красное пятнышко - отблеск заката,
   Газовым лифтом наверх поднято.
  
   Красное пятнышко с коньяком,
   Вечные игры тореро с быком.
   Брызги шампанского на ковре,
   Улыбка победы на милом лице.
   Получилось, так как получилось. В прекрасном и умиротворённом настроении я лёг спать.
  
   Утром меня разбудил звонок мобильного телефона.
   - Буба, ты где? Мы же опаздываем!
   - Сейчас, спускаюсь.
   Впервые за много лет мои биологические часы меня подвели - я проспал назначенное время! Видимо, биологические часы долгие годы не видя меня счастливым, ошалели и перестали выполнять команды. За десять минут я принял душ, побрился и оделся. Было без двадцати девять. Единственным сверхпунктуальным человеком из нас был Пёс. Он всегда приходил на встречу раньше времени и ужасно нервничал когда опаздывали. Без пятнадцати девять я уже был в машине.
   - Извини, опоздал, даже не знаю как. Давно со мной такого не было.
   - Устал ты Буба, устал. Ничего, скоро все отдохнём. Мало осталось, - сказал
   Эдик, заводя машину.
   - Это не оправдание. Вот ты тоже устал, а прибыл вовремя.
   - Не бери в голову Буба - приедем, а Лёва ещё даже и не проснулся.
   - Это будет, как минимум, свинством с его стороны! Я бы тоже поспал немного.
   - Ничего - потом в Майями отоспимся!
   - Размечтался ты что-то.
  
   В пять минут десятого мы уже звонили в дверь квартиры Льва.
   - Любите вы опаздывать! - требовательно и укоризненно встретил нас некий субъект.
   Мы вошли и остолбенели. Нас встретил типичный местечковый, кудрявый еврей, с дымчатыми, с проседью, волосами, чёрными очками а-ля Ленон и бородкой а-ля Че Гевара. Еврей был одет в строгую белую сорочку и чёрные брюки. Лёву выдавали только острый нос и колючий взгляд.
   - А обрезание успел сделать, Лёва? - пошутил я.
   - Успел, успел. Сейчас и тебе сделаем, вместе с "помидорами".
   - Я, что тоже евреем буду?
   - Нет - ты у нас евнухом будешь! А тебе - евреем не нравится? Ты, что антисемит, Буба?
   - Семит, семит! В синагогу ходить буду. Маца есть? Мацу хочу!
   Мы зашли в комнату. Светлана также находилась "при полном параде". Ребята времени зря не теряли.
   - Светик, а тебе это всё подходит. Может - оставишь? Вы с Лёвой так даже больше смотритесь, - не унимался я.
   - Оставлю Буба, оставлю, а тебя мы решили в негра перекрасить, - на полном "серьёзе" парировала Света.
   Эта затея стала мне всё меньше нравиться. Негром по Москве ходить мне не хотелось - могли бы и зарезать. С этим сегодня в Москве очень даже просто!
   - А, что я негром и домой пойду? Это же равноценно провалу!?
   - Не негром, а темнокожим, Буба. Надо всё-таки быть политкорректным!
   - Негром по Москве я ходить не буду! Это несерьёзно!
   - Ладно, успокойся, Буба, мы из тебя сейчас скандинава делать будем, - миролюбиво ответил Лев.
   - Хорошо, что не японца.
   - Садись около зеркала! - приказала мне Света.
   Я уселся напротив трюмо. И как они будут из меня скандинава делать? У меня короткая, спортивная стрижка, тёмные волосы, бородка с усами "а-ля испанка", тоже тёмного цвета, уже с проседью - вообщем, не скандинав я! Правда, и типичным кавказцем меня назвать сложно, но всё-таки это мне ближе. Скандинавскими во мне могут быть только рост - метр восемьдесят, и то с натяжкой, а также вес - во мне сто киллограмм. Я как бросил занятие спортом, начал поправляться и уже ничего с собой не мог поделать.
   Света напялила мне на голову парик из светлых волос, предварительно смазав его клеем. Были приклеены русые усы и бородка. Глаза у меня карие, так что линз носить не пришлось. Затем Светик, достаточно профессионально, наложила мне на лицо тонкий грим, осветливший его. Ничего, похож! Лев принёс брюки и бросил их мне.
   - На, одень!
   Брюки были тёмно-серого, мышиного цвета, в крупную, ярко-зелённую клетку.
   -Ты, что? Я это не одену! В таких брючках цирковые собачки выступают. Это несолидно! - начал я.
   - Не капризничай, Буба. Это хорошие брюки, я их из Австрии привёз. Оденешь ещё мои штиблеты и - вперёд! - Лев явно спешил.
   - Сразу видно кто его в Австрии одевал. Ей бы в цирке выступать. За собачками клетки убирать, - шёпотом мне на ухо пробубнила Света.
   - Ты, что там бубнишь? - обернулся Лев.
   - Ничего, говорю - скандинав готов!
   - На вот ещё мою сорочку одень.
   Сорочка была из сжатого материала и тоже в яркую клетку. Это уж слишком!
   - Безвкусица! - прошипела Света.
   - Что ты там бубнишь? Сейчас дам под зад - побежишь на свою длинную дистанцию!
   Это было грубо! Светка попыталась выйти из комнаты.
   - Шею ему загримируй, а то получился швед армянского розлива. Под сорочку, на вот - маечку надень!
   Светка молча стала гримировать мне шею. Пёс сам гримировался - для него это было обыденным занятием. Мясистый нос "картошкой" резко менял его облик. Была уже наклеена пышная борода - обыкновенный "сибирский валенок"!
   Через час все мы были готовы.
   - Пора выходить! Кофе в кафе попьём - как раз, "прикиды" апробируем. Пёс не забудь "ксивы"! Извини, Буба, но только у тебя её нет, и потому ты особенно "светиться" не будешь.
   - Серебряный Исаак Руфимович - это ты Лёва! Бутурлина Анастасия Павловна, это - Светке. Ну, и я, любимый, Прохоров Мирослав Васильевич. Да, кстати! - "Чичиков" клялся, что такие люди реально есть.
   - Посидим на дорожку.
   Мы присели, помолчали. Лев резко встал и мы направились к выходу. Сели в машину к Псу и поехали в сторону офиса.
   - Остановишься за три-четыре квартала до офиса. Дальше Светка сама пойдёт, - командовал Лёва. - В офисе долго не сиди, как зайдёшь - сразу позвони и вызови водителя. В офисе ничего не трогай! Если до чего дотронешься, после - обязательно протри! Ровно в двенадцать подъезжай к кафе. Если от нас информации не будет - повращайся по близлежащему магазину! Как только "мурзилка" зайдёт, мы тебе сообщим. Я зайду в кафе и посмотрю, куда он сел. После этого зайдёшь ты. Запомни ещё раз - сама на рожон не лезь!
   - Не беспокойся, Лёва.
   - Не перебивай, и слушай! Старайся о себе мало что говорить: зовут - Анастасия Павловна, занимаюсь недвижимостью в Москве. Фамилию и визитку не оставляй! Не забывай - у него, наверняка, "крыша" из ФСБ - любого могут пробить! На деловые качества не напирай: ты, просто, красивая, деловая женщина.
   -Ты правда так считаешь? - кокетничала Светка.
   - Правда.
   Мы оставили Светку за три квартала до офиса, а сами направились на Таганку.
  
   Кафе находилось в подвале старого дома, а на верхнем этаже размещалась пиццерия. В ней мы со Львом и сели, а Пёс занял "позицию" за квартал от кафе. Пиццерия с большими окнами прекрасно подходила в качестве наблюдательного пункта.
   - Буба, гляди в оба - из нас двоих только ты его в лицо знаешь! Смотри, не пропусти!
   - Прошло семнадцать лет, Лёва. Я надеюсь, что узнаю его.
   - Постарайся.
   - Откуда ты знаешь, что его ФСБ "крышует"? - спросил я.
   - "Контора" всегда привечает своих "стукачей". Его куратор, возможно, уже при высоком чине: где-то может быть полковник, или даже генерал. За семнадцать лет можно большую карьеру сделать. Пиццу хочешь?
   - Нет! Давай - по двойному кофе, и всё! Я эти пиццы не перевариваю. Да, и ещё! Я думаю, что он никогда незнакомого человека к себе домой не повезёт - если у него "бабки" там!
   - Мне тоже так кажется. Тогда вступит в силу второй вариант. Мы уже сняли "хату". Там его усыпим, а потом рванём к нему.
   - У него на "хате", наверняка, сигнализация есть. Ты знаешь - действенная вещь!
   - Знаю, Буба, знаю. Ха, ха! Знаю, что тебе не повезло с этим.
  
   Я - давно - снял однокомнатную квартиру, и как полагается, отметил с хозяином "приём-сдачу" в ближайшем кафе. Хозяин окосел и забыл предупредить меня, что по-привычке, выходя из квартиры, поставил её на сигнализацию. Я же, ничего не подозревая, открыл дверь своим ключом, прошёл в квартиру и плюхнулся в кресло. Дальше начался сущий кошмар. Милиция ворвалась в квартиру и кто-то, сходу, треснул меня дубинкой по голове. Очнулся я в отделении, пытался рассказать, что снял квартиру, но мне никто не верил. Дозвонились до хозяина, но он, что называется, и "лыка не вязал".
   Меня, окровавленного, посадили в "обезьянник", где уже сидел ещё один буйный кавказец: в майке и с наколкой на голом плече - "Сын Кавказа". Потом появился ещё один: здоровый парень, в спортивном костюме, с двумя огромными баулами в руках. Парня завели в "обезьянник" и начали открывать баулы. Шла середина девяносто четвёртого года. В баулах оказались пачки денег. Два огромных баула, набитые пятидесяти тысячными купюрами. Каждая пачка денег являлась десятилетней зарплатой начальника отделения милиции.
   - Отойдите от денег! Не трогайте! Вы все здесь воры! - кричал парень.
   Отделение и "обезьянник" начали наполняться несусветной вонью. Это привезли партию бомжей. Дышать было невозможно. Бомжей начали запускать в "обезьянник". Первым взбесился кавказец. Менты запускали бомжей, а кавказец их бил ногами и выталкивал обратно. Затем к нему присоединился и богатый спортсмен. Я был не в состоянии - еле сидел на скамейке. Бомжи начали роптать:
   - "Черножопые" понаприехали, спокойно в "обезьяннике" посидеть не дают.
   Ситуация складывалась критическая. Сидеть с бомжами было невозможно, а вытолкать их было некуда. Очевидно, что намечался "танец с дубинками". Второго удара по голове я бы не выдержал. Я рухнул в обморок, и только услышал крик кавказца:
   - Человеку плохо!
   Спасибо тебе "Сын Кавказа", мой кавказский брат. Я не знаю какой ты национальности, но ты спас мне, возможно не жизнь, но здоровье - точно! Очнулся я от запаха нашатырного спирта в чьём-то кабинете. Мне поверили и отвезли на вновь снятую квартиру. С утра хозяин протрезвел и подтвердил мои полномочия.
  
   Тем временем, наш наблюдательный пункт пополнялся новыми посетителями. Уже было выпито двойное "эспрессо", а наш "клиент" всё не появлялся. Сидя около витражей в пиццерии, на оживлённой улице, напротив бывшего универсама "Таганский", мы молча наблюдали проходящий людской поток. С Таганкой у нас со Львом было связано много воспоминаний.
   - Мало-что тут изменилось, Лёва. Такой же многолюдный пятачок. Интересно, а есть ли ещё шашлычная за метро? - вдарился я в воспоминания. - "Закарпатские узоры" уже давно в торговый центр переоборудовали. Неплохой ресторан был. А вон там - первое в Москве кооперативное кафе было, помнишь?
   - Всё помню Буба, всё! - Лев разом постарел, видимо тоже под тяжестью воспоминаний.
  
   В начале восьмидесятых, после переезда в Москву, он устроился в столовую при финансовой академии. Я же, перед поступлением в аспирантуру, приехал на трёхмесячную стажировку. Остановился в общежитии завода "Станколиния" на Подъёмной улице - в пяти остановках от Таганской площади. В Москве было по зимнему холодно и неуютно. Мне выделили койку в четырёхместной комнате. Я ходил вечно голодным - питаться помоями в столовой я не мог. Каждый день посещать рестораны, на протяжении трёх месяцев, было накладно; готовить на общей кухне общежития было невозможно - запах от блюд, готовившихся на четырёх плитах, стоял неимоверный, пропадал весь аппетит. После работы я звонил Лёве.
   - Подъезжай, я на работе.
   И я ехал. Лев работал заведующим мясным отделом. Шеф-поваром был "безбашенный" татарин Ильдар. Ильдар дополнительно давал Лёве двадцать пять рублей в неделю и полный набор продуктов питания: мясо, яйца, масло и прочее. Место, для начала, было доходным. Лёва быстро готовил мясную вырезку и мы садились обедать.
   - Ильдар, познакомься, это мой друг из Армении.
   - Холосё в Армении. Тепло, наверное. Шашлык, кебаб можно есть на каждом шагу.
   - Что - есть, то - есть.
   - Слушай, друг, а ты нам из Армении можешь сетку выслать? Для того, чтобы люля-кебаб делать, - сразу перешёл к делу Ильдар.
   - Сетку? А разве кебаб не на шампуре делают? Зачем же сетка? - недоумевал я.
   - Э, нет, это из первого сорта или, в крайнем случае, второго, можно - на шампуре, а наше третьесортное, жидкое мясо - только на сетке. С шампура оно свалится!
   - А, тогда вышлю. А в Армении она есть?
   - Есть, есть. Я твоего друга знаешь зачем держу здесь? - сказал Ильдар.
   - Хорошо готовит! - ответил я, уплетая вырезку.
   - Ты кушай, кушай. Только он мне нужен потому, что у него диплома нет, а мы тут пересортицу делаем: третий сорт мяса за первый продаем. Если накроют - он скажет, что не разбирается. Ему ничего не будет, только административное взыскание.
   - Ну, что же, рабочий день закончился, я вас приглашаю, посидим где-нибудь. Там и о сетке подробней расскажешь.
   Я хотел пригласить начальство друга в ресторан, чтобы тот не подумал, что у Льва друзья какое-то "чмо".
   В ресторане " Закарпатские узоры", куда я чаще всего ходил, Ильдар поведал мне всю подноготную своего бизнеса.
   - С этой столовки я в год восемьдесят тысяч рублей имею.
   В это трудно было поверить. Огромная сумма в "твёрдых" советских рублях, почему-то потом названных "деревянными", с этой государственной столовки - правда, недавно отделанной грузинскими мастерами в лучших традициях Пиросмани - это было неимоверно!
   - Я только с супов в день пятьдесят рублей имею. А компоты? - продолжал Ильдар, - А выездная торговля? Знаешь, когда мясо под шашлык потребителю полусырым даёшь, а усушку в двадцать процентов, себе в карман кладёшь. Вот так вот, брат!
   Общение с Ильдаром напрягало, но нам повезло - у него заболела голова и он рано ушёл.
   - Буб, а как у тебя дела? Как стажировка? - спросил Лев.
   - Плохо! Никто на меня внимания не обращает, сижу целыми днями в потолок плюю, - пожаловался я. - Не у кого и спросить что-либо.
   - В Москве никому ни до кого дела нет! Так устроен этот город. Ты чем-нибудь заинтересуй кого-нибудь.
   - Кого я заинтересую, и главное - чем? - вопрошал я, пожимая плечами.
   - Я тебе блок импортных сигарет принесу - брось на стол открытую пачку, они и потянутся покурить, вот ты и спросишь. Только всякую шушеру отгоняй, а то враз блок выкурят.
   - Несерьёзно это Лёва.
   - Серьёзно, серьёзно. Ты попробуй!
   Лев оказался прав. На следующий день он мне принёс блок дефицитных сигарет "Винстон", и я, согласно его рекомендации, бросил на стол открытую пачку.
   Я курил без перерыва, и к концу дня от меня несло табачным дымом и изрядно тошнило, но в творческом плане за неделю я продвинулся дальше, чем за предыдущие две - бесцельного сидения. Через неделю меня сдуло с кафедры по разным библиотекам, где я и просидел до окончания стажировки. Начальную, обзорную часть диссертации, можно сказать, написал Лёва.
  
   - Сюда всё едут и едут, - сказал Лёва, глядя на снующий людской поток. - Думают здесь жизнь райская. А ты представляешь, у меня здесь даже приятных воспоминаний нет. Единственное, что я вспоминаю, так это юность в Ереване. Единственное место на земле, где я когда-либо был счастлив, это Ереван.
   - Нетипичный разговор для тебя, Лёва.
   - Я всё равно обратно в Австрию уеду, - продолжил Лев. -Там тоже свои трудности, но жизнь спокойная, а здесь ... я уже отмучился. Не могу больше глядеть на эти пейзажи. Вон смотри! - такой же парень как и я в молодости, такое же желание найти свой миллион. Глупая цель, и в результате, глупая жизнь. Всё думал, что заработаю, а потом уже займусь изучением истории. Ты только никому не говори, я там, в Австрии, в университет поступил. Это - в сорок лет! Лучше поздно, чем никогда. Хочу археологическую экспедицию в Иран организовать.
   Мы закурили. И правда - глупее не бывает. Ничего путного организовать так и не удалось. Всё время приходилось решать бессмысленные задачи. Сейчас уже ничего и не поделаешь. Сейчас необходимо вырваться из лап этих экспериментаторов, кролиководов-любителей.
   - Вот он! Лёва это он!
   Я сразу узнал "мурзилку".
   Его нельзя было ни с кем перепутать: невысокого роста; толстый мужичок, набухший от немереного самомнения; в длиннополом, кожаном плаще в жаркую погоду - атрибут деревенского Джеймса Бонда; в туфлях на высоком каблуке. Лопоухий дегенерат, с красными обвислыми щёками, водянистыми глазами хитрой жабы. Скользкое, мерзкое создание. Я готов был сорвать с себя все маскировочные принадлежности, выбежать на улицу и прилюдно придушить его.
   - Пусть снимет с себя плащ-палатку, после - пойду за ним, - спокойно сказал Лев, прищурившись, смотря на ископаемого питекантропа.
   Ящур, мелким, бодрым шагом прошёл возле нашего витража, смотря себе под ноги, и начал спускаться по лестнице. Мы докурили, Лев погасил сигарету, резко и решительно встал.
   - Пошёл я!
  
   В принципе, ничего тревожного и опасного не происходило. Некоторое возбуждение Льва означало только лишь одно - операция началась!
   Я позвонил Псу по мобильному телефону.
   - Сова, сова, я вепрь, - сказал я на армянском языке.
   Когда-то все советские фильмы - по крайней мере, лучшие - переводились нашей местной студией на армянский язык. Из некоторых получались самые настоящие шедевры. Каждый житель Армении уверен, что "Золотой телёнок" на армянском языке звучит лучше, чем на языке оригинала. Но многие фильмы переводились без особого энтузиазма, в том числе и фильмы о разведчиках. Многое вызывало смех в кинозале, не говоря уже об афишах. Афиша известного фильма "Константин Заслонов" на армянском языке гласила - "Константин за слоном".
   - Гамарджоба, батоно Гитлер, - поддержал идею Пёс, - Сидите, кофе попиваете, а я тут, как самая последняя дворняга, в будке сижу.
   - Клиент прибыл. Юстас проследовал за ним. Думаю, скоро мы к тебе присоединимся, Мирослав ибн Василич. Аппаратуру настрой!
   Лёвы всё не было! Через двадцать минут в кафе проследовала Света, увидев меня, подмигнула. Вскоре появился Лёва.
   - Села за соседний столик, рядом с ним. Ничего, по моему, естественно получилось. Всё идёт по плану. Давай, быстрее к Псу - надо разговор услышать! Тут каждая деталь важна, - уже на улице говорил Лев.
   - А ты-то чего задержался?
   - Администратор сразу в зал проводила, невозможно было отвязаться, - на ходу рассказывал Лев.
   Мы пробежали квартал и сели в машину Эдика. Он уже настроил аппаратуру - она была подсоединена к радио - и можно было услышать всё, что творилось в кафе.
   Светланы и клиента не было слышно - только негромкая музыка, итальянская эстрада и обычная суета, присущая такому заведению. Мы буквально впились в радиоприёмник, как будто сейчас оттуда понесётся судьбоносное: "Братья и сёстры!".
  
   Минуты казались вечностью: у Льва на лбу выступила испарина и он снял платок и вытер пот со лба. На него невозможно было смотреть, видимо, затея перестала ему нравиться. Я уже хотел высказаться по этому поводу и прекратить мучения товарища, но в кафе начался разговор и мы заново прилипли к радио.
   - Нет, это пить я не буду! - сказала Света со знанием дела. - Принесите мне обычное "Кьянти".
   - Пока вы шли, она уже третью порцию вина пробует, - докладывал Пёс.
   - Тихо, без комментариев! - приказал Лёва.
   Наступила пауза.
   Наша затея казалась обыкновенным вымыслом. Светлана, несомненно, привлекательна, и даже очень, но с какой стати с ней должен был заговорить наш "клиент"? По всей видимости, он не собирался ни с кем знакомиться и можно было перепробовать весь ассортимент винной карты, замучив официанта, не добившись результата. Шли минуты, становилось смешно от нашей затеи - мы выглядели на редкость придурковато! Взрослые люди, а никак не можем расстаться с детством, переоделись как на карнавал в детском саде: кто зайкой, а кто, вообще, бармолеем. Сионист с демоническими наклонностями сник и был подавлен, на него уставился "сибирский валенок" - сама непосредственность и простота - с немым вопросом: "Что делать будем, хозяин?". Скандинав, на заднем сидении, еле сдерживался, чтобы не рассмеяться. Возможно, в недоумении находилась и Светлана, которую в обычном виде, без перевоплощения, не зря сравнивали со звездой советского экрана Светличной, но, видимо, сегодня в моде совершенно другие лица, тем более, что "клиента", наверняка, привлекают голубоглазые блондинки, а не темноокие брюнетки.
  
   Однако Светлана не сдавалась - всё-таки мастер в беге на длинные дистанции - и продолжала свою игру, привлекая к своей персоне всевозможное внимание.
   - Это у вас не "Кьянти", это - перебродившее молдавское вино! Если Вы будете мне хамить, я быстро найду на Вас управу. Пригласите администратора! Тогда, будьте так добры, принесите мне пепельницу и зажигалку.
   Разговор в кафе продолжился. В него, наконец-то, своим противным, хрипловатым голосом, с явным акцентом, вступил "мурзилка".
   - Разрешите?
   Послышался лязг открывающейся зажигалки.
   - Спасибо! - сказала Света.
   Мы переглянулись - неужели сработало? Я не ожидал такого развития событий.
   - А, Ви армянские вина пробовали. Очень хорошие. Рекомендую! - продолжил "мурзилка".
   - Как коньяк, "хорошие"? - недовольно, ответила Света, - Когда-то были хорошие, в прошлом веке.
   - Да, Ви правы, коньяк испортили. Французы. А вот вино у нас сейчас самое хорошее. Девушка, принеси армянский вино. Ви попробуете. "Вернашен", давай!
   - Я не хочу. Я это пить не буду! Принесите "Кьянти"!
   - Принеси, принеси, попробуйте. "Кьянти" это здесь делают. Как говорится, всякий контрабанд на Малой Арнаутской делают. А это чистый вино, с Араратской долины. Колыбель человечества!
   - Армения, да, но не сегодняшняя. Сегодня это не колыбель - это погибель человечества!
   - Ви очень резкие. С чего это так? Если не секрет, конечно, - вкрадчиво и на редкость миролюбиво, сказал "мурзилка". - Девушка, пипильницу принеси! Вот, работать не любят, дочка алкоголика наверно. Десять раз скажешь, пока сделает. Не любят работать!
   "Мурзилка" явно был раздражён и приступил к деревенской тактике "кнута и пряника": подсластить, подлизаться, усыпить, а потом ударить. Ударить сильно, чтоб наповал!
   - Принесите и мне армянского вина, на пробу, - почему-то запросила Светлана и продолжила, - Вы извините меня за резкость, но у меня в последнее время отрицательный опыт общения с "вашим братом".
   - На какой почве, или скажем так, на какой стезя, Ви не поделили? - делился знанием русского языка "мурзилка".
   - Это неважно! - отрезала Света.
   - Впрочем, Ви правы - среди разных народов очень человек есть разный. Скажите не так?
   - Нет, не скажу. Просто, ещё времени мало прошло. Потом может и забудется. Ха! Ну не любит ваш брат делиться. Ему всё на "халяву" подавай, а как расплачиваться - так днём с огнём не сыщешь!
  
   - Переигрывает, - недовольно сказал Лев. - На рожон лезет!
  
   Разговор в кафе продолжился - "мурзилка" тихо, но важно произнёс:
   - Ми сыщем! Везде и всегда. Трудность будут, что говорят, к Вашей услуге.
   - Не стоит беспокоиться, маленький, - также тихо, но с расстановкой, ответила Света, - Кому надо, те не только найдут, но ещё затем и потеряют.
   Последовала пауза. Были слышны только лязг столовых приборов и вопрос официантки:
   - Что-нибудь надо?
   - Мне понравился "Вернашен", отмените "Кьянти" и долейте ещё армянского.
   - Я Вас не поразочаровал? - "мурзилка" не терял надежды.
   - Нет, нисколько. Вино по-настоящему хорошее.
   - А Ви били в Армении?
   - А, что я там потеряла, - отрезала Света, - мне и здесь хорошо!
   - Если би потеряла, ми би разом нашли.
   - Я не сомневаюсь, - спокойно, ответила Света, - только то, что я потеряю, следопытам-любителям не найти.
   - Уже не любитель! Самый настоящий профессионал.
  
   Мы впились в это радио - что-то тревожное проскользнуло в разговоре!
   - Дистанцию держи, дистанцию. Нечего заигрывать, - всполошился Лёва.
  
   - Послушайте, Бельмондо из Армении, развеселили Вы меня, но не более. А, чем в Москве занимаемся? Фрукты-овощи или продукты питания? - с некоторой иронией и пренебрежением, спросила Светлана.
   - А, Ви чем, если не секрет?
   - Секрет, секрет, Ваше армянское следопытство. Большой секрет!
   - Я сейчас на заслужённой пенсии.
   - Я так и думала! - подытожила разговор Светлана.
   - Я думаю и Ви, как-нибудь, очень потом, тоже на пенсию выйдите. Сейчас Вам очень рано об этом думать, - расшаркался в комплиментах "мурзилка".
   - Ну, и Вы на стахановца не похожи. На ветерана труда вы не тянете!
   - Это точно! Пускай осёл работает - я работник на интеллектуальном фронте!
   - Ха! Ха! Наличие интеллекта я наблюдаю, причём, явно с жизненным оттенком. Профессор жизненных наук. Я Вас правильно поняла? - Светка решила сменить тактику.
   - Правильно! Я вообще чувствую, что мы друг друга можем понять, что говорят, с польслов. - Разговор "мурзилке" явно нравился.
   - Время покажет, - засомневалась Светлана.
   - Это точно! Разрешите представиться - Гарник Оганесович, - назвался "мурзилка".
   - Как, как? Арник? - переспросила Светлана.
   - Нэт, нэт! Г, Гарник, ну для Вас готов стать и Арником. Говорят, хоть горшком называй, только печка не клади.
   - Харник, это типа "харный хлопец"?
   - Ха, ха, ха! А Ви с Украины? Как правильно говорить, "на Украине" или "в Украине"? - показывал свои познания "харный" хлопец.
   - Боюсь Вас разочаровать - я москвичка. Анастасия Павловна. Можно, просто - Анастасия.
   - Очень рад. И чем "харный хлопец" может Вас угостить?
   - От бокала вина не откажусь. Как Вы сказали оно называется?
   - "Вернашен". Доченька принеси два бокала вина.
   - Минут через пятнадцать, я пока этот бокал допью.
  
   Мы, молча и внимательно, слушали диалог в кафе. События разворачивались в нужном русле.
   - Пора звонить! - сказал Лёва, и набрал номер телефона "Анастасии Павловны". - Выключи "подслушку", а то "фонить" начнёт.
   - Алло! Анастасия Павловна? Исаак Руфимович беспокоит. Хотелось бы встретиться. По какому поводу? А, вот, с памятниками старины всё это связано. Знаю - там у Вас небольшое пространство наметилось! Дорогая Настенька, хочу Вам сказать, что мы претендуем!
   Телефон "Анастасии Павловны" был настроен на хорошую слышимость и разговор должен был быть слышен и "клиенту". Мы же слушали ответы Светы, доносившиеся из трубки Льва.
   - А, Исаак Руфимович, рада Вас слышать. Претендовать неплохо, но Вы же в курсе всей этой возни между федералами и нашими.
   - Я слышал, что ситуация по объекту рассосалась.
   - Слышали правильно, но скольких усилий это стоило - Вы понимаете, о чём я говорю?
   - Понимаю, понимаю. Это и явится поводом для встречи. Когда могу рассчитывать на аудиенцию?
   - Для Вас, Исаак Руфимович, сегодня к четырём часам. До встречи!
   Лев остался доволен собой, посмотрел на Пса и сказал,
   - Включай "прослушку"!
  
   Из недр кафе по-прежнему доносилась музыка и лязг столовых приборов. Деловая женщина не теряла времени зря, усердно питалась.
   - А чем Ви занимаетесь, Анастасия? - "Мурзилка" проявлял явный, скороспелый интерес.
   Вопрос был явно бестактным, но от такого человека ожидать большего не приходилось - он человек цепкий! Мы переглянулись в ожидании ответа Светки. От него многое зависело.
   Света, видимо, сама была удивлена бестактности вопроса - промолчала, но, неожиданно, ответила так же прямолинейно.
   - Ну, Вы как-то сразу и обовсём. Впрочем мне стесняться, и бояться нечего. В двух словах и не скажешь. Недвижимостью. Московской муниципальной недвижимостью.
   "Боятся нечего" было произнесено уверенно, с намёком.
   - Это интересная тема. А инвесторы Вам не нужны? - тут же перешёл к делу "мурзилка".
   - Инвесторов много, а вот пенсионеров мало. Нам пенсионеры нужны! - рассмеялась Светлана.
   - С профессором жизненных наук! Вот мой визитка.
   - Спасибо! - Было слышно, как Светка открыла сумочку, видимо спрятав туда визитку. - Но звонить я Вам не собираюсь - пока не собираюсь! Рано Вам звонить, а то пенсионер ещё и перетрудится.
   - Пенсионер ещё в строю, и может пригласить в хороший место. Что Ви сегодня вечером делаете?
   - "Хороший места" я не хожу, или скажем так, хожу, но с другими людьми. Так что, извини дорогой, но сегодня никак.
   - А завтра ми можем встретиться?
   - А здесь неплохо кормят, и вино хорошее, так что я и завтра здесь буду, а сейчас извините, но мне пора.
   Молодец Светлана, уверенно закончила разговор. "Мурзилка" очевидно заинтересовался ею, хотя до завтра мог бы и охладеть, и потому Светка сказала:
   - Впрочем, вечером можно было бы и отдохнуть. Только одно условие - я сама за себя плачу!
  
   - Зря, зря напрашивается, - разволновался Лёва.
   - Правильно делает! За день он может охладеть. "Куй железо пока горячо!" - те же мысли посетили Пса.
   - Посмотрим! - неуверенно сказал Лёва.
  
   А в это время диалог в кафе продолжался.
   - И когда я могу позвонить? - спросил "клиент".
   - Я сама перезвоню, - игривым тоном сказала Света.
   - Только я не привык, когда женщина за себя плотит, это для меня неудобно.
   - Таковы мои условия! Впрочем, от бокала вина я не откажусь.
   Светка вызвала машину, которая должна была отвезти её в офис.
   - Игорёк подъезжай, я выхожу!
   - Тогда - жду звонка! - сказал "мурзилка".
   - Жди, маленький, жди, - почти про себя, тихо и вальяжно, ответила Светлана.
  
   Первый акт спектакля окончился. Надо было продумать дальнейший план действий.
   - И, что сейчас делать будем? - спросил Пёс.
   Лев молчал! Было видно, что он обдумывает ситуацию.
   - Надо найти хорошую "тачку", на которой Исаак Руфимович подъедет к офису, - предложил я. - Да, и ещё! Клиент, возможно, сейчас поедет за Светой.
   - С Псом мы ехать не будем. Сейчас мы с Бубой поймаем машину и рванём за Светкой. Дальше видно будет, а ты где-нибудь дождись нас.
  
   Мы вышли из машины и побежали в сторону кафе, недобежав до него, увидели выходящего "мурзилку", который направился к своей машине.
   - Ты прав, он сейчас поедет за ней. Ловим "тачку"!
   Мы с лёгкостью нашли машину, которая согласилась нас подвезти.
   - Слушай, братишка, гони вон за тем "мерином". Там наш дружбан, только он дорогу знает.
   "Мурзилка" ехал медленно, как будто за кем-то следил, но направление его движения совпадало с дорогой в офис. "Мурзилка" решил проследить за Светланой - это было очевидно - и следовать за ним по пятам уже было бессмысленно.
   - Братишка, я вспомнил - можешь не плестись! - Я назвал адрес офиса.
   Водитель утомился от медленной езды и нажал на газ. Мы приехали раньше всех.
   - Слушай Лёва, а как ты думаешь, у кого он может навести справки о Светлане? - размышлял я.
   - У водителя, Игоря.
   - Точно! И, что делать будем?
   - Не знаю. Пошлём Игоря куда-нибудь, а сами поедем за ним, - быстро размышлял Лев.
   - А куда? Может быть за тобой, в какой-нибудь загородный ресторан? - сказал я первое, что пришло в голову. - Позвони Светке и скажи, чтобы предупредила Игоря. Пусть прикажет ему, чтоб ни с кем по пути не заговаривал. Я останусь здесь и буду контролировать ситуацию. Ты поезжай и оформи машину напрокат. Без машины у нас ничего не получится.
   - Уже и не пойму, что нам делать Буб, но чувствую, что лучше двигаться, чем так остолбенело стоять. Сделаем так, как ты сказал!
   Лев позвонил Светлане, сказал, что "мурзилка" её преследует и надо проинструктировать водителя.
   - Жди звонка - я скажу, куда направить Игоря. Игоря проинструктируй спокойно, без паники - просто, попроси ни с кем о тебе не заговаривать. Ну, вообщем, ты сама знаешь!
   - Слушай, Лёва, а он же тебя в кафе видел, - продолжал размышлять я, - так, что твоё появление в офисе отменяется. Светка должна ехать ко мне, только потом я не смогу приехать в офис - у меня подложных "ксив" нет. Передай ей, чтобы подъезжала к Центру Международной Торговли, я её там ждать буду.
   Я с лёгкостью нашёл машину и уехал в сторону Красной Пресни.
  
   Центр Международной Торговли, несомненно, потерял свой былой лоск, но лучшего места для деловой встречи придумать было нельзя. На входе я сказал, что хотел бы посетить фитнесс клуб "Атлантис", в который пускали, но сам уселся в кафе при фойе и стал ждать приезда Светланы. Я заказал двойной кофе.
  
   На столике лежали, забытые предыдущим клиентом, "Аргументы и факты", я развернул их и стал читать первую же попавшую статью. Она была посвящена тайне египетских пирамид и размышлениям о том, как переносились строительные, четырёхсоттонные, каменные глыбы, с карьера, который, якобы, по мнению авторов, находился далеко от места строительства. Пресса давно уделяла этому вопросу должное внимание. Тайны строительства египетских пирамид и поиски снежного человека - излюбленные темы, ещё с советских времён. Позже промелькнула информация о том, что легенда о снежном человеке была разработана в недрах комитета госбезопасности для того, чтобы занять умы советской интеллигенции. Затем плавно перешли к бегу трусцой. Рабочему человеку это было ненужно, что называется, "за день так накувыркаешся", а вот интеллигенция тратила на трусцу много времени.
   С египетскими пирамидами всё намного сложней - факты их строительства очевидны! Как это удалось древнему человеку? Бестолку сидеть в кафе и пить уже ненавистный кофе не хотелось. Хотелось в Египет, на тёплое море, беззаботно валяться на пляже, пить холодную "оранжаду". "Оранжада", если не ошибаюсь - в Болгарии, там я был в семилетнем возрасте и запомнил. Ничего, пусть будет она и в Египте. И всё-таки, как?
   Древнему человеку было свойственно использовать в строительстве сыпучие материалы. С сыпучими материалами всё просто - его в Египте много - пустыня рядом! Занести на строительство песка в нужном количестве, имея армию рабов, совершенно несложно. Только пользы от этого песка немного! Мечта человечества получить из сыпучих материалов твердые конструкции, осуществилась намного позже и связана с изобретением цемента, бетона и железобетонных технологий. Видимо и древние египтяне были озадачены этим вопросом: чем скрепить песок и получить каменные блоки? Водой и глиной с берегов Нила, яйцом.
   Дальнейшие размышления были беспереспективны. Ещё чем? Своей мочой, своей спермой! Древнему человеку это было присуще. Возможно, перед этим их кормили некими растениями, способствующими обильному мочеиспусканию.
   Предо мной сложилась картина массового мочеиспускания. До массового ананирования под палящим солнцем, воображение не снизошло.
   Затем, несомненно, вся эта смесь песка и связующих элементов проходила отжиг под палящим солнцем. Возможно - на ещё не отвердевшую смесь натягивались бычьи пузыри, фокусирующие солнечный свет. Процесс сушки, отжига, занимал немало времени, потому и строились пирамиды многие десятилетия.
   Очевидная ерунда!
   Стоп! Пирамиды - это же горы! Горы в пустыне. По всей видимости, египтяне пришлые, и прибыли они в пустыню из гористой, горной местности. Пирамиды-горы - и есть воспоминание о Родине, о той местности, из которой они прибыли. Священные горы; священные символы. Им не хватало гор! Равнина - она же убийственна для жителя гор. А, тут, ещё пустыня и песок! Мне, лично, в Москве не хватает гор.
   По всей видимости, у себя на родине, богатой металлической рудой, они занимались добычей и плавкой металла. А, здесь песок! А, они знают "горное дело"! Была попытка получения руды из песка. Была попытка плавки песка. Опыты с песком и привели к потресающим результатом - получению псевдобазальтовых плит, необходимой конфигурации; получению псевдогранитных блоков. Это всё песок! Это "песочная" цивилизация!
   Несомненно - они обладыли технологией деления на фракции, размола, добавления примесей, формообразования, прессовки - напряжённого состояния; литья и отжига - всё это результат поиска и знаний, полученных при обработке металлосодержащей руды. Песок ведь тоже бывает разный. В этом они и удостоверились!
   Итальянцы - мировые лидеры в обработке камня - изобрели технологию плавки базальтовой руды. Получаются высокопрочные, износостойкие, виброгасящие, жаропрочные, самосмазывающиеся детали. Это возможно!
   Материалы, которые использовали древние египтяне, имеет искусственну природу. Они знали силу Солнца и Песка.
   Мы же не удивляемся при виде металлических изделий!? Не надо удивляться "песочному" миру!
   Несомнено - пирамиды имели и другое назначение: крепость; "командный пункт"; мавзолей, хранилище; архив; хранилище ядов и газов - всё, что угодно, но, всё-таки - они символизировали священную Родину.
  
   Надо поговорить на эту тему с Лёвой. Иран отменяется - надо ехать в Египет, там и отдохнуть можно.
   Египет и Иран - чем же они связаны? Горы; поклонение Солнцу ... Неужели и египтяне "арийская" нация?
   Кстати! "Pharavor", по-армянски - "славный"; Pharavon - "несущий славу". Неужели?!
   Да - моя дурость не знает предела! Я сам себе улыбнулся. Вреда же нет!
  
   Размышлять о египетских пирамидах больше не хотелось - чувствовалась явная нехватка исходного материала. Кроме "Фараона" Болеслава Пруса; статей из журнала "Вокруг Света"; просмотра нескольких псевдонаучных фильмов с лирическим удивлением, я об этой стране ничего не знаю.
  
   Боже мой, мне сорок три года, а я всего пару раз был за границей. Привычное слово "заграница". Я уже двенадцать лет за границей. За границей чего? Где моя граница? У себя дома, но за границей. За границей разумности.
   Сегодня полёт в Армению стоит дороже, чем недельная путёвка в Египет с полным пансионом. Когда дети не ходили в школу, мы очень часто летали - я не мог долго не видеться со своими родными. Тратилось почти всё, что я зарабатывал. Сегодня намного дешевле долететь до европейских городов, чем до родного Еревана. Когда-то казалось, что доехать до Еревана из любой точки СССР не составляет труда.
   В 1979 году, после соревнований, мы с Эдиком задержались в Харькове. Вышло постановление об увеличении в два раза ресторанной наценки, и мы израсходовали почти весь наш бюджет. Было на кого расходовать - две прекрасные харьковчанки скрасили наши спортивные будни. Осталось по пять рублей на брата, и мы кинулись к проводникам поезда "Харьков - Ереван", но безрезультатно: никто за такую плату не соглашался подселить двух "зайцев" на свободные места. Билеты в кассе стоили намного дороже.
   Поезд уже тронулся и мы готовы были покинуть вокзал, но неожиданно, одна сердобольная проводница сжалилась и пригласила нас в свой вагон. За пять рублей с человека.
   Или - поездка в Югославию, когда мы в Брянске отстали от поезда. Отстали на несколько секунд, не более минуты. Помню наши глупые, удивлённые лица: поезд уехал, а как же мы? Мы же остались в спортивных костюмах, со ста рублями в кармане на двоих и без документов. Удивление быстро улетучилось, надо было что-то делать. Мы поймали машину и уговорили водителя догнать поезд.
   - Ребята, догнать на равнине скорый поезд нереально, - сказал водитель уже в пути.
   - Всё реально, ты только не плетись как старая кляча, жми на газ.
   - Ребята, у меня трое детей, и я не собираюсь рисковать.
   - Ты рискуешь больше, плетясь по дороге!
   И всё-таки мы опоздали - разрыв составил уже один час сорок минут. Я расплатился с водителем своими самозаводными часами "Сейко".
   - Зачем мне часы? - водитель бежал за нами и возмущался.
   - Они больше двухсот пятидесяти рублей стоят. Не захочешь носить - с лёгкостью продашь.
   - Я не хочу часами торговать, давайте деньги!
   - А, опаздывать на час сорок - хочешь?! Последний раз часы предлагаю!
  
   В Конотопе начальница вокзала посадила нас на поезд, отъезжающий в Прагу. Была летняя ночь, мы открыли окно в купе и нервно закурили.
   - Что делать будем, Буба?
   - Не знаю. Знаю только одно - мы с тобой ещё не пересекли границу, мы в своей стране и в любом случае доберёмся до дома, так что особо переживать нам незачем. Главное успокоиться. Мы у себя дома.
   Я разбудил бригадира поезда.
   - Ребята, вы не догоните поезд, и не мечтайте! Я двадцать лет на этой дороге, и такого случая, чтобы на серпантине в Карпатах кто-либо нагнал поезд, не припомню!
   - Мы попробуем. Значит так, Василь Василич, как подъедем ко Львову, не дожидаясь остановки поезда, откроешь двери вагона. Мы выпрыгнем и побежим на привокзальную площадь; там попытаемся найти водителя, который возьмётся нагнать наш поезд. Если не удастся - вернёмся обратно. Остановка короткая, и если увидишь нас, бегущих обратно, дёргай стоп-кран!
   - Ну, это без проблем. Это можно!
   И всё у нас получилось. Во Львове мы выбежали на привокзальную площадь и там, после недолгих переговоров, нам удалось найти чудо-водителя, который и довёз нас до самой крайней точки нашей страны. Водитель оказался мастером спорта по ралли и нёсся по узкоколейке карпатского серпантина со скоростью сто сорок километров в час: то выезжал на встречную полосу; то, снижая скорость, примащивался среди грузовиков "Совавтотранс" на своей полосе. Мы еле нагнали свой поезд, премировали водителя и продолжили своё путешествие.
  
   Итак: мы проехали почти полстраны, везде находя понимание. Это была страна! Хорошая или плохая - я не знаю, по всей видимости, и хорошая, и плохая, но, всё-таки - страна! Сейчас, я сильно сомневаюсь, что можно без документов и с минимальными средствами проехать по нынешним вновь образованным территориям. Ну и хрен с ними, если здесь все так "умны", то тут ничего не поделаешь. Сейчас возьму своё и "слиняю". Лёва прав - поживём немного без этих "умников": спокойно и размеренно. В конце-то концов, это воспоминания не о стране, а о молодости. И то - верно!
  
   Я посмотрел на часы: оказалось, что пролетело, не так уж и мало времени, а Светки всё не было. Я начал уже беспокоиться, но мои опасения были напрасны - вскоре появилась Света. Я встал и помахал ей рукой, приглашая к своему столику.
   - Что так долго, Свет? - встретил я её вопросом.
   - Ты не представляешь, как он за мной увязался, - затараторила Света. - Подошёл к Игорю и пытался его расспросить. Лев перезвонил мне и я, почти полчаса, инструктировала Игоря, а потом послала его в аэропорт, встречать некого Мирослава Васильевича, причём, срочно. По дороге в аэропорт "мурзилка" и отстал, пришлось возвращать бедного Игоря назад, якобы, опоздали, Мирослав уже прибыл. Игорь говорит: какой-то тип о Вас что-то хотел спросить, но не успел. Ты представляешь, он вернулся к офису и ждал, пока я выеду. За нами ехала его машина. Ему, что делать нечего?
   - Всё, что можно было сделать в этой жизни, он уже сделал, - ответил я. - У него всё есть и не осталось никаких желаний. Его жизнь виртуальна. На земле ему делать нечего!
   Я нёс несусветную чушь и улыбался.
   - Что ты несёшь, Буба? - удивилась Светка. - Да, Буб, у тебя, определённо, "крыша едет".
   Я по-прежнему излучал "скандинавскую" доброжелательность.
   - Он незаметно зашёл и уселся за тобой. Нас разделяют три столика. Он сел за колонной. Не оборачивайся - время от времени он выглядывает из-за колонны, Пинкертон хренов.
   - Да, ты, что? Неужели так запал на меня? - удивилась Светка.
   - Не-то слово. У тебя нет никаких бумаг? Необходимо имитировать хоть какую-то деятельность.
   - Я взяла папку с бумагами, там какие-то документы Льва. Возьми, посмотри! Улыбайся, Буба, улыбайся! - Светик сама излучала доброжелательность и мило улыбалась. - А, он может нас услышать?
   - Да, нет, он далеко сидит.
   Я открыл кожаную папку, мне она показалась чисто мужской, видимо принадлежала Льву, достал оттуда документы, и с видом специалиста начал их рассматривать. Зрение уже не позволяло читать документы, написанные мелким шрифтом, очки я не носил, считая себя ещё молодым, и потому приходилось имитировать чтение, время от времени, поднимая голову и строго смотря на Светлану.
   - Тебе что-то не нравится, Буба? - смеясь, сказала Света. - У тебя вид налогового инспектора.
   - Шведского или отечественного?
   - Отечественного, Буб, отечественного. На шведа ты не тянешь.
   - Сейчас закурим дорогую сигару, и всё встанет на своё место.
   Я вальяжно помахал официантке, приглашая её к своему столику, и неожиданно для неё заговорил на английском языке.
   - Give me a cigar's, please.
   Официантка удивлённо посмотрела на меня, так как до этого я прекрасно общался с ней на русском, но учтиво перешла на английский, по всей видимости, спрашивая меня какие сигары я предпочитаю курить.
   - Давыдоф, - сказал я первое, что пришло мне в голову.
   Я уткнулся в документы и продолжал их внимательно рассматривать. Хотелось что-то сказать на английском, но мой словарный запас мне этого не позволял, и потому я перешёл на некоторый суррогат.
   - How much? I don't understand. It's impossible. - и всё в том же духе.
   Светка молчала и смотрела на меня коровьими глазами, но быстро смекнула и начала монолог на английском. Тут уже мне пришлось высказывать своё молчаливое недоумение. Откуда она знает английский? Светка говорила без умолку, постепенно входя в роль и повышая голос. Её уже можно было услышать и за соседними столиками, чего она и добивалась.
   - O'key? - подытожила Светик свой монолог, тоном, не допускающим возражения.
   - O'key, o,key! - утвердительно закивал "швед", якобы понимая суть монолога.
  
   Принесли долгожданную сигару, вместе с маленькими кусачками, большими спичками и специальной пепельницей. Я со знанием дела надкусил щипчиками конец сигары, зажёг спичку и закурил, не затягиваясь.
   - Do you want a cup of cafe? - спросил я тихим, почти не слышимым голосом.
   Светка отказалась и отрицательно покачала головой.
   - Будем надеяться, что твой спич на английском убедил его. А, где твой водитель? - спросил я.
   - Он отпросился. Подъедет сразу к офису. Дай курнуть сигару!
   - Свет, ты чего, ты же не куришь?!
   - Да, я бросила, а так курила много лет. А тебе, что жалко?
   - Да, нет, не жалко, просто я её немного обслюнявил. Я тебе новую закажу.
   - Да, ненадо. Я пару затяжек. Ну, ты же не заразен?
   - Да, нет, вроде бы. На! Подожди, чтобы "крендель" не углядел.
   - А, почему - вроде бы? Ты, что сомневаешься? - наседала Света.
   - Да, я болен самой плохой болезнью! Отдай обратно, я сам её докурю, - начал возмущаться я.
   - Ну, и жлоб же ты, Буба. А, что это тебе "импосибл"?
   - Всё "импосибл", Светлана Игоревна. Чем дальше, всё более "импосибл" и "импосибл".
   - Буб, закажи-ка виски, что-то пить хочется.
   - Разрешите Вам заметить, что Вы на работе, Светлана Игоревна.
   - Да, ладно, не жлобься Буба, я сама оплачу.
   - У меня деньги есть - шучу я. Только на английском - я уже не смогу, лучше ты сама закажи. И мне тоже, причём - двойного!
   - Ну, началось. Хочу заметить Вам, Роберт Григорьевич, что Вы на работе. Ты же мало пить не умеешь, Буба, так, что - не начинай!
   - Светлана Игоревна Вы переоцениваете свои полномочия! Вот позвоню сейчас ассирийскому еврею, пожалуюсь на тебя, тогда мало не покажется. Закажи виски, стерва!
   - Буб, а ты и вправду считаешь, что я стерва? - обиделась Светка.
   - Все вы одним миром мазаны!
   Светка помахала, вызывая официантку, та подошла и приняла заказ.
  
   Мы сидели и болтали ни о чём, время от времени серьёзно смотря друг на друга, иногда расплываясь в лучезарной улыбке, создавая видимость делового разговора. Такое впечатление оставляли многие американские фильмы, переведённые на русский язык: в них жестикуляция актёров не совпадала с диалогом.
   Были выпиты кофе и двойные порции виски, докурена сигара, а "мурзилка" всё сидел и сидел.
   Меня стало тяготить это бесцельное времяпровождение - мои биологические часы в это время суток призывали меня к усердному труду.
   Биологические часы "мурзилки" видимо были настроены на другой режим: он привык подглядывать, вынюхивать и фискалить в любое время суток. Интересно, отписывает ли он сейчас "рапорт", или уже некому? Бедное создание, всю жизнь привык писать в "контору" о том, что слышал, что видел, а сейчас некому. Вечерами, неимоверно тоскуя, пишет в стол: "О друзьях, товарищах". В таком положении оказался не только он, но и многие работники "щита и меча", оказавшись даже на очень высоких государственных постах.
  
   Наконец-то свершилось - "клиент" встал и украдкой покинул кафе. Светка в это время безумолку тараторила, не забывая при этом лучезарно улыбаться. Сказались и двойная порция виски и напряжение проведённого дня.
   -Ты представляешь, Буба, он в своей Австрии совершенно преобразился. Его так и тянет туда, а я чувствую себя неуютно. Чужая страна, чужой язык. И потом, эта стерва там. Не знаю.
   - Перестань лыбиться - он ушёл! А, Лев уедет и тебе лучше свыкнуться с этим, перестать его пилить. Переедешь, а Москву будешь посещать время от времени - квартира-то остаётся.
   - А он и, правда, ушёл? Буб, а почему он так отвратителен? Не могли что-нибудь по-приличнее найти? Мне с ним даже разговаривать противно.
   - Вся беда в том, что его нам выбрало время. Видишь как "дюрёвня" приподнялась? Костюм от Кардена, туфли - не меньше восьмисот долларов.
   - А почему время не нас выбрало, Буба? Мы как-будто чужие на этом празднике жизни.
   - Не знаю Свет, ей богу не знаю. Вроде бы всю жизнь работаю, а на самом деле - всё впустую. Я не говорю, что должен быть миллионером, но жить нормально я имею право.
   - Ну, ладно, Буб, что-то меня разморило после этого виски. Я же крайне редко пью. Поеду-ка я в офис и прилягу там. Буб, ты меня проводишь?
   Я проводил Светку, нанял ей такси, а сам вернулся к своему столику и заказал новую порцию виски. Светка права - мало пить я не умею, но и много пить сегодня я не собирался. Ещё двойного виски - и всё! Заказ я сделал на русском.
  
   Вопрос Светки не давал мне покоя. Почему время выбрало не нас?
   В начале "Перестройки" каждый из нас плавно вписался в новые экономические условия. Мы ждали свободу - мы ждали свободу труда! Так откуда же взялись эти трутни? Каким образом они стали господами жизни?
   "Перестройкой", по сути, была названа социальная революция. В Советское время общество считалось бесклассовым, но на самом деле всегда существовали совершенно разные социальные слои и постоянно шла невидимая борьба за социальный статус. В борьбу включились слои населения, имеющие социальную претензию к действующей системе. Произошла флуктуация по различным признакам, вплоть до - национального. Свободу получили и самые низшие в советской иерархии слои населения, малообразованная его часть. Свобода в их понимании это и есть борьба за социальный статус: борьба без правил, борьба на убой. Где же оказался я в этой борьбе?
   Бороться для меня не впервой - я восемь лет провёл на борцовском ковре. Так почему же я не включился в борьбу за социальный статус? Ответ прост - он у меня был, и был завоёван до меня предыдущими поколениями. У меня не было мотивации! Таким как я уже подавай идею и борьбу за идею, а всё остальное нам неинтересно.
   Почему я не оказался в чиновничьих структурах? Ответ прост - меня от них тошнит! Вдохнув глоток свободы, в конце восьмидесятых, я до сих пор им дорожу. Я не могу заниматься тем, что мне неинтересно. Это моя привилегия, моё социальное кредо! Мне чужда возня за большой куш, за место под солнцем - оно предоставлено мне задолго до моего рождения. Два поколения усердно трудились над этим. По наследству в этой стране никому, ничего, никогда, до сих пор передать не удалось. Может быть, это им удастся? Ничего подобного - как они поступили с нами, так и с ними поступят. Кто? Такие же, как они - сегодня их больше чем тогда, когда погибли мы. Сметут и вздоха сожаления не будет. Чем ты кичишься? Ты стал таким же плебеем, как они - твоя речь, твои помыслы о деньгах, твоя жизнь, такая же, как у них. Фигушки!
   Вторая двойная порция виски дала о себе знать: я сдвинул три пальца в фигу, устрашая невидимого противника, и продолжил диалог сам с собой, напоминая пациента психбольницы, выпущенного досрочно за хорошее поведение. У шведа проявились отечественные черты поведения - алкогольная абстиненция. Шведы тоже люди и тоже любят пить.
   Я сдвинул три пальца в единое целое, ударил кулаком по столу так, что обернулись посетители, сидящие за соседним столиком.
   Ты должен был стать учителем в той школе, где учился их дед, воспитать его, а потом уже жить вместе с ними. Это они украли у тебя твой статус, перевернув время, выкупив его за деньги. Кто это они? Те же, кого обокрал твой дед, став из рабочих хозяином жизни! Та же история повторилась и с тобой. Им от деда ничего не осталось и тебе не останется. Вот, где расплата!
   Виски не наш напиток! Я стал "глыбоко копать", смешав всё в единную кашу. Кто это "они", и кто это "мы"? Сегодня и я не знаю, кто - "мы", но в лице "мурзилки" я точно понял, кто это "они". Классовая борьба, и озлобленность двигали мною.
   Мне не нужна Светка - я сам выйду с ним в открытый бой! "Пепел Кааса стучит в моём сердце!". Десять долларов пенсии - это оценка жизни одного из моих поколений? Вы расплатитесь за всё вами свершённое! Пришёл час расплаты!
  
   В таком раздолбанном состоянии и нашёл меня Лев. Я усердно делал фигу и стучал по столу. Швед из меня не удался: перед Лёвой сидел обычный, отечественный алкоголик.
   - Буба, что с тобой? - Лев ухватился за мою руку, стучащую по столу. - Устаканься!
   - А, это ты? Я в полном порядке! Какие будут дальнейшие указания?
   - Больше не пить! Сегодня решающий день, сегодня всё встанет на свои места! Ты мне веришь? - Лев явно успокаивал меня.
   - Я готов к труду и обороне! Ты не думай, Лёва!
   - Я и не думаю, я в тебе уверен! Помнишь, как тебя "замели", когда Пёс приревновал свою бабу и пырнул ножом её воздыхателя? Замели же тебя, Буба, за то, что ты стоял рядом. Ты же всё взял на себя. Нож мой, баба моя! И, только вмешательство Отца нас всех спасло. Тебя "отмазали".
   - Что ты всё о прошлом, Лёва? Мы же не изменились! Лёва, ты самый умный из нас, скажи, а у нас есть будущее?
   - Нет, Буба, нет! Наше будущее и наше настоящее - это наша дружба! Остальное всё фигня! Постучи по столу, Буба, и я тебя поддержу. Остальное всё фигня!
   Швед и пепельный еврей стали стучать кулаками по столу, вызывая всеобщее удивление.
   - Пошли, Буба, пора и пообедать.
  
   Я расплатился, мы вышли из Центра Международной Торговли, сели в машину к Эдику и отбыли обедать в знакомую нам "забегаловку" в районе ТАСС. Это место нам нравилось своей недорогой кавказской кухней и интеллегентными посетителями, многие из которых часто мелькали на экране телевизора. Два столика расположились прямо на улочке - один мы и заняли. Суп "харчо" быстро поправил мне здоровье и я подключился к разговору о наших последующих действиях.
   - Часам к восьми, Светка позвонит ему и назначит встречу в каком-либо ресторанчике. Мне кажется - "Место встречи" на Горького больше всего подходит для этого.
   Лев по-прежнему называл улицы своими советскими названиями.
   - Насколько это правильно, чтобы Светка ему звонила? - размышлял я. - Он, несомненно, на неё запал, в противном случае не увязался бы за ней, но всё-таки лучше, если бы он сам ей перезвонил и пригласил. Пусть не звонит. Мне кажется, что он сам, часам к восьми, "обрисуется" около офиса.
   - Это ненадёжно. Лучше действовать наверняка.
   - А если после её звонка он сошлётся на занятость, тогда придётся перезванивать, что совсем неправильно. Лучше, пусть он сам проявит инициативу. Мельтешить не надо, подождём до половины девятого, а там видно будет.
   - Ну, что же, поверим в твоё чувство меры, Буба. Сделаем так, как ты предлагаешь.
   После сытного обеда, я по привычке закурил и продолжил размышления.
   - Что я вам ещё хотел сказать?
   -Телись, Буба, телись! - Лёва, явно спешил и нервничал.
   - Помните разговор с Жориком? Он предлагал заняться ЗАВОДОМ, при условии, если мы влезем в это дело и начнём там будоражить рабочих, настраивать их против руководства.
   - Помним!
  
   Жорик - наш одноклассник, тот который содержал верблюдов в местном зоопарке, сделал прекрасную карьеру в блатном, воровском "мире" и даже был "коронован".
   По своей основной специальности он был удачливым карманником, но судьба-злодейка сыграла с ним злую шутку - его посадили! С начала восьмидесятых Жорик "гастролировал" в крупных городах, преимущественно в Москве. Благосостояние шустрого и неприметного брюнета, после посещения столицы, росло как на дрожжах. "Бригада", в которой "трудился" Жорж, промышляла также на автомобильном рынке Южного Порта, "кидая" незадачливых продавцов личных автомобилей. Продажа личного автотранспорта по реальной, рыночной, завышенной цене, в Советском Союзе считалась элементарной спекуляцией и наказывалась нешуточным сроком заключения под стражу. Продавец обязан был реализовать свою машину по государственной цене, не получая от этого прибыли или, как тогда говорили, "нетрудового дохода". И в той стране всё было "незаконно"! "Бригада" выискивала продавца-бедолагу, договаривалась о покупке, никогда не торгуясь, вела его к комиссионному магазину, где оформляла продажу по государственной цене, обещая потом уплатить разницу. После оформления сделки, продавца "кидали", посылая его "куда подальше". В милицию они не обращались, боясь получить срок за спекуляцию, а "бригада" перепродавала автомобиль своим клиентам по вполне рыночным ценам, "наваривая" на каждом - от восьми до десяти тысяч советских рублей.
   Бизнес процветал и Жорик просто купался в деньгах. Он стал прекрасно одеваться, преимущественно в костюмы чёрного цвета, с чёрными сорочками или водолазками. На носу красовались обязательные тёмные, солнцезащитные очки. Джеймс Бонд местного розлива, с таким же, обязательным, зачёсом назад, с бриолином.
   По приезду домой он всегда звонил и приглашал нас в какой-нибудь ресторан. Речь его стала медлительна и уверенна, вернее, он бубнил что-то себе под нос, изображая из себя некого супермена невиданной породы. Мы пытались его выслушать, но это быстро надоедало, так как ничего умного он сказать не мог и мы начинали подтрунивать над ним, если не сказать - издеваться, спрашивая, чьё дерьмо воняет больше, верблюда или страуса, намекая, что спрашиваем у него, как у специалиста. Жорику не чуждо было чувство юмора: он улыбался, не "бычился" и становился тем Жоркой, которого мы знали.
   Его "трудовая" деятельность не осталась незамеченной местными правоохранительными органами, тем более, что его "бригада", состоящая исключительно из национального для Армении меньшинства и живущая сугубо родственным кланом, со своим главой рода, замахнулась на торговлю краденым сырьём с местного химического комбината. Крали вагонами, оформляя при этом легальные документы. Деятельность частично вскрылась, но взятка, данная главой их рода, оставила Жорика на свободе, но ненадолго.
   Он по-прежнему посещал самые лучшие рестораны, и как-то выйдя "под шефе", встретил начальника следственного управления, который, проходя, мельком, посмотрел в его сторону и произнёс:
   -Ты ещё на свободе?
   Жорик был пьян и заносчив.
   - Не таким, как ты меня сажать! Такие ребята, как я, всегда будут на свободе!
   Взятка уже была дана и Жорик считал, что ему ничего не грозит. Ночью за ним пришли. Промолчи он в этот день - остался бы на свободе, но случилось то, что случилось - Жорик сел и надолго. В тюрьме он находился под покровительством своих родичей (его диаспора имела своих "авторитетов") и ни в чём не нуждался, но мы считали своим долгом регулярно навещать его.
   Через три года он был выпущен, отсидев половину срока. Мы встретили его около ворот тюрьмы, отвезли в хороший ресторан при гостинице, а на верху, в номере его ждала "прекрасная незнакомка" - штатная, гостиничная проститутка. Жорка остался очень доволен, о чём и сообщил на следующее утро.
   Затем, в начале девяностых, он сел в России за какую-то махинацию. Посещать его стало сложней, но мы это регулярно делали, выезжая сначала в Марийскую АССР, а затем в Республику Марий Эл. Дорога была длинная, а "греф", передача, тяжёлой. Мы брали сигареты, чай и ещё много иных продуктов и всё это, вместе с деньгами, доставляли на зону. При свидании он сообщал нам, какими путями "греф" можно было передать на зону.
   Сидел Жора недолго, вышел по какой-то амнистии и прибыл в Ереван. По прибытии он позвонил и пригласил нас в самый лучший ресторан.
   Мы зашли. Жорик сидел в окружении таких же ребят в чёрных костюмах и с набриолиненным зачёсом. Мановением пальца они пересели за другой столик. Жорик встал, мы обнялись. Он пригласил нас сесть и взглядом призвал официанта обслужить наш столик. По всему было видно, что администрация ресторана желает всячески ему угодить: появлялась время от времени, не подходя к столику, на расстоянии, и ждала дальнейших указаний. Речь его окончательно стала многозначительна, и чтобы понять её надо было напрячь все свои слуховые возможности. О подтрунивании над школьным товарищем не могло быть и речи - мы этого не делали с тех времён, когда регулярно навещали его в тюрьме. С авторитетом друга играть нам не хотелось, а наоборот, мы хотели помочь ему перенести тяготы тюремной жизни. Жорик иногда просил нас сделать что-нибудь для своих родных, что мы и неукоснительно выполняли.
   - Я хочу сказать вам, что очень благодарен за то, что вы для меня сделали. Я этого никогда не забуду.
   - Не стоит благодарности Жора, ты и так ни в чём не нуждался. Мы это делали для себя, чтобы потом не переживать. Так всё и должно было быть.
   - Вы не представляете, как это мне было приятно. Меня спрашивали, кто эти ребята? Я говорил, что мои друзья-одноклассники. Это добавляло мне авторитета, получалось, что и в школе я был "хорошим" парнем, хотя это, наверное, и не так.
   -Так, Жора, так. Мы с тобой всегда дружили и ничего не изменилось.
  
   Жорик накрыл изысканный стол и мы долго беседовали. Он рассказывал о жизни на зоне, о том каких результатов добилась его диаспора. Результаты были ошеломляющими.
   - Я не предлагаю вам стать нашими коммерсантами, думаю, что это для вас неприемлемо, но о вас многие знают. Вы у нас в привилегированном положении. Кстати, кто там сидит на ЗАВОДЕ вместо Отца? Слышал, какой-то "барбос".
   Пёс ему рассказал всё, что знал о положении дел на ЗАВОДЕ, и в особенности, о том кто из криминального мира стоит за всем этим.
   - Эти люди, несомненно, уважаемы, но все они авторитеты местного значения, всесоюзного значения они не имеют. Если вы захотите завладеть ЗАВОДОМ, то их можно и потеснить. Наша диаспора имеет живой интерес к таким объектам. Только, для правильного разговора, необходимо, чтобы ты, Буба, заявил о своих претензиях на ЗАВОД. "Братана" все поддержат, тем более, что ты имеешь право требовать долю в своей фамильной вотчине.
   Жорик грамотно излагал свои мысли - видимо в тюрьмах времени зря не терял.
   - Нет, Жора, это не для меня. Пусть всё идёт своим чередом. Мы уже организовали своё производство и дела у нас идут не так уж и плохо.
   - Другого ответа я от тебя и не ждал. Ну, что же, уговаривать не буду, ты только подумай. Масштабы совершенно другие. Подумай, Буба, подумай! А теперь, извините, мне надо идти.
   Жорик разом преобразился и стал тем, кого мы лучше знали: нашим весёлым и озорным товарищем.
   - Скажу - не поверите, но наш зоопарк сегодня процветает.
   - Каким образом?
   - Мой подельник с соседнего вольера, вы его помните, стал генералом МВД, а другой, из террариума - общевойсковым генералом. Они сегодня первые лица на отечественном небосклоне, да и в бизнес структурах тоже. Зоопарк он и есть зоопарк.
   Это преображение продолжалось не больше минуты. Со стола встал уже другой человек.
   - Ну, всё, прощайте, вот мои координаты на ближайшее время. Если, что - буду всегда рад. Если по этим координатам меня не найдёте, можете обратиться к моим родным, они меня всегда найдут.
  
   Это была моя последняя встреча с одноклассником, после - я только слышал о нём, каких высот он достиг в своём "мире", какими богатствами обросла его могущественная диаспора, преуспевая в игорном бизнесе. Сегодня я неожиданно вспомнил о нём. Мы всё-таки шли на преступление, и мне казалось, что необходимо посоветоваться с человеком сведущим в делах такого рода.
  
   - Телись, Буба, телись! - нервничал Лев.
   - Необходимо разыскать Жорика и спросить у него совета, а может быть и помощи. Всё может пойти и в другом русле. Нам нужно подстраховаться.
   О чём мы будем просить его я не знал и говорил больше интуитивно, чем логично. Неожиданно друзья меня поддержали.
   - Мы с ним уже встречались и он в курсе наших дел, - сказал Лев. - Он сказал, что поддержит все наши действия.
   - Это уже неплохо, фактически мы получаем "карт-бланш" на свои действия. Я правильно понял?
   - Ты зришь в корень, Буба.
   - И сколько он хочет?
   - Сказал, что достаточно и десяти процентов, и готов ничего не брать, но диаспора может и не понять его. Просил, только, не "раздевать" "мурзилку" до конца - оставить ему на пропитание миллион, полтора. Кстати, у него проявился какой-то странный интерес к "деревенской мафии". Он о ней подробно расспрашивал.
   - А, Георгий Шмавонович - это так серьёзно?
   - Что ты, - в разговор вступил, до этого молчавший, Пёс. - Нас несколько раз "обшмонали", прежде чем пропустить к нему. Потом, конечно, крыл матом всю охрану. Ну, это, для проформы. Апартаменты у Георгия Шмавоновича, доложу я тебе, Буба, просто одно загляденье. В фойе самый дорогой мрамор, в столовой самая престижная мебель, серебряный сервиз.
   - Ничего, всё это будет и у нас, - утвердительно, сказал Лев. - Сегодня и мы используем свой ваучер по назначению. У кого, какие неотложные дела есть? Можем разойтись и встретиться недалеко от офиса, часам к семи, пол восьмого.
   - К семи или полвосьмого? Будь точнее, Лёва! - Мирослав не любил неточности.
   Мы со Львом переглянулись, пытаясь ухмыльнуться над пунктуальностью товарища, но - не-то оттого, что тот выглядел сегодня несколько странновато, не-то от нервного напряжения - не смогли сдержаться и заливисто расхохотались. Мирослав смотрел на нас как на умалишённых, от чего при одном взгляде на него нам стало ещё веселее. Дело дошло до икоты и настала очередь Пса приподнять своё настроение. Не помогала и минералка.
   Мы так и расстались, нервно икая, чем вызвали новую волну смеха у Мирослава Василича.
  
   Шёл шестой час дня. Такого бесцельного времяпровождения в моей жизни ещё не было, и от этого моё самочувствие оставляло желать лучшего. Хотелось бежать на работу и навёрстывать упущенное, однако навёрстывать было нечего - начались майские праздники!
   Я позвонил Магде и сказал, что готов с ней встретиться и просмотреть эскизы.
   Пёс со Львом отъехали к офису и заняли там наблюдательную позицию. Пёс не терял времени зря и оформил машину на прокат, на которой должен был ездить Лёва.
   Затея стала мне казаться туманной и несерьёзной. Предположим - он приедет за Светкой, но это ещё не значит, что он пригласит её домой. В этом случае все наши усилия "пойдут прахом". В принципе, мне грех жаловаться - ребята сами всё подготовили. Впервые в жизни мне стало с ними неинтересно: я хотел совершенно другого, а именно - поработать над проектом с Магдой, а они горели желанием "обуть" "мурзилку".
   Я чувствовал, что затея с новым производством Эдику не так уж и интересна. Он устал от меня, от моих идей, и вяло отвечал на мои призывы переоборудовать производство, и совершенно флегматично реагировал на все мои предложения. Пятнадцать лет вместе, как на войне, мы прошли путь от советских миллионеров в никуда: до обыкновенных отечественных бедолаг, не имеющих ни кола, ни двора.
   Эдик талантливый парень, с явно выраженными организаторскими способностями, и многое на нашем производстве делалось именно им, и если бы не я - его жизнь могла сложиться иначе. Чувство вины за не совсем удачливую жизнь своего друга, а в нашем возрасте друзей не бывает - моего сводного брата -, не покидало меня. Он много раз предлагал заняться элементарной торговлей, выискивая группу ходовых товаров, рассчитывая бизнес до мелочей, доказывая очевидную прибыльность мероприятия, но я был неприклонен в своём желании производить, и сейчас оставил друга "у разбитого корыта". Необходимо прекратить свои душевные переживания и настроиться на победу в мероприятиях, задуманных друзьями.
  
   На встречу с Магдой оставалось не более полутора часов. Я совсем забыл, что на мне этот глупый парик и борода, а на лицо и шею наложен грим. В таком виде появляться перед Магдой просто смешно. Объяснить ей своё поведение я не смогу - мы с ней не настолько близки.
   Если честно, я и сам не понимал, чем это я занимаюсь. В голове всё перемешалось. Я панически стал искать выход из создавшегося положения. Встреча уже была назначена, а снять парик и смыть грим у меня не было ни места, ни времени, ни желания. Ничего! Где наша не пропадала!? Что-нибудь придумаем.
   Я поехал на Тверскую улицу, быстро дошёл до ресторанчика с созвучным названием "Место встречи", который находился в подвале дома, спустился, занял столик и стал ждать Магду, судорожно обдумывая, как выкрутиться из создавшегося положения.
   Самым лёгким казалось объяснение: я по вечерам играю в народном театре и сегодня мой дебют в роли "Дяди Вани", по Чехову. Мне стало немного смешно, но лучшего объяснения придумать я не смог. А вдруг Магда знает эту пьесу и попросит озвучить часть роли. Естественно - я откажусь, сославшись на усталость. Где я играю? Здесь недалеко, в помещении бывшего дворца пионеров. Что-нибудь, да и, скажу. Идея мне понравилась! Я давно хотел сыграть на сцене самодеятельного театра, но такой возможности, в виду постоянной занятости, мне не представилось.
   Очень давно, я даже написал концепцию "виртуального клонирования", поскольку желание многих людей самим участвовать в конкретном действии стало очевидным. Люди устали от тупого созерцания событий. Им самим хочется участвовать и занять более активную позицию. Итак, как это было.
  
   КОНЦЕПЦИЯ ВИРТУАЛЬНОГО КЛОНИРОВАНИЯ.
   Глава1
  
   Вводная часть.
  
   Виртуальное клонирование - это способ более активного участия индивидуума в процессе создания, постановки представлений. Чем обусловлена постановка данной задачи? В последнее время наблюдается явная стагнация индустрии развлечений. Посещаемость кинозалов, театральных площадок, спортивных мероприятий, оставляет желать лучшего.
   Бюджеты на постановку этих мероприятий постоянно растут, а окупаемость постоянно падает. Для удивления человека созданы целые империи, использующие в своей деятельности самые невероятные сюжеты, самые невероятные спецэффекты. Завладеть вниманием зрителя становится всё трудней и трудней. Для его привлечения тратятся огромные суммы на рекламу. Однако интерес зрителя к созерцанию падает изо дня в день. Это касается как традиционных искусств, так и их симбиоза - кино и телевидения. Сила воздействия от просмотренного кинофильма с каждым днём нивелируется аналогичностью сюжетов, диалогов и интерьеров. Зрителю кажется, что где-то это он уже видел. Посещаемость футбольных матчей в среднем по сезону, за исключением выдающихся, с каждым днём падает. Забить концертные площадки становится всё трудней. В чём причина потери зрительского интереса. Причина проста - зритель устал от пассивного созерцания!
   Идея создания виртуальных клонов высказывалась во многих фантастических фильмах, однако только для того, чтобы по-прежнему удивить созерцателя. Реального воплощения в жизни она не получила. Нет ни одной компьютерной программы, позволяющей внедрить индивидуума в действие, а также изменить своими индивидуальными чертами сюжетную линию. В этом плане концепция претендует на новаторство и авторство.
  
   Глава 2
  
   Виртуальный клон.
  
   Создание полноценного виртуального клона на сегодняшний день, практически, невозможно. Данная концепция может только обрисовать общие черты развития этого направления. Сегодня возможно создание некой модели, приближённой к реальному состоянию.
   А. Создание психологического состояния.
   Основой создания психологического состояния являются психологические тесты. Тесты должны выявить интеллектуальные особенности, словарный запас и реакцию индивидуума на те или иные события. Ответы на тесты должны быть озвучены, для создания вербальных возможностей виртуального клона. Для создания полноценной картины тесты должны быть привязаны к реальной жизни индивидуума и просканировать мотивацию его поведения в реальных жизненных условиях.
   В. Создание визуального ряда.
   На сегодняшний день создание визуального ряда не представляется сверхзадачей. Технические возможности позволяют создать даже многомерную картину. Вся сложность заключается в увязке виртуальной составляющей с психологической и вербальной. Для этого необходимы специальные лаборатории, в которых тестирование, озвучивание и съёмки велись бы одновременно.
  
   Глава3.
  
   Лаборатории по виртуальному клонированию.
  
   Лабораториями можно назвать те структуры, которые позволяют тестировать индивидуума, для получения визуальной картины его психологического состояния, идентифицированной его вербальными возможностями. В лабораториях проводятся исследования реакции индивидуума на жизненные всевозможные обстоятельства. Индивидууму предлагают: смеяться; плакать; бояться; вожделеть; сожалеть; ужасаться; очень много размышлять; бегать; прыгать; лежать; есть; пить; и совершать ещё массу вещей, которые он совершает в повседневной жизни. Всем своим действиям он обязан дать словесные объяснения. На основе исследований создаётся поведенческая характеристика, которая и ложится в основу программы виртуального клона. Впервые человек получит возможность многополярного исследования, сканирования своего психологического, функционального состояния. Клон должен реагировать на все звуковые воздействия на свою конфигурацию и реагировать, почти так же, как реагировал его оригинал.
  
   Глава4.
  
   Использование виртуального клона.
  
   А. Виртуальный клон может заменить элементарную фотографию близких и родных, безвременно покинувших этот мир. Виртуальный клон это и есть память о них.
  
   В. Виртуальный клон может быть использован для участия индивидуума в постановки компьютерного кинофильма. Для этого должны быть программы, позволяющие выбрать интерьер и действующих героев. Возможно, для этого необходимо создать специальные серверы, к которым можно подключиться через Интернет. Выбирается определенный интерьер, в который внедряется клон. Затем выбирается клон партнёра, который и реагирует на заданное потребителем действие. При неправильной, с точки зрения потребителя, реакции клона-партнёра, имеется возможность самому формировать поведение партнёра. Возможно, известные фильмы должны выпускаться в двух версиях: обычной и компьютерной. Компьютерная версия позволит внедрить виртуального клона. Я бы с удовольствием сыграл бы в "Основном инстинкте", не меняя партнёрши. Некоторые могли бы изменить партнёршу, не меняя сюжета, а другие могли бы оставить только интерьеры, поменяв и сюжет и партнёров по фильму.
   Компьютерный клон можно внедрить на концертные площадки. Я бы с удовольствием спел бы вместе с Яном Гиланом, или даже вместо него.
   Программы могли бы усложняться. В конце-то концов, возможно участие уже в заданном проекте, когда клон самостоятельно, без связи с потребителем, принимает условия игры и реагирует на те или иные события. Имеется возможность проверить себя, вернее, проверить свою психологическую модель на прочность, на её способность адекватно реагировать на различные жизненные ситуации, а также, посмотреть со стороны на реакцию (оценку своих действий) различных психологических типажей, участвующих в этом действии. Вариантов много.
   В дальнейшем, когда исследования биологов станут более доступны для понимания, можно включить реальные данные метахондрических ДНК и клонироваться более достоверно. Сегодня можно обойтись и психологическим портретом и реальной моторикой своих движений.
  
   Всю эту галиматью я набросал в блокноте, потратив не более двадцати минут, в ожидании Магды. Что только не придёт в мою больную голову. Вреда же никому нет, правда, и пользы - тоже. И не устаёшь же ты быть бесполезным?!
   Дело не только в том, что я сейчас занимаюсь всякой глупостью, а дело в том, что и в повседневной деятельности я всё делаю бесполезно, что называется "не в кассу". Когда все занимались торговлей, я изготавливал станки, а когда многие занялись финансовыми операциями, я изготавливал товары широкого потребления. Я всё время занимаюсь не тем, чем надо. Кто виноват? Я или они? Я не виноват, что советские рубли обесценились так, что за миллион давали всего десять тысяч долларов, а потом они устроили дефолт и в очередной раз отобрали у меня деньги. Я не виноват! Я не виноват, что ни один банк не дал мне кредит и пришлось брать кредиты у частных лиц, выплачивать непомерные проценты. Ни в одной стране мира нет таких процентных ставок. Патологическая жадность! Я не виноват, что они страдают фетишизмом денег! Ну, и подавитесь своими деньгами! Ублюдки!
   Ладно, ладно, успокойся! Успокойся, я тебе сказал!
   Порция двойного виски и хорошая сигара поправят моё здоровье. Магда опаздывала!
   А кстати, причём здесь театральный туризм? А, что? Хорошая идея! - организация театральных самодеятельных трупп, с выездом на курорт и постановкой театральной пьесы, с обязательной профессиональной съёмкой и привлечением профессиональных режиссёров. Чем плоха идея? Я бы с удовольствием выехал куда-нибудь на Кипр и сыграл бы неутомимого мавра, душащего свою сожительницу. Правда, не думаю, что на роль Дездемоны кто-либо согласился. Придётся ставить современные пьесы. В идеале нужны пьесы, в которых все герои задествованы максимально - нет ролей второго плана. Люди платят деньги и хотят участвовать!. Это всё-таки туризм.
   Сколько молодых режиссёров и драматургов могли бы получить работу в этой театральной индустрии. Можно объявить и свой конкурс, вручать свой "Оскар", выявлять своих Робертов Де Ниро. Масштабная индустрия!
   Пора заняться деятельностью, находящейся вне производственной сферы. Пора оставить производственные сферы тем странам, которые нацелены на это. В этой стране, уже даже в странах, стране, странах, запутаться можно, проще говоря, на этих территориях, на производство ничего не нацелено. Всё равно привезут с Запада, или Китая, или из Турции.
   Ну и бог с ним, с этим производством. Пора освобождаться от этой рабской зависимости, от этого наркотика, от этого молоха пожирающего нас уже более двадцати лет, тем более, что ты не производишь ничего, что можно одеть или засунуть в рот, или, в крайнем случае, в другие места, следовательно - не производишь ничего. Людям это неинтересно!
  
   Появилась Магда. Странное дело, но она практически не заметила изменений, произошедших в моей внешности и, зайдя в ресторан сразу же направилась к моему столику. Я был удивлён! Неужели все наши попытки перевоплотиться окончились неудачей?
   Видя, что Магда направилась ко мне, я взял себя в руки, поднялся и заставил себя улыбнуться, улыбкой успешного скандинава.
   Скандинавов я видел один раз в кино. Прекрасный фильм, снятый в лучших традициях итальянского неореализма, повествовал о несчастной жизни итальянских трудовых мигрантов в Швеции и назывался он "Хлеб и шоколад". Шведы там излучали породистое здоровье и голышом купались на конях в чистейшей речке. Несчастный мигрант из Армении изображал породистого и успешного шведа. Вспомнился монолог Пса в буфете театра, произнесённый после первой бутылки шампанского:
   - А, что если перевоплотиться и сыграть знающего себе цену человека?
   А, где наша не пропадала? Сыграть, так сыграть! Хватит проблем, хватит раздумий.
  
   - Магдалена, здравствуй! - как ни в чём не бывало, заявил я.
   - Ты перекрасил волосы и бороду? Тебе так даже подходит, - сказала Магда, присаживаясь за столик.
   - Нет. Просто, я сразу после репетиции в народном театре и не успел переодеться.
   - Ты играешь в театре? Это интересно!
   - Да, театром назвать это и невозможно, просто, сложилась группа единомышленников и мы так проводим свободное время.
   - И, что вы играете?
   - "Дядю Ваню" по Чехову, - не моргнув глазом, произнёс я, заготовленную фразу.
   - Ты, конечно, в главной роли!
   - Да, я играю самого Дядю Ваню.
   - Я тебя буду так и называть - Дядя Ваня. Ты не против?
   - Нет, но лучше - Дядя Федя. Это мне больше нравится, а тебя мы Матрёной окрестим. Ты не против? Что будешь, Магда?
   - Я уже обедала, я просто выпью. Сейчас скажу. - Магда взяла винную карту и углубилась в её изучение.
   Я молча наблюдал за ней и поймал себя на мысли, что смотреть на неё мне очень приятно.
   Иногда так бывает: сидишь где-нибудь, в каком-то кафе, беседуешь и ловишь себя на мысли, что не можешь вникнуть в разговор, потому что всей твоей натурой, всеми твоими мыслями завладела музыка, несущаяся из динамиков магнитофона, и ты уже повернул свой взгляд в поисках исполнителя. Сейчас со мной происходило то же самое. Я не мог оторвать взгляда от Магды и смотрел на неё не стесняясь: невысокая брюнетка, с прямыми волосами, стрижкой "каре", немножечкоко полненькая, с нежными чертами лица. Я посмотрел на её руки: пальцы тонкие и для её роста достаточно длинные. Красивая, однотонная кофта, прикрывала округлые груди, а вот джинсы в обтяжку не могли скрыть полненьких и ладных ножек. Красные, маленькие полуботинки без каблука были небольшого размера. Это я заметил, когда она входила. Подняв взгляд, я увидел маленькое ушко, выглянувшее из-под локона. Всем своим обликом она излучала женственность и беззащитность. Маленькое ушко, маленькое ушко. Маленькое ушко в пекле страстей.
  
   Тем временем Магда заказала бокал вина и мы перешли к обсуждению эскизов. Профессионально сделано и очень технологично. Мы обсуждали эскизы и не заметили, как пролетело полтора часа. Через полтора часа зазвонил мой мобильный телефон.
   - Буба, это я! - Лев ели сдерживал волнение. - Он здесь и ждёт Светку.
   - Я сейчас подъеду.
   Мне стало неудобно перед Магдой, но откладывать свой отъезд я не мог.
   - Извини, но мне надо идти. Это ребята из народного театра, требуют продолжения репетиции. Я бы тебя пригласил, но действует неукоснительное правило - не приглашать друзей. Многие пока не готовы вынести свою игру на суд зрителя.
   Я нёс какую-то ерунду и боялся, что Магда обидится.
   - Да, да, я понимаю. Мы уже поговорили. Делай как тебе удобно.
   - Какие у тебя планы на завтра? - спросил я.
   - Никаких. Оля с Севой уехали на дачу с друзьями. Я не захотела. Так, что я одна.
   - Я тебе завтра позвоню, мы встретимся и договорим, а теперь, извини.
  
   Я расплатился и мы вышли из ресторана. Я поймал такси, отправил на нём Магду, а сам на другой машине направился в сторону офиса, нашёл чёрную "Волгу" Эдика и сел в неё.
   - Ну, как дела?
   - Светке позвонил Игорь и сказал, что "фрукт", расспрашивавший его ещё утром, опять "подгрёб" и спрашивает о ней. Светка сказала, чтоб он с ним лясы бы не точил, она скоро выйдет. Мы тебя ждали. Можно звонить Светке, чтоб выходила. - Лёва говорил и набирал номер Светы. - Алло! Это я! Можешь выходить. Мы все в сборе. Я еду за вами на арендованной машине. Всё!
   Лёва отключил трубку, положил телефон в нагрудный карман сорочки, повернулся ко мне и многозначительно сказал,
   - Операция входит в решающую стадию. Не могу сказать, что в финальную, но мы близки к успеху. Он на неё клюнул.
   Мы с Лёвой вышли из машины и направились в сторону офиса. Через некоторое время из него вышла Светка и бодрым деловым шагом направилась к машине.
   "Мурзилка" обрисовался неожиданно, как будто вынырнул из-под земли. Появляться в нужном месте и в нужный час его учили с детства. Он приплыл к ней своей вкрадчивой и мерзкой походкой и окликнул её сзади. Светка вздрогнула от неожиданности, повернулась к нему, о чём-то с ним поговорила, прижимая руки к груди. Они говорили не более двух минут: Светка отрицательно кивала головой, показывая на часы; "Мурзилка" не отставал, всем своим видом выказывая услужливость, видимо, приглашая её куда-то съездить и скрасить его одиночество. Светка была непреклонна и уже взялась за ручку двери автомобиля, но неожиданно передумала и, показывая на часы, последовала за "мурзилкой" к его "Мерседесу".
   Всю эту картину мы наблюдали издали, и как только Светка направилась с "мурзилкой", ринулись в сторону машины Пса.
   - Включай прослушку! - приказал Лёва, ещё не сев на переднее сидение.
   - Она давно включена. Он пригласил её в "Генацвале", что на Арбате.
   В это время стал слышен разговор.
   - Ваше появление, честно говоря, очень неожиданно, - послышался голос Светы. - А это хороший ресторан?
   - Очень хороший! Я бы Вас в плохой место не пригласил, - своим сиплым и неприятным голосом ответил "мурзилка".
   - И всё-таки, выслеживать и преследовать человека - очень нехорошо, - отчитывала его Света.
   - Я не выслеживал, просто: проезжал и вижу Ваш шофер, решил притормозиться.
   - Ага, "притормозиться". А, шофёр говорит, что Вы и днём подъезжали! Как это понимать? - не унималась Света.
   - Да, честно скажу, Вы не оставили свой координат, а такой встреча бывает не часто, вот я и решился Вас держать у себя ввиду.
   "Мурзилка" явно нервничал и от этого совершенно потерял дар речи. Язык, на котором он изъяснялся, оставлял желать лучшего.
   Недавно по телевидению проходила передача о том, как из России была депортирована семья, и основной претензией к ней, по словам губернатора этой области, было то, что они не знали русского языка. Сам губернатор, видимо от волнения, изъяснялся на ещё худшем языке и был первым претендентом на депортацию.
   - Му-Му устала от невысказанности и решила всех покусать. Оптом! - подумалось мне.
   "Мурзилка" же онемел и отупел от нахлынувших чувств. Притягательность Светланы была очевидна. Видимо, о такой женщине он давно мечтал. Выбрать самое лучшее, съесть самый лучший фрукт, самый аппетитный кусок мяса, иметь самый большой дом в деревне, самую большую машину, больше чем трактор - этому всему его учили с детства. И совсем неважно, что рожей не вышел, что одёжка не по размеру - он своё возьмёт. Ведь никто же сам не додумается дать ему, следовательно, надо брать самому. "Мурзилка" явно мучился. Он понимал, что такая женщина имеет массу поклонников и в их череде он не может быть первым. Он решил её удивить. Дать понять, что даже по московским меркам он достаточно богат. Деньги даже в темном месте свет дадут! Этому тоже учили его с детства.
   - Я как понял, что могу Вас больше не увидеть, подумал, что "куй железо, не отходя от кассы". Это правильный поговорка. Я могу стать Вашим касса. Мы можем много полезного сделать. Для себя лично, конечно, - забегая далеко вперёд, выкладывал свои мысли маленький, деревенский казначей.
   - Ну, об этом ещё рано говорить, - деловитым тоном, констатировала Светлана. - Мы пообщаемся, поговорим и выясним сферу Ваших интересов.
  
   Мы внимательно слушали разговор, не произнося ни слова. Дальнейшие наши действия были неясны. Молчание нарушил Лёва, опять взяв бразды правления в свои руки.
   - Место дислокации известно! А, что это за ресторан?
   - Очень неплохой, прямо в начале Арбата. Отделан в стиле "старый Тифлис": с булыжными мостовыми, деревянными балкончиками - вообщем, колоритное место. Кухня отменная, - рассказывал Пёс.
   - Ну, ладно, давай, двигай к "отменному месту", а мы с Бубой на моей машине поедем.
   Мы со Львом пересели в машину, взятую напрокат, и двинулись к ресторану "Генацвале".
   - Слушай, Лёва, не гони, не на пожар едем!
   - На пожар, Буба, на пожар!
   Лёва гнал по московским улицам, как Шумахер по Монте-Карло, подрезая и обгоняя автомобили, которые гудели и ругались нам в след. К концу дня нервное напряжение достигло апогея. Я решил подчиниться судьбе и не возражал против такой езды. За считанные минуты мы подъехали к началу Нового Арбата и припарковались на платной автостоянке. Пёс подъехал немного позже и мы пересели к нему. Влетев в салон, прильнули к радио, из которого, по-прежнему, нёсся диалог. "Фигурант" ещё не подъехал.
  
   - Скажите, а что Вы делаете на пенсии? Наслаждаетесь жизнью? - иронизировала Светлана. - И нескучно? Вот, каков распорядок дня пенсионера?
   - Наслаждаюсь! Наслаждаюсь! Я уже своё работал, теперь пусть другие работают.
   - А, кем Вы работали?
   - Директором завода. Очень крупный завод. Флагман индустрия на моя родина.
   Меня как током ударило, но это было ещё не всё.
   - Я много работал, ещё с советских времена. Строил этот завод, потом расширял. Мой продукция постоянно заграницу шла. Там, Австрия, Финляндия, Австралия.
  
   - Вот сука, - не сдержался Пёс.
   - Ясно, что сука, за этим и сидим здесь, - уверенно, играя желваками, сквозь зубы проговорил Лев.
   Я же, понурый, сидел на заднем сидении и не мог произнести ни слова. От бессилия против этого наглого вранья опускались руки. Тем временем урод полностью уверовал в свою правоту, продолжал вещать из радио.
  
   - Когда я пришёл на завод, это бил маленький мастерской. Меня это сразу не устроил. Я бил молод и очень энергичен. Кандидат технических наук.
   - Что Вы говорите, - в голосе Светланы уже слышны были злобные нотки. - Что-то на тебя непохоже.
   "Мурзилка" пропустил иронию мимо ушей и продолжил.
   - Да, здесь институт учился. Кандидатский защищал.
   Эта сволочь присвоила не только жизнь Отца, но пытается жить и моей жизнью. У него есть всё, но и этого ему мало: он хочет отобрать и присвоить наши жизни.
   - Я много работал. Расширил завод в четыре раза, построил дома для рабочих, музыкальный школа. Орган в школа поставил валютный, из Чехии привёз. Пусть дети играются. Завод много валюта заработал. Всё тогда государственный бил.
   - Да Вы прямо стахановец какой-то!? На Вас, честно говоря, непохоже, - съязвила Светка.
   - Я, просто, не могу красиво говорить. Я работать любил!
   - Ну, это в советское время, а, что потом делали?
   - Потом по праву приватизировал свой детище. Да, я свой ребёнок никому не отдал. Много битва било, но я стоял на смерть и никому ничего не дал. Столько лет работал, и дать какой-то проходимец. Это не для меня. Проходимец много било, но я свой ребёнок с пелёнок растил, чтобы кому-то давать? Нет, это не о меня. Я взял свой ребёнок и продолжил работать. Трудно било, но мой инжинирный дар спасал нас всех. Мы опять посылали продукцию за границу. Вот теперь живу, на "Мерседесе" ездию, или езжу. Как правильно сказать?
  
   - Вот, пидор! - не сдержался я.
   - А ты только понял!?
  
   - Главное, что я понимаю. - Светка взяла себя в руки и разговаривала без тени ехидства.
   - Вот мне кажется, что это понимание самое главное в жизни.
   - Ну, до понимания ещё далеко.
   - Ничего, я терпеливый.
   Повисла пауза, видимо "урод" размечтался, а Светке от этой терпеливости стало не по себе и хотелось скорейшей развязки. Молчание нарушил деревенский "упырь".
   - Теперь на заводе много валюты и я хотел бы куда-то вложиться. В какой-то недвижимость. У тебя на примете есть подходящий объект?
   - На "ты" - ещё рано! - сухим тоном отрезала Света.
   - А, извини, то есть извините.
   "Урод" был из категории людей цепких, которые даром времени не теряют.
   - И какую же недвижимость Вы хотите? - деловым тоном, делая ударение на "Вы", продолжила Светлана Игоревна. - Какую функциональную нагрузку должен нести объект? Проще говоря, для чего он?
   Всё шло по намеченному плану. "Мурзилка" хотел совместить полезное с приятным, то есть, что называется, "и рыбку съесть, ...", но такого, как известно, в жизни не бывает. Пришёл и его черёд апробировать на себе народную мудрость.
   Мы же жили по другой, которая называлась "система ниппель" и действовала по простому принципу: "отсюда дуй - оттуда..., ждите ответа". "Ответа ждать" нам больше не хотелось. Спор должен был разрешиться прямо сейчас!
   - Я би хотел иметь помещение под ресторан, в центре города. Какой-нибудь памятник старины.
   - Мечтать не плохо! А, осилите? Памятники старины Вам по-карману? Это самая престижная категория недвижимости. Там вкладывать надо!
   - Сделайте предложение. Всё надо рассмотреть, а флагман индустрии ещё не такое осилит. Целый город на себе везём. Градообразующее предприятие. Вот, что у Вас есть на примете?
   Вопрос мог оказаться для Светки сложным потому, что кроме двух комнат в коммуналке, правда в центре города, никакой недвижимостью она не обладала, и даже представления о ней не имела. Мы замерли в ожидании ответа.
   - Есть у нас особнячок в центре. Он, возможно, подходит для этого, - как ни в чём не бывало, ответила она.
   - Два вопроса, можно?
   - Да, хоть десять!
   - Где этот особнячок, и кто это "ми"?
   Вопрос на засыпку. Мы опять замерли. Сейчас решалась судьба всей операции.
   - Начну со второго вопроса. Давайте договоримся - никогда не спрашивать, кто с кем дружит, и кто с кем спит! Я, лично, Вас об этом спрашивать не собираюсь. Эта область для посторонних закрыта. Что касается недвижимости, то тут мои полномочия начинаются с предоставления пакета документов. Через кого я действую - это уже никого не касается! Полный пакет документов на объект, говорит сам за себя. Люди же сами на связь не выходят?
   - Это я понимаю. Недвижимость у меня опыт есть.
   - И чем Вы обладаете? - Светка попыталась увести разговор в нужное русло.
   - В Москве - ничего существенного, - признался "мурзилка" и хотел продолжить, но Светка его перебила.
   - Тогда нам ещё рано о чём-либо говорить, - сказала она, как отрезала, но быстро спохватилась, - Я хочу сказать, что личное знакомство выведет нас на какую-либо прямую. Я разбираюсь в людях и вижу, что вы человек достойный, солидный, но не будем темпировать события. Всему своё время!
   Молодец, Светик - выкрутилась! "Мурзилка" тоже понял, что "забежал впереди телеги" и продолжил разговор на другую тему.
   - А у Вас дети есть?
   - Есть! Сын у меня. Учиться за рубежом, в колледже. А, у Вас как с этим? Вы, несомненно, женаты и хороший семьянин.
   - Нет, я одинок - семья погибла в автокатастрофе.
  
   Мы переглянулись. От этого урода можно ожидать всего, чего хочешь.
   - Вот урод, - не выдержал Пёс, - детей угробил!
   - Помолчи! - приказал Лев.
  
   На Светку известие о "гибели" семьи "фигуранта" произвело, прямо, спасительное впечатление - она получила шанс развить эту тему и не возвращаться к вопросу о мифической недвижимости.
   - Что Вы говорите, какой ужас! - соболезнующим и жалобным голоском пропела она.
  
   Первым не сдержался Лев, расплылся в улыбке и довольно произнёс,
   - Моя школа!
   - Талант! - подытожил Пёс, - Народный талант!
  
   - Извините, - жалобно продолжила Светлана, - Вам, наверное, неприятно говорить на эту тему.
   - Много лет прошло, - трагическим, сиплым голосом, мудрого и бывалого человека, изрёк "мурзилка".
   - Года всё спишут, вылечат, - сочувственно продолжала Света.
   - Нет, всё больно и больно, как вчера.
  
   - У этого урода ничего святого нет! - Лёва презрительной гримасой выразил своё отношение.
   - Я понял! Я теперь понял! - "Эврика" прямо была написана на лице Пса. - Не зря на заводе поговаривали, что он женился на незаконнорожденной дочке "секретаря" - от секретарши, которую тот обрюхатил. Вот в чём их родственная связь! Поэтому он и ненавидит свою семью! Ведь на заводе они что-то не поделили.
   - Вот урод! - Гримаса не сходила с лица Льва. - И эта сука сегодня пользуется всеми благами жизни. О, Господи, где же справедливость?
   Лев картинно вознёс к небесам сложенные ладони.
   - Помоги нам Господи, не допусти сатану до рая на земле!
   Картинность была ему присуща с детства. Лев опять стал школяром, сидящим на верблюде и горланящим бедуинские мотивы.
  
   Тем временем "фигурант" подрулил к входу в ресторан. Да, несправедливо: мы пили водку в кафе "Гадюшник", а этот дерьмоед посещал лучшие рестораны. Жизнь повернулась ублюдку лицом. Дальше "забегаловки" в своём селе, с сортиром в котором годами никто не убирался, его представить было невозможно, а тут - лучшие рестораны Москвы! Се ля ви! Ничего, сегодня "ля ви" повернётся к нему другими частями тела. Всё идёт к этому!
   - Бедненький, - жалобно, но не без ехидства, промурлыкала Света.
   Чувствовалось, что она хотела ухмыльнуться, представляя выражение лица Льва и всей нашей компании, подслушивающей разговор.
   - Бедненький, - передразнил её Лёва, - Педераст!
   Мы дружно рассмеялись. Тем временем "сладкая парочка" уселась в ресторане, и долго обсуждала меню.
  
   Уже давно стемнело, наше сидение в салоне автомобиля стало тягостным: время от времени кто-то из нас выходил, разминался, и затем садился обратно. Эти вылазки вызвали подозрение у охраны стоянки и нам пришлось ретироваться и припарковаться в другом месте.
   "Фигурант" не проявлял активности. Видимо трата в дорогом ресторане его тяготила. Старая привычка есть на "халяву", оставшаяся с юности, когда платили друзья из обеспеченных семей, а он играл роль свиты, давала о себе знать. Да, такая казна ему не по карману! Иметь деньги и так скупиться? Не к тем, не к тем попали деньги!
   Мы явно скучали. Так продолжалось три часа.
   Можно было представить состояние Светланы: она с ним то заигрывала, то жестко осаждала, давая понять, что между ними существует невидимая грань.
   Шёл двенадцатый час ночи. Мы устали и почти лежали на сиденьях. "Мурзилка" оказался робкого десятка и не решался приглашать Свету.
   - Всё затягивается! - изрёк полусонный Лев, - Ничего, будем добивать его завтра. Надо позвонить Светке и сказать, чтобы кончала "лясы точить" - он сегодня всё равно не пригласит!
   Лев уже набирал номер, как телефон сам зазвонил.
   - Кого это к нам несёт? - Лев поднял трубку к уху, - Алло? Да, это я. Жорка, ты где? Да, мы тут сидим, слушаем один разговор. Встретиться? Сейчас не могу, только завтра. С утра? Во сколько? Хорошо, подъезжай к пиццерии на Таганке. Да, я тоже пиццу не ем, но мы будем там. Так надо, потом расскажу!
   Лёва закончил разговор повернулся ко мне и продолжил:
   - Жорка, что-то засуетился. Интересно, что ему на данный момент надо. Что делать будем, Буба?
   - Я думаю, что мы должны решить для себя только один вопрос.
   - Какой?
   - Доверяем мы Жоре, или нет!? С одной стороны - он наш одноклассник и мы для него немало хорошего сделали, а с другой - он представитель "мира", которого мы не знаем. Свой интерес там, несомненно, будет - но насколько наша операция останется тайной? Нас могут "слить" при первой же возможности. Мы в этом "мире" не представляем никакой ценности. И потому, я предлагаю, в любом случае, оставить операцию в тайне: встретиться с Жорой и послушать, что он предлагает, не раскрываясь самим. На встречу должен пойти ты, Лёва, а мы с Эдиком продолжим прослушивание, если Светка опять с утра будет завтракать с "фигурантом".
   - Ты читаешь мои мысли!
  
   Тем временем Света с "мурзилкой" вышли из ресторана.
   - Садитесь, я Вас провожу! - проскрипел голос "мурзилки".
   - Куда проводит? - почти крикнул я.
   Машину Светы мы отпустили, а на чём, и главное, куда она будет возвращаться, мы не продумали. Нам казалось, что всё идёт по плану и Светка скоро окажется в квартире "мурзилки". Какие же мы недоумки! Допустить, чтобы Светку провожали до её дома, то есть до коммуналки на Садовом Кольце, мы не могли.
   - Звони Светке! - приказал я Лёве, - Звони, скажи чтобы она никуда не садилась, за ней приедет машина.
   - Ни куда звонить не надо, он почует, что тут не всё гладко, а Светка, естественно, поедет на съёмную квартиру. Она в хорошем доме. Ничего страшного не случилось, - отрешённо и спокойно ответил Лев.
   Светка тем временем села в машину и назвала адрес съемной квартиры. Мы пересели в машину Льва и стали двигаться вслед за "мурзилкой". Ребята проработали все варианты.
  
   "Мурзилка" довёз Светку до здания, оба вышли из машины и оживлённо о чём-то говорили. Было видно, что он напрашивается в гости, на чашечку чая, а Светка ему отказывает. Через какой-то промежуток времени он отъехал, но мы прождали ещё минут двадцать, зная привычку "клиента" выслеживать, и только тогда поднялись в квартиру.
   Нам открыла Светка: она еле стояла на ногах и от жизнерадостной пассажирки "Мерседеса" не осталось и следа. Перед нами была уставшая женщина бальзаковского возраста. Светка не произнесла ни слова, прошла в гостиную и сразу улеглась на диван, поджав под себя ноги. Мы со Львом уселись в кресла, я закурил и начал осматривать гостинную. Хорошая квартира, правда, однокомнатная, но хорошо отделанная, с дорогой мебелью. Вполне подходящее гнёздышко для одинокого странника. Повисла пауза, я встал и подошёл к мебельной "горке", открыл её и достал хороший армянский коньяк и три рюмки.
   - Это, мы приготовили на случай, если придётся его здесь брать. Всё очень затянулось, - тихим голосом сказала Света, - я больше не могу! Общение с этим уродом невыносимо. Если завтра это всё не кончится, я просто не знаю, что мне делать.
   Я положил обратно коньяк и рюмки.
   - Завтра надо определиться, - многозначительно изрёк Лев.
   - По всей видимости - будем его здесь брать! - подытожил я.
   - Мне тоже так кажется, - согласился Лёва.
   Этот вариант развития событий был наихудшим.
   - Предположим мы его здесь взяли! Свяжем и начнём допрашивать по поводу кода сигнализации и местонахождения сейфа. Я не думаю, что он будет изображать из себя Павлика Морозова, но правильных данных не даст. Это - однозначно! Соваться с этими данными к нему на квартиру - потолок безумия! И, спрашивается, какая польза от его заточения?
   - Не знаю, Буба, не знаю! И, что ты предлагаешь?
   - Предлагаю отменить этот вариант - он бесперспективен! Надо доиграть пьесу до финального конца. Это самый правильный путь! Правда, мне предлагать это легко. Я всё-таки сижу в автомобиле и просто слушаю разговор, но другого выхода не вижу.
   - Ага, ты только виски попивать любишь, швед недоделанный. - Светка явно переборщила, я готов был обидеться, и эта готовность была видна по выражению моего лица.
   - От риэлтера слышу, - не найдя ничего умнее, ответил я.
   - Не "бычься", Буба, это я так, неуместно пошутила, - миролюбиво произнесла Светка.
   - Мы все устали и нам сейчас не до шуток, а Буба, как всегда, прав. Другого выхода у нас нет, - размышлял Лёва.
   - Есть!
   - И, какой?
   Тут уж пришлось и мне напрячь свою, иссякшую к концу дня, фантазию.
   - По сути, мы за ним следим и точно знаем график его перемещения, то есть - время его возвращения домой.
   - Предположим, знаем. Я догадываюсь, куда ты клонишь, но это элементарный разбой, Буба. Мараться, честно говоря, не хотелось.
   - Всё равно придётся. После этой гадости, которую Светка ему подсыпит, ещё неизвестно, как он оклемается!?
   - Ладно, мы ждём в подъезде, он входит - мы за ним. Некоторую часть вы возьмёте на себя. Вы у нас мастера спорта.
   - Кандидаты в мастера, - уточнил я.
   - Неважно. Я не смогу его скрутить - силёнок маловато!
   - Мы это сделаем, затолкаем его в квартиру.
   - И, что дальше? Он не наберёт номера охраны, не назовёт код и нас через десять минут скрутят. Глупо! Если он закроется, то - мы хрен потом туда войдём. Что-то у тебя сегодня мозги не пашут, Буб, - безнадёжно махнул рукой Лёва.
   - Мозги у меня дано не пашут, но есть одно предположение. Мы его будем прослушивать и можем выяснить код. Это, по-моему, нетрудно. Вся загвоздка в сейфе. Вот тут он нам и пригодится, живой и здоровый.
   В этом я не был уверен, потому что желания пытать кого-либо у меня никогда не возникало, но подколка Светы сказалась на моём мышлении.
   - В этом я тебе помогу Буба - ты не беспокойся! Итак, ситуация проясняется. Нужно прослушивать его, там и определимся.
   Зазвенел мой мобильный телефон. Звонил Эдик, он уже был около подъезда.
   - Нет, не поднимайся, я сейчас спущусь, - сказал я, - Когда завтра встречаемся?
   - Я с Жоркой договорился к десяти, на Таганке. Давай, поедем вместе! Я уже ничего не смыслю. Пёс пускай один займёт позицию и прослушивает. Завтра нам "прикиды", в первой половине, и не нужны. Пойдём на встречу, переговорим, а потом видно будет.
   - Понял! Ну, до завтра! Не шалите здесь! - строго наказал я ребятам и двинулся к выходу.
   Лёва расплылся в улыбке.
   - Ты, что и домой так пойдёшь? Давай, смывай всю эту ерунду и Псу тоже скажи, чтоб поднимался. Завтра, переодеваться пусть приедет сюда, а то эта Лизка, если, что учует, нас всех за милу душу, с потрохами сдаст. И, что он в этой суке нашёл?
   - Лёва ты слишком резок!
   Светка игриво потянулась на диване, явно пропустив мимо ушей мой наказ не шалить.
  
   Через час я был уже дома, открыл своим ключом дверь и тихо, на цыпочках, прошмыгнул в квартиру, зажёг светильник в гостиной, повернулся и увидел жену, которая дремала в кресле, ожидая меня.
   Я сутками пропадал неизвестно где. Обычно она меня не дожидалась и ложилась спать. Негласное разделение обязанностей - я зарабатываю, а она занимается детьми - сегодня не сработало. Когда она начинала расспрашивать о моей трудовой деятельности и задавать вопросы о времени моего прихода домой, я ужасно сердился. Это мне никогда не нравилось. Я вёл себя так, как вёл себя мой отец. Мы всегда интуитивно чувствовали его приход. У нас в семье был культ отца. Мама всегда следила, чтобы он ходил в безупречно белой сорочке и отутюженном костюме. Впрочем, в быту он всегда был неприхотлив. Единственное - он никому не позволял ограничивать свою свободу! Того же принципа придерживался и я.
   Супруга у меня хороший специалист английского языка, но уже десять лет не работает. Её работа - быть мамой. Работа не из лёгких. Я удивлялся - сколько энергии уходит на домашнюю работу? - но не показывал вида. Как-то выказал своё восхищение, но потом быстро спохватился: супруга серьёзно восприняла комплимент и попыталась привлечь меня к домашней работе.
   Сегодня она мирно посапывала в кресле. Этот, по сути, большой ребёнок, требовал к себе толику внимания. Я это давно ощущал, но ничего не мог поделать. Она пыталась выйти на работу: делала переводы; работала на выставках; преподавала в школе, но быстро удостоверилась, что совмещать две должности - быть мамой и преподавать - практически, невозможно.
   На меня нахлынули нежные чувства, я принёс плед и укрыл её. В такой нестабильной ситуации содержать семью - задача не из лёгких! Но это единственное моё предназначение в этой жизни. Я сделаю всё, чтобы вытянуть семью из этого болота. Я добьюсь для своих детей того положения, которого они заслуживают - они получат образование в четвёртом поколении. Дочка у меня прекрасно рисует, и, по всей видимости, надо перевести её в специализированную школу. Жене необходим автомобиль. Пора уже решаться!
  
   Я потушил свет и улёгся на диване. Спать не хотелось - слишком сумбурно прошёл сегодняшний день. Особенно, меня беспокоила его концовка, когда я, вполне серьёзно, обсуждал возможность нападения и дальнейшей пытки человека. Когда там, на съемной квартире Льва, я размышлял на эту тему, мне и тогда казалось, что эти фразы произношу не я, а какой-то совершенно другой человек. Вся эта деятельность была мне чужда, но я не чувствовал угрызения совести, а наоборот, понимал, что могу всё это совершить: и наброситься, и пытать. Я с нетерпением ждал этого часа! Что же со мной случилось? Куда я иду, и в кого я превращаюсь?
   Мне уже давно была объявлена война, но мне в это, почему-то не хотелось верить: я как идиот, поверил в этот совершеннейший бред по поводу реформ и свободы. Большей несвободы и представить нельзя! Они охомутали тебя разной мишурой, а на самом деле - ограбили и превратили в раба! Ты поздно принял вызов и терпеть это иго стало невмоготу. Твои дети, по их сценарию, должны пойти к детям "мурзилки" в услужение, а ты обязан горбатить только лишь для того, чтобы иметь всего лишь кусок хлеба. К большему тебя не подпускают! Твоё место определили без тебя. Ничего, сегодня они расслабились, и уверовали в свою безнаказанность. Сегодня пришёл наш черёд!
   Я чувствовал прилив сил, как в те годы, когда боролся на ковре. Однако, я имел и опыт подготовки к соревнованиям и знал, что должен обуздать свою натуру, в противном случае, к утру, уже обессилев, не смогу бороться. Я закрыл глаза и начал заполнять, обволакивать подкорку успокоительной словесной пеленой. Не помешало бы заняться любовью, но это - не сегодня, а завтра, после боя - обязательно! Я заснул сном младенца.
  
   Проснулся я рано. Меня разбудила жена.
   - Проснись, проснись! Я хочу с тобой поговорить!
   - Что-нибудь случилось? - Я сразу встрепенулся и сел на диване.
   - Нет, успокойся, просто, я тебя сутками не вижу и знаю, что ты скоро уйдёшь, а мне поговорить надо, - шёпотом, чтоб не разбудить детей, проговорила она.
   Я зевнул.
   - Ну, зачем же будить? Я хороший сон видел.
   - О чём?
   - Не помню. Странно, но я давно не вижу снов - проваливаюсь и засыпаю, а сегодня всё по-другому.
   - Вот об этом я и хотела с тобой поговорить.
   - О чём? - равнодушно спросил я зевая.
   - Не знаю!
   - Не знаешь, а будишь. Золотце ты моё! Меня не бывает дома. У тебя это от одиночества. Хотя!? У тебя подружек много - я по два часа дозвониться не могу!
   - Я тебя хотела спросить?
   - О чём?
   - Не знаю!
   - Иди ко мне, маленькая моя. Совсем от одиночества "забурела".
   Я привлёк её к себе.
   Мы, обнявшись, уселись на диван: она склонила голову мне на грудь, я её гладил по голове.
   - Ничего всё скоро изменится!
   - Что изменится? Я волнуюсь за тебя. Мне кажется, тебе угрожает какая-то опасность. Я знаю - ты устал, но хочу тебе сказать: пропади всё пропадом, ты никуда не лезь, и так проживём! Жили же до этого и дальше проживём.
   Жена явно была взволнована, но говорила тихо.
   - Успокойся, радость моя и ни о чём не думай, всё у нас хорошо. Ты не волнуйся! Всё более чем неплохо.
   - Давай, заведём третьего ребёнка!?
   - Подожди, пока этих немного приподнимем, а потом уже задумаемся.
   - Потом уже будет поздно - я уже буду не в том возрасте.
   - Ты у меня ещё долго будешь "в том возрасте", не беспокойся.
   - Может - третий тебя от этих мыслей немного отвлечёт?
   - От каких мыслей?
   - Не знаю, но чувствую, что ты на что-то решился. Я не хочу, чтобы ты много переживал. Ты у меня самый правильный! Ты всем всю жизнь помогаешь - ты у меня щедрый!
   - Щедрый? Какой же я щедрый - за десять лет ни одного драгоценного украшения не подарил, - со вздохом сожаления произнёс я.
   - Ты всю жизнь всем помогал, тем кто к тебе обращался, а многие и не обращались, ты сам помогал. Это и есть настоящая щедрость. Меня иногда злость брала, как ты деньгами швыряешься. Буб, а если у нас, что случится - ты думаешь, нам кто поможет?
   - Думаю, что да! Хотя, когда делал добро, никогда потом не ждал благодарности.
   - Ты эгоист! У тебя потребность быть щедрым и великодушным, - заключила супруга.
   - Угу, и ничего хорошего мне и не скажешь?
   Проснулись дети, вышли из спальни и увидели нежно обнявшихся родителей, подбежали и присоединились к нам. Мы были похожи на команду, привораживающую удачу перед игрой.
   Я подошёл к иконе, перекрестился и попросил Святую Богородицу не оставлять мою семью без присмотра.
  
   Я искупался, побрился, оделся и был готов к выходу. Начался новый день: супруга готовила завтрак; шестилетний сын "мучил" джойстик игровой приставки; восьмилетняя дочь рисовала свой очередной "шедевр". Лист ватмана, прикреплённый к мольберту, привлёк моё внимание. Обычно она выражала себя, своё мировоззрение, сочными и яркими красками, а тут - фигуры, летящие вниз, крест и шар. "Кубизм" не её стихия.
   - Как называется твоя картина? - спросил я.
   - "КРЕСТ И ШАР".
   - А, почему, именно, Крест и Шар? - удивился я.
   - Потому, что Крест гармонирует с Шаром, - спокойно ответила дочь, продолжая работать над картиной.
   - А, другие фигуры - не гармонируют?
   - Тоже гармонируют, но если их нарисовать с Крестом, то они станут менее устойчивыми, чем я их нарисовала.
   Ответ мне понравился.
   - А, что это за Шар?
   - Это наша Земля! Ты, что не видишь?
   - Вижу, но почему Шар усечён?
   Я стоял около мольберта, а она продолжала невозмутимо работать. Было видно, что она заранее продумала все детали картины.
   - Наша Земля красивая и я хотела показать, что она красива изнутри также, как и с наружи.
   Ход её мыслей мне нравился всё больше.
   - А, почему именно Крест?
   - Если бы Креста не было, Шар бы летал.
   - Что значит летал?
   - Он бы стремительно падал, как все остальные фигуры, только ещё стремительней.
   Она говорила, плавно, и я бы даже сказал, грациозно, жестикулируя рукой, держащей кисточку с краской.
   - Получается, что Крест держит Шар и не даёт Шару упасть?
   Как же всё просто и понятно!
   - Да, получается, именно, так, - произнесла дочь, не отрывая взгляда от мольберта, накладывая последние мазки. - Yes, it is!
   Она уверенно поставила точку и посмотрела на меня. Я поцеловал ей лобик.
  
   В двадцать минут десятого за мной заехал Эдик и мы поехали на встречу с Георгием. Интересно, что он вчера хотел сказать? Через сорок минут всё выяснится. Лев уже был на месте, занял тот же столик в пиццерии.
   - Жорка звонил, скоро подъедет. А, вот и он!
   На стоянку перед пиццерией подъехал джип "Брабус", из него вышло трое ребят в чёрных костюмах, с набриолиненными волосами. Среди них, посередине, показалась сухощавая и поджарая фигура Жорика. Он тоже постарел: в волосах поблёскивала седина. Посетители пиццерии, преимущественно женского пола, прилипли к витражным стёклам. Зрелище было достойным голливудского фильма. Зайдя, чёрные костюмы рассредоточились по залу, а Жора двинулся в нашу сторону.
   Мы с Лёвой встали и протянули руки для пожатия. Я весь сиял от радости, и готов был обнять Жору после стольких лет - но Жорик быстро и деловито пожал нам руки и присел. Чувствовалось, что он не в настроении. Такое поведение меня покоробило, но я не подал виду, а только прстально посмотрел на него.
   - Ну, и место вы выбрали !?.
   - "Место встречи изменить нельзя", Жора. У нас тут ещё одна встреча. Как ты? - перевёл тему Лёва.
   - Я-то - ничего, вы как?
   - Живём - не тужим!
   Подошла официантка и, зная расторопность и приставучесть работников пиццерии, я заказал всякую всячину, в надежде, что она долго не появиться, а в дальнейшем, видя полный стол, не будет мельтешить перед глазами.
   - И с кем вы тут встречаетесь?
   - Да, так, с одним коммерсантом, - ответил Лев, помня вчерашнюю договорённость не раскрывать все карты.
   Я лишь улыбался, но вместе с тем, по-прежнему пристально смотрел на Жору.
   - Каким ещё коммерсантом? - Жора прищурился и внимательно посмотрел на нас.
   Этот взгляд мне показался странным, я понял, что он что-то знает, и потому вступил в разговор.
   - Есть тут один, и у нас к нему нескрываемый интерес.
   - Так уж и нескрываемый? - Жора хотел продолжить, но я его перебил.
   - Темнишь ты что-то, Жора!
   - Да, нет, Буб, это вы темните!
   - Мы не темним и вчера обсуждали возможность встречи с тобой. Сегодня ещё рано о чём-то говорить.
   - Это я знаю! Только договорились вы совсем до другого результата.
   - Какого же? - спросил я, не понимая.
   Повисла пауза. Неприятная пауза! Я не знал, как продолжить разговор. Жора, очевидно, что-то знал.
   Подошла официантка и стала накрывать на стол. Пауза стала носить естественный характер. Я суматошно размышлял: что он может знать? Какое-то двоякое чувство: вчера мы говорили о том, что не совсем ему можем доверять, а сегодня, он как-то подозрительно на нас смотрит. Я действовал интуитивно.
   - Это хорошо, что мы сегодня встретились.
   - И, что хорошего, Буба?
   - А то, что есть возможность поговорить на интересующую нас тему.
   - И, что же вас интересует?
   Разговор носил странный характер - Жора сам позвонил и договорился о встрече, а сейчас ведёт себя весьма непонятно. И всё же я продолжил.
   - Нас интересует один коммерсант и мы хотели с тобой посоветоваться.
   - Интересно, интересно!
   Эта фраза, произнесённая с неким ехидством, окончательно вывела меня из себя. Я быстро взял себя в руки, но всё же прямолинейно продолжил.
   - Ладно, Жора, кончай - что-то ты на нас давишь и я не совсем пойму - почему?
   - Да, всё ты понимаешь, Буба! Это ты вчера говорил, что мне доверять нельзя?
   - А, ты что нас прослушиваешь? - строго смотря на него, произнёс я.
   Разговор приобретал неожиданный характер.
   - Представь себе, - ответил Жора.
   - И какого хрена ты этим занимаешься? - Жора стал меня явно раздражать.
   - Жора, ты что, белены объелся? - не сдержался Лёва.
   Фраза прозвучала довольно таки громко и чёрные костюмы сразу встрепенулись, готовясь наброситься на нас. Жора мановением пальца осадил их.
   - Успокойтесь и слушайте! - Жора закурил, посмотрел на нас и продолжил. - Ну, и место вы выбрали для встречи!? Пойдём, прогуляемся!
   Мы вышли из пиццерии - за Жорой вышел и молодой "чёрный костюм", который прогуливался позади нас, озираясь по сторонам.
   - Я долго не выходил из офиса. Теперь всё позади. Я хочу немного пройтись.
   Пройтись по улице в районе Таганки не так-то и легко: людской поток мешал продвижению и приходилось лавировать, прежде чем наша тройка снова воссоединялась.
   - А, что так? - забегая сбоку, проронил Лёва.
   - У меня были "тёрки" с Рыжим. Слышали о таком?
   Мы уже шли дружной компанией. Жора шествовал посередине, мы с Лёвой - по бокам, а жгучий, набриолиненный брюнет, следовал за нами.
   - Но, уже всё позади!
   Об этом бандите-беспредельщике мы были наслышаны, но его две недели назад пристрелили. Мы тревожно посмотрели на Жору.
   - Это - не я! - читая наши мысли, сказал Жора.
   Мы обогнули Таганскую площадь и дошли до летнего кафе. Присев, заказали по кружке пива с разными солеными орешками.
   - Никто вас специально прослушивать не собирался. Вы только меня не перебивайте, - продолжил Жора, потягивая пиво.
   Мы и не собирались.
   - Я вам говорил, что хочу "наехать" на "деревенскую мафию", как вы их называете. И вот, прежде чем "наехать", я решил установить за ними слежку. Там выяснились некоторые интересные подробности. Кстати, касаются они именно вашего "клиента".
   Это уже интересно. Мы впервые слышали об его планах по поводу "деревенских", но не предали этому значения.
   - Да, и какие же? - спросил Лев.
   - "Деревенские" связаны с неким субъектом, который живёт сейчас в Испании. Вы его хорошо знаете - он был "секретарём" в том районе, где находится завод. Для вас это и не новость! Опасный пассажир! Теперь, слушайте дальше: оказалось, что жена вашего клиента является незаконнорожденной дочкой этого "секретаря". По сути, они родственники.
   Это мы уже знали.
   - Но! - многозначительно изрёк Жора, - Но! Короче, этот родственник "заказал" вашего "клиента". Они, что-то не поделили ещё на заводе. Для дочки он нашёл другого мужа, а от этого решил избавиться.
   Да, "зоопарк" жил своей активной жизнью!
   Тем временем Жора продолжал:
   - "Деревенские" уже нашли исполнителя и заказ скоро будет исполнен. Мы держим под контролем киллера и можем отсрочить заказ - если вам это выгодно? А вы, просто, попали в поле зрения моих людей.
   Жора достал весомую кипу фотографий, на которых была зафиксирована Светка, а также вся наша дружная компания: я; Лёва; Пёс - в различных ракурсах. Весь вчерашний день был отслежен в подробностях.
   - Мои люди вас и прослушивали. Так, говорите, почему вы мне не доверяете?
   - Ну, если подслушивали, то и причина для тебя ясна. Там всё ясно изложено, - спокойно ответил я. - О тебе мы говорили как о друге и нам стесняться нечего.
   - А, ты как всегда прав, Буба! Я, по молодости, считал, что воровской "мир" самый правильный на земле, но, прожив много лет этой жизнью, я - такого насмотрелся! Ты прав - и не таких ребят "сливали", но я тебе говорил Буба, что рано или поздно отблагодарю вас за то, что вы для меня сделали. Мне в этой жизни ничего не надо - у меня всё есть - и я вам помогу! Ты не беспокойся, я никогда ни при каком раскладе вас не предам. Это исключается! "Мурзилку", как вы его называете, я бы и сам с удовольствием "обул", но он ваш, и только ваш. Вот вам код охранной сигнализации; вот местонахождение сейфа - только там ничего нет!
   Это сообщение резко меняло суть вопроса. Хорошо, что мы не сунулись к нему на квартиру. Оказывается - там нам делать нечего!
   - А, где же деньги? - после некоторой паузы, спросил Лев.
   - Деньги там, где они и должны находиться. Деньги в одном из московских банков!
   - Но, он один раз крупно прогорел, - почти в унисон, проговорили мы с Лёвой таким тоном, будто речь шла о близком нам человеке, благосостояние которого нам небезразлично. Жора даже ухмыльнулся.
   - Банк этот находится под контролем одного генерала ФСБ. А, вы знаете, что ваш клиент всю жизнь был связан с этим ведомством? Проще говоря, "стукачём" был!
   - Знаем Жора, знаем.
   - Так вот, его начальник сейчас генерал. Они когда-то познакомились на каких-то курсах. Ваш клиент называет его Петровичем. Мы проверили - это очень высокий чин. В банк он вложился по рекомендации Петровича. Тот, естественно, имеет свой интерес. Только проценты по вкладу сегодня резко упали. Так у них появилась новая возможность. После реконструкции и расширения одной из периферийных теплоэлектростанций им, вернее, Петровичу, дали долю в её снабжении. Деньги вашего клиента будут вращаться теперь там.
   Жора был осведомлён и компетентен. Говорил он неспеша, ковыряясь зубочисткой в зубах.
   - Да, мы опять в пролёте! - грустно подытожил Лев.
   - Ну, не всё так плохо. Шансы, хоть и минимальные, ещё остаются. Хотя - времени и мало! Его всё-таки заказали.
   - Какие шансы, Жора?
   - Это всё - основные средства. У него есть ещё и деньги в ячейках нескольких московских банков. Об этих деньгах никто не догадывается - это он держит и никуда не вкладывает. Это капитал от деятельности ломбарда и проценты по вкладу за все эти годы. Там миллионов двенадцать, пятнадцать. Некоторую часть перебрасывает заграницу на имя жены, но это крохи и до них мы не доберёмся. Она думает, что дела у него идут плохо. Он так ей "впаривает"!
   Я сидел и мысленно обрабатывал информацию. То, что "зоопарк" жил своей активной жизнью - для меня не новость! Но зачем же убивать "мурзилку"? Что-то тут не вяжется. Получается, что вся эта шайка находится под прикрытием генерала ФСБ. Тогда, как же его "заказали"? С этой конторой шутить нельзя! По сути дела, генерал мог потерять целый налаженный бизнес.
   Мои раздумья не остались незамеченными.
   - О чём думаешь, Буба? - спросил Жора.
   - Я, вот, понять не могу, кто его заказал?
   - Тут, всё "проще пареной репы". Его приговорили "авторитеты", с которыми он в своё время держал завод. Вернее, они его туда направили. Он их там крупно "кинул".
   Жора перестал ковыряться в зубах, придвинулся к нам, облокотившись на стол.
   - Когда Лёва мне рассказал о вашем "клиенте", я стал задумываться - а, какого хрена, человек с такими средствами живёт в обычном доме? Хоть и в центре. Я начал наводить справки. Оказалось, что "авторитеты", в своё время, взяли куш, открыли казино, а все дела на заводе перепоручили ему. Они в этом ничего не понимали. По всей видимости, он их там и "обул". Начались "тёрки". Он, естественно - "в отказ", мол, всё им отдаёт, а у самого денег нет. И здесь, в Москве, их "кидает" - в Испанию копейки посылает. Мы, пока прослушивали его разговоры с женой, такого наслушались! Он ей такого "впаривал"! Вот, потому и в таком доме живёт.
   - С этим всё ясно! А как же его жена, она ведь дочь "секретаря", хоть и незаконная?
   - А, эта шалава? Так её тут только ленивый не "трахал". Всей деревней "окучивают". Как-то, этот козёл её застукал и накостылял по первое число - она папашке жаловаться! Папашка и приехал. Инкогнито! Встречался с Петровичем, с "деревенской мафией". Тут всё "тип-топ" - они бизнес и поделили, Петровичу проценты надбавили. Старый криминал, с которым связан "секретарь", тоже имеет свои каналы в ФСБ. Так, что тут всё решено! "Секретарь", по всей видимости, возражал, но когда и дочка от этого урода слиняла, то и он согласился.
   - Но, ему же больше семидесяти...?
   - Такой живчик - ты о себе подумай!
   Да, час от часу не легче. Что твориться в этом мире?
   - Буба, как всегда - не о том! - резюмировал Лев, - И какие шансы, Жора?
   - Надо сделать так, чтобы он бабки домой привёз? Кстати, он заканчивает ремонт в новой квартире на Воробьёвых горах. Это элитное жильё: с консьержкой и всякого рода охраной. Туда просто так не сунешься. Надо спешить!
   - А как это сделать?
   - Очень просто: мои люди будут пасти его около каждого из банков и попытаются что-либо спереть у него из машины, что-либо, не важно - будет-то портфель, или барсетка - не важно! Главное, чтоб он понял, что подъезжать к банкам небезопасно. Если умыкнут деньги - будет ещё лучше! Жаловаться он не будет - об этих деньгах никто не знает. Это первое. Второе! Светка могла бы ему сказать о надвигающемся банковском кризисе - так, невзначай, в разговоре, мельком. Это тоже действенная вещь. На самом деле, у многих банков скоро отберут лицензии. Надо вывести его из себя. Ты прав - он ненавидит всякие банки! Как в прочем - и любой житель этой страны, тем более деревенский. Деревенские любят прятать деньги. Посмотрим, что получится! Ну, мне пора, засиделся я с вами.
   - Жора, а нам, что делать? - спросил Лев.
   - Всё то, что и делали. Только, теперь у вас и "ключ от квартиры есть, где деньги лежат". Я вам код охраны и код сейфа дал? Ну, всё! Только на этот раз - больше доверия к старому другу! Если, что - звоните!
   - Жора, а откуда код от сейфа? - спросил я.
   - Были мы там, были! У нас хороший специалист есть, и если понадобится - он к вам присоединится. Остальное - сами! Если, что - помогу!
   Мы обменялись рукопожатиями - на этот раз они были более дружественными - после чего Жора удалился, вместе со своим телохранителем.
  
   Мы допили пиво, выдвинулись в район наблюдения и заняли свой столик у окна. Пришлось опять заказывать удивлённой официантке двойное кофе.
   - Что делать будем, Буба?
   - Появление Светки здесь не совсем правильно. Не очень солидно.
   - Да, тем более, что она дала ему номер своего мобильного. Другого выхода не было. Всё равно он на подложный паспорт оформлен.
   - Значит - будем ждать его звонка! А, вот и "подозреваемый".
   "Мурзилка" тем же деловым шагом, что и вчера, последовал в кафе. Только шаг его на этот раз был более бодрым. Сам он был идеально брит, аккуратно пострижен и даже помолодел где-то лет на десять. Вот, что может сделать женщина с человеком! Мне стало его немного жаль. Ходячий труп! Я предусмотрительно отвернулся от окна.
   Мы допили кофе и неспеша направились к машине Эдика. Он уже был при мясистом носе и пышной бороде. Нос гордо взвился вверх - Эдик спал и сильно храпел. Мы улыбнулись. Пёс был сама простота!
   Погода была прекрасная, настроение более чем хорошим. Мы существенно продвинулись вперёд: у нас теперь достаточно информации для продумывания дальнейших действий.
   Пёс проснулся и стал расспрашивать, чем закончилась встреча с Георгием Шмавоновичем. Мы ему в вкратце изложили суть разговора.
   - Вот это да! Вот это люди! Неужели, так и заказали? Своего зятя? В мире животных!
   Льву позвонила Света и сказала, что звонил "клиент". Лёва проконсультировал её и дал согласие на встречу. Через двадцать минут она прибыла.
  
   День не сулил ничего интересного. В принципе, Светка должна была "навести" на него страх за кровные сбережения, намекая, что грозит новый банковский кризис. Это сделать было нетрудно, потому что пресса и телевидение постоянно передавали информацию о наездах государства на различные банки и лишении их лицензии. Толпы вкладчиков опять стали собираться около банков, агрессивно требуя свои кровные сбережения. Обычная катастрофа в режиме "нон-стоп"! Криминальные новости кишели информацией об участившихся квартирных кражах; назывались нешуточные суммы, унесённые ворами из сейфов различных знаменитостей, в основном - эстрадных певцов. Банковский кризис не на шутку всех перепугал. Всё было нам на руку! Лёва должен был своими звонками помочь Свете.
   Моё присутствие было необязательным - я позвонил Магде и с удовольствием покинул наблюдательный пост. Магда сказалась на некоторое недомогание и пригласила меня в мастерскую Ольги.
   Опять метро, опять тяжёлые, суровые взгляды, суета, попрошайки. Эх, Бил Клинтон, что же ты наделал своим саксофоном?
   Сталинская архитектура привычно, угрожающе, монументально, говорила об одном: "не балуй" - но время упущено, Рубикон перейдён!
  
   В Москве много мест, гуляя по которым мне было уютно и с ними я почти сроднился, по которым люблю прохаживать вечерами, вспоминая минувшие годы: Тверская - от Пушкинской площади до Красной площади; Камергерский переулок; Петровка, и связанные с ними улочки. Пройтись сегодня по Москве, в которой прошла большая часть моей сознательной жизни, нелегко. Поток автомобилей, загазованность - извечные атрибуты современного города - этому препятствуют.
   Арбат, считавшийся излюбленным местом приезжих, я не любил. С ним связаны неприятные воспоминания.
   Студенческую практику мы проходили в Москве, на заводе ЗИЛ. На сборку кузова автомобиля привлекали студентов и лимитчиков. О лимитчиках я слышал, но впервые столкнулся с ними на ЗИЛе. Для Москвы это низшая категория людей, по сути - рабы, привлечённые на низкооплачиваемыеые работы, или на тяжёлые производства ради мифических благ, а именно - московской прописки! Прописка в Москве - древний и излюбленный инструмент, для привлечения людей в добровольное рабство. На ЗИЛЕ люди полжизни горбатились для получения, изначально, временной прописки, а затем - постоянной, проживая в жутких общежитиях. Я задавался вопросом: "неужели там, откуда эти люди прибыли, ещё хуже, чем в общежитии завода ЗИЛ?". Платили очень мало. В столовой готовили какие-то помои, а вечером я отъезжал на Арбат, где снимал комнату в коммунальной квартире.
   Законно снять квартиру в Москве тогда было сложно. Контора, занимающаяся сдачей квартир, или комнат москвичей, естественно, была государственной и находилась в районе Проспекта Мира, а именно, на Банном переулке, и была переполнена посетителями. Квартир было мало, а очередь, желающих снять - большая. Жить в общежитии не хотелось, а трёх месяцев, отпущенных на практику, явно, было недостаточно, чтобы нанять квартиру.
   Около конторы толпилось множество людей, желающих сдать свои квартиры и комнаты. Почему они не заявляли своё желание в самой государственной конторе - я уже не помню, только весь этот народ занимался незаконным делом - я уже не знаю почему, но их то и дело гоняла московская милиция. Толпы то появлялись, то кто-то кричал "милиция" и все убегали. Мы убегали вместе с ними. Я не понимал, что предосудительного в том, что кто-то сдаёт, а я нанимаю квартиру? Чувство страха не покидало меня всё-то время, пока мы искали квартиру. Москва мифический город. Город мифического страха!
   Приходилось, куда-то бежать, потом возвращаться. Белиберда какая-то! Видимо, и тогда доходы населения не давали покоя московской милиции. Вообщем - странное зрелище!
   Квартира на Арбате, в которой мы сняли комнату, кишела тараканами и пахла тошнотворными запахами. Такой антисанитарии я в жизни не видел. Эти помои и полчища тараканов у меня всегда ассоциировались с Арбатом. Это был кошмарный месяц! Я понял, что погибну: завёл знакомство с хирургом в заводской больничке, отдавал ему десять рублей в неделю - "чирик"; перешёл на больничный бюллетень, по которому платили больше, чем за работу; переехал с Арбата и стал наслаждаться московской жизнью. Тогда местом тусовки было кафе "Синяя птица", где я и провёл оставшееся время. И песню "Ах, Арбат, мой Арбат" я без содрогания слышать не мог. Арбат сделан для приезжих, которые чувствуют себя уютно после несоизмеримых сталинских высоток, готовых задавить их своей монументальностью или ударить гранитным постаментом. А здесь - всё соизмеримо, как у себя в родном городке. Такая маленькая деревня в центре Москвы.
  
   Доехал я довольно таки быстро.
   Магда была в приподнятом настроении - причина недомогания осталась тайной. Мы выпили кофе и приступили к обсуждению эскизов. Я попросил её сделать шаблоны для каждого элемента мозаики. Мы сидели и работали, наслаждаясь армянским коньяком, принесённым мною. Мне было легко и уютно. Я чувствовал, что смогу исполнить в камне всё, что она задумала - выполнить эскизы, снятые калькой с её воображения. Материалы, которые должны были быть использованы, удачно сочетались как в художественном, так и в технологическом плане. За неделю можно изготовить оснастку, подготовить материальную базу. Хозяину кофеен должно было понравиться. "Пилотные" экземпляры можно было изготовить, не используя станочный парк, но я решил сразу подготовиться к выпуску серии, апробировать технологию, выявить её "узкие места".
   Магда рисовала, держа карандаш своими тонкими и длинными пальцами. Нежное, маленькое ушко выглядывало из-под локона и я не мог оторвать свой взгляд от него. Что за наваждение? Я смотрел на нее, не стесняясь, открыто, уверенно.
   Подошла очередь последнего эскиза. Материалы, которые использовались, плохо сочетались с камнем. Их совместная обработка была невозможна. И в прошлую нашу встречу я просил Магду заменить некоторые из них.
   - Ну, об этом, мы уже говорили. Совместно это обработать невозможно! Придётся заменить!
   - Я думала об этом, но если поменять, меняется весь рисунок. Менять здесь ничего нельзя!
   - Придётся, каждый элемент в отдельности шлифовать и подгонять, прежде чем его вкрапливать в камень. Это очень трудоёмкая работа и в большой серии такую работу не сделаешь! После подгонки по толщине, придётся каждый элемент полировать в отдельности. Добиться единого "зеркала", когда все элементы выглядят единым целым, очень трудно!
   - Но, невозможно, же?
   - Нет, конечно, но это очень трудоёмко.
   - Всё дело в цене!?
   - А, не легче заменить материалы и совместно всё обработать?
   - Нет, Буба, я ничего менять не буду!
   Я не ожидал такой принципиальности. Магда была неприклонна в своих решениях - изменилось даже выражение её лица: в нежных чертах появились жёсткая решимость. Чувствовалось, что она пришла к этому решению и для неё это важно.
   - Это настоящая работа, это настоящая картина! Таких - много не будет, но несколько штук придётся сделать. Мы их поместим в центре. Остальное - будет лишь оформлением!
   - Хорошо, - примирительно, сказал я, - Сделаем так, как ты хочешь! Ты же всё-таки автор проекта и тебе видней. Слушай, я, что у тебя хотел спросить?
   Магда подняла взгляд и как-то внимательно и с надеждой посмотрела на меня.
   - Откуда, ты знаешь русский? Ты, что-то говорила, но я забыл.
   Она опять опустила голову и продолжила рисовать. Было видно, что вопрос не оправдал её надежд.
   - Я тебе рассказывала, что мои родители имеют гостиницу с рестораном и я, как они думали, тоже должна была этим заняться. Для этого я изучала языки: французский - в Париже, в Сорбонне; английский - в Лондоне; русский - в Москве. Здесь были курсы на Шаболовке.
   Вот так, вот! Хочешь - в Сорбонне; хочешь - в Лондоне! У этих людей потребность в конкретном образовании: они учатся и получают знания, именно те, которые им нужны. Нас же, загоняют в высшие учебные заведения кирзовым сапогом. Если тебе исполнилось восемнадцать лет, то ты, непременно, становишься перед выбором: идти в армию или учиться - два, совершенно, полярных события! Не остаётся времени продумать выбор своей профессии. Надо спешить! Сколько судеб загублено из-за этой спешки. Сколько людей получили образование, так и не определив своё предназначение. И, кто сказал, что восемнадцатилетний юнец должен воевать или защищать родину? Почему - не в тридцать; почему - не в сорок? Что это за роковой порог - восемнадцать лет? Видимо, эта традиция зародилась в те времена, когда средняя продолжительность жизни достигала, всего лишь, сорока - сорока пяти лет и восемнадцать лет - это была почти половина жизни, то есть вполне зрелый возраст. Сейчас же, когда люди живут и по восемьдесят и по девяносто лет, возрастные границы сдвинулись и восемнадцать лет - даже не юношество, это - детство! Какой же выбор в детстве? Жестокий выбор!
   Эти мысли протуберанцем пронеслись в моей голове, вернее, они там сидели после того, как я просмотрел передачу о возможных реформах в образовании. Если не убрать кирзовый сапог с образования - никакая реформа не поможет!
   Остальное проще: система должна удовлетворять потребность в конкретном образовании! Чтобы содержать сеть парикмахерских не обязательно пять лет учиться на факультете международной экономики.
   Опять тебя занесло. Ну, спрашивается, какое тебе дело до системы образования? Какое ты к ней имеешь отношение? Непосредственное!
   Платным ли должно быть образование, или бесплатным? Оно должно быть доступным!
  
   Протуберанец залетел в голову и не хотел выветриваться, как космический смерч на Юпитере. Пришлось прибегнуть к спасительной рюмке коньяка.
   Магда продолжала рисовать.
   - Кстати, там я и познакомилась с Севой. Мы даже хотели пожениться, но наши отношения охладели.
   Новость произвела на меня шокирующее впечатление. Как, же так?
   - Высокие отношения! - пробурчал я.
   Магда подняла свой взгляд, увидела моё удивлённое лицо и спокойно сказала:
   - Это не то, что ты думаешь.
   - Я ничего и не думаю. Я, вообще, в этой жизни многого и не понимаю, так, что не обращай на меня внимания.
   - Твоя жена, могла бы принять у себя дома женщину, которую ты когда-то любил?
   - Принять-то могла, но я не думаю, что она потом её живой выпустит.
   - Она, что такая ревнивая?
   - Не такая!
   - И, как же ты делаешь? Только не говори, что у тебя никого больше нет!?
   - Представь себе!
   Неверие Магды сменилось полным доверием.
   - А, у нас с Севой ничего и не было. Мы встречались, ходили по выставкам. Я уже тогда дружила с Олей и на одной из её выставок их и познакомила. Я их крёстная мама.
   - Благородно!
   Магде комплимент понравился, она улыбнулась улыбкой Моно Лизы и продолжила рисовать.
   - И мне кажется, - я сделал паузу, а потом продолжил, - что ты хороший человек!
   Магда подняла на меня свои карие, удивлённые глаза, промолчала и опустила их.
   - И, очень красивый!
   Есть женщины, которым противопоказаны комплименты. Они тут же ухватываются за них, быстро верят в свою притягательность и в дальнейшем ни что, и ни кто не сможет сдвинуть их с этого пьедестала. Есть и такие мужчины, которых хвалить ни в коем случае нельзя - они становятся непонятно-гордыми и заносчивыми. Отношение к комплименту и определяет внутреннюю культуру человека. Магда отнеслась к комплименту легко и непринуждённо.
   - А какие мужчины тебе нравятся?
   Вопрос был явно провокационный.
   - Ты хочешь спросить, нравишься ли ты мне?
   Я не ожидал такой откровенности.
   - А, если бы и так?
   - Ты, думаешь, я не вижу, как ты меня разглядываешь?
   - Мне казалось, что ты меня просто не замечаешь.
   - Я всё замечаю, Буба, всё, и с первой нашей встречи.
   - Ну, во время первой встречи я тебя ещё так не разглядывал.
   - Ты мог, и не разглядывал? Ты был изрядно пьян. Ты, вообще, пьяница? - Магда пошутила, но, на мой взгляд, неудачно.
   Я удивлённо посмотрел на неё, но не произнёс ни слова.
   - И, вообще - ты странный субъект!
   Да, странный у нас диалог. Я не знал, что ответить - рассердится ли мне или перевести всё в шутку - но, если честно, мне это не нравилось.
   - Я понял, тебе нравятся трезвые мужчины. У тебя, что горький опыт общения с пьющими?
   - Нет! Нет у меня опыта общения с пьющими. Ты думаешь, что я пью? - Магда искренне удивилась.
   - Нет, конечно, - проговорил я.
   - Я тебе по-настоящему нравлюсь?
   - Ты же сама говорила, что я непрестанно на тебя смотрю.
   - А, почему ты не говоришь, что я тебе нравлюсь?
   - Ну, ты же видишь! А, не говорю, потому что боюсь оказаться в глупом положении. Я же не вижу, чтобы ты на меня так смотрела.
   - Ты опять хочешь спросить, нравишься ли ты мне?
   Опять прозвучал неожиданный вопрос. Обычно я поступал иным способом: постепенно надвигался на жертву повадкой охотника, проверяя её реакцию на свои поползновения, а чаще - атаковал, будучи уверенным, что не буду отвергнут. Но сегодня, делать это, мне не хотелось. Я чувствовал, что такая тактика нанесёт непоправимый вред нашим отношениям, и потому передал инициативу Магде. Так надёжней.
   И, всё-таки, вопрос прозвучал. Надо было ответить и не ошибиться в интонации. Я сделал заинтересованное лицо, подвинулся поближе к ней, посмотрел ей в глаза и серьёзно произнёс:
   - Очень даже хочу узнать!
   - Ты мне нравишься, - тихо произнесла Магда, - но ...
   Опять это "но" - оно всегда появляется!
   - Не будем спешить!
   - А, мы и не спешим! Мы просто сидим и разговариваем, и больше ничего, - тихо произнёс я. - Спасибо за искренний ответ. Я уже счастлив! Имею я право быть счастливым?
   - Имеешь! Ты по-настоящему счастлив?
   - Да, и очень, я бы даже что-нибудь спел, но поберегу твоё нежное ушко.
   - Ты считаешь, что оно нежное?
   Мы уже сидели на диване близко друг к другу, наши губы почти соприкасались, но не более того.
   - Да! - только и успел произнести я.
   Наши губы сплелись в сладком поцелуе. Я им очень дорожил и не решался обнять её. Поцелуй длился долго. Мне казалось, что я помолодел лет на двадцать и не хотелось себя в этом переубеждать, однако, нарастающая страсть продиктовала дальнейшую последовательность действий. Движения наши были быстрыми и непринуждёнными. Молниеносно слетела вся одежда, и мы, как говорилось в старом романе, "слились в порыве страсти". Магда обладала мраморной, белоснежной кожей, что я очень ценю в женщинах.
  
   Мы ещё долго нежились, но ощущение тревоги, или вернее, неотложного дела, стало меня тяготить. Я ждал звонка! Интересно, как там дела у ребят? Я не выдержал и набрал номер Лёвы.
   - Лёва, как дела?
   - Дела у тебя Буба, у нас - делишки. Как продвигается "новый проект"? - не без иронии, спросил Лёва.
   - Нормально!
   -Ты его сделаешь?
   Я понял подоплёку вопроса, но постарался придать разговору деловое значение.
   - Есть трудности, но мне кажется, преодолимые.
   - Трудности? Какие? Теряешь квалификацию, Буба? Тренироваться надо!
   - Я так понимаю, что там ничего не происходит?
   - Ждём результатов.
   Магда шёпотом просила передать привет Эдику, что я и сделал.
   - И, где вы ждёте результатов?
   - Пока в машине, потом посмотрим. Светка, кстати, с нами. Давай, бери свой "новый проект" и "подгребай" к нам.
   - Я перезвоню!
   Всё в порядке и не надо "дёргаться". Думать о чём-либо, кроме прекрасного тела и долгого поцелуя, мне не хотелось. Везде, всё в порядке! Я был счастлив! Магда тянула меня к себе, я чувствовал, что не насладился её упругим и юным телом. Я счастлив! Я влюбился, как самый настоящий юнец. Перед отправкой в армию. Далась тебе эта армия!
   Время летело, но расставаться не хотелось. Телефонный звонок быстро привёл меня в чувство.
   - Буба, мы в "Бавариусе". Подъезжай!
   "Бавариус" - хорошее заведение в центре Москвы, в районе Площади Маяковского. Его летняя площадка нас всегда привлекала. Маленький, уютный кусочек цивилизации. Магде должно было понравиться.
   - Нас уже ждут - Эдика ты знаешь, а там ещё Лев и Света.
   - А это удобно! А, что ты скажешь?
   - Ничего, на моём лице и так всё написано. Тут и говорить ничего не надо.
   Мы вышли на Новослободскую улицу.
   Стояла прекрасная майская погода. Уникально - я стал замечать солнце! Какое счастье, что светит солнце.
  
   Город готовился к праздникам: новоиспечённая, интернациональная "лимита" подметала улицы; московские "долдоны" наводили порядок. По их правилам, я должен был в три месяца один раз появляться в отделении милиции, как "зк" после отсидки, и регистрироваться, что я с большим трудом, но, всё-таки, делал. Ощущение, что меня пожизненно "распределили", не покидало меня ни в Армении, ни в Москве.
   "Менты" остановили очередного бедолагу: бедно одетого; в какой-то глупой кепочке, надвинутой на глаза так, чтобы не было видно нерусского лица. По всей видимости, "кепочка" где-то "незаконно" орудовал киркой и лопатой, строя дома.
   Желание "кепочки" раствориться в толпе, было очевидно, но его окликнул такой же помятый субъект в милицейской форме. "Кепочка" испугался и заискивающе, на подкашивающихся ногах, стал просить прощения, ещё не зная за что. Было видно, что он готов улететь на луну и там копать свою ямку. Если бы его там ещё бы и кормили!
   По интернациональному составу, пытающемуся сесть в метро, можно судить о состоянии дел на территориях, зажатых в рамках идиотской абревеатуры: где, на какой территории, простому, трудящемуся человеку живётся хуже, чем в Москве? Некогда единый народ, идущий в атаку под градом пуль, с громогласным: "Ура! За Родину, за Сталина", разделился по неведомым признакам. Одна "дюрёвня" "шмонала" другую. "Киндзадза" в натуре! От лозунга остались только мелкие, маленькие "сталины", порабощающие свой народ новым, "рыночным" инструментом. Если бы мне был дан талант писателя, я бы написал повесть о полицае, которого выделили среди деревни и который истребил всю деревню. Эх, Билл Клинтон, что же ты наделал своим саксофоном!?
   "Мент" с инородцем удалились за угол, подальше от людских глаз. За углом висела афиша - "Три сестры".
   - Приехала четвёртая сестра, - подумалось мне, - и уже не надо уезжать заграницу. И так хорошо!
   Мы поехали на метро. Вагон был переполнен и я, повинуясь давней привычке, протиснулся к противоположной двери, нашёл местечко для двоих и потянул за собой Магду. Мы ехали, прижавшись друг к другу, не замечая угрюмых лиц и сутолоки.
  
   Вся компания была в сборе. Рядом с Эдиком сидела незнакомая девушка.
   - Эгинэ, - представилась она.
   Пёс сиял от счастья. Русый парень, с большим орлиным носом, и миловидная, высокая, темноокая Эгинэ, с огромными глазами-блюдцами, смотрелись на редкость контрастно и гармонично. Эдик был обходителен и галантен. Мы его никогда при посторонних не звали школьной кличкой, и на этот раз, чувствуя, что появление в нашей компании Эгинэ неслучайно, не изменили этому правилу.
   Вечер был прекрасен. Мы шутили, подтрунивали друг над другом, приглашая к диалогу и Магду с Эгинэ. Приятно не только вкусно поесть, но и отдохнуть душой, то есть высказаться. Мне иногда кажется, что дать возможность высказаться гостю, это и есть истинное гостеприимство. Яства могут быть изысканными, а вечер испорченным, если приходиться выслушивать бесконечные сентенции хозяина.
   Улучшив момент Лев, шепнул мне на ухо:
   - Звонил Жора. "Фигурант" мечется по банкам и уже снял часть денег. Дадим ему ещё два дня и приступим.
   Я утвердительно кивнул. Два дня я могу быть счастливым. Жизнь, и правда, моментами хороша! Можно жить и наслаждаться. За последние двенадцать лет я был счастлив только тогда, когда родились мои дети. Остальное время - время мучений, переездов, реорганизаций и прочей белиберды.
   Время летело неумолимо быстро: летняя площадка опустела, а нам не хотелось расставаться. Помня сомнения Магды по поводу моей тяги к спиртному, я выпил очень умеренно и был доволен этим.
  
   Если честно, мне редко хотелось напиться до беспамятства - только лишь в периоды больших душевных переживаний. Богатырское здоровье спортсмена позволяло мне участвовать на различных застольях Я честно, не сачкуя, "трубил" взятую в этой компании "нормативную базу".
   Бывали периоды, когда я специально напивался. Это у меня называлось промывкой души. Такие периоды были не частыми, и только тогда, когда надвигалась непреодолимая тоска по родителям, по родине, по родному городу, или приходилось по делу общаться с какой-нибудь гнидой, с каким-либо "чинушей" или другим представителем бизнеса.
  
   - Буб, может - хватит! - говорил Пёс, с тревогой глядя, как я наливаю очередную стопку.
   - Мы всего лишь дезинфицировали душу, а сейчас мы её помоем.
   Далее шло полоскание и ополаскивание. Мы уже ели держались на ногах, Пёс пытался встать.
   - Я пойду.
   - Сейчас, прополощем карманы и всё! С грязными карманами жить неприлично, - говорил я заплетающимся языком, жестами приглашая его сесть и продолжить.
   Далее шли манжеты и "люверсы" - это и из другой области, но фраза:
   - А, люверсы? - всегда заменяла нам "посошок".
   "Помывшись", мы засыпали - кто, где мог.
   Когда я женился и мы жили в однокомнатной квартире на Проспекте Мира, жена, бывшая на седьмом месяце беременности, впервые увидела эту "стирку". Пёс стеснялся и пытался улизнуть ещё до "манжетов", но вся процедура помывки была завершена, сохранив свою первоначальную технологическую последовательность. Пёс встал на шатающихся ногах, улыбнулся, поправил волосы и сказал:
   - Спсибо, всё очнь вкусно. Я пйду.
   Ясно было, что никуда пойти он не сможет и я предложил:
   - Сейчас перенесём диван на кухню, и всё.
   Сказать было легко, а просунуть диван в дверной проём, практически, было невозможно.
   - А! Я понял - они изначально диван занесли, а потом, стены поставили!
   Диван застрял в дверном проёме между гостиной комнатой и коридором и не хотел двигаться. Такое упрямое, одушевленное существо, наподобие осла, которое не хотело передвигаться. Я принял решение.
   - Пёс, ты мне брат или нет?
   - Брат! - утвердительно закивал, шатающийся Пёс.
   - Тогда ложись здесь, на диван!
   - Буб, ты что? Нет, я не могу себе это позволить, - ответил Пёс, уважительно смотря на мою жену.
   - А, ну, быстро, всем спать! - не выдержала супруга, - Иди сюда!
   Она подхватила меня под мышки и пыталась приподнять.
   - Надо, же так напиться!
   - Молчать! - впервые я показал свой "характер".
   Пёс, не раздеваясь, рухнул на диван и тут же захрапел. Я пытался призвать его к порядку - свистел, стучал по боковине дивана - но ничего не помогало.
   На утро мы были в приподнятом настроении: вели себя как ни в чём не бывало, шутили. На столе стояло несколько пустых бутылок водки.
  
   Такие запои давно позади. Позади и "купеческие" пиры с цыганами и красивыми девушками, которые устраивали мы в Сочи в советские времена, будучи состоятельными людьми. Пить мне не хотелось, не хотелось и шумных застолий. Хотелось лишь одного - использовать свой шанс и уехать отсюда. Хотелось растить детей в нормальной обстановке, хотелось, чтобы они выросли свободными и порядочными людьми. Ради этого необходимо перевернуть всю свою духовную базу, отказаться от своих глупых принципов и сделать всё, чтобы мои дети вырвались с этой замкнутой планеты "Киндзадза". Я обязан предоставить им этот шанс.
   Мне всё чаще вспоминаются фильмы Георгия Данелия и Резо Габриадзе "Не горюй" и "Киндзадза". Шедевры мирового искусcтва - и не только кино! Мне придётся, на время, пройти путь от Бенджамена Глонди до "чатланина", или, ещё хуже - вороватого "пацака". Другого шанса на "Киндзадзе" мне никто не оставил. Вечно присаживаться в реверансе "яйцелобу", с непременным и услужливым "Ку", мне никогда не хотелось, а сейчас, с возрастом, и того меньше. Пора решаться!
   В советское время фильм "Киндзадза" не вызывал у меня прямых ассоциаций с действительностью, видимо, в силу возраста. Сегодня приходится удивляться прозорливости гениев, вычленивших в гротескном виде всевозможные фобии, заложниками которых сегодня являемся все мы. Фильм надо рекомендовать для просмотра различным правителям и парламентам территории "Киндзадзы". Пусть смотрят!
   Успокойся! И ещё! Последнее! И, чтобы ты больше не возвращался! Итак, напоследок! Все руководители новообразований из очень простых семей - дети колхозников, уборщиц и комбайнёров. Неужели они не видят, что своей деятельностью они поставили таких же людей на грань вымирания, что в таких семьях больше не появляются дети, что такие семьи никогда не смогут иметь крышу над головой. Получается, что такие, как они, больше на свет не появятся. Я, в принципе, не против! Возможно, это и есть их генетическое предназначение на земле - уничтожить себе подобных.
   - Возможно, в этом и заключена сермяжная правда! - говорил так, или почти так, Васисуалий Лоханкин.
   Всё! Больше ни слова!
  
   Мы разъехались к двум часам ночи. Я взял такси, проводил Магду, сказав, что позвоню завтра вечером, а затем вернулся домой. Дома все спали. Я привычно заглянул в спальню и укрыл спящих детей, а затем вернулся в кухню, разложил эскизы и стал чертить оснастку. Проработал до утра и заснул прямо за столом.
  
   Следующий день прошёл в рабочем режиме. Я позвонил мастеру и попросил его пригласить на работу нескольких рабочих, необходимых для изготовления оснастки, обещав заплатить за сверхурочную работу. Многие из них уехали на дачные участки, а те, кто остался в Москве, с удовольствием откликнулись на приглашение. Подъехал и Эдик. Мы провели совещание с мастером, передали ему чертежи, по которым надо было изготовить металлические шаблоны, а сами отъехали по снабженческим делам. Приехав, подключились и стали контролировать процесс обработки. Эдик встал рядом с Иннокентием Петровичем - нашим фрезеровщиком, а я с Германом Стальевичем - нашим механиком, подготавливали оборудование к работе.
   У нас работали одни старики. Молодёжь у нас долго не задерживалась, по различным причинам: некоторых не устраивала зарплата и они говорили, что на частном извозе заработают больше, а другими были недовольны мы, из-за их низкой квалификации. Тех же, кто у нас остался, можно было смело причислить к рабочей интеллигенции. Это люди по различным причинам не получили инженерного образования, но имели большой опыт работы, а также, особую культуру производства.
   За работой фрезеровщика Иннокентия было любо-дорого смотреть. Детали, которые он должен был получить, были сложнопрофильными, для их изготовления требовалось многообразие инструмента, который он сам и затачивал. Непременные очки на кончике носа; слаженное движение рук, управляющих продольной и поперечной подачей инструмента; монотонная, кропотливая работа.
   Мы редко пользовались услугами других, более оснащённых производств для ремонта оснастки, литформ, обходясь своим станочным парком и особым знанием и умением незаменимого механика Германа Стальевича.
   Сварные работы у нас проводил Семён Семёныч, старейший наш рабочий - полусогнутый старик, еле передвигающийся по цеху. Однако, о недюжей силе Семён Семёныча ходили легенды и он на редкость работоспособен. Сварные швы, и затем зачищенные заусеницы, говорили о его высокой квалификации.
   Сборочные роботы велись бригадой из трёх человек под руководством Сергея Николаевича. Он приходил на работу постоянно бритым, в чистенькой, отутюженной одежде, что и требовал от своих, более молодых коллег. Собранные бригадой станки были безупречны, рекламацию на нашу продукцию мы получали крайне редко, и только лишь по дефектам, произошедшим при неправильной транспортировке.
   У нас был ещё заготовительный участок; участок с термопластавтоматами, монтажный, и вот этот, новый - по обработке камня. Мини заводик! Всё оборудование, а его было немало, более пятидесяти единиц крупных станков, мы собирали годами, тратя, иногда, всю прибыль. Я любил своё производство - его запахи, его своеобразную, сложившуюся годами, простоту отношений. У нас никогда не работали люди пьющие - мы придерживались старых правил расставаться с ними без сожаления и не медля, с каким бы специалистом нам не пришлось бы расстаться.
  
   Помещение мы арендовали на базе строительного треста. До нашего прихода база представляла собой совершенно жалкое зрелище. Начальник - мужичок неопределённого возраста, в засаленной телогрейке - тихо пил; рабочие слонялись без дела. Долгое время мы были единственными арендаторами и вся база, вместе со своим пьющим начальством, существовала за наш счёт. Затем появился автосервис и цех по розливу и упаковке фальшивого автомобильного масла и многое другое. Телогрейка ушла в прошлое, начальство обзавелось импортным автомобилем, личным водителем и красивой секретаршей, исполняющей его функции, а рабочие - работой. Мужичок стал пить открыто, не забывая при этом и хорошо закусывать. У него появились нужные связи и очень неплохой коттедж за городом в престижном посёлке. И всё было бы неплохо, если не постоянно возрастающая арендная плата, изрядно опустошавшая наши карманы. Казалось, что со временем поток средств, утекающих из наших карманов, должен стать более умеренным, но запросы всей честной компании каждый год увеличивались. Появилась и новый бухгалтер, ну, просто - секс-бомба!
   За эти года мы отгородили свой участок, построили административное помещение, раздевалку, душевую, и имели, даже, свой отдельный вход. По окончании рабочего дня каждый рабочий сам убирал своё рабочее место, несколько уборщиц, зная наши требования к чистоте, тщательно убирали помещение. У меня в кабинете висел портрет Владимира Маяковского, а у Эдика - Леонида Ильича Брежнева.
   Работа кипела и нам требовалось не более недели для изготовления оснастки - даже при работе усечённым составом. Технология отлажена до мелочей. Мы с Эдиком завезли нужное количество мрамора и остальных материалов.
  
   Часам к шести вечера мы только очнулись и вспомнили о другом нашем друге и решили ему перезвонить.
   - Лёва, как дела?
   - Дела у вас, а у нас - делишки. Это вы у нас стахановцы! Я здесь не собираюсь работать. Моё производство в Австрии работает бесперебойно. Там у меня чисто. Я звонил партнёру по бизнесу - продажи только увеличиваются. А, как у вас, в допотопной индустрии?
   Лёва явно не переваривал ни наших рабочих-интелегентов, ни обработку металла, ни наши отношения с арендатором. Будучи в Австрии, он нам предлагал участие в своём производстве трикотажных свитеров, но мы, предложив ему деньги, сами отказались.
   - Денег здесь, в любом банке навалом и под низкие проценты. Приезжайте! Не валяйте дурака! Я там десять лет до вас прожил, вы всё равно выедете. Решайтесь!
   Но мы были неприклонны. Производство свитеров нам было чуждо - мы хотели производить станки. Лёва нашёл партнёра и организовал своё производство, только, надо сказать - дела сейчас шли не так радужно - поджимала китайская коньюктура. Лёва находил сбыт в России, но чем дальше, всё тяжелей. Правда, в последнее время у него появились весьма солидные партнёры, так что дело можно было продолжить.
   Мы же опять находились на грани разорения - отношения с арендодателем окончательно зашли в тупик. Надо было искать более дешёвое помещение, где-то в Подмосковье, и что делать со своим слаженным коллективом - мы не знали! Так и сидели на своей базе, оплачивая возрастающие потребности начальства.
  
   Рабочий день закончился, мы оплатили внеурочные работы и направились в сторону квартиры Льва. Нам открыла Света, мы прошли в комнату и уселись в кресла. День прошёл успешно. Мы были счастливы! За несколько праздничных дней я изрядно соскучился по своему производству, меня к нему постоянно тянуло.
   В обычные дни, возвращаясь поздно с работы, я спал несколько часов, потом просыпался часам к трём ночи, ходил, курил и размышлял о развитии своего дела. Мечтал увеличить станочный парк, количество рабочих мест, планировал выпуск новой продукции, но всему этому не суждено было сбыться в виду постоянной нехватки денег. Деньги для меня всегда были средством самореализации и с годами чувство неудовлетворённости нарастало, окончательно выбив меня из колеи. Мне всё это надоело! Я перестал мечтать! Я умер и уже ни что не способно реанимировать этот труп.
  
   - Жора звонил? - спросил Пёс, попивая кофе.
   - Пока вы свои "примусы" клепали, многое прояснилось, - почти зевая, изрёк Лев, разлёгшись на диване.
   Чувствовалось, что эта тема ему изрядно надоела, как впрочем, и всем нам.
   - И, что сказал?
   - Сказал, что мы все му..., милые ребята.
   - Лёва, ты будешь серьёзно отвечать? Мы изрядно устали! Это ты сидишь тут яйца чешешь, мы же в отличие от тебя, сегодня работали. - Пёс не скрывал своего раздражения, что случалось крайне редко.
   Я посмотрел на Лёву и увидел как вспыхнули от возмущения его глаза. Лев готов был взорваться многословной тирадой, но я его осёк.
   - И, как твои свитера поживают?
   Лёва понял, что лучше поумерить свой гнев и перейти на нормальные, привычные взаимоотношения.
   - Светка, принеси свитера!
   Из соседней комнаты появилась Светлана и принесла две упаковки. Лёва одну швырнул мне, а другую Эдику.
   - Это тебе, а это тебе. Носите!
   - А, это мой размер? - с интересом разглядывая упаковку, произнёс я.
   - Обижаешь, Буба! Хоть ты и "раскабанел", но я прозапас взял. Немного должны быть великоваты.
   Мы с Эдиком с удовольствием примерили обновки. Свитера были великолепны и очень хорошо сидели на наших располневших фигурах.
   - Вот, спасибо! Ты настоящий кутюрье, Лёва.
   - Сам такой, - парировал Лев.
   - Мы тебе "примус" принесём.
   - Спасибо, благодарствуем, - картинно кланяясь, ответил Лев, - Вы бы мне лучше письменный набор подарили. Ты видела, какие наборы они делают?
   - А, зачем тебе Лёва, письменный набор. Я, надеюсь, ты не собираешься писать?
   - Дура, ты Светка, дурой была - дурой и осталась!
   Светка обиженно посмотрела на Лёву и уже хотела выдать очередную сентенцию в адрес австриячки, но Лёва её опередил.
   - Дура, то дура, но очень милая, дура.
   Лёва попытался привлечь Свету к себе, но она увернулась.
   - За это ты мне ещё ответишь.
   - Я тебе, за всё отвечу.
   - Лёва, а, что это все у тебя, сегодня милые? - спросил Пёс, делая акцент на последнем слове. - Это в вашем кругу так принято? Кутюрьё все такие милашки!
   - Слушай Пёс, если ещё раз обзовёшь меня кутюрье, я на твой орлиный нос серьгу повешу. Отдай свитер, гнида! Я к нему со всей душой, а он ещё ехидничает тут. Ехидна ты, а не собака! Гиена вшивая!
   Лев стал отбирать у Пса подарок, тот сопротивлялся.
   - Ну, что ты, Лёва, я пошутил. Не хочешь быть кутюрье, мы тебя дизайнером обзовём. Зачем же так расстраиваться? Ну, не все же они "симпомпончики"?
   - С таким носом ты и на гиену не похож, скунс вонючий.
   - Слушай, Ёж, ты своими колючками мне весь свитер попортил.
   - Ладно, носи, я сегодня добрый!
   - Ты, у меня всегда добрый, - подлизываясь, заключила Света.
   - Я бы даже сказал, ручной, - наблюдая эту идиллию, опять съехидничал Пёс, запрятав свитер подальше ото Льва.
   - А тебе, что завидно, - промурлыкала Света, положив голову на грудь Льва, сидевшего на диване.
   - Слушай, Пёс, а, как у тебя с Эгине? Это серьёзно?
   Пёс опустил нос, грустно помолчал, зажёг сигарету и затянулся. Было видно, что он влюбился, но его мучили некоторые вопросы.
   - Эда, ты чего? - Светка протянула руку и погладила его русые волосы.
   Мы с Лёвой внимательно посмотрели на него. Видя, что друг не находит ответа на мучавшие его вопросы, мы хотели его пораспрошать, но не знали с чего начать.
   - Запутался я. Всё-таки разница в возрасте существенная. Ей всего двадцать шесть - а мне уже сорок три. Семнадцать лет!
   Говорить, что это не очень важно, нам не хотелось - надо было найти нужные слова.
   - Ну, у меня, вот, десять - и ничего. Я бы не сказал, что у меня какие-то сложности, - я попытался нащупать тему, - А девушка, по-настоящему, приятная.
   - Буб, тебе она, по-настоящему, понравилась?
   - Да! Вы очень хорошо смотритесь. Скажи, Свет!
   - Она тебе очень подходит, поверь! С ней ты будешь счастлив. Ты же хороший семьянин - что ты нашёл в этой Лизке? Вот, кто дура, дурой! Ты уж извини, но вы уже давно не смотритесь.
   Света непереваривала Елизавету Яковлевну - как, впрочем, и вся наша компания. "Переваривать" там было нечего. Примитивная, хамоватая баба, с претензией на величие. Эдику она уже изрядно попортила нервы и его связь с Эгине была закономерна, а не случайна.
   - А, она тебя любит? - Светке, как и нам, всё было интересно.
   Мы с нетерпением ждали ответа, каждый по-своему посмотрев на Эдика: Лев - скептично; я - с романтическим ожиданием; Светка - больше жалобно. Пёс поднял глаза, оглядел нас, немного зарделся от стеснения и произнес:
   - Очень! Говорит, что жить без меня не может.
   От сердца отлегло. Кажется, намечаются интересные события. Свадьбу сыграем "по первому разряду".
  
   Свою свадьбу я уже и не помнил. Были и деньги, была и возможность нанять хороший ресторан, но неожиданно воспротивился Отец.
   - Сынок, в стране людям есть нечего, а ты тут, на виду у всех, пир решил устроить!?
   - Пап, но женюсь, всё-таки. Событие всё-таки.
   - Всё надо по-человечески делать. И жениться тоже. Сейчас не до шумных свадеб! Справим дома - тихо и спокойно.
  
   В блокадной Армении тогда сложилась тяжелейшая обстановка: не было ни света, ни отопления, ни газа. Зимы, как назло, стояли суровые. Люди, чтобы согреться, рубили мебель и сжигали её в печках-буржуйках. Многим и есть было нечего. Около мусорных баков толпились нищие в поисках пропитания.
   Как-то раз, я из окна увидев своего учителя, перебирающего мусор в поисках пищи, мигом, кувыркаясь по лестнице с пятого этажа, слетел во двор, но было уже поздно - он ушёл.
   Мы с Эдиком разыскали квартиру, в которой жил учитель, накупили всяких продуктов, запаслись деньгами, но не решались войти. Наш учитель был строгоЦН нрава. Ветеран войны имел множество ранений и придерживался старых правил воспитания. У него на уроках всегда была идеальная тишина. Мы перебороли себя и позвонили.
   Открыл осунувшийся, усталый, небритый, сухощавый старик с лицом землянистого цвета, прихрамывая, прошёл в гостиную. Мы зашли следом. В гостиной еле теплилась печка. Паркета в комнате не было и в ход пошла уже мебель. Стены потемнели от гари, было темно, и только свет от тлеющей свечи неясно обрисовывал силуэты.
   - А, это вы. Я увидел тебя в окне и сразу ушёл. Вы простите меня, но есть очень хотелось.
   - Мы, вот - принесли, - заплетающимся языком вымолвили мы.
   Я достал из кармана деньги и положил на стол. Эдик засунул под него коробку с продуктами.
   - Спасибо. Как родители?
   - Ничего. Батя только приболел.
   - Берегите их. А, вы мне сигареты принесли?
   - Принесли.
   Мы, зная, что учитель курит папиросы без фильтра, запаслись ими.
   - Спасибо, а теперь, идите.
   - До свидания.
   - Прощайте!
   Мы вышли: на улице было холодно, но нам хотелось постоять и молча покурить. Мы выходили из дома всегда прихватив по фляге с коньяком. Время от времени мы прикладывались к ним и к концу дня опустошали их. Первым достал флягу Пёс, а затем его примеру последовал я.
   В такое время я и решил создать семью.
  
   Тяжкий груз воспоминаний,
   Давит плечи, давит грудь,
   Красной кровью окропляя,
   В темноте дальнейший путь.
  
   Да! Кровожаден ты что-то стал!
  
   - Давайте - к делу! - вернул нас к действительности Лёва.
   Он встал с дивана и стал ходить по комнате.
   - Жора говорит, что клиент уже снял деньги с четырёх ячеек. В банки он в ближайшее время не сунется. Перед каждым банком у него пытались что-то, да и унести. Выкрали какую-то барсетку. Страху нагнали неимоверного. Интересно, имеет ли этот идиот зарубежные счета?
   - Какие ещё зарубежные счета? Ты плохо знаешь этот типаж. Чтобы эта "дюрёвня" деньги держала вне дома - да не в "жисть"!. Я удивился, что он деньги в банк отнёс. Это на него непохоже, - вступил в разговор Эдик.
   - Да! Что называется, вляпался он с этими деньгами. Они для него слишком велики. Не по Сеньке шапка. Мне кажется, что он даже обрадуется, освободившись от них. Завтра всё и решится. Светка уже договорилась с ним о встрече на завтра, вечером. Часам к восьми он за ней заедет. Завтра всё и решится.
   - Прикроем свои физиономии какими - нибудь головными уборами, солнцезащитными очками. Я позабочусь об этом.
   Это уже Пёс делился своими умозаключениями.
   - Часам к шести соберёмся здесь, а затем поедем.
   На том и разошлись. Завтра можно было ещё поработать на производстве.
  
  
  
   Глава 7. Экспроприация - экс.
  
   Стояла тёплая майская погода. Светало. Я проснулся к шести утра. В семь за мной должен был заехать Эдик. Обычный рабочий день.
   Его отличало лишь необычное чувство беспокойства. Я попытался провести сеанс аутотренинга, но всё это не помогало. Размышления мои были тревожны. Что же это произошло? Чего мы добились? Единственное, чего мы добились, так это, просто, подставили Свету - и больше ничего! Меня угнетало только это. Практически, я спрятался за спиной женщины. Всю операцию могла провести она одна. И рисковала только она одна. Вычислить могли её, и только её. Мы же фактически ничем не рисковали. План, придуманный ребятами, был прост и практичен, но основную нагрузку несла на своих хрупких плечах одна Светлана. Я понимаю - Лев долго думал прежде, чем согласиться с нею, но мы-то, мы... Как же меня угораздило согласиться на участие в таком безобразии, как же я после всего этого буду жить? Надо самому выходить на первые роли. Это значило нарушить продуманный, и на первый взгляд, успешный план действий, и тем самым, подвести ребят. Однако и соглашаться со всем этим, подставлять Свету, я не собирался. Говорить на эту тему с ребятами бессмыссленно. Ответ будет один - "проехали", и больше ничего. Сам я, находясь в роли стороннего наблюдателя, ничего не мог придумать. Я могу изобрести новую продукцию, изобрести новую технологию, но изменить технологию преступления я не могу - фантазии не хватает. Это не моя тема!
   С такими мыслями я и сел в машину к Эдику.
   - Что-то ты с утра не весел, Буба, - заметил он мои переживания.
   - Да, тут, разное в голову лезет, - постепенно начал я разговор.
   Эдик не двигался с места. Видно было, что и ему хочется поговорить.
   - И, что тебе в голову лезет?
   - Если, честно, меня беспокоит, что мы спрятались за спиной Светки и не высовываемся оттуда.
   - А! Я думал ты, что-нибудь другое скажешь, - сказал Пёс, и с облегчением нажал на педаль акселератора, -Ты, как всегда, в своём репертуаре. А, благородно ли это? Тебя только это в жизни и интересует. Мы же с Лёвой долго размышляли, прежде чем остановиться, именно, на таком плане. И потом, получается, что только ты среди нас благороден, а мы - мерзавцы какие-то!?
   - С чего это ты так? - Я пристально посмотрел на него.
   Пёс перехватил мой взгляд и сразу поостыл.
   - Извини, Буб, но мне иногда кажется, что мы уже совершенно чужие люди. Ты постоянно завышаешь планку человеческих отношений, и с тобой очень трудно. Будь проще! И, потом, когда ты для кого-то что-то делаешь - это в порядке вещей, а когда для тебя что-то делают, то это уже ненормально. Каждый из нас будет делать то, что необходимо для достижения цели. Это и есть правильно! План, избранный генералиссимусом, самый простой, и самый верный!
   Генералиссимусом, естественно, был Лёва. Эдик, несомненно, прав, но мне не хотелось подчиняться этой логике.
   - Не зря, не зря, мы с Лёвой не хотели тебя посвящать в это! Знали, что ты опять начнёшь свою песенку: "а, благородно ли это?". Грабить, вообще, не благородно, Буба, и тут уже не до деталей. Грабим, как можем! Жить, так как мы до этого жили, больше невозможно! Надо всё менять.
   Я видел, что Эдик возбуждён, и если бы я стал бы отстаивать свои позиции, мы могли бы разругаться. Впервые за много лет. Я понял, что могу потерять друга.
   Тем временем он продолжал.
   - Когда ты всё для всех делаешь - это в порядке вещей, а для тебя ничего нельзя сделать! Гордость не позволяет!?
   - Там нешуточные суммы.
   - Причём тут суммы, Буба? Мы делаем дело и у нас нет ни первого номера, ни второго.
   До того, чтобы разойтись, оставался один шаг, и потому я сразу сказал:
   - Я с тобой полностью согласен! Ты лучше за дорогой следи, а то по-настоящему, когда ногами вперёд понесут, совсем не важно кого - первого, а кого - второго.
   Пёс расплылся в довольной улыбке. Мы больше не спорили. За многие годы, когда верховодил я, мы подошли к неутешительным результатам. Теперь пусть верховодят они. Я думаю, результаты будут намного лучше.
   - Кстати, фельдмаршал обеспокоен теми же вопросами. Сейчас поедем к нему. Я уже позвонил на производство, сказал, что не приедем. В принципе, чертежи есть - мне кажется, что сами справятся. Ты же наших стариков знаешь!?
   От сердца отлегло. Мне на самом деле не хотелось сегодня ехать на производство.
  
   До Левиного дома мы доехали очень быстро. Было половина восьмого утра.
   Дверь открыл Лёва. Чувствовалось, что он совершенно не спал и выглядел осунувшимся, но возбуждённым. Вся коммунальная квартира ещё спала, включая и Светку.
   Мы прошли в гостиную и уселись в кресла. Лёва сел на диван, подвинул к себе журнальный столик и стал пить кофе.
   - Кофе хотите? - спохватился Лёва.
   Его русые волосы, как в детстве, торчали во все стороны, острый нос и колючий взгляд выдавали напряженное состояние.
   - Игры кончились, пора действовать! Торопит уже и Жорик, говорит: "киллер копытом бьёт, хочет задание выполнить". Какие будут предложения?
   Я посмотрел на Эдика - может быть он что-то скажет? Эдик же, неожиданно, отвернул взгляд. К такому повороту событий он был не готов: долгие годы он самостоятельно не принимал решения. Я понял, что мне необходимо поднапрячь свою фантазию и взять дальнейший ход операции в свои руки. Этого ждал и Лев.
   - Это хорошо, что мы с утра собрались. Действовать - так действовать!
   - И, что ты предлагаешь? - без особого энтузиазма изрёк Лев.
   - План таков! У тебя сохранилась фуражка почтальона? - спросил я Лёву.
   В начале восьмидесятых Лёва некоторое время проработал почтальоном - разносил почту иностранцам. Фуражку он оставил себе на память о любовной связи с женой венгерского дипломата, которая с раннего утра встречала его в просвечивающем пеньюаре.
   - Сохранил, ну и что?
   - Неси сюда! Сейчас мы пойдём: я надену фуражку; позвоню в дверь; скажу, что пришло заказное письмо из Испании. Он откроет и тогда мы его и возьмём. Вместе с наличностью! У нас всё есть - и код сейфа, и его местонахождение.
   Ребята опешили от такого простого решения. Последовала пауза.
   - Да, Буба, лавры Остапа Бендера не дают тебе покоя. У него была фуражка киевского милиционера, у тебя - почтальона.
   - Вы меня всегда упрекали в том, что я всё усложняю, а сами не решаетесь действовать.
   Лёва задумался и после минутной паузы изрёк:
   - Похоже - у нас нет другого выхода! Светка на грани нервного срыва. Я очень обеспокоен её состоянием. То, что она сделала почти десять лет назад, сегодня ей неподвластно - а, времени нет! - или мы отказываемся, или действуем по тому сценарию, который ты тут изложил! Подумаем дальше. Письмо? Как-то не солидно! Он может приоткрыть дверь на цепочку. И, что тогда?
   - Тогда посылку. Из Испании, - не унимался я.
   - Из Испании? Он может позвонить туда и узнать. Не пойдёт!
   Повисла пауза - ничего более умного, чем напялить фуражку почтальона, в голову не приходило.
   - Там есть ещё общая дверь на две квартиры и у каждой свой домофон, - потухшим голосом сообщил Пёс.
   - Это, впрочем, ещё лучше, - размышлял Лев. - Ты звонишь, он смотрит в камеру и видит почтальона с посылкой. Выходит и открывает дверь. Он выйдет и закроет дверь от своей квартиры. И, что тогда?
   - Почтальон отменяется! С милицией надёжней. Купим милицейскую форму и проверим у него регистрацию, - это уже был я.
   - Пока купим, пока переоденемся, он уже и из дома выйдет. Мне кажется, мы и не успеем её купить - нам сразу на хвост сядут. Я что-то такое слышал. Почтальон надёжней. Да, и, праздники сейчас. Соседи, небось, по дачам разъехались. Обыграем почтальона. Будем действовать по обстановке! Сейчас сделаем посылку.
   Лёва ненадолго отлучился - вернулся с коробкой из-под обуви и обёрточной бумагой. Он открыл коробку, набил её разными тряпками, а затем обернул бумагой.
   - Всё! Готово! Теперь, предположим, мы заходим, и всё у нас получается. Мы его связываем и выходим. Естественно - он там лежит, и что дальше?
   - Надо его вывезти из дома, - продолжил размышления Пёс.
   - Это сложно!
   - Тогда сделаем так, как получится - остальное оставим провидению. "Мокруху" на себя брать никто не собирается, - это уже размышлял я.
   Напряжение росло. Было очевидно, что у нас могут не выдержать нервы и мы откажемся от дальнейших действий. Честно говоря, если бы так случилось, я бы не стал никого переубеждать и подчинился бы воли коллектива. Лёва почувствовал важность момента и не изменил своей натуре - идти до конца.
   - Ты это правильно заметил - будь, что будет! " Вперёд и с песней!". Что нам для этого нужно?
   - Переодеться, - сказал Пёс.
   - Ещё что?
   - Бечевку, - продолжил Пёс.
   - Это тоже есть.
   - Полиэтиленовые пакеты. В чём деньги уносить будем?
   - Ну, ты скажешь - пакеты. Я надеюсь, что мы и в сумках унести не сможем.
   - Сумки - опасно! На чём поедем?
   - Машину оставим за два квартала от здания. Затем, пойдём пешком. Дальше сориентируемся. Будем выходить по одному. Давайте, двигаемся!
  
   Лёва принёс все маскарадные принадлежности. Пёс достал солнцезащитные очки и бейсболки. Мы переоделись. Светка не выходила из своей комнаты.
   Грим мне наложил Лёва. Мы обменялись с Мирославом бородами: теперь он был при бороде шведа, а я при роскошной растительности "сибирского валенка". Мне подобрали и новый нос, залежавшийся в дипломате Пса. От шведа и Мирослава ничего не осталось.
   Пепельный еврей тоже "канул в Лету" - на голове у Льва красовался новый парик, правда, такого же темного цвета, только без проседи. Лёва даже помолодел.
   - Фуражку не забудь!
   - Уже положил. Вот сумки. Пёс, снеси их в машину!
   Появилась одна большая спортивная сумка.
   - Там ещё две.
   - Скотч возьми!
   - Уже взял. Ну, что же? Присядем на дорожку. Всё пора!
   Мы быстро и решительно двинулись к выходу. По дороге встретили подслеповатую соседку Льва и никто из нас не поздоровался, хотя тетю Надю каждый из нас знал неплохо. Светка пользовалась в квартире непререкаемым авторитетом, помогая старушкам - она и урегулирует недоразумение.
  
   Москва на праздники опустела. Москвичи ринулись за город, на дачные участки, а люди с достатком уехали заграницу. Это было нам на руку. Вероятность того, что на лестничной площадке "мурзилки" кто-либо остался была весьма низкая, и вряд ли кто-нибудь отреагирует на шум в его квартире.
   Через полчаса мы были около здания, в котором проживал "мурзилка". Пёс набрал код входной двери и мы поднялись на шестой этаж. В лифте я напялил на себя фуражку почтальона. Ребята поднялись вверх по лестнице и замерли за несколько ступенек.
  
   Я позвонил в дверь. Изначально никто не отвечал и было такое впечатление, что в квартире никого нет. Я позвонил ещё настойчивее.
   - Кто там? - Из динамика домофона послышался голос. Это был голос "мурзилки".
   - Вам посылка из Испании, - уверенно произнёс я.
   Мерзкий голос продолжал вещать:
   - Положи у входа, я потом возьму.
   К такому повороту событий я был не готов.
   - Бандероль ценная, с уведомлением, и вы должны расписаться, - громко, не моргая, произнёс я, первое, что пришло мне в голову.
   - Положи там, я потом распишусь.
   - Я пойду и приду через неделю, - невпопад и небрежно бросил я, и сделал вид, что с лёгкостью готов уйти.
   - Сейчас, подожди.
  
   Я напрягся и глубоко вдохнул воздух. Надо приготовиться. От моих действий зависит почти всё развитие событий. Так я готовился перед схваткой, понимая, что именно сейчас, именно в ближайшие несколько секунд всё и должно произойти, и я должен сделать всё, что умею, что тренировал на протяжении долгих лет. Нижняя челюсть немного приспустилась, кровь бурлила, и я слегка сжал кулак правой руки. Что я буду делать в последующий момент - я не знал. Готовиться к определённым действиям я не хотел, зная, что экспромт, неожиданность, самый главный козырь.
   Послышался лязг открывающегося замка, затем второго. Послышалось шарканье ног в мягких тапочках, и начал открываться замок второй, общей двери.
   Дверь приоткрылась, и сквозь образовавшуюся щель я увидел эту мерзкую физиономию. Мне даже показалось, что он меня узнал.
   - Давай! - приказал упырь.
  
   Решение я принял молниеносно и интуитивно. Я сделал шаг назад, и резко, с разворотом, внушительно, снизу вверх, ударил ему в челюсть. Моя рука аккуратно просвистела в приоткрытом дверном проёме и увесистый кулак сделал своё дело. "Мурзилка" успел только вскрикнуть, глаза его затуманились и он стал подседать. Я мигом оказался в общем коридоре, бросив муляж посылки, и подхватил его за лацканы банного халата, начав заталкивать в квартиру. Пройдя этот путь, уже в квартире, я почувствовал, что он приходит в себя и даже пытается кричать. Руки сами начали сдвигать лацканы халата, перекрывая хрип и зажимая сонную артерию. В своё время, за жилистость рук меня не зря называли - "рашпиль".
   За мной в квартиру мгновенно проникли Пёс и Лёва. Он же аккуратно закрыл дверь. От проведённого удушающего приёма клиент перешёл в бессознательное состояние.
   - Всё, хватит! - тихо, но решительно сказал Пёс.
   Эдик оттащил меня. Раньше я чувствовал тот момент, когда противник переходил в полусонное состояние и немедля отпускал захват. Сегодня же, я вцепился в лацканы, и только голос Эдика привёл меня в чувство. Да, не зря говорят: "не буди лихо, пока оно тихо!".
   Я встал, и моё место занял Пёс. Он знал, что надо делать. Медленно, движением снизу вверх, он начал надавливать на живот "пациента". От этих движений кровь и кислород сново поступили в артерию и "пациент" стал приходить в чувство. Лев немедля скрепил его губы скотчем, от чего тот, ещё не оправившись, выкатил итак выпуклые глаза и стал падать в обморок. Пара увесистых пощёчин, выданных мною, сразу привели его в чувство. Мы перевернули увальня на живот и Лев связал его руки бечевкой. Закончив, мы слаженно подхватили его и усадили на стул. "Клиент" мычал, изображал истерику, или попытку сопротивления. Пара пощёчин - он обмяк и перестал сопротивляться, а из-под штанин потекла жидкость, моча их и испаряясь. Зрелище было не из приятных. Мы брезгливо от него отпрянули. Пёс тоже не произнёс ни слова, только брезгливо смотрел на происходящее. Надо было спешить - неизвестно, какое впечатление оставил шум в коридоре и вся эта возня.
   Квартира была трёхкомнатной, отремонтированной в лучших традициях "евроремонта", с престижной мебелью. Мы, несомненно, уже знали где находится сейф, но я для проформы стал открывать ящики мебельной "горки", держа её ручки носовым платком и наводя "клиента" на мысль о случайном посещении его жилища.
   Пёс внимательно осматривал жилище. Его интересовал только один вопрос - где находятся ключи от сейфа? Я посмотрел на него и сразу оценил причину его замешательства. Мне вспомнились его слова о том, что ключ, якобы, висел в общей связке, вместе с ключами от автомобиля. Наш "клиент", по всей видимости, готовился к выходу, поскольку был одет в брюки. Возможно, ключи находились именно в карманах брюк, которые также намокли. Шарить по вонючим карманам мне не хотелось. Пёс, видя мою заинтересованность содержимым карманов "пациента" и нерешительность моих действий, сам приступил к их опорожнению, бесцеремонно вытряхнув их содержимое на пол, также предварительно завернув пальцы носовым платком.
   "Клиент" рыдал, постепенно нагнетая обстановку. Парочка оплеух восстановили его душевное равновесие. На этот раз постарался Лёва.
  
   Поиски Пса увенчались успехом - с левого кармана, с грохотом, на пол упала связка ключей и один из них, самый массивный, был похож на ключ от сейфа. Пёс теми же брезгливыми движениями, двумя пальцами в носовом платке, приподнял связку и посмотрел на меня, мол: вот о нём я и говорил. Я кивнул в сторону спальни и мы с ним последовали туда. Там, по нашим сведениям, в нише за отсутствующей стенкой платяного шкафа и находился вожделенный сейф с наличность.
   Пёс открыл дверцы шкафа, раздвинул обеими руками висящую одежду и перед нами появилась долгожданная массивная дверца. Пёс засунул ключ в замочную скважину - он не залез - затем вынул и повернул его. Ключ плавно вошел и Пёс повернул его три раза. Затем, он достал с заднего кармана бумажку с кодом, и плавно поворачивая небольшой, рифленый шкив, чёрного цвета, начал набирать нужные цифры. Капли пота обильно текли у него по лбу. Я достал платок и протёр ему лицо. Набрав нужное количество цифр, Пёс многозначительно посмотрел на нас и приступил к решающему действию. Он ухватился за большой, железный шкив и начал его поворачивать - тот поддался только движению против часовой стрелки. Дверь лязгнула и медленно открылась. Мы ринулись к шкафу, пытаясь увидеть содержимое сейфа, но увидели только изумлённое лицо нашего товарища, который уже высовывал голову.
   - Он пуст, - еле слышно произнёс он.
   - Как, пуст? - не поверил своим ушам Лёва.
   - Вот так, вот, пуст! - изумлённо констатировал Пёс, шире открывая дверцу сейфа.
   Я стоял как вкопанный, совершенно не понимая сути происходящего. И здесь не повезло! Вечные неудачи преследовали меня всю жизнь.
  
   Эдик ринулся назад в гостиную. Мы за ним.
   - Где деньги, сука? - Пёс уставился на "сидельца".
   Тот невнятно замычал.
   Неожиданно, зазвенел мобильный телефон Льва и он, ещё ничего не понимая, механически включил его.
   - Алло! Да, это я. Ты очень некстати. Там, где и должны быть. Ага, понял. Понял.
   Лев суетно засунул мобильник в карман и неожиданно изрёк:
   - "Линяем"!
   - А, кто это? - Эдик ещё был в шоке.
   - Потом скажу. Тихо! "Линяем"!
   Лёва решительно двинулся к двери. Мы последовали за ним.
  
   Лифт не пришлось ждать долго. Не говоря ни слова, мы последовали за предводителем, и только усевшись в машине, Пёс возбуждённо прокричал:
   -Ты можешь что-нибудь объяснить? Кто это был?
   - Кто ещё может быть - Жорик!
   - И, что ему надо?
   - Через два часа у него в офисе и узнаем.
   - А, как же этот придурок? Ты его хорошо связал?
   - Вроде бы.
   - Вроде бы, - передразнил его Пёс, - И, что делать будем?
   - А, я знаю? Через два часа поедем к Жоре - он всё и объяснит. Я, чувствую, что он играет нами, как кошка с мышью. Ну, доберусь я до него!
   Я молчал. От недавнего прилива сил не осталось и следа. Хотелось где-нибудь укрыться и ни о чём не думать. Через два часа всё решиться, а сейчас можно было только догадываться.
  
   Время, по закону подлости, текло очень медленно, но всё же мы выждали два часа и появились в офисе у Жоры. На этот раз нас к нему пропустили без формальностей.
   Жора встретил нас в гостиной с прекрасной арабской мебелью, за накрытым столом. На столе была и чёрная и красная икорки, и грузинские салаты, сациви, и ещё многое другое. Водка охлаждалась в серебряном ведёрке.
   Жора встал из-за стола и картинно распростёр объятия.
   - Приветствую воровскую бригаду!
   Он хотел продолжить свою речь в том же духе, но, видя наши озлобленные лица, сел и переменил праздничную тональность на обыденную.
   - Садитесь.
   - Жора, а ты нам ничего не хочешь сказать? - Лев внимательно посмотрел на него.
   - Вы сядете, или нет? В ногах, что называется, правды нет.
   Мы сели, но никто из нас не притронулся к еде.
   - Честно скажу, я не ожидал от вас!
   - Чего, на этот раз? - спросил я.
   - Угощайтесь!
   Жора стал разливать водку.
   - Слушай, Жор, нам сейчас не до водки.
   - Я знаю - да, не волнуйтесь вы! Всё в порядке! Я, просто не ожидал, что вы так оперативно сработаете. Если честно, я и не думал, что вы решитесь действовать.
   - А, ты, что думал, мы в бирюльки играть собираемся?
   Лев не находил слов.
   - Ну, столько же лет играли, а тут начали действовать. Людьми становитесь!
   Жора поднял рюмку, обыденность опять сменилась праздничным настроением.
   - За вас!
   За нас, так за нас. Мы тоже выпили, поближе подвинулись к столу и приступили к трапезе.
   - Дело в том, что, - начал Жора, не поднимая взгляд от тарелки и прожёвывая пищу, - ваш клиент обратился к нам за помощью, и мы взяли его под свой контроль. Теперь он наш, - Жора поднял взгляд, перестал жевать, и откинулся на стуле, - со всеми своими ломбардами и нефтепродуктами.
   Новость для нас малоприятная. Вся наша операция не имела смысла. Жора, как всегда, опередил нас. На-то у них и организация!
   - Жор, а ты же говорил, что он деньги домой привёз, а сейф-то - пустым оказался!
   - Деньги, ещё вчера, мы определили в подконтрольный банк.
   - И, чего же ты молчал? - Лев ещё пристальней посмотрел на него.
   Жора смотрел на нас открытым взглядом.
   - А, мне хотелось посмотреть на вас. Мне казалось, что, кроме как в садах шарить, вы ни на что не способны. Оказалось, что это не так. Не перебивайте меня! Когда вы Светку подставили - я уже и не знал, что о вас думать!?
   - Много на себя берёшь, Жорик - давно ли верблюдам задницу подтирал?
   Колючий взгляд Льва стал ещё острее. Разговор принял несколько агрессивный характер.
   - Кого мы подставляли - это наше, семейное дело - туда тебе, Жорик, хода нет! - чётко отчеканил Пёс. - А ты, как мелким уркой был, таким и останешься.
   - Тихо! Я ещё ничего не сказал!
   Пёс не продолжил, мы только недружелюбно уставились на противника. Жора лишь повернул голову, посмотрел на охранника, стоявшего в дверном проёме и приказал:
   - Принеси!
   Охранник удалился. Повисла пауза.
   Охранник появился с увесистым дипломатом. Жора кивком указал, куда его надо класть. Дипломат оказались около Льва.
   - Это всё ваше. Я говорил, что отблагодарю - это и есть моя благодарность! Там пятьсот тысяч долларов. Кстати, как вы планировали унести пятнадцать миллионов? Вам бы пришлось три раза бегать, вытряхивать сумки и обратно идти. Деньги для вас, как были картошкой, так ею и остались.
   Жоре стало смешно.
   Нам же было не до смеха. Только посмотрев друг на друга, мы поняли, что прибыли на встречу в париках, а я даже в фуражке почтальона. Именно она и вызвала тот гомерический хохот, который раскатами пронёсся по офису. К гостиной подбежали ещё несколько человек и удивлённо уставились на нас. Это продолжалось довольно таки долго.
   Первым пришёл в себя Лев.
   - Мы не можем взять их Жора.
   - Почему? - серьезно посмотрел тот на него.
   - К ним мы не имеем ни какого отношения.
   - А, к каким вы имеете отношение?
   - К тем, что в банке.
   - И, что ты предлагаешь?
   - Ничего! Всё останется на своих местах.
   - Зачем?
   - Тебе этого не понять.
   - Упрашивать не буду.
   Вот такой короткий разговор произошёл между нами и Жорой. Мы встали, откланялись, пожелали удачи и вышли.
  
   На улице мы отцепили бороды, Пёс приобрёл полиэтиленовый пакет, куда мы их и побросали. Вместе с фуражкой. Ехать куда-то нам не хотелось. Мы молча прогуливались по улице, не замечая ни прохожих, ни рёва снующих автомобилей.
   Так, молча, мы дошли до Чистых прудов, перешли улицу и уселись на широкой скамье.
   - Я во всём виноват! - начал разговор Лев.
   - Ты чем виноват? - не понял я.
   - Это я рассказал этому "урке" обо всех наших планах. Эта гнида и взялся за дело. Каким образом ему удалось появиться на горизонте и взять под свой контроль этот "ломбард" - я не знаю! Но, то, что всю информацию изначально он получил от меня - это точно!
   - Каким образом? Обычным! Наверняка "слил" ему информацию о готовившемся покушении, и тем самым втёрся в доверие, - это уже рассуждения Эдика. - Потом оказалось, что мы, якобы, болтаемся у него под ногами. Меня ещё тогда это всё удивило.
   Настроение было паршивым, но сидеть и ничего не делать мы не могли.
   - Ладно! Что мы теперь имеем? Мы везде наследили, - это уже вслух рассуждал я. - Подставили Светку, засветили свои морды на видеокамере и спокойно сидим.
   - А, что нам делать? - вопрошал Пёс.
   - Первое! Лев, срочно должен улететь! Вместе со Светкой, естественно. Мы же постепенно перебросим производственные мощности обратно домой. Это займёт немало времени. Но другого выхода нет. Мельтешить не надо. Пока он найдёт водителя Игоря, и через него попытается найти нас, пройдёт немало времени. Давайте, пошевеливайтесь!
   Мы взяли два билета и отвезли Льва со Светкой в аэропорт. Они уехали ночным рейсом.
   Поздно ночью я вернулся домой.
  
   Прошла неделя. Мы, наконец-то, вплотную занялись изготовлением оснастки, и по истечении нескольких дней, все материалы, достаточные для вывоза в Германию, были готовы.
   Мои отношения с Магдой продолжались. Все эти дни она вместе с нами находилась на производстве, принимая деятельное участие, корректируя по ходу цветовую гамму выпускаемых изделий. Несколько раз мы вместе с Эдиком и Эгинэ посещали летние кафе, после расходились: я вместе с Магдой ехал в мастерскую к Ольге, а Эдик - в однокомнатную квартиру Эгинэ. Казалось, у меня наступил новый медовый месяц.
   Только лишь в первый день мы с опаской оглядывались при каждом шорохе, затем производственные заботы напрочь вытеснили чувство тревоги.
   Через неделю Магда уехала. Мне стало грустно, хотелось выть на луну, но семейные заботы вытеснили чувство одиночества. Я стал более внимателен к супруге, дети находились под моим неустанным контролем.
   О событиях недельной давности не хотелось вспоминать, прошла и опухлость пальцев правой руки. Мы регулярно звонили Лёве. Светка постепенно приходила в себя. Видимо, именно, такая жизнь и была уготована нам и мы совершенно зря пытались её изменить.
  
   На моём рабочем столе зазвенел телефон. Я тупо смотрел на него, не решаясь взять трубку. Руки упали плетью, я не мог их поднять.
   - Буба, телефон, ты, что не слышишь? - Пёс пытался привести меня в чувство, - Ну, что с тобой?
   Я уставился в одну точку и не мог не то, что поднять трубку, но и вымолвить ни слова.
   - Алло! Да! Я! А, это ты? Слушаю тебя! В десять? Где? И, о чём мы будем говорить? Хорошо!
   Пёс повесил трубку, открыл шкаф, достал оттуда початую бутылку армянского коньяка и рюмку.
   - Выпей!
   Эдик просто влил в меня содержимое рюмки. Коньяк обжёг мне гортань и разлился по жилам, согревая внутренности. Через несколько секунд я пришёл в себя.
   - Кто это был?
   - Жора.
   - Что ему нужно?
   - Говорит, что хочет встретиться.
   - Зачем?
   - Не знаю!
  
   Пришлось ехать. Настроение от перемены погоды и от предстоящей встречи было "на нуле". Когда у меня было такое настроение, я уходил в себя и не высовывался - люди не должны видеть меня в таком настроении. Одиночество - страшная вещь, но только не сегодня! Мне хотелось забиться в свой мирок и не высовываться оттуда.
   С Жорой, вообще, ни при каких обстоятельствах, встречаться не хотелось. Мы еще не простили ему предательства. Он нас подставил, а сам нагрел руки - о чём же с ним говорить?
   Решение вместо меня принимал Эдик, и если он согласился, значит что-то его беспокоит и ему хочется поговорить об этом. Мы наследили и совершили массу глупостей. Это касалось и офиса, и водителя, а самое главное - мы зафиксировали свои физиономии на камере слежения, установленной у входа в квартиру "мурзилки". Естественно, он сразу обратиться к своему патрону, некому загадочному Петровичу, и к поиску незадачливых грабителей подключится "контора", а ей найти нас, всё равно что "два пальца об асфальт". Это понимал и Эдик и всё это время пытался куда-то отлучиться, говоря, что хочет проследить за домом "мурзилки" - как и любого преступника, его влекло на место преступления.Я его не отпускал. Однако, сидеть сложа руки, нам тоже не хотелось.
  
   В таком подавленном настроении мы и прибыли на встречу с Жорой. Встреча опять проходила у него в офисе.
   Мы зашли. Жора сидел в кабинете за письменным столом, увидев нас, встал, попытался подойти, но, видя наши лица, понял, что не следует - мы не подадим руки.
   - Садитесь, - жестом, пригласил он нас к столу.
   Мы уселись. Было такое ощущение, будто незадачливые сотрудники пришли к строгому начальнику. Я попытался изменить настроение, приободриться - от этого моё лицо приобрело совершенно озлобленное выражение.
   - Волком смотришь, Буба, волком! - также озлобленно, произнёс Георгий.
   - Слушай, Георгий Победоносец - ближе к делу! Зачем вызывал?
   - Просто, повстречаться со старыми друзьями.
   - Бывшими друзьями, Георгий, бывшими.
   - Это вы меня записали в бывшие! Я так не считаю!
   Георгий в упор смотрел на меня, играя желваками. Я не отвёл взгляда и лишь произнёс:
   - Кроме денег, ты, по-моему, ничего не считаешь. Ты хотел нам помочь, но получилось, что ты нас подставил. Мы засветились где только могли. И ради чего? Сегодня нас ищут по всей Москве. Не хочу весь провал на тебя списывать, но и ты, Георгий, приложил там немало усилий. Мог бы, хотя бы, предупредить!
   Георгий откинулся в директорском кресле.
   - А, ты деньги не считаешь, Буба? Ведь ради денег ты чуть человека не убил.
   - Ты что, пригласил нам нотацию прочесть?
   Разговор принимал угрожающий характер. Слово за слово и конфронтация могла достичь непреодолимых размеров. Никто не хотел уступать! Георгий достиг больших высот в криминальных кругах и привык к силовому решению споров. Я же бесконечно устал. Тон в своё время задал Лев и я придерживался той поведенческой линии, которую он определил. Другого пути у меня нет!
  
   Если честно, я уже вычеркнул Жору из памяти, как ненужный файл из компьютера, и совершенно апатично относился к дальнейшему ходу событий. Единственное, что я решил для себя - в случае, если нас найдут, а я в этом не сомневался, - всю ответственность возьму на себя и прикрою друзей. Я уже пришёл к этому выводу и так мне было легче. Я точно знал, что сделаю это! Так было всегда, так и продолжиться дальше! Каким образом мне удастся отгородить друзей и взять на себя ответственность - я не знал. "По ходу пьесы разберёмся":сказал бы Лёва. "Не мелочись, Наденька!":подтвердил бы я. "Пусть будет так!" - сказал поэт и композитор, Человек. Всё возвращалось на круги своя: мы возвращались к любимой, но безденежной работе; Георгий - в свой криминальный мир. Несколько дней можно было быть счастливым. Я не сомневался, что нас найдут.
   По утрам, как всегда, я закрывал глаза и молил Господа отвести от меня сатанинские силы, но видение креста не появилось - ни разу! Совершённое нами и постройкой храма неотмолишь!
  
   - Предупредить, говоришь? А, зачем?
   Разговор стал носить идиотский характер. Зачем? Кто сказал, что он нам друг? Мы совершенно чужие - там живут своим замкнутым сообществом, извлекая прибыль от таких людей, как мы.
   - Тебе, Жорик, этого не понять!
   Последовала продолжительная пауза. Жора повесил голову, о чём-то думая и играя желваками.
   - Ладно! Пора кончать эту комедию! Ты, и прав, Буба, и вместе с тем, очень не прав. Только неперебивайте!
   Жора прикурил сигарету и глубоко затянулся. Мы молчали. Интересно, что он нам может сказать?
   - Мне было нелегко в этой игре.
   Хотелось спросить: "в какой игре?", но я промолчал.
   - Когда Лёва рассказал мне, что вы задумали, я в тот же день доложил вышестоящему начальству.
   Какое ещё начальство? Их "мир" устроен так же, как и правоохранительные органы. Жора увидел наши удивлённые лица.
   - Да, у нас так же всё устроено. Я доложил и "попал"! Мне было приказано не мешать вам, держать всё под контролем. Естественно - до денег вас никто бы не допустил. Вас хотели сделать крайними: мы должны были получить под свой контроль бесхозные средства "мурзилки", а затем те, кто его заказали, могли бы его добить. Всё так и случилось. Только никаких денег в нашем банке он не размещал.
   Жора сделал паузу, смотря куда-то поверх нас. В другое время эта новость произвела бы на нас впечатление, но сегодня не было сил реагировать. И потом, какая разница где находились эти вонючие деньги? Не у нас - это точно! Мы молча взирали на Георгия, не мешая ему говорить.
   - Там, в детской - есть тахта. Обычная, - последовала непродолжительная пауза, - только с двойным дном. Вы бы этот сейф в жизни бы не открыли.
   Мы с Эдиком переглянулись. Оказалось, что мы были в шаге от успеха. Эдик хотел вступить в разговор, но Жора откинулся в кресле и жестом попросил его не перебивать. Сегодня он выглядел уставшим и немного понурым.
   - Мы поняли, что не сможем наехать на "деревенских" - у них хорошая "крыша", а связываться с "конторой" нам не хотелось. Старший принял решение самим "окучить" "мурзилку". Куш слишком большой. Я был против - говорил, что он ваш и только ваш. У меня начались проблемы. Мне указывали на то, что вы чужие, а надо думать о своих. Вообщем, приняли решение самим действовать. В тот день мои люди уже были внизу. Тут вы появились. Никто вас не ждал. Все думали...
   Жора хотел опять пуститься в рассуждения о том, что мы спрятались за спиной Светки, но вовремя осёкся и продолжил.
   - Я сказал, чтобы не вмешивались. Решение убрать вас вместе с "мурзилкой" приняли без меня! Куш слишком большой, - повторил Жора.
   - Вы как всегда в пролёте. Единственное, что смог я для вас сделать - это спасти вам жизни. Я вас вовремя предупредил.
   Нашему удивлению не было предела. Мы смотрели на Георгия, не произнеся ни слова. Сказанное им не укладывалось в голове. Шок сковал все мыслительные возможности.
   Первым вышел из этого состояния Эдик.
   - Ты хочешь, чтобы мы тебя поблагодарили? Оказывается, что ты нам ещё и жизнь спас? Спасибо Жора, спасибо! Мы у тебя в вечном и неоплатном долгу. Только теперь послушай и ты нас!
   Георгий явно не хотел слушать, моментально отреагировал и пресёк дальнейшее высказывание.
   - Помолчи, я ещё не всё сказал! Долго говорить не буду. Короче, я отвоевал вашу долю! Поверьте, мне это нелегко было сделать. Дай ключи от машины!
   Георгий протянул руку. Пёс, не понимая, что от него требуют, всё-таки положил ключи, лежавшие на столе, ему в ладонь, после чего Георгий встал и вышел из комнаты.
   Его долго не было. Мы ничего не понимали. Мозги сковала непреодолимая усталость. Разбираться у кого он отвоевал наши доли - не было ни сил, ни возможностей. Единственное, что нам хотелось, так это покинуть этот офис.
  
   Георгий вернулся и снова уселся в директорское кресло. Было видно, что он доволен проделанной работой. Лицо просветлело и даже появилась скромная улыбка.
   - И ещё! Ваши физиономии, которые вы засветили, уже не представляют никакой ценности. - Жора скользнул ключами по полированной поверхности стола в сторону Пса. - Вас стёрли, и вообще - после вас там основательно подчистили. По моему, вас никто не собирается искать. После вас зашли мои люди и отгрузили наличность. Остальное - вам знать не надо!
   - А, что с "клиентом"? - спросил Пёс, вернее, выпалил.
   Георгий, нехотя, выдув воздух сквозь разбухшие щёки, спокойно ответил:
   - Вкололи дозу, вывезли в лес, позвали киллера. Вот и все дела! - Георгий встал и подошёл к окну.
   - Ну, что.. не смею больше задерживать.
   Он встал и протянул нам руку. Мы по очереди пожали её, он же жал нам руки двумя руками. Жора явно чем-то был доволен и казалось, что готов даже обнять нас. Было такое впечатление, что он освободился от гнетущего его состояния.
  
   Мы молча вышли из офиса, сели в машину, с единственным желанием направиться в сторону своего производства. Пёс завёл машину, механически посмотрел в зеркало заднего вида, затем на меня.
   - Что? - не понял я.
   - На заднем сидении две сумки.
   Я резко повернулся и увидел две чем-то набитые сумки, лежащие на заднем сидении. Что-то стало проясняться.
   - Отъезжай в сторону! Куда же поедем?
   - К тебе, Буба, к тебе. Ко мне, сам понимаешь, нельзя.
   - Давай, жми!
   Эдик нажал на педаль, машина резво дёрнулась с места и мы выехали на Садовое Кольцо. Оно как всегда было перегружено, но поток автомобилей всё же медленно, но верно, двигался. Самое важное - надо было ехать без нарушений, затерявшись в огромном потоке. Пёс понимал это и ехал в среднем ряду, не перестраиваясь и не лихача, как это он обычно делал.
   Я повернулся, ухватился за ручки одной из сумок, придвинул её и стал отстёгивать тугую молнию. Молнию заело и она не отстёгивалась. Казалось, что сейчас поломается металлический язычок, но он поддался и уверенно задвигался, оголив содержимое сумки. Наши ожидания оправдались: сумки были до верху набиты деньгами, а именно, стодолларовыми купюрами, упакованными в пачки. Я взял одну из пачек, провёл по краешку большим пальцем, удостоверившись, что это не "кукла", и обратно уложил её, застегнув молнию.
   - Финитна ля комедия!
   - Да, "сальто-мортале", кажется отменяется. Посмотрим, что будет дальше!?
   Мы почувствовали некоторое облегчение. Единственное, что нас беспокоило - смерть "мурзилки". В конце-то концов, к этому мы не имели никакого отношения. Мы его немного помучили, но не убивали. Брать на себя лишнее - не стоило! Не было бы нас - получилось бы всё то же самое.
   - Надо и в багажнике посмотреть, - сказал Пёс, уверенно крутя баранку.
   - Не много ли будет?
   - Георгий говорил о доле. Я дома размышлял и прикидывал. В одной средней, спортивной сумке не более полутора миллионов.
   - Ладно, посмотрим.
  
   Дальнейший путь мы проделали молча. Подъехали к моему дому, вышли из машины и подошли к багажнику. Эдик смотрел на меня, не решаясь открыть его. Я взял у него ключи и решительно открыл багажник. Наши ожидания оправдались. В багажнике находилось ещё три сумки, и две из них были туго набиты, а одна была заполнена на половину. Мы молча взяли увесистые сумки - каждый по две штуки - сели в лифт и поднялись ко мне в квартиру. По дороге повстречали соседей. Я мило поздоровался.
   - Уже уезжаете? - полюбопытствовала женщина неопределённого возраста.
   Я с ней здоровался каждое утро.
   - Да, подготавливаемся. Скоро отъедем.
   - А, что так? - неунималась любопытная Варвара.
   - Подошёл срок. Социальный контракт закончился. Пора и домой.
   - Вот если бы все так, - мечтательно произнесла толстая пенсионерка.
   Спрашивалось - и чем ей не нравятся приезжие? Ведь и она, в своё время, приехала сюда, только в отличие от меня не собиралась никуда уезжать. Для неё это родина, а я, прожив здесь двенадцать лет, так и не обрёл её. Не обрёл, так не обрёл! Мне уже всё равно. С такими средствами мне на её родине делать нечего. Пусть сама здесь всё расхлёбывает. Если сможет! Ей кажется, что кто-то ей мешает. Постоянно кто-то мешает! Не будет нас - найдут другую причину. Как в футболе!
   Я улыбнулся. Пенсионерка прочла мои мысли, вздохнула и удалилась, понимая, что с моим отъездом у неё ничего не прибавится: пенсия как была маленькой, так и останется; муж как болел, так и будет болеть, а детям от этого зарплату не прибавят. Она даже мне завидовала. Хотят, приезжают - хотят, уезжают. Что хотят, то и делают, а ей и ехать некуда.
  
   Мы тем временем уже достигли своей квартиры. Дверь открыла супруга, увидев нас, понимающе заулыбалась, молча пропуская нас в квартиру. Я зашёл первым и сразу прошёл в спальню, открыл платяной шкаф и разместил там две свои сумки. Моему примеру последовали Эдик. Детей дома не было - за ними зашла подружка дочки вместе со своим родителем и пригласила их в детский театр. Мы молча направились к машине и подняли ещё одну сумку. Такая у нас сегодня работа - таскать домой деньги. Сумками! Сегодня такая работа. Завтра придётся решать множество координальных вопросов. Как жить дальше? Но это будет завтра!
   - Мы пошли, - сказал я.
   - Идите, - утвердительно закивала супруга.
   Я был доволен её пониманием.
  
   Через сорок минут мы были на производстве и включились в обычный ритм работы. Разговаривали мы мало, молча наблюдали за работой рабочих, по ходу давая указания, корректируя процесс обработки. День прошёл в обычном ритме, среди родных запахов обрабатываемого металла и машинного масла, родного, незамечаемого шума станков.
   Нам было уютно, я бы даже сказал, комфортно среди этого гама и кажущейся суеты, среди наших рабочих в засаленных робах. Мы были счастливы. О том, что это счастье с сомнительным оттенком - думать не хотелось. Каждый что-то, да и сделал в этой жизни. Сделали и мы. С большим опозданием, но всё-таки сделали.
   Особой гордости за проделанную работу у нас не было, но и наблюдать, как всевозможные ублюдки распределяют награбленное, больше не было сил. Надо было действовать и мы отбросили свои маложивучие принципы и сделали всё, что смогли. Больше об этом думать не хотелось. Всё позади! Другим приходилось всё это делать ежедневно, мы же уцепились за отходящий поезд и повернули его вспять.
  
   Закончился рабочий день. Рабочие переоделись и направились к выходу.
   - До завтра, - сказал последний из них.
   - До завтра, Кеша.
   - Как с зарплатой?
   - Как всегда!
   - Отлично! Прибавки не ожидается?
   - Закончим программу - будет премия.
   - Ну, с Богом!
   - До завтра, Кеша, до завтра.
   Мы проследили за работой уборщиц, закрыли помещение и вышли.
   - По домам, Буб?
   - Да, нет, надо ещё о многом поговорить.
   - Куда поедем?
   - Давай - в сквер на Чистых прудах.
  
   Ехали мы молча, и только доехав и усевшись на свободную скамейку, медленно начали разговор.
   - Позвоним Лёве. Надо проконсультироваться. Неплохо было бы, чтобы он приехал. С Георгием надо наладить отношения и высказать ему свою благодарность, - начал я. - Что с деньгами делать будем?
   - Как скажешь, так и сделаем! - утвердительно сказал Эдик.
   -Так - всё просто. Разделим на четыре части и всё. Я вот, что хотел тебя спросить? Я хочу переехать домой. Ты как?
   - Я с тобой! Мне уже жизнь менять совершенно не хочется. Естественно - с Эгинэ. Я уже с ней говорил на эту тему.
   -Тогда всё проще. Подготовим производство к перевозке. Если ты вылетишь и присмотришь производственные площади, было бы неплохо.
   - Хорошо, на днях вылечу. Там есть с кем проконсультироваться!
   - Хорошо, а как деньги перевозить будем?
   - Не знаю, Буб, не знаю.
   - Можно упаковать вместе с оборудованием.
   - Машину запломбируют на таможне, и всё.
   - Упакуем до этого.
   - Рискованно.
   - Как и всё в нашей жизни.
   Так и поступили.
  
  
  
   Глава 8. Эпилог
  
   Прошёл год. Мы с Эдиком перебрались в Ереван, выкупили помещение и там наладили новое производство. С рабочими в Москве мы расплатились сполна.
   По приезде сыграли хорошую, весёлую свадьбу. Эгинэ уже на восьмом месяце. Ждут парнишку, которого решили назвать моим именем. Я его и буду крестить.
   Лёва со Светой живут в Австрии. При дележе денег он отказывался от двух долей, но мы настаивали.
   Жизнь была прекрасна. Я вернулся домой! Большего счастья, чем жить на Родине, у человека нет!
   Первые несколько дней я не выходил из дома. Сидел в комнате отца, беседовал с ним, смотрел телевизор, помогал маме ухаживать за ним. И только на третий день, в три часа ночи, я вышел в город.
   Я по нему дико соскучился, шёл и разговаривал с ним.
   - Ну, здравствуй! Не узнаёшь? Неужели я так постарел?
   Я любил свой город. В центре я знаю каждое здание, каждый каменный барельеф, каждый уголок. Родной город. Родина! Уникальная, родная, неповторимая архитектура Еревана превращала его в одушевлённый, живой организм, соизмеримо живущий со мной.
   Я прошагал по ночному Еревану три часа, не мог надышаться его воздухом, не мог насмотреться на его тёмнорозовые одежды, напиться его ледяной, родниковой воды из каменных фонтанчиков.
  
   Уже возвращаясь по пустынной улице, я заметил силуэт ночного прохожего, шедшего мне навстречу. Кому-то тоже не спится. Мы сближались и уже готовы были пройти и разойтись, как я заметил знакомое лицо. Это был Пёс!
   - Буба?
   - Эда!
   Мы обнялись, как будто не виделись много лет. Слёзы навернулись мне на глаза. Эдик рыдал от счастья.
  
   Магда тем временем вышла замуж. Она вместе с мужем несколько раз приезжала в Ереван, была покорена его красотой и даже прикупила однокомнатную квартиру. Наши отношения приобрели деловой характер, правда, мы по-прежнему симпатизировали друг другу.
  
   Дела у Льва существенно улучшились. Он оснастил своё предприятие наисовременнейшим оборудованием.
   Светка беременна. Это в сорок четыре года! Мы с ними регулярно созваниваемся. Скоро приедут отдохнуть. Это излюбленная наша тема. Армения насыщенна природными шедеврами и религиозными святынями и хотелось везде побывать. Мы каждый день составляли новый план мероприятий, обмусоливая каждую деталь.
  
   Приезжал и Жора.
   Мы его встретили в аэропорту. Его встречало много людей. Мы стояли в стороне. Жора со всеми поздоровался, с кем-то и обнялся, затем подошёл к немолодому человеку, тоже стоявшему поодаль и казавшимся несколько обиженным, о чём-то с ним поговорил, и только после него подошёл к нам, на ходу давая указания:
   - Определите ему долю в "общаке"! Заслуженный человек.
   С нами он хотел просто поздороваться, но каждый из нас привлёк его к себе и приобнял.
   - Ну, как тут живётся?
   - Нормально! Когда встретимся?
   - Сегодня не могу. Только завтра. Часам к восьми.
   - В восемь - ждём тебя в "Славянском".
   - А, это где?
   - Вместо кафе "Лилит".
   - Понял, буду.
  
   На следующий день Эдик заказал столик в ресторане "Славянский" - там нас уже знали - заранее выехал туда и проследил за его сервировкой.
   Мы встретили Георгия "при полном параде": в костюмах от Хьюго Босс, за прекрасно накрытым столом. Нас обслуживало сразу три официанта. Он появился один - без охраны.
   Говорили мы обо всём, кроме недавних событий. Где-то после пятого тоста, Георгий попросил официантов удалиться, поднял рюмку и произнёс.
   - Ну, что - за спонсора!
   Тост прозвучал неожиданно. Я улыбнулся. За спонсора, так за спонсора.
   - Упокой! - только и пришло мне в голову.
   - Ладно, кончайте дурака валять! - рассердился Пёс. - Поговорим о чём-нибудь другом.
   - Успокойся! - я тахту имел в виду.
   - Жора, мы хотели бы отчислять проценты от нашей деятельности в ваш "общак", - предложил я.
   - Я не против. Это успокоит наших. Многие на меня ещё зубы точат. Сейчас успокоятся. Мудрое решение. А, я нисколько не сожалею, что так поступил. Я всегда вам немного завидовал. Лучшие годы своей жизни я всё-таки провёл вместе с вами. Вы меня приучили к чтению. Я и в тюрьме много читал. И если бы я послушался своих и пошёл бы у них на поводу, остался бы без детства, без воспоминаний о нём. То есть - зомби!
   - За нас! - оттопыренный мизинец Пса вместе с рюмкой снова появился около моего носа.
  
   Постепенно жизнь входила в определённое производственное русло. Мы успешно завершили несколько проектов по отделке кофеен в Германии, в три месяца раз выезжая туда, в разные города. Заказчик был доволен произведённой работой, пошли заказы и от других клиентов. Теперь мы работали над часовой гаммой и это у нас тоже получалось, появились средства и мы могли себе позволить участие на самых престижных выставках. Сейчас готовились к ежегодной выставке изделий из камня в Милане. До этого были на выставке в Гамбурге, где получили предложение участвовать в Рождественских продажах. Наша продукция попала в государственную программу, стимулирующую завоз в Германию, именно, такого рода изделий и государство готово было компенсировать нам возможные убытки. Делалось всё, чтобы наша продукция была представлена на немецком рынке.
   Постепенно стали изучать английский язык и теперь сносно на нём говорим. Детей я определил в школу с английским уклоном, но в класс для русскоязычных детей. Сам я заново сел за изучение родного армянского языка, исправляя дефекты образования и навёрстывая его пробелы. В сорок четыре года я сел за школьные учебники!
   Лечением отца, сегодня, занимаются специалисты лучших клиник. Время, несомненно, упущено, но лечение уже приносит результаты. Он пока ещё не ходит, но самостоятельно сидит и поворачивается, что улучшает кровообращение и способствует дальнейшему выздоровлению. Перемещать его пока мы не решаемся, но думается дело дойдёт и до этого.
  
   В Армении, как и везде, от так называемых "реформ" пострадала и страдает основная масса населения, а элита, избираясь весьма странным образом, продолжала передел сфер влияния. Такое же отвратительное звучание саксофона Билла Клинтона, такая же "Киндзадза", да ещё и с национальным оттенком. Раньше, во всех республиках, Ленина изображали с яркими национальными чертами, сейчас же саксофон звучал с национальным переливом. Но я уже давно дал себе зарок совершенно не интересоваться общественной жизнью и придерживаюсь этого правила. Мне на всё наплевать, кроме своего благополучия. Так, несомненно, продолжаться не может и скоро всё рухнет, но и эти преобразования ни к чему не приведут. Население Республики Армения продолжает выезжать.
  
   Мы были счастливы, каждый по-своему. Прошлая, непутёвая жизнь осталась позади. Сегодня у нас нет проблем, вернее, они решаются молниеносно. Ведь деньги и в тёмном месте свет дадут!
   Так завещал Великий Клинтон!
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"