Конец осени года 632 от потрясения тверди, Серый замок ордена Согласия, Тирон.
Назойливый дождь вот уже пятый день беспрестанно скребся в окна. Серая пелена поглотила город, серая сырость заползла в комнаты, серая тоска легла на сердце, и даже витражи с колдовским светом в кабинете верховного магистра уже не делали мир ни ярче, ни теплее, ни радостнее. На рабочем столе мореного дуба среди книг и бумаг стоял глиняный кувшин с пышным букетом кленовых веток - подарок Жадиталь, лекарство от осенней хандры. Магистр Дайран посмотрел на пестрые листья и усмехнулся. Он был привязан к бывшей ученице как к дочери, гордился, что вырастил целителя. Только вот откуда знать двадцатидвухлетней девчонке, что осенний клен напоминает о прожитых годах и от хандры помогает плохо. Увядание и старость - ничего веселого.
А еще красно-желтые листья напомнили, что пора разводить настоящее, живое пламя, хотя Дайран этого не любил и избегал до последнего. Огненный маг огня боится - отшучивался он обычно, но не сегодня. Сегодня согреться было необходимо и ему самому, и его гостю, промокшему насквозь предводителю крылатой стражи. Фасхил дрожал от холода и тихо ругался, пытаясь отжать увязанную в три косы гриву. Глядя на него, так и хотелось укутаться в меховое одеяло. Дайран поплотнее запахнул темно-лиловую мантию грубой шерсти, протянул руку в зев камина - пламя полыхнуло, плюнуло искрами и, зацепившись за смолистые поленья, успокоилось.
- Давай-ка ты к очагу, т"хаа-сар, - маг подвинул гостю одно из кресел, - сейчас бы еще вина... вино с медом - первое средство от простуды. Там же на столе, рядом с букетом нашлась початая бутыль "Мьярнской ночи", а кубки и мед - в ящике под столешницей. Дайран плотно обхватил кубок пальцами, согревая, и передал Фасхилу. Сам тоже устроился в кресле напротив. Некоторое время они смотрели в огонь, пили и молчали. Наконец, даахи заговорил:
- Эту ночь почтенный Кер с караваном проведет в Нетопыревых Норах, следующую - у Белых Столбов. Через четыре дня на пятый, если ничего не случится, мальчик будет в замке.
Голос напряженный и бесцветный - Дайран не мог припомнить Барса столь растерянным. Даже смерть смущала его меньше.
- Мальчик так силен?
- Да, могучий. Я бы поверил, что сам Маари воплотился в этого ребенка, если бы не видел, сколько страха и боли он в себе носит.
- Ты хочешь убить мальчишку?
Фасхил вскинул голову, раскосые глаза его вспыхнули янтарем.
- Я не детоубийца!
Не убедительно. Если этот ребенок в самом деле одарен "как Маари", личные чувства даахи не остановят. Да и не только Фасхил захочет от него избавиться: одни испугаются, другие почуют соперника, третьи просто позавидуют. Страх и зависть опасные советчики, тем более для магов. А значит, доблестный предводитель крылатых что-то не договаривает.
- Никто не детоубийца, Фасхил, но все же?
Фасхил пожал плечами и криво улыбнулся.
- Как бы самому понять. Он замкнут, недоверчив и одинок, страдает от этого, не понимая, почему и за что. Где бы ни жил, как бы ни поступал, сколько бы ни учился - этот маг всегда будет угрозой. Но в нем есть свет, доброта, детская любовь, которая может все простить и искупить - я не смогу... да я и не должен. У мальчика есть хранитель - это его дело.
Да, хранитель... одиннадцатилетний волчонок будет решать, жить маленькому магу или умереть. Очень хорошо! Единственный клан из всех даахи, Волки никогда не делали скидок на возраст, но такое слишком даже для них. Дайран задумался, глядя на пляску пламени. Он не всегда боялся огня. Когда-то давно яркие жгучие лепестки были его лучшими друзьями - плясали по ладоням, по плечам, и не жгли, а лишь весело щекотались, зазывая поиграть подольше.
И у него тоже был хранитель, который решал.
В то время Дайран с родителями жил в поместье Дубравы, что на запад от Орбина, среди дубовых рощ, фруктовых садов и виноградников, унаследованных матерью от бабки. Жили супруги Райс безбедно, но скромно: дядьям, заседающем в Форуме не завидовали и ни о какой магии не помышляли: растили сынишку и заботились о своей земле. С весны до осени в поместье возделывали виноград, собирали спелые гроздья, давили сок, готовили знаменитое на всю республику вино. Слава Творящим, благодати старшего рода хватало на то, чтобы земля родила, вино не кисло и покупатели находились весьма щедрые, а большего и желать было незачем.
Пока у порога не появился Шитар, молодой воин со шрамом на щеке и темно-русыми косами; у бедра его висел длинный меч, а в заплечном мешке позвякивала кольчуга. Он возник словно ниоткуда и сразу сказал, что никуда не уйдет. Сильные мужские руки всегда бы пригодились, только место ли приблудному вояке в мирном доме? Глава семейства придирчиво оглядел чужака и заявил:
- У нас хватает и невольников, и наемных. Нам не нужны ни лишние работники, ни лишние рты. Поищи-ка ты себе другое пристанище.
Но нахальный парень рассмеялся в ответ:
- Я не ищу ни крыши, ни краюхи, мне без надобности монеты, да и сам ты, Райс-винодел мне не нужен, живи себе спокойно. Мне нужен он! - и указал на вертящегося у ног отца мальчишку. - Если отдашь его, я уйду. Иначе - останусь тут, ничего не поделаешь.
- Да как ты смеешь? И думать о нашем сыне забудь! - закричал возмущенный хозяин, но все без толку. Незнакомец лишь повторил с улыбкой:
- Мне нужен он! Он не ваше дитя, этот малыш - дитя Маари. Когда истинный отец позовет, вам его не удержать, и даже Творящим неведомо, что тогда вычудит мальчишка. Подумай над этим, почтенный Райс-винодел. Завтра я вернусь.
А потом вдруг обернулся крылатой тварью, прыгнул в небо и улетел.
Но на следующий день, не успели хозяева проснуться, он уже сидел на крыльце и как ни в чем не бывало вырезал ножом свистульку из ветки акации. Отец был в бешенстве, мать - в ужасе, но Шитар остался. Он делал такие забавные игрушки и рассказывал истории так увлекательно, что скоро Дайран привязался к странному парню и ни на шаг отходить не желал. А тот и рад - казалось, возиться с мальчонкой - это все, что ему было нужно.
Дайран вспомнил, как спрашивал тогда:
- Ши, а Ши, почему ты сказал папе с мамой, что я - не их сын? Разве это правда, что не они меня родили?
Он ожидал, что Шитар, как и все взрослые, отмахнется, мол, не приставай. Если не понял, то и не надо тебе, как подрастешь - сам поймешь. Однако даахи усадил его на колени и долго объяснял, что, конечно, папа и мама у него самые родные и любимые, но принадлежит он не им, а всему миру. А еще то, что Творящие боги дали ему, Дайрану, огромную силу, и потому он не просто мальчик, а мальчик очень важный. А раз важный, то должен понимать, что силой следует пользоваться с умом.
- Вот подрастешь немного, - обещал Шитар, - и мы найдем тебе учителя-мага, самого настоящего и самого лучшего.
И Дайран, гордый своим предназначением, уже только и мечтал о том, что будет учиться у настоящего мага.
А потом случилась беда.
В тот год - Дайрану было немногим больше десяти, и он уже готовился ехать в Тирон учеником - отец, как обычно, повез вино на ярмарку, только почему-то к назначенному сроку не вернулся. Не появился он и на следующий день, и еще через два. Мать места себе не находила: ночами не спала, и порой Дайран слышал всхлипы из ее покоев. А днем выходила хмурая, усталая, кричала на всех и наказывала за любую малость. Домашние невольники притихли, стараясь лишний раз не злить хозяйку, и даже Шитар начал беспокоиться, хоть и не подавал вида. На пятый день мать стала уговаривать даахи слетать разведать, что такое произошло с ее супругом. Хранителю очень не хотелось оставлять подопечного, но когда мальчик сам начал просить о том же - не устоял и все же согласился: только туда и обратно, до утра, не дольше.
А вечером того же дня в поместье вломились вооруженные люди. Убили сторожевых псов, разграбили дом, переломали мебель. Потом, упившись дармовым вином, потребовали у хозяйки выдать сына. Якобы муж ее задолжал какому-то влиятельному купцу из Мьярнской Торговой палаты, и мальчик должен стать возмещением долга.
- Ни за что, - ответила перепуганная мать, закрывая собой Дайрана. И в следующий миг осела на пол, с ножом под грудью.
Вот тогда-то и вспомнил Дайран о силе, которую пророчил ему хаа-сар Ши. Ответственность, важность, весь мир... кому это нужно, какой вообще в этом смысл, когда его мама больше не дышит?! Дайран собрал весь свой гнев, всю боль и горе, и перелил в жидкое, текучее пламя. Оно хлынуло по рукам, шквальной волной обрушилось на пол, на стены, набросилось на людей... Острыми хлесткими струями летело в спины убийц! Разило и мгновенно сжигало в прах.
- Бегите, подлые шакалы! - дико орал мальчишка. - Бегите быстрее, все равно вам не убежать!
А потом вдруг стало горячо, ох как горячо!.. Дайран не смог удержать огонь, упал, закричал, захрипел от боли и понял, что никто не услышит, а волосы и тонкая туника уже пылают, и сам он сейчас сгорит заживо.
Очнулся Дайран на руках Шитара.
- Потерпи, малыш, еще совсем немного, - шептал его хранитель, - ты не умрешь, сейчас все пройдет, ты только чуть-чуть потерпи.
Дайран помнил прибрежный песок, обдирающий больную кожу и лезвие ножа, скользящее по рукам Ши, длинные густо-красные раны, кровь в сложенных ковшиком ладонях, кровь на губах, на щеках, кровь во рту...
- Пей!
И он глотал, давясь и захлебываясь, глотал, пока весь мир не заволокло красным...
- Прости, малыш, я не могу спасти всех, - было последним, что он помнил.
Отец так и не вернулся. Поместье выгорело дотла, а Дайрана поутру нашли соседи: он так и лежал на берегу покрытый копотью и кровью в объятиях мертвого хранителя. На следующий день за ним явились маги ордена Согласия и забрали в Тирон. Через много лет огонь покорился, но дружить с ним больше не выходило, а вот кораблики и воздушные змеи Ши так и остались в его памяти друзьями. И от этого только еще больнее.
От сырости мерзли пальцы и ломило суставы. Дайран подвинул в огонь еще одно полено.
- Волчонок мальчишку не убьет, - продолжал т"хаа-сар, - не сможет. Защищать будет, жизнью и кровью, хранитель сопливый!.. А Золотце это - не для щенка забота. Надо раз сто умереть, чтобы с ним рядом выжить. И я ничем не помогу...
Он резко поднялся и со звоном поставил кубок.
- Бездна, маг! Почему он, а не я?!
Дайран не подал виду, но про себя усмехнулся - несмотря на годы и опыт, т"хаа-сар Тирона казался ему почти таким же мальчишкой, как и сын Белокрылого: столько ярости, волнения, столько страстей! Хотелось бы ему всего этого... и кто придумал, что сто с лишним - не возраст для напоенного кровью пламени?
- Никто не собирается спрашивать волчонка, Фасхил, - ответил он. - Широкий совет магистров все решит без него.
На закате караван почтенного купца Инделара Кера вышел к развилке: Малый Северный тракт - нахоженная за шесть сотен лет дорога - продолжался прямо, а с востока к нему примыкал Красный путь, от самых ворот Тирона вымощенный гранитом. В горах было ветрено и ясно, а тут, в предгорьях - беспрестанно моросил дождь, камни отмылись от грязи, и на самом деле явили путникам свой красный цвет.
В сырости путешествие стало и вовсе невыносимым. Адалан давно утомился и от дурных предчувствий, и от новых впечатлений и даже от бесконечных историй караванщиков. А уж как он успел возненавидеть верховую езду! Колени нещадно ломило от напряжения, сбитые бедра саднило и жгло, и даже то, что теперь он научился сносно держаться в седле, не слишком радовало. Поэтому, когда из пелены дождя внезапно выплыла темная громада крепостных стен, он не ощутил ни волнения, ни предвкушения, ни благоговейной робости, а лишь радостно вздохнул: наконец то!
Наслушавшись историй о дальних странах и богатых столицах, Адалан ожидал увидеть поселения еще на подходах к крепостным стенам, однако Тирон оказался городом особенным: перед его стенами было столь же пустынно, что и на Пряном пути. Зато сразу за воротами начиналась совсем незнакомая жизнь. Дождь постепенно стих, Адалан снял капюшон дорожной накидки и попытался взбодриться, глядя по сторонам. Вдоль узких улиц, по которым петлял обоз, разгоняя прохожих, плотно теснились дома, непривычно высокие, в два и даже в три этажа, понастроенные из камня и толстенных бревен. Какие-то из них могли служить жильем, но другие - с широкими воротами, глухими стенами или огромными окнами, забранными решетками - наверняка строились для чего-то совсем другого. Для чего именно - Адалан не знал и зачастую даже придумать не мог. Ну, хорошо - размышлял он - этот, пропахший сладостью корицы, ванили и какао, с замысловатой завитушкой над тяжелой, обитой медью дверью, может быть какой-нибудь пекарней, а тот, за перекрестком, откуда доносится взвизгивание рубанка и глухой стук - мастерской плотника... но зачем вот эти необъятные ворота в сплошной каменной стене?..
Между тем, старшина обоза свернул именно к ним, громко стукнул колотушкой в прорезанную в створке калитку.
- Это дом почтенного Кера, - объяснил Рахун. - Большой даже для Тирона, правда?
Белокрылый указал вдоль улицы, и Адалан понял, что стена тянется чуть не на перестрел до следующего перекрестка, и нигде на ней так и не попадается ни дверей, ни окон.
- Здесь - жилье и склады, их окна и двери выходят во внутренний двор, там и живут. - Продолжал Рахун - Со времен Потрясения орбиниты так строятся: не дом, а маленькая крепость. В город выходят только лавки, но не на эти задворки, а с другой стороны, на площадь Ста Чудес.
При упоминании домов-крепостей и внутренних дворов Адалан сразу вспомнил редкую траву во дворе школы Нарайна Орса в Орбине. Он словно вновь увидел каменную скамью у западной стены, окруженную чахлыми, вечно ободранными азалиями и жасминовыми кустами. И старого Бораса, любившего развалиться на этой скамье с бутылкой своей кислятины. От таких воспоминаний во рту образовался комок липкой слюны, а в животе - тугой ледяной узел. Сонливость мгновенно исчезла - он почувствовал себя загнанным в угол.
- Но нам сюда не нужно, - ободряюще улыбнулся Рахун.
Они простились с торговцами, условились, где и как передадут лошадей, и дальше отправились уже вдвоем.
Через несколько кварталов дома вдруг расступились, открывая широкий проезд ко второй стене. Перед стеной больше, чем на два перестрела домов не было вовсе - город словно отодвинулся, уступая пространство и власть каменной громаде. Темно-серая, почти черная, она была значительно выше внешней городской, и какой-то другой, словно сложенной не только из камня, но и из странного темного тумана, густого и тяжелого, как дым над погребальным костром. Такой же туман, но чуть светлее, клубился надо рвом, окружавшим стену. Адалан внутренне еще больше съежился, сжался: было любопытно, что же это за туман такой, но еще сильнее было чувство неуверенности и опасности. Рахун следил за ним и все понимал, но не спешил утешать даже самой тихой песней, только кивал, подталкивая вперед, и ободряюще улыбался.
Дорога упиралась в широкую превратную башню. Сейчас все ворота - и тяжелые деревянные щиты, и ажурные кованые решетки - были гостеприимно подняты, а широкий мост на цепях опущен. У ворот несли дозор уже не городские стражники, а трое крылатых Фасхила. Двое, узнав путников, отсалютовали мечами, беззлобно смеясь над сородичем:
- Что, хааши Рахун, серые ноги резвее белых крыльев? То-то вы так задержались?
А третий, самый молодой, с растрепанными "хвостами" вместо кос, расправил крылья, слетел на мост и, вернувшись в человечий облик, побежал навстречу. Лис Хасмар, дальний родич мамы Хафисы! Адалан узнал старого знакомца - и волнение как-то сразу отступило.
Хасмар снял Адалана из седла, и, когда Рахун тоже спешился, подхватил под уздцы обоих коней и повел на мост, рассказывая по пути:
- Дайран Могучий объявил Широкий совет, почти все магистры уже в замке, ждут только вас. Лаан-ши, это все ради тебя. Смотри!
Он указал на флаги, поднятые на башне. На лиловых полотнищах ордена сверкали золотом и серебром восходящее солнце Орбина, сокол Умгарии, берготский альбатрос, медведь-меченосец Ласатра, кафинские колосья...
Ради него? Адалан всю дорогу размышлял над тем, что за жизнь ждет его в Тироне, но у него и в мыслях не возникло, что принимать нового ученика могут так серьезно.
- Широкий совет, говоришь? - Рахун, всю дорогу спокойный и веселый, вдруг нахмурился.
- Да! Магистры съезжаются в замок уже три дня - спешат к вашему приезду. А сегодня с утра на стену пожаловал сам смотритель Датрис Азрийский, хочет лично встретить Лаан-ши, показать замок и комнаты учеников... да вот и он сам...
Из ворот появился человек по виду лет на пять-десять старше Рахуна. Он весь - от блестящих темно-каштановых волос до начищенных сапог из тонкой кожи выглядел как-то по-особенному ярко. Даже грубый лиловый плащ сидел на нем щеголевато, словно дорогой наряд.
Хасмар, оборвав фразу, поклонился. Рахун тоже склонил голову и протянул раскрытые ладони в знак приветствия.
- Добро пожаловать, хааши Рахун, - поклонился в ответ незнакомец. Голос его был столь же красив и выверен, как и внешность. - Это твой воспитанник, как я понимаю?
- Да, магистр, это он, Адалан.
- Адалан? Странное имя.
Цепкий взгляд магистра едва скользнул по грязной от долгой дороги и мокрой дождя одежде, мазнул по лицу и застыл, безошибочно уцепившись за правую ноздрю.
- Что ж, Адалан... тебе нужно поторопиться - совет ждет. Я - магистр Датрис, мастер ключей и печатей и смотритель замка Ордена Согласия. Иди за мной, покажу, где ты пока остановишься.
И, не дожидаясь ответа, направился в ворота.
- Иди, Лаан-ши, - сказал Рахун, все сильнее хмурясь, - а я загляну к т"хаа-сар Фасхилу, поблагодарю за старания и теплый прием.
Адалан согласно кивнул и поплелся вслед за смотрителем. Растерянность, ответственность и дурные предчувствия, словно каменная глыба, едва приподнявшись, опять рухнула и придавила так, что и вздохнуть больно. Ягодка... где же ты, брат? Без тебя мне точно не справиться... - подумал он.
За воротами башни оказался сад. Адалан ожидал увидеть все, что угодно, только не заросли вишневых деревьев, где среди зажелтевшей листвы еще остались густо-красные ягоды. Потом пруд с кувшинками, а дальше - алые факелы кленов, серебряные свечи тополей, кружево сосен и акаций... Простор и зелень - ничего похожего на тесный без единого кустика город. И сам замок с многочисленными башнями и галереями казался непостижимо огромным, словно строился не для людей, а для легендарных исполинов старых рас, канувших в бездну во времена Потрясения. Впрочем, Алалану было не до величия обители Согласия - он и так едва поспевал за смотрителем, который даже не думал оглянуться, подождать спутника или сбавить шаг - приходилось догонять почти бегом.
Сад казался пустынным, только у самого замка им навстречу стали попадаться люди, но не взрослые, а юноши: все несколькими годами старше Адалана, все, как один, несмотря на сырость, в белоснежных одеждах, чистых, словно ни разу не надеванных. Мальчики специально подходили ближе, останавливались, как будто за тем, чтобы поприветствовать магистра. Но на самом деле они разглядывали незнакомого новичка, переговариваясь между собой. Адалан тоже хотел рассмотреть их получше, что-нибудь ответить, завязать разговор, или хотя бы подслушать, что они говорят, но отстать от провожатого не решился. Все это живо напоминало почти забытую невольничью школу и бодрости духа никак не добавляло. Между тем магистр Датрис обогнул западное крыло и остановился у двери в одну из башен. За дверью оказалась лестница наверх, в длинный, вдоль всего крыла, коридор с многочисленными арками без дверей по обеим сторонам. Датрис привел Адалана к шестой слева и со словами "Вот твоя комната" подтолкнул внутрь.
В комнате за аркой обнаружилась большая кровать с пологом, сундук, пара настенных жировых светильников и шандал на три больших свечи. Магистр зажег их все, и комната озарилась теплым желтоватым светом. Оказалось, что кровать застелена светлым одеялом из овчины, а поверх одеяла аккуратно разложен костюм, точно такой, как у юношей во дворе.
- Умойся и переоденься - таких грязных белых магов в ордене никто не потерпит. - Продолжал магистр. - Да поторопись, ни я, ни, тем более, Широкий совет не собирается ждать тебя вечно.
- Хорошо, господин, я быстро...
Адалан поклонился и замер. Что же такое он делает? Кланяется, как раб, называет господином первого встречного... а ведь уже больше четырех лет никого так не звал! Быстро же кончилась его вольная жизнь в Поднебесье, заметить не успел! Он надеялся, что этот неприятный провожатый наконец перестанет на него таращиться, выйдет хотя бы за арку и позволит спокойно привести себя в порядок, но не тут-то было. Датрис просто встал у входа, прислонившись к стене, и принялся разглядывать его с любопытством знахаря, изучающего неизвестную болезнь.
Делать было нечего - Адалан помялся еще немного и начал раздеваться. Мокрый плащ он положил на сундук, а остальную одежду, пропыленную в дороге, сбросил на пол. Потом потянулся было за новой рубашкой, но глянув на свою руку на фоне одеяла, дернулся и замер, заливаясь краской стыда: даже при невеликом свете было ясно, что чумазые пальцы тут же оставят пятна на белоснежной ткани. Он совсем растерялся и, наверное, простоял бы голым и жалким под изучающим взглядом магистра до самой ночи, если бы тот, наконец, не решил проявить сострадание.
- Сюда.
Отлепившись от стены, Датрис взял подсвечник и прошел к дальней стене. Адалан побрел следом. Оказалось, там было еще одно помещение поменьше, с организованным стоком и - о, чудо - с трубой, подводящей воду прямо в комнату!
- Первый и последний раз, юноша. Уж для истинного мага старшей крови-то не уметь о себе позаботиться - настоящий позор.
Магистр с усмешкой открыл задвижку. Вода полилась в стоящую под трубой лохань, а когда посудина наполнилась - сунул туда руку. Не успел Адалан удивиться, как над лоханкой заклубилось облако пара. Маг стряхнул капли с мокрых пальцев, еще раз усмехнулся и вышел, наконец, в коридор.
Оставшись один, Адалан сразу же кинулся к своей котомке за мыльным камнем. Что бы там ни думал этот задавака, он никакой не неряха и вполне умеет о себе заботиться, хоть и без всяких колдовских штук! Он бы и сейчас, раз уж так повезло с водой, не только сам как следует отмылся, но и вещи свои перестирал! Да только магистр чуть не десять раз повторил, что надо торопиться... так что пришлось спешно умываться и переодеваться.
Адалан оделся и придирчиво осмотрел себя - только что пришедшее воодушевление мигом пропало. Белый маг должен быть чист и аккуратен... так вот о чем это было сказано! Новая его одежда состояла из белой длинной, почти до колена, хлопковой туники и белой же шерстяной накидки. Ко всему этому прилагались еще и белые короткие сапоги... войлочные! А на дворе осень, сырость и мокрая земля! Адалан в отчаянии плюхнулся на кровать: нет... никогда не быть ему белым магом... да вообще никем не быть.
- Ты готов, надеюсь, - снова заглянул в комнату Датрис, - хотя это уже не важно. Время вышло, догоняй.
Помедлив еще немного, Адалан подхватил с сундука свой дорожный плащ, набросил его поверх всей орденской белизны и, в последний раз всхлипнув, побежал догонять смотрителя. Во дворе он думал только об одном: как не оступиться на мокрой траве или не шагнуть случайно в грязь. Одну большую лужу пришлось обходить по отмостке, вплотную к стене. Когда узкое место осталось позади - только перескочить на тропинку, и Адалан оттолкнулся от каменной кладки, внезапно ударил колокол. Нога соскользнула с влажного камня, угодила в самую середину лужи. Плеск обрушился громом, набатом, взрывом! На сапоги, на плащ, на белоснежную ткань новой накидки полетели, брызги грязи...
Адалан замер, оглушенный, сердце оборвалось и остановилось, а колокольный звон глубокими, богатыми переливами все тек и тек над замком.
Т"хаа-сар Фасхила Белокрылый отыскал легко: если Барса нет в казармах или на стене, значит он на Зведной Игле, об этом знали все даахи Тирона. Звездная Игла, пронзающая небо, самая высокая башня замка со смотровой площадкой на вершине. Тонкая мраморная колонна, обвитая крутой лестницей, она и строилась ради этой площадки, с которой было удобно наблюдать звезды. Но Фасхил прилетал туда не ради серебристой соловьиной песни, мерцающих извивов змеиных колец или выверки карт и календарей, а ради дел земных - с высоты Иглы он прекрасно мог видеть окрестности на три-четыре дня пути, а в хорошую погоду - даже предместья Орбина на севере и на западе - крыши Мьярнских вилл.
А еще с вершины Иглы в любую погоду были хорошо видны горы: поросшие лесом склоны, окутанные облаками пики, блестящие под солнцем ледники. Именно туда, на юг, в сторону родных гнезд и смотрел Фасхил, стоя у самого края площадки. На опустившегося рядом Рахуна он даже не оглянулся. Пришлось начинать разговор самому:
- Приветствую тебя снова, т"хаа-сар.
- С возвращением в Тирон, хааши Рахун. Думаю, теперь мира мне не пожелаешь и другом не назовешь?
- Другом назову, а вот мира... если бы для мира хватало моих пожеланий.
Спорить как-то сразу стало не о чем - слишком велико было смятение Барса, слишком явно. Он и сам это понимал, даже зарывать чувства, как делал это обычно, не пытался. Но Рахун все же спросил:
- Зачем Широкий совет, Фасхил? Обещаю, больше ничего спрашивать не буду, даже попытаюсь понять тебя, только скажи, зачем? Ты хотел увидеть Золотце своими глазами - увидел, потребовал отдать его в орден немедленно - я подчинился, так что еще? Неужели нужно еще и судилище устроить? Сотня магов!.. Один Датрис в провожатых чего стоит - этот палач из мальчишки еще до совета душу вытрясет.
- Датрис, значит, - повторил Фасхил, - не знал, что Могучий его пошлет, хотя... раз уж Широкий совет собрал, оно и понятно. Рахун, я не просил вызывать магистров, я даже не советовал показывать щенка всей стае - просто доложил, как есть, как вижу. Собрать совет Дайран Могучий решил сам.
- Ну да. Ты бы показывать не стал - сразу придушил. Нет щенка - нет заботы. Только между ним и тобой есть еще Ягодка.
- В том и дело, что Ягодка. Поэтому, хаши Рахун, я твое Золотце как зеницу ока беречь буду. А издевательства Датриса ему все равно бы не миновать - смотритель замка как-никак.
Разговор прервал звон колоколов - сигнал к началу совета. Даахи переглянулись, а потом развернули крылья и одновременно оттолкнулись от площадки.
Широкий совет ордена состоял из ста магистров, но полным составом никогда не собирался - у кого-то всегда находились неотложные дела, или случались непредвиденные трудности. Между тем в этот раз в Зале Совета было особенно многолюдно: не каждый день в северных землях появлялся маг с даром всетворящего пламени. За последние сто лет такое случилось лишь дважды, и один ребенок погиб раньше, чем кто-нибудь из посвященных магов или хранителей успел его отыскать, а второй, хоть и прославился как непревзойденный мастер порталов, все же не был по-настоящему одарен Свободой. А после войны Дорог, когда и без того ничтожное число старших родов сократилось почти вдвое, все чаще поговаривали, что дар этот потерян навсегда. Поэтому, услышав, что в Тироне готовится испытание для мага огня, почти все члены Широкого совета захотели и увидеть это собственными глазами.
Когда Рахун и Фасхил вошли в зал, остальные главы ордена были уже там: Дайран Могучий на почетном месте верховного магистра и еще двое из Узкого совета - Майяла Орбинская и Сайломар из Атрии - на скамьях рядом. Четверо других, из тех, что помоложе, расселись по залу среди знакомых. Рахун тоже хотел найти место посвободнее и поближе к Лаан-ши: когда начнут испытывать - наверняка попросят отойти от зрителей для безопасности. Но Дайран жестом позвал и его, и Барса.
- С возвращением, Белокрылый, - кивнул он. - Вас с Фасхилом я прошу остаться здесь, со мной. Мы ведь не хотим, чтобы кто-то судил о мальчике предвзято, так? Испытания проведут Жадиталь и Хасрат, они знают, что нужно делать. А вы, если вмешаетесь, все испортите.
Что ж, хороший выбор. Жадиталь - маг-целитель, пожалуй, лучшая из женщин-людей, кого только знал Рахун: порой хватало одной ее улыбки, чтобы победить хандру и бессилие. И Хасрат, хааши из Туманных гнезд. Его песня, быть может, немного печальна, зато всегда светла до прозрачности, как порыв свежего ветра или плеск прибоя на северных берегах его родины. Этим двоим он мог доверить сына. Рахун с почтением поклонился верховному магистру, занимая место рядом с Фасхилом.
Последним из глав ордена явился дед Шахул, дружески кивнул Могучему и тоже уселся на скамью.
- Не злись, Рахун, - сказал он тихо, чтобы никто не слышал, - ты уже давно не ребенок, понимать должен: Дайран созвал магистров, чтобы защитить Лаан-ши.
Старейшина Волков Поднебесья, уступающий годами разве что своей сестре, бабке Шанаре, был Рахуну даже не дедом, а прадедом. Раньше он сам обучал Белокрылого, называл его любимым певуном богини Хаа, но после окончания войны Дорог, когда Шахул решил, что дал внуку все, что мог, они стали видеться редко. Эта встреча была первой за последние три года, и Рахун невольно отмечал, что Шахул стал совсем сед, лицо до неузнаваемости изрезали морщины. Но он все еще выглядел не слабее Фасхила, а взгляд серых глаз, хоть и выцветших с годами, остался по-прежнему острым и внимательным.
- Как судилище может защитить? - так же тихо отозвался Рахун. - Малыш и без того с детства запуган.
- Дайран хочет, чтобы Широкий совет признал Лаан-ши своим. Если магистры примут малыша, его жизнь и дар будут под защитой ордена. Но если начнутся споры, будет сложно их переубедить, так что соберись: сыну нужна твоя поддержка, способность влиять на людей, а не гнев и злость.
Рахун не успел обдумать слова деда, потому что уже слышал Адалана и Датриса совсем рядом: во дворе, на ступенях у входа, и вот, наконец, они вошли в зал Совета. Лаан-ши в белом платье орденского ученика, которое успел где-то запачкать, едва дышал от волнения, больше похожего на ужас, и наверняка ничего перед собой не видел, а ноги переставлял бездумно, как марионетка по воле кукловода. Негодяй Датрис все прекрасно видел и понимал, но делал вид, что его это не касается.
- Приветствую Широкий совет Согласия.
Кричать Датрису не пришлось - хорошо поставленный голос легко прокатился по залу, привлекая всеобщее внимание. Выдержав паузу, он вывел подопечного на середину зала и продолжил:
- Верховный магистр Дайран Могучий, магистры, позвольте представить: Адалан, воспитанник хааши Рахуна из Поднебесных гнезд. Я, Датрис из Азри-Ай, мастер ключей и печатей, хранитель замка ордена Согласия, вверяю судьбу этого юноши в ваши руки. Волею Творящих, честью и совестью судите справедливо.
Магистр Датрис коротко поклонился, прошел к скамьям и занял место среди других магов совета. На открытой середине зала остался один Адалан.