|
|
||
Наши старые друзья снова вместе! В разрывах между тучами сверкает солнце, из ощерившихся пропастей ухмыляются злобные суслики, брачуются ежики, возникают и рушатся великие империи - а Волк с Бобром, как настоящие дзен-буддисты, равнодушные к течению времени, продолжают заниматься своими делами. Запасы вишневки в кладовых Малаха Ге-Мавета убывают со скоростью, превышающей все мылимо допустимые пределы; заливается в своем жизнерадостно-истерическом смехе Барсук; храпит Хорек, созерцающий свои бесконечные сновидения - дзен-буддийский лес продолжает свое веселое существование!
Найдут ли читатели в этой части, шестой по счету, ответы на мучающие их вопросы, - такие как: "В чем смысл жизни?", "Куда девается ток, после того, как его выключают?", "Кто такие Суслики?" и "В чем, черт побери, сущность дзен-буддизма"?
Ответ очевиден. Разумеется, не найдут, да и было бы в высшей степени нелепым занятием искать их здесь. Ответов на эти вопросы нет ни у автора, ни у Бобра, ни у Волка - даже Суслики не знают на них ответа. Рискну предположить, что и сам Папа Римский (коий, между прочим, никогда не являлся и по сей день не является фигурантом настоящей саги) - и тот порой испытывает в них затруднение (особенно, по части последнего вопроса).
Единственный ответ, который потенциальный читатель сможет извлечь из "Возвращения к истокам" - так это, разве что, ответ на вопрос Волка, нелепой абстракцией повисший еще в первой части - "Что такое Мехико?" Да и то, сильно сомневаюсь, что это сможет удовлетворить хоть кого-нибудь - по той простой причине, что ответ этот все время лежал на поверхности.
Должно ли это предисловие означать, что "Сага" подходит к концу? Да нет, с фига ли. Продолжение, как всегда следует... возможно.
- Тогда на кой черт, - мог бы спросить читатель (но не спросит, я знаю), - вообще это предисловие нужно было?
- Да хрен его знает, - отвечу я, совершенно честно, но, как всегда, неправильно. Потому что хрену это уж точно неоткуда было узнать.
Наверное, мне просто было по приколу...
* * *
- Кап-кап, - пропели по поверхности озера дождевые капли.
- Шшшшш, - зашипели на ветру ветви деревьев.
Волк покрутил головой, пытаясь отделаться от какого-то назойливого ощущения.
- Ддддддд, - прогудел в отдалении гром.
- Твою мать, - негромко, вполголоса выругался Волк, откладывая в сторону книгу, на обложке которой гордо красовалась надпись "По ту сторону добра и зла. Фридрих Ницше". В воздухе запахло весной и сыростью. Зашевелилась трава, точно живая. Посеревшее небо раскололось молнией и началась гроза.
- Де жа вю, - проговорил Волк отчетливо. Последовавший за этим удар грома заставил Волка содрогнуться. Он поднял голову вверх, и тут же особо противная дождевая капля попала ему в нос, неприятно защекотав внутри. Волк оглушительно чихнул, и еще раз помотал головой, разбрасывая в разные стороны ворох капель, нашедших себе приют среди его густой шерсти (о чем, надо сказать, никто их особенно и не просил).
- Дзинь, дзинь, - колокольчиком прозвенела по веткам падающая шишка.
- Плюююх! - с веселым уханьем она приземлилась в лужу.
Волк попытался вернуться к чтению, но из-за сыпавшейся сверху густым горохом воды страницы книги начали подмокать, а непрерывно следовавшие один за одним удары грома делали и без того смутное содержание книги вовсе туманным и загадочным.
- Идиот, - наткнувшись на очередной невнятный пассаж вздохнул Волк и отработанным жестом отправил Ницше со всеми его рассуждениями в дупло, надежно охранив тем самым немецкого философа - если и не от безумия, то, во всяком случае, от влаги. Завистливо покосился на сидевшего неподалеку в тотальнейшей медитации (сиречь, в полном отрубе) Бобра. Почесал за ухом. И тут вспомнил о только что произнесенной фразе.
- Что такое де жа вю, Бобер? - пытаясь перекричать шум дождя, возопил Волк.
Бобер, естественно, ничего не ответил - даже головы не повернул.
Волк ушел под деревья, побродил кругами, но когда дождь стал настигать его и там, просачиваясь сквозь ветви деревьев, окончательно загрустил. Достал было сигарету, но сорвавшаяся откуда-то сверху струйка дождя пресекла его поползновения на корню, превратив сигарету в равномерное месиво из бумаги, табака и воды, бессильной массой раскинувшееся в ладони.
- Тьфу ты ж, пропасть, - скривился Волк и брезгливо поморщился.
- Бобер, а Бобер, - без особой надежды протянул он, - а в чем сущность дзен-буддизма?
Но Бобер ничего не сказал, даже не шелохнулся. Он явно находился за той самой "гранью добра и зла", будучи не в состоянии реагировать на внешние раздражители - даже на столь бесстыдные провокации друга.
- Эй, Бобер, - Волк кинул в друга шишкой, но не попал.
- Да иди ты в задницу со своей медитацией, - обиженно пробурчал он себе под нос и отправился в чащу. Ветер злорадно выл у него в ушах, словно насмехаясь.
- Уууу, уууу! - передразнил его Волк.
- Тью, тью, фьююююююююююююююююю! - ехидно пропел в ответ ветер.
* * *
Одна фраза, вычитанная у Ницше, очень понравилась Волку.
- Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем, - аккуратно выводил он по слогам.
- И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя...
На этой фразе Волк остановился, восхищенный, и некоторое время созерцал пространство перед собой.
- Пусть ничего особенного. Пусть банально. Но как красиво сказано! - думал он.
Поделиться с Бобром восхитившей его фразой Волку не удалось, потому что Бобер с утра отправился куда-то вниз по реке - ни то на съезд антиглобалистов, ни то просто на прогулку.
Тогда Волк решил сходить к дальней скале, что высилась над рекой неприступным великаном. Вот уж бездна, так бездна.
Поднявшись на нее, Волк долго-долго смотрел вниз, с обрыва. Но ничего, кроме клубящегося внизу тумана, разглядеть так и не смог. Если у бездны и были глаза, таились они где-то в другом измерении, и заглянуть в них Волку в этот раз не удалось.
Тем не менее, зрелище было захватывающим и величественным.
- Аааааххххааахахай! - прокричал Волк в бездну.
- Ааай... ааай... ааай... - откликнулась бездна.
- Угугугугугуй! - прокричал Волк.
- ...уй ... уй ... уй, - неприлично ответила ему бездна.
- Да пошла ты, - обиженно произнес Волк.
- Знаешь что, бездна, - недовольно закричал он, вглядываясь в клубящийся туман, - а не пойти бы тебе на... ххххххххххххххххх!!! - Волк испуганно захрипел, так и не сумев закончить предложение - камень, вырвавшийся из-под его лапы существенно нарушил его равновесие. Волк едва не рухнул с обрыва и удержался на ногах лишь непонятным чудом.
- Ааах... ааах... ааах..., - печально отозвалась бездна.
- Тьфу ты, - брезгливо сплюнул Волк.
* * *
Одним солнечным теплым утром, Бобер и Волк сидели на берегу реки и разговаривали.
- Жить нужно легко и непринужденно, - поучал Бобер друга.
- А легко и непринужденно, - ехидно оскалился Волк, - это, прости, как?
- А вот так, смотри. Предположим, у тебя куча проблем. В жизни все не ладится,
- Нет у меня никаких блох! - обиделся Волк, выгрызаясь зубами в предплечье.
Бобер беззлобно рассмеялся.
- Я гипотетически. Блохи заели, шерсть лезет, гормоны по весне в уши бьют, кашель давит, в лапе заноза застряла, Медведь глупыми вопросами достал, Лось - занудством, а Бобер в очередной раз спер твою пивную заначку...
Волк навострил уши - упоминание Бобра о себе в третьем лице почему-то очень насторожило его.
- А тебе все по фигу, понимаешь? Ты не напрягаешься, радуешься жизни, все принимаешь с прямотой и непосредственностью ребенка. Ты легок как пушинка, ты почти невесом, и даже силы гравитации, кои так возвеличивает наш Лось, не властны над тобой - смотри, Волк, смотри внимательно!
И Бобер воспарил над землей.
Челюсть Волка с ощутимым стуком улеглась на грудь. По телу пробежала мелкая дрожь, шерсть встала дыбом - он был возбужден и невероятно напряжен одновременно.
- Смотри, Волк! - рассмеялся Бобер и стрелой взмыл в небо, растворившись в далекой прозрачной вышине.
Волк обхватил голову лапами и упал на землю, прижавшись к ней мордой изо всех сил - лишь бы не видеть, не слышать всего происходящего. Его трясло. Страшная догадка обезумевшей птицей рвалась к нему в голову, но Волк пока еще сопротивлялся, как мог, приложив невероятные усилия дабы не пускать ее внутрь.
- Доброе утро, Волк! - раздался голос Бобра, - ты чего это тут разлегся?
Волк взвыл и отчаянно рванул прочь, в чащу, напрямик, ломая кусты и поднимая тучи пыли.
- Белены он объелся что ли, с утра пораньше? - недоуменно спросил себя Бобер и отправился к реке, умываться.
Суслик, паривший высоко в облаках, наблюдавший за происходящим на земле, ехидно усмехнулся.
* * *
Однажды великий волшебник Малах Ге-Мавет, перебрав, прикинулся стаей сусликов, летящих на юг. Блуждая меж облаков, он внезапно столкнулся с другой стаей сусликов, что грациозно и величественно возвращались на север.
- Суслики! - испуганно подумал Малах Ге-Мавет и, меняя форму, панически метнулся прочь, сквозь облака.
- Нео, - бесстрастно подумали кенгуру и неспешно продолжили свое плавное восхождение на Фудзияму.
* * *
Как-то раз Волк гулял по лесу и нос к носу столкнулся с великим волшебником Малахом Ге-Маветом. И все бы ничего из ряда вон выдающегося, если б не один настораживающий и смущающий факт.
Был Малах Ге-Мавет для этого времени суток непривычно (и неприлично) трезв, бородка его была аккуратно причесана, а плащ, непривычно выглаженный и сияющий белизной, вовсе не был заправлен в носки, как это обыкновенно случалось. Взгляд был прямой, ясный и в глазах волшебника горел какой-то недобрый огонек.
- Вот скажи мне, Волк, - даже не поздоровавшись, начал Малах Ге-Мавет, - вот если бы у тебя вдруг возникла потребность задать Суслику вопрос - только один вопрос! - о чем бы ты его спросил?
Волк очень испугался, не столько даже самой нелепости ситуации и того ужаса, что таился в вопросе - а, скорее, каких-то металлических и непривычно жестких ноток в голосе волшебника.
- Ээээ... Малах, что за вопросы с утра пораньше? Ничего бы не стал спрашивать... убежал бы на фиг, и дело с концом!
- А если, - недобро сверкнул глазами Малах Ге-Мавет, - ценой этого вопроса была бы жизнь или смерть?
Волк собрался было отшутиться, но, глянув в глаза волшебника, поежился. - Ну его к черту, странный он какой-то сегодня, - пронеслось в голове у Волка, - лучше ответить. А то еще, чего доброго, в жабу какую-нибудь превратит. Или в Барсука, что еще хуже.
Решившись, Волк сказал:
- Ну, тогда я спросил бы его: А есть ли сумка у кенгуру-самцов? А вот что он мне ответил бы?
Огонек в глазах Малаха Ге-Мавета померк. Волшебник явно выглядел озадаченным.
- Ээээ... - протянул он, - ну, очевидно, Суслик бы ответил тебе... Суслик ответил бы тебе... "наверное, нет"... вот что ответил бы Суслик.
- Тогда почему, - подхватил ободренный Волк, - спросил бы я у Суслика, скажи мне, почему всех подряд кенгуру называют сумчатыми?
Стая кенгуру, прикинувшаяся Малахом Ге-Маветом, испуганно перешептывалась. Кенгуру тоже не знали ответа на этот вопрос...
* * *
Однажды Волк, пребывая в отличном расположении духа, улегся под сосной. Тут в голову ему пришла невероятной силы мысль - он вспомнил о том, что в его распоряжении имеется отличная возможность выражать свои эмоции при помощи хокку.
Некоторое время он сочинял их в уме, но это быстро ему наскучило. Во-первых, любое свежесочиненное хокку при таком раскладе мгновенно покидало голову и скрывалось в неизвестном направлении, без следа и не попрощавшись. Во-вторых, так было очень тяжело выдерживать канонический размер "пять-семь-пять".
Подумав немного, Волк решил, что для простоты, во-первых, будет считать хокку любое получившееся у него трехстишие, а канонического размера придерживаться лишь от случая к случаю; а, во-вторых, для обеспечения большей долговечности будет, как всегда, записывать их палочкой в пыли.
Сказано - сделано.
Тот, кто танцует
По-над краем пропасти
Упасть обречен...
- Неизбежно... - промурлыкал Волк себе под нос.
Следующее получившееся у него хокку совершенно не влезало по части размера ни в какие ворота, зато вполне адекватно отражало вчерашний жизненный опыт Волка.
Краем глаза заметив
Свое отражение в облаке
Ужаснулся, как низок и подл человек
Волк немного подумал, и решил, что в таком виде трехстишие содержит слишком много недосказанности (о том, что в этом вся прелесть, он как-то не подумал). И потому решил развить тему:
Старый храм и бутыль саке
Восхитительна даль просветления
Тяжелы плоды абстиненции
Почесав за ухом, Волк решительно стер написанное, а затем в пыли появился исправленный вариант:
Старый храм и бутыль саке
Восхитительна даль просветления
Тяжелы оковы сансары!
В таком виде стихотворение нравилось ему куда больше. "Вот это по-буддийски!" - подумал Волк, и снова взялся за палочку.
Радость бытия
Омрачилась приходом
Участкового
- Гм, - сказал Волк, - Бобер, а кто такой участковый?
Сидевший неподалеку Бобер повернулся к другу, смерил его презрительным взглядом и повертел пальцем у виска.
- Не понял, - честно ответил Волк.
Но Бобер уже отвернулся и ничего в ответ не сказал.
Волк, посмаковав немного звучание слова "омммм-рачилась" , продолжил свою напряженную умственную деятельность:
Красота и восторг
Полевые цветы, незабудки,
Конопля под забором растет
- Нда, - хмыкнул Волк.
Осень настала
Мир полон несчастий и боли
Ну и хрен с ним!
А вот следующее хокку понравилось Волку так сильно, что он прочитал его вслух, громко и с выражением:
Я растворяюсь
А небо над Мехико
Все безупречнее...
- ... и безупречнее! - ехидно передразнил Бобер из-за сосны. Волк, тебе не кажется, что ты повторяешься? Что все это уже было?
- Точно, Бобер! - удивленно воскликнул Волк, - скажи мне, а что такое "де жа вю"?
* * *
Слово "Мехико" тяжелым грузом осело в сознании Волка, камнем лежало на сердце, не давая ни минуты покоя. Обеспокоенный, он бродил по лесу, мучимый вопросом: "Что такое Мехико?" Не в силах больше терпеть, Волк обреченно проорал этот вопрос в пустые и равнодушные весенние небеса. Небеса недоуменно помолчали некоторое время, а затем откуда-то сверху явился голос, нетвердо и чуть запинаясь, провозгласивший:
- Ты спрашиваешь меня о Мехико, Волк? О, ты пришел по адресу! Я расскажу тебе о том, что такое Мехико!
Затем послышалось какое-то копошение, хруст ломающихся ветвей, приглушенная ругань и негромкий удар. Из кустов появился великий волшебник Малах Ге-Мавет, слегка навеселе, растрепанный и помятый. Белоснежный плащ его, заправленный в недельной свежести носки, был перепачкан еловой смолой и грязью, а под глазом наливался багровый, пламенеющий синяк.
- Ты что же это, с неба свалился? - в изумлении спросил Волк волшебника.
- Зачем же с неба? - ответил Малах Ге-Мавет, тщетно пытаясь отряхнуться, - с елки! Ты спрашивал меня о Мехико? Присаживайся и приготовься слушать! Это очень долгая, но красивая история! Ты не будешь разочарован!
- Надеюсь, - кивнул Волк, усаживаясь на землю.
- Так слушай же! - Малах Ге-Мавет, чуть запинаясь и периодически негромко икая, но все же уверенно, начал свой рассказ.
- Когда я был существенно моложе и жил совсем, совсем в других местах, среди стариков нашего селения бродили легенды о Мехико - зачарованном городе, затерявшемся среди перекрестий дорог и миров, лежащем вне пределов досягаемости обычного человека. Кто говорил - под землей, кто - высоко в горах, кто и вовсе помещал Мехико в небеса - но все эти болтуны не ведали даже, о чем мололи их нечестивые языки, ибо я - Малах Ге-Мавет - я один из немногих смертных, кого этот волшебный город удостоил чести побывать в своих пределах, и я знаю, о чем говорю! Я был там и видел все своими глазами!
- Ух ты, - восторженно проговорил Волк.
Малах Ге-Мавет, тем временем, очень возбудился и размахивал руками, пытаясь передать слушателю всю бурю эмоций, кипевшую в его организме.
- Город Мехико лежит за пределами всех измерений, на самом краю Земли, глубоко в сердце бескрайней Аравийской пустыни, и только самумы и палящее солнце будут спутником тому, кто решится на путешествие к его стенам! Я преодолел многие мили, я шел несколько месяцев, только Всевышний ведает, сколько мучений я испытал, но я выдержал все их с честью! И волшебный город Мехико предстал перед моими глазами, и отворил свои ворота, сделанные из чистого янтаря - поверь мне, Волк! Они светятся в утреннем свете, подобно глазам прекрасных пэри, а у ворот этих растут одиннадцать деревьев неземной красоты, поддерживающих своими стволами небесный свод! Стены этого города сотканы из тончайшего золотистого тумана, похожего на шелк, а небо... ты бы видел, Волк, какое там небо! Оно не голубое... оно алое, пламенеющее красным, словно губы прекраснейшей из всех женщин на свете! Я вошел внутрь, и улицы чудесного города приняли меня в свои объятия. Вдоль ног моих мягким потоком струились бархатные сны, а на каждом перекрестке я видел фонтаны, светившиеся самыми прекраснейшими оттенками серебра! Вода, обычная дождевая вода наполняла их, но клянусь своей бородой - ни до того, ни после не доводилось мне пить напитка более прекрасного, а пьянила та вода куда сильнее, чем любое вино!
Волк, как загипнотизированный, следил за всеми движениями рук волшебника.
- Впрочем, я и без того был пьян, и чист - чист, как младенец, впервые входящий в этот мир. Мои глаза были широко открыты, я впитывал в себя все красоты этого города - минареты, своими куполами устремившиеся в небо, невиданные башни из изумруда, сказочной красоты дворцы! Прохожие улыбались мне, божественные, неземные женщины заключали меня в свои объятия, обещая незабываемые услады! Клянусь, Волк, в их глазах можно было утонуть! Обезьянки смеялись, сидя на деревьях, смеялись и радовались моему появлению, они кидали мне сладчайшие фрукты, коих и названия-то мне даже неизвестны были! Я шел, и город обволакивал меня своим нежным покрывалом, точно заботливая мать сына, и я был счастлив, счастлив как никогда! Вот что такое Мехико, Волк!
- Здорово, - протянул завороженный Волк, но в это время подал голос проходивший мимо Бобер.
- О чем это ты, Волк?
- О Мехико, Бобер!
- В упор не пойму, чего ты в нем такого "здорового" нашел?
- Ну, как же! - и Волк с энтузиазмом пересказал другу краткое содержание только что услышанной истории. Малах Ге-Мавет согласно кивал, подтверждая его слова.
- Ты что, дурак? - изумился Бобер, - где такой хрени понабрался?
- Сам ты хрень, - обиделся Волк, - вон, Малах рассказывает. Он сам там был.
- Святая правда! - закивал волшебник.
- Да ну, Малах, кончай синячить! - заключил Бобер, - а ты Волк, кончай уши развешивать. Мехико - это всего лишь столица Мексики!
* * *
Сначала Хорьку приснилось Слово. И слово было у Бога, и словом был Бог. Даже во сне Хорек осознавал, что наяву он в жизни бы не решился повторить этого Слова - а уж, тем паче, в присутствии беременных женщин, детей и стариков, страдающих сенильным психозом.
А затем Хорек сам стал Словом, и это чертовски ему не понравилось. Очень, оказывается, хлопотное это дело - быть словом, да еще, к тому же, сказанным не подумавши, впопыхах и сгоряча. "Чтобы слово было услышано, нужна тишина - как до, так и после него," - подумал Хорек.
А потом откуда-то появился Мартин Хайдеггер и очень долго доказывал Хорьку, что язык - это дом бытия, и что он - это и есть та ткань, которая определяет мир.
Хорек высунул язык, но никакого бытия там не обнаружил, а обидевшийся Мартин Хайдеггер вдруг превратился в Людвига Витгинштейна, привязанного огромной цепью к какого-то странного вида столбу. Откуда-то еще возник Карлос Кастанеда, с доном Хуаном под мышкой и тремя союзниками за пазухой, следом подтянулся отряд говорящих собак... и тут такая метла по кочкам понеслась со всеми этими делами, что Хорек в ужасе метнулся из своего сна прочь, в реальность. Оглянулся. Вздохнул. И снова уснул.
И во сне ему приснился старенький доктор Судзуки, который напевал ему мягкие колыбельные. Хорек счастливо улыбался.
* * *
А вот когда старенький доктор Судзуки со своими колыбельными начинал сниться Волку, тот начинал ругаться страшным матом и Судзуки, бедняга, мигом исчезал из сна. Естественно, что ни Витгинштейн, ни Хайдеггер, ни Кастанеда с союзниками и доном Хуаном под мышкой не решались приблизиться к сну Волка даже за километр. Что уж тут говорить о собаках...
* * *
Однажды утром Волк с Бобром отправились в горы и там, на берегу горной речушки, устроили небольшой спор о сущности дзен-буддизма.
Волк истерично кричал: "Когда на небе нет облаков, луна бороздит просторы озера!", балансируя при этом на тонком стволе рябины, что подобно мосту перекинулась через узкую, но довольно бурную горную речку. Бобер, пыхтя и ругаясь, пытался достать его с берега палкой. Попытки подобного рода буддификации все никак не достигали успеха, и тогда Бобер ступил на тот же ствол. Тот не выдержал, прогнулся, но не сломался - а спружинил и, подобно тетиве лука, отправил друзей в короткое, но очень запоминающееся путешествие в холодные воды дзена.
Деревья - это самые лучшие мастера дзен.
* * *
- Летающие яблоки представляют собой любопытнейший и в высшей степени поучительный пример...- начал было Лось, но осекся и огляделся по сторонам.
"Куда это меня занесло?" - подумал он, и на всякий случай ускорил шаг.
Орки испуганно и изумленно смотрели вслед странному говорящему зверю...
* * *
Однажды Волк сидел в густой траве, и за его спиной послышались чьи-то мягкие, вкрадчивые шаги.
Поскольку Волк ждал Бобра, он, не оборачиваясь, спросил:
- В чем сущность дзен-буддизма?
Шаги стихли и повисла пугающая, напряженная тишина.
Волк, почувствовавший неладное, быстро обернулся, но за спиной никого не было.
Холодный пот пробежал по спине Волка.
Еще никто и никогда не спрашивал Суслика о сущности дзен-буддизма...
продолжение, возможно, следует...
|