В огромной коробке лежали и дремали, кто - сладко потягиваясь, а кто - поскуливая, восемь щенков породы "Алабай", а рядом с ними, на подстилке, в качестве наглядного образца, лежали огромные, свирепого вида - кобель и сука, родители щенков. Один из щенков, с виду - самый задохлик, перелез через своих братьев и сестёр к стенке коробки и, оперевшись на задние лапки, высунул мордаху, всячески пытаясь обратить на себя внимание, виляя обрубленным (как положено по стандартам породы) хвостиком. Протянутая к нему рука Оксаны была моментально облизана.
Она сдалась сразу: взяла на руки задохлика, прижала его к себе и вопросительно-просительным взглядом посмотрев на меня, всем своим видом дала понять, что мы должны уехать с рынка только втроём. Ермак - такое имя значилось в его щенячьем паспорте, удобно устроившись на руках у Оксаны, посмотрел на меня взглядом победителя, не терпящим возражения, и проскулил, что, если я его не куплю, то совершу огромную ошибку. Я тоже был сломлен и, не торгуясь, отдал хозяйке щенка требуемую сумму. Мы не планировали покупать собаку. После смерти Маршала, по которому очень грустили, мы просто так решили прогуляться по птичьему рынку, поглядеть на живность, присмотреться к разным породам сторожевых собак для будущего приобретения друга и охранника. Но Ерёма (как мы сразу же стали его называть) спутал нам все планы, неожиданно и стремительно ворвавшись в нашу жизнь.
Удобно расположившись на руках у Оксаны, Ерёма внимательно наблюдал за приобретением для него в тех же рядах рынка необходимых щенячьих принадлежностей: мисок для еды и питья, матраса-подстилки, поводка, ну и конечно же, корма для щенков, со всевозможными витаминами. При приобретении последнего Ерёма особенно оживился и дал нам понять, что не возражал бы принять "второй завтрак", хотя, по всей видимости у него не было несколько дней и первого, поскольку более крупные его братья и сестры, вероятнее всего, сжирали выдаваемый на всех корм, ничего не оставляя, теперь уже нашему, задохлику. Мы дали ему горсть сухого корма прямо из руки, который он проглотил за долю секунды и начал жалобно скулить, выпрашивая добавку. Сжалившись, мы дали ему ещё горсть корма, которую он также моментально смел и, надеясь, что получит еще, продолжал поскуливать. Но мы разгадали его хитрость и сообщили ему на чистом русском языке, что на этот раз достаточно, а следующую порцию он получит только на даче и при условии, что будет себя хорошо вести. Он сделал вид, что нас понял или, на самом деле поняв нас, спокойно улёгся на приобретённую подстилку и, "заморивши червячка" быстро заснул, тихо посапывая. Ему снились сладкие сны о новых хозяевах, которых он так удачно приобрёл и которые не пожалели ему две горсти ну очень вкусной еды и находился в предвкушении новой порции обещанной вкуснятины по прибытии на какую то дачу. Слово "дача" для него было новым, впрочем как и всё в предстоящей, только начинающийся жизни.
По дороге домой мы решили заехать в ветеринарную клинику, где, осмотрев Ерёму, врач резюмировал, что щенок хороший, здоровый, но очень ослаблен и ему требуется усиленное питание и хороший уход. На эти слова врача Ерёма прореагировал одобрительно и даже лизнул его руку. Правда, когда ветеринар делал ему необходимые прививки, задохлик тихо взвизгнул и по-щенячьему зарычал, выказав недовольство неприятным мужиком в пахнущей лекарствами одежде. Потом Ерёма всё-таки решил вести себя хорошо, как, про себя, и обещал своим новым хозяевам, так как надеялся, что они его не обманут и дадут, как обещали, вкусную еду.
Наконец приехали на место. Выключив мотор, мужчина "унюхал", что в машине чем-то пахнет. Женщина открыла багажное отделение лэндкрузера, где с комфортом ехал Ерёма и, увидев следы щенячьей "неожиданности", которую он произвёл, не дотерпев до дому, рассмеялась и сказала, что на первый раз малышу - прощается.
Женщина по красоте уступала только его маме-суке, отметил про себя Ерёма, а уж то, что она была очень добрая и не зарычала и не задала трепку за то, что он нагадил в неположенном месте, произвело на него особое впечатление. Правда он не всё понял, что она сказала, но решил , что человеческий язык надо изучать, чтобы потом понимать, что хочет эта женщина и получать потом за выполнение её команд что- нибудь вкусненькое. И мужчину он, на всякий случай, решил тоже слушаться, так как видел, что женщина относится к нему как к вожаку стаи. Ещё щенок понял, что его приемную человеческую маму кличут Оксаной. Перекочевав из машины к ней на руки, он был перенесён ей на лужайку перед домом. "Дача" оказалась не таким уж и плохим местом. Посередине участка находилась большая лужа, которую люди называли "пруд" и в нём плавали какие-то звери. Что они называются рыбами - он узнал от человеческой мамы позже. Вокруг пруда росло много деревьев, некоторые из которых он уже видел в деревне у своих прежних хозяев. С одной стороны от пруда стоял небольшой домик, в котором жил помощник по хозяйству, которого люди звали Беком ( наверное это его кличка, подумал щенок). Ерёма решил, что он в стае, верно, главнее Бека: ведь человеческая мама его носит на руках, а Бека - нет.
С противоположной стороны пруда находился большой дом. Щенок посчитал, что это и есть его дом, наверное здесь он будет жить. Но женщина, взяв его на руки, отнесла в вольер, который был похож на вольер у прежних хозяев, но значительно просторнее и с большой, тёплой собачьей конурой, в которой могли бы поместится даже люди. Но щенок решил, что он должен жить с человеческой мамой в том большом доме и припустился со всех своих щенячьих лап ко входу в хозяйский дом, куда пошёл мужчина - человеческий вожак. Однако, сил его хватило лишь на то, чтобы преодолеть только первую высокую ступеньку, а на вторую он уже взобраться не смог, где и был пойман Оксаной. Она снова, взяв на руки, отнесла его в вольер, объясняя по пути, что теперь его дом тут и поставила перед щенком две миски: одну с кормом, а вторую - с водой. Съев давно обещанный корм и запив его водой, Ерёма забрался в конуру и попытался уснуть, но сон не шёл в лапу: было непривычно и страшно одному, в первый раз, без родителей, братьев и сестёр ночевать в такой огромной будке. Конечно, новые хозяева поступили очень плохо,оставив его одного в вольере, - думал Ерема. Они-то вдвоём, им нечего бояться, ведь при необходимости, они могут защитить друг-друга. А его здесь защитить совсем некому... Вокруг так страшно: странные
звуки, неизвестные запахи и не понятно: чего ожидать от этой первой самостоятельной ночи в качестве охранной собаки.
Проснулся Ерёма от скрипа открывшейся калитки вольера, в который с ошейником в руке вошёл Бек. Ерёма выбежал из конуры повизгивая и радостно виляя своим обрубком хвоста, давая понять Беку, что очень рад его приходу.
Бек, потрепав
Ерёму по голове, одел на него ошейник и вышел вместе с ним из калитки за территорию участка, на улицу, совсем для него не известную и потому - пугающую. Первый раз в жизни Ерёма, как взрослая собака, вышел на прогулку: со всех сторон до него доносились различные незнакомые звуки и неведомые запахи и он метался в разные стороны, считывая всё новую и новую информацию. Устав, добегавшись до дрожи в лапах, Ерёма жалобно посмотрел на Бека, который отвёл его домой, где в вольере уже ждала его вода и целая миска вкусного хрустящего корма. Он быстро и жадно смел всё, что называется, "в подлиз", и уставший, переполненный впечатлениями, рухнув без задних лап рядом с опустошённой миской, мгновенно уснул.
Проспав до середины дня, собачий ребёнок проснулся от того, что в вольер кто-то вошёл. Открыв глаза, он увидел женщину. Она открыла калитку вольера и пошла в сторону лужайки, беззвучно приглашая его за собой. Ерёма со всех лап припустился за ней и, забегая вперёд, повизгивая и подпрыгивая, всячески давал понять своей человеческой маме, что очень соскучился и рад её видеть. Присев на корточки, Оксана начала чесать щенка, а он, млея и поскуливая от удовольствия, доверчиво перевернувшись на спину, подставил под почесывание свой розовый, в крапинку живот. Наконец, покончив с щенячьими нежностями, новая мама пошла по дорожке вглубь лесистой территории участка. Ерёма тоже припустился за ней, успевая по дороге все вокруг обнюхивать и пробовать на зуб. Попытка пожевать понравившиеся ему цветы, была пресечена на корню: спокойным и твёрдым голосом женщина сказала, что этого делать нельзя! Ерёма решил не испытывать судьбу и цветы больше не грызть.
Он оказался очень смышлёным щенком и быстро осваивал все уроки из разряда: что такое хорошо, а что такое плохо. Оксана обучала его собачьим премудростям, основываясь на всём своём предыдущем опыте воспитания и обучения сторожевых собак нашей семьи. Он быстро рос и к первой годовщине своего рождения стал красавцем огромного размера, даже в сравнении с другими крупными азиатами, живущими в нашем посёлке.
Ерёма был очень воспитанным и умным кобелём и не позволял себе на прогулках по улице отвлекаться и реагировать на брехню чужих собак. Но как только они приближались, по его мнению, слишком близко, он поворачивал свою большую, лобастую голову в сторону провокаторов с грозным рыком: этого было достаточно, чтобы его недруги, поджав хвосты, разбегались врассыпную. На свою территорию он никого постороннего не допускал и часто радостно приносил в зубах Оксане, в виде подарка, приводя последнюю в оторопь, заскочивших по недомыслию на наш участок соседских кошек и нашедших здесь свою погибель. И искренне не понимал: почему его не хвалят за службу, а наоборот, почему-то ругают. Оксане так и не удалось, несмотря на все её усилия, отучить Ерёму от этой жуткой привычки, а вернее, инстинкта. Наш помощник по хозяйству Бек часто, чтобы защитить Ерёму от нашего гнева, утверждал, что кошка "самоубился".
Много лет спустя мы увидели скетч "Кошка самоубился" в сериале "Наша Раша" и по достоинству оценили вклад нашего работника, Бека, в качестве "соавтора" нашумевшего сериала.
Но в остальном - Ерёма был очень нежным и трогательным псом: ходил и бегал только по дорожкам и, если подходил к цветам, то только для того, чтобы их понюхать. Он был очень любознательным кобелём и мог днём, часами, из-под ворот, с любопытством наблюдать за проходящими по улице людьми. А вот по ночам наш пёс исправно нёс свою сторожевую службу и у любого, проходящего мимо дачного забора, пропадало всякое желание задержаться тут хоть на минуту, как только они
слышали грозный предупреждающий рык, раздающийся на всю округу, дабы народ не терял бдительность и уважение к этой красивой, серьезной собаке.
Аппетит у собака был отличный. Особенно он любил человеческую еду. В детстве - обожал йогурт: тогда ещё его морда вмещалась в баночку и он, съедая содержимое в доли секунды, вылизывал её до блеска. А вот с взрослением, предпочтения его менялись: от творога до гречневой каши с мясом.
Однажды, рабочие, строившие нам гараж, решили отобедать: накрыли по-мужски нехитрый стол внутри, так сказать, строящегося объекта, положив, первым делом, на импровизированную скатерть (газетку) два белых батона, источавших ни с чем не сравнимый аромат свежеиспечённого хлеба.
В момент, когда над первым батоном уж был занесён нож, у стола, вдруг, возник Ерёма и, не удосужившись спросить у хозяев стола разрешение, прихватил своими огромными клыками близлежащий батон и гордой поступью удалился. Спорить с ним никто из рабочих не решился. На следующий день всё повторилось вновь и строители, во избежание в дальнейшем этого рэкета и беспредела, нажаловались нам, его хозяевам. Мы, конечно, попытались провести разъяснительную работу, но по его глазам поняли, что наши аргументы, по сравнению с огромным, вкусным батоном ничтожны. Во избежание голодного бунта среди строителей, нам пришлось компенсировать им два сожранных нашим беспредельщиком батона, а в будущем , взяли за правило: покупать ему по батону в день.
Наша любовь была абсолютно взаимной. Он был очень верным и преданным своим хозяевам псом и безусловно отдал бы свою жизнь, защищая нас, но так вышло, что это нам пришлось бороться за его жизнь. У него оказалось больное сердце и кардиолог-ветеринар отводил ему не более полугода. Правда, порекомендовал нам найти, если получится, экспериментальное импортное и очень дорогостоящее лекарство "Ветмедин" для лечения собачьего сердца. Конечно же, мы нашли лекарство и лечили Собака, что называется, не покладая рук. Наши усилия продлили Ерёме жизнь ещё на три года. Это были три года нескончаемой борьбы за его здоровье и жизнь. Оксана придумывала различные способы для того, чтобы заставить Ерёму проглотить таблетку: она засовывала таблетки в колбасу, в сыр, замешивала в сухой корм, но таблетка, непременно,
всякий раз, оказывалась на полу или в миске после съеденной вкуснятины. Потом она стала уже засовывать таблетку рукой прямо в пасть, "чуть ли не в желудок", давая немедленно заесть каким-нибудь лакомством. Оксана делала ему всевозможные уколы, по назначению врача, давала другие препараты, которые применяют люди-сердечники и это начало помогать: наш собак словно бы ожил заново, и поняв это своим собачьим умом, начал даже требовать таблетки и "принимать" их строго по расписанию. Постепенно вернулся интерес к его, всесторонне интересной, собачьей жизни среди любящей человеческой стаи. Но болезнь, всё-таки, оказалась сильнее.
Умер Ерёма от сердечного приступа, внезапно, во время осмотра врача на даче. Лёжа на траве и положив голову в руки Оксаны, любяще посмотрел в её глаза и, тяжело выдохнув, закрыл навсегда свои. Прошло много лет.
После смерти Ерёмы
мы больше не заводим собак, так как очень тяжело переживали его уход и часто вспоминали о нём.
А соседские кошки настолько обнаглели, что превратили наш участок в кошачий парк культуры и отдыха и часто, не обращая ни малейшего внимания на хозяев, устраивают свой общественный туалет прямо в альпийских горках, нанося не поправимый вред ландшафтному дизайну жены. Весной же, по ночам, их эротические кошачьи оргии и издаваемые ими вздохи и крики настолько неприличны, что вызывают чувство стыда даже у нас, людей отнюдь не пуританских взглядов. Только теперь до нас дошло, что Ерёма, регулируя популяцию "посторонних, бесхозных" кошек, охранял не только физически нашу жизнь, но и морально-психологическое спокойствие и состояние.
А это самое главное , и значит: скоро снова на птичий рынок...