Две девочки - близняшки, одетые в татарские народные костюмы, задорно поют эту чудесную татарскую народную детскую песенку, взяв друг друга за руки, кружась и притопывая в ритм музыки, льющейся из баяна, терзаемого баянистом пионерского лагеря. Все мы, пионеры, сидящие под открытым небом на деревянных лавочках напротив крытой, в виде радуги, эстрады, бурно приняли этот номер и ещё долго и громко хлопали в ладоши, требуя ещё раз исполнить эту понравившуюся песню.
Уже будучи взрослыми людьми, мы с моими друзьями детства часто исполняли, жутко перевирая слова и не понимая их смысла, эту, запомнившуюся на всю жизнь веселую песенку, в студенческих компаниях, вызывая в основном восторженные эмоции. Но никогда не мог себе представить, что когда-нибудь знание мелодии этой песни с исковерканными мною словами, похожими по звучанию на оригинал лишь в очень и очень отдалённом приближении, повлияет на мою карьеру металлурга. Кстати, только при написании этой истории, заглянув в интернет, я узнал, что эта песенка про девочку Эпипэ, которая так пляшет, что под ней пол гудит ...
На преддипломную практику группу выпускников нашего института, среди которых был и я, направили на головное предприятие авиационной металлургии - Научно Производственное Объединение, разрабатывающее технологию и выпускающее полуфабрикаты из лёгких сплавов. Там в те годы работали многие известные люди отечественной авиационной металлургии. Среди них было много докторов и кандидатов
технических наук, награждённых различными государственными наградами, включая ордена и лауреатские медали. Попасть туда на преддипломную практику было большой удачей и весьма престижно. Всем моим однокашникам были назначены руководители преддипломной практики из числа докторов и кандидатов технических наук, руководящих технологическими лабораториями и секторами лабораторий. Имена большинства из этих руководителей мы знали по книгам, учебникам и методичкам, на основе которых нам читали лекции в институте. И только меня отправили на преддипломную практику в технологическое бюро трубного цеха, которым руководил ведущий инженер, даже не кандидат наук, Муратов Рустэм Измайлович. Я был расстроен, поскольку вокруг все говорили, что этот злой и грубый татарин легко может послать и оскорбить и никакими знаниями делиться, конечно же, не будет.
Войдя в техбюро, я увидел сидящих за столами трёх женщин и двух мужчин, которые встретили меня не особенно приветливо и на мое "Здравствуйте!" ответили исподлобья: кто здрасте, а кто - молча кивнув головой. Тогда я не мог себе представить, что с этими людьми мне предстоит на долгие годы стать коллегами-единомышленниками и почти членами одной семьи. Но в первые минуты меня приняли более чем прохладно. На мой вопрос: "Где можно найти Муратова," - мужчина, сидевший за самым большим столом у стенки, точно посередине комнаты, лицом к двери,оторвал свой взгляд от логарифмической линейки, на которой что-то высчитывал и посмотрел пристально на меня, дав понять, что это он и есть. Передо мной сидел "немолодой мужчина", как мне тогда показалось, тридцати четырёх лет, с редким волосяным покровом на голове, примерно моего, небольшого, роста и отнюдь не атлетического телосложения. На его молчаливый вопрос, читаемый во взгляде: "Чего надо?" - я замялся и пролепетал, что направлен на преддипломную практику под его руководством. Спросив меня не дОбро: уверен ли я, что хочу остаться?!. И я закипая, с вызовом в голосе ответил, что готов. Ещё раз пристально посмотрел на меня и уже с хитрым восточным прищуром-улыбкой, указав рукой на свободный стол, сказал: "Садись". Просидев безмолвно, со сложенными одна на другую, как первоклассник руками, минут пятнадцать-двадцать, я робко спросил: "А что делать?". "А, что хочешь?" - ответил он. "Впрочем, изучай инструкции", - сказал он и подойдя к огромному металлическому шкафу, достал большую кипу инструкций и положил мне на стол. Такого количества технической литературы я не изучал за все четыре года обучения в институте и посчитал это занятие бесполезным, поскольку подумал, что он просто хочет от меня отвязаться, но не показывая вида и, чтобы скоротать время, я принялся изучать предложенную литературу. В течение недели я исправно штудировал технологические инструкции, понимая далеко не все и вовсе не понимая: зачем надо это всё заучивать, если можно, при необходимости, открыть любую инструкцию и посмотреть. Ко мне никто и ни с чем не обращался и не давал никаких поручений и заданий. И только через неделю Муратов взял меня с собой в цех и там я заметил: с каким уважением к нему относятся работяги и цеховые мастера. Я ходил за ним как заворожённый и видел: с какой лёгкостью он решал различные технические вопросы, возникающие перед цеховым технологом. К нему так же часто обращались за советом известные ученые и очень внимательно выслушивали его технические рекомендации. Так, как приклеенный, я ходил за ним около недели и постепенно начал понимать, зачем нужна профессия цехового технолога, которая мне всё больше и больше начинала нравиться. Однажды, вернувшись из цеха в бюро, он предложил мне выйти с ним в коридор - перекурить и поговорить о деле.
Стрельнув у него из пачки "Прима" сигаретку и прикурив от зажженной им спички, я вопросительно посмотрел на него. Сделав пару затяжек и внимательно посмотрев на меня, он проговорил своим скрипучим, тонким голосом, что я могу попробовать совместить приятное с полезным: во время преддипломной практики, до защиты диплома, поработать техником-технологом, получая за это ещё и зарплату. "Ну какой же дурак откажется?" - простодушно ответил я. Он ещё раз внимательно посмотрел на меня, ухмыльнулся моему бесхитростному и откровенному ответу и, сделав ещё одну затяжку, протянул мне свою руку, сказав: "Ну и договорились." В тот же день мы наметили тему моей дипломной работы и план её написания.
На следующий день я был приказом утверждён на должность техника-технолога с неплохой зарплатой, которая была существенной добавкой к моей студенческой стипендии. Я стал единственным из моих однокурсников, кому посчастливилось сразу получить работу и мое настроение резко улучшилось.
Начались трудовые будни. Однажды вечером, после окончания работы и обсуждения отдельного этапа дипломной работы, Рустэм Измайлович спросил меня: как я отношусь к водке? К водке я относился благожелательно и имел определённый студенческий опыт, полученный в стройотрядах и на студенческих вечеринках. Получив удовлетворяющий его ответ, он достал из сейфа бутылку коленвала (была такая самая дешёвая водка, на этикетке которой буквы в слове водка располагались в виде коленвала, за что народ её так и окрестил), а из холодильника, стоявшего в комнате, пакет с закуской. Развернув пакет, оставил его в качестве тарелки, на которой лежали четыре куска чёрного хлеба и какая-то колбаса темного цвета."Это казы,- сказал Рустэм Измайлович,- мама приготовила". Это сейчас казы можно купить в любом крупном магазине и конечно же, в "Бахетле", а в 1971 году мало кто знал, что это за "зверь". Поэтому, прежде чем есть, я попробовал малюсенький кусочек и мне показалось, да так и было на самом деле, что это очень вкусная колбаса из конины. За беседой, которая продолжалась более двух часов, он рассказал мне историю своей жизни. Я оказался прекрасным слушателем потому, что рассказывать из своей вполне благополучной жизни мне было нечего, а ему требовалось в тот момент выговориться, так как он почувствовал во мне родственную душу. Муратов рассказал, что в 1937 году, за месяц до его рождения, отца, заместителя министра легкой промышленности, расстреляли как врага народа. И как мальчишки во дворе его дразнили врагом. Как потом его воспитывал мамин новый муж, тоже высокопоставленный государственный работник, русский человек - дядя Миша, который любил Рустэма, как родного. Потом была школа с золотой медалью, МВТУ им. Баумана с отличием и.т.д и т.п.
После совместно выпитой бутылки он тихим, скрипучим голосом, повышая звуки в отдельных частях песни, спел свою любимую "Броня крепка и танки наши быстры", а я, расчувствовавшись от его рассказа, решил сделать ему что-нибудь приятное и затянул песню на татарском языке, запев очень чисто мелодию и отчетливо выговаривая слова на неведомом, как я теперь понимаю, никому языке: "Бася ли мин пипя сим басма зи мин бася"..." "Что это было?" -спросил Муратов. "Татарская народная песня", - произнёс я. "А на каком языке?" - спросил Рустэм. В этот момент меня охватили смутные сомнения и я поведал, что так запомнил эту песню с детства, на слух. Мы расхохотались.
После этого вечера мы очень сдружились, несмотря на значительную разницу в возрасте - в 12 лет. Особенно это ощутимо тогда, когда ты ещё никто, а перед тобой сидит сложившийся человек и специалист. Он был действительно очень сложным и конфликтным человеком, особенно с людьми, которые ему по какой-либо причине не нравились. Но не со мной: я ему, как ни странно, нравился очень, не смотря на всю разность наших взглядов и темпераментов. Он пичкал меня знаниями, даже когда они перли у меня через край и уже не оставалось места для их восприятия. В профессии он научил меня всем азам, которые позволили блестяще защитить дипломный проект и в дальнейшем приступить к работе абсолютно подготовленным инженером-технологом.
В тридцать пять лет он женился на замечательной женщине, враче-гинекологе, кандидате медицинских наук, в дальнейшем защитившей докторскую диссертацию и ставшей профессором медицины. Её дочку от первого брака, Гулю, он тут же удочерил, а в скором времени у них родилась и общая дочка - Нэля .
Он быстро, после женитьбы, защитил диссертацию, хотя для него, в отличии от многих псевдоученых нашего предприятия, это не имело никакого значения, не смотря на то, что в его голове хранились гигабайты информации на десятки различных по степени диссертаций. Аллах наделил его талантом инженера и математика: он без труда выдавал всё новые и новые идеи; активировал и стимулировал и мои мозги тоже на генерирование свежих идей. Видимо его старания легли на плодородную почву и от меня, в скором времени, тоже началась кое-какая отдача. В это время Муратов начал всё активнее перекладывать на меня все текущие дела тех. бюро. Меня быстро признали в цехе, повысили в должности, назначив старшим инженером, вопреки тому, что согласно существовавшим тогда правилам, для повышения в должности требовалось отработать не менее трёх лет, а я отработал только год. Прошло ещё два года, мы в тандеме, он - ведущий, я - ведомый, выполнили огромный объём работ: взяли за правило подавать по несколько рац. предложений в месяц, и наш маленький коллектив ежеквартально получал приличные премии по новой технике. Рустэма наградили орденом "Знак почета" за создание уникальной технологии производства многоканальных труб для атомной промышленности и выделили ему с семьей двухкомнатную квартиру. Правда, через несколько лет семья Муратова распалась, так как не смогли ужиться два талантливых человека, два сильных характера.
Вскоре его назначили руководителем сектора серийной технологии, а меня, естественно, вместо него - ведущим инженером, начальником технологического бюро трубного производства. Так я стал самым молодым ведущим инженером нашего многотысячного предприятия и через несколько лет я тоже защитил кандидатскую диссертацию и был назначен заместителем начальника научно-производственного комплекса, а потом и начальником.
В 1987 году министерством авиационной промышленности было принято решение о закупке в Венгрии на заводе "Чепель" металлообрабатывающего оборудования по волочению труб, прутков и проволоки. Руководителем делегации был назначен я и собрал прекрасную команду специалистов: электриков, электронщиков и механиков. Естественно, в команде оказался и Муратов, но не потому, что он был мой учитель и друг, а в первую очередь потому, что это был лучший специалист-технолог из тех, кого я знал.
За границей мы оказались в первый раз и всё нам казалось совсем другим и вся их жизнь была совсем иная. Магазины полные всевозможных сыров, колбасы и прочих деликатесов, а уж от сортов венгерской водки - просто рябило в глазах. И всё это на фоне пустых прилавков и перестроечной борьбы с алкоголизмом в СССР. Естественно, мы не могли отказать себе в удовольствии - дегустации венгерского алкоголя. И вечером, в гостинице российского торгпредства, там где нас поселили, мы накрыли отличную "поляну" и славно гуляли до тех пор, пока не услышали на улице, около торгпредства, кричащую толпу демонстрантов, скандирующих: "Русские позор, русские-позор...". По коридору пробежала дежурная по этажу и потребовала: "Всем проживающим в номерах - выключить свет, на всякий случай, чтобы не повыбивали стёкла". На вопрос: что случилась, она ответила, что в Венгрии подняли стоимость проезда в общественном транспорте, а виноваты, как обычно русские. Впрочем, после 1956 года, когда в Венгрию ввели советские танки, во всём, что бы ни происходило плохого - были виноваты русские.
Муратов был человеком советской закваски и не смотря на то, что с его отцом поступили несправедливо - не держал зла, был членом КПСС и любил свою Родину, а на фоне чрезмерно выпитой венгерской "Палинки", был готов пострадать за отчизну. Недолго думая, этот умнейший и интеллигентнейший человек, у которого от "Палинки" (венгерская фруктовая водка) переклинило сознание, бросился к окну, распахнул его настеж и, высунувшись по пояс, во всю мощь своего слабого, с хрипотцой, тонкого голоса, запел, размахивая пустой бутылкой из под алкоголя, свою любимую и единственную песню, которую знал: "Броня крепка и танки наши быстры". Мы оцепенели, поскольку понимали, что венгры хорошо знают и ненавидят русское слово танк. Но и венгры застыли, потому что не понимали: что ожидать от этого русского, который размахивал, чем-то, похожим на противотанковую гранату, и угрожал своими танками. Минуты замешательства хватило, чтобы затащить Рустэма внутрь комнаты и закрыть окна. А венгры, в свою очередь, на всякий случай отошли подальше от нашего здания и продолжили свой митинг на безопасном расстоянии. Но мы занимались не только дегустацией и результаты нашей работы были вполне плодотворны: было приобретено металлообрабатывающее оборудование, которое работает на заводах и по сей день.
Потом я пошёл на повышение и был заместителем генерального директора нашего научно производственного объединения, а в 1995 году ушёл в бизнес. Но наша дружба с Муратовым никогда не прерывалась, до последних дней его жизни.
Ушёл он незадолго до нового, 2021 года, в Австралии, куда сравнительно недавно перебрался к своим дочкам и бывшей жене, которая работала там много лет врачом в татарской диаспоре.
Это воспоминание о нашей дружбе теперь будет витать в облаках интернета и кто-нибудь, прочитав эту историю, ещё раз убедится, что всё ещё существует среди людей чувство благодарности, которую можно пронести через всю сознательную жизнь.
Тынычлык белэн. (Покойся с миром)