Ермаков Сергей Александрович : другие произведения.

Месть -штука тонкая

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Жили-были два закадычных друга: один губернатор области, другой известный бизнесмен. И попала губернатору "шлея под хвост" - разорил он в пух и прах своего друга. А тот не выдержал потрясения и умер. И все бы ничего, да у бизнесмена был сын в далекой Америке, и поклялся он отомстить за отца. Вернулся домой и исполнил клятву: губернатор стал нищим и попал в психушку. Но надо же такому случиться - Егор влюбился в дочку своего кровного врага. Что ж, даже любовь не заставит отказаться от клятвы. Ведь месть - штука тонкая... Как писалась книга и в общем-то о чём она: Всякий читатель, который хотя бы немного знаком с классической литературой, читая книгу "Месть - штука тонкая не сможет" не заметить, что это произведение в какой-то мере есть сиквел знаменитого Пушкинского романа "Дубровский". Изначально рукопись называлась "Клан", что по мнению автора более отражало суть повести, но с коммерческой точки зрения, безусловно, было менее выигрышно. Речь пойдет о некоем семитском (еврейском) спруте, окутавшем город и душащем тех, кто осмеливается идти против него. В книге есть любовь, чувства, отношения, комедийные ситуации и довольно таки захватывающее действие. Современный "Дубровский" жестоко мстит за доведенного до смерти своего отца его обидчикам, пока не влюбляется в дочь того, кто стоит на его пути. Эта книга может быть рекомендована для прочтения любому человеку, любящему хороший добротно скроенный боевичок. Особенно рекомендуется читателям, склонным винить во всех бедах России евреев.

Сергей Ермаков

КЛАН (Месть - штука тонкая)

  

1

   Несколько лет назад губернатором N-ской области был некто Иван Петрович Бобров. Он был крупным, дородным мужчиной пятидесяти пяти лет от роду, происхождения сугубо крестьянского. До самого своего совершеннолетия юный Ваня Бобров безвыездно проживал в своем селе и не ведал о том, что есть на свете еще другие занятия, кроме хождения по полю за плугом и битья населения соседней деревни по башке колами из тына. Все в одночасье изменила в его жизни Советская Армия, куда Бобров по достижении восемнадцати лет был призван для защиты рубежей Родины.
   В армии ширококостная структура тела Боброва, его сосредоточенное и серьезное лицо подходящие под облик будущего строителя коммунизма, навели командование на мысль выбрать его секретарем комитета комсомола части. Потому что сильно похож был солдат Бобров на героя выцветшего плаката, висящего в кабинете командира части: "Стой солдат, граница рядом!". Кроме того, Бобров был политически грамотным, вопросов лишних, не задавал, сказанному замполитом верил слепо, а циркуляры его исполнял не задумываясь и с особым рвением.
   При демобилизации из армии Боброву в торжественной обстановке перед парадным строем всей части вручили направление в ВУЗ и с почетом приняли его в Коммунистическую партию СССР. В Москве, куда Бобров направился для поступления в ВУЗ, бывший старший сержант Бобров на экзамене тужился и пыжился, но выжать из своих скудоумных мозгов ни капли знаний он так и не смог.
   И все равно его приняли в институт. По четырем причинам. Во-первых, он являлся демобилизованным из рядов Советской Армии, а бывших солдат и матросов тогда принимали в высшие учебные заведения с удовольствием. Во-вторых, потому что он был потомственный колхозник, а в Советское время трудовой прослойке населения в обучении дороги были всегда открыты. Такие простые рабочие парни, как Бобров советской стране, строящей коммунизм, были очень нужны.
   В-третьих, его взяли в ВУЗ, потому что он был молодым коммунистом. Не принять коммуниста в ВУЗ в те времена означало то же самое, что указать советской стране на то, что коммунисты могут быть дураками. А поскольку такого быть не могло, чтобы коммунист был дураком, то констатировать этот факт письменно в ведомости приемная комиссия не позволила себе. Все преподаватели хотели сохранить на теплом институтском стуле свои пригретые задницы. Ведь платили им тогда неплохо. Поэтому Боброву, который ни на один вопрос за все дни вступительных экзаменов ни разу толком не ответил, все равно ставили "три" и отпускали с богом.
   И, в-четвертых, Боброва беспроблемно зачислили в пресловутый сельскохозяйственный институт, несмотря на вялые тройки, полученные на экзамене, благодаря еще тому факту, что он был очень похож на героя плаката, который висел у ректора в кабинете и восклицал письменно: "Образование в массы!".
   - Ну, в массы, так в массы, - обречено вздохнул ректор и принял тупиздня.
   О чем впоследствии, к слову сказать, ни разу не пожалел. Бобров, несмотря на скудоумие, обладал хорошими организаторскими способностями и блестящей руководящей жилкой. Будучи человеком ограниченным, он не чувствовал никакой ущербности по тому поводу, что не обладал элементарными знаниями, например о том, кто написал пьесу "Горе от ума" или картину "Утро в сосновом бору", потому что не осознавал этого. Зато он умел сплотить вокруг себя своих товарищей и вести их за собой.
   Оставалось лишь задать ему направление, куда их вести, этих товарищей. Боброву сказали и он поверил, что всех надо вести в светлое будущее и ни разу с этого пути даже мысленно Иван не отклонился. Поэтому неудивительно, что к четвертому курсу Бобров стал секретарем комсомольской организации своего института. Эта общественная нагрузка не требовала от Боброва напряжения мозговых извилин, потому что ему не приходилось прикладывать к решению возникающих проблем свои мыслительные способности. Он четко и безукоризненно выполнял циркуляры своих партийных боссов, что, в общем-то, от него и требовалось, что и поощрялось.
   Его, несомненного лидера молодежной среды по окончании института быстро вычислили "определенные круги" структуры власти и в приказном порядке притянули к себе поближе. Сначала Боброва для проверки его организаторских способностей направили в глубинку, где он своей четкой работой по циркулярам засвидетельствовал правильный выбор "определенных кругов". Иван инициативы не проявлял, что приказывали, то и делал, поскольку еще в армии усек, что инициатива наказуема. Лет через пятнадцать движения Боброва по служебной лестнице вверх, эти самые "определенные круги" пуще прежнего закрепили преданность Боброва общему делу, путем женитьбы Ивана на девушке из их обособленного клана.
   Попав в номенклатурную колоду, Бобров далее о своей судьбе больше не беспокоился. Он медленно и верно поднимался по узкой лестнице к вершинам власти, слегка струхнул во времена грянувшей перестройки, но "отцы" клана его успокоили, сказав, что ничего, в общем-то, не меняется и все, что происходит в стране, это всего лишь фарс для глупого народа. Бобров "перекрасился" так же по циркуляру, теперь он стал демократом, а партийный билет свой принародно сжег.
   Через короткий промежуток времени к власти в стране и вовсе пришел свой клану человек, кинул клич: "Обогащайтесь!" и пошло-поехало. Бобров во времена эти незабвенные стал продвигаться вверх еще стремительней и надеялся, что к пятидесяти годам он, наконец, станет губернатором N-ской области. Так и произошло.
   На "демократических" выборах в губернаторы более шестидесяти процентов электората проголосовало за товарища Боброва - радетеля интересов народных масс, выходца из самых низов социальной лестницы и за исконно русского человека! Противостояли Боброву отставной морской адмирал по пугающей фамилии Лютый, которого народ побаивался и не явный еврей Борис Абрамович Хитрый, которому народ просто не доверял.
   Нет, не будет народ голосовать ни за Лютого, ни за Хитрого. Народ у нас не дурак! То ли дело другой кандидат в губернаторы Иван Петрович Бобров - открытый, честный, надежный. Говорит просто, без всяких умных словечек, типа "консорциум" или "консилиум"! А провозглашает так: "Будет вам колбаса с сыром и хлеб по три копейки! Дайте мне только за руль уцепиться!". Верит народ, что такой губернатор и порядок наведет, и продуктами завалит и бабушку через дорогу переведет, если нужно.
   Закрепил свой успех в предвыборной гонке кандидат в губернаторы тем, что залез на сцену на центральной площади областного города вместе с молодежной попсовой группой и пел басом в микрофон:
   - Поколбасимся, потусуемся, оттянемся, притащимся, приплющимся! Танцуют все!
   И сам пустился в пляс вместе с директором местного Дворца Культуры. Как же его не уважать после этого? Как не проголосовать за такого человека? И вот уже больше года губернаторствует в области Иван Петрович Бобров. За время его "царствования" ничего хорошего в области не произошло, но и ничего плохого тоже не случилось. Область подведомственная Боброву идет своим курсом, ни вперед не вырывается, ни позади не тащится. Бобров, как руководил по циркулярам двадцать пять лет назад, так и руководит.
   Но это только для простого народа, умно скажем, для электората был Бобров таким душкой, своим парнем, дабы хитроумно вводить в заблуждение народные массы. Для врагов, которых давил он безжалостно, Бобров был наподобие асфальтоукладочного катка - милости не проси, не будет, наедет и расплющит! Бобров, чувствуя за собой силу родственного клана, порой шалел от своей безнаказанности и, проявляя присущий ему пылкий нрав, бывало, чуть не соскакивал с рельс вседозволенности в сторону абсолютно дерзких поступков.
   И вот чтобы оградить человека, занимающего такое высокое положение от необдуманных поступков и не присущих сану шалостей, в качестве нравственного тормоза постоянно, но незримо находился рядом с губернатором Бобровым некто доктор наук Рябиновский. Он был родным братом жены Ивана Петровича и в клане занимал высокое положение, предопределенное ему уже самим фактом рождения от семени основателя клана.
   При всяких неувязках общества с пылким нравом губернатора, Рябиновский ласково напоминал зарвавшемуся Боброву о том, кто есть на самом деле Иван Петрович и кем он может стать без поддержки клана. Он напоминал изредка, что даже такая фигура, как губернатор края, это всего лишь игральная карта, которая тусуется в огромной колоде для большой игры и ценен господин Бобров именно в этой колоде. А без колоды он просто никому не нужная беспонтовая бумажка. Бобров даже своими скудоумными мозгами понимал это и притормаживал.
   На службе и в быту Ивана Петровича выдавали все пороки человека необразованного. Бобров неустанно требовал от подчиненных покорного подобострастия, и принимал их знаки внимания, как надлежащую дань. Он любил подписывать прошения на согнутых спинах самих просителей, после чего отправлял их пинком под зад, куда подальше вместе с их "челобитной". Когда губернатор степенно шагал по коридорам своей резиденции все, кто случайно или преднамеренно выходили в коридор, должны были кланяться ему в пояс и это его забавляло.
   Но более всего любил Иван Петрович наведываться с визитами в регионы подведомственной ему области, где после скучной официальной части с демонстрацией успехов народного хозяйства, наступала часть неофициальная. Вот тут уж каждый из местных "князьков" старался в угоде губернатору перещеголять своего соседа. На фоне всеобщей нищеты народа в отдалении, чтобы не мозолить глаза, возводились дворцы и храмы, где проводил свои забавы заехавший ненадолго губернатор. Там столы ломились от яств, сауна пахла свежей смолой, подо льдом аквалангисты надевали на крючок развеселого губернатора огромных лососей и семгу, которая отродясь в этом озере не водилась.
   Страдая от обжорства и икая, губернатор призывал к столу до того спрятанного в сарае местного баяниста, и начинал под его аккомпанемент громовым голосом распевать: "Любо братцы, любо...". Все присутствующие, потакая малейшим прихотям всевластного губернатора, широко разевали свои масляные рты и нестройно подхватывали сию песню. В том месте песни, где строки этого общеизвестного произведения доходили до: "С нашим атаманом не приходится тужить", вышколенные холуи преданно вылупляли свои глазенки на Ивана Петровича и громко выкрикивали эти строки, дабы показать хозяину свою преданность и почтение.
   В это же время сам Бобров зорко следил за тем, все ли открывают рты, славя его великолепную персону. Если он замечал, что кто-то халтурит в пении, то немедленно выкрикивал неугодному: "Всем петь!" и лениво поющий начинал старательно разевать рот, дабы его намеренно не лишили того сладкого куска, к которому он, благодаря Ивану Петровичу, крепко присосался.
   Но был один человек, который никогда не пел вместе со всеми. И не скакал в ледяную прорубь, когда губернатор приказывал это делать после бани мэрам мелких городов, директорам местечковых банков, хозяевам торговых площадей и прочей "шелухе" поменьше. Вся эта стынущая в проруби по прихоти своего хозяина публика с ненавистью поглядывала на того самого ослушника, которого Бобров во время всеобщего моржевания дружески похлопывал по плечу и разрешал одеться в тулуп.
   Но этот сухощавый и седовласый мужчина - ровесник Ивана Петровича и не нуждался в дозволении хозяина. Он сам решал для себя, что ему можно делать, а чего нельзя. И Иван Петрович этому не препятствовал. Плебеи, окружавшие губернатора, злились и были в недоумении. Ладно бы этот ослушник был человеком, имевшим вес и достаток! Так ведь нет! Обычный средней руки владелец крохотной мебельной фабрики, который все свое нажил сам. Ничего нигде не крал, в кланах не состоял. Этот факт вызывал омерзение у сидящих в проруби. И надо же - подвезло ему с таким отношением к его персоне деспотичного Ивана Петровича.
   Но тому была своя причина, о которой мало кто знал. Человека этого звали Андрей Егорович Никитин. И много-много лет назад они вместе с нынешним губернатором служили в одной роте, в одном взводе срочную службу в Советской Армии. Они спали на соседних койках, ходили вместе в караул и в сортир, дружили крепче дужек стального замка. После демобилизации так случилось, что больше не свиделись, пытались писать, да затерялись друг от друга и, надо же, через столько лет разлуки так неожиданно свела судьба! Один стал губернатором, а другой владельцем мебельной фабрики.
   Впервые они встретились на торжественном приеме в мэрии через неделю после того, как Боров стал губернатором. Никитин-то давно узнал армейского друга на предвыборных плакатах, а вот новоизбранный губернатор и забыл, что его армейский друг родился и вырос в этой области, где он стал главой. Растрогавшийся от нечаянной встречи Бобров, незамедлительно предложил сослуживцу свою помощь и покровительство. На что гордый Никитин ответил отказом, мотивируя свой поступок тем жизненным наблюдением, что там, где начинаются отношения начальник-подчиненный, там дружбе конец. Бобров такого альтруизма предпринимателя не понял и через месяц предложил Никитину уже место вице-губернатора в своем аппарате. На что доктор наук Рябиновский недовольно хмыкнул, а Бобров сказал ему:
   - Знаешь, что, пошел ты на х...
   Но Рябиновский быстренько принял необходимые меры для воспрепятствования засорения вертикали власти ненужными элементами и в следующем же циркуляре своенравный Бобров получил указание опрометчивых решений не принимать и не подтасовывать в карточную колоду костяшки домино. Хорошо еще, что Никитин от места вице-губернатора отказался, а то бы Бобров случился в нехорошей позиции перед старым другом.
   Он таскал с собой Никитина на все сборища людей, стоящих у руля власти, хотя армейский друг в девяти случаях из десяти отказывался ехать на банкет по причине гордого нрава и неприязни к плебеям, откровенно лижущим сапоги губернатору ради званий и наград. На светских пьянках, куда Никитин все-таки иногда попадал, он один из многих не страшился высказывать свое мнение по тому или иному поводу, нимало не заботясь о том, сходно ли его суждение с точкой зрения на эту проблему Ивана Петровича. Самому Боброву, как и раньше, в те времена, когда они вместе служили в армии, нравился в Андрее Егоровиче характер прямой и решительный. Смелость необыкновенная сочеталась в нем с благородством души, что притягивало к себе селянина Боброва.
   Некоторые недальновидные головотяпы пытались в поведении своем подражать Никитину и выйти из пределов должного повиновения губернатору, но были Бобровым биты прямо или косвенно, и навсегда отбил губернатор у них охоту к подобного рода покушениям. Андрей Егорович за словом в карман не лез, а костил всех направо и налево, за что был ненавидим высшим обществом, но еще более любим Иваном Петровичем.
   А когда надоедали Боброву лесть и скука, брал он за рукав своего старинного приятеля Никитина, и уединялись они где-нибудь на берегу речки или озера, да вспоминали дни служивые, когда вся жизнь еще была впереди и была наполнена была мечтами и заблуждениями. Доктор наук Рябиновский пытался пару раз присоседиться к их беседе, но был с позором изгнан и кусал локти оттого, что не удается ему подслушать, о чем же говориться в этих тайных вечерях.

2

   Теперь пора нам остановиться на одном из самых важных персонажей нашего повествования на том самом докторе наук Константине Константиновиче Рябиновском, который был приставлен для того, чтобы манипулировать губернатором. Началось все с того, что дедушка доктора наук Рябиновского приехал в эти места в те еще времена, когда молодая советская власть, не зная, куда направить дармовую рабочую силу бесчисленных политзаключенных, осваивала новые необжитые земли.
   Молодой геолог Рябиновский с киркой в правой руке, стоя на вершине горы, с чувством хозяина озирал бескрайние пустынные просторы, где многие века даже саамы избегали селиться. Он гордо держал в левой свободной от кирки ладони горсть найденных им ценных камней, которые ознаменовывали, что в недрах этой на первый взгляд бесплотной пустыни, оказывается, скрыты несметные богатства, которыми она мечтает поделится с молодой Советской властью, а уж сам геолог найдет где к этой дележке присосаться.
   И Рябиновский-дед пожелал остаться в этих краях, чтобы осваивать пустынные земли. За это Родина, несмотря на юношеский возраст и неопытность соискателя, немедленно выдала ему мандат на возглавление "комсомольской" стройки и в придачу двадцать тысяч изможденных голодом и холодом "комсомольцев" в зековских робах для производства строительства. А уже через полгода после начала работ на руководящих местах строящегося производства расселись многочисленные родственники Рябиновского, которых в то время в Москве не сильно жаловали.
   Прошло много лет. Потомки зеков приросли к этой земле, размножились и продолжили труд своих отцов и дедов. Потомки Рябиновского все это время пересаживались из кресла в кресло, цепко держась маленькими лапками друг за друга. Когда слишком явным становилось преобладание в коридорах власти Рябиновского клана, ими допускалось некоторое вливание сторонней крови с непременным разбавлением ее с кровью клана Рябиновского, как случилось, например, с тем же Бобровым.
   Делалось это разбавление для того, чтобы человек, взобравшись наверх на вершины власти, не стал бы пинать тех, по чьим спинам он всходил. Токмо придет ему в голову прижать клан зажравшихся ворюг, как ему раз! и предъяву выкатят: "Ты что ж это делаешь? Это ж родня твоя!". Он и призадумается. И остановится. Структура клана, его правила и законы прошли долгую шлифовку временем и посему работали безукоризненно.
   Доктор наук Рябиновский, хоть и был прямым потомком того самого геолога, в светлой голове которого родилась умная мысль дать своему семени взрасти на новой земле, а не тесниться на густо "засеянной" почве столицы, но руководили кланом из столицы все-таки потомки начальника той самой первой в истории края экспедиции академика Ротмана.
   Ротман во времена становления советской власти был намного старше и поэтому дальновиднее молодого Рябиновского. Еще тогда, странствуя по бескрайним просторам новорожденного СССР, он везде оставлял по геологу, зная, что через много-много лет с этих пустынных на первый взгляд земель его внуки и правнуки будут кормиться за счет разросшихся кланов разнообразных Рябиновских, которые в свою очередь будут паразитировать на потомках зеков, посланных товарищем Сталиным долбить киркой валуны и таскать руду на своих плечах к гужевым подводам.
   Сам Константин Константинович Рябиновский на вид был худощавым, лысеющим мужчиной в показно дешевом костюме и немодных очках. Он всегда был доброжелателен, интеллигентен и необидчив. Это для тех, кто его плохо знал. Те же, кто владел вопросом ведали, что Ко-Ко (как его любя называли близкие, сократив имя и отчество и объединив) принадлежал к разряду людей о которых говорят: "Мягко стелет, жестко спать". Мало кто догадывался о той роли, которую скромный доктор наук играет в области, настолько глубоко в тени под покровом страшной тайны творил клан свои дела.
   Для отвлечения внимания от грязных дел клана намеренно напоказ выставлялись марионетки-бандиты, прирученные кланом и крепко зацепленные крючком для верности за слабые места. Взращиванием этих "ручных" уголовников занимался прокурор области некто Власов - троюродный брат Рябиновского. В его шаловливых руках находились нити агентурной сети, члены которой высматривали на местах среди маргиналов людей, склонных к противоправным поступкам и лидерству в преступной группировке. Какое-то время маргиналу с задатками лидера давали свободно бесчинствовать, спуская в унитаз заявления пострадавших от его произвола граждан, а когда "авторитет" набирал определенный вес в уголовной среде, его хап! за жабры и в следственный изолятор. И желательно по "подлючной" статье, типа, изнасилование или кража белья с веревок.
   Далее способов надевания ошейника существовало множество. Первый и самый распространенный заключался в том, что следователь, тайно работающий на клан, при очередном допросе живописал потенциальному зеку ужасы какой-нибудь вологодской зоны, рассказывал, как нехорошо там обращаются с теми, кто насилует малолеток. Если прессуемый "авторитет" в результате наезда распускал сопли, то ему быстренько "пристраивали седло", садились верхом, объясняли правила игры, его роль в этом спектакле и затем пинком из камеры выдворяли на волю. А уже за воротами "крытой" новоявленный "блатарь" тут же растопыривал пальцы и начинал, как блатной, ботать по фене:
   - Да, я в натуре, на кичмане парился! Менты, волки позорные мне статью шили, да я, в натуре, от аркана отмазался!
   И все его боялись, потому что клан Рябиновского, поддерживая на должном уровне блатную славу слепленного ими из дерьма уголовника, то и дело тискал через своих "рыцарей пера и чернил" в газетенку про него статейку. Типа, вот, мол, какой же он крутой мафиози - даже закон против него бессилен! А сами знай, за веревочки дергали, чтобы новоявленный "браток" делал то, что было нужно клану. В этом хитром ходе со статейкой про "мафиози" была двойная польза - и ручной мафиозник приобретал нужную "славу" отморозка по всей области, и "клановый" журналюга, которого Рябиновские держали на строгом ошейнике, становился в глазах народа этаким неустрашимым борцом с мафией за справедливость. А стало быть, у народа к статьям такого "неподкупного" журналиста складывались вера, почет и уважение. Все это очень пригождалось на выборах, где журналист призывал голосовать за ставленников клана. А народ верил своему кумиру и голосовал. Вот какая тонкая и умная игра. А вы говорите - шахматы!
   Иногда попадались, правда, такие преступные элементы, которые при прессовке не "ломались", веру воровскую не предавали, а посылали, куда подальше слюнявого следователя и не позволяли на себя "седло пристроить". Но таких далеко и надолго клан засылал в зону, откуда они выходили через много лет больные туберкулезом и хилые. Кроме того, их еще и отправляли на самые дальние зоны, чтобы при возвращении пустить слушок, что де, мол, чувак-то конченный. Паршу драил. Зона была далеко, проверять было долго и братва верила на слово тому, что говорили про своих подельников марионеточные бандиты подпитываемые баблом не из общака, как положено, а из банка клана. Так настоящий, проверенный зоной "туберкулезник" оказывался не у дел, а бал правили подставные чушки.
   Клан, безукоризненно поддерживая крутость и авторитет "своих" ручных "паханов", подсаживал их на джипы, надевал на бычью шею золотые цепи в три пуда, дабы усилить их авторитет в глазах остальных маргиналов и всего рабочего народа. Другие способы вербовки и отбраковки в этот "кукольный театр" сходны с первым, поэтому описывать их подробно смысла не имеет.
   Самым почетным уголовником области на время нашего повествования являлся некий Фофан, который якобы "держал шишку" среди братвы. Он носил на своем жирном пузе золотой крест величиной с то, что был установлен на главном соборе города, ездил на бронированной БМВ в окружении смурных охранников, чинил разборки, забивал стрелки, то есть вел намеренно показушную бандитскую жизнь. Он многократно отсматривал киноэпопею "Крестный отец", чтобы в поведении своем соответствовать знаменитым гангстерам Америки. Фофан даже не ведал от кого он получает "малявы", по которым ведет свои дела, а, столкнувшись с Рябиновским однажды на каком-то приеме, даже сильно пихнул задохлика могучим его плечом, не подозревая, что это и есть его невидимый босс. Но пока оставим Фофана вершить его бандитские дела, потому что подробнее с этим носорогом мы познакомимся далее в нашем повествовании.
   Въедливый читатель закономерно задаст один точный вопрос: "А почему этот Рябиновский играет в какие-то нелепые прятки? У нас демократия, все нации и сословия равны! Если он так могуч и умен, то почему бы ему самому не стать на место того же Боброва и в открытую управлять Фофаном?".
   А-а, дорогой мой въедливый читатель, в этом-то и заключается мудрость клана. А-то как вдруг в России опять власть перемениться? Тогда придут люди в сером и спросят: "А кто это всю область разворовал, а? Ну-ка посмотрим-ка мы по документам! Так, был у руля губернатор Бобров, потакал воровству и разгильдяйству, значит, он и виноват в том, что столько-то украдено, столько-то загублено!".
   А Рябиновский чист, как струя младенца. Его подписи нет нигде, ни на каких документах, вся его могучая недвижимость на подставных людях числится. Опачки и не ухватить Рябиновского за вымя! Или, например, вдруг надумают сделать какую-нибудь независимую дружину против уголовников и начнут направо и налево бандитов месить? Укажет ли тогда Фофан на дохлого доктора наук? Нет, не укажет. Потому что он и не ведает совершенно своими глупыми мозгами, что руководит им не какой-нибудь паханюга в синих наколках со стальными зубами, а простой доктор наук из местной академии с ласковым погоняловом Ко-Ко.

3

   Отношения губернатора Боброва и фабриканта Андрея Никитина Рябиновского, естественно, тревожили, но не то чтобы пугали. Он с рождения был созданием хитроумным и хорошо знал тот факт, что два человека, жизненная энергия одного из которых направлена на разрушение и воровство, а другого на созидание и заботу о людях ему подчиненных, не смогут долго быть вместе. Должен произойти момент раскола, который с милой улыбкой на лице Рябиновским мягко подготавливался. И Бобров с Никитиным, слепо ведомые сатанинским талантом Рябиновского, разругались в пух и прах.
   Однажды на очередной некруглый "юбилей" губернатора (ему исполнялось пятьдесят шесть лет), было, как обычно, приглашено множество народа изо всех регионов области и даже из самой вседержавной Москвы. В этот день у центрального городского Дворца Культуры выстроились в длинный ряд служебные "Волги", новенькие ведомственные и личные иномарки гостей праздника. Вышколенные по такому случаю работники Дворца Культуры возникали пред глазами гостей как никогда отутюженными, постиранными и трезвыми. Одного лишь монтировщика сцены дядю Ваню специально в этот день не вызывали на работу, дабы он не мог испортить праздник, поскольку ни при каких обстоятельствах ни мог обойтись без того, чтобы ежедневно к вечеру напиваться в умат. Большой торжественный концерт подготовили коллективы самодеятельности Дворца, а на "десерт" должна была выступить столичная знаменитость, специально приглашенная, дабы потешить самолюбие Боброва.
   Концерт долго не начинался, в зале и за кулисами уже нервничали. Те из гостей, кто пришел вовремя, томились в душном зале, а в это время Бобров, не торопясь, попивал коньячок в кабинете директора ДК с особами к нему приближенными. Минут через сорок после объявленного срока начала концерта губернатор, наконец, снизошел в зал, появился из бокового выхода и был встречен бурными овациями с вставанием всех зрителей со своих мест. Принимая знаки обожания, как должное, Бобров прошел на первый ряд, уселся в кресло и махнул рукой, стартуя начало.
   Занавес открылся под торжественные фонограммные фанфары и на сцену на негнущихся ногах вышли ведущие. Она была в безвкусно сшитом по такому случаю новом блестящем платье, а он в потасканном фраке, вероятно, реквизированном еще у буржуев революционными матросами. Они начали по папке читать поочередно вехи жизни именинника, а зрители в зале делали вид, что им это интересно. После затянувшейся на час с лишним торжественной части с вручением ордена губернатору, одами в его честь и кадрами кинохроники, начался концерт. Самодеятельность Дворца Культуры, пользуясь случаем, пыжилась показать свои достижения, потому что Бобров не слишком-то часто жаловал подобные учреждения своими посещениями.
   Но непривычный к такого рода развлечениям, Иван Петрович уже после выступления хора ветеранов с плохо слепленной песней "Мы славим тебя губернатор", которая последовала за танцевальным прологом "Дороги идущей пути" в исполнении детского танцевального ансамбля "Эксперимент", заскучал и широко зевнул. Вначале он развеселился, когда ведущий от волнения объявил не "Эксперимент", а "Экскремент", но когда дети начали асинхронно танцевать опять заскучал.
   Тем временем хор ветеранов допел заздравицу в честь губернатора и решил "блеснуть" классикой в своем исполнении. Замахнулись аж на Глинку. Бобров в гимне в его честь еще кое-как простил хору огрехи в пении, но во втором произведении какофония голосов стала совершенно невыносимой, и напоминала скрежет несмазанных дверных петель. Третья песня хора ветеранов последовала сразу после второй, тянувшейся по ощущениям минут сорок. Бобров вспотел и подозвал директора Дворца Культуры. Тот сидел на краешке стула недалеко от кресел почетных гостей, как постовая собака Шарик, готовый сорваться с места по мановению пальцев хозяина. Он не сводил испуганных глаз с губернатора и когда только тот глянул на него, согнутый, как знак вопроса, подполз к хозяину области.
   - Слышь, ты, как бишь тебя там, - обратился губернатор к директору Дворца Культуры.
   - Евментий Ваганович, - робко напомнил свое имя директор.
   Но губернатор его не услышал.
   - Слышь ты, как тебя там, что это за ерунда? - спросил Иван Петрович. - Это что за хор туберкулезного отделения психбольницы?
   Надо отдать должное губернатору, ведь хор и, правда, пел нестройно. Сказывалось волнение от оказанной им чести выступления и почтенный возраст исполнителей. Окружение губернатора громко и весело рассмеялись его шутке, что еще больше сбило хористов.
   - Это ветераны войны и труда, - испуганно ответил Евментий Ваганович, - лауреаты областного конкурса...
   - Ты что, недоделанный, телевизор не смотришь? - грозным шепотом вогнал директора в состояние комы губернатор. - Сначала какие-то кривые топотушки показал, теперь этих мастодонтов выставил! Сдается мне, пора тебя на пенсию отправить!
   При этих словах Евментий Ваганович, который был ровесником губернатора, потерял дар речи. Он так старался угодить, что готов был сам лечь в приемной вместо коврика и вот получил результат прямо противоположный своим стараниям. А ведь еще хотел, дурак, аппаратуру новую попросить к юбилею Дворца. Теперь, как бы и, правда, пинком под зад не выгнали.
   - Гони к черту всю твою самодеятельность, - приказал губернатор, - давай московскую звезду на сцену.
   - Но у меня еще трио "Поцелуи", Иван Петрович, - прорезался козлетончик у директора ДК, - танцевальный ансамбль "Юность Рассвета", тоже лауреаты премии...
   - Что ты мне тут задвигаешь? - нахмурил брови областной "папа". - Я непонятно сказал?
   - Будет исполнено, Иван Петрович, - испуганно кивнул Евментий Ваганович и, по плебейски согнувшись, задом попятился к запасному выходу.
   Там он, как ошпаренный, метнулся на сцену, в кулисах которой томились самодеятельные артисты, тешась надеждой, что сегодня они наконец-то покажут свое искусство губернатору, оно ему, несомненно, понравится и они получат долгожданное финансирование. Но их поганой метлой выгнали со сцены, не дав выступить, и даже посмотреть из-за кулис на то, как поет приглашенная столичная звезда.
   С правой стороны от Боброва сидел Андрей Егорович Никитин, слева его жена Ада Арсеньевна, а рядом с ней почетный гость из столицы, потомок академика Ротмана, депутат государственной думы Андрей Яковлевич Лазарев. Поскольку в нашем повествовании он играет роль эпизодическую, то и живописать его нет смысла. Депутат сопел, хмурил брови и думал о банкете. Локтем к локтю рядом с этим значительным человеком восседал, как всегда улыбчивый Ко-Ко Рябиновский со своей дражайшей половиной.
   - Напомнишь мне через пару дней, - надменно сказал, прогнав директора, Бобров Рябиновскому, - я распоряжусь, чтобы этого шута отправили на пенсию.
   Иван Петрович указал перстом на творящееся на сцене "безобразие" и погрозил.
   - Хорошо, - кивнул Ко-Ко, думая, что делать этого, он не будет.
   Рябиновский не станет напоминать губернатору о том, что нужно уволить недостойного Евментия Вагановича, а завтра же, заваленный новыми делами Бобров, и сам об этом забудет. Да, конечно, это было правдой, что директор ДК поотстал уже от времени, сам не понимает что делает, зато он хороший соглядатай и, кроме всего прочего, тоже вырос на грядке семейства Рябиновских. А то, что губернатор сильно попугал директора ДК Евментия Вагановича, так это даже хорошо и пойдет ему на пользу. Испуганный директор будет вдвое больше стучать и доносить. Так подумал хитроумный Ко-Ко. В это время ветеранов гнали со сцены, не дав им допеть четвертую заключительную песню.
   - Зря ты так, - жестко сказал губернатору Никитин, - у нас хорошие коллективы самодеятельности во Дворце есть, стоило бы на них посмотреть.
   Сказано это было достаточно громко, тоном не подобострастным, как привычно говорило все окружение губернатора, что пробудило от сна даже дремлющего в своем кресле депутата Лазарева. Он слегка пригнулся вперед, чтобы увидеть наглеца, смеющего давать советы губернатору в таком тоне, и вопросил у Рябиновского намеренно так, чтобы этот наглец его тоже услышал:
   - Кто это, Ко-Ко?
   Рябиновский, который умышленно рассадил всех гостей юбиляра именно так, как они все и сидели, в душе торжествуя оттого, что депутат заметил привилегированное положение выскочки, пожал плечами и тихо ответил в самое ухо московского гостя:
   - Это друг Ивана Петровича...
   - Друг? - удивленно спросил депутат Лазарев, которому само это слово было чуждо и противно.
   - Да, друг, - печально подтвердил Рябиновский.
   - Этак он начнет и областью управлять, - с усмешкой и опять же намеренно громко произнес московский гость, на что Ко-Ко громко вздохнул, как бы говоря:
   - Что поделаешь, ведь я его не раз предупреждал...
   Бобров, который естественно услышал этот диалог Ко-Ко и депутата, нахмурился и с раздражением ответил Никитину:
   - Знаешь, я сам буду определять, что мне смотреть на своем юбилее!
   И в этот момент между ними впервые пробежала "черная кошка", которая явно ждала своего часа. Дорожка для нее давно была неплохо проторена злыми языками завистников. Сам же Андрей Егорович, как мы уже говорили выше, нрав имел решительный, неуступчивый и дерзкий. Его сильно задел тон, которым ответил ему губернатор. Когда-то они вместе с сержантом Бобровым командовали двумя взводами в роте, были на равных, а теперь он, Никитин, как какой-нибудь холоп, должен подумать, а говорить ли ему свои мысли или смолчать? Не будет этого! В конце концов, он на этот юбилей не напрашивался, его пригласил сам юбиляр. Никитин ничего не произнес в ответ, отвернулся, желваки его заходили, что выдавало сильное душевное волнение Андрея Егоровича. С этой секунды, в его душе, как снежный ком начали накручиваться и припоминаться все мнимые и не мнимые обиды. В этот раз Никитин промолчал, но на следующий раз он решил не давать никому спуска, даже этому напыщенному депутату государственной думы.
   После того как столичная звезда отпела и ускакала за кулисы, Бобров в микрофон поблагодарил всех, кто пришел поздравить его с пятидесятишестилетием и в окружении свиты через сцену вышел из зала. Те из гостей, у кого были "козырные" пригласительные неторопливо отправились в банкетный зал, где выстроенные буквой "П" столы ломились от яств, ожидающих отправления в голодные желудки. "Непочетных" же гостей, всякую "шушеру", которых во Дворце изначально раздевали на отдельном гардеробе, к тому времени выпроваживали восвояси, а почетные гости толпились в фойе в ожидании приглашения к столу.
   Самые же "сливки общества", счет коих шел уже на единицы, собрались в кабинете директора Дворца Культуры, чтобы выпить, покурить и потомить ожиданием тех, кто был ниже по рангу и ждал в фойе. "Сливки" налили по стопочке дорогого коллекционного коньячка, выпили, закусили бутербродами с семгой и икрой, которые присутствовали на каждом банкете. На большее не хватало фантазии ни кулинаров, ни тех, кто ел.
   - Я себе на прошлой неделе прикупил новый Mitsubishi-Pajero, - рисуясь перед провинциальными "шишками", небрежно поведал московский депутат, ставя стопку на стол, - а-то моей БМВухе седьмой серии уже полтора года, износилась, ход не тот, что был. Пусть на ней племянник ездит.
   - А сын, как же? - подобострастно спросил Рябиновский.
   - Сыну я год назад "Порше" подогнал, - ответил Лазарев, - он у меня в Великобритании в Ливерпуле живет. Там у него свой бизнес. У них там свои понятия о том, что такое хорошая машина. Что поделаешь, молодежь...
   Бобров, которого "задушила жаба", он не любил, когда у кого-то было что-то лучше, чем у него. Но поскольку обладал губернатор скромным парком из четырех не самых престижных иномарок, то лишь скривил физиономию и глотнул коньяку, которого привезли из Армении специально по случаю начала празднования его юбилея. Никитин, в душе которого кипела ярость, не смог промолчать и не вставить свою едкую реплику.
   - Богато у нас депутаты живут, - прокомментировал он бахвальство Лазарева, - на зарплату машины покупаете?
   Все присутствующие сочли вопрос губернаторского фаворита, как удачную шутку и громко расхохотались. Вообще, в кабинете присутствовала верхушка клана, и Никитин был тут совершенно неуместен. Депутат едва заметно дернул бровью. Хотя он и был на десяток лет младше Никитина, но не любил, когда всякие местечковые выскочки ему тыкали. А Никитин не считал большой заслугой депутатство в Думе, потому что видел, что проку от Думы для страны немного, а привилегий у них, судя даже по машинам депутата Лазарева достаточно для того, чтобы безнаказанно обворовывать страну. Это было его личное мнение.
   - А это, собственно говоря, кто такой? - намеренно спросил Лазарев у Боброва, дабы подчеркнуть ничтожность Андрея Егоровича тем, что с ним даже разговаривать западло.
   - Это мой армейский друг Никитин, - ответил Бобров, - у него мебельная фабрика своя. Делает неплохие мягкие уголки.
   - И всего-то, - брезгливо поморщился депутат, - а гонору, как у Рокфеллера.
   Присутствующие опять разразились громким хохотом, дружно с презрением взглянув в сторону Никитина. Андрей Егорович побелел и сжал зубы от гнева. Рябиновский тихо восторжествовал. Сам он боялся что-либо подобное говорить Никитину, поскольку тот запросто мог взять за шкирку и хорошенько тряхнуть. Но вот наконец-то нашла коса на камень.
   - По крайней мере, я на свои "Жигули" честно заработал, - сдержанно сказал Никитин хамливому депутату.
   Лазарев, который к тому времени уже отвернулся, чтобы взять бутерброд, услышав косвенное обвинение в воровстве в свой адрес от строптивца, сдержанно оскорбился. Это выдали лишь его блеснувшие гневом глаза. Тем более что сказанное Никитиным не было таким уж измышлением, а как говорится, сказанная правда сильно колет очи.
   На последний свой джип Лазарев заработал быстро и небезынтересно. Он подготовил проект закона, который сильно ущемлял права рыбопромышленников, практически делал их бизнес стопроцентно убыточным. Об этом проекте намеренно "просочилась" информация в круги тех самых рыбопромышленников, и они незамедлительно пришли к Лазареву с челобитной. Депутат поломался для виду, потом у них на глазах порвал проект закона и уехал с места переговоров на новенькой Mitsubishi-Pajero.
   - Ладно, ладно, - впрягся в назревающую ссору Бобров, - хватит вам, давайте лучше за банкетные столы двинемся. Там у нас сегодня молочные поросята зажарены.
   - Плохую компанию ты себе подобрал, Бобров, - с пренебрежением сказал Лазарев, - не хочу я с оборванцами за одним столом сидеть.
   Губернатор замялся, не зная, что предпринять. С одной сторон армейский друг, который, в общем-то, зарвался, а с другой депутат, у которого можно денежку выпросить. Но Никитин сам предложил выход из ситуации. Он без слов повернулся кругом, вышел из кабинета, спустился по лестнице, прошел к гардеробу и попросил подать ему пальто. Через полчаса ему на мобильный позвонил Бобров и спросил:
   - Ну, ты, блин, че ты уехал? Мы бы все уладили. Хотя зря ты так с ним разговаривал. Лазарев человек влиятельный...
   - Вот сам и целуй его в попу, а я не буду, - ответил Никитин.
   - Слушай, - рассердился Бобров, - ты говори, да не заговаривайся! С кем говоришь-то, хоть помнишь?
   - А что ты считаешь, что если стал губернатором, так бога за бороду ухватил? - спросил Никитин.
   - Смотри, - пригрозил Бобров, - я ведь добрый-добрый, но могу и по-плохому поговорить!
   - Ты меня пугаешь? - пошел в атаку Никитин. - Чем ты меня пугаешь? Вашими ручными уголовниками? Я их не боюсь, а бизнес свой, я честно веду, не прикопаешься!
   - Посмотрим! - пообещал губернатор. - Захочу, отниму у тебя твой завод вместе со всеми рабочими!
   - А ты со своей бандой только и гадишь вокруг, - ответил Никитин, - Рябиновские вокруг тебя собрались и воруют нагло, народ загнали в нищету, а ты как кукла заводная ничего не видишь!
   Бобров, который из-за своего скудоумия считал себя хозяином области и вправду ничего не замечал, что им мягко управляют, очень обиделся.
   - Ах, так! - закричал он. - Ну, погоди! И это все после того, что я для тебя сделал! Хотел тебя за уши в элиту втащить, а ты...
   - В какую элиту? - усмехнулся Никитин. - Ты бредишь! В когорту воров? В клан этот? Не надо! Обойдусь! Сам целуйся со своими...
   Он что-то сказал с кем именно целоваться Боброву, но поскольку уже бросал трубку, то губернатор не услышал того обидного слова, которое Никитин присовокупил к своей последней фразе. Но догадался по смыслу.
   Красный от гнева губернатор метнул телефон в стену и, брызжа слюной, завопил:
   - Рябиновский!!!!!
   Тот появился незамедлительно из приемной, поскольку для разговора с теперь уже бывшим другом губернатор уединился в кабинете директора Дворца Культуры. А Рябиновский, который подслушал по параллельному телефону разговор Никитина с Бобровым, сделал вид недоуменный и внимательный. Бобров вскочил из-за стола, сметнул все бумаги работника самодеятельного искусства на пол и пнул ногой кресло.
   - В порошок сотру! - завопил он.
   - Кого? - с деланным интересом вопросил Рябиновский, ведь он уже знал, кого губернатор имеет в виду.
   Бобров успокоился и сел за стол.
   - Знаешь что, Ко-Ко, надо наказать как-то Никитина, - мрачно произнес он, - чтобы неповадно ему было так себя вести! Распустился!
   - Как это "наказать"? - как бы выразил несогласие Рябиновский. - Никитин это же ваш лучший друг!
   - Я тоже так думал, - буркнул Бобров, - а он вот так... ладно... надо проучить его за дерзость, чтобы впоследствии придерживал свой язык.
   Доктор наук, который в душе торжествовал, скроил сочувственную морду и намекнул:
   - Неплохо бы заставить его извиниться перед Лазаревым. Депутат сильно обиделся. Слыхано ли, прилюдно обвинил уважаемого человека в воровстве. Если он не извиниться, то Лазарев не пролобирует наши интересы в думе, а этот факт нам сильно повредит. Вы же знаете...
   - Не будет он извиняться, я его знаю, - ответил Бобров, - не будет и все тут.
   - Можно заставить, - намекнул Рябиновский, - можно, если постараться.
   - Как это ты его заставишь? - спросил Бобров. - Что ты сделаешь?
   Рябиновский, который был давно готов к этому разговору, подсел к столу напротив Боброва и сказал:
   - Я копался как-то тут в бумагах этого самого Никитина на право его владения фабрикой. Есть там кое-какие непорядки в оформлении. Оно и понятно, делалось все в начале перестройки, что-то потерялось, законы изменились.
   - Ну и что? - не понял Бобров, даже не осознав того, а зачем это доктору наук было копаться в делах Никитина. Бобров был слишком прост для того, чтобы заподозрить подвох.
   - А то, что если мы грамотно подцепим его, - сказал Рябиновский, - то можем его фабрики-то лишить. Оставить его голым и босым.
   - Не слишком ли это много за то, что он сделал? - нахмурился Бобров. - Подумаешь, сказал депутату про машины. Ясно, что Лазарев не на зарплату себе джипы покупает! Никитина пугнуть надо, а не разорять, понял?
   - Мы лишать его фабрики не будем, - поменяв тактику, убедительно втер губернатору Рябиновский. - Документы подготовим и поставим его перед фактом, что, мол, либо извинишься перед влиятельным человеком, либо тогда нам придется решиться на этот непростой шаг.
   Бобров потер вспотевший лоб и спросил:
   - А что если он не извиниться?
   - Тогда мы не получим от Лазарева субсидии, - вздохнув ответил Рябиновский, - миллиарды рублей, которые сейчас только лежат и ждут куда их господин Лазарев направит.
   - Ладно, - согласился Бобров, - деньги эти нам нужны, давай, готовь все документы и ко мне. Будем укрощать строптивца. Для его же блага.
   И губернатор Бобров, искренне уверенный в том, что он делает хорошо, проследовал в банкетный зал, где, поднабравшись русской водки, вызвал баяниста и запел свою любимую: "Любо, братцы, любо!".
   Потирая вспотевшие ладошки, Рябиновский тут же помчался в гостиничный номер к обидевшемуся и покинувшему юбилейное торжество депутату, дабы доложить ему о том, что гнойный нарыв, неожиданно выскочивший на теле их благополучного царствования, скоро будет раздавлен.

4

   В этом месте в дело вступает персонаж, без наличия которого могущество клана Рябиновского было бы лишь частичным. Да, он имел влияние на губернатора, но открыто диктовать ему свою волю не смел по причине своенравности Боброва.
   Мэром города был в то время Христофор Ульянович Илов, сын племянницы того самого первопроходца Рябиновского, который и проторил дорогу для своих родственников в эти края. К нему и бегал за подмогой доктор наук Рябиновский в трудных ситуациях. Христофор Ульянович был на вид этаким старым пнем, впавшим в глубокий маразм. Прогрессивная молодежь за спиной его возмущалась его медлительности, забывчивости и непониманию современных форм хозяйствования. Когда возмущение достигало предела, прогрессивная часть деятелей уходила из мэрии другие структуры, а Илов, как сидел, так и оставался сидеть в своем кресле и сопеть в свои волосатые две дырки этакой мумией.
   Но это было лишь маска. Илов не понимал только то, что ему выгодно было не понимать, медлил лишь там, где незачем было спешить, а современные и прогрессивные формы хозяйствования его пугали своей неизвестностью. У него была отлаженная схема, которая позволяла через пень колоду делу переваливаться, а его никто и не гнал. Кроме того, в этой схеме были известные дыра, через которые Илов набивал свои и без того тугие карманы.
   Без зазрения совести Христофор Ульянович мог соврать, пообещать и не сделать, но все это лишь для блага своего предприятия. Например, пригласил подрядчиков отремонтировать детские сады, зная, что денег на ремонт у него нет. Заключил договора, долго жал руку прорабу, даже анекдот ему рассказал и пообещал выплатить по осени всю сумму за работу. Бригада все лето пахала, как проклятая, сделали просто евроремонт для детишек. Со своими материалами. Так ведь верили слову Илова строители, ведь все-таки не с частной фирмой ведь контракт заключили, а с мэрией. И вот работа сделана, настало время за нее бы и деньги платить.
   Прораб идет к мэру, а тот на совещании. Прождал его весь день, а он не появился. Пришел назавтра, секретарь его не пустила. Еще через день снова пришел, опять облом. Прорвался все-таки через неделю, Христофор Ульянович его принял, угостил кофе, отшутился и пообещал к концу месяца всю сумму выплатить. А тем временем детишки города уже играют вовсю в задарма отремонтированных садиках. Через месяц пришел прораб, а Илов возьми его, да выгони. Надоел ты мне, говорит, пошел вон. Прораб, которого рабочие уже душат своими намозоленными руками, кинулся в суд, наивный. Там сидит лучший друг Илова, хмурит брови, говорит общими фразами и тянет кота за хвост.
   Стало это дело медленно и тягостно мурыжиться в суде. Короче, получили мужики-строители свои деньги частями только в мае следующего года и были несказанно рады, потому что уже и не чаяли поиметь свои копейки. И что удивительно? Ведь обманули их, но они снова придут к этому прохвосту, потому что безработица вокруг и никуда не денешься - семьи надо кормить. Кто тут плохой? Илов? Погодите рубить с плеча!
   А представьте теперь, что был бы этот мэр принципиальным и честным. Тогда бы он сказал рабочим, что нет, мол, у меня денег, не выплачу я их вам вовремя, извините! И разве ж тогда въехали бы осенью детишки в отремонтированные садики? Нет, не въехали бы. А благодаря этому маленькому обману хитроумного Илова новый сезон в садиках прошел на ура! Кроме того, мэр успел еще и поднажиться на зарплате ремонтников. Когда деньги поступили на счет мэрии, он ссудил их на два месяца своему знакомому коммерсанту под проценты, рассудив так, что раз рабочие ждали столько времени, то еще чуть-чуть подождут, и получил с этого дела неплохие дивиденды. Он припрятал из на свой секретный вклад, где и без того уже томились немалые суммы.
   Но при всем при этом своем богатстве Христофор Ульянович одевался скромно и жил в соответствии со своей зарплатой мэра. О том, что его дети и внуки в Подмосковье благоденствуют, живут в трехэтажных теремах и ездят на дорогих иномарках население областного города, за счет которого и преуспевали наследнички Илова, совершенно не знало.
   Бывало, что иногда возникали забавные курьезы с фамилией и инициалами мэра. Местные корреспонденты различных СМИ строго настрого были уведомлены, что нельзя писать инициалы мэра перед его фамилией, потому что то, что получается, имеет смысл неприличный. Писать надо только полностью: "Христофор Ульянович Илов". Но журналисты столичного ТВ, которые брали интервью у мэра, почему-то не были предупреждены об этом факте, сами не догадались и вот по первому каналу на всю Россию-матушку появилась морда мэра, которая вещала об успехах и достижениях в деле... но, в общем, не важно в каком деле, а под этой бровастой репой надпись: "Мэр города такого-то" и далее подпись - инициалы и фамилия. После этого случая иначе, чем то, что было написано на телеэкране, никто мэра и не называл.
   Но, несмотря на все эти перипетии, Христофор Ульянович продолжал восседать в своем кресле мэра, являлся почетным гражданином города, лауреатом различных премий и медалистом. За годы своей власти он оброс связями, понасажал везде своих людей и иногда вспоминал, как двоюродный дедушка геолог Рябиновский качал его на своих коленях.
   На следующий день после банкета были выходные, а после них в кабинете мэра собрались для краткого совещания уже известные нам персоны - доктор наук Рябиновский и прокурор области Власов. К ним присоединилась пресс-секретарь губернатора некая Смирнова Наталья Семеновна. Это была женщина лет пятидесяти, сохранившая хорошую фигуру, обаяние, привлекательность и шарм. А прожитые годы давали ей опыт, сноровку, связи и, с помощью клана, к которому она тоже без сомнения принадлежала, давление на все СМИ в области.
   Рябиновский вкратце рассказал детали происшествия, произошедшего на праздновании юбилея губернатора, поскольку все там присутствовали и фабулу знали, пересказал диалог зарвавшегося Никитина и губернатора, а под завязку поведал "просьбу" губернатора отсудить у этого отступника его мебельную фабрику. С этими словами Рябиновский положил на стол перед Власовым папку с документами, касающимися владения Никитиным этого производства. В деле, где острым ногтем, где маркером уже были отмечены Рябиновским слабые места владения частной собственностью. Власов начал листать дело.
   - Так я не понял, - спросил Христофор Ульянович, - нам этого Никитина надо на "край" поставить для того, чтобы он перед Лазаревым извинился или это только повод, чтобы его с землей разровнять?
   - Чтобы спесь с него сбить, - ответил Рябиновский.
   - Ну, чего, я думаю, зацепим, - выдал резюме, просмотрев дело Власов, - и не таких ломали. Еще на коленях приползет прощения просить, когда его фабрику опечатают. Мне он тоже не нравится.
   - Да, до появления в наших краях Боброва я о нем и не слыхивал, - сказал Христофор Ульянович, - вылез, как фурункул.
   - Пойдем по накатанной, - предложил Рябиновский, - вы, господин Власов, организуйте, пожалуйста, дело, подключите опытных адвокатов. Ну, что я вас учу, вы же все сами знаете.
   Власов усмехнулся и сказал:
   - Сделаем все по высшему классу, он и опомниться не успеет, как окажется голым и босым. Мне еще нужно, чтобы Христофор Ульянович подсобил.
   - Счет Никитина притормозить? - догадался мэр, у которого все банкиры были на подкормке.
   - Да, так, чтобы никто не подкопался, - кивнул Власов, - мы должны в любом случае быть ни при чем. Пусть девочка-оператор там забудет ввести какой-нибудь код или забеременеет, уйдет в декрет, или компьютер пусть зависнет. Это пусть банкиры придумают сами, они мужики ушлые. Сделают хорошо, а мы их потом отблагодарим. Пусть поваляют дурака в течение месяца-двух, пока мы этого Никитина обкладывать будем, чтобы ему нечем было защищаться.
   - А в каких банках у него счета? - спросил Илов.
   - Вот, здесь все записано, - протянул Христофору Ульяновичу листок Рябиновский, - номера счетов, банки. Пусть заодно поищут, нет ли у него где-то еще запасов на левых счетах.
   - Могут быть и в кубышке деньги припрятаны, - подсказала Наталья Семеновна, - на "черный" день. И этих денег из кубышки Никитину может хватить, чтобы адвоката хорошего нанять. Это нам может сильно повредить. Кроме того, я слышала, что у него на фабрике как раз такой юрист высшего пилотажа работает, и сколько его не переманивали в другие места, он не уходит. Очень привязан к этому Никитину. Он может перебить наших юристов, потому что дока в любых вопросах, несмотря на молодость.
   - Я знаю причину этой привязанности, - вставил свое слово мэр Илов, - Никитин этого юриста дочку от смерти спас, Теперь юрист ему по гроб жизни обязан за жизнь дочери. Но мы и его обломаем. Тоже мне персона.
   - Юристом займется главный прокурор, - усмехнулся Рябиновский, - недаром же мы этого Фофана и всю его бригаду кормим, поим, одеваем. Разберутся, но чтобы, господин Власов без лишнего шума!
   - Не стоит беспокоиться, - ответил главный прокурор области, - уберем по-тихому.
   - А насчет кубышки, Наталья Семеновна не переживайте, - сказал Рябиновский, - она у него быстро выдоится, когда счет притормозят. Рабочим он платит исправно и не посмеет задерживать зарплату. Такой он правильный. Да, еще чуть не позабыл! Христофор Ульянович, надо бы, чтобы поставщики Никитина отказались от него, как от партнера.
   - С этим посложнее будет, - нахмурился Илов, - он материал из Карелии везет, там у нас влияния ноль целых хрен десятых, простите, Наталья Семеновна.
   Наталья Семеновна, несмотря на свой возраст, корчила из себя целку и к матам относилась отрицательно. Говорили, что Илов ее "потягивает", но точно этого никто не знал. Смирнова кивнула в знак прощения.
   - В Карелии влияния нет, зато на железной дороге есть, - подсказал Рябиновский, - пусть тогда вагоны с деревом "погуляют" где-нибудь пару месяцев. Больше не надо, мы с ним разделаемся за это время, а потом пусть везут снова. К тому времени и фабрика будет уже наша.
   - Сдается мне, он тебе, как кость в горле, - сказал Христофор Ульянович, - а как же Лазарев с его извинениями? Если Никитин извиниться перед депутатом, то что с фабрикой делать?
   - Да, не нужны Лазареву никакие извинения, - ответил Рябиновский, - он мне сказал, мол, буду я на всякое говно еще обижаться! Это я для Боброва придумал, чтобы Никитин нам больше не мешал. Да, кстати, ваша задача, Наталья Семеновна, будет такой. Пусть ваши журналисты найдут этого Никитина и возьмут у него интервью. Без разницы что спрашивать, а вот в статье пусть напишут от его лица про то, какой у нас хреновый губернатор, как он бездарно делает дела и так далее, и тому подобное, не мне вас учить. Пусть Бобров побесится. Ясно?
   - Все напишем, как скажете, - ответила мастерица пера, записывая задание в блокнот.
   - А попозже мы еще сделаем через СМИ одно разоблачение "грязных" делишек, якобы творящихся на его фабрике, - продолжил Рябиновский, - о том, как нагло обманывал покупателей фабрикант Никитин. Дерево гнал некачественное или что-то там еще. Обивку. Ну, придумаете.
   - Придумаем, - согласилась Смирнова.
   - Ну, что ж, тогда за дело, дорогие друзья, - сказал Рябиновский, вставая.
   - Кстати, - Наталья Семеновна оторвалась от блокнота, - у Никитина сын учиться в Америке.
   - Придется ему вернуться на Родину, - усмехнулся Рябиновский, - ведь у папаши скоро не будет денег, чтобы оплачивать его обучение. Пойдет работать на завод, где ему и место. Повылезали, как сорняки на нашу голову с этой перестройкой.
   - Это точно, - согласился Христофор Ульянович.
   Все гости мэра вышли в приемную, где уже толпились ходоки, и разошлись по своим делам. Через пять минут машина по вдавливанию человека в землю была уже запущена Власовым, который приказал выписать и отправить Никитину повестку для того, чтобы тот явился в прокуратуру для рассмотрения дела о правомочности его владением фабрики по производству мебели, которую он сам построил десять лет назад.

5

   Когда через несколько дней Никитину пришла повестка в суд, он разозлился не на шутку, порвал ее и выкинул. Андрей Егорович сразу понял, чьи это происки начались и что послужило побудительной причиной. Никитин как раз собирался на работу и по пути заглянул в почтовый ящик. А там эта повестка. Значит, Бобров поставил под сомнение правомочность владения его фабрикой. Ну, пусть! Никитин ничего не будет предпринимать, пусть Бобров сам от собственной злости сдохнет.
   Андрей Егорович приехал на фабрику и у своего кабинета встретил ожидающего его юриста Максима. Лицо у парня было крайне озабоченным, что говорило о том, что одной утренней повесткой дело не закончилось. Никитин жестом пригласил юриста в кабинет.
   - Андрей Егорович, у нас в банке неприятности, - сказал Никитину Максим, - деньги, которые нам перечислили покупатели за продукцию, исчезли.
   - Как исчезли? - не понял Никитин.
   - Пропали, - ответил Максим, - произошел сбой системы компьютеров и они ушли неизвестно куда. Так мне объяснили.
   - И что теперь? - спросил Никитин.
   - Теперь они заморозили весь наш счет до выяснения обстоятельств, - ответил Максим.
   - Как это? - вскипел директор фабрики. - Нам же нужно работать, нам же зарплату послезавтра выдавать!
   - Я им объяснял, но они не идут навстречу, - сказал Максим, - все ссылаются на директора банка, я его искал, но оказалось, что он в Москве сейчас. Я пошел к заму, но он меня не принял.
   - Как не принял! - воскликнул Никитин. - Мы их клиенты, они нас так подставили и еще не принимают! Я сам поеду к нему, разберусь!
   В это время зазвонил телефон - прямая связь с секретарем.
   - Андрей Егорович, к вам корреспондент областной газеты хочет взять интервью, - поведала секретарша, - что ему сказать?
   - Не до него! - воскликнул Никитин. - Не до интервью мне сейчас!
   - Андрей Егорович, - постарался успокоить начальника Максим, - вы не кипятитесь зря, все образуется. А корреспондента лучше принять, это нам косвенная реклама. Расскажете о том, как мы работаем. Что у нас хорошего мало?
   - Да, ты прав, наверное, - согласился с доводом юриста Никитин и сказал секретарше, - ладно, пусть заходит корреспондент.
   - Я пойду, провентилирую еще раз вопрос с деньгами, - сказал Максим и, уходя, в дверях столкнулся с неким типом со старомодным диктофоном через плечо.
   Сальные волосы визитера были гладко зачесаны назад, видавшие виды очки едва держались рябом на носу. Одет корреспондент был в неопределенного цвета свитер, на котором болтался фотоаппарат. Умудренная опытом госпожа Смирнова специально заслала для интервью к Никитину этого спившегося бумагомарателя, которого держали еще в газете за то, что он безропотно всегда был готов сгонять в магазин за пирожными к чаю или за бутылкой водки.
   Ведь то, что сейчас скажет Никитин в интервью и что запишет на свой магнитофон этот субъект, не имело особого значения, потому что Смирнова уже написала "рассказ" Никитина собственноручно. Важнее было сфотографировать Андрея Егоровича на рабочем месте для опубликования фото в газете. Для этого даже выдали пьянице фотоаппарат.
   Потом, когда газета уже выйдет в свет, пусть Никитин тщетно возмущается неправде в статье под фотографией, кричит у себя в кабинете, что он того, что напечатано, не говорил. Кто это проверит? В редакции областной газеты, когда к ним примчится разъяренный Никитин, все свалят на пьяницу-журналиста, перевравшего факты. А самого этого алкаша-бумагомарателя намеренно на время "бури" зашлют куда-нибудь в Бердянск в командировку.
   И сколько не кипятись потом Никитин, сколько не требуй опровержения, даже если оно и выйдет - общественное мнение уже сформировано этой статьей. Написано пером - не вырубишь топором. А слова "твои", Андрей Егорович, придуманные, правда, госпожой Смирновой о низких умственных способностях губернатора и о русском народе, который есть из себя тупое ничем не переделываемое быдло, и только и может, что водку жрать, да работать не хочет, все это уже засело в головах людей. Но все это было еще впереди, а сейчас Никитин радушно принял корреспондента, усадил его за стол, угостил чаем и стал рассказывать об успехах своей фабрики. Бумагомаратель слушал вполуха и думал только о том, как бы ему "махнуть соточку" в разливной, которую он заметил на углу по пути на фабрику.
   Прошла неделя после интервью, счет фабрики в банке так и не разморозили. Максим обратился в суд, чтобы наказать денежных воротил и вернуть пропавшие деньги, и это дело так и легло под сукно. Максиму ответили, что это, мол, не первый случай такой преступной халатности банка, что вскоре все случаи будут рассмотрены и все виновные наказаны.
   Это обещание нисколько не утешило самого Никитина. На фабрике нужно было выдавать зарплату, рабочие заволновались первой в их трудовой деятельности задержке денег, чего их хозяин никогда себе не позволял. Потому они забастовок не устраивали, что их кредит доверия к хозяину производства был достаточно велик. Ведь Никитин их еще не разу не подводил. Отнеслись с пониманием к трудностям. А тут вдруг гнусная статейка подоспела, где самолично и надменно Никитин ругал власти в лице губернатора области и называл всех своих рабочих обидным словом "быдло", которое за копейки на него работать будет, потому что, мол, податься им некуда. Народ зароптал.
   И надо же, ведь он вышел к своим рабочим и поведал им, что не говорил он такого, да и не мог сказать. Но по советской привычке верят у нас граждане печатному слову, тем более в такой уважаемой газете написанному. Пока безуспешно ездил Никитин разбираться в редакцию, на фабрике возникла смута, подстрекаемая парочкой купленных кланом штрейкбрехеров, разъяренные рабочие сломали несколько новых мягких уголков и вышли на улицу с плакатами "Долой!". Телевизионщики не замедлили появиться и представили в передаче все так, как им подсказала вездесущая Наталья Семеновна.
   Губернатор Бобров в это же утро тоже прочитал статью и неслыханно рассвирепел. Его прямым текстом старинный друг назвал со страниц СМИ дураком! Ладно бы лично в лицо! А то через газету! Бобров из-за неумения поразмыслить, не догадывался, что все это грубая фальсификация Рябиновского, а принял все так, как есть. Он хотел было позвонить Никитину и выяснить как все было, но сделать это помешала поднявшаяся с новой силой обида и злость!
   - Червь мизерный! - восклицал он, мечась по кабинету. - Ничтожество! Растение! Это же надо такое про меня сказать! Что я ничего не смыслю в управлении государством, что меня давно пора в утиль сдать! Ну, паскуда! Сам-то кто такой? Фабрикантишка хренов!!! Голь перекатная! Ну, я тебе!
   Если бы непреодолимый гнев не застил глаза губернатору, он мог бы вспомнить, что в таком слоге, как подано в газете, его друг никогда не выражался и слов таковых, как там написаны, в жизни не употреблял. Но губернатору было не до деталей и сейчас еще более захотелось поскорее отмстить этому заносчивому снобу. Он незамедлительно вызвал к себе Рябиновского. Доктор наук явился тотчас и предстал пред тусклые очи мрачного губернатора.
   - Ну, что там у нас с Никитиным? - требовательно вопросил Бобров. - Как дело движется?
   - Как и положено ему двигаться, - ответил Ко-Ко, присаживаясь на велюровый стул, - наши юристы работают, дело делают, но все это не быстро. Я думаю что, еще недели две, и мы этого Никитина оставим без ничего. Хорошо еще, что он заносчивый такой, наплевал на все и в суд не явился.
   - А чего не явился? - спросил Бобров.
   - Говорит, что фабрику эту на свои деньги строил, на своем горбе кирпичи таскал, - ответил Рябиновский, - так что доказывать ничего в суде не намерен. Но мы его за это и подцепим. Документов-то никаких не осталось. Да и какие документы в далеком девяносто первом году? А вот мы сейчас за это и возьмемся. Понемногу подготовим документы и фабрику отберем.
   Бобров и сам не заметил, как от того, чтобы просто попугать Никитина, он самолично перешел к тому, чтобы отнять у своего бывшего друга дело всей его жизни. Такой уж был хороший дипломат этот доктор наук Ко-Ко Рябиновский.
   - Ты чего мне говоришь, что можно любого бизнесмена так раскрутить? - поинтересовался Бобров. - Любого честного предпринимателя можно зацепить за документы и все у него отнять?
   - Абсолютно любого, - кивнул Рябиновский, - если, положим, не за документы зацепить, так поставки его притормозить или, например, счет заморозить на какое-то время, довести до банкротства и скупить фабрику на торгах. Кстати, так мы и сделаем с фабрикой Никитина. А на место директора производства посадим потом своего человека. Место-то доходное, нам самим пригодится.
   - Э, Рябиновский, ты забыл, что я тебе приказывал? - вдруг опомнился Бобров. - Я Никитина втаптывать в грязь не хочу! Мне нужно его припугнуть! Спесь лишнюю сбить, чтобы не зазнавался! А ты сразу решил фабрику отобрать!
   - Добрый ты человек, Иван Петрович, - покачал головой Рябиновский, - он тебя грязью поливает через газету, а ты с ним нянькаешься, жалеешь! Слабость характера, недопустимую для человека твоего уровня показываешь.
   - Ладно, ладно меня учить! - пробурчал Бобров. - Сам знаю, что делать, без твоих советов. Когда, ты говоришь, дело будет готово?
   - Еще парочка недель, - терпеливо повторил Рябиновский, - там есть одно звено, оно нам мешает сильно.
   - Что еще за "звено"? - спросил губернатор.
   - У Никитина юрист шибко грамотный, - ответил Рябиновский, - он вместо хозяина на суд приехал, выкручивается, как угорь. Мы ему закон, а он нам еще два, отрицающие этот. Играет по высшему классу, ушлый, хваткий, хотя и молодой. Да и есть у него кое-чего против нас. Не козырь, но где он накопал, не знаю.
   - Что лучше твоих юристов парень работает? - усмехнулся Бобров. - А ты-то хвалился вечно, что у тебя лучшие законники в стране! Что не тянут?
   - Ничуть не лучше он, мои-то все равно его разделают, но просто время теряем, - ответил Рябиновский.
   - Так перекупи его, - посоветовал губернатор.
   - Пробовали, не берет он наших денег, - ответил Ко-Ко.
   - Мало давали, - сказал Бобров, - я тебя знаю, жадину, дайте больше, и как миленький предаст своего хозяина.
   - Предлагал ему сам прокурор области работать у себя в конторе, - сказал Рябиновский, - денег в три раза больше, чем он на фабрике получал. Но этот Максим ни в какую, еще и послал прокурора нехорошими словами. Никитинская закваска.
   - Что это за Максим? - спросил Бобров. - Чего это он так Никитину предан?
   - Я узнал подоплеку всей этой истории, - ответил Рябиновский, - дело в том, что пару лет назад этот Максим к Никитину пришел на фабрику после института уже в качестве юриста. А до этого учился и работал каким-то менеджером, что ли. Отработал он в качестве юриста полгода, Никитин был им очень доволен. И вот у Максима вдруг дочь годовалая сильно заболела. Не знаю точно, что за болезнь, но что-то связанное со спинным мозгом. В общем, нужны были деньги на операцию за границей или она бы умерла. Деньги, естественно, не маленькие, каковых у Максима этого отродясь не было. И вот Никитин его выручил, дал без возврата нужную сумму, и дочку спасли. Теперь этот Максим на него богу молится.
   - Да, Никитин такой, - задумавшись, произнес Бобров, - он с себя последнее снимет.
   Рябиновский уловил нотку гордости за поступок друга в голосе губернатора и пожалел о том, что рассказал Боброву эту слезливую историю. Самому Рябиновскому этот поступок Никитина был не только не понятен, но и даже чужд. Он сам бы и сто баксов не дал бы чужому ребенку, пусть того хоть крючит, хоть пучит. Поэтому и поступок Никитина он считал, по меньшей мере, глупостью. А то, что губернатор с таким одобрением отнесся к благотворительности фабриканта, показало, что Бобров еще не до конца понял тактику их общей игры и политику отношений к тем, кто находится вне клана. Пришлось Рябиновскому свою ошибку с пересказом трогательной истории срочно исправлять.
   - Такой-то, он такой, - покачал головой доктор наук, переходя в наступление, - может быть, этот юрист Максим добро и помнит, а вот сам Никитин нет. Подумай, сколько ты сам ему помогал и прямо и косвенно, место предлагал рядом с собой, проверяющие инстанции мимо фабрики запускал, чтобы у него проблем не было. А что слышал в знак благодарности? Только хулу и критику несправедливую. Согласись, что я прав. А дело в том, что просто зависть его съедает, Иван Петрович. Вы вместе служили, были равными, солдатами командовали. А потом что произошло? Ты вон как взлетел, областью успешно командуешь! На тебя из других регионов губернаторы равняются! (в этот момент Бобров приосанился, надулся и стал гордым, как павлин с распущенным хвостом) А Никитин всю жизнь так и будет копошиться на своей крохотной фабрике. Завидует он тебе, что ты оказался умнее и удачливее его, поэтому и плюет без устали в твою сторону.
   При этих словах хитроумнейший Рябиновский кивнул на статью в газете, которая лежала перед губернатором.
   - Ага, читал я, - хмуро буркнул Бобров, - надо же столько гадостей наговорить в одной статье. И как только напечатали? Куда Смирнова смотрела?
   - У нас свобода слова, - лицемерно проблеял с вздохом доктор наук, - демократия, Иван Петрович.
   Бобров еще раз пробежал глазами статью, затем яростно скомкал газету и выбросил ее в мусорную корзину. Доктор наук сидел, преданно глядя в глаза Боброву и, естественно, скрывал, что он сам эту статью "зарядил" в прессу, делая вид, что она получилась спонтанно, сама собой.
   - Да, я тоже, когда эту статью прочитал, - поддакнул медленно, но верно гнущий свою линию, Рябиновский, - даже валидол положил под язык. Черная неблагодарность. Вот тебе и лучший друг...
   - Так чего там этот Максим? - перебив доктора наук, сознательно перевел тему Бобров. - Не перепрыгнуть через него, что ли?
   - Перепрыгнем, - ответил Рябиновский, - нужно только некоторое время.
   - Так уж постарайся, - грозно буркнул хозяин области, - или всему тебя учить надо? Подашь мне этого Никитина на блюдечке с голубой каемочкой. А если кто-то мешается...
   Бобров сделал характерный жест по воздуху, как бы разрубая кого-то напополам. Рябиновский жестоко усмехнулся, получив карт-бланш от губернатора на исполнение своих зловещих замыслов.
   Через три дня, следуя на своей машине с работы домой, Максим попал в нешуточную аварию. Ему в бок на всей скорости влетел огромный КРАЗ, смяв машину юриста буквально в лепешку. Произошло это в тихом переулке прямо у дома, где проживал Максим с семьей. Подозрительно быстро приехали дорожные инспектора и подозрительно медленно скорая помощь. Растерянный водитель КРАЗа, который не пострадал в своем тяжелом грузовике, путано оправдывался и испуганно дышал в тестовую трубочку суровых инспекторов движения. В ходе следствия выяснилось, что он трезв, следовал за строительными материалами по маршруту, указанному в путевке, техосмотр его КРАЗ проходил недавно и, в общем, был вынесен вердикт, что водитель в случившейся аварии не виноват. А кто же тогда виноват?
   Стали искать. Первым делом в машине у Максима нашли неисправность рулевого управления и тормоза. "Так-так-так, - сказал следователь, - понятненько". Кроме того, выяснилось, что права Максим получил всего полгода назад и был по шоферской терминологии "чайником". "Так-так-так, - добавил следователь, - ясненько. Вот и вывод".
   И сделал вывод, что хотя в крови Максима не было обнаружено ни грамма спиртного, но все-таки, основываясь на вышеуказанных фактах, становится ясно, что виновен в аварии был все-таки водитель легковушки. Он де, мол, ездил на неисправной машине и не справился с управлением из-за неопытности. Тот факт, что во время аварии Максим и вовсе не ехал, а стоял на месте, ожидая разрешительного сигнала светофора для проезда, как-то затерся, а потом и вовсе пропал из материалов следствия. Максим же об этих перипетиях следствия не знал, потому что с множественными переломами попал в больницу, оказался прикован к постели и недвижим. "Правосудие" вершилось без его участия.
   Рябиновский позаботился о том, чтобы водителя КРАЗа для отвода глаз все-таки демонстративно пожурили по месту работы. А в качестве награды за умелый "таран", который он произвел по заданию клана, доктор наук позаботился о переводе парня в легковую автоколонну областной прокуратуры. Продажные ГАИшники, которые тоже оказались на месте аварии не случайно, и добросовестно подтасовали факты, получили по некоторой сумме наличными и, стыдливо улыбаясь, ушли из кабинета Рябиновского с оттопыренными карманами.
   После того, как Максим попал в больницу, события по разрушению частной собственности и самой личности Никитина приняли космическую скорость. Сопротивляясь "наезду" клана, как только было возможно, Андрей Егорович метался между поставщиками и покупателями, которые вдруг, как по команде отвернулись от него, стали прятаться и наплевали на свои обязательства.
   Пиломатериалы из Карелии доставлялись нерегулярно, производя тем самым сбои в выпуске продукции, два вагона и вовсе потерялись где-то в дороге. Счет был закрыт, в банке только нахально пожимали плечами и просто откровенно издевались над нервничающим фабрикантом. Нетерпеливый и вспыльчивый Никитин, выведенный из состояния душевного равновесия и доведенный до отчаяния, однажды врезал звонкую пощечину толстобрюхому директору банка, после чего тот вспылил и приказал охранникам выкинуть его вон. Охранники задание перевыполнили и прилюдно избили Никитина прямо пред входом в банк. Заявление по этому поводу в милиции принять отказались, ссылаясь на отсутствие свидетелей. Короче говоря, обложил клан Андрея Егоровича со всех сторон.
   Вечерами Никитин сидел у себя в кабинете, закрывшись, с бутылкой коньяка. Он прекрасно понимал, чьих рук все то, что творилось последнее время вокруг него, но не мог поверить в масштабы того влияния, которыми, по его мнению, обладал Бобров, а также в унизительную степень людского плебейства и подхалимажа. Люди, которые, еще вчера первыми протягивали руку ему, как любимцу губернатора, сегодня демонстративно отворачивали свои фейсы в противоположную сторону. Значит, он и ценен был им и нужен только, как лицо, приближенное к Боброву. А сам по себе? Неужели, он настолько ничтожен, как просто Андрей Никитин? Вопросы эти мучили его и не давали покоя.
   Кроме того, его производству повсеместно чинились препоны и преграды. Никитин знал, что и эта авария с Максимом подстроенная, но доказать ничего не мог. Он пытался отыскать водителя, который наехал на машину Максима, но в парке сказали, что он уволился и куда, они не знают. В ГИБДД сказали, что дело закрыто и пусть его юрист радуется, что его не посадили в тюрьму, как виновника аварии. Вспыльчивый Никитин высказал им все, что он о них думает, назвал дежурного капитана "козлом", за что его посадили в камеру и продержали вместе с бомжами и алкашами целые сутки.
   Через две недели на стол Никитина легла бумага о том, что владеет он цехами и оборудованием незаконно, согласно, далее шли перечисления каких-то пунктов каких-то законов. Ему предлагали очистить кабинет директора, а временно назначали на его место своего поверенного.
   Никитин опять вспылил и порвал бумаги. Когда через час пришел лощеный поверенный от клана, Андрей Егорович схватил его за лацканы дорогого пиджака, вытащил на лестницу и спустил с нее вниз. Поверенный покатился, как куль, достигнув нижней ступеньки, растянулся во весь рост. Полежав несколько секунд, он пришел в себя, поднялся со стонами и, хромая покинул территорию фабрики, пригрозив вернуться с ОМОНом.
   Тогда Никитин забаррикадировался в своем кабинете и приготовился к серьезному отражению следующих посягательств на его собственность. Клан противодействие Никитина не остановило. Вскоре фабрику признали банкротом и выставили на торги, где ее за бесценок и приобрел губернатор Бобров. Еще через неделю повелитель области, торжествуя, с чувством хозяина и одержанной победы шагал по коридорам "своей" фабрики к кабинету, где укрылся Никитин. Намерения на этот раз у него были самые благие. Он не хотел более боевых действий, он достиг уже победы, доказал свое превосходство и силу. Настало время смилостивиться над противником. Поэтому Бобров хотел зайти к закрывшемуся в кабинете другу и сказать ему поучительно, типа вот так:
   - Знаешь, Андрюха, не надо переть против ветра! У жизни есть свои законы, а ты хочешь жить по своим, тобой придуманным. Давай играть в команде, так и тебе легче будет и мне!
   С этими поучительными словами он намеревался положить на стол документы на владение фабрикой и тем самым вернуть ее законному владельцу. Все-таки его где-то в глубине души тихонько, почти незаметно мучила совесть, что он обошелся с армейским другом, как с самым лютым врагом. Вот, движимый этими намерениями, губернатор подошел к двери кабинета директора мебельной фабрики, сильно в нее постучал и громко крикнул:
   - Открой, Андрей Егорович, это я Бобров.
   За дверью некоторое время было тихо. Тогда Бобров повторил свой маневр. Он постучал еще несколько раз и снова позвал Никитина, чтобы он подошел к двери. На этот раз в кабинете что-то стукнуло, упало, разбилось. Затем послышались шаги, которые остановились по ту сторону двери. Небольшая пауза повисла в напряженном воздухе и затем голос Никитина глухо, но отчетливо произнес:
   - Пошел на х... отсюда, гадина!
   Бобров выпятил губы и надулся, как индюк. Его пафос снова взял верх над его благими намерениями. Губернатор в чванстве своем не осознавал даже, сколько унижений и оскорблений вынес за последнее время гордый Никитин. Губернатору и в голову не пришло, что для начала неплохо бы было перед старым другом извиниться, за то, что на легкую пощечину, образно говоря, он ответил множественными переломами грудной клетки, а потом уже начинать примирительный разговор. Но как ОН мог извиняться, ОН же не простой человек, ОН ГУБЕРНАТОР ОБЛАСТИ!!! Величина!!! Глыба!!! Айсберг!!! А кто теперь этот разоренный и раздавленный Никитин? Ничто. Молекула. Пыль. И разве может такой крупный габарит, как ГУБЕРНАТОР ОБЛАСТИ просить прощения у ничтожного заносчивого червя, да еще в присутствии своих приближенных, которые сгрудились позади него и гадко хихикнули, когда червь послал ЕГО куда подальше.
   - Ты поосторожнее со словами, с кем говоришь! - гневно воскликнул Бобров. - Сам, бишь, дел натворил, а теперь еще смеет...
   - Я тебе что, не внятно молвил? - спросил из-за двери Никитин. - Пошел вон отсюда, сволочь!
   Приближенные взбудоражено зароптали, подталкивая губернатора к еще большей ярости, которую он и не стал сдерживать, а со всей силы пнул дверь носком итальянской туфли.
   - Ах, так! - взорвался губернатор, и благие намерения его рассыпались, как документы на владение фабрикой, которые он выронил из папки на пол. - Да я тебя не только фабрики лишу, но и квартиры, и машины, всего! Будешь на помойке объедками питаться с бомжами!
   Рябиновский, который тоже подобострастно юлил позади губернатора, тут же пронюхав благодатную тему, поторопился сообщить:
   - Все, что вы сказали, Иван Петрович, все это практически уже сделано. Постановлением суда все имущество Никитина конфисковано, а на него заведено уголовное дело о крупном хищении. В тюрьму тебя посадят, Никитин!
   - Козлиная ты рожа, Ко-Ко! - спокойно сказал из-за двери Никитин. - Нет у меня сил всю вашу "грядку" иудейскую из области выполоть, да найдутся люди...
   - Да ты еще и антисемит, Никитин, - с усмешкой перебил его Рябиновский, - а ведь дело-то в том, что у таких, как ты неудачников всегда кто-то виноват. Не евреи, так кавказцы, не кавказцы, так украинцы или американцы.
   - Пошли вы все на хер, - негромко ответил Никитин, - устал я от вас.
   Послышались шаги, стало ясно, что Андрей Егорович отошел от двери и пошел вглубь кабинета. Бобров хотел было еще постучать, чтобы продолжить разговор, но Рябиновский мягко потянул его за рукав и вполголоса посоветовал губернатору:
   - Не надо сейчас, мы еще потом зайдем. Пусть пока повыпендривается. Он все еще не осознал того, что случилось. Сломаем мы его, Иван Петрович, и не таких "орлов" уговаривали. Заносчивый больно.
   - А ведь он кое в чем прав, Рябиновский, - ответил ему Бобров, - понасажал ты везде своих родственничков. Ладно бы еще были работоспособные и умные, а-то ведь половина дебилы дебилами, сидят на руководящих местах и толковым мужикам росту не дают...
   - Моих родственничков? - изумился Рябиновский. - А не твоих ли? Не о твоей ли дочке Анастасии я забочусь, не о твоей ли жене Аде Арсеньевне? Вот дождался я, бегаю, делаю все для Боброва, а он привязался к Никитину, который его костит, на чем свет стоит. Это, по-твоему, справедливость в отношении ко мне?
   Бобров решил отступить в своих нападках, подумав, что, наверное, Рябиновский прав. Он заботится о нем, и о его семье, а что Никитин? Все, что было когда-то давно уже прошло. Новое время, новое положение в обществе и друзья должны ему соответствовать. Нечего тянуть в новую жизнь старые связи.
   - Ладно, ладно, Ко-Ко, - командирским тоном намеренно громко сказал губернатор, - пойдем отсюда, пусть он еще подумает. И извиниться за то, что тут нам наговорил! А мы еще подумаем, принять его извинения или нет!
   Бобров развернулся и широкими шарами быстро пошел по коридору. Свита поспешила за ним.
   Андрей Егорович Никитин медленно подошел к столу и в этот момент сердце его прихватило сильно-сильно. Он оперся о гладь стола ладонью, чтобы не упасть, дрожащей рукой налил себе коньяку, выпил залпом, с трудом прошел несколько шагов до дивана и упал на него. Через два часа верная секретарша принесла ему ужин из фабричного буфета. Андрей Егорович на стук не отзывался, на крики не реагировал. Секретарь вызвала главного инженера и тот принял решения ломать дверь. Когда дверь взломали, то обнаружили Никитина лежащим на диване. Его рука свешивалась до пола, глаза были прикрыты, а на лице застыла вечная улыбка. Он был мертв.

6

   В день похорон поздно вечером младший брат Андрея Егоровича Никитина зашел в свое холостяцкое жилище и, повернув голову назад, сказал следующему за ним молодому парню лет двадцати:
   - Проходи, Егор, вот здесь я и живу. Да, ты же помнишь, в детстве сюда часто на каникулах приезжал. Тогда еще и мать, твоя бабушка была жива. Живу я сам, как видишь скромно, но со вкусом.
   Егор, сын покойного Никитина, оглядел небогатый интерьер загородного жилища своего родного дяди и остановился посреди комнаты, вспомнив, как в детстве он проводил здесь каникулы. Тогда и русская печь, возвышавшаяся посреди комнаты, казалась и больше и белее.
   - Садись за стол, - предложил дядя Гарик, которого с детства Егор звал сокращенно - "ДГ".
   Дядя Гарик был среднего роста, сухощавый, подвижный. Виделись дядя с племянником не особенно часто. Егор жил и учился в Соединенных Штатах Америки и в России не появлялся. Сам Андрей Егорович ездил к сыну раз в году, а в основном созванивались по телефону. У дяди Гарика в доме телефона не было. Да, что говорить, ведь и с братом Андреем, отцом Егора, дядя Гарик последнее время совершенно не общался. Развела их судьба в разные стороны. У каждого своя дорога в этой жизни появилась. И дороги эти нигде пересекались. Такова жизнь. Дядя Гарик залез за занавеску, отделяющую комнату, где стоял стол от маленького закутка, именуемого "кухней". Егор присел за стол.
   - Сейчас сварганим что-нибудь перекусить, - сказал ДГ, роясь в холодильнике, - заодно и помянем брата. Видишь, как вышло-то нехорошо на похоронах... стало быть, нужен всем был Андрюха пока был жив... а на похороны никто не пришел... Даже поминки устраивать не для кого... не пойдут, гады...
   - Расскажешь мне, что случилось? - спросил Егор. - Я ничего не пойму, что происходит! У отца всегда столько друзей было. Куда они делись?
   - Попозже я тебе все расскажу, - задумчиво ответил ДГ, - а сейчас лучше ты мне объясни, почему на похороны отца опоздал? Я же тебе в тот же день позвонил, когда он умер. Специально, чтобы ты успел вовремя, а ты все-таки опоздал.
   - Я из Нью-Йорка долго не мог улететь, - объяснил Егор, - там случай произошел нехороший. Араб-террорист с бомбой захватил самолет. Требовал родственника своего из тюрьмы освободить, которого ФБР накануне арестовало. И произошла вся эта история за полчаса до того, как мой рейс должен был отправиться. Сначала с террористом долго вели переговоры, а все пассажиры ждали, потому что самолет с бомбой стоял на взлетной полосе. Люди из ФБР привезли этого родственника, показывали его этому арабу. Террорист посмотрел в иллюминатор и в это время его снайпер одним выстрелом в лоб убил. На этом все и кончилось. Потом еще долго бомбу искали, ничего не нашли. Но все равно вылетели мы только через сутки.
   - Вишь, что твориться, - прокомментировал рассказ Егора дядя Гарик, - в стране расцвета демократии и свободы.
   - У нас в России еще посложнее было добраться до места назначения, - продолжил Егор, - в Москве я не мог билеты взять. Требовали телеграмму, уведомляющую о том, что я на похороны еду. У меня телеграммы не было, ты же мне позвонил по телефону, а словам никто не верит. Вот и пришлось в общей очереди стоять и купить билет только на послезавтра. Поэтому и опоздал. Хотел предупредить, да у тебя-то телефона нет, рабочий секретаря отца не отвечает, связи никакой, как в каменном веке.
   - Да, это я прогадал с телеграммой, - кивнул дядя, - но ведь адреса твоего я не знал. Я и номер твоего телефона еле-еле у отца в записной книжке нашел. А про адрес и вовсе не подумал. Может адрес твой там где-то и записан, но я по-английски не читаю. Я немецкий в школе изучал. Да когда это было!
   - Вот и вышло, что пока добрался, отца ты уже похоронил, - сказал Егор, - без меня. Так я на него последний раз и не взглянул.
   - Видно так было суждено, - ответил Егору дядя Гарик.
   Он поставил на стол початую бутылку водки, нехитрую деревенскую закуски, пыльные рюмки, положил алюминиевые вилки.
   - Давай, помянем Андрея, - предложил дядя Гарик, - моего брата, твоего отца помянем. Не думал я, что так скоропостижно будем мы это делать. Ему ведь, еще жить, да жить бы! Но не щадит судьба наш род Никитиных. Мать наша, твоя бабушка Глаша пять лет не прошло, как умерла. Помню, тогда ты был на похоронах.
   - Я как раз в Штаты уезжал учиться, - сказал Егор, - через месяц и уехал.
   - А твоя мама, жена Андрея уже десять назад нас навсегда покинула, продолжил дядя Гарик, - и ведь отец твой с той поры ни с кем не встречался. Потому что любил он ее крепко. Проклятый рак сгубил твою мать в самом расцвете молодости.
   - Ну, ДГ, не вали все в кучу, - мрачно сказал Егор, - итак тошно. Давай выпьем за отца. За батю моего, настоящего русского мужика.
   Дядя Гарик согласно кивнул, они залпом выпили, закусили, и Егор спросил:
   - Теперь ты, дядя, рассказывай, что здесь без меня случилось с отцом. Почему на похороны его никто из друзей не пришел? Почему отец, который на здоровье никогда не жаловался, умер вдруг от сердечного приступа?
   Дядя Гарик почесал свой острый нос и ответил:
   - Я думаю, что тебе в этой истории многое будет вновь и многое непонятно. Ты сколько уже в России не был?
   - Пять лет, - ответил Егор.
   - Да, за это время ты сильно изменился, я едва тебя узнал, - сказал ДГ, - раньше ты носил длинные волосы, а теперь подстригся коротко. А потом, вроде, ты же раньше в очках ходил. Да, точно, ты же был очкариком!
   - Тогда я тяжелый рок слушал и играл, вот и носил длинные волосы, - ответил Егор, - а теперь мне не до музыки, поэтому и подстригся.
   - Это так важно, что бы внешность соответствовала тому, что играешь? - спросил дядя Гарик.
   - Это имидж, ДГ, - ответил Егор, - это важно. А зрение у меня и сейчас плохое, но я линзы ношу. Мягкие. Можно месяц не снимать.
   - А вот оно что, - понял дядя Гарик, - линзы, значит. Это хорошо. У меня тоже последнее время...
   - ДГ, давай вернемся к нашей теме, - предложил Егор, - а про зрение ты мне потом расскажешь.
   - Да, - кивнул дядя Гарик, - тут такие дела произошли. Такое творилось! Хотя, в общем-то, произошло все за последние месяцы, а не все время было.
   - Ну, не тяни ты кота за хвост, рассказывай, - нетерпеливо попросил Егор, - а-то у тебя прелюдия очень длинная. Давай конкретно по теме. Что случилось?
   Дядя Гарик сосредоточился, принял глубокомысленный вид, и после паузы начал повествование о событиях, приведших к скоропостижной смерти Андрея Егоровича.
   - У отца твоего друг был армейский, которого звали Иван Бобров, - сказал он, - но ты, наверное, не знаешь.
   - Как же не знаю, - ответил Егор, - это тот, который губернатором стал не так давно в области, отец мне про него говорил, когда мы созванивались и когда он приезжал в Штаты. Ну и при чем тут губернатор Бобров?
   - Твой отец и Бобров последнее время очень плотно общались, - сказал дядя Гарик, - хотя я его предупреждал, что не дружит кошка с мышкой. Кончится, говорил ему, все это плохо. Он только смеялся в ответ, не верил мне. Говорил, что, мол, Бобров и в армии к его советам прислушивался и сейчас, мол, тоже только его одного за человека считает. Но ведь, Егор, тут не армия и им не по двадцать лет. Вокруг губернатора куча прихвостней, которым дружба их не нравилась, поперек горла стояла. Вот и подстроили они, что отец твой с губернатором сильно поссорился. Кроме того, и какому-то депутату госдумы твой отец "нос накрутил". Это он сам мне рассказывал, когда в последний раз заезжал. Губернатор давить на него начал с помощью своих подпевал. Работать не давал, счет в банке заморозил, а потом и вовсе фабрику у него отсудил.
   - Да как же это можно сделать-то? - не понял ошарашенный Егор. - Что у вас тут за беспредел творится?
   - Не забыл русские словечки за океаном, - покачал головой дядя Гарик, - беспредел... именно беспредел, племянник, именно беспредел. И это еще не все.
   Егор нахмурился и приготовился слушать продолжение нехорошего рассказа.
   - Вот такие дела, - вздохнул дядя Гарик, - ты не только отца своего потерял, но и все, что он, в принципе, ради тебя наживал. Чтобы у тебя свой бизнес был, чтобы ты не думал о хлебе насущном. Все, что он делал, повергнуто в прах с помощью Боброва. Фабрика, квартира с мебелью, машина его новая...
   - Погоди, ДГ, - прервал дядю удивленный Егор, - мы начали с фабрики. При чем тут квартира и машина? Всего этого тоже отца лишили?
   - Да, эти подонки что-то там подмухлевали, - объяснил быстро опьяневший от водки дядя Гарик, который еще на кладбище сильно поддал, - я не силен в судебной науке. Что якобы твой отец то ли налоги укрывал, то ли похитил чего-то у кого-то. И поэтому через суд в свою пользу негодяи изъяли у него квартиру с мебелью и машину тоже. Конфисковали все имущество на фиг!
   - Слушай, ДГ, я чего-то не пойму что здесь вообще творится, - Егор едва унимал дрожь в руках, - отец эту фабрику сам строил, перестраивал из старого брошенного склада...
   - Вот они к этому и прицепились, типа, склад этот не брошенный, а самовольно захваченный им, - продолжил дядя Гарик, - а якобы принадлежит он какому-то то ли СМУ, то ли РСУ, не помню. Они там столько намутили, что черт ногу сломит.
   - Да, кто намутил-то? - не понял Егор. - Кто это "они"? Конкретно, кто?
   - Бобров со своей бандой, - ответил ДГ, - у него ведь и юристы, и прокурор, и пресса все вот здесь.
   Дядя многозначительно поочередно загнул пальцы на руке, сжал их и поднял вверх свой сухой кулак.
   - Эта свора кого хочешь раздавит! - добавил дядя Гарик.
   - Чем же отец так оскорбил этого Боброва, - спросил Егор, - что он с ним так обошелся. Что он ему сказал или сделал?
   - Не знаю я, - пожал плечами дядя Гарик, - мне Андрей этого не рассказывал. Да и не важно это. Ведь Андрей к Боброву в приятели не лез, он сам его в свою компанию затянул. А в этой компании одни плебеи и воры собрались. Ты сам знаешь своего отца, он человек прямой... был. И, если ему что-то не нравилось, то он в лицо говорил, а не за спиной шептался, как все они. А кому такая прямота понравится? Никому!
   - Ладно, допустим, он что-то сказал, кого-то обидел, - недоумевал Егор, - оскорбленному можно было бы подать в суд, отцу присудили бы штраф. Так делается в цивилизованном обществе! А при чем тут его имущество - фабрика, квартира, машина? Ведь это не по закону!
   - Это у вас там, в Штатах все по закону, - ответил ДГ, а в России закон, что дышло, как повернул, так и вышло!
   Возбужденный Егор вскочил и стал метаться по комнате.
   - Я сам на них в суд подам! - воскликнул он. - Пусть дело пересматривают, как положено! Это же произвол какой-то! Что на этого губернатора Боброва в России управы, что ли нет?
   - Сядь и не мельтеши, - посоветовал дядя, - я тебе расскажу про одного такого, как ты, смельчака, который решил с Бобровым тягаться в суде, чтобы фабрику нашу отстоять. Это был юрист, начальник отдела, работал у отца твоего на фабрике. Максим его звали. Он в ответ на поползновения Боброва отыскал где-то компромат на всю свору губернаторскую и на суде выкатил. И, знаешь, где он теперь?
   - Где? - спросил Егор.
   - В больнице с переломами ребер, ног, рук и сотрясением мозга, - ответил дядя Гарик.
   - Ну, ДГ, я подумал, что его убили, - сказал Егор, - ты же о нем все время в прошедшем времени говорил. "Был, был"! Хорошо, что этот Максим живой остался!
   - Это ты точно подметил, - подтвердил дядя Гарик, - хорошо, что живой! Для этой банды убить человека ничего не стоит. Устроили аварию, в которой покалечили Максима, и сам же он оказался виноват.
   - Может быть, это правда была случайная авария? - спросил Егор, сам в это не веря.
   - Случайно КРАЗ с трезвым водителем в легковушку не врезается, - вздохнул дядя Гарик, - это их любимый приемчик.
   - Чей? - спросил Егор.
   - А-а, - дядя Гарик только махнул рукой, - кругом подонки, давай лучше еще раз помянем Андрея...
   - А сам-то ты, где был, когда отца в угол загоняли? - спросил Егор.
   - У меня как раз в то время была депрессия, - хмуро ответил дядя Гарик, - я впал в запой и пил две недели. Как раз пенсию получил...
   - Ну, дядя, ты даешь, - покачал головой Егор, - а еще брат называется!
   - Кто ж знал, что все так кончится плохо, - виновато ответил дядя Гарик, - я и раньше в запой уходил, но Андрей ведь не умирал! Я же не думал, что в этот раз так все получится! И потом, что я мог сделать? Отставной майор, которого из армии пинком под зад вытурили за излишнюю честность! Тут такой клан, племянник... они любого сомнут, разжуют и выплюнут! Все под ними, даже уголовники! Что я мог сделать, даже если бы не пил? Как я мог бы им противостоять?
   - Ты не смог, я смогу, - уверенно произнес Егор, - я их сделаю... за отца отомщу!
   - Не дури, племянник, - вмиг протрезвел дядя Гарик, - не лезь с кулаками на танк. Завтра вот съездим еще на могилу к Андрею, а потом уезжай обратно в свою Америку. Там и оставайся. Сиди и не высовывайся. Клан тебя в покое не оставит. Андрея довели до могилы, а с тобой, пацаном, им еще легче будет разделаться. Если только ты даже косо посмотришь в их сторону, они тебя растопчут, а ты мстить собрался. То же мне, Зорро! С кем ты собрался воевать, с губернатором и с кланом, которым здесь все опутано?
   - Я собрался воевать с человеком, который моего отца убил, - твердо сказал Егор, - кто он, губернатор или не губернатор, мне без разницы. Мне на то мозги и даны, чтобы придумать, как его к ответу "притянуть".
   - Погоди, племянник, не кипятись, - сказал дядя Гарик, который чтобы протрезветь облил голову над тазом холодной водой, - сгоряча такие вещи не делаются. Вот что я тебе хочу сказать. Если бы твой отец был жив, он бы вряд ли твои планы возмездия одобрил бы. Для него очень важно было, чтобы ты образование получил хорошее и в Россию не возвращался. Он об этом перед смертью мне говорил и как мог об этом позаботился.
   Дядя Гарик сделал паузу, встал со стула, прошел к печи и постучал по ней ладонью.
   - У меня за печкой двадцать тысяч долларов лежит, - сказал он, - отец твой оставил еще до того, как я в запой впал, он приезжал ко мне. Говорил, если, мол, что со мной случится, деньги сыну отдашь. Больше, мол, оставить некому. Я еще тогда над ним шутил, говорю, что рано, мол, ты помирать собрался. А он мне ничего не сказал, уехал. Так что деньги чтобы улететь отсюда у тебя есть. Купишь там, в Чикаго квартиру или комнату, на что денег хватит и все, живи спокойно. Учиться дальше, правда, не получится. Работать пойдешь. Что ж делать, раз так судьба повернулась.
   Егор едва заметно улыбнулся и покачал головой.
   - Нет, ДГ, никуда я не поеду, - решительно сказал он, - это похоже на бегство. А убегать и прятаться не в моем характере. Надо восстановить справедливость и я это сделаю. Чтобы неповадно было больше им вот так нагло и безнаказанно можно творить то, что взбредет в голову.
   - Поверь, Егор, у них все и везде подвязано, - устав от спора с племянником, сказал дядя, - в этом городе губернатор Бобров царь и бог, а Москве до нас дела нет! Ты же не супермен какой-нибудь, не спецназовец, а обычный парень! У тебя вся жизнь впереди! Езжай в нормальную страну, получай образование и работай там. Думай теперь о себе, а не о какой-то мифической справедливости, которой не существует!
   - Существует, дядя, и я это докажу! - с непоколебимой уверенностью сказал Егор. - Иначе я себя уважать перестану!
   - Это мальчишеская бравада и не более того, - вздохнул дядя Гарик, - есть у тебя двадцать тысяч долларов, которые тебе отец оставил. Хорошие, я считаю деньги. На жизнь хватит. Ты почти что миллионер.
   - Миллионер? - усмехнулся Егор. - Когда я сюда, в Россию на самолете из штатов летел, знаешь кто со мной рядом в кресле сидел?
   - Джорж Буш, наверное, - предположил ДГ.
   - Почти, - кивнул Егор, - Брэд, сын самого известного Чикагского мультимиллионера Джона Беннетса. Я его узнал по фотографиям из газет. А на вид ни за что не скажешь, что он богач. Волосы до плеч, куртенка такая секондхендовская. Мы с ним разговорились и он мне рассказал, что поехал в Россию набраться острых ощущений. Приключений на свою задницу, если сказать по нашему. Ему в штатах жить скучно - ничего не происходит. Спрашивал меня откуда я родом, зачем еду в Россию. Я ему все рассказал. А к чему это я тебе все говорю? Ах, да, так вот этот Брэд - он миллионер, а я с двадцатью тысячами в штатах - просто нищий гопник. Не поеду я туда больше, не хочу! И если уж решил, что Боброва накажу, то я свое решение выполню и никто не сумеет меня от него отговорить!
   Дядя Гарик выслушал племянника, понял, что переубеждать его бесполезно, потом глубоко задумался, в одиночку махнул рюмку и поведал племяннику историю о том, как он сам много лет назад боролся с несправедливостью:
   - Много лет назад, когда мне было немногим больше лет, чем тебе сейчас, я служил в Афганистане...
   - Ты? - удивился Егор. - Я этого не знал!
   - А ты что думал, я всю свою жизнь только водку пью и за свиньями ухаживаю? - спросил дядя Гарик. - Я ведь тоже был молодым, таким, как ты...
   - Извини, дядя, но я честно так и думал, - ответил Егор, - ведь я с детства тебя редко видел. Ты все время где-то пропадал и жил далеко отсюда. А когда я тебя видел, то ты был постоянно под мухой.
   - Оттого редко и видел, что я был там, в Афгане, - ответил дядя Гарик, - а что был "под мухой", так это оттого, что на войне мне было не сладко. Кроме того, я был в отпуске. Мог же оттянуться? А про мою службу в то время распространяться было нельзя. Да ты и не спрашивал.
   - Мне достаточно было того, что ты мой родной дядя, - ответил Егор, - ты всегда такой прикольный был. Помнишь, мы вместе с тобой ходили на рыбалку каждое утро, а потом мяч гоняли. С отцом так не получалось. Он все время был чем-то занят. Так и что там было, в Афгане?
   - Я однажды случайно узнал, - начал рассказа дядя, - что командир нашего батальона полковник Козлов душманам продает автоматы, а за оружие получает наркоту и гонит ее в союз, в чем бы ты думал?
   - В чем? - спросил озадаченный Егор.
   - В цинковых гробах, - ответил дядя, - которые для героев были предназначены! Он в них через границу наркотики вез! Система перегона была очень сложная, но он не в одиночку работал. Продажные офицеры, прапорщики и тогда были, и сейчас есть. Конечно, в основном в Афганистане ребята были честные храбрые, но хватало и подонков. Как и везде. Доказательств, что он этим занимается, было мало, но я все-таки решил это грязное дело прекратить и, в общем, сообщил куда надо. Но то ли его кто-то предупредил, то ли сам он догадался и залег на дно на время. Не поймали его на контрабанде, а вот ко мне прицепились плотно. Да еще и дело повернули так, что якобы я хотел опорочить Героя Советского Союза, Козлова, полковника этого гребанного. Он-то отмазался, а меня с клеймом клеветника и пьяницы из армии выпнули. Хорошо еще хоть наград не лишили.
   - У тебя и медали есть? - удивился Егор.
   - И орден тоже, - усмехнулся дядя, - вон, в шкафу на полке лежат, пылятся.
   - Почему не носишь? - спросил Егор.
   - Кому это нужно? - спросил дядя Гарик. - Мне ни к чему!
   - Зря ты так, ты же Родину защищал, - сказал Егор. - Покажи хоть орден и медали.
   - Посмотри в шкафу, - сказал дядя Гарик.
   Егор встал из-за стола, подошел к шкафу, открыл дверцу, достал коробочку с наградами и новым взглядом посмотрел на ДГ. Вот так, его дядя герой, а он и не знал!
   - А этого полковника Козлова, в конце концов, прищучили, - продолжил дядя Гарик, - поймали его на этом деле года через два, после того, как меня выгнали. Мне мой друг-сослуживец написал об этом. Я был очень рад, что его все-таки настигла кара. Но потом пропал полковник Козлов из общего поля зрения. Мы-то, наивные, думали, что его посадили в тюрьму далеко и надолго. Да не тут-то было. Видать, у него "хозяева", которые с его делишек свои дивиденды получали, в очень высоких креслах сидели. Еще один мой сослуживец случайно встретил потом Козлова и знаешь кем он стал?
   Егор отрицательно покачал головой. Откуда ему знать, кем стал Козлов. Козлом что ли?
   - Козлом он и раньше был, - усмехнулся дядя Гарик, - он стал директором стадиона в одном областном городе. То есть отмазали его от суда, не посадили. С него все, как с гуся вода. А вот если бы поймали, допустим, меня на таком деле, каким полковник занимался, я бы сидел в зоне до сих пор. Вот тебе справедливость!
   Дядя помолчал. Егору тоже нечего было сказать.
   - Ко мне потом приезжал прямо сюда, в этот дом наш бригадный генерал, хороший мужик, - продолжил дядя Гарик, - предлагал продолжить службу в войсках. Но я отказался. Он уговаривал, но я... ну, их на фиг! Пусть им Козловы служат!
   - Ты в каких войсках служил? - спросил Егор.
   - Какая разница, - усмехнулся дядя, - я теперь пенсионер в полном расцвете сил.
   - А чего работать не идешь, пенсионер, - спросил Егор, - тебе и лет-то всего около сорока.
   - Сорок два, - уточнил ДГ, - не хочу я на "них" работать. Я много раз пробовал устроиться на разные предприятия. Везде дерьмо и болото, везде плебейство и очковтирательство. Плюнул я на это дело и перестал даже пытаться устраиваться. Мне моей пенсии хватает на хлеб и водку. Огород у меня свой, курицы есть, кабанчик. Мне хватает. Брательник мой, твой отец, меня на фабрику к себе звал, а я ему говорю, нет, нет, и нет! Не хочу я кому-то подчиняться, я свободный человек! И поэтому тебе, Егор, тоже говорю, уезжай из этой страны и не возвращайся! Живи в нормальной стране!
   - А ты что, ДГ, думаешь на Западе лучше или справедливее? - спросил Егор. - Не тут-то было! Или думаешь, что я нормальную работу себе найду, приехав иммигрантом с двадцатью тысячами? Тоже ошибаешься! В Штатах сейчас любого нигера или латиноса в сто раз охотнее на работу возьмут, чем меня! Кто я есть для коренных американцев? Еще один пришлый русский белый! А значит на его, белокожего янки, насиженное место претендую! Этого они допустить не могут и не допускают! Я туда ехать не хочу! Там, дядя Гарик, такие же кланы, как и здесь!
   - Но жизнь там лучше, чем у нас, быт устроен, - продолжил настаивать дядя.
   - Это разве главное? - спросил Егор. - Я русский, я здесь родился! Мне неустроенный быт в берлоге моего дяди-алкоголика в сто раз больше нравится, чем приторно пахнущая американская мечта в их картонных домиках.
   - Я не алкоголик, - серьезно обиделся дядя Гарик, - захочу, вообще пить не буду! Нельзя так с дядей разговаривать!
   - Захоти и не пей, - попросил Егор, - хотя бы пока я здесь, не пей. Ладно?
   - Все, я больше не пью! - решительно сказал дядя и спрятал бутылку в холодильник. - И ты не обзывайся!
   - Не буду! - пообещал Егор и добавил. - Я в Штаты не поеду, пока здесь не разберусь с этим кланом, который ты мне так хорошо описал.
   - Не дури, Егор, - еще раз попросил дядя, - не делай глупостей! Истинно тебе говорю, кинешь в гору камень, назад получишь камнепад!
   - Как ты складно заговорил, - удивился Егор, - как по писаному. Давай лучше спать, ДГ, утро вечера мудренее. А то у меня с этими часовыми поясами, да перелетами голова кругом идет.
   - Давай спать, - согласился дядя Гарик, - может к утру твоя блажь и пройдет. В Америку вернешься...
   - Не вернусь, - ответил Егор, умываясь из висящего на стене умывальника, - там расизм. Скоро негры на белых верхом сядут и поедут. Там мы с тобой это люди второго сорта. Нормальные мужики и тетки тоже люди второго сорта, а "голубые" и лесбиянки первого и диктуют остальным как нужно жить. Поэтому мне Америка и не нравится.
   - Значит, Родину любишь? - серьезно спросил дядя Гарик.
   - А куда денешься? - вытирая лицо, ответил Егор. - Родина, как мать, ее не любить нельзя, даже если она хреновая и тебя самого не слишком обожает.
   Улеглись спать. Дядя Гарик долго сопел и ворочался в своей кровати, а Егор заснул сразу же крепким сном здорового молодого человека.
   На следующее утро Егор встал рано и застал дядю Гарика стоящим на кухне в одних трусах перед столом. Он с задумчивым видом держал в согнутой в локте руке полную рюмку водки. Окаменелый взгляд его был устремлен куда-то в параллельные миры.
   - Ну, ДГ, ненадолго же тебя хватило, чтобы не пить, - вывел из состояния забытья своего дядю Егор.
   - Скорбно мне, племянник, - ответил дядя Гарик, - ведь я так и не смог заснуть, все думал, думал...
   - О чем? - спросил Егор, подходя к умывальнику с зубной щеткой в руке.
   - Живу я никчемно, - ответил дядя Гарик, - все вокруг сволочи. Что делать?
   - Ну, и что надумал, мыслитель? - спросил Егор, обнаружив, что вода в умывальнике закончилась.
   Он огляделся вокруг, но увидел только пустое ведро, валяющееся под лавкой. Быт ДГ был крайне неустроен, но его это ничуть не тяготило.
   - Здесь тебе не благополучная Америка, - усмехнулся дядя Гарик, увидев замешательство племянника, - а отсталая Россия. За водой нужно на колонку бежать.
   Егор взял с лавки ведро, обулся и вышел на улицу. Вернувшись, он обнаружил, что дядя Гарик с рюмкой в руке своей позы не поменял. Егор не специально обратил на это внимания, налил воду в умывальник и стал шумно плескаться под ледяной струей, умываясь до пояса. ДГ громко вздохнул, с грохотом поставил рюмку на стол так, что она расплескалась, и молвил:
   - Ты прав, племянник! Им нельзя прощать! Не будет подонкам дивидендов с нашей фабрики, я ее взорву! С землей сравняю!
   Егор к времени произнесения этой фразы уже умылся и активно растирался теплым махровым полотенцем. Похмельная решимость ДГ его лишь насмешила.
   - Ага, - с усмешкой согласился Егор, - у тебя за печкой пустых бутылок много скопилось, наделаем в них зажигательной смеси из водки с керосином и подожжем фабрику!
   - Ты зря юродствуешь, - серьезно сказал дядя, - вчера ты спрашивал, чем я в армии занимался? Так вот этим я и занимался?
   - Фабрики взрывал? - спросил Егор.
   - И фабрики, и мосты, и склады, - ответил ДГ, - я могу прямо сейчас даже из того, что лежит на столе сделать взрывчатку. Это моя воинская специальность. И не надо над этим смеяться! Если того, что нужно еще прикупить. Селитру, азотную и серную кислоту я достану, лед заморозим в морозилке, питьевая сода у меня есть. Так, что еще нужно, у меня записано где-то, надо поискать...
   - Погоди, ты что серьезно решил фабрику взорвать? - заинтересовавшись, спросил Егор. - Или это у тебя такое выражение похмельного синдрома?
   - Серьезно взорву, - ответил дядя Гарик, - назад нам фабрику у них не отсудить, так пусть она и этой гнилой "когорте" не достанется! Заложим пару бом в нужные места под перекрытия. Бабахнет так, что останется только ровное поле, покрытое грудой мусора!
   - Там же люди могут погибнут, рабочие? - уточнил Егор. - Они ни в чем не виноваты. И я против, чтобы кто-то пострадал. Я не согласен!
   - В данный момент на фабрике нет никаких людей, производство "заморожено", - ответил дядя Гарик, - там сейчас только два сторожа находятся с собакой. Они спят в своей сторожке, их взрыв не заденет. Нам главный цех только бы взорвать и склады, этого хватит.
   - Откуда у тебя такие глубокие познания по состоянию дел на фабрике, - спросил Егор, - не иначе ты разведку уже проводил? Готовил взрыв?
   - Врать не буду, готовил, - ответил дядя Гарик, - когда еще Андрей был в морге у меня такая злость была. Мы тебя на похороны ждали. Я все тайны узнал у главного инженера фабрики. Но ему, естественно, ничего про взрыв не говорил. Так что подождем пару дней, пока там еще работы ведутся по законсервированию. А потом бабахнем. Нынешний хозяин фабрики губернатор Бобров хочет снова ее на торги выставить. Ему-то мебель производить ни к чему, он, сидя возле кормушки себе всегда наворует. Бобров фабрику-то ведь не для дела купил. А токмо чтобы свою безграничную власть показать и Андрея унизить. Он так все подстроил, что в торгах против него никого не было, и фабрика ему за бесценок досталась. А продаст он ее дорого, потому что там все оборудование новое, немецкое. Ремонт отец твой сделал недавно. Так что фабрика денег стоит. А Бобров хочет на нашей беде нажиться. Да, не удастся!
   - А сможешь ты, ДГ, фабрику взорвать? - взглянув на недопитую бутыль, с сомнением спросил Егор. - Не верю я...
   - Ты на водку не поглядывай, - ответил дядя, - опыт не пропьешь! Слышал такую поговорку? Я это дело сделаю, но с одним условием для тебя. Если выполнишь его, то я и свою часть дела сделаю.
   - С каким же условием? - спросил Егор.
   - Ты уедешь назад в Штаты, - сказал ДГ, - потому что когда я "фейерверк" устрою и фабрику с землей сравняю, искать начнут кто это сделал. И к первому придут ко мне. Найдут здесь тебя и тебя уничтожат!
   - А ты сам-то что? - спросил Егор. - Сам ты куда денешься?
   - За меня не переживай, - ответил дядя Гарик, - я свою жизнь уже прожил.
   - Не торопись умирать, - посоветовал Егор, - присядь лучше за стол, попьем чаю. У меня, ДГ, есть немного другой план. Послушаешь его, потом детали вместе обсудим.
   Дядя Гарик сел за стол напротив племянника. Говорили они долго, часа три, спорили, что-то рисовали на бумажке. Затем быстро пообедали и куда-то уехали.

7

   Молодой человек по имени Максим, который еще недавно работал юристом на мебельной фабрике Андрея Егоровича Никитина вышел во двор больницы и подставил лицо лучам теплого солнца. Сегодня он впервые вышел на улицу после аварии, правда, с помощью медсестры, но зато на собственных ногах, которые еще плохо его слушались после травм, полученных в той самой злополучной аварии, когда в его легковушку врезался грузовик. Молоденькая сестричка помогла ему сесть на скамейку в тени могучих деревьев больничного парка и ушла в отделение. Вокруг ходили больные с посетителями, и Максим подумал о том, что во второй половине дня к нему должны придти жена и дочка.
   При этой мысли молодой юрист невольно улыбнулся, он очень скучал по своей семье и стал думать о том, как он их встретит, и глядеть на ту сторону дорожки, откуда обычно появлялись посетители. В это время по аллее парка в его сторону шли двое - один молодой человек, а второй много старше. Максим поймал себя на мысли, что где-то видел этого второго, который был постарше. А когда они приблизились к тому месту, где он отдыхал, то Максим неожиданно первым узнал того, что был помоложе. Как же его не узнать, ведь фото его стояло в кабинете у Андрея Егоровича на самом видном месте. А в кабинете директора и владельца фабрики Максиму приходилось бывать много раз на дню. Эти двое подошли и остановились напротив Максима.
   - Здравствуйте, Максим, - сказал молодой.
   - Здравствуйте, Егор, - ответил юрист.
   - Откуда вы меня знаете? - удивился Егор. - Мы, вроде, не встречались.
   - У вашего отца на столе стояло ваше фото, - сказал Максим, - так, что запомнилось. А вашего дядю, брата Андрея Егоровича я один раз видел на фабрике. Мне хватило. При моей профессии надо запоминать лица людей. Вы ко мне?
   - К вам, - кивнул Егор, - можно мы присядем?
   - Садитесь, - ответил Максим, - но учтите, что ни на какие вопросы относительно смерти Андрея Егоровича я отвечать не буду.
   - Почему же? - спросил дядя Гарик, присаживаясь с правой стороны.
   - Потому что мне пригрозили, чтобы я молчал о том, что знаю, - ответил Максим, - иначе они убьют мою дочь. Очень просто устроить еще одну аварию. Так мне сказали.
   - Кто сказал? - спросил Егор, присаживаясь с другой стороны.
   Максим долгим взглядом посмотрел на сына Андрея Егоровича.
   - Вы меня не поняли, Егор, - ответил Максим, - я в эти игры больше не играю. Вот поправлюсь, заберу семью и уеду отсюда в какой-нибудь другой город. Подальше, чтобы забыть все, что произошло со мной, как страшный сон. Я итак чудом остался жив. И тут, в больнице не переставал все время бояться, что со мной, в конце концов, расправятся. Чего им стоит ввести мне при уколе не то, что меня вылечит, а наоборот, умертвит? Так, что, извините, я уже поиграл в героя, поборолся за справедливость и остался инвалидом. И вам не советую связываться с этими людьми. Они вас сильнее. Не лезьте в это дело.
   - Я думал ты смелее, Максим, судя по рассказам отца, - сказал Егор, - когда год назад он ко мне в Штаты приезжал, он про тебя говорил, что ты...
   - Андрея Егоровича, к несчастью, больше нет в живых, - раздраженно перебил Егора Максим, - и я вам скажу только одно. И-то, говоря вам это, я сильно рискую. Ну, да, ладно. Так вот. Когда я пытался выиграть процесс, чтобы сохранить фабрику за ее законным владельцем, я накопал компромат на наших оппонентов и не просто компромат, а такой, что у меня волосы на голове дыбом встали от их деяний. Мне не раз предлагали отступные, чтобы я на их стороне играл, но я не мог предать Андрея Егоровича, потому что он моей дочери жизнь спас. И когда я в очередной раз отказался с ними сотрудничать, тогда почувствовал, что на меня началась охота. Как видите, она завершилась не в мою пользу. И я еще очень благодарен, что они меня не убили, а просто вывели из дела банальной аварией. И больше не хочу подвергать риску ни себя, ни свою семью. Извините, больше я не намерен влезать в это дело. У меня жена и дочь, у меня семья...
   - Семья, - грустно произнес Егор, - у меня тоже была семья. Сначала умерла мама, но она умерла от рака. А потом убили отца. И убил его Бобров!
   - Его никто не убивал, - ответил Максим, - он умер сам. А если и вовсе говорить официальным языком, то по закону, который я неплохо знаю, этот случай даже доведением до самоубийства признать нельзя.
   Максим замолчал и внимательно вгляделся в лицо Егора, который нахмурился и желваки его нервно напрягались. Дядя Гарик молча смотрел на крону дерева, где прыгали веселые птицы.
   - А зачем вы меня обо всем этом спрашиваете? - продолжил Максим. - Что вы хотите сделать? На Боброва пойти войной? Он вас раздавит мизинцем. Он не один у него целый клан, спрут, который опутал всю область. Каждая "букашка" в любой конторе на него работает. Куда бы вы не сунулись, Бобров будет все знать на шаг вперед.
   - Сильно тебя напугали, - грустно констатировал дядя Гарик, - как говорил классик, сильнее кошки зверя нет...
   Максим печально качнул головой и подтвердил:
   - Сильно, сильно напугали. Для мыши кошка страшнее льва. А мы с вами мыши, как это не печально. Так что я вам по-дружески не советую соваться в это дело. Игра окончена. Game over. До свидания.
   - А где те документы, которые ты на Боброва нашел? - спросил Егор. - Про которые сказал, что нашел компромат? Где теперь эти документы?
   Максим опустил голову и нетерпеливо произнес:
   - Я как будто со стенкой разговариваю. Я же сказал, что все, точка. Я ничего не знаю, ни в чем не участвую. Никого не хочу видеть! И ничего не скажу!
   - Так, где документы? - мягко спросил Егор, не обращая внимания на предистеричное состояние Максима. - Только скажи где документы и все...
   - В автомобиле они оставались, когда эта авария произошла, - несдержанно выпалил Максим, - естественно, что след их потерялся. Наверняка те, кого эти документы интересовали, их из машины изъяли.
   - Но ты ведь все помнишь? - спросил Егор. - У тебя же профессионально цепкая память?
   - Ничего не помню, - с нескрываемым раздражением ответил Максим, - у меня было сотрясение мозга. Ничего не помню и не хочу помнить. Все, ребята, мне пора в корпус. Вон и сестра уже идет. До свидания.
   Действительно со стороны больницы приближалась медсестра. Она подошла и с улыбкой сказала:
   - Извините, товарищи посетители, но больному уже пора в палату, у нас начинается обед. Пойдемте, Максим.
   Юрист поднялся с помощью сестры и медленно побрел в сторону белого больничного здания.
   - Глухой номер с ним разговаривать еще раз, - сказал дядя Гарик, - ничего он нам не расскажет. Боится. Как я уже привел пример из классики, для Максима теперь "сильнее кошки зверя нет".
   - "Мыши кошку изловили, в мышеловку посадили", - процитировал негромко Егор детский стишок.
   - Что? - спросил ДГ. - Что ты там бормочешь?
   - Ничего, это я из детства кое-что вспомнил, - ответил Егор, - что ты говорил-то?
   - Я говорил, что как ему еще себя вести после такого наглядного "урока" с аварией? - продолжил дядя Гарик. - Кого хочешь испугать можно. И, правда, хорошо еще, что жив остался. Они бы убили и дело замяли. У этого клана все под контролем.
   - Но он многое знает, - задумчиво произнес Егор, - то, что нам интересно. Он может многое нам поведать. Если захочет.
   - Не будет он нам ничего говорить, - ответил дядя Гарик, - да и что еще нам нужно знать? Мы, итак, уже все, что нам нужно знаем! Бобров с твоим отцом поссорился, фабрику отнял, квартиру отнял, жизнь отнял. Так что он один и виноват. Ему и ответ держать...
   - Ты в снайперских винтовках разбираешься? - неожиданно спросил у дяди Гарика Егор.
   ДГ слегка опешил от неожиданной перемены темы разговора, но быстро сориентировался, выдержал паузу и ответил вполголоса:
   - Не слишком хорошо, но стрелять приходилось, а что ты еще удумал? Боброва застрелить из винтовки?
   - Да, - выдохнул Егор, - завалю гада.
   - Ты крещеный, кажись? - спросил ДГ.
   - Крещеный, - подтвердил Егор, - а что это меняет?
   - Сказано "не убий", Новый завет читал? - спросил дядя Гарик.
   - Ты в Афганистане убивал, хотя тоже крещеный, - ответил Егор, - так что не надо мне о заповедях напоминать!
   - Там в Афгане враги были, - сказал дядя Гарик, - и война, а тут мирная жизнь.
   - Ой, ДГ, какие там враги были в Афгане? - спросил Егор. - Сунулись советские войска на чужую землю, в чужие дела. Зачем? Из-за амбиций политиков столько русских парней полегло! А здесь, в город, где я родился и жил, пришел какой-то Бобров, чтобы все разрушить. Он мой личный враг. И он первый объявил войну моему отцу. А теперь настало время для ответного удара.
   - Упрямый ты, Егор, - сказал дядя Гарик, - обещал мне ведь уехать в Америку. Но я не боюсь. Все равно ты ничего такого не сможешь сделать. Где ты снайперскую винтовку достанешь? Их пока еще в охотничьих магазинах не продают.
   - Ты мне поможешь найти винтовку, - ответил Егор.
   - А я-то как тебе помогу, - удивился дядя Гарик, - у меня знакомых нет, которые снайперскими винтовками торгуют. А сели бы и были, то я тебе бы не стал все равно помогать, потому что нереально это, губернатора убить. У него охрана такая, псы натасканные, да и тебе грех на душу брать я не дам!
   - Эх, ДГ, - усмехнулся Егор, - хорошо, что ты привык дома в одиночку напиваться, ведь язык у тебя пьяного совсем не держится! Болтаешь разное...
   Дядя Гарик мгновенно насторожился:
   - А что я тебе пьяный говорил? Мало ли что я тебе пьяный говорил. Пьяный человек, он за свои слова не отвечает. Мало ли чего я болтал спьяну. А что я болтал?
   - А чего это ты так разволновался? - спросил Егор, внимательно глядя в глаза ДГ. - Значит, не соврал вчера пьяный, что у тебя СВД припрятана на всякий случай? Есть у нас снайперская винтовка, стало быть!
   - Т-с, - испуганно прошипел дядя Гарик, приложил палец к губам, испуганно огляделся и прошептал, - ты че мелешь-то? Какая винтовка?
   - Снайперская винтовка Драгунова, - прошептал ему в ответ Егор, - вся в масле, новенькая, не пристрелянная даже. Лежит у тебя в стене сарая лет десять, с того момента, когда ты собирался своего обидчика полковника Козлова застрелить после того, как тебя из армии выперли. Купил ее у знакомого прапорщика на складе в Туле, выносил по частям. Прапорщика потом арестовали, и он в тюрьме удавился под тяжестью улик.
   Дядя Гарик побледнел.
   - Это все я тебе вчера разболтал? - спросил он.
   - Да, - кивнул Егор и с иронией развел руками в стороны.
   - Пошли отсюда, - нахмурился дядя Гарик, - вот болтун я, когда пьяный! Надо же! Точно не буду больше пить! Хорошо еще, что я тебе все это рассказал, а не кому-то с улицы. Ведь посадили бы точно. Поехали домой.
   Они поднялись со скамейки и направились в сторону выхода, по пути о чем-то оживленно разговаривая и отчаянно жестикулируя. Вышли из ворот больницы и направились - Егор направо, а дядя Гарик налево. Егор остановился и окликнул его:
   - ДГ, ты куда, нам же в другую сторону?
   - Пойдем, пойдем, иди за мной, - ответил дядя Гарик и продолжил путь.
   Егор пошел за ним и вскоре они подошли к небольшому полуподвальному помещению надпись над входом в который гласила "Пневматический тир". Дядя Гарик остановился и назидательно сказал:
   - Вот ты в армии не служил, отмазался, а собираешься стрелять из винтовки. Думаешь, это просто? Пойдем, посмотришь!
   Егор ничего не ответил, кивнул и пошел внутрь вслед за дядей Гариком. В полутемном помещении тира, где флегматичный хозяин его полудремал и даже не поднял голову, когда они вошли, ДГ купил Егору десять пулек. Потом протянул Егору винтовку и предложил хотя бы раз попасть в белые кружочки забавных фигурок, которые при попадании падали вниз головой. Когда Егор прицелился, дядя Гарик принял надменно-величественную позу, как бы говоря, вот я тебе сейчас сопли-то утру, пацан. Егор выстрелил, пуля звонко щелкнула, фигурка клоуна упала, развернувшись вокруг своей оси.
   - Вот, это случайно, - воскликнул дядя Гарик, фигура его приобрела вид растерянный, но непобежденный.
   Второй раз Егор промазал.
   - Ага! - торжествуя, закричал дядя Гарик, - что я говорил?
   Но в третий раз Егор попал в цель, в четвертый тоже попал в цель, в пятый промазал последний раз и больше ни разу не промахнулся. Хозяин тира одобрительно покачал головой, показав тем самым, что Егор стреляет неплохо. Дядя Гарик вышел из тира удрученный тем, что ему не удалось преподать урок. Вот ведь, хотел проучить племянника, а тот его обставил. Некоторое время они шли молча, а Егор с нескрываемым торжеством смотрел на угрюмого дядюшку.
   - Где так стрелять научился? - спросил, наконец, дядя Гарик.
   - У нас в колледже в Штатах стрелковый клуб есть в подвальчике, - ответил Егор, - я как-то зашел случайно, ну, и понравилось, стал ходить через день пристреливаться. Как чувствовал, что может пригодиться когда-нибудь в жизни. Долго, около года стрелял почти ежедневно. Потом регулярно тренироваться перестал, но навык, видишь, остался. Могу еще в цель попасть. Хотя там, в Штатах другие винтовки были, пневматические, несколько раз из М16 на полигоне стреляли. Навык есть и теперь я к любой винтовке пристреляюсь. Патроны-то хоть есть к СВД?
   - Есть у меня в запасе десять снайперских патронов, где пули со стальными сердечниками, - ответил дядя Гарик, - при выстреле ими кучность раза в два лучше получается, чем, если стрелять обычными винтовочными патронами. Специально разработаны эти пули. Ну, и простых винтовочных патронов штук тридцать, я их не считал, они россыпью лежат в коробке. Я давно уже винтовку не доставал из тайника.
   - Неплохо ты запасся боеприпасами, - обрадовался Егор, - хотел врага изрешетить в мелкую дырочку?
   Дядя Гарик только махнул рукой и ничего не ответил.
   -Это хорошо, что у нас с запасом патронов имеется, - сказал Егор, - давай, завтра поедем на твоем "Москвиче" куда-нибудь в лесную глушь, я там пристреляю винтовку. С оптическим прицелом, винтовка-то у тебя?
   - Конечно, ПСО-1 оптика, - ответил ДГ, - имеет четырехкратное увеличение и градуировку дальности до 1300 метров.
   - Отлично, - сказал Егор, - покажешь мне как с ней управляться. Так, винтовка у нас с тобой есть. Полдела, считай, сделано. Теперь надо как-то разведать передвижения губернатора и место, откуда мы его "завалим".
   - Самое главное для тебя, Егор, подумать о том, как ты с места уходить будешь, - сказал дядя Гарик, - это самое главное. Хотя я и не хочу, чтобы ты это делал, но вижу, что тебя не отговорить! Надо чего-нибудь придумать для твоего алиби. Если у нас с тобой будет алиби, то мы чисты, на нас не подумают. Можно будет проделать операцию и смыться. Но, подчеркиваю, охрана у него крутая, не знаю, как мы его... это самое...
   - Это я обдумаю и тебе расскажу, - ответил Егор и спросил, - а за тобой, за домом твоим не следят? Не замечал?
   - А зачем им за мной следить? - усмехнулся ДГ. - Кто я? Спившийся пенсионер? Что я могу им сделать? Они меня не боятся, поэтому вряд ли будут на слежку свои силы тратить! Вот то, что ты появился, может их слегка потревожить. Если они уже знают об этом.
   - А мы с тобой их перехитрим, - сказал Егор, - съедем пока на съемную квартиру на время подготовки и исполнения этого... как бы назвать...
   - Этой операции, - подсказал дядя Гарик.
   - Точно, операции, - согласился Егор, - а ты соседям скажешь, что я приезжал и вообще уехал назад в Штаты. И еще скажешь соседям, что ты поживешь, ну, например, у любовницы. Кстати, у тебя есть любовница?
   - Нет, - ответил дядя Гарик, - а зачем она мне?
   - Действительно ни к чему, - задумчиво произнес Егор, с иронией посмотрев на дядю Гарика, - хорошо, что отец перед смертью деньги оставил, те двадцать тысяч баксов, а-то я на мели.
   - И я тоже, - признался дядя Гарик.
   Некоторое время он помолчал, что-то мял внутри себя, а потом спросил:
   - Я тебе вчера только про винтовку рассказал? Больше ни про что?
   Егор хитро глянул на дядю и ответил вопросом на вопрос:
   - А что, еще что-то есть из арсенала советской армии?
   - Ничего больше нету, - поторопился ответить дядя Гарик, но было явно видно, что он говорит неправду.
   - Колись, ДГ, что у тебя еще есть, все равно уже сболтнул, - ухватился за рукав его пиджака Егор.
   - Дома расскажу, - буркнул дядя Гарик и демонстративно замолчал.
   Они перешли улицу, а затем пошли к остановке трамвая, перемешивая в головах детали справедливого, как им казалось, мщения мерзавцу, который был повинен в смерти близкого им человека и в том, что Егор в одночасье из богатого наследника превратился в голодранца-сироту.
   Когда они приехали домой и только собирались поужинать, неожиданно возле дома остановилась машина. Егор подошел к окну, осторожно выглянул из-за занавески и увидел невысокого лысеющего мужчину в очках, который направлялся к их дому.
   - Кто это? - спросил Егор.
   - Бог его знает, - пожал плечами дядя Гарик, - первый раз вижу.
   - Знаешь что, - сказал Егор, - кто бы это ни был, говори, что я уже уехал обратно в Штаты, а сам притворись пьяным. Что-то мне морда у этого визитера не нравится. Хитрая больно. А у нас тут друзей, я так понимаю больше нет. Так что делай вид, что тебе безразлична смерть брата.
   Так и сделали. Егор спрятался в чулане, дядя Гарик достал из холодильника недопитую бутылку водки, поставил перед собой на стол и спрятал тарелку и вилку, которые он приготовил для Егора. Про себя ДГ удивился проницательности и живому уму двадцатилетнего Егора. Вот чего не хватало в жизни ни ему самому, ни Андрею. Хорошо, что бог дал все это их наследнику. Смешно звучит. Какой Егор теперь наследник и что ему наследовать? Развалюху-домик в деревне? Незнакомец постучался, и вскоре в двери показалась его плутовская физиономия.
   - Здравствуйте, это вы Георгий Егорович Никитин? - спросил визитер, осторожно ступая по половицам.
   - Ну, я, - пьяным голосом ответил дядя Гарик, - а ты кто такой, шельма?
   - Я в некотором роде друг покойного Андрея Егоровича, вашего брата, - ответил незваный гость, - моя фамилия Рябиновский. Зовут Константин Константинович.
   - Так ты в некотором роде друг или просто друг? - спросил ДГ.
   - Я его друг и партнер в бизнесе, - ответил Рябиновский.
   - А почему на похоронах не был? - спросил дядя Гарик.
   - Понимаете, я был в отъезде, а узнал буквально сегодня, - лицемерно соврал Рябиновский, - разрешите, я с вами присяду.
   - Присядь, только я тебе не налью, - сказал дядя Гарик, - самому мало.
   - Ничего страшного, я водки не пью, - ответил Рябиновский.
   - Не пьешь, значит, много гадостей наделал и боишься проговориться, - резюмировал дядя Гарик, - или замышляешь гадости и тоже боишься сболтнуть.
   Ничего не изменилось в лукавом выражении лица Ко-Ко, хотя дядя Гарик попал в самую суть. Рябиновский со свойственной ему хитроумностью перевел все в веселую шутку и натужно хихикнул.
   - А вы шутник, как я погляжу, - сказал он, - а что сын Андрея Егоровича разве не у вас?
   - Был у меня, - ответил дядя Гарик, - да уехал обратно в Америку. А чего ему тут делать? Фабрики у него нет, квартиры нет, машины нет! Ничего нет!
   - Да, да, - лицемерно кивнул Рябиновский и забросил "удочку", чтобы выведать, что на уме у ДГ, - ведь его губернатор Бобров лишил всего наследства. Надо же опуститься до такой низости, чтобы из-за банальной ссоры отсудить у армейского друга и фабрику, и квартиру, и все пожитки. Как вы считаете?
   Дядя Гарик картинно выпучил на Рябиновского глаза и сказал:
   - Я в этих вещах, любезнейший, не очень-то разбираюсь. Это вам видней кто виноват, кто прав. Я человек маленький и знаю, что вокруг одни подонки, гады, ворье и сволочи. Вот вчера смотрели новости? Чего в мире делается...
   И тут Дядя Гарик пустился в просторные рассуждения о политической ситуации в мире и в России в частности. Рябиновский заметно занервничал. Он терял драгоценное время, а этот "брательник" то ли придурялся, то ли на самом деле был спившимся идиотом. Вообще, он лично заехал в этот дом в надежде застать Егора и выведать настроение наследничка, который мог мелко нагадить в его "огороде". И хотя мести со стороны сопливого юнца он нисколько не боялся, но все же привык, что предупреждать ситуацию нужно заранее, а не ждать когда уже будет поздно что-либо предпринимать. Дядя Гарик все болтал и когда Рябиновский уловил момент, чтобы вставить слово в комментарии дядя Гарика о ситуации в Палестине, то он спросил:
   - А когда Егор уехал?
   Дядя Гарик, которому для придания достоверности сложившейся ситуации пришлось опрокинуть уже две рюмки (вот и завяжи тут пить!), выпучил глаза и спросил:
   - Куда?
   - Ну, вы говорили, что Егор уехал в Америку? - раздраженно произнес Рябиновский, на которого ДГ дышал перегаром.
   А поскольку дядя Гарик закусывал чесноком, можно представить каким пыткам себя добровольно подвергал Рябиновский.
   - Какой Егор? - переспросил дядя Гарик. - Гайдар или Строев?
   - Ваш племянник, - ответил Рябиновский.
   - А-а, я тебя не понял, шельма, - обрадовано воскликнул ДГ, - говорили-то мы про ситуацию в мире, а ты так неожиданно ушел от темы. Сегодня с утра он поехал в Москву, а оттуда в Штаты.
   - Как же он теперь будет учиться? - деланно участливо спросил Рябиновский. - Ведь отец ему не поможет финансово. Может быть, я смогу помочь, на правах старого друга. И хоть я не богат...
   - Помоги лучше мне, кореш, - достоверно попросил дядя Гарик, для достоверности скомкав майку на груди, - дай сто рублей взаймы. Я тебе отдам. Потом. Когда будут. А что до Егора, так он там, в Америке себе работу нашел. Как-нибудь выкрутится. Тем более что сюда, в Россию он больше не собирается возвращаться. Дай сто рублей.
   Рябиновский полез в пухлый портмоне, достал из пачки стошку и с брезгливостью протянул ее дяде Гарику. Он поднялся, чтобы уйти.
   - Чувак, у тебя все равно много денег, - провожая его до двери, сказал ДГ, - дай мне еще стошку.
   - Хватит с тебя, - жестко бросил напоследок Рябиновский и вышел, хлопнув дверью.
   В этот же момент из чулана выглянул Егор.
   - Молодец, ДГ, - сказал он, - развел его здорово. Но он все равно до конца тебе не поверил.
   - Ну, и хрен с ним, - ответил дядя Гарик.
   - Это наверняка от Боброва "казачок" заслан, - изрек мысль Егор, - потому что не было у отца в друзьях никакого Рябиновского. Чего этот хмырь к нему в друзья записался? Я всех батиных друзей знаю, он, когда ко мне приезжал, мы с ним общались постоянно. Что же это за shitass? Хотя фиг с ним, завтра съедем отсюда. Я сегодня узнавал, квартиру можно в один день снять. И начнем готовиться к операции.
   Дядя Гарик ничего не ответил, присел за стол и непроизвольно вздохнул.

8

  
   Иван Петрович Бобров при всей мерзости своего характера, конечно же, не хотел, чтобы Андрей Егорович Никитин так скоропостижно умер. Губернатор всего лишь хотел маленько его проучить, наказать, попугать и все на этом. А получилось, что закончилась эта эпопея не совсем так, как он предполагал. Бобров, у которого все-таки были зачатки совести, оправдывал себя тем, что он заступился за оскобленного депутата государственной думы. Кроме того, он, как ему казалось, неоднократно шел на примирение с Никитиным и прочее, и прочее, и прочее.
   Противоположным совести чувством Боброва выступил доктор Рябиновский, который убеждал Ивана Петровича в его полной невиновности. Он уверял губернатора, что Никитин нарушал сложившийся и устоявшийся в области порядок, зарвался, и поступить с ним иначе, чем вышло, Бобров и не мог бы. А то, что Никитин умер, так при чем тут губернатор? Нечего ему было пить в одиночку в кабинете в совершенно неприемлемых для нормального человека дозах. Квасил без удержу, вот сердце у него и не выдержало! Поэтому нечего его смерть в вину себе приписывать.
   Чтобы губернатор поменьше думал о неприятном инциденте, Рябиновский сознательно грузил его всякими поездками по региону, потом подначил его написать диссертацию для получения ученой степени, изготовлением которой бурно занялись подчиненные Рябиновского. Это был оправданный шаг, ведь с защищенной диссертацией и ученой степенью неуч Бобров приобретал в глазах общественности статус человека умного и значительного.
   Для того чтобы Бобров успешно защитил диссертацию, Рябиновский подкупил всех и вся. Загруженный изучением чуждого ему научного материала Бобров корпел над тем, что ему понаписали научные работники, стараясь хотя бы поверхностно понять, о чем же идет речь, чтобы совсем уж не выглядеть полным идиотом в глазах тех, при ком он будет эту "свою" диссертацию защищать. Бобров сопел и глаза его смыкались. Губернатора клонило в сон. Черт дернул его согласиться на эту авантюру!
   В это время мимо приоткрытой двери его кабинета осторожно на цыпочках прошла семнадцатилетняя дочь Боброва Настя, которая явно куда-то намылилась, судя по парадно выходной одежде, в которую она была одета. Хотя иной, кроме парадно-выходной одежды у дочки губернатора и не было. Но к чести девушки, нужно указать, что Настя не кичилась своим папой губернатором, не была заносчивой со сверстниками и не старалась перещеголять всех своими нарядами. Наоборот, крест дочки губернатора ее тяготил, потому в основном все, кто ее окружал, дружили с ней из-за папы, влюблялись в нее из-за папы, льстили ей из-за положения папы. По крайней мере, Анастасии так казалось, и поэтому она никого из своего окружения не могла назвать своим другом или подругой. Ей чудилось, что все они лицемерят, и если, не дай бог, что-то с папой случится, отвернуться тут же. То, что Настя это понимала, говорит о ее врожденном уме и гибкой интуиции.
   - Настя, - позвал из кабинета Бобров, - ты куда собралась?
   Анастасия заглянула в кабинет, потом зашла и уперлась спиной в косяк двери, сложив руки позади.
   - А с каких пор ты так интересуешься моими личными делами? - спросила Настя.
   - Я всегда ими интересуюсь, - хмуро ответил высокопоставленный папаня, - только не афиширую это. Ты же не понимаешь пока, какое положение в обществе я занимаю...
   - Ой, папа, я прекрасно понимаю, что ты самый важный человек в области, - ответила Настя, - что я должна соответствовать тебе в своем поведении, и поэтому мне не следует, например, общаться с детьми из соседнего дома, потому что их мама всего лишь уборщица подъездов. Это я слышу с самого рождения.
   - Не перебивай отца! - сурово приказал Бобров, и дочка смолкла. - Так куда ты собралась?
   - В клуб пойду поколбаситься, - ответила Настя, - а что, нельзя? Суббота же, можно и отдохнуть!
   - На теннис ходила утром? - спросил отец.
   - Да, папочка, - наигранно лицемерно кивнула Настя, - и к репетитору сходила, и музыкой позанималась, теперь настал вечер и я хочу отдохнуть.
   - С кем пойдешь? - твердо спросил Бобров.
   - Это мое личное дело! - попыталась отстоять свое право на самостоятельность Настя.
   - Ошибаешься, - ответил губернатор, - это дело общественное. И даже если бы я не был тем, кто я есть, (в этом месте Бобров гордо приосанился) я бы, как отец, все равно интересовался тем, куда и с кем собирается моя дочь.
   - С Валеркой я пойду Власовым, - ответила Анастасия, - эта кандидатура тебя устраивает?
   - Власов нормальный парень, - кивнул Бобров, - к тому же сын главного прокурора области. Это я одобряю. Он и спортсмен, если не ошибаюсь?
   - Да, папенька, - ответила Анастасия, - боксер, хотя и хреновый. Ему на ринге из-за папы поддаются.
   - Ладно, иди в свой клуб, - разрешил Бобров, - только помни, что Власов дальний родственник наш по линии твоей матери, так что с ним никаких романов, только дружба и...
   Бобров не придумал, что и... поэтому Настя, не дожидаясь дальнейших нравоучений, произнесла:
   - Как скажешь, папенька, так и будет всегда. А теперь уже можно мне идти?
   - Ступай, но чтобы в одиннадцать была дома, потому что...
   В это время зазвонил телефон, оторвавший губернатора от нравоучений дочери, он царским жестом взял трубку, а Настя воспользовалась этим и выскочила из квартиры.
   У подъезда ее ждал, сидя в собственной новенькой иномарке, одноклассник Валера Власов. Он громко слушал радио, одновременно разговаривая по мобильнику. В отличие от Насти, Валера своим положением сынка высокопоставленной личности любил козырять. С людьми он был надменен и высокомерен, одевался только в самые дорогие шмотки, но при всем том умом не блистал, быстродействие мозга не совершенствовал, потому что знал, что место в жизни для него уже заготовлено высокопоставленным папой и кланом, отпрыском которого он являлся. Единственный человек, перед которым Валера "стелился" и либезил, была Настя.
   Происходило это по двум причинам. Первая была та, что Анастасия Боброва была самой завидной невестой области, а вторая строилась на том, что младший Власов был без ума в нее влюблен. "Подумаешь, четырехюродная сестра, - говаривал он, - это почти уже и не родственники, раньше на кузинах женились". Но Настя относилась к Валере как к брату, потому что они вместе играли на даче, которые находились у них по соседству, вместе росли. Она не воспринимала Валерку, как потенциального ухажера.
   Ей хотелось влюбиться, но вокруг были парни, которые смотрели на нее только, как на дочку губернатора. Так ей казалось, но в принципе так и было. Как и всякая девушка в семнадцать лет, она мечтала о принце на белом коне. "Принц" должен был быть сыном "короля", естественно, чтобы не смотрел на Настю, как на лошадку, благодаря которой он будет подниматься с помощью ее папы по ступенькам власти.
   Анастасия села в машину, Власов завел ее и лихо вырулил на центральный проспект города. Не прошло и получаса, как Валера и Настя уже вовсю отдыхали в новомодном молодежном клубе. Хозяином клуба был некто, кто на самом деле им не являлся, а был всего лишь козлом отпущения, через ручки которого прокручивали и отмывали свои грязные деньги Рябиновский и его "грядка". Каждые год полтора "хозяин" клуба менялся, а прежний бесследно исчезал. Широкую общественность этот факт мало волновал, потому что в деятельности клуба ничего не менялось.
   Так вот, "хозяин", увидев в зале "золотую" молодежь в лице Власова и Насти, взволновался и приказал охранникам не спускать с них глаз во избежание нежелательных недоразумений. Охране же следить за двумя неприметными людьми в общей массе было крайне затруднительно. Был субботний день, клуб был забит до отказа, посетители танцевали плечом к плечу, вся эта масса колыхалась в такт музыке под свет прожекторов и поэтому охранники тут же потеряли сладкую парочку из виду.
   Анастасию и прыщавого сына прокурора знала вся молодежь города. Валера Власов был наглым рыжим увальнем в обтягивающем тело прикиде, которые лишь подчеркивал несовершенство его фигуры. Он нагло пробивал для себя путь к центру танцевальной площадки, немало не заботясь о том, что кого-то толкает или кому-то наступает на ноги. Для него это было в порядке вещей. Стоявших у него на пути, Власов просто отпихивал в сторону. Пострадавшие возмущенно оборачивались, но увидев с кем имеют дело, подобострастно отступали.
   Настя следовала за Власовым, как маленький пароход за атомным ледоколом. У самого центра площадки Валера небрежно толкнул в спину танцевавшего там подвижного парня. Толкнул еще и потому, что Власову не понравилась его внешность. Парень был в черных ультрамодных очках и в цветастой рэперской спортивной шапке, из-под которой выбивались длинные темные кудри до плеч.
   Сын прокурора области ненавидел всех длинноволосых парней. Он считал всех волосатиков пидарами и слабаками. Сам же он был подстрижен очень коротко, почти налысо под главаря местных бандитов Фофана, которого в своей жизни считал лучшим примером для подражания. Парень, которого Власов толкнул, почувствовав сильный удар в спину, обернулся и, не отрываясь, сквозь очки долгим взглядом посмотрел на наглеца, который уже задергался в такт музыке, неритмично дергая руками и ногами. Валера усек, что длинноволосый чушок на него нагло таращится, перестав танцевать и это его жутко взбесило.
   - Че ты, мля, вылупился, грюндель? - мотнул головой сын прокурора. - Сдерни быро в угол!
   - Excuse me, - ответил ему по-английски волосатик, - I do not understand you.
   - Че ты тявкаешь тут, шавка нерусская? - наехал на парня Власов. - Свали, тебе говорят, пока тебе рыло не начистили!
   Волосатик шагнул поближе, чтобы Власов его хорошо слышал.
   - Вы ведете себя очень плохо хорошо, - с сильным акцентом твердо произнес он, - вы меня толкнули. Вам необходимо извиниться.
   По тому, как он произнес фразу, сразу стало понятно, что он не притворяется, а действительно американец или англичанин.
   - Че ты булькаешь тут, сопля зеленая? - вскипел Власов. - Я в своей стране! Не нравится, вали отсюдова!
   С этими словами сын главного прокурора области еще раз сильно пихнул иностранца в плечо. Увидев, что прокурорского сынка забижает какой-то хмырь нерусский, словно из-под земли появились два дюжих охранника клуба. Они схватили под руки "импортного" и подобострастно в один голос спросили:
   - Выкинуть его из клуба, Валера?
   - Выкинуть, и больше никогда не пускать! - надменно с чувством собственной значимости распорядился Власов.
   Охранники незамедлительно потащили иностранца к выходу, но тот успел крикнуть Власову:
   - Fuck your mother all to hell!
   Сын прокурора знаниями иностранных языков не отличался, но американские боевики смотрел частенько и по созвучию догадался, что его послали куда подальше. Такая неслыханная наглость, да еще в присутствии его знакомых в клубе Власов, вывела сына прокурора из себя и он решил наказать наглого американца самолично.
   - Тащите его к служебному входу, - крикнул он охранникам, - я с ним разберусь!
   Иностранец не сопротивлялся, он улыбался голливудской улыбкой и даже показал Власову средний палец правой руки.
   - Ну, говно заморское! - вскипел Валера. - Укатаю!
   Настя этого инцидента не видела по причине того, что "зацепилась языком" с одной своей знакомой барышней. А когда наболталась, стала искать глазами Валеру и не нашла. Это ее не слишком обеспокоило и она, услышав любимый ритм, стала танцевать. Тут к ней подкатила давняя знакомая, имени которой дочь губернатора не помнила.
   - Привет, Настюха! - крикнула она, заглушая музыку.
   - Привет! - ответила Настя.
   - Как дела?
   - Нормально, - ответила Настя, - а у тебя?
   - Все в норме, - дежурно отозвалась девушка и спросила, - чего твой Власов опять кого-то потащил мутузить?
   - Как? - удивилась Настя.
   - Задом об косяк, - ответила девушка, - только что поволокли какого-то парня к служебному выходу Власов и два охранника.
   - Вот придурок! - воскликнула Настя и стала пробиваться сквозь толпу.
   Ей не нравилось, когда Власов так издевался над людьми, которые не могли ему ответить тем же. Как же ему ответишь, у него же папа прокурор области! Попробуй только врезать по этой наглой рыжей морде - папаня за сынка засадит лет на десять, а то и до самой пенсии! Сам же Власов бил кого хотел до крови, до бессознанки и ничего ему за это не было. Кроме всего прочего, сын прокурора был трусоват и поэтому всегда брал с собой на разборки еще двух-трех "быков" для подстраховки.
   Мало ли что, вдруг "враг" все-таки окажет активное сопротивление, да настучит Власову по грызлу? Это было недопустимо. Поэтому вот и сейчас охранники вытащили на улицу иностранца и толкнули к мусорным бачкам. Тот упал, но быстро поднялся на ноги. Валера вразвалочку подошел к нему и процедил сквозь зубы:
   - Запомни говно американское! У нас в городе за такой гнилой базар сразу в асфальт укатывают!
   - А у нас в Чикаго сразу стреляют в голову, - ничуть не смутившись, ответил проворный американец.
   С этими словами он быстро правую поднял ногу, выдернул из громоздкого ботинка небольшой револьвер и тычком приставил дуло ко лбу Власова. И сразу же пнул прокурорского сынка под колено, отчего Власов припал ниц. Ошарашенные охранники, вооруженные только резиновыми дубинками, в миг окаменели. Иностранец взвел курок, целясь прямо в лоб сынку высокопоставленной "шишки".
   - Ты, псих, - воскликнул один из охранников, - мы же пошутили!
   - А я не шучу! - ответил импортный.
   - Не надо стрелять, - заплакал Власов.
   Но американец его не слушал, он взвел курок. Все его поведение выражало решимость в том, чтобы продырявить голову несчастному прокурорскому сынку. Один из охранников шагнул к ним, но американец ему крикнул?
   - Stand up! - и охраннику пришлось подчиниться.
   Черт знает, может, они в Чикаго там все ненормальные. Застрелит сейчас Валеру Власова и смоется. Сын прокурора подумал об этом, представил, что сейчас злой револьвер американца выстрелит, и пуля пробьет его голову, он упадет окровавленный и умрет. Ему стлало так жутко, что он не выдержал и описался со страху. В это время на крыльцо служебного входа выскочила Настя. Она увидела эту умопомрачительную картину, заметила, что у сына прокурора штаны мокрые и громко рассмеялась.
   - Что довыпендривался, Власов? - с иронией спросила она. - Наконец-то нашелся хоть кто-то, кто тебя обломал!
   - Осторожно, у него оружие, - загородил Настю один из охранников.
   - В общем-то, это зажигалка, - ответил иностранец и нажал на курок.
   Выстрела не последовало. Револьвер щелкнул, и маленькое мирное пламя взметнулось над дулом.
   - Ты... да я тебя... - завыл от обиды описанный супермен, но в разговор вмешалась Настя.
   - Что ты, что ты? - прикрикнула она на Власова. - Только попробуй, тронь его! Иди лучше в клуб штаны суши!
   И тоном дочки хозяина города она незамедлительно приказала и охранникам клуба тоже:
   - Ну, вы что не слышали? Уходите! И Власова с собой заберите!
   Охранники потащили прокурорского сынка внутрь клуба, у входа он обернулся и пригрозил американцу:
   - Ну, смотри, тут у нас не Чикаго, я тебя найду, ответишь! - с этими словами он вместе с охраной скрылся за железной дверью.
   - Не бойся его, - сказала Настя, разглядывая иностранца.
   Он ей сразу же понравился. Глаза смелые, стальные, а взгляд открытый. Даже сквозь темные очки его видно. Одет неплохо, сразу видно не в России шмотки куплены. Качество другое.
   - Я не боюсь, - ответил импортный.
   - А почему ты с акцентом говоришь? - спросила Анастасия. - Придуряешься?
   - Я гражданин Соединенных Штатов, недавно приехал из Чикаго, - ответил американец, который явно не понял слова "придуряешься".
   - А-а, рейнджер, - рассмеялась девушка.
   - Нет, я студент, - ответил американец, - я путешествую по России.
   - Ну, здравствуй, студент, меня Настя зовут! - представилась девушка и протянула американцу свою теплую ладошку.
   Иностранец улыбнулся и тоже протянул ей руку.
   - Очень приятно, Настя, а меня зовут Брэд, - представился американец.
   - Ну, пока, Брэд, - неожиданно быстро завершила знакомство Анастасия, - тебе лучше в клуб больше не ходить. Могут набить. Зря ты признался, что пистолет не настоящий.
   Она не стала продолжать диалог, хотя американец хотел ей что-то сказать, Настя повернулась кругом и пошла к служебному входу. Хотя импортный парень ей явно понравился, но все-таки она была дочкой губернатора, а кто такой этот американец? У них любой безработный может путешествовать по России. Здорово все-таки он с Власовым разделался, молодец!
   Брэд постоял немного, глядя вслед русской девушке, повернулся и пошел к дороге, где поймал такси и уехал в неизвестном направлении, оставив в гардеробе клуба свою куртку.

9

   Подготовить убийство губернатора Егору оказалось на первый взгляд даже проще, чем это можно было предположить вначале, когда они с дядей Гариком обсуждали план действий. Егор не имел сведения и не мог выяснить, где проживает Бобров, но он стопроцентно знал, где он работает. Этого хватило для того, чтобы начать подготовку покушения на губернатора. После недельного поиска места, откуда удобней всего будет выстрелить, и вычисления графика его передвижений, Егор нашел напротив резиденции Боброва уютный чердачок, наполненный доверчивыми, почти ручными голубями. Находилось это место на крыше большого дома сталинской постройки, напротив того самого белого здания, куда каждое утро ровно в девять ноль-ноль приезжал на работу губернатор.
   Он прибывал к месту работы обычно в сопровождении трех охранников на черном представительском "Мерседесе". Не торопясь выходил из него и следовал к стеклянным дверям центрального входа в здание. Все время его следования от машины до дверей его прикрывали с трех сторон телохранители, но уловить момент, чтобы продырявить его голову все-таки было можно. Первый вариант, это когда он только поднимался из салона машины. Этот вариант наиболее грел воображение Егора, потому что тогда при удачном выстреле он уложит обидчика своего отца прямо в грудь или в лоб. Козырно. А вот во втором варианте, у самых дверей придется стрелять в спину. Это как-то не очень. Но на крайний случай и этот вариант подойдет.
   Люк, ведущий на чердак того подъезда, над которым сидел Егор, наблюдая за губернатором в армейский бинокль дяди Гарика, был закрыт на большой замок. Но этот факт был как раз на руку Егору, потому что на место своей дислокации он попадал через соседний подъезд, в котором к тому же находился вход в часовую мастерскую. Поэтому ежедневные визиты Егора в этот дом не должны были вызвать никаких подозрений.
   Егор поднимался по лестнице этого подъезда наверх, вылезал через люк на чердак, проходил по чердаку до того окошка, откуда он намечал сделать выстрел и там находился порой почти весь день. Голубей, мирную жизнь которых он нарушил, пришлось прикармливать хлебом, чтобы они не суетились и не мешали наблюдению. Вскоре пернатые твари привыкли к тому, что их ежедневно навещает какой-то человек, не принося им вреда, и уже стали безбоязненно клевать хлебные крошки из его рук.
   Недалеко от окошка чердака располагался вентиляционный короб, из которого вывалились несколько кирпичей. Этот тайник Егор присмотрел на тот случай, когда нужно будет куда-то спрятать винтовку. Он легко поместится в короб, потом он заложит ее кирпичами и никто не найдет его оружия. По крайней мере, ее не сразу найдут. Все это Егор предусмотрел на случай своего безопасного ухода, продумал до мелочей.
   Когда он выстрелит, Бобров рухнет на землю, Егор быстро разберет винтовку, спрячет ее в короб, затем спуститься вниз и двинется через детскую площадку в сторону остановки трамвая. На то, чтобы оказаться за углом, где он планирует затеряться среди спешащих на работу людей, у Егора уйдет всего три минуты. Это он проверил опытным путем. Милиция, конечно, запустит план перехвата киллера, будет тормозить все проезжающие машины в округе, поставит оцепление. Они не успеют взять Егора с поличным, а после убийства он исчезнет из города насовсем.
   На трамвае Егор доберется до квартиры, которую они сняли с дядей Гариком и в этот же день уедет в Москву, а оттуда в Соединенные Штаты. Дядя Гарик во время совершения этого "акта возмездия", чтобы обеспечить себе алиби, будет находиться по месту своего жительства в местном магазине, где его увидит множество народа, потом зайдет в домоуправление и Собес, чтобы все время быть на виду. Вот такой план. На первый взгляд безупречный. Егор не видел никаких препон для его успешного осуществления.
   Вернувшись в квартиру в центре, которую они сняли для проведения операции, Егор застал дядюшку в смурном расположении духа сидящего перед открытой бутылкой водки. Дядя Гарик никак не отреагировал на появление племянника, тем самым обозначив, что он погружен в сети глубокой задумчивости.
   - Квасишь опять в одиночку? - спросил Егор.
   - Мыслю, - коротко ответил ДГ.
   - И о чем, если не секрет? - спросил Егор.
   - О судьбе России, - ответил дядя Гарик.
   - И что надумал? - спросил Егор, снимая обувь и переобуваясь в тапочки.
   - Надо срочно что-то делать, - выдал умозаключение ДГ.
   - Не оригинально, - ответил Егор, - а на ужин ничего не приготовил?
   - Некогда было, - ответил дядя Гарик, - я все думал и думал. А ты возьми пельмени в холодильнике, свари.
   Егор поднялся со стула и пошел на кухню. Дядя Гарик, чувствуя свою вину за абсолютно бесплодное существование, скорбно поплелся за ним.
   - Ты понимаешь, ведь это ужасно, - сказал он, когда Егор наполнил кастрюльку водой и поставил ее на плиту.
   - Что ужасно? - спросил Егор, перекусывая корочкой черного хлеба, чтобы заглушить голод.
   - Серость, она агрессивна, - начал говорить дядя, отчаянно жестикулируя, - серость любит собираться в стаи. И если появляется среди них человек трезво и оригинально мыслящий, то они, эта масса бездарных ничтожеств давят его, не дают проявиться его индивидуальности.
   - Это ты про себя? - спросил Егор.
   - При чем тут я? - махнул рукой ДГ. - Вон, живой пример из истории, Христа распяли. Но дело не в этом. Я, почему работать не хочу нигде. Потому что кругом царит несправедливость и кумовство. Вот у нас на предприятии, куда я после того, как из армии ушел, управленцы были одни с трудно выговариваемыми фамилиями. Зольцманы, Шпекерсоны всякие. А на самом производстве, в грязных цехах работали русские Ваньки. А Шпикерсоны следили, чтобы не один Ванек не перелез на его Шпикерсона сынка место. Все для этого делали. И это повелось даже с моего детства. Я помню, как нас фильтровали. Класс "А" это изгои, там Никитины учатся, Петровы, Сидоровы, а в "Б" Шпикерсоны. Нам сразу дорогу указывали в ПТУ! Не учишься нормально и хрен с тобой! Потому что твое место у дерьмо месильного станка. Умный? Ничего, попробуй пробиться! Докажи, что ты умный! Зачем ты нам нужен умный Ванек, чтобы Шпикерсона место занять? Не выйдет! Иди лучше в рабочую династию к станку! Потом армия. И сразу повелось. Инициатива наказуема. В восемнадцать лет из тебя делают робота, который ничего сам не должен мыслить, а только выполнять приказания. А из армии пришел, ты уже опоздал, отупел, в ВУЗах Шпикерсоны учатся. Но и это не конец. Допустим, поступил таки Ванек в ВУЗ. Закончил. Приезжают Ванька и Шпикерсон на Родину и на предприятие устраиваться на работу. А там уже дядьки с тетушками ждут родного племянничка, кресло ему подготовили и должность придумали. Заместитель того, кому делать нечего. А Ваньку от ворот поворот. Извини, говорят, вакансии нет. А он им, а вот, мол, Шпикерсона-то взяли! А они ему, да ты антисемит, пытаешься национальную рознь раздуть! Как мы не возьмем Шпикерсона, коли его в Советском Союзе ущемляли! А кто их ущемлял? Сами придумывали, как их бедных давят, чтобы нам, гоям, мозги вкручивать!
   - Ну, ты дядя завелся, - усмехнулся Егор, - не думал я, что ты антисемит. По мне так в любой нации есть и хорошие люди, и плохие.
   - Да, мы русские нация "лохов" в глобальном масштабе, - сказал дядя Гарик, - на нас кто только не паразитирует. Ты не понимаешь очень многого, а я тебе объясню. Вот, например, ты захотел почитать Библию или Коран. Ты находишь русский текст и читаешь. Захотел изучить Буддизм, тоже информация доступна. А попробуй найти и почитать Талмуд - главную книгу иудаизма. Нет, племянник, не выйдет! Он только на Иврите и существует. Хорошо, ты настырный, выучил иврит и говоришь, дайте мне, мол, почитать Талмуд. Не дадут.
   - Почему? - удивился Егор.
   - А потому, что у них если Талмуда гой даже коснулся, то его надо сжечь и предать земле, - объяснил дядя Гарик, - осквернил книгу.
   - Как ты сказал? Гой? - спросил Егор. - Это кто?
   - Это ты, я, любой христианин, мусульманин, - ответил дядя Гарик, - по Талмуду мир устроен так. Верхнюю ступень занимают евреи, это для них Бог сделал этот мир, для них светит солнце и растет трава, они более приятны богу, чем ангелы. Потом идут все не евреи, "суть семя животное", произошедшие от духа нечистого. Это мы с тобой. А потом уже животные, но мы по Талмуду от животных недалеко ушли, так что с нами и церемониться нечего.
   - Да, ну, дядя, я твое мнение уважаю, конечно, но это уже Брэд какой-то, - покачал головой Егор, - ты сам это придумал, что ли? Слушай, тебе пора пить завязывать, точно! У меня в Штатах полно знакомых евреев и ничего такого за ними я не замечал. Нормально они ко мне относились, не как к животному.
   - Ой, племянник, ты наивный, кто же тебе в лицо будет говорить, кто ты есть, - сказал дядя Гарик, - допустим, ты хочешь корову подоить, как ты с ней? Ласково, нежно, травки ей подкинешь, погладишь, а сам за вымя дерг-дерг! Вот так и они с нами. Все, что я тебе говорю за такими дверями скрыто, что не докопаешься! Они нас тоже доят, но не явно, осторожно, чтобы не вспугнуть.
   - Нет, ну, послушай, не верю я в это, - спросил Егор, - в общем-то, заповеди у них те же, что и у нас. Не пожелай жены ближнего, не убий...
   - Так ближний то им не ты, - воскликнул дядя Гарик, - ты гой, животное, какая у тебя может быть жена? Жены у животных не бывает! Ближние они друг другу, а ты для них необрезанный иноплеменник! Самое-то страшное, что все с кем я говорил, как и ты, в это верить не хотят. Не задумываются над проблемой, да и не видят ее. Потому что трудно стало в наше время распознать семитов. Раньше имена у них были Израиль, Моисей, Иосиф, а теперь они маскируются, как могут, чтобы внимания не привлекать. Иначе бы ты офигел от обилия Зольцманов на сладких местах. На телевидении одни эти парни, в политике одни эти парни, на руководящих местах, в банках, в ломбардах, везде они. Вон мой начальник в конторе был Кузнецов Петр Матвеевич, казалось, к чему прикопаться? Однажды встречаю его на кладбище, а он стоит над могилкой своих родителей. Папа Моисей Абрамович, мама Сара Израилевна.
   - Ну, и что в этом криминального? - не понял Егор.
   - А то, что у него вся родня пристроена в управлении, - ответил ДГ, - и большинство из них в работе не ухом не рылом, посажены на теплые места и сидят. А это плохо, когда не по уму тебя наверх двигают, не по таланту, а по родственным и клановым связям.
   - Слушай, я с тобой не согласен в корне! - твердо сказал Егор. - Большинство моих любимых артистов по национальности евреи. Просто они от бога талантливее и это надо признать.
   - Вот еще одно заблуждение, - усмехнулся дядя Гарик, - не талантливее они, а просто ходу не дают иноплеменникам. Будь ты хоть супер талантлив, тебе не дадут подняться.
   - Ложь! - воскликнул Егор. - Я знаю и чисто русских артистов, которые нормально поднялись благодаря своему таланту.
   - Путем того, что его поженили на евреечке, - ответил ДГ, - женился на ней, дал свое семя и ты уже как бы свой парень. Дети-то у него как бы уже евреи. У них по матери национальность передается. Или такая же мулька, как я тебе про начальника рассказывал, он Кузнецов, а папа у него Моисей Абрамович. Все хитро, племянник, веками выработанная схема.
   - Слушай, ДГ, у тебя все так просто, на любой вопрос есть ответ и во всем евреи виноваты, - сказал Егор, - получается, что мы, русские, чушки какие-то. Нас куда двинут, туда мы и двигаемся.
   - А так оно и есть, - ответил ДГ, - да только Ванек, он какой, долго раскачивается, а уж если начнет кулаками махать, то не остановится. Но раскачивается и в носу ковыряет очень долго. И самое важное. Мы не нация. Мы говорим на одном языке. На русском. Но это не значит, что мы русские. Об наших соплеменников в разных республиках бывшего СССР уже ноги вытирают, а кому до этого есть дело? На Кавказе мы никогда не победим, потому что идеи у нас нет. Там брат за брата, сын за отца, там одна семья, а русских вроде много, да все друг друга ненавидят. За что, непонятно. Замечаешь, как пришлые в России быстро обустраиваются? Мало того, что у нас евреи на шее сидят, так еще и азербайджанцев понаехало. Друг за друга держатся, один приехал, еще пучок тащит. Ваньки их побаиваются, потому что они на рынке нас же обдирают, наших ментов купили и в стаю сбились. Попробуй тронь. Затопчут. А Ванек одинокий. Он кричит, братья, меня же вашего, русского, топчут! А все морды за занавесками попрятали и думают, да и хрен с тобой.
   - Ну, не только у нас в России такие проблемы, - сказал Егор, - вон в Штатах сейчас житья нет от негров этих, а сказать ничего нельзя. Даже подумать, а то сразу в суд потащат. Нигеры там вообще распоясались, они везде теперь, скоро у них президент будет черный.
   - Понимаешь в чем дело, - сказал ДГ, - янки негров столько лет притесняли, они рабами были у белых, их за людей не считали! Но нас-то за что? Откуда эти олигархи повыскочили на фоне нищего русского народа? А оттуда, что мы, русские, как дети наивны и любым сволочам доверчивы! Я не о том, говорю, чтобы погромы устраивать, но и дискриминацию русских пора прекратить! Почему ты думаешь столько иудеев поначалу в Израиль рванувших, обратно вернулись? А потому что им жертвы нужны, на ком паразитировать. А там все свои обрезанные, присосаться не к кому! Да еще наших Рабиновичей под ружье землю обетованную защищать! А они не привыкли к этому! Приехали одни дирижеры, скрипачи, художники, банкиры, артисты, кому охота с автоматом бегать? Вот все обратно и повалили.
   - Ой, дядя, не поймут тебя в России, даже более скажу, осудят, - покачал головой Егор, - больно от твоих идей фашизмом попахивает.
   - А я потому никому, кроме тебя ничего и не говорю, - ответил ДГ, - потому что это гнилое дело. Теперь и слово-то "русский" стесняются громко произносить. Говорят вместо "русский" - "российский". Как же иначе, скажешь "русский", назовут еще русофобом. Итак, мы русские бедную Прибалтику оккупировали, Украину тоже, Казахов, да всех оккупировали! Евреев семьдесят лет притесняли, а до революции так им вообще кроме ростовщиков никем не разрешали становиться. Мы же русские варвары, изо всех народов кровь пьем! Так почему же тогда мы сами так хреново живем, раз всех притесняли?
   - Всю кровь выпитую потому что пропиваем, - ответил Егор, - ладно ДГ, ты чего-то разошелся не на шутку, а уже спать пора. Я тебе так скажу. Евреев обвиняют те, кто сам побоялся двигаться вперед. Это вообще в человеческой натуре заложено, кого-то винить в своих неудачах. Упал, значит, камень виноват. А почему сам-то под ноги не смотрел? Так что у меня на этот счет другая позиция. Вот, если я умный, рисковый, предприимчивый, то кто мне помешает? Никто! И самое главное, ДГ, ведь отца-то моего предал и разорил не еврей! А русский! Друг его, с которым он одну армейскую пайку делил! А ты мне тут втираешь, про Шпикерсона! Сами хороши одноплеменники! Кстати, я, для того чтобы завалить Боброва, все подготовил! Осталось только выстрелить!
   - И когда займемся? - мрачно спросил дядя Гарик.
   - Можно было бы завтра, но этот подонок уезжает на неделю в Париж, в газете я прочитал, - ответил Егор, - неделю подождем, а потом...
   Тут Егор приложил к плечам руки, сложенные в подобие ружья и громко воскликнул:
   - Бабах!!!
   - Ой, е-мое, - вскричал ДГ и ухватился за рюмку, чтобы залить стресс.

10

   Настя Боброва всю последующую неделю после встречи с американцем была в каком-то радостно-эйфорийном возбуждении. Брэд даже ей снился. Его загадочный взгляд сквозь полупрозрачные стекла темных очков, эти черные длинные волосы и его эротичный голос с мягким акцентом. Он казался ей каким-то человеком не отсюда. Впрочем, так и было. Нельзя сказать, что Анастасия никогда раньше не видела американцев. Как раз этих парней она насмотрелась целые толпы, когда в прошлом году с отцом и матерью ездили в тур по Соединенным Штатам, да и в их областном городе янки появлялись нередко. Но все они были уж очень какие-то слащавые, это их вечное "How do you do?", морды, как будто свиным холодцом в них кинули, жопы толстые, совсем не похожи на героев американских фильмов. А этот смелый, ловкий, фигурка хорошо сложена. В общем, Настя не хотела о нем думать, но все равно думала.
   Она, как-то так повелось с самого детства, не могла рассказать ничего своей тихой и молчаливой матери, боясь, что та, как обычно начнет занудничать и говорить, что хорошие девочки так не поступают, что она в ее возрасте... это было ужасно слушать. Папа был другой, но у него не было много времени, чтобы проводить с Анастасией. Он, если и ругался, то как-то не по взаправдашнему и хмурился улыбаясь. На работе он мог быть суровым и даже жестоким, но дома с дочерью никогда. Анастасия едва-едва дождалась момента, когда ей можно будет рассказать отцу о происшествии в клубе. И вот она выбрала необходимый момент. Губернатор необычно рано пришел с работы, поужинал и, как обычно, пошел в свой кабинет поработать. Настя проникла к нему и села напротив. Иван Петрович поднял глаза и посмотрел на дочь.
   - Папа, отвлекись от этой писанины ради меня, - попросила Настя, - я хочу тебе что-то рассказать.
   Бобров снял с носа очки, отложил их в сторону, внимательно посмотрел на дочь и спросил:
   - Влюбилась, что ли?
   - Почему ты так решил? - надула губки Настя. - Почему сразу влюбилась?
   - У тебя глаза блестят, - ответил Иван Петрович, - да и потом пора бы тебе уже влюбиться. По возрасту.
   - Ну, папа, я тебе хотела другое рассказать, - смутилась Настя, - интересную историю про Валерку Власова.
   - Что там еще произошло с этим поросеночком? - спросил Бобров. - Надеюсь, ты ни в него влюбилась, ведь он не ахти как хорош.
   - Да, конечно, он не очень красивый и я не в него влюбилась, - кивнула Настя и добавила не без кокетства, - а ведь, он давно за мной ухлестывает. Ну, в прошлую субботу, помнишь, я тебе говорила еще, мы с ним поехали в клуб потанцевать.
   - Помню, - ответил Бобров, - так и что дальше?
   - Там Власов, как обычно, стал выпендриваться, что он "крутой" и какого-то американца потащил на улицу бить, - продолжила Настя, - и еще двух охранников взял с собой, потому что он один на один боится. Я знаю.
   - Не в папку, стало быть, пошел, - сказал Бобров, - отец его, прокурор мужик вроде не трусливый. И что дальше?
   - Я думала, что убьют они этого импортного, - далее повествовала Анастасия, - решила Власова остановить, выбегаю за ними на улицу, смотрю, а американец к голове Власова пистолет приставил, а тот ха-ха... не знаю, как сказать...
   Бобров, услышав про пистолет, округлил глаза, не видя в этой истории ничего смешного.
   - Власов описался от страха! - выпалила Настя. - Смешно, да?
   В этом месте вместо ожидаемого Настей папиного бурного веселья по поводу недержания мочи сына прокурора, Бобров нахмурил брови и спросил:
   - Что настоящий пистолет? В городе? Что это еще за гангстер американский у нас тут шалит?
   - В том-то и дело, что это была зажигалка, а не пистолет, - рассмеялась Настя, - а Власов испугался так, что описался! Ты что, папа, он просто его зажигалкой напугал!
   Бобров едва заметно улыбнулся, только чтобы порадовать дочь, разделив с ней ее веселье, и спросил:
   - Понравился тебе этот американец, что ли?
   - Да, ну, тебя, папа, я тебе про Власова рассказываю, а ты мне все про американца, - деланно обиделась Настя.
   - Дочка, я столько лет в политике, - сказал он, - и умею выжимать из рассказа его суть. Так что меня не проведешь. Я же вижу, кто тебя в этой истории особо заинтересовал. Смотри, слишком не увлекайся этими американцами, а если увлечешься, то приведи его, я хоть с ним познакомлюсь, что за "фрукт". А пока все, не отвлекай меня. Иди к себе, мне надо еще доклад просмотреть, завтра конференция, а потом банкет.
   Настя поджала губки, вскочила со стула. Вот так всегда, у отца какая-то долбаная конференция важней родной дочери. Она пошла к себе в комнату, тупо полазила по Интернету, позвонила подружкам и решила лечь спать. Тем более что завтра была суббота, и она твердо решила пойти в какой-нибудь клуб. Опозорившийся Власов пока больше не показывался, и Настя решила сходить с какой-нибудь из подруг, которых было у дочери губернатора предостаточно, только свистни. Высокопоставленный папаша спокойно отпускал Настю, потому что его чадо везде знали в лицо и охраняли, как народное достояние.
   Назавтра к вечеру местом проведения досуга Настя выбрала бар "Ринго", названный так в честь барабанщика ливерпульской четверки и держащий марку клуба имени "The Beatles". Боброва не было дома, мама уехала в солярий и Настя беспрепятственно покинула дом. Они встретились с подругой и на такси поехали в клуб. Народу было битком, но для дочери губернатора место нашлось.
   На стенах бара "Ринго" висели фотографии рок-музыкантов, старые гитары и пластинки, а на маленькой сцене в углу доморощенные последователи музыки битлов играли их композиции на самодельных инструментах. В баре царила миролюбивая обстановка, лилось рекой пиво, дымили сигареты. Настя и ее подруга по кличке Креветка сели за уютный столик в углу, который им любезно предоставил прогибчивый администратор, который к тому же поставил поблизости дюжего охранника на случай, если кто-либо посягнет на честь юной хозяйки области.
   Музыка играла, Креветка о чем-то весело болтала, Анастасия ее слушала в пол уха, иногда путано отвечала, в общем, время проводили неплохо. Настя выпила уже полную кружку пива, слегка захмелела и вот в табачном дыму различила знакомый силуэт. Ее сердце дрогнуло, боясь обознаться, но нет, это был он, американец Брэд, в той же самой шапочке и в тех же самых темных очках. Он словно не замечал Настю или, правда, не видел. Неожиданно появившись в баре, он подошел к музыкантам и о чем-то попросил их. Затем зашел на сцену, взял у солиста гитару, одел ее ремень себе через плечо. После этого он приблизился к микрофону, струнам гитары, издав легкий драйв, и сказал:
   - Excuse me, boy and girl! Прошу немного внимания! Я хочу спеть эту песню для самой лучшей девушки на свете, которую зовут Настя! Она находится сейчас в этом зале.
   И в этот момент он посмотрел на нее так, что даже сквозь его очки она почувствовала, как теплая струя хлынула из его глаз, окатила ее с головы до ног, закружила сладкой истомой, сдавила грудную клетку.
   - Настя, это же он тебе собрался петь, - взвизгнула Креветка, - ты его знаешь? Что это за парень? А почему он говорит с акцентом, он что, эстонец?
   Но Настя не ответила Креветке, потому что Брэд сразу же запел красивым бархатным голосом, очень похоже на оригинальное исполнение старую битловскую песню "And I love he". Музыканты бара, знакомые с материалом подключились к исполнению. Когда они закончили, а Брэд поставил гитару на подставку и сошел со сцены под шквал аплодисментов, один из музыкантов сказал другому:
   - Видал, какая школа у парня, какое звукоизвлечение, как он аккорды берет!
   - Ну, так, елы-палы, он же американец же, он же сказал же. А там же не у нас же. Там это все же с молоком же матери всасывают же, все эти дела. А у нас же только же "Шумел камыш" же и то в лучшем случае, елы-палы.
   Брэд после исполнения песни сразу направился к столу Анастасии, а у самого подхода дорогу ему перегородил охранник. Настя не спешила показать американцу свое расположение, пусть поборется за нее. Пусть достанет.
   - Разрешите мне пройти, - вежливо попросил Брэд, - мне нужно поздороваться с девушкой.
   Охранник был непроницаем и нем, как Герасим, неприступен, как Эверест. Ему сказали никого не пускать, он и не пускал. Громила вяло водил мощными челюстями, пережевывая жвачку, глядя мимо Брэда, который едва доставал ему до плеча.
   - Че ты, Настя, че ты, - заерзала Креветка, - вишь, этот питекантроп не пускает эстонца, скажи ему.
   - Он не эстонец, а американец из Чикаго, - деловито произнесла Настя, - пусть, посмотрим, что он сделает.
   - Из Чикаго, - мечтательно воскликнула Креветка.
   Анастасия, не мигая с легкой улыбкой, смотрела на Брэда, который стоял перед дюжим охранником, как пупс перед суперпупсом. Она ждала, что американец повернется, чтобы уйти и тогда она окликнет его. Но произошло все иначе.
   - Извините, большой мужчина, - спокойно сказал Брэд, - если вы не можете быть слегка отойти, то я вас буду сам двигать.
   - Чего? - с презрением глядя на шмакодявку, пробасил охранник и вдруг его последний слог неожиданно взметнулся вверх вот так: "О-ооооооо!". Брэд крепко держал его мужское достоинство в своей руке и сильно сжимал.
   - Пусти, ой, яйца! - пропищал громила, боясь даже шевельнуться.
   Брэд отпустил, и тот рухнул на колени. Из глубины зала к нему бросилось еще два охранника, но Настя уже вскочила с места, и закрыла американца собой. Тут же выскочил и администратор, который постарался загладить конфликт, а пострадавшего охранника увели на кухню и положили между ног лед.
   - Ну, с тобой не соскучишься! - покачала головой Настя.
   - С тобой тоже, - улыбнулся американец.
   - Здрасте, - появилась Креветка, - вы такой... вы такой... меня Креветка зовут.
   - О, какое редкое русское имя, - удивился Брэд, - я думал, что креветка это shrimp, такой маленький, который живет в море.
   - Это не имя, а погонялово, - сказала Креветка, - меня зовут Света.
   - Ладно, Светка-Креветка, - распорядилась Настя, - мы с Брэдом уходим, а ты оставайся тут. После того, что случилось, на нас косо смотрят.
   - Я тоже с вами, - заныла Креветка, - чего мне тут делать одной?
   - Найдешь, что делать, - сказала, как отрезала Настя, - пока!
   Она ухватила Брэда за руку, и они направились к выходу. Выскочили на улицу, где было тепло, даже душно. Вечерело.
   - Ты меня искал? - спросила Настя, остановившись напротив американца. - Или мы случайно встретились?
   - Я не искал тебя, - признался Брэд, - но когда увидел в баре ты сидишь, то понял, что все это не случайно. Хочу тебя спросить. И тогда возле клуба и сейчас ты всеми командуешь. Ты кто?
   - Я дочка губернатора области, - ответила Настя не без превосходства.
   - О-о, - сказал Брэд, - это, наверное, очень важный человек, губернатор. И ты привыкла всеми повелевать. Правильно я сказал это слово?
   - Не правильно! - рассердилась Настя. - Не правильно! Я никем не повелеваю, а за тебя, дурака, заступилась! Тоже мне Стивен Сигал! Надавали бы по ушам, тогда бы знал!
   Настя демонстративно отвернулась.
   - Извини, я не хотел тебя обидеть, - сказал Брэд, - мне многое непонятно тут в России. Я специально приехал, чтобы узнать все получше.
   - А где ты так по-русски научился трещать? - спросила Настя. - Ну, то есть, разговаривать?
   - У меня бабушка была русская, - ответил Брэд, - она меня учила говорить. Я не хотел учиться, русский язык очень сложный.
   - Ничего, ты хорошо говоришь, - сказала Настя, - лучше даже, чем многие наши. А зачем ты приехал понимать Россию в наш областной город. Почему не в Москву?
   - Нью-Йорк, это не Соединенные Штаты, а Москва это не Россия, - ответил Брэд, - чтобы понять Россию, нужно ехать в глубинка... в глубинку.
   - Ты прав, - сказала Настя, - куда мы пойдем? Давай, просто погуляем!
   - Дочь губернатора штата гуляет одна с незнакомым иностранцем, - удивленно пожал плечами Брэд, - может быть я маньяк?
   - А за нами следят, - ехидно передразнила американца Настя, - так что не очень-то тут мне. У меня круглосуточная охрана. Расскажи мне про Чикаго. Я в Нью-Йорке была, В Вашингтоне была, даже в Лос-Анджелесе, а в Чикаго не была.
   - Ты была в Соединенных Штатах? - удивился Брэд.
   - А вы что, американцы, думаете только вы можете по миру ездить? - с вызовом спросила Настя. - Я, между прочим, с папой в Таиланде была, в Индии была, в Швеции была... еще где? Да где захочу!
   - С таким папой можно путешествовать, - кивнул, усмехнувшись Брэд.
   - А твой папа кто? - спросила Настя.
   - Мультимиллионер, - ответил Брэд, - у него сеть ночных клубов и казино в Чикаго, несколько пивоваренных заводов и винокурен.
   - Ха-ха-ха, - рассмеялась Настя, - так я тебе и поверила! Сын мультимиллионера, тоже мне!
   - А почему ты мне не веришь? - искренне удивился Брэд. - Я же верю тебе, что ты дочь губернатора!
   - Ты просто видел, как меня все слушаются, - сказала Настя, - а это потому, что я и есть дочка губернатора Боброва Ивана Петровича, Анастасия Ивановна Боброва.
   - А я и есть сын своего папы Джона Беннетс, - ответил молодой американец, - Брэд Беннетс.
   - И что сын мультимиллионера делает в нашей стране и в нашем городе? - спросила Настя.
   - Опять все сначала ты спрашиваешь, - улыбнулся Брэд, - я же тебе говорил, что я делаю в вашем городе.
   - И ты думаешь, что я поверю, что твой папа тебя отпустил одного в нашу страну? - спросила Настя. - Без "Кадиллака" и охраны?
   - Нас шесть сыновей у отца, - ответил Брэд, - я средний брат, есть еще одна сестра. Она младше меня. Мой отец даже рад будет, если я буду таким, как он. Если смогу за себя постоять. Потому что мой папа взял дело своего деда, а мой дед был сыном знаменитого гангстера. Теперь мы делаем честный бизнес, но все начиналось с нарушения закона. Я должен уметь сам постоять за себя, потому что может прийти такое время, когда некому будет мне помочь.
   - Слушай, ты мне все больше нравишься, - сказала Настя.
   - Ты мне тоже, - ответил Брэд и взял ее под руку.
   Далее мы опустим всю ту романтическую чепуху, который молодые несли друг другу, гуляя по улицам вечернего города, потому что у нас не любовный роман, а жесткий боевик. Держа за руку Анастасию, американец заметил, что за ними неотступно и осторожно следует легковой автомобиль с тонированными стеклами. Он подумал, что, вероятно, это и есть охрана Насти, про которую она говорила, и не придал этому значения. Настя же попросту автомобиля не замечала, все больше и больше увлекаясь Брэдом.

11

   В это время в своем служебном джипе ехал к себе домой из закончившейся командировки в Париж губернатор Бобров. Он вспоминал Эйфелеву башню, возле которой в дальнейшем мечтал прикупить себе квартиру и с ненавистью смотрел на областной провинциальный город, где ему привелось служить родной отчизне и "помаленьку" обогащаться за счет нее.
   Меньше всего ему сейчас хотелось заниматься делами, но к нему в машину еще в аэропорту навязался Рябиновский с пакетом каких-то документов и губернатор нехотя их просматривал. От водителя и охранника заднее сидение было отделено стеклом для ведения конфиденциальных разговоров, поэтому Ко-Ко, не стесняясь, говорил о своих "левых" делах. Впереди эскорта ехала милицейская машина с мигалками, а позади "Волга" с охраной.
   - Иван Петрович, - обратился Рябиновский к губернатору, - надо бы в комитет какой-нибудь непыльный в мэрию пихнуть одного человечка. Так на должность начальника. Наш родственник дальний, а оказался не у дел. Толковый человек.
   - Что ж толковый и оказался не у дел? - спросил губернатор.
   - Там ситуация сложилась щекотливая, - начал рассказ Ко-Ко, - Антон Маркович был начальником отдела финансов в регионе, районном городе ****, на заводе местном, мы там с тобой не раз бывали с визитами. Так вот Антон Маркович взял для себя там машину досок, так пустяк...
   - Не взял, а стырил, - поправил Бобров.
   - Помилуй, Иван Петрович, какая разница? - расплылся в улыбке Ко-Ко. - Свое берем, что нам государство недодало. Так что ничего страшного Антон Маркович и не сделал. Но дело в том, что там, на заводе, понимаешь, какая штука нехорошая получается. Их заводская служба безопасности не подчиняется директору завода, а напрямую с Москвой работает. Вот они Антона Марковича и сцапали. Заметили, что машину досок увезли с завода и следили. Потом стали доски выгружать, а они налетели. Чей, мол, гараж? А гараж-то Антона Марковича. Нехорошо получилось. Мы это дело пока замяли, чтобы шум лишний не поднимать. Все-таки человек уважаемый, подумаешь из-за машины досок его имя еще ворошить! Отмазали его. Но, сам понимаешь, там ему уже работать несподручно. Разговоры всякие пошли. Противно. Давай его к нам в мэрию.
   - Мало ты мне в мэрию ворюг и бездельников понапихал, - хмуро сказал Бобров, - еще одного тунеядца и хапугу тычешь! Хоть бы одного толкового мужика присоветовал, у всех на уме лишь бы сдернуть, что плохо лежит, да ни хрена не делать!
   - Что ты, что ты, Иван Петрович, - мягко сказал Ко-Ко, - нельзя же так огульно охаивать людей, занимающих высокие посты. Как Пушкин сказал: "О тех, которых не сужу, затем, что к ним принадлежу". Мы с тобой, Иван Петрович, из того же теста сделаны и, уж коли попали в эту упряжку, то нам ее и тянуть. Ничего страшного, поставим Антона Марковича начальником, а зама ему дадим какого-нибудь молодого, толкового, пусть землю роет. Мы же должны помогать друг другу. Сегодня мы поможем Антону Марковичу, а завтра он нам. Кстати, те кирпичи, которые мы тебе на дачу отправили, это как раз Антон Маркович постарался.
   Легким таким уколом напомнил мудрый Ко-Ко Боброву, что у тебя, мол, тоже рыльце-то в пушку, нечего из себя тут святого строить. Последнее напоминание "серого кардинала" смутило впавшего в патетику губернатора, он хмыкнул, вспомнив целый трейлер качественных кирпичей, из которого ему на побережье Черного моря возводили трехэтажный коттедж, и решил облагодетельствовать все-таки Антона Марковича. А то, что стену у заводского цеха выложили в один ряд, то кого это волнует. Рухнет лет через десять, так к тому времени и Бобров, и Рябиновский, И Антон Маркович отсюда уже переберутся поближе к столице. А там, где они воровали, там хоть трава не расти.
   - А может его на фабрику мебельную поставить директором? - предложил Бобров. - Которую мы у покойного Никитина отсудили? Все равно она мертвым грузом повисла. Пусть этот Антон Маркович изучит коньюктуру рынка, проведет маркетинговые исследования, рабочих наберет и работает.
   - Нет, Иван Петрович, у Антона Марковича профиль другой, - сказал Рябиновский, - он по общим вопросам больше специализируется. Не подойдет он нам на фабрике. Я туда найду временного управляющего, у меня есть один на примете. Он дело запустит, наладит, потом его снимем, когда все уже будет крутиться, и посадим на его место кого-нибудь из наших. Вон, Сына с Валентины Исааковны назначим туда, он у нее как раз институт через год закончит. Дорогу молодым специалистам! Правильно, я говорю? Надо молодым давать работать, они чуют ветер перемен! А Антону Марковичу надо место поспокойнее, без нервотрепки. Он свое дело уже сделал, пусть теперь отдохнет. Поможешь?
   - Ладно, - с неудовольствием кивнул Иван Петрович, - найду я для него работу "не бей лежачего" в мэрии. Только ради тебя.
   Опять из-за этого Ко-Ко с его вечными родственниками придется дать повод кривотолкам и домыслам, которых итак хватает.
   - Вот и славненько, - улыбнулся Ко-Ко, - я же знал, что ты наш человек.
   А про себя Рябиновский подумал: "Стал бы я с тобой возиться, уговаривать, если бы не "демократический" выбор народа, этого глупого быдла, которые сунули твою тупую рожу на место губернатора".
   - И вот еще одна мелочь, - Рябиновский достал из папки какой-то листок, - хочу купить состав вагонов с электровозом, твоя подпись нужна. Все-таки, сделка не шуточная. Будем сдавать их в аренду МПС, и получать дивиденды.
   - А у кого покупаем? - спросил Бобров.
   - У МПС же и покупаем, - ответил Ко-Ко.
   - Не пойму, зачем им их нам продавать, чтобы мы их им в аренду сдавали? - спросил Бобров.
   - А там и понимать нечего, - ответил Рябиновский, - в этой конторе работает дочь дяди Изи из Волховстроя. Помнишь дядю Изю?
   - Это, который умер в прошлом году? - нахмурился Бобров.
   - Типун тебе на язык, - махнул рукой Рябиновский, - дядя Изя жив и здравствует, слава богу. А его дочь работает в МПС, нашими молитвами. Так вот, она спишет этот состав с локомотивом, будто бы он устарел, не годен к эксплуатации, а мы его покупаем дешево, как лом. Но он еще ездит нормально и нам послужит.
   - Дай-ка, посмотрю документы, - сказал Бобров и взял из рук Рябиновского листок.
   Он некоторое время вчитывался, но потом брови его взметнулись и глаза вспыхнули дьявольским огнем гнева.
   - Ты что? - прошипел Бобров. - Ты за сколько собрался покупать состав с локомотивом?
   - За тысячу рублей, - невозмутимо ответил Рябиновский, - так он же старый!
   - Ну, бля, - вышел из себя Бобров, - и ты хочешь, чтобы я под этим подписывался? Под этим откровенным надувательством?
   - Спокойно, Иван Петрович, - жестко сказал Ко-Ко, - все под контролем. Это же фикция. Если чего всплывет, наши юристы нас прикроют. В крайнем случае, покажем какой-нибудь ржавый корпус от паровоза, взятку сунем, и все шито-крыто. Кто не рискует, тот не пьет шампанского.
   - Да, пошел ты со своим шампанским! - рассердился Бобров. - Ты уже вообще беззастенчиво воруешь, сволочь! А я под твоими махинациями подписываться должен?
   - Но-но, Иван Петрович, выбирай выражения! - металлическим голосом произнес Ко-Ко.
   Кто бы мог подумать, что этот тщедушный человечишка может быть таким жестко стальным.
   - Я за тебя думаю, как бы нам взять то, что положено, пока бог дает, - сказал Рябиновский, - и вот она, награда за труды! Вот не переизберут тебя на следующих выборах, и будешь локти кусать, что не обогатился, пока была возможность из-за своего упрямства и трусости!
   Бобров сунул листки с договором о покупке локомотива с вагонами Рябиновскому, помял их и сказал:
   - Не буду я эту филькину грамоту подписывать! Ладно бы еще за тысячу долларов покупал, а то за тысячу рублей!
   - У меня лишних денег нет, чтобы переплачивать! - сказал Рябиновский. - Последний раз спрашиваю, будешь подписывать?
   - Не буду! - ответил Бобров.
   - Будешь! - твердо сказал Рябиновский.
   - Ты что это тут мне раскомандовался, пень трухлявый? - рассвирепел вспыльчивый Бобров. - Сейчас за шкирку из машины выкину!
   Рябиновский, который много времени и сил потратил на сделку по покупке локомотива с вагонами по такой приемлемой цене, не ожидал от Боброва этакого ослиного упрямства и тоже рассердился, потому что покупка срывалась! А это значит, что будущие прибыли таяли, как облако в весеннем небе.
   - Пожалеешь об этом!!! - сверкая поросячьими глазками, сказал Рябиновский.
   - Что? Мне угрожать? - воскликнул Бобров. - А ну-ка вон из машины! На такси доедешь!
   И в этом месте доктора наук Рябиновского, этого "серого кардинала" областного управления, как "зайца" из трамвая, разошедшийся ни на шутку губернатор высадил из своего эскорта! Эта небывалая наглость просто вывела из себя доктора наук, но на то он и был тайным "кукловодом" областной политики, чтобы уже через минуту усмирить свой гнев и благоразумно решить, что завтра он в приватной беседе с губернатором все уладит и все пойдет своим чередом. Просто несдержанному и туповатому Боброву нужно некоторое время, чтобы понять, что к чему. Губернатор в машине буйствовал до самого дома, пока не подъехали к подъезду.
   В это время Настя и Брэд подошли к дому, у которого постоянно дежурил наряд милиции. Постовые знали Настю и без проблем пропустили. Молоденький сержант, с подозрением взглянув на нестандартную внешность американца, спросил у Насти:
   - Это ваш знакомый?
   - Да, - кивнула Настя.
   - А можно посмотреть ваши документы, - попросил постовой у Брэда.
   - Что вы себе позволяете! - топнула на него ногой Настя. - Я пожалуюсь отцу на вас!
   - Извините, у нас порядок для всех одинаковый, - сдержанно сказал сержант.
   - Зарубите себе на носу, не для всех! - нахмурив брови, отчитала постового Настя. - Пойдем, Брэд!
   Он крепко взяла его за руку и потащила к подъезду. В это время из-за угла появился эскорт губернатора и постовой вытянулся по струнке.
   - Это моя лягушонка в коробчонке едет, - сказала Настя.
   - Что? - не понял Брэд.
   - Ничего, - ответила Настя, - надо русские сказки читать. Сейчас я тебя с папой познакомлю.
   Бобров из машины заметил на тротуаре дочь с каким-то подозрительным субъектом и по его внешнему виду понял, что это тот самый американец, про которого ему рассказывала Настя. И хотя ему было сейчас не до веселья, поскольку гнев на Рябиновского еще пылал в нем, но он взял себя в руки, поскольку очень любил единственную дочь, и не хотел ее огорчать. Он вылез из машины, Настя сразу же бросилась к нему и крепко обняла. Затем она подвела его к Брэду и сказала:
   - Познакомься, папа, это Брэд Беннетс, тот самый о котором я тебе говорила.
   - А, помню, с пистолетом зажигалкой, - кивнул Бобров, пожимая американцу руку, - ну и где этот забавный предмет?
   Брэд быстро подкинул ногу, опустил руку к ботинку и в руке его оказался маленький револьвер. Охрана губернатора нервно схватилась за кобуры, но губернатор жестом остановил их. Брэд протянул папе Насти игрушку.
   - И правда похож на настоящий, - констатировал Бобров, повертев в руках зажигалку, - "Made in USA", фирменная штучка. Напугал ты, значит прокурорского сынка, американец?
   Он протянул "револьвер" обратно Брэду, но тот покачал головой и сказал:
   - Это вам. Подарок. Сувенир.
   - Спасибо, - улыбнулся Бобров, который очень любил халявные подарки, - ну, молодежь, мне пора. Да, и тебе, Настя, тоже пора домой. Прощайтесь и домой.
   - Я сейчас, папа, - сказала Анастасия.
   Бобров скрылся в подъезде, начальник его охраны, проходя мимо Брэда, зло бросил:
   - Хреновая шутка с зажигалкой, парень! Я мог тебе башку прострелить, не разобравшись!
   - Для того и поставлены, чтобы разбираться, - ответила ему Настя.
   Было видно, что она держала всех в ежовых рукавицах. Охрана губернатора скрылась в подъезде. Брэд осторожно взял руку Насти и поцеловал ее тонкие пальчики.
   - Good night, - сказал он.
   - Bay-bay, - ответила Анастасия, которая тоже имела кое-какие познания в английском и спросила, - позвонишь мне завтра?
   - Я не знаю номер твоего телефона, - улыбнулся Брэд.
   - А я тебе скажу, - сообщила Настя.
   - Тогда, конечно, позвоню, - пообещал Брэд.
   Она записала ему номер своего телефона карандашом для подводки глаз на пятидолларовой банкноте, и они попрощались. Расстались, не целуясь, хотя обоим этого хотелось. Брэд двинулся в сторону, откуда они пришли мимо сурового сержанта, который в этот раз не стал требовать у Брэда документы, увидев, что сам губернатор здоровается с ним за руку.
   Тот самый автомобиль с тонированными стеклами, в котором, по мнению Брэда находились охранники Насти, неожиданно двинулся за ним по дороге.

12

   Брэд не обратил на это внимания. Неожиданно автомобиль ударил по газам, рванул вперед и в одно мгновение догнал американца. Из него выскочили два дюжих парня. Брэд, не ожидавший такого поворота событий, растерялся, не зная, что предпринять, чем и воспользовались его преследователи. Один из них с характерной внешностью уголовника резво пнул Брэда поддых, другой натянул на голову тканевый мешок и ударил по затылку чем-то тяжелым. Пленника затолкали в машину, где связали руки за спиной ремнем. Оба амбала быстро залезли обратно в автомобили и уехали с места происшествия. Брэд бултыхался на заднем сидении, его руки онемели, и голова гудела после удара.
   - Я американский подданный, - подал голос из мешка Брэд, - вы меня ни с кем не спутали?
   - Закрой грызло, недоносок, - ответил ему прокуренный голос, - а то болтало подрежу.
   Брэд понял, что в продуктивный диалог напавшие с ним вступать не желают. Мешок, надетый на голову мешал оценить обстановку и понять куда его везут. Похоже, дело принимало не совсем приятный оборот. Захотелось русской романтики - вот она, не замедлила себя ждать!
   Ехали они долго, мотор журчал ровно, без сбоев, бандиты между собой не разговаривали, единственно, что смачно плевались из окна машины. Наконец, судя по долгой остановке, они приехали. Брэда неласково вытянули из машины и куда-то поволокли за шиворот. Грубо, с тычками по почкам подняли на невысокие ступеньки и затем завели в помещение, где сильно пахнуло гнилой капустой. Его сильно стукнули головой о косяк и резко толкнули на пол. Брэд, не видя ничего вокруг, упал на бок и услышал вокруг громкий хохот. Кто-то за шиворот посадил его на полу.
   Мешок с него сдернули, сняли темные очки, и он увидел перед собой сидящего за столом упитанного бритоголового мужчину лет тридцати шести в спортивном костюме сидящего за пыльным столом и поигрывающего в детскую игру тетрис. Чуть сбоку от него стоял с одной стороны огромных размеров сейф, а с другой амбал размером с сейф, отчего-то нервно конвульсирующий лицевыми мышцами. По бокам от самого Брэда стояли те два мужика явно бандитской внешности, которые привезли его сюда. А прямо напротив американца гадко похихикивал в предвкушении мести Валера Власов, сын прокурора, которого Брэд "оскорбил" возле клуба на глазах возлюбленной.
   Этого оскорбления самовлюбленный Валера американцу просто так простить не мог. Рассказать своему папе о том позоре, который с ним случился, тоже постеснялся. Поэтому Валера решил прибегнуть к помощи папиного "коллеги", известному в городе и области уголовному авторитету Фофану, о котором мы уже писали выше. Фофан, кормившийся от прокурорских щедрот, отказать прокурорскому сынку в таком пустяковом деле не мог. Папка Власов самого Фофана не раз выгораживал от препровождения в зону, где "авторитет" никогда не был и чего очень боялся. Фофан всего-навсего посидел под следствием в двадцать лет две недели, и это ему давало право называть себя каленым зеком. Под следствие он попал за то, что в ресторане ударил милиционера по челюсти.
   А произошло это так. Вернувшись с Афганской войны, где он служил срочную, Фофан напялил на свитер свою медаль "За отвагу", и забурился в ресторан. Постовой милиционер сделал ему замечание, что, мол, так медали не носят.
   "Что ты об этом знаешь, крыса тыловая? - завопил Фофан. - Ты тут девок щупал, а я там под душманскими пулями ползал". И с этими словами как даст по морде милиционеру, у того даже фуражка улетела под стол. Название медали Фофан оправдал, народная молва его окрестила "отважным". Да так оно и было, в общем-то. Интернациональный долг Фофан исполнял, как положено, а вернувшись в Россию понял, что никому не нужен.
   За просто так медали в Афгане не давали. Только штабным подстилкам они за так доставались, иные их кровью зарабатывали. Попал Фофан под следствие, тут и появился в жизни новоявленного преступника "клан" в лице Рябиновского. Фофана отмазали от тюрьмы и тем самым крепко накрепко приковали к себе на ошейник. Надели на него седло и поехали. С той поры Фофан служил клану верой и правдой. И команду себе подобрал соответствующую - все спортсмены, в основном качки и борцы. Никто, кроме Фофана больше ни вонючих нар, ни пороха не нюхали. Но "понт колотить" умели, а большего от них и не требовалось!
   - Ну, че Валера, в натуре, этот чмырь на тебя "наехал"? - развязно спросил Фофан у Власова.
   - Он, он, Фофан, нерусская тварь, - подтвердил Власов, - ну, я тебя сейчас...
   С этими словами он замахнулся рукой и ринулся, чтобы ударить связанного Брэда.
   - Погоди, Валера, кочумай, успеешь ему приварить, - сказал Фофан, - он отсюда никуда не денется. Дай побакланить с этим уродцем.
   Власов остановился и стал метать в сторону Брэда гневные молнии из глаз.
   - Что же ты, фраерок залетный, моего кореша оскорбил действием? - спросил Фофан. - Или ты думаешь, ежели ты импортный, так тебе все можно тут в России. Че притух, гребень? Отвечай, когда тебя спрашивают.
   Брэд не знал, что ему отвечать. Он поднялся с пола и встал во весь рост перед столом.
   - Скоситесь на него, братва, - с усмешкой сказал Фофан, - статуя Свободы, да и только. Факела, в натуре, не хватает. Надо вставить. Только в другое место. В задницу.
   Эта острота авторитета вызвала дружный смех в рядах его корешей. Валера тоненько и подобострастно попискивал, считая в этой компании себя тоже крутым бандитом.
   - Ты, чушок, ты на бабосы попал, на грины, - сказал Фофан, - ты нам деньги должен. Доллары. Врубаешься? Че он молчит, он че, по-нашему не секёт?
   - Нормально он бакланил, - вторил по фене Валера Власов, - просто сейчас приссал от страха.
   - Про себя-то ты рассказывал? - спросил у сына прокурора Брэд. - Штаны постирал?
   Власов чуть не задохнулся от гнева. Он, конечно, не стал рассказывать бандитам, что обоссался, когда ему к голове зажигалку приставили. Кто ж его после этого будет уважать? Этот позорный эпизод из его жизни кроме Брэда знали только два охранника клуба, которым он строго настрого приказал молчать и Настя, которой он не мог приказать ничего. Поэтому Власов сильно разозлился. И захотел побыстрее Брэда заткнуть.
   - Дай, дай я ему по сусалам втетерю, Фофан! - визгливо воскликнул сын прокурора и сжал кулачонки, прыгая на одном месте. - Убью гада! Закопаю в гнилой капусте, муфлона!
   Фофан щелкнул пальцами, тем самым показав Валере, чтобы он временно утух и обратился к корешам, которые привезли Брэда в эту вонючую комнату с заколоченными окнами и облезлыми стенами:
   - Карманы фраеру прошманали?
   - В натуре, взяли лопатник с мелочью, ключи и больше ничего не было, - сказал один из бандитов басом.
   - А пистолет-зажигалка, которым ты нашему корешу угрожал, в натуре, где? - спросил Фофан у Брэда.
   - Я его губернатору области подарил, - ответил Брэд, - Боброву Ивану Петровичу.
   - Ха-ха-ха, - захохотал Фофан, - хорошо шутишь перед смертью.
   - В натуре, Фофан он с губернаторам бакланил, мы стремали, - ответил второй из тех, что привезли американца, - он с его дочкой гулял.
   - А-а, сука! - воскликнул Власов. - Ну, я тебя изуродую! Это моя девка! Ты еще с ней гулял! Я тебе яйца отрежу!
   - Твои только сопли в носу и грязь под ногтями, - ответил Брэд, переведя американское идиоматическое выражение на русский.
   Власов попытался кинуться в драку в очередной раз, но сильная рука Фофана оттолкнула его к стенке. Фофан был слегка напуган, он не рассчитывал, что американец знаком с Бобровым. Могли быть неприятности. Да и Власов не горел желанием драться. Он рассчитывал, что Брэда будут бить бандиты, а он, как мафиози будет только свысока наблюдать.
   - Вы чего, бакланы, - спросил Фофан у бандитов, когда услышал подтверждение о встрече американца с губернатором, - в натуре, его с губернаторской дочкой почикали и повязали.
   - Ну, бля, Фофан, ты же сказал... - пробасил бандит.
   - Гнус, у тебя мозги есть или они от анаболиков совсем опухли? - спросил Фофан. - Ты чего, на мобилу мне не мог гавкнуть, спросить чего мастрячить, а?
   - Бля буду, Фофан, мы не думали, - вступил в разговор второй, - ты же сказал его закогтить, мы его и почикали. Мы же не думали...
   - Конкретно базарю, у вас нечем думать! - заорал Фофан и обратился к Брэду. - Ты кто, в натуре, такой, а? Че тебе надо?
   - Мне ничего от вас не надо, вы меня сюда привезли, - ответил Брэд, - не я сам к вам пришел.
   - Фофан, он с моей Настей возле клуба познакомился, - вмешался Власов, - он, вообще, Боброва не знает!
   - Пошел ты со своей Настей, - ответил Фофан, - зря я на твой базар купился. И с чего ты взял, что губернаторской дочке до тебя есть маза? Она, вон, с внуком мэра нашего, с Альбертом Иловым неплохо до тебя зажигала!
   Власов не ожидал от уголовного авторитета такого наглого отступничества, да еще того, что его попытаются в этой ситуации сделать виноватым. Но и Фофана можно было понять. Он был не автономен, подчинялся сильным мира сего, просто хотел немного боднуть наглого американца, чтобы "подмазать" прокурору. А американец оказался на короткой ноге с губернатором! Так можно сдуру и обломаться. Прежде чем действовать дальше, нужно все выяснить.
   - Врет он! - вдруг воскликнул Валера. - Ничего он губернатору не подарил свою зажигалку! Вон я вижу у него, как и тогда из ботинка рукоятка этой зажигалки торчит!
   С этими словами Власов рванулся к Брэду, толкнул его и выхватил из его ботинка маленький револьвер. Он с торжеством потряс им над головой, как бы подчеркивая снова свое достоинство. Фофан опять оторопел от некомпетентности своих бандитов.
   - Обыскивали его, да? В натуре, уроды! - ругнулся он на корешей, нервно плюхнувшись на стул. - А в ботинок не догадались заглянуть? Власов, закажи-ка мне игрушку!
   Но сыну прокурора не терпелось самому продемонстрировать, как работает зажигалка. Он не послушался авторитета, взвел затвор и, направив ствол в сторону сейфа на всякий случай, сказал:
   - Нажимаем на курок...
   - Не надо! - воскликнул Брэд.
   Но Власов его не послушал и все-таки нажал. Вместо мирного маленького огонька полыхнуло пламя из ствола, грянул выстрел, пуля со звоном отрекошетила от стальной поверхности сейфа и с хрустом пробила голову Фофана в области виска. Авторитет покачнулся, пустил ртом струю крови и замертво рухнул на пол.
   - Ты че, бля, а? - произнес первую за вечер фразу сейфоподобный телохранитель покойного Фофана.
   Власов смотрел на ствол и шептал:
   - Ничего не понимаю... он выстрелил... как же... ведь зажигалки не стреляют...
   - Ни хрена себе дела, - выпалил тот, кого Фофан назвал Гнус, - ты, фраерок, кажись, нашего пахана завалил. Нет, в натуре, завалил. Наглухо.
   - Я же не хотел, - заплакал Валера, бросив пистолет на пол, как опасного паука, - это все он виноват.
   И Власов ткнул пальцем в американца. Тут все увидели, что на штанах Власова в области промежности проступило мокрое пятно.
   - Вот и в прошлый раз возле клуба так же было, - усмехнулся Брэд.
   - А-а-а!!! - заорал от обиды, как бык, Власов и кинулся на американца.
   Его некому было остановить, Фофан уже был мертвым, поэтому Валера без труда повалил связанного Брэда наземь и стал методично бить кулаками в лицо. Но все же долго ему это делать не дали. За шиворот стащил его и оттолкнул в сторону сейфоподобный телохранитель Фофана. Власов упал оземь и горько зарыдал. Брэд сел на грязном полу. Досталось по лицу кулаками сына прокурора ему довольно болезненно, но терпимо. Нос не был сломан и зубы тоже. Остальное заживет.
   - Че мастрячить-то будем, Бездельник? - спросил Гнус у огромного телохранителя.
   Видимо после смерти Фофана он в этой "конторе" остался самым наблатыканным. Но поскольку Бездельника (так его называли в школе, так это погонялово к нему и прицепилось) природа наделила недюжинным здоровьем, должна же она была на чем-то отдохнуть. Вот и отдохнула. На мозгах. Поэтому Бездельник только тупо глядел на Гнуса и сопел в свой кривой нос.
   - Цыпа, че делать? - метался по комнате Гнус, обращаясь ко второму своему подельнику, с которым они привезли сюда Брэда. - Цыгане приедут через два часа с товаром! Че делать?
   В первые минуты всех охватил столбняк, и никто не решался принять на себя командование. Но зато в следующие три минуты это желание охватило всеми троими приблатненными, исключая обоссаного Власова, которому никто бы руководство теперь не доверил (да, и раньше бы тоже) и Брэда, который был вообще не из их "конторы".
   - Надо, в натуре, обоих вальнуть конкретно и американца, и прокурорского сынка! - предложил Цыпа, выхватив свой пистолет. - И сваливаем отсюда!
   - Не катит, надо цыган дождаться, типа, потолковать, прикинуть хрен к носу, а потом... что потом? - предложил несостоятельный проект, в котором запутался сам, предприимчивый Гнус.
   - Тихо, братва, ша! - громко вступил в разговор Бездельник, пошевелив единственной извилиной. - Мы сейчас посадим Фофана обратно, как будто он живой, а потом придут цыгане и мы... тогда...
   Никто никого не слушал, все кричали наперебой, предлагая одну вещь глупее другой и, наконец, устали. Брэд поднялся, отошел к стулу и сел на него. Бежать было глупо - догонят и пристрелят. Оставаться в одной компании с ними было тоже глупо, но выбора у американца не было.
   - Опа! Братва! Придумал! - воскликнул Гнус. - Мы Фофана спрячем в чулане, а цыганам скажем, что он заболел, что у него это... воспаление легких... или коклюш. Ну, в натуре, не важно. Че, они нас в рожу знают. Они нам дурь, мы им бабки и все в ажуре.
   - Тихо, ты, расчирикался, - прикрикнул на него Цыпа, - тут, бля, два плевка, которым еще в подгузники надо рядиться. Особенно этот американец!
   - Он не жилец, - сказал Бездельник, - а обоссанец нас не сдаст, а то мы расскажем, кто Фофана завалил, в натуре, Мокрые Штаны?
   - Че вы обзываетесь? - заныл Власов. - Меня папа все равно выгородит! Он меня откупит! Мой папа... он... прокурор...
   - Папа выгородит тебя, - кивнул Цыпа, - если, в натуре, еще увидит живым. Ты, че, типа, не врубаешься, сосунок, какого человека ты завалил? Ты смотрящего за областью завалил! Тебе хана!
   - Ладно, хер с ними, - вмешался Гнус, - нам надо думать, как с цыганами быть. Короче, мы их встречаем, базар-вокзал, принимаем товар и отдаем бабосы.
   - А где бабосы? - спросил Цыпа.
   - В сейфе! - ответил Бездельник.
   - А код, какой у сейфа? - с тревогой спросил Гнус.
   - А хрен его знает, - ответил Бездельник, - его Фофан закрывал. Мне он кода от сейфового замка не сказал.
   - Во, попали! - схватился за голову Цыпа. - Фофан убит, кода мы не знаем, два фраера тут светятся, бабки в сейфе закрыты! Цыгане едут сюда с тридцатью килограммами героина, а мы тут сидим, как обосранные!
   - Не убивайте меня, помогите мне, - в голос заплакал Власов, - я вам век благодарен буду. Я у папы один, он вам за меня, сколько захотите денег даст. Пожалуйста, милые бандиты-и-и-и....
   - Закрой хайло! - прикрикнул Гнус. - Не до тебя, чмыреныш!
   - Если послушаете меня, - предложил Брэд, - я вам помогу и самим выпутаться и этого парня отмазать. Деньги сохранить и наркотики себе оставить.
   - Ты че? Ты кто такой? Да, я тебя уморщу! Ты все равно покойник! - взмахнул рукой Бездельник.
   - Отвали от него, - прикрикнул на громилу Гнус, - пусть бакланит, хуже не будет. Может это ему и зачтется перед смертью? Хотя, чего он может придумать, эти американцы такие тупые!
   Брэд не стал вступать в перепалку относительно граждан своей страны и их умственных способностей, а поведал такой план, который начал с вопроса:
   - Сколько будет цыган?
   - Трое, - ответил Гнус, - Борзый, Гнедой и Чалый. Это я точно знаю.
   - Это что лошади что ли? - не понял Брэд.
   - Нет, тупой американец, это клички, имена их, да хер ли тебе объяснять? - вспылил Гнус.
   - Их надо всех сразу расстрелять, - продолжил Брэд, - сможете?
   - Ой, бля, в натуре, умник! - воскликнул Цыпа. - Нас потом свои же подвесят за яйца!
   Брэд не обратил внимания на слова Цыпы и сказал:
   - Потом нужно будет вложить мой пистолет, из которого этот, который описался, убил Фофана в руки главного цыгана. (Власов в этом месте заскулил, как щенок) Вы все скажете своим потом, что цыган с порога убил Фофана и вам пришлось стрелять в них.
   Власов понял, что американец предложил для него стопроцентное алиби и воспрял духом. Гнус почесал голову и произнес:
   - А че, типа, в натуре, баклан американский дело говорит. Не надо будет объясняться пред братвой, что Фофан так подлянски "озяб". Хреново авторитету сдохнуть от случайной пули сопливого щена. В падлу, я бы сказал. А тут героическая смерть от руки предателей цыган. Я, братва, их так ненавижу!
   - А вдруг не мы их, а они нас перестреляют? - спросил Цыпа.
   Власов, который понял, что у него есть шанс реабилитироваться, воскликнул:
   - Они не успеют! Нам сыграет на руку фактор неожиданности!
   - Ты, Фактор Неожиданности, заткнись! - сурово пробасил Бездельник. - А то сейчас сам сыграешь в ящик! На хера тебя только Фофан сюда притащил пред самой сделкой?
   - Мой папа прокурор всей области, - напомнил Власов.
   - Имел я твоего папу в рот, - ответил Бездельник, которому неведомы были тонкости иерархии клана, поскольку он сам играл в нем роль пушечного мяса.
   Власов представил, как Бездельник имеет его папу в рот, и чуть не заплакал от обиды. Гнус спросил у американца:
   - А деньги как мы достанем из сейфа?
   - Потом достанете, - ответил американец, - главное, чтобы наркота при вас осталась, и алиби было, что вы не первые начали стрелять.
   - Слушай, фраер, ты кто такой? - спросил Цыпа. - Ты не мент, случаем?
   - Я родом из Чикаго, - ответил Брэд, - мой прадедушка был знаменитым гангстером. Мне рассказывал отец...
   - Ладно, сказочник, - перебил его Гнус, - посидишь пока в кладовке, а мы попробуем код подобрать к сейфу.
   Он схватил Брэда за лацканы куртки и запихнул в кладовку с бочками, из которых воняло той самой гнилой капустой. Через минуту к нему же поместили и тело покойного Фофана. Дверь захлопнулась, и Брэд оказался в полной темноте.

13

   Вскоре глаза привыкли, и Брэд увидел тонкую полоску света, пробивающуюся сквозь дверь. Падала она на покойного Фофана, лицо которого теперь выражало безмятежность и скуку. Снаружи продолжались попытки открыть сейф с наличкой. Судя по крикам и матам, особым успехом они не увенчались, и едва не кончились дракой. Сколько времени Брэд просидел в кладовке он не осознавал. Часы были на руке, а руки были крепко затянуты кожаным ремнем. От запаха гниющей капусты стало поташнивать. Кроме этих неудобств была и еще одна. Взгляд Брэд то и дело останавливался на трупе Фофана. Соседство с покойником радости душе не добавляло, но и отвести взгляд никак было нельзя, слишком мало было места в кладовке, тем более что Брэд сидел зажатый двумя большими бочками.
   Он слышал, как снаружи бандиты пробовали различные комбинации цифр, как кто-то из них додумался предложить попробовать ввести дату рождения Фофана. Но, к несчастью, никто не мог вспомнить эту самую дату. Помнили только, что день рождения у него в апреле, но когда точно бандиты не знали. Стали действовать наугад, но и из этого ничего не вышло. В это время Брэд от нечего делать рассматривал труп Фофана, и думал о том, что, может быть, скоро он будет выглядеть так же.
   И вдруг взгляд его привлекла какая-то татуировка, сделанная с внутренней стороны запястья и ставшая видимой из-за того, что рукав задрался. Там была написана короткая фраза. Брэд силился ее прочитать, и понял, что это не фраза, а набор цифр и это не татуировка, а нечто, написанное ручкой. Брэд осторожно приподнялся, приблизился к покойному и внимательно всмотрелся в надпись, которая гласила: "32164". Пятизначный код от сейфа был записан на руке Фофана, который, зная собственную забывчивость, написал для памяти на запястье эти цифры. Брэд торжествующе усмехнулся и сел на свое место между бочками. Осталось только молится богу, чтобы остаться в живых
   Бандиты, накрутившись колесиками кодового замка, не солоно хлебавши, бросили возиться с сейфом и стали готовиться к визиту цыган. Командование пытался взять на себя Гнус, но Бездельник ему перечил, а Цыпа перечил им обоим. Поэтому они никак не могли достигнуть договоренности о том кому, где находиться, кому дать команду стрелять в цыган. Власов, пытаясь реабилитироваться, тоже попросил оружие, сказав, что он умеет палить из пистолета.
   - Это мы видели, - хмуро пошутил Гнус, но все же решено было, что Валера получит ствол Фофана, потому что лишний стрелок не помешает.
   Поскольку в перестрелках им ранее не приходилось участвовать, больше просто били морды, и то не в честной драке, а трое на одного, то и стратегию предстоящего сражения вырабатывать стали безграмотно. Опять возник спор, который перерос в ссору и чуть не закончился перестрелкой еще до прибытия цыган. Все это происходило оттого, что каждый из бандитов хотел командовать и не хотел подчиняться. А, как известно, когда в товарищах согласья нет, на лад их дело не пойдет. Каждый из них хотел сесть за стол на место авторитета и ответить на вопрос цыган: "Где Фофан?":
   - Я вместо него!
   Никак не уступая друг другу, как упрямые ослы, они дождались, что во двор въехал грузовик с цыганами. Воспользовавшись всеобщим замешательством, место за столом Фофана занял Гнус и стал махать руками, призывая к полной боевой готовности. Бездельник и Цыпа встали по бокам, а Валера, который уже приобрел мертвецкую бледность и приступы тошноты, едва держался на ногах от страха. Он уже жалел, что его не посадили вместе с американцем в кладовку.
   Дверь отворилась и зашли трое смуглых черноволосых мужчины, все в красных рубахах и в расшитых золотом черных жилетах. Казалось, это приехал с гастролями цыганский ансамбль "Ромэн", но на самом деле это были наркоторговцы Борзый, Гнедой и Чалый. Русские бандиты приняли деланно невозмутимый вид, пряча за спиной свои заряженные пушки. Борзый сразу заметил отсутствие главаря бандитов Фофана и сильно трясущиеся губы какого-то бледного малолетки. Чутье подсказало ему, что что-то тут не так.
   - Где Фофан? - спросил Борзый, как по сценарию.
   Но тут случился прокол. Бандиты, так и не договорившись между собой, ответили хором:
   - Я вместо него!
   Даже Валера тоненьким голосом пискнул после всех:
   - Я вместо него... - и сам испугался.
   Этот нестройный и глупый ответ еще более насторожил цыган, а в ряды бандитов внес смятение и сумятицу. Далее тянуть с разборкой было нельзя, промедление было смерти подобно и тогда решительный Гнус воскликнул:
   - Сдохните, падлы!!! - и выхватил из-под стола свой пистолет.
   Получилось не очень эффектно, потому что он, выстрелив в Борзого, позорно промазал и попал в стену. А ведь хотелось сразу же завалить главаря цыган пулей в лоб. Но пуля прошла сантиметрах в десяти от его головы. После этого выстрела свои "стволы" выхватили и Бездельник с Цыпой. Но приехавшие цыгане, как показалось Брэду через щель в двери, были готовы к такому обороту дела. Гнедой, который был в длинном черном не по сезону плаще поверх своей красной рубахи, быстро выхватил из-под полы автомат Калашникова и одной очередью уложил всех - и Гнуса, и Цыпу, и Бездельника. Но до этого Гнус успел все-таки выстрелить один раз и завалить наглухо Чалого, пистолет которого зацепился за что-то в штанах и не хотел вылезать наружу. Кроме того, случайной пулей из ствола Бездельника был ранен сам Борзый. Цыпа был убит еще до того, как успел нажать на курок своего ТТ.
   Самым жалким уродом выглядел скорчившийся в углу и воющий сын прокурора. Он даже не пытался вытащить свой пистолет, а сразу же сел на попу и закрыл голову руками. Цыгане быстро и нервно перекидывались гортанными фразами. Они убедились, что бандиты мертвы и тогда Борзый подошел к рыдающему Валере.
   - Эй, ты, - он пнул его под зад, - где Фофан?
   - Он у-убит, - заикаясь простонал Власов, - дяденьки не надо...
   - Где баксы за товар? - спросил цыган, не интересуясь более судьбой местного авторитета.
   - В сейфе, - сказал Власов, - они закрыты... не убивайте меня...
   Борзый посмотрел на сейф и приказал Власову:
   - Говори код.
   - Я не знаю-ю, - завыл Валера, - мы сами хотели открыть его, но не получилось. Код знал только Фофан. А мы не знаем...
   Борзый с силой пнул Власова по ребрам.
   - Ой, ой, ой, - застонал сын прокурора, - как больно, не надо, я вас прошу...
   - Говори, код!!! - приказал Борзый.
   - Ой, не знаю я, не знаю, - стенал Валера и цыганский авторитет понял, что щенок и, правда, не в курсе этих дел.
   Он смягчился и спросил у воющего юноши.
   - Слушай, а ты кто такой? Что ты тут делаешь?
   - Я Валера Власов, сын прокурора области, - окрыленный надеждой на спасение доложил обоссанец, - я тут случайно оказался. Я ничего не знаю, и вас я не видел. Мне нет до этого дела.
   - А, - понятливо кивнул цыган.
   Он поднял руку с пистолетом и одним выстрелом в голову застрелил сына прокурора. Валера Власов сполз по стене, оставляя кровавый след, и завалился на бок. После этого его персона перестала кого-либо из присутствующих интересовать. Цыгане что-то гортанно загорланили по-своему, махали руками, указывая то на трупы, то на сейф, потом вынесли покойного Чалого из комнаты, очевидно в свой грузовик и вернулись обратно. Они долго стояли возле сейфа, крутя кружочки замка, потом стучали по нему, пытались его поднять и тащить. Безуспешно. После этого подогнали машину вплотную к дверям, протянули трос, чтобы зацепить и вытянуть наружу. Длины троса не хватило. Брэд осторожно наблюдал за попытками цыган вскрыть хранилище с деньгами сквозь маленькую щель в двери.
   По жестам он понял, что наркоторговцы собираются сейф взорвать, только им взрывать нечем. Надо ехать за взрывчаткой. Гнедой предложил (тоже, судя по жестам) сейф сверлить. Цыгане стали искать инструменты и Борзый направился к кладовке. В мановение ока Брэд бесшумно оказался в самом дальнем углу ее за бочками. Борзый отодвинул тяжелый металлический засов, которым был заперт Брэд, сморщился от ударившего в нос запаха гниющей капусты и увидел труп Фофана. Он вскрикнул от удивления, вытащил его за шиворот наружу. Дверь за собой на внешний засов не закрыл, за что Брэд мысленно поблагодарил его. Иначе бы сидеть ему в кладовке с капустой, пока сам не загниет.
   Поиски цыганами каких-нибудь инструментов, могущих пригодиться во вскрытии сейфа, ни к чему не привели. Нашлась старая ржавая пила и молоток без ручки. На набор медвежатника это не было похоже, и все это барахло закинули в угол. Цыгане минут пять постояли над трупом Фофана и решили быстро съездить в город, купить дрель и высверлить замок в сейфе. Этого Брэд понять не мог, потому что говорили они по-цыгански. Но все же он догадался, что наркоторговцы собираются куда-то ехать, судя по тому, что они изъяли ключи от машины из кармана Фофана. Брэда удивило, что цыгане бесстрашно бросают здесь машину, набитую наркотиками, но еще более он был бы удивлен, узнав, что никаких наркотиков в машине нет.
   Этим фактом и объяснялась готовность цыган быстро вступить в бой с компанией Фофана и тот факт, что за полминуты были убиты наповал все три бандита - Гнус, Бездельник и Цыпа. А случилось вот что. Цыган Борзый с компанией имел неплохой бизнес в Таджикистане, где его партнер руководил сельскохозяйственным кооперативом по выращиванию капусты. А в еще не закрывшиеся листья кочанов заранее специальные люди укладывали пакетики с героином. Потом, когда капуста подрастала, листья крепли и надежно укрывали внутри кочана наркоту. А Борзый беспрепятственно провозил этот груз через всю страну. То есть, сам он за рулем грузовика не ездил, для этого были наняты за три копейки безработные таджики. Цыгане следовали позади машины в неприметных "Жигулях" и были очень огорчены, когда их КАМАЗ задержали на таможне для проверки.
   Видимо какая-то сволочь сдала их товар, судя по тому, что сразу же в машину влез оперативник с натасканной собакой. "Жигули" Борзого по тихому отъехали в сторону России. А вечером в новостях показали растерянных водителей-таджиков, которые не подозревали о наличии в капусте наркоты и отгребли из-за своего незнания не маленькие сроки лишения свободы. Борзый был в ярости, потому что влетел на крупную сумму. И он решил кинуть авторитета Фофана. Он пригнал для него грузовик с самой обыкновенной свежей капустой. Далее его план был таков. Местных бандитов он хотел расстрелять, что у него получилось без труда, деньги забрать, смыться бесследно и больше на эту территорию не забредать. Россия большая, рынок сбыта для следующих партий наркотиков всегда найдется! Вот почему цыгане были готовы к атаке, но не были готовы к тому, что Фофан будет мертв, а сейф закрыт.
   Когда Цыгане уехали, Брэд вылез из своего убежища и осмотрелся. Комната, где произошли кровавые разборки, оказалась пристройкой к большому и пустому овощному складу. И все же Брэд нашел, что искал - ту самую старую пилу. Он вставил ее в щель в полу и уже через десять минут освободил свои ремнем связанные руки, перерезав его. Еще минут пять он разминал кисти, ожидая когда к ним возвратится подвижность суставов. Почувствовав мелкие уколы в пальцах, сразу же кинулся к сейфу и набрал заветный номер "32164", виденный им на запястье у мертвого Фофана.
   Замок щелкнул и тяжелая дверца отворилась. Там в чреве стального монстра покоилась упитанная спортивная сумка. Брэд вытащил ее на свет, расстегнул замки и присвистнул. Она полна была новеньких баксов, уложенных стройными рядами. Американец застегнул сумку, забрал свой револьвер, лежащий во внутреннем кармане куртки покойного Гнуса, вытер его полой той же куртки от крови и положил в специальный кармашек в своем ботинке. Далее он забрал ключи от машины, на которой его привезли сюда у Цыпы, вышел на крыльцо, сел в автомобиль, завел его и тронулся с места. Он ехал минут десять по грязной проселочной дороге мимо заброшенных ферм и элеватора, выехал на насыпь и там нос к носу столкнулся с едущими ему навстречу цыганами в BMW убитого Фофана. Брэд спокойно уступил им дорогу и поехал себе дальше.
   - Слушай, ромалэ, а откуда этот он едет? - спросил сидящий за рулем Гнедой у обернувшегося назад Борзого с перебинтованным предплечьем.
   - Это машина, которая там стояла во дворе овощехранилища, - сказал Борзый, - разворачивайся, догоним его быстро!
   - Эй, откуда он еще взялся на нашу голову! - ругнулся Гнедой и быстро закрутил руль, разворачивая машину в обратном направлении.
   Брэд оглянулся по дороге и, увидев, что его преследует "БМВ", что было силы, нажал на газ. Но его "железный конь" сильно уступал и в скорости, и в маневренности автомобилю преследователей. Поэтому цыгане вскоре стали настигать машину Брэда. Дорога, по которой шла погоня, представляла собой подобие болота и проходила мимо каких-то полузаброшенных строений, то ли сельскохозяйственного, то ли промышленного предназначения. Машины елозили по грязной дороге и ревели моторами, разрыв между ними то сокращался, то снова возрастал.
   Борзый выругался по-цыгански, используя русский мат, обернулся и схватил лежащий на заднем сидении автомат Калашникова. Он высунулся в окно и нажал на курок. Пули взрыхлили землю в сантиметрах от колес машины Брэда, он резко повернул руль вправо, уходя от выстрелов, въехал на травянистый бугорок и с ходу врезался в стояк большой водонапорной башни. Сама эта башня напоминала по контурам Эйфелеву стой лишь разницей, что наверху ее находилась трехтонная цистерна с водой.
   К удивлению Брэда стойка башни, в которую он врезался на полном ходу, с легкостью выскочила и отлетела в сторону. Не видя ничего, что дальше происходит с башней, он снова нажал на газ и выскочил на дорогу. В это время БМВ цыган притормозила, дабы дать Борзому как следует прицелиться. Слишком поздно они заметили, что лишенная одной ноги башня сначала медленно накренилась, а потом все стремительней стала опускаться как раз в направлении их машины. Борзый, который целился, увидел странную огромную тень над головой, вскрикнул и толкнул Гнедого в плечо.
   Но было уже поздно. Словно огромный молоток трехтонная цистерна опустилась точно на крышу автомобиля, раздавив в лепешку тех, кто в ней находился. Удар был настолько сильным, что сама цистерна смялась, порвалась, из нее с шумом хлынула вода, залив машину по самую крышу. Это было не удивительно, ведь крыша БМВ теперь находилась на уровне десяти сантиметров от земли, а сама машина походила на свежеиспеченный блин. Вокруг мгновенно образовалась огромная лужа, которая приобрела бордовый оттенок от крови раздавленных цыган. Позорная и бесславная смерть для крутых наркодельцов, но что поделаешь, смерть способ прихода не выбирает по заслугам и трудовым достижениям.
   Из ворот, шатаясь выбежал полупьяный сторож и увидев ужасную картину смачно выругался в три этажа. Когда поток его красноречия иссяк, то он взмахнул руками и произнес:
   - Ведь говорил я начальству заменить балку, а они, нет, мол, простоит сто лет. Вот, простояла...
   Чтобы разъяснить читателю, отчего так легко удалось машине Брэда сокрушить многотонное строение нужно сделать небольшое отступление в нашем рассказе. Водонапорная башня когда-то принадлежала местному совхозу, который соответственно разорился, но поблизости находились какие-то склады, купленные за бесценок каким-то бизнесменом. На складах нашлось подходящее помещение и предприниматель устроил там сауну, благо рядом было озерцо и все это находилось на том самом оптимальном расстоянии от города, когда и ехать недалеко, а надоевшая жена не припрется, и не увидит, как бизнесмен парится в бане с молодыми сисястыми девками.
   Естественно, что этот предприниматель не заботился о сохранении материальной базы своей собственности и поэтому когда у водонапорной башни проржавела одна из стоек он приказал подпереть ее обыкновенным таврошвеллером, даже не позаботившись о том, чтобы это соединение заварили сварщики. И, тем не менее, продолжал приказывать набирать для бани в цистерну под завязку воды. Сторож, человек, хоть и пьющий, но с опытом, говорил, что башня скоро рухнет, но хозяин только отмахивался. У него и без башни забот хватало. Своя "башня" могла скоро рухнуть, так что о водонапорной заботиться было некогда.
   Поэтому хватило хорошего удара, чтобы выбить подпорку и вся эта махина упала прямехонько на крышу злобных преследователей нашего знакомого американца. Недоверчивый читатель тут возможно возопит, что, мол, слишком уж это все непохоже на правду. Почему башня не упала в метре от машины или позади нее. Почему именно на крышу? Не знаю, дорогой читатель! Я сам задаю себе вопрос, почему иногда падает с крыши сосулька и попадает прямо на голову прохожему? Ни раньше, ни позже падает, а именно когда он проходит, и не тому прохожему пробивает череп, а именно этому.
   Или, например, подвыпивший хулиган идет с намереньем кого-то прирезать, уставший от своей никчемной жизни. И вот у него в подворотне нечаянно развязывается шнурок. Пока хулиган его завязывает, Вася Жупиков проходит мимо, а Коля Шурупиков попадает прямехонько в лапы к хулигану и с пропоротыми кишками отправляется в морг. А почему не Вася? Из-за шнурка? Нет, из-за закономерности, которая давно выстроена и работает бессбойно, в отличие, например, от компьютерной системы Windows. А кто придумал эту закономерность, это уже вопрос другой книги. Богословской.
   Американец услышал позади страшный грохот, но притормаживать не стал, а лишь еще больше вдавил в пол педаль газа. Через полчаса он бросил машину в небольшом лесочке, вышел на дорогу, которая вела в город, на попутке за сто долларов (меньше у него не было) доехал до города, а там на трамвае до места своего проживания. Здесь, поняв, что американцу не грозит больше ничего, вернемся к сыну Андрея Никитина, готовому к исполнению своего кровавого возмездия.

14

   На следующий от описываемых событий день, Егор ровно в семь часов утра появился на чердаке дома в том самом месте, откуда он намечал сделать свой выстрел в губернатора. Чердачные голуби встретили его как старого приятеля дружным воркованием. Но и Егор в долгу не остался, он принес им два батона свежего хлеба, купленного по пути в круглосуточном магазине. Покрошив голубям еду, он достал из вентиляционной шахты накануне там спрятанную винтовку, тщательно протер оптику, выставил градуировку дальности на шестьсот метров. Он рассчитал эту цифру по теореме Пифагора, сначала измерив шагами расстояние от стены дома до места предполагаемой высадки Боброва из машины, потом приблизительно рассчитал высоту дома и по формуле высчитал расстояние до цели. Сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы.
   Голуби быстро склевали хлеб, некоторые выпорхнули наружу и улетели по своим делам, некоторые остались сидеть на чердаке. И только теперь Егор понял, что выстрелом он вспугнет голубей, они взлетят, и охранники Боброва сразу поймут, откуда произведено убийство. Что ж, нужно было подумать об этом раньше, теперь просто придется быстрее уходить. Так друзья-голуби невольно сдадут его врагам.
   Егор глянул в оптический прицел. За стеклянными дверьми прохаживался охранник мэрии, он зевал и ежеминутно поглядывал на часы. Его смена кончается только после того, как прибывает губернатор. Если губернатор запаздывает, то охранник не уходит, а ждет уже со своим сменщиком, когда же приедет "папа". Эти детали Егор знал, потому что уже долго наблюдал за ними. Он даже помнил всех охранников мэрии в лицо. Бобров обычно приезжает раньше, чем в мэрию начинают стекаться служащие. На площади пусто, потому что по периметру здания постоянно курсирует милицейский патруль в лице двух человек. "Завалить" Боброва не составит труда, если не вмешаются неожиданные внешние обстоятельства. Какие? Да, никаких не должно быть! Ни дождь, ни ветер, ни даже снег не помешают Егору сделать этот выстрел.
   Он отодвинул глаза от прицела, чтобы дать им отдохнуть и взглянул на часы. Половина восьмого. Еще через полчаса губернатор прибудет. То, что он вернулся из Парижа, Егор знал точно из вечерних региональных новостей. Не захочет ли Бобров взять отгул? Вряд ли, ведь пока его не было, наверняка, скопилось множество дел, которые нужно было срочно решать. Во всяком случае, Егор не уйдет отсюда, пока не сделает того, что задумал. У него с собой было два больших пакета чипсов и бутылка лимонада. С голоду не умрет, туалет за любой из колон. Будем ждать.
   Время, как назло тянулось очень медленно. Подъехала какая-то "Волга", Егор на всякий случай напрягся и прицелился. Но из нее вышел худой и лысый дядечка с пухлой высокой женщиной. Это был не Бобров, да и в женщину ему переодеваться пока, вроде бы, ни к чему. Егор приготовился ждать. Подъехала еще одна машина, но из нее тоже вышел не губернатор, а черноволосый и невысокий человек. Ладони Егора предательски потели, пульс участился раз в пять. Так казалось, потому что удары сердца четко слышались в горле, и голова слегка кружилась. Все-таки когда не каждый день идешь убивать, то волнуешься, как артист перед выходом на сцену. Егор старался не напрягать правую руку, дал ей отдохнуть, обтер пальцы платочком. Он не заботился о том, что оставит отпечатки. У него будет время их стереть. Он все рассчитал.
   Егор снова взглянул на часы. Прошло всего десять минут. Но расслабляться было нельзя, потому что пару раз Бобров приезжал чуть-чуть раньше. Без пяти восемь или без семи. Чтобы скоротать время Егор стал напевать песню, которая крутилась в голове. Голуби успокоились и тихо курлыкали, сидя на своих жердочках. Они совсем не боялись Егора. Да, они вообще не боялись людей. Днем ходили под их ногами на площади и клевали с ладоней предложенные крошки от булок. Егор, увлекшись голубями, едва не прокололся. К мэрии подкатил джип губернатора. Стрелок быстро прильнул к прицелу и замер.
   Сначала выскочил телохранитель, который сидел рядом с водителем и побежал открывать дверь. Из приехавшей черной "Волги" выскочили еще трое, чтобы прикрыть Ивана Петровича живым щитом. Обычно это было нужно, чтобы отгородить губернатора от нежелательных просителей, которые могли подкарауливать Боброва в этот ранний час со своими мелкими просьбами в заботе о своей никчемной судьбе. Ни от кого другого губернатора охранять не приходилось, потому что город безраздельно принадлежал ему.
   Вот уже показалась над крышей салона голова губернатора, Егор быстро поймал ее в прицел. Ни капли жалости не было в его сердце. Этот человек убил его отца, лишил Егора возможности продолжать обучение в Штатах и всего наследства. Губернатор встал во весь рост, он повернулся к Егору полубоком, перекрещение линий прицела сошлось точно на его виске. Еще секунда, он шагнет в сторону и его закроет телохранитель. Сейчас или никогда. И Егор нажал на курок.
   В этот же миг, еще до выстрела что-то тяжелое опустилось на дуло винтовки, из ствола вылетел огонь и грохот, но прицел под тяжестью уже съехал вниз и пуля пробила всего-навсего колесо джипа. Егор открыл второй глаз и увидел, что испуганный голубь, вместе со своими собратьями взметнулся с его винтовки наверх в небо. Это он пред самым выстрелом сел на ствол! Тоже нашел палочку для сидения! Егор разозлился и попытался прицелиться еще раз. Бесполезно! Охрана, услышав выстрел, уже утащила Боброва внутрь. Двое бежали по направлению к дому, где на чердаке засел Егор.
   Он быстро протер винтовку, скинул ее в вентиляционную шахту, заложил кирпичами дырку и рванулся по чердаку в противоположную часть дома, затем по лестнице подъезда вниз к парадной. Охранники уже обогнули дом и, как и следовало ожидать, бежали к тому подъезду, над которым находилось чердачное окно, из которого стреляли. Егор дождался пока они вбегут в подъезд, сам вышел и быстрым шагом направился по заранее проработанному маршруту.
   Через полчаса он был уже в квартире, которую они сняли с дядей Гариком. ДГ, который сам только что вернулся из поселка, где нагуливал свое алиби, увидев на пороге племянника со скорбным выражением лица, нелепо засуетился вокруг. Егор прошел в большую комнату, плюхнулся на диван и уставился в телевизор.
   - Ну, что? - волнуясь, спросил дядя Гарик. - Как... это... ну, что?
   - Я промахнулся, - неохотно ответил Егор.
   Дядя Гарик помолчал, сел на стул, потом встал со стула, прошел к окну и вздохнул.
   - Ну, ничего, не расстраивайся, - сказал он, - тебе волнение помешало, наверное. Все-таки в первый раз такое дело...
   - Голубь мне помешал, ДГ, - ответил Егор, - а не волнение. Голубь сел на ствол во время выстрела.
   - Какой голубь? - не понял дядя Гарик. - Птица мира, что ли?
   - Да, она самая, - кивнул Егор, - птица мира. Обычный голубь...
   - Белый? - серьезно спросил ДГ.
   - Что "белый"? - не понял Егор.
   - Голубь был белым? - спросил дядя Гарик.
   - Нет, не белый, обычный сизый голубь, - ответил Егор и усмехнулся, - самый стандартный голубь, каких тысячи.
   - В этом есть определенный знак, - сказал дядя Гарик, покачав пальцем.
   - Ты, что, ДГ, думаешь, это было знамение? - с иронией спросил Егор.
   - Зря ты так хихикаешь, - ответил дядя Гарик, - просто так в этом мире даже волос с головы не падает. Все просчитано. Так что, может быть, это не знамение, а предупреждение. Бог не хочет, чтобы ты становился убийцей.
   Дядя Гарик перекрестился по православному и стал губами читать молитву "Отче наш". Егор долго смотрел на него задумчиво и, наконец, произнес:
   - Что ж, ДГ, может быть, все это и к лучшему. Хорошо, что я не попал. Меня тогда как осенило и в голову пришел немного другой план как отомстить Боброву. Мы пойдем другим путем, как говаривал незабвенный революционер Володя Ульянов своей матери по поводу смерти брата-цареубийцы.
   - Что ты еще придумал? - нахмурился дядя Гарик.
   - Да, есть у меня одна мысль, - таинственно произнес Егор, - завтра пойду попробую проверить ее дееспособность, а если получится, расскажу тебе. Да, не хмурься ты, это не опасно.
   - Тебя никто не заметил, когда ты уходил? - спросил ДГ. - Может быть, тебя уже ищут, а ты собрался идти куда-то.
   - Это мы сейчас выясним, - ответил Егор и включил телевизор.
   Сообщения о покушении на губернатора не пришлось долго ждать. Горестным тоном ведущая областных новостей сообщила, что какой-то "подонок", как она выразилась, стрелял сегодня утром в любимого всем населением области губернатора Боброва. Она похвалила работу спецслужб, которые сумели спасти жизнь губернатору, и после этого по телевизору сообщили приметы подозреваемого, которые совершенно не подходили под описание Егора.
   - Вот видишь, ДГ, - довольно сказал Егор, - они даже приметы не мои передают. Работнички невидимого фронта...
   - Преждевременно ты развеселился, - сказал ДГ, - эта информация может быть ловушкой для лопуха. Специально для тебя. Ты посмотрел в телевизор, увидел, что ищут не тебя, и спокойно вышел на улицу. А у милиции в руках другой фоторобот и ориентировка, чем тот, что нам показали. И тебя цап-царап и поймали! И отправили киллера-неудачника в зону. Ты этого хочешь?
   - Да, ДГ, в мудрости тебе не откажешь, - согласился Егор, - может быть, ты и прав. Придется маскироваться.
   - Не хочешь рассказать, что ты придумал? - предложил дядя Гарик. - И вместе решим, что делать дальше.
   - Ну, хорошо, - согласился Егор и поведал ДГ свой план.
   На следующее утро Максим, бывший юрист Никитина, а ныне безработный уныло сидел на скамеечке в парке, наблюдая за тем, как его дочь копается в песочнице маленьким синим совочком. Грустные мысли печалили светлое чело юриста - его никуда не брали на работу. Нет, никто не говорит о том, чтобы его взяли адвокатом или юрисконсультом. Его не брали никуда даже дворником. Ему отказывали даже в тех конторах, где требовалось ходить с товарами и продавать лечебные травы или косметику. За время, пока он лежал в больнице его семья, состоящая из жены и маленькой дочки, влезла в огромные долги, чтобы купить лекарства папе, чтобы нормально кормить его в больнице, где бесплатно давали только пустой бульон. Даже белье нужно было приносить с собой, не говоря уже о лекарствах, питании и знаках "внимания" для врачей, которые выражались в весьма некислых долларовых суммах.
   Поэтому, выйдя из больницы, Максим поспешил найти работу, но столкнулся с невероятным противодействием, которое явно было кем-то подстроено. Он понял, что тогда, когда противостоял в суде противникам Никитина, вступил в борьбу с мощными силами, которые, не пожелав раздавить его насмерть в автокатастрофе, медленно толкали на грань нищеты и последующего самоубийства. Выход из ситуации был. Нужно было уезжать не только из этого города, но из этой области, а лучше из этой страны. Но даже на первый вариант не хватало средств. И куда ехать и где могли бы принять тоже не было такого места. Эти мысли приводили Максима в ужасное отчаяние, и он даже не заметил, когда к нему на скамейку подсел молодой человек.
   - Привет, - сказал незнакомец.
   Максим оглядел его с ног до головы, но под большими темными очками и надвинутой на брови бейсболке, не узнал лица. Незнакомец понял это, снял свои очки, и Максим сразу же узнал в этом парне сына Андрея Егоровича Никитина.
   - Привет, - хмуро ответил Максим, - мне показалось, что мы уже обо всем договорились. Что ты не будешь ко мне подходить. У меня могут быть неприятности.
   - А у тебя итак их выше крыши, - ответил Егор, - ты на работу не можешь устроиться, ты с семьей хочешь уехать куда-нибудь, да только денег нет.
   - Откуда ты знаешь? - спросил Максим.
   - Я поговорил с твоей женой, - ответил Егор.
   - Вот болтушка, - нахмурился Максим, - жалуется первому встречному.
   - Просто, я умею расположить к себе людей, - сказал Егор.
   - Со мной этот номер не пройдет, - ответил Максим, - не забывай, что я юрист. Между прочим, был неплохим...
   - Почему же тебя никто не берет на работу такого хорошего? - спросил Егор.
   Максим понял, что Егор зацепил за ниточку и хочет вытащить из него что-либо, что он знал, хитро, но грустно улыбнулся и ответил:
   - Это уже не твое дело.
   - А может быть, я тебе хочу работу предложить? - спросил Егор.
   - Ты? - усмехнулся Максим. - У тебя в этом городе никаких перспектив. Твой отец впал в немилость, а значит и тебе подняться не дадут. Тем более у тебя и денег-то нет, чтобы что-то начать. Твоих двадцати тысяч, которые тебе отец оставил на то, чтобы офис нормальный снять не хватит.
   - Ты и про деньги в курсе? - удивился Егор.
   - Я про многое в курсе, - ответил Максим, - да, только говорить ничего не буду, потому что у меня маленькая дочка в песочнице, вон, играет и жена наивная, но я ее люблю. И сам я еще пожить хочу.
   - Давай так договоримся, - предложил Егор, - ты мне говоришь, что знаешь, а я тебе заплачу, сколько скажешь.
   - Слушай, ну, сколько можно объяснять, - с раздражением ответил Максим, - меня все твои двадцать тысяч не спасут, если ты их мне обещаешь. Потому что у здешнего клана длинные руки. Они все равно узнают, что я тебе все рассказал, потому что тебя, рано или поздно поймают, подвесят вниз головой и ты им все расскажешь.
   - А стоит ли твоя информация столько, на сколько ты торгуешься? - спросил Егор.
   - Я не торгуюсь, - ответил Максим, - я просто объясняю тебе. А если бы я не уважал твоего отца, то послал бы тебя куда подальше и все тут!
   Егор, ни слова не говоря, поставил себе на колени большую спортивную сумку и резким движением расстегнул замок. Оттуда выглянули ровные упакованные пачки стодолларовых банкнот. Максим застыл завороженный. Если принять во внимание тот факт, что он был на мели настолько, что у него не было даже ста рублей, а знакомые уже не хотели ссуживать ему ни копейки, и дома нечего было даже поесть, то груда долларов ввела его в состояние легкого озноба. Егор молчал и любовался произведенным эффектом.
   - Ты что, национальный банк США ограбил? - спросил он, наконец.
   Егор не ответил на этот вопрос не в тему и спросил:
   - Так я хочу знать, есть ли у тебя что-то, что поможет мне наказать убийцу отца? Какие-то вещи, за которые его можно будет зацепить очень плотно?
   - У меня... - растерялся Максим. - Я... но что ты будешь делать с этой информацией если, положим, я тебе ее передам?
   - Пусть тебя это уже не беспокоит, - сказал Егор, - я распоряжусь ей как надо. Меня интересует достоверная информация с документами и данными. И я готов за нее платить. Но ты сказал в прошлый раз, что все пропало из машины после аварии. Что-то мне подсказало, что ты вводишь меня в заблуждение.
   - То, что пропало из машины, это такая мелочь, - ответил Максим, - у меня есть подробная структура клана, с его иерархией, с их воровскими делами, с их махинациями.
   - Причем тут клан? - не понял Егор. - Меня интересует только Бобров.
   - Бобров, это только кнопка, на которую нажимают, когда это нужно, - ответил Максим, - губернатор послужил лишь орудием, настоящий убийца твоего отца - клан.
   - Какой еще клан? - с недоумением спросил Егор.
   Максим закусил губу, было видно, что он все-таки медлит с принятием решения - открывать ли ему Егору то, что знает только он. Потом он осторожно огляделся и, не увидев никого подозрительного, сказал:
   - Здесь в области заправляет клан, которым руководит некто Рябиновский, - сказал Максим, - это родственный клан, в который очень редко допускаются люди со стороны.
   - А Бобров? - спросил Егор.
   - Он в клане, - ответил Максим, - потому что он женат на родственнице Рябиновского.
   - Слушай, я знаю этого Рябиновского, он к нам с дядей домой приезжал, - сказал Егор, - обыкновенный задохлик.
   - Не перебивай, - попросил Максим, - я сам всю эту кухню не знал. Но был у меня друг, журналист. Он работал у этой горгоны, Смирновой, работал на клан.
   - Кто это Смирнова? - спросил Егор.
   - Эта женщина контролирует все СМИ в области, включая и кабельные каналы, - ответил Максим, - все, что печатается, говорится, пишется и показывается сначала проходит жесткий фильтр, который олицетворяет сама Смирнова и двое ее приближенных. Вот и мой друг-журналист работал в ее упряжке. Поначалу ему все это нравилось и работа, и зарплата, и даже то, что приходилось лгать в угоду кучке новых буржуа. Но постепенно он стал понимать, что народ бесстыдно грабят, и это его возмутило. Но возмутил его не тот факт, что народ грабят, а что он сам в этом не принимает участия. Он пытался присоседиться к ограблению народа, но места у кормушки оказалось мало, ему попало по носу и указано на то, что каждый сверчок должен знать свой шесток. И тогда он решил, как шакал стянуть у львов жирный кусок мяса. В течение года он собирал материал на весь клан, путем прослушивания разговоров, тайного копирования документов с ноутбука Смирновой. Собрался неплохой архив, который мог в равной степени заинтересовать как спецслужбы столицы, так и самих махинаторов. Но если в первом случае он ничего бы не поимел, то во втором рассчитывал срубить немалые деньги.
   - И что у него получилось? - спросил Егор, не понимая какое отношение имеет судьба журналиста к их делу.
   - Он пропал без вести, когда попытался шантажировать Смирнову, - сказал Максим, - он хотел получить с клана двести тысяч долларов за папку с документами.
   - Прямо, как Остап Бендер, - покачал головой Егор.
   - С той лишь разницей, что судьба Бендера нам известна, а куда делся мой друг журналист, не знает никто, - ответил Максим.
   - Может быть, он получил с них свои двести тысяч и спокойно выехал за рубеж? - предположил Егор.
   - Вряд ли, - сказал Максим, - скорее всего, его обвели вокруг пальца и он покоится где-нибудь на дне тихого пруда.
   - Почему ты так решил? - спросил Егор.
   - Его девушка ждала его после встречи, где он должен был получить деньги, и отдать документы в условленном месте и не дождалась, - ответил Максим.
   - Подумаешь улика, - сказал Егор, - он просто не захотел брать ее с собой.
   - Ты не знал их отношений, - покачал головой Максим, - он не мог так поступить.
   - Это очень трогательная история, - сказал Егор, - но я не пойму, зачем ты мне ее рассказал.
   - Дубликаты документов находятся у меня, - сказал Максим, - второй экземпляр. Он оставил его мне. На всякий случай. И должен был сообщить по электронной почте. Если бы это дело у него выгорело, то я должен был уничтожить эти документы. А если не получится, то я должен был пустить их в ход, чтобы отомстить за него и самому поживиться. Вот почему, я, имея на руках такие факты, смело бросился судиться против клана. Но тогда еще я не мог оперировать этой папкой, которую подкинул мне друг. Я ждал от него подтверждения, что все, что он задумал у него прошло успешно. Но весточки от него все не было. Тогда я изъял из папки самые безобидные факты и это был мой первый ход на суде против клана. Некозырная шестерка, но и она так взволновала представителей клана, что на меня тут же наехал этот КРАЗ. Представляешь, какую бурю вызовет весь пакет этих документов, если их достать на свет?
   - Ты меня заинтриговал, - сказал Егор, - как я могу их посмотреть?
   - Я тебе рассказываю все это не для красного словца, - сказал Максим, - я рекламирую "товар", который хочу тебе продать. Я не думал, что найдется покупатель и не решался сам начать действовать, потому что банально боялся их. Но раз тебе нужны эти документы и у тебя есть деньги, я согласен их тебе продать?
   - И сколько же ты хочешь за них? - спросил Егор.
   - Ровно столько, чтобы я с семьей мог отсюда уехать туда, где меня бы никто не нашел, - ответил Максим, - оттуда я дам тебе знать и ты можешь начать действовать.
   - И сколько это, говори точнее? - спросил Егор.
   - Сто тысяч долларов, - сказал Максим.
   - Ничего себе сумма, - усмехнулся Егор, - не дорого?
   - Не дорого, - ответил Максим, - я все подсчитал. Честно говоря, у меня был план как безопасно срубить с клана денег и еще побольше, чем я у тебя спрашиваю. Это мое ноу-хау, но, так и быть, с тобой я поделюсь. Я хотел уехать в какую-нибудь страну, где легко затеряться, да в те же Штаты и оттуда прислать лично Рябиновскому копии документов. А потом предложить ему перечислить на мой счет в тех же Штатах круглую сумму за то, чтобы я не обнародовал эти документы.
   - Почему же ты этого не сделал? - спросил Егор.
   - Потому что мне не на что доехать даже в Жмеринку к тете, не говоря уже про Штаты, - в сердцах выпалил Максим, - и потом у меня нет стопроцентной гарантии, что клан не достанет меня в Штатах.
   - Ты прав, чтобы план сработал нужно ехать в арабскую страну, - сказал Егор, - а не в Штаты, где тоже полно Рябиновских.
   - Вот ты этим и займись, а мне давай сто тысяч, - предложил Максим, - судя по сумке там у тебя ровно столько.
   - Глаз-алмаз, - удивился Егор, - мне нужны деньги на проведение этой операции, давай договоримся на восемьдесят.
   - Нет, - твердо сказал Максим, - сто и ни цента меньше.
   - Все, я ухожу, - попытался напугать Максима Егор, - и тогда ты ничего не получишь.
   - Иди, - равнодушно ответил Максим и даже отвернулся.
   Егор ждал минут пять, но от Максима не последовало никакой реакции. Дочка его играла с другими девочками в песочнице и иногда махала папе рукой. Первым не выдержал Егор.
   - Ну, хорошо, - сказал он, - я согласен. Деньги твои. Где документы?
   - Давно бы так, - довольно улыбнулся Максим и встал со скамейки.

15

   В обеденное время губернатор Бобров сидел в своем кабинете мрачнее тучи, никого к себе не допускал, трубку телефонную не поднимал. В него никогда в жизни еще не стреляли и тот факт, что сегодня его могли запросто убить, вызвал в нем жесточайший приступ депрессии. До этого случая с покушением он чувствовал себя защищенным и всемогущим, этаким полубогом, который волен делать то, что пожелает. Но оказалось, что это всего лишь фикция, миф. Он так же подвергается смертельной опасности, как и любой человек. Если не больше. Зазвонил телефон секретарши и Бобров нехотя поднял трубку.
   - Иван Петрович, к вам прокурор Власов, как вы просили, - сказала она дрожащим от волнения голосом.
   - Проси, - буркнул в трубку губернатор.
   Он действительно приказал явиться к нему лично Власову и доложить о ходе расследования покушения на свою персону. И хотя прокурор области имел весьма косвенное отношение к расследованиям, но на этот раз по приказу Боброва ему пришлось заняться этим делом вплотную. Он явился с большой папкой и постоянно утирал потеющее лицо белым платком. Усевшись за стол, разложил свои бумаги и спросил:
   - Разрешите начать?
   - Валяй, - ответил губернатор.
   Он пытался быть невозмутимым, но ноги под столом предательски подрагивали.
   - Значит, чердак мы проверили, нашли винтовку, - начал свой доклад Власов, - снайперская винтовка Драгунова с хорошей оптикой. Была спрятана в вентиляционной шахте, но наши спецы нашли металлоискателем. Преступник попытался стереть отпечатки пальцев, но по глупости одной рукой стирал, другой держал приклад. По базе проверили, такого человека у нас в картотеке нет. Будем искать.
   - Почему его сразу не поймали? - спросил Бобров. - Почему он успел уйти раньше, чем вы оцепили место? А, я вас спрашиваю?
   - Иван Петрович, снайпер не был дилетантом, - ответил Власов, - он заранее подготовил пути для отхода. Но я обещаю, что вскоре мы найдем его.
   На самом деле прокурор лукавил. Было ясно, что "работал" дилетант. В "гнезде", откуда стрелял, натоптал, оставил следов, образцов слюны и мочи, отпечатков на ручке двери. Так что даже если бы не было отпечатков на винтовке, хватило бы и этого материала. Заставить весь город поголовно писать в баночку и плевать в пробирку, конечно, милиция не могла, но по отпечаткам стопроцентно опознать преступника, можно. Нужно только поймать хотя бы штук десять подозреваемых. Говорить о том, что на губернатора покушался какой-то "самострел" было бы оскорбительно для самого Боброва. Даже киллера нормального не нашлось на такого значительного человека. Какой-то халтурщик работал, даже попасть не смог! Или не хотел! Эту мысль намекнул майор, который вел следствие, но тогда прокурор пропустил ее мимо ушей, а сейчас она поразила его, как молния.
   - Иван Петрович, - пробормотал он, - дело в том, что мне кажется, что киллер намеренно промазал и попал в колесо джипа.
   - Как так? - не понял Бобров.
   - Посудите сами, - начал присваивать Власов своему уму рассуждения, которые он услышал от майора, - СВД это винтовка разработанная специально для меткого поражения живых целей противника. Кроме того, пуля, которую мы извлекли из колеса, была тоже снайперской со стальным сердечником. У них практически нет отклонения от траектории выстрела и очень большая кучность. А промах, который дал стрелок, составил около трех метров. Это подозрительно. Если бы он целился в вас и хотел вас убить, но дал промах, то расстояние отклонения вряд ли могло быть более метра. Скорее всего, он намеренно выстрелил именно по колесу.
   - Для чего это? - спросил удивленный Бобров.
   - Наверное, для того, чтобы вас напугать, - ответил Власов, - тому, кто стрелял, а вернее, заказчику нужно было то, чтобы вы, Иван Петрович, испугались за свою жизнь. Этот выстрел, как предупреждение, что вас могут убить. Но при этом им нужно, чтобы вы оставались живы. Позвольте мне предположить, что вас кто-то склоняет к какому-то решению, от которого вы отказываетесь. И этот кто-то пытается таким образом надавить на вас.
   - Ты чего городишь? - изумился Бобров. - Кто меня может куда-то склонять? Я сам кого хочешь склоню! Никто меня ни к чему не принуждал!
   - А если, все-таки, подумать? - осторожно спросил Власов. - Тогда бы нам легче было бы найти заказчика. Ведь даже если бы мы взяли снайпера, то вряд ли он раскололся бы и выдал того, кто дал ему заказ.
   Иван Петрович нахмурил брови и стал вспоминать. Нет, ничего такого вроде не было. Да и когда? Он только вчера вечером прилетел из Парижа? Во Франции его никто ни к чему не склонял, кроме парочки проституток, которых он сам склонял к сожительству. Цель его поездки была сугубо развлекательной - он ездил перенимать опыт французской мэрии по уборке какашек после собачек на тротуаре. Нет, Франция отпадает. Тогда надо припомнить, что же было до поездки. И тут его осенило!!! Как же он сразу не вспомнил? А Рябиновский? Эта сволочь хитрожопая! Это же он подсовывал ему документы на состав с локомотивом за тысячу рублей! Не может быть!!! Неужели это он? Ведь и раньше многие его наглые начинания застревали на столе у Боброва. Мог ли он так поступить? Это надо обдумать. Нельзя так сразу выдавать эту информацию прокурору. Власов заметил, что губернатор сначала побледнел, а потом сделался красным. Глаза его заблестели попеременно то гневом, то страхом, то выдавали глубокие размышления.
   - Нет, - наконец произнес губернатор, - этого я тебе пока сказать не могу. Мне надо хорошенько подумать, прежде чем выносить суждения. Я не хочу запятнать подозрением честных людей.
   Прокурор едва не расплакался от этой патетики. Он и без этого выглядел взволнованным и грустным. Губернатор неожиданно вспомнил забавный случай, который ему рассказала Настя связанный с сыном Власова, и он задорно и весело, чтобы прокурор увидел в нем человека мужественного и остроумного даже в таких, не рядовых ситуациях, спросил:
   - Ну, как сынуля твой поживает? Что-то он к моей Насте последнее время зачастил! Смотри, держи его в строгости! Хоть он парень хороший, но моей Насте не жених!
   Внезапно лицо Власова перекосилось, губы предательски задрожали, а из глаз хлынули крупные слезы. Прокурор устыдился и быстро закрыл свое лицо папкой с документами расследования покушения. Из-за нее послышался громкий вой.
   - Ты чего Власов? - удивился Бобров такому проявлению его отказа от сватовства прокурорского сына к его Насте. - Будет тебе расстраиваться, прокурор, найдет он себе другую невесту! Еще лучше. Хотя лучше Насти нет, конечно, но не такую, а чуть похуже. Ну, посуди сам, зачем ему Настя? У меня, пойми, состояние поболее твоего будет и власти намного больше! Я такой влиятельный и дочь вся в меня! Ну, они поженятся, и будет она им помыкать. Пусть лучше найдет себе какую-нибудь хорошую девушку из семьи со средним достатком и будет в доме хозяином, чем на побегушках бегать у капризной женушки.
   Власов убрал папку от лица и сказал тихо:
   - Я не из-за этого расплакался. Извините, нервы не выдержали. Сегодня утром моего Валеру нашли мертвым. Его застрелили прямо в голову.
   - Как? - Бобров едва не поперхнулся. - Кто?
   - Вы, правда, не знаете об этом происшествии? - жалобно спросил Власов.
   - Откуда мне знать? - сердито ответил губернатор. - Меня самого чуть сегодня не кокнули!
   Здесь необходимо сделать небольшое отступление и рассказать о принципе ввоза наркотиков в область. Контролировал его лично прокурор Власов под косвенным командованием которого находился авторитет Фофан, занимавшийся непосредственно сделками. Снятые с этого дела "сливки" делились в неравнозначных долях между влиятельными людьми региона, от которых зависело беспрепятственное прохождение и распространение точно того количества "дури", которой требовал "рынок". Получал с этого дела свои дивиденды и господин Бобров. Сначала, когда Рябиновский предложил ему участие в этом преступном бизнесе, Бобров встал в позу буквы "Х", а руки сложил, как буква "Ф" и воскликнул:
   - Не позволю травить народ мне подвластный всякой дрянью!!!
   Но Рябиновский мягко убедил его, что народ, который уже подсел на "зелье" не разубедить и даже не вылечить. Поэтому если они запретят наркотики вовсе и объявят им войну, то все равно тонким ручьем то там, то здесь эта "река" просочится. "Природа не терпит пустоты", - сказал Рябиновский фразу из учебника физики. И снимать дивиденды с этого бизнеса будут чужие незнакомые люди. А если поставить все по уму, то можно будет контролировать точки сбыта "дури", быстро выявлять чужаков, пытающихся влезть на их территорию и естественно "рубить" на этом "лаве", как говорится среди прогрессивной молодежи. Далее Рябиновский обрисовал схему, которая выглядела так.
   В город прибывают наркотики. Занимаются ими бандиты-марионетки, никоим образом не касаясь представителей власти. А на счету того же Боброва загадочным образом возникают кругленькие суммы. Для этого нужно иногда поставить подпись под документом, который вовремя принесет Рябиновский. Бобров выслушал его и не согласился, сказав, что если перекрыть вовсе поток наркотиков в город, то от этого будет лучше всем.
   - Но мы не получим свои деньги, - мягко намекнул Рябиновский.
   - Зато мы сохраним здоровье нации, - сказал очередную глупость Бобров.
   На что Рябиновский мягко улыбнулся, достал из портфеля графики и таблицы, по которым убедил губернатора, что в человеческом обществе столько-то процентов потенциальных воров, столько-то алкоголиков и столько-то наркоманов. Этот процент заложен самой природой, и никуда от него не деться. И поэтому не надо тут заниматься донкихотством, а просто получать свои двадцать тысяч зелеными в месяц на закрытый счет и не пытаться переделать то, что было назначено природой.
   - Сколько-сколько? - переспросил Бобров.
   Рябиновский повторил, хотя вначале он хотел назначить упрямому "самодержцу" сумму, меньшую на пять тысяч. То, что Бобров стал валять дурака сподвигло Рябиновского на то, чтобы "сделать ход конем" и купить жадину губернатора величиной суммы. Кроме этого доктор наук сразу пошел в атаку и обрисовал Боброву перспективы его докладов в центр по борьбе с наркотиками в области.
   Например, какой-нибудь чушок из Таджикистана привезет в мамином платке килограмм героина на продажу, а его сразу и заметут. Все точки по продаже зелья учтены, все наркоманы на заметку взяты и постукивают когда надо в органы за бесплатную дозу. Схапают таджика и в кутузку его! Не фиг со своим килограммом соваться туда, где все давно поделено! А губернатор перед центром отчитается, что, мол, ведем неусыпную борьбу с расползающимся наркотическим спрутом. Ему лавры и венок за это! Последним доводом Бобров вконец был убежден хитроумным Рябиновским и согласился принимать участие в этом преступном, я повторяю, бизнесе.
   Власов, естественно, тоже был в курсе дела. Он знал, что вчера цыгане должны были доставить на овощебазу крупную партию героина. Его усилиями все было сделано для того, чтобы фура с капустой беспрепятственно проследовала по всей области. До глубокой ночи он сидел и ждал контрольного звонки от Фофана, который бы уведомил его о том, что сделка прошла нормально. Беспокойство усугубляло и отсутствие дома сына Валеры, который даже если и задерживался где-нибудь с приятелями, то обычно звонил домой и предупреждал об этом. Старший Власов попеременно набирал номера телефонов то сына, то Фофана и оба они отвечали длинными гудками.
   За полночь прокурор вообще разволновался. Не было ни контрольного звонка от Фофана, ни уведомления о том, где находится его сын. Власов старший, сидя у телефона, опрашивал всех приятелей Валеры в надежде найти его у друзей, но его нигде не было, и никто не знал, куда в этот вечер он мог пойти. Около двух часов ночи верные люди, которых он послал проверить место сделки по продаже наркотиков, в дом его принесли страшную весть. Сын его убит, Фофан и три бандита тоже убиты, грузовик во дворе, но героина в капусте нет, а сейф открыт и деньги пропали. Едва-едва с прокурором не случился инсульт. Помогли всегда лежащие под рукой лекарства. И вот Власов сидит в кабинете у Боброва. Вернувшись немного назад, вспомним то, что Власов спросил у губернатора:
   - Вы, правда, не знаете об этом происшествии?
   - Откуда мне знать? - сердито ответил Бобров. - Меня самого чуть сегодня не кокнули! Поэтому я больше никаких докладов не слушал. Так что там произошло?
   - Я не знаю, каким образом мой сын попал на овощной склад в компанию Фофана, да еще во время сделки с цыганами, - скорбно произнес Власов, - но неприятный факт заключается в том, что Фофан и трое его подручных убиты, вместе с моим сыном...
   - Как? - не поверил своим ушам Бобров. - Этот уголовник тоже убит? Он же наш человек, мы же его туда и пихнули! Кто же его убил-то?
   - Пока не ясно, - ответил Власов, - дело в том, что убиты и цыгане, которые привозили сюда героин. Все трое. Одного нашли в грузовике с пулевыми ранениями, а еще двое раздавлены водонапорной башней в трех километрах от овощебазы.
   - Какой еще башней? - недоуменно спросил Бобров. - Что это за фантастика, б... на х...?
   - Это не фантастика, Иван Петрович, - ответил прокурор, - башня была старой, ножка подкосилась и она рухнула прямо на проезжающую машину, в которой находились Цыгане. Очевидно, они кого-то преследовали, но этот "кто-то" ушел невредимым и никем незамеченным. Странен еще тот факт, что в грузовике не обнаружено ни грамма наркотиков. Их просто изначально там не было. Поэтому у следствия появилась такая версия. Цыгане привезли нам обычную капусту без проложенного, как обычно, между листьев пакетиков героина. Они решили нас обмануть, убить Фофана и его подручных, чтобы завладеть деньгами, похитить сто тысяч, которые лежали в сейфе, как плата за порошок. В завязавшейся перестрелке погибли наши бандиты и мой сын...
   В этом месте голос прокурора дрогнул, и глаза его приобрели горестное выражение.
   - Компанию надо было сыну подбирать тебе самому, - сказал Бобров, - чтобы не было проблем потом.
   Тяжелым вздохом прокурор области подтвердил правоту слов губернатора.
   - Вот, цыгане убили наших, - продолжил прокурор, - унесли одного из своих погибших в грузовик и...
   - Что же у тебя за "бандиты" такие были, что их цыгане, как детей перестреляли? - спросил Бобров. - Сколько было "наших"?
   - Фофан, три его подручных и мой сын, - ответил Власов.
   - Ну, твой сын ни в счет, - махнул рукой Бобров, - а цыган сколько было?
   - Четверо, судя по всему, - ответил Власов.
   - И вот цыгане теряют одного, а наших положили всех, - с гневом сказал Бобров, - где ты набрал этих уродов?
   - Они спортсмены все, - ответил Власов, - Фофан самбист, Афганистан прошел с медалями. Гнус мастер спорта по боксу, Бездельник неоднократный чемпион области по вольной борьбе, а Цыпа кандидат в мастера по самбо. Здоровые ребята...
   - Ни одного дохлого мастера спорта по стрельбе из пистолета не додумался взять в команду? - ехидно спросил Бобров. - Может быть, и сын бы остался жив?
   Напоминание о сыне, которого Власов помнил маленьким пухлым крохотулечкой, писающим в подгузничек и сосущего соску, а теперь лежащего в холодном и страшном морге, вызвало у Власова приступ удушья. Но жесткий Бобров спросил:
   - Что дальше предполагаешь было там, на складе?
   - Дальше между цыганами возникла неувязка, - продолжил Власов, - видимо один из них схватил деньги, сел в машину Гнуса и попытался скрыться от своих подельников. Те погнались за ним, но упавшая водонапорная башня раздавила машину вместе с ними. Оба обезображены до жути и мертвы.
   - Значит, надо искать цыгана? - спросил Бобров. - А хоть какие-то приметы есть? Узнать у их крыши кто поехал с этими тремя, которые сейчас покойники.
   - У них нет никакой "крыши", - ответил Власов, - по крайней мере, мы о ней не знаем. Дела велись только с Борзым, а кто он, откуда мы не интересовались.
   - Напрасно, - нахмурился Бобров, - потеряли сто тысяч.
   - Я сына потерял, - напомнил Власов.
   - Да, да, конечно, соболезную, - безразлично подтвердил губернатор, - а если в цыганской диаспоре узнать об этом Борзом? Может быть, выйдем на след убийцы твоего сына?
   - Вполне возможно тот, кто убил Валеру, уже сам мертв, - сказал Власов, - но я попытаюсь...
   - Давай, валяй, делай дела, - сказал Бобров, - через три часа снова доложишь. Если вы не найдете киллера и того, кто ему меня заказал, можете все попрощаться со своими теплыми местами. И ты в том числе.
   - Есть, - по военному ответил Власов и вышел из кабинета.
   Телефон секретарши зазвонил опять.
   - К вам доктор Рябиновский, - сказала она.
   - Пусть идет на хер!!! - грозно рявкнул Бобров и с силой кинул трубку на рычаги.
   Этого паскудника он видеть не хотел! В голове застряли слова прокурора о том, что кто-то из приближенных организовал это покушение на него. Кроме Рябиновского у самого Боброва других подозреваемых с такими мощными и быстрыми возможностями организации покушения не было. Поэтому он не хотел встречаться с Рябиновским, пока не обдумает все детали и не примет решения.

16

   Дядя Гарик, словно завороженный, смотрел на плоский экран ноутбука, потом заглянул за него и спросил:
   - А как же сюда кинескоп поместился?
   - Это жидкокристаллический экран, ДГ, - ответил Егор, набирая что-то на клавишах, - в нем нет кинескопа.
   - Вот до чего наука дошла, - покачал головой дядя Гарик, - компьютеры изобрели, стиральные машины сами стирают, телевизоры с пультами, а я живу в деревянном доме и по воду хожу на колонку.
   - Парадокс, - коротко ответил Егор, занятый своими делами.
   - Этот парадокс очень характерен для нашей страны, - продолжил дядя Гарик, - Юрий Гагарин жил в деревянном доме, кушать готовил в русской печи, за водой тоже ходил на колонку и через год полетел в космос на самом передовом в то время космическом корабле. А с земли на него смотрели миллионы голодранцев, гордые тем, что вместо того, чтобы им сделать быт поустроеннее, правительство запускает в космос ракеты.
   - Зато мы были первыми в космосе, - ответил Егор, - мы, а не какие-нибудь американцы!
   - Что правда, то правда, - сказал дядя Гарик, подошел к столу, где аккуратными пачками были разложены документы, которые принес с собой Егор.
   Он перелистал их, и лицо его все более и более вытягивалось.
   - Ё-моё, - наконец сказал он, - ну и дурят же нашего брата, обдирают, как липку. Народ корячится на заводе за три копейки, а эти своими махинациями в день хапают столько, что мне за всю жизнь не заработать!
   - Да, ДГ, ты прав, - откинулся от экрана Егор, - и тогда был прав, когда мне говорил про клан, а я с тобой спорил. Смотри-ка, как у них тут все выстроено. Круговая порука. У каждого свой фронт оболванивания и обдирания. Лохотрон с областным масштабом. Я все понимаю, но воруете вы, но дайте и другим хотя бы глоток воздуха, хотя бы не жить, как свиньи. Нет предела в ненасытности! Я однажды видел, как питон ест. Глотает крыс и глотает. Я спросил у смотрителя, а что, мол, если его кормить и кормить, он почувствует сытость. А мне смотритель ответил, что питон будет жрать, пока не лопнет и не умрет. Так и эти, сытости не чувствуют.
   - Эти не лопнут, - сказал дядя Гарик.
   - Лопнут, - усмехнулся Егор, - я тебе говорил про Смирнову, которая тут заправляет СМИ.
   - Я читал в твоей папке, которую я не знаю, где ты взял, - сказал дядя Гарик.
   - И хорошо, что не знаешь, - ответил Егор, - так вот эта Смирнова у нас выступит трибуном гласности и обличителем расхитителей народного достояния.
   - Как это она выступит? - не понял дядя Гарик. - Зачем ей это делать?
   - Она об этой своей роли узнает в тот момент, когда уже станет трибуном справедливости, - с усмешкой сказал Егор, - и прогремит на всю Россию.
   - Слушай, племянник, говори яснее, я ничего не понимаю, - пожал плечами дядя Гарик.
   - Так вот дядя Гарик, объясняю специально для тебя, - сказал Егор, - все газеты, прежде чем уйти в типографию поступают по электронной почте на компьютер Смирновой. Она их тщательно просматривает, редактирует и посылает в типографию, где и начинают печать. Вот в это звено мы с тобой и влезем.
   - Как это мы влезем? - не понял дядя Гарик.
   - Все, что будет посылать Смирнова в типографию, - с гордостью за собственную изобретательность сказал Егор, - будет сначала приходить на наш ноутбук. Я быстренько подправлю печатные издания, на первую полосу поставлю материал о бандитской и грабительской деятельности клана с указанием имен, фамилий и фотографий. А пройдет все это под подписью Смирновой.
   - Как это у тебя получилось сделать, что почта Смирновой будет приходить к нам? - спросил дядя Гарик. - А если заметят?
   - Не заметят, я послал специальный вирус, который называется "троян", - сказал Егор, - на почтовый ящик Смирновой. Он сидит в ее компьютере незаметно, как мышь и делает то, что мы ему поручим.
   - Это, как будто ты шпиона посадил туда, - сравнил дядя Гарик.
   - Да, что-то типа того, - кивнул Егор, - мне его парень из Питера прислал, который работает сейчас в Чикаго программистом. Свежачок. Ни один антивирус его еще не знает.
   - То есть внутренняя полиция компьютера Смирновой не располагает "фотороботом" твоего этого, как его...
   - Трояна, - подсказал Егор, - верно мыслишь, ДГ.
   - Слушай, а если в типографии заметят, что там материал такой взрывной? - спросил дядя Гарик. - Тормознут и будут проверять правда ли это от нее исходит, звонить этой Смирновой.
   - Нет, ДГ, вероятнее всего они даже не читают правки, - сказал Егор, - сам понимаешь, ведь Смирнова читает каждую строчку, после нее никогда не нужно было проверять. По крайней мере, попробуем.
   - И когда ты хочешь все это сделать? - спросил дядя Гарик.
   - Через пару недель, не раньше, - ответил Егор, - тот, кто передал мне эти данные, должен сообщить мне, что находится в безопасности. Я ему обещал. Но начнем мы с другого.
   - Я тобой горжусь, племянник, - сказал дядя Гарик.
   - Да, ладно тебе, не надо пафоса, - рассмеялся Егор, - ты лучше скажи, что ты там, на кухне за народные промыслы устроил? Какая-то проволока, порошки? Что ты делаешь?
   - Бомбу, - ответил дядя Гарик.
   - Ты что? - испугался Егор. - Зачем нам бомба? Ты дом взорвешь!
   - Не бойся, я же профессионал, - гордо сказал дядя Гарик, - сделаю в лучшем виде. Как рванет!
   - Что ты подрывать собрался? - спросил Егор.
   - А вдруг у тебя ничего с газетой не получится, тогда, как рванем! - сказал дядя Гарик.
   - Ой, ДГ, взрослый мужик ты, бывший военный, - покачал головой Егор, - давай без взрывов обойдемся.
   - Пусть будет одна бомба, - предложил дядя Гарик, - для самообороны. Винтовку ты бросил, оружия у нас нет.
   - Есть еще твой револьвер, - сказал Егор, - его я не потерял.
   - Этого мало, - покачал головой дядя Гарик.
   - Ну, хорошо, делай бомбу, только дом не подорви, - попросил Егор.
   - Ладно, племянник, не переживай, я же профессионал, - ответил дядя Гарик и подошел снова к столу, на котором лежали бумаги из папки.
   Он полистал их и сказал:
   - Все тут точно написано, да только я и без этого все знал, что наш мэр специально сюда допускает на поселение жителей южных республик, преимущественно азербайджанцев. Он с них стрижет купюры, обогащается, потому что те едут сюда зачем? Торговать поддельной водкой, везут наркотики, захватили рынки и стоят у въезда в город рядом с нашими ментами. Крестьяне везут картошку продавать в город, у них азербайджанцы покупают по рублю, а продают на рынке по десять, два рубля с килограмма мэру в карман, он и доволен. У меня над другом поселилась семья этих черноголовиков. Стали торговать водкой, детей десять штук, они без перерыва скачут и день, и ночь. Заливали его водой раз сорок, помойка у них под окном, весь мусор летит наружу. Алкаши к ним ходят за водкой, ошибаются, звонят ему, стучат в дверь. У него невестка и маленький сын. Жить невозможно. Он в милицию, мол, утихомирьте соседей. Милиция руками разводит, нет, мол, такого закона. Штраф с них взяли рублей двадцать или около того. Так соседи еще больше обнаглели, стали угрожать, что зарежут. Надоело ему все это, он с ними ввязался в драку, проломил одному голову. А они порезали ножом его сына.
   - И что дальше? - с интересом спросил Егор.
   - Моего друга посадили на год в тюрьму, а того, кто сына его резанул, отпустили сразу же, - ответил дядя Гарик, - за того внесли деньги земляки, дали, кому надо и урюка этого освободили. А моего друга кто отмажет? Он работал на заводе, получал тысячу пятьсот зарплаты, сын то же там же, получал столько же. Невестка и мать не работали. Откуда у них деньги на взятки? Вот и сел он в тюрьму, а семья его так и мучается. Боятся на улицу выходить. И это не единственный пример.
   - Ты знаешь, ДГ, есть у меня мысль, что мэр этот намеренно здесь прописывает этих южан, - задумчиво сказал Егор, - Христофор Ульянович Илов преследует свои очень дальномерные цели. Ведь народ русский, как медведь тугодум и хватает, то, что на поверхности. Поэтому ему подсовывают врага, чтобы он знал, кого винить и бить в случае, когда его нищета и бесперспективность его замучит. Чтобы разбушевавшийся народ этот не его, Илова пошел мутузить, а черномазых, потому, что они по его, народному, мнению виновники всех его бед. Так вот эти южане и стоят, как буфер между кланом и народной массой. Сидит вот этот Илов и держит в одной руке на цепочке азербайджанцев, которые его кормят и которым он позволяет русских грабить и унижать, а в другой у него цепочка с ручными бандитами, которые тоже народ запугали так, что все пикнуть боятся.
   - Судя по документам, - вставил слово дядя Гарик, - бандитами руководит прокурор области Власов. Тот самый, у которого сына недавно убили.
   - Да и главаря его марионеточных гангстеров тоже пристрелили, - усмехнулся Егор, - в бандитской среде города безвластие.
   - Это я знаешь к чему сказал, - промолвил дядя Гарик, - ведь сейчас начнется резня между бандитами кукольными и настоящими туберкулезниками, которые в зоне сидели лет по двадцать. Настоящим зекам, которые прошли лагеря и пересылки Фофан этот с его спортсменами, как кость в горле сидел. Теперь Фофана нет, его самых "крутых" тоже нет, "спортсмены" начнут за власть бодаться, а в это время их ряды уголовники своими ножами проредят. Милиции не до них будет, потому что все ищут того, кто покушался на губернатора. Ох, и анархия в городе начнется!
   - В мутной воде легче рыбку ловить, - улыбнулся Егор, - развалим мы с тобой этот клан, ДГ, развалим. Это будет славная оплеуха этим гадам за то, что моего отца так унизили и довели до инфаркта. Гораздо лучше, чем, если бы я только Боброва пристрелил. А может, и правда, тот голубь был божьим знаком?
   - Может и так, - согласился дядя Гарик и пошел на кухню доделывать свою бомбу.

17

   Настя подкрасила глаза, губы, полюбовалась на себя в зеркало, и пошла в коридор мимо кабинета отца, который сидел и хмуро смотрел в приоткрытую дверь. После покушения на себя он стал сам не свой. Часто и подолгу задумчиво сидел в своем кабинете, и что-то думал, шевеля густыми бровями. Настя постаралась прокрасться незамеченной, но отец остановил ее и позвал к себе. Девушка вздохнула и вошла к отцу.
   - Ты куда собралась? - спросил Бобров.
   - Просто на улицу погулять, - ответила Настя, - а что, нельзя?
   - Это опасно, - сказал губернатор, - пока я не найду того, кто стрелял, тебе стоит быть поосторожнее.
   - Стреляли-то в тебя, - ответила Настя, - а я то тут при чем? В меня никто не стрелял.
   - Вокруг враги, - сказал Бобров, - могут, чтобы надавить на меня тебе похитить или еще чего похуже. Так что посиди дома эти дня три-четыре. Поиграй в компьютер, почитай. В школу тебя будут отвозить, и забирать двое парней из службы безопасности и все эти дни они тоже будут за тобой приглядывать.
   - Да, не хочу я! - возмутилась Настя. - Между прочим, у меня свидание! И ты не имеешь права...
   - Имею, имею, - устало сказал Бобров, - иди в свою комнату.
   - Ах, так! - рассерженно воскликнула Настя. - Ну, тогда я... я тогда...
   Она с гневом стала озираться по сторонам, думая, чем же она может пригрозить отцу. Бобров спокойно отвернулся от разъяренного "цыпленка" и стал заниматься своими делами. Настя, увидев, что отцу безразличен ее гнев, выскочила в коридор и решила, несмотря на запрет, сбежать из дома. У входной двери ее встретили два вежливых молодых человека с непроницаемыми лицами, которые преградили ей выход наружу.
   - В чем дело? - возмутилась Настя. - Это моя квартира, это моя дверь и, в конце концов, моя жизнь!
   - У нас есть приказ вас никуда не выпускать, - равнодушным казенным тоном ответил один из охранников, - так что, извините.
   - Так! - Настя встала в позу. - Я требую, чтобы вы меня пропустили!
   Из комнаты выглянула мама и попросила Настю:
   - Доченька, иди к себе. Это не так трудно посидеть дома какое-то время. Не надо, пожалуйста, перечить отцу.
   Анастасия быстро развернулась и со слезами кинулась в свою комнату. Вот так! Она с Брэдом договорилась встретиться в парке, чтобы погулять. На улице прекрасная погода, Брэд может постоять за себя и за нее. С этим аргументом она предприняла последнюю попытку размягчить суровое сердце отца. Настя осторожно заглянула к нему в кабинет.
   - Между прочим, - сказала она, - в прошлый раз Брэд справился со здоровенным охранником в баре. Он сможет за меня постоять! Бояться нечего.
   - Мне вообще подозрителен этот американец, - сказал Бобров, - что-то очень неожиданно он появился на горизонте. Как, ты говорила, его зовут и откуда он родом?
   - Его зовут Брэд, - ответила Настя, - Брэд Беннетс, он из Чикаго, его папа миллиардер.
   - Чикаго большой город, - почесал нос губернатор, - но все равно, попробуем.
   Он поднял трубку и приказал кому-то там разыскать данные на Брэда Беннетса, примерно восемнадцати-двадцати лет от роду, Настя подсказала еще все, что слышала об американце и его семье Ей и самой хотелось узнать, правду ли говорил ей этот парень, в которого она так неожиданно влюбилась. Настя не уходила, отец писал какие-то бумаги и, наконец, поднял глаза.
   - Чего тебе? - спросил он.
   - Папа, ты же тоже был молодым... - начала жалобно канючить Настя.
   - Брысь! - коротко ответил отец и ей пришлось ретироваться из его кабинета.
   Анастасия вбежала в свою комнату и бросилась на кровать. Горькие слезы потекли градом! Ей уже семнадцать лет, а ей распоряжаются, как маленькой. Минут через двадцать безутешного рыдания Настя услышала, что отец куда-то уехал по делам, и хотела выбежать на балкон, чтобы убедиться в этом. Но он оказался закрыт на маленький врезной замочек. Видимо его врезали, пока Настя ходила в школу.
   - Ах, так! - произнесла возмущенная пленница излишней, как ей казалось, заботы над сохранностью ее персоны. - Ах, так! - произнесла она в два раза решительней, и бесенок противоречия заиграл в ней с новой силой.
   Порывшись в своем сундучке, Настя достала большую шпильку, и стала ковыряться в замочке. Он не поддавался, но и Настя была упорной. "Медвежатник" из нее не получился, желтенький язычок замка словно издевался над ней, поглядывая из щели между дверью и косяком. Настя в поисках инструмента для грубого взлома залезла в шкаф и нашла там альпеншток - инструмент для скалолазания, который подарил ей отец на пятнадцатилетие вместе с полным комплектом снаряжения. Настя даже занималась целый год в секции альпинизма и скалолазания, а потом бросила, как и многое в ее жизни. Все ей было доступно, все ей было легко и поэтому ничего не доставляло интереса и удовольствия.
   Снаряжение навело ее на дерзкую мысль. Он включила телевизор погромче, одним движением альпенштока выломала хлипкий замочек. Затем закрепила трос на перилах каменного балкончика, который выходил в уютный зеленый дворик. Бобров именно потому приказал закрыть балкон, что опасался, что в Настю, так же, как и в него, могут выстрелить с чердака, когда она выйдет подышать. Но Настя этого не знала, трос тихо упал вниз, а по нему скользнула и сама бесстрашная альпинистка. Да, и чего было бояться - второй этаж, хотя потолки у них были высокие.
   Бабушки у подъезда с изумлением взирали, каким мудреным способом дочь губернатора покидает квартиру и только цокали языками. Настя почувствовала ногами землю, торжествующе хихикнула, взглянула на часы и бегом побежала в сторону проспекта. Там она взяла такси и помчалась к своему любимому на свидание. Пропажа ее обнаружилась через полчаса, когда в комнату заглянула мама, чтобы пригласить дочь попить чаю. О побеге было сообщено Ивану Петровичу и он пришел в ярость.
   Тем временем, Брэд ждал Настю у входа в парк. Прошло уже полчаса с назначенного времени, Настя задерживалась, Брэд крутил в руках букет георгинов и насвистывал мелодию из какого-то фильма. Вскоре подъехало такси, и Настя выскочила из него раскрасневшаяся и восторженная.
   - Я сбежала из дома! - выпалила она Брэду.
   - Как? - удивился американец.
   - Меня заперли в комнате, и я убежала через балкон! - ответила Настя.
   - Тебе попадет, - покачал головой Брэд, - на твоего отца, я слышал, было покушение. Тебе нужно быть осторожнее.
   - Еще один зануда! - топнула ножкой Анастасия. - Я, между прочим, к тебе сбежала! Цветы мне?
   - Да, да, - кивнул растерянный Брэд и протянул букет Насте.
   Настя взяла цветы, понюхала их теплый аромат и спросила:
   - Куда пойдем?
   - Здесь в парке есть хорошее кафе, - сказал Брэд, - давай там посидим. Там неплохие шашлыки жарят и даже есть гамбургеры с кока-колой.
   - Что, о родине загрустил? - спросила Настя.
   - Почему ты так решила? - не понял Брэд.
   - Гамбургеры, кока-колу вспомнил, - ответила Настя, - что еще там у вас, в Америке хорошего есть, кроме жирной еды?
   - У нас самая богатая и демократичная страна, - сказал Брэд, - у нас чистые улицы и ровные дороги...
   - Давай о чем-нибудь другом поговорим, - предложила Настя, - не люблю я вашу Америку, ты уж извини.
   - Хорошо, - согласился Брэд, - а о чем мы поговорим?
   - Ты долго еще будешь в России? - спросила Настя.
   - Не знаю, - пожал плечами Брэд, - как дела пойдут.
   - Ты же говорил, что бесцельно болтаешься в нашем городе, а теперь сказал, что дела какие-то у тебя есть, - спросила Настя.
   Брэд хитро прищурился, что было заметно только по улыбке, потому что глаза он прятал за полупрозрачными очками.
   - Почему ты всегда в темных очках? - спросила Настя.
   - У меня аллергия на солнечный свет, - ответил Брэд, - глаза слезятся.
   - А-а, я-то думала, что ты прячешься, как агент 007, - сказала Настя, - может ты американский шпион? Так зачем ты приехал в наш город.
   - У моего отца есть интерес к инвестициям в Россию, - сказал Брэд, - мы с братьями поехали посмотреть общую обстановку, разведать, возможно, ли рискнуть нашими деньгами на вашем рынке. Потом мы должны рассказать ему все, что видели и слышали здесь. А решение будет принимать отец.
   - И какие ты сделал выводы? - спросила Настя.
   - У вас слишком развита коррупция, - ответил Брэд, - все властные структуры завязаны с преступными группировками. Никакой гарантии для бизнеса, потому что законы меняются ежедневно. Если мы будем вкладывать деньги, то прибыль пойдет только через пять-восемь лет, а что будет с вашей страной через такое время, не может сказать никто. Стабильность. Вот основоположник развитой экономики.
   - Стабильность женского рода, - поправила Брэда Настя, - надо говорит "основоположница".
   - От этого не изменится сама обстановка, как ни говори, хоть основоположник, хоть основоположница, - ответил Брэд.
   - Между прочим, мой папа губернатор области, - напомнила Настя, - и он не связан ни с какими преступными группами, его большинством голосов с огромным перевесом избрали губернатором области. Он борется с наркотиками в области, с преступностью. Он развивает экономику! Почитай газеты и посмотри телевизор, а не делай поспешных выводов!
   Брэд ничего не ответил девушке. Меньше всего ему хотелось спорить и тем более обсуждать русского губернатора.
   - А у тебя есть девушка в Америке? - спросила Настя.
   - Неправдой было бы сказать, что нет, - ответил Брэд, - но с некоторых пор меня не тянет больше в Чикаго.
   Настя недовольно фыркнула, не заметив прямой намек в свою сторону, и сказала:
   - У меня тоже есть парень, так что ты не думай!
   - Я не думаю ничего, - улыбнулся Брэд, - мне казалось, что ты перестала с ним встречаться после того, как он описался.
   - Ты имеешь в виду Валеру Власова, - ответила Настя, - во-первых, он не мой парень, а во-вторых, его убили.
   - Как убили? - деланно удивился Брэд. - Кто?
   - А-а, бандиты какие-то, - ответила Настя, - жалко его, но он не был моим парнем. Сегодня у него похороны.
   - Ты не пошла на его похороны? - удивился Брэд.
   - Я боюсь мертвецов, - ответила Настя, - не хочу смотреть на него в гробу. Пусть лучше останется в моей памяти живой, каким я его помню. Давай, не будем говорить про похороны, мне жутко от этого. Я тебе рассказывала про своего жениха. Он сейчас учится в Москве, он такой симпатичный. Все наши девчонки были от него без ума!
   Брэд ничего не отвечал на восторженные восхваления Настей какого-то парня, который учился в Москве и, по правде говоря, был Брэду абсолютно безразличен. Настя как будто не замечала того, что Брэд молчит в ответ на ее заявления, и продолжила:
   - Мой жених это внук мэра нашего города Альберт Илов. Он, между прочим, когда здесь был, всегда дрался за меня. И Валеру Власова бил, когда узнал, что он в меня влюблен, и тебя бы побил тоже, если бы нас вместе увидел.
   - Даже меня? - с иронией спросил Брэд.
   - А зря ты смеешься, - сказала Настя, - он мастер спорта по карате.
   - В карате даны, - уточнил Брэд, - там нет мастеров спорта.
   - Ты просто ревнуешь, - сказала Настя, - вот и перечишь мне. Скоро Альберт приедет на каникулы, он такой ревнивый!
   - Зачем ты мне это рассказываешь? - спросил Брэд.
   - Не знаю, - ответила Настя.
   Она действительно не знала, зачем рассказала Брэду про младшего Илова. Хотела его позлить, заставить ревновать. Не получилось. Неужели Брэду она так безразлична. Зачем же тогда он с ней ходит? Дарит цветы? Непонятно. Вот Альберт, если бы был здесь и увидел, что она идет вместе с другим парнем, просто рассвирепел бы! Он готов был убить любого, кто приближался к Насте ближе метра. Хорошо, что его нет в городе. Они шли молча, держась за руки по тенистой аллее парка. Было тепло и очень хорошо оттого, что вообще никого не было рядом.
   До кафе оставалось метров двести, когда вдруг сзади их догнало трое парней, один из который ударом свалил Брэда на землю, а двое подхватили Настю. Один заткнул ей рот потной вонючей ладонью, а второй схватил за ноги. Из-за поворота аллеи показались красные "Жигули", водитель остановился, выскочил из машины и распахнул дверцы, чтобы его дружки погрузили туда сопротивляющуюся Настю. Брэд упал, перекатился через спину и согнулся крючком от удара в живот. Тот, кто его ударил, подвижный парень с накачанными бицепсами подскочил к нему, нагнулся и спросил громко, чтобы слышали напарники:
   - Че, дохляк, окуклился?
   Но напарникам было не до него, они пытались затолкать извивающуюся Настю в машину. Тогда парень решил добить Брэда, но тот неожиданно перевернулся и пяткой ноги ударил нападающего в промежность. Негодяй рухнул, как подкошенный, Брэд вскочил и бросился к машине на ходу схватив с земли увесистый камень. Первому досталось долговязому водителю-мужику по длинной спине острием камня прямо по позвоночнику. Он вскрикнул и, как подкошенный, упал на траву. Обернулся второй и Брэд врезал ему по челюсти левой, а правой с камнем ударил прямо в лоб. Тот откинулся назад, перекатился через капот и испуганный бросился бежать. С четвертым разделалась сама Настя, укусив его за руку уже в салоне. Бандит возопил, выскочил наружу, где получил в ухо от Брэда и без сознания повалился на землю. Настя посмотрела на американца, как на былинного богатыря.
   Но Брэд был предельно сосредоточен. Он кинулся за руль, завел мотор, сдал назад, развернул машину и выехал на проспект через восточные ворота парка. Там они бросили машину и ни слова друг другу не говоря сразу же поймали такси, которое домчало их до дома Насти. Папа Бобров был уже в квартире, он рвал и метал. Испуганные проштрафившиеся охранники в суете бегали вокруг дома, мама зажалась в углу, боясь разгневанного папы. Увидев поцарапанную щеку Насти и помятого и грязного Брэда, он в ярости затопал ногами.
   - Я руковожу областью, и меня слушаются все! - вскричал он. - Только родная дочь, ради собственной же безопасности, не может хоть раз в жизни сделать так, как я ее попросил! Что случилось?
   - На нас напали какие-то бандиты, - испуганно ответила Настя, - хотели затащить меня в машину, но Брэд спас меня.
   - Я говорил! Я предупреждал! - погрозил пальцем Бобров. - Я просил тебя не выходить из дому!
   - Папочка ты прав, а я не права, - призналась Настя.
   Иван Петрович усмирил свой гнев и сел в кресло. Он долго смотрел на Брэда, а потом сказал:
   - Я сегодня проверил парень данные по тебе, если ты действительно тот, за кого себя выдаешь. Как мне удалось узнать, сыновья Джона Беннетса из Чикаго сейчас путешествуют по России и действительно у него есть сын по имени Брэд. А документы у тебя имеются, супермен?
   - Извините, господин Бобров я не считаю нужным отчитываться перед вами, - мягко сказал Брэд, - и если вы мне не верите, даже узнав, что все обстоит так, как я говорил Насте, то позвольте мне покинуть ваш дом.
   - Ишь ты, какой обидчивый, - покачал головой Бобров, - и выражается как белогвардеец недобитый.
   - Моя бабушка была как раз из тех, кого вы имеете в виду, - с вызовом сказал Брэд.
   "Похоже, парень с характером", - про себя подумал Бобров и отметил, что американец ему нравится. И он предложил им присесть напротив него.
   - Так сколько там было нападающих? - спросил Бобров, щелчками пальцев удалив из комнаты охрану, а движением руки указав матери приготовить кофе.
   - Четверо, папа, - взахлеб начала рассказывать Настя, - они напали со спины и потащили меня в машину. Он, негодяй, мне одной рукой рот закрыл, а другой за грудь лапал! Я сопротивлялась, но они меня в машину затолкали. А потом раз! Брэд тут как тут и освободил меня! Он прыгнул за руль, и мы уехали.
   - Как-то все просто у вас получилось, - покачал головой папаша, - что за люди-то были там? Те, которые нападали? Может быть, просто хулиганы?
   - Я не знаю, папа, - сказала Настя, - я их рассмотреть не успела.
   - Ничего особенного я в их внешности не заметил, - ответил Брэд, - лет по двадцать пять, тридцать, в спортивных костюмах на красных "Жигулях".
   - Номер не запомнили? - спросил Бобров.
   - Нет, - ответил американец.
   - Жаль, - ответил Бобров, - а то мы бы их быстро поймали.
   - Мы машину у парка бросили, - воскликнула Настя, - наверное, она еще там стоит! Надо сказать в милиции, пусть ее задержат.
   Папа Бобров подозвал охранника, описал ему машину и все велел выяснить. Уже через пять минут оказалось, что машина с места происшествия уехала. След был потерян.
   - Ты что же это единоборствами занимаешься? - спросил Бобров у Брэда. - Отделал четырех неслабых бандитов и раньше, мне Настя рассказывала чудил то там, то сям. Покойничка Валеру Власова обижал.
   - Он сам начал, - ответил Брэд, - а единоборствами я не занимаюсь. Достаточно знать два-три удара, но знать и уметь их быстро и хорошо выполнять. На улице этого достаточно, особенно, когда противник от тебя этого не ожидает. Отец, прежде чем направить нас в Россию позаботился о том, чтобы мы могли за себя постоять.
   - Это заметно, - усмехнулся Бобров, прикуривая от подаренной Брэдом револьвера-зажигалки. - Знаете что, ребята, - продолжил он, - вы, если хотите встречаться, то пускай лучше Брэд приходит к нам. Так будет безопаснее для всех. А потом, когда я разберусь с теми, кто в меня стрелял, я думаю, что вам снова можно будет гулять, где захотите. Договорились?
   Настя и Брэд одновременно кивнули. Бобров, окончательно успокоившись, выпустил дым и сказал:
   - Еще пару дней нужно быть настороже, пока мы не раскрутим киллера.
   - Нашли того, кто в тебя стрелял? - удивилась Настя.
   - Предположительно нашли того, кому выгодно было заказать убийство, - ответил Бобров, - слава богу, это был не человек из моего окружения, как я подумал вначале.
   - А кто? - спросила Настя.
   Бобров усмехнулся, ничего не ответил на вопрос, а спросил сам:
   - Что же, Настя? Альберт Илов для тебя теперь забыт?
   - Ну, папа! - смутилась Настя, схватила за руку Брэда и сказала ему. - Пойдем, я покажу тебе свою комнату!
   Губернатор на мгновение задумался, а затем встал и прошел на кухню, где жена в который раз уже подогревала ему ужин.

18

   Теперь стоит вернуться немного назад к покинутому нами и убитому горем потери сына папаше Власову. После того, как он вышел из кабинета Боброва, где получил задание немедленно отыскать киллера, покушавшегося на губернатора, его перехватил дожидавшийся приема к Боброву Рябиновский. Он, увидев прокурора, со скорбным видом подошел к нему и сказал слова соболезнования в связи с преждевременной кончиной сына. Пообещал помочь, если что-то будет нужно. Прокурор поблагодарил Рябиновского
   - Ты в прокуратуру? - спросил доктор наук. - Подбросишь меня?
   - Да, Бобров поручил срочно отыскать киллера, - обречено произнес Власов, - поеду вызову к себе следователей, и будем решать.
   Они вместе спустились вниз к парадному входу, сели в машину прокурора.
   - Есть какие-то мысли по этому поводу? - спросил Рябиновский.
   - Мне кажется, что кто-то хочет запугать губернатора, - ответил Бобров, - потому что выстрел был нарочно положен мимо. Не знаешь, никто его не шантажировал последнее время?
   - Власов, ты мудрствуешь лукаво, а решение-то лежит на поверхности, - ответил Рябиновский.
   - Не понял? - буркнул прокурор.
   - Чего тут непонятного? - спросил Рябиновский. - Кто на выборах в губернаторы области дышал в затылок нашему Боброву? Ответь?
   - Двое их было, - размышлял Власов, - но, конечно, серьезный конкурент был генерал Лютый, а второй, который Хитрый, он вообще в хвосте плелся. Хотя они оба и Лютый, и Хитрый далеко позади плелись.
   - Хитрый был наш человек, - сказал Рябиновский, - мы его специально подставили, чтобы Лютый выборы не сорвал. Ты же понимаешь, сколько денег вкачано было в Боброва, в его предвыборную кампанию. И еще столько же было влито, чтобы Лютого грязью облить. Генерал об этом знал, что мы его дискредитируем, и что он все равно Боброва не догонит, поэтому мог в любой момент свою кандидатуру снять, чтобы выборы сорвать. А если бы не было Хитрого, то выборы были бы признаны несостоявшимися. Какие выборы с одним кандидатом. Вот мы и сунули специально Хитрого, чтобы Лютый такого шага не сделал.
   - Умная ты голова, недаром доктор наук, - покачал подбородком Власов.
   - Я точно знаю, что Лютый недоволен результатами выборов, а за ним тоже стоят хоть и немногочисленные, но боеспособные группировки, - сказал Рябиновский, - и ты знаешь, Власов, что эти его силы фашистского толка. У него одних скинхедов человек триста. Мы их прижали, но не раздавили. Они только и ждут момента, чтобы нас повесить вокруг парка на фонарных столбах. Поэтому-то на губернатора и совершено покушение. Если его убьют, состоятся перевыборы, в которых Лютый намерен взять реванш.
   - Так ты полагаешь... - разинул рот Власов.
   - Я на девяносто девять процентов уверен, что это Лютый заказал покушение, - сказал Рябиновский.
   - Так ведь не попал снайпер в губернатора, - сказал Власов, - дал серьезный промах. Я предположил, что он сделал это намеренно, чтобы запугать Боброва.
   - Зря ты так предположил, - покачал головой Рябиновский, - в последний момент что-то киллера спугнуло, либо помешало ему. Слишком большой риск быть пойманным для того чтобы всего-навсего продырявить колесо у джипа.
   - Да, точно, а я об этом не подумал, - почесал голову Власов, - слушай, так что теперь делать? Надо арестовать генерала и выбить у него признание.
   - Тс-с! Ты что Власов! - прошипел Рябиновский. - Сначала нужны серьезные улики, ведь в этом деле любой прокол может дорого стоить. Хотя мы с тобой и уверены, что это Лютый, но об этом может знать ограниченный круг людей, включая Боброва. А-то он теперь и сам себе не доверяет. Заперся в кабинете, даже меня не пустил. Установи слежку за Лютым, пусть его попасут. У тебя есть в его рядах стукачок?
   - Нету, - замотал головой Власов.
   - Ой, прокурор, что бы ты без меня делал? - усмехнулся Рябиновский. - Ладно, мой человек там, в гвардии Лютого пока "спит", но я его разбужу. Он нам расскажет, чем озабочен Лютый в последнее время. Встретимся завтра в это же время, обсудим, что делать и какие новости. А Боброву можешь намекнуть, что убийца почти найден.
   - Благодарю, Константин Константинович, - сказал Власов и спросил, - а может, ты и убийц моего сына сможешь найти? То есть того, кто его заказал?
   - Мне кажется, что его случайно убили, - ответил Рябиновский.
   - А мне так не кажется, - понуро сказал Власов, - кому-то он сильно мешал.
   - Ладно, помогу, если что-то надумаю, - кивнул Рябиновский и попросил, - тормозни шофера вон там, у НИИ, зайду на работу.
   Машина остановилась, Рябиновский вышел, а Власов поехал дальше, размышляя о том, какая у доктора наук все-таки светлая голова. А сам Ко-Ко, шагая в свой Научный Институт, думал о том, что, подставив в качестве заказчика покушения на губернатора генерала Лютого, одним выстрелом он убьет двух зайцев. Во-первых, снимет с себя подозрение Боброва в том, что Рябиновский причастен к покушению, которое, несомненно, возникло в голове губернатора после вчерашней перепалки между ними. И, во-вторых, подставит своего давнего врага Лютого под секиру правосудия. Пусть генерал выкручивается и доказывает, что это не он. Не будет времени антисемитские сборища устраивать со своими бритоголовыми молодчиками.
   Кто на самом деле покушался на губернатора, Рябиновский не знал. Это мог быть кто угодно. Последнее время Бобров грубо прибирал к рукам не только чужие предприятия, но и чужих жен, которых соблазнял прямо в своем кабинете. Это мог быть как разоренный предприниматель, так и рогоносец муж. Врагов у сильных мира сего достаточно. Но у кого хватило мужества не только обзавестись винтовкой, но и залезть на чердак и сделать выстрел. Таких Рябиновский не припоминал и даже не мог представить, кто бы это мог быть.
   Обычно строптивых предпринимателей давили до конца, чтобы он не только винтовку в руки не мог взять, но и даже свою писю в туалете удерживал с трудом. А рогоносцы не способны на такую четкую организацию покушения. Большее, что они могут сделать это напиться и побить свою жену. Поднять руку на Боброва духу не хватит. Еще Рябиновский приврал, что у него якобы есть шпион в стане Лютого. Но это было не важно. Свои домыслы доктор наук мог вполне выдать за донесения шпиона. У него настолько развита была интуиция, что в девяти случаях из десяти его догадки оказывались не лишенными основания и точно попадали в цель. А, что касается Боброва, то, по правде говоря, судьба своенравного губернатора не сильно заботила доктора Рябиновского. Если бы его пристрелили, то клан нашел бы кем его заменить. И возможно, что этот "кто-то" был бы более покладистым, чем нынешний губернатор Бобров.
   Прокурор Власов тем временем прошел в свой кабинет через приемную, где сказал секретарше принести себе чаю и ни с кем пока его не соединять. Ему хотелось некоторое время побыть наедине со своими мыслями. Сына его убили, а он из-за работы даже не может находиться дома и заниматься приготовлением к похоронам. Власов пытался думать о покушении на губернатора, но мысли снова и снова возвращались к картинке, на которой в углу склада с застывшими в ужасе глазами залитыми кровью сидел недвижимо его единственный сын. И он был мертв. Теперь у Власова не будет внуков и ради чего будет он сам ежеминутно подвергать себя риску, обходя закон и принимая взятки в потные ладошки. Раздосадованный Власов плюнул на все приказы и дела, выдал распоряжение заместителю не тревожить его ни по каким вопросам и уехал домой, где занялся организацией траурной церемонии своего сына Валеры.
   Назавтра после похорон на поминках сына прокурор встретился с Рябиновским, где тот шепотом, якобы от своего шпиона в среде скинхедов, подтвердил причастность Лютого к покушению. Прокурору Рябиновский не дал, как следует даже поскорбить по поводы кончины сына и снова втянул его в круговорот служебных дел. Они уехали, покинув безутешных родственников, и позвонили, чтобы рассказать об этом губернатору. Когда прокурор доложил об новых выявившихся фактах губернатору Боброву, то тот ради такой вести даже покинул домашнюю обстановку и приехал "лично разобраться". Как раз в это время Настя и улизнула с балкона. Бобров рассвирепел, убежденный Рябиновским, что это молодчики Лютого стреляли в него, и просто силой заставил Власова подписать ордер на арест генерала.
   - Посадим гада в тюрьму и там будем разбираться прав он или виноват! - заявил губернатор безапелляционно.
   Доктор наук Рябиновский, прощенный Бобровым и допущенный в кабинет, со снятым с себя подозрением в причастности к покушению, попытался было возразить, что не надо бы сейчас ареста и лишней шумихи. Но Бобров сказал, как отрезал, что его приказы выполняются, а не обсуждаются. И Власов тут же поехал арестовывать генерала. А Бобров отправился домой в дурном настроении, потому что ему сообщили, что его дочь убежала из дома через балкон. Куда поехал Рябиновский никому не было известно.
   Прокурор вернулся домой, где собрались молчаливые родственники в траурной униформе с деланно скорбными лицами. Власову не хотелось никого видеть. Он заперся в спальне, налил себе коньяку и достал альбом детских фотографий Валеры. Он листал альбом и вдруг хорошие воспоминания, душимые мрачными мыслями его, прервал резкий телефонный звонок. Голос в трубке был молодым, говорил без акцента и явно намеренно измененным.
   - Прокурор Власов, - начал сразу говорить голос. - У меня мало времени, потому что ты наверняка захочешь меня засечь, а мне это не нужно. Так вот, я знаю, кто заказал убийство твоего сына.
   - Его убили случайно, - автоматически ответил прокурор, - а кто это говорит?
   - Это тот самый цыган, который забрал все деньги из сейфа, убил своих подельников и теперь стал богаче на сто тысяч, - ответил насмешливый голос в трубке, - я присутствовал при том, как Фофан застрелил твоего сына. Он назвали причину, из-за которой его он это сделал. И имя человека, который ему заплатил за это убийство.
   - Говори! - прохрипел Власов.
   - Я не бюро добрых услуг, чавела, - ответил голос, - информация стоит денег.
   - Сколько? - спросил вспотевший Власов.
   - Десять тысяч долларов, - отозвался вымогатель.
   - Откуда я знаю, что ты мне не врешь? - спросил прокурор.
   - Я единственный свидетель, - сказал голос, - больше тебе, чавела, спросить не у кого. Разве только у архангелов, когда ты сам к ним попадешь, спросишь. Две секунды тебе на размышление. Ты заплатишь?
   - Да!!! - выпалил Власов.
   - Есть мобильный телефон? - спросил голос.
   - Да, конечно, - ответил прокурор.
   - Говори номер и жди звонка! - сказал вымогатель.
   Власов назвал цифры, и в трубке послышались короткие гудки. Прокурор вскочил с места и побежал к двери. Потом остановился и побежал к столу. Он схватил трубку телефона и сразу же ее бросил. Вымогатель не сказал где и при каких обстоятельствах будет произведена передача денег. Власов от волнения кусал губы. Приказать, чтобы засекли звонок? Пожалуй, пока не надо этого делать? Телефон зазвенел снова, звонил адвокат из конторы, чтобы выразить соболезнование. Власов едва дождался окончания его соболезнований и бросил трубку. Опять зазвонил его мобильный.
   - Завтра в девять утра в парке, - приказал тот же голос, - по главной аллее дойдешь до бывшей комнаты смеха, знаешь, где это?
   - Да, я помню, - ответил прокурор, - мы туда ходили с сыном...
   - Возле комнаты смеха повернешь налево, - продолжил голос, - в глубине парка увидишь сломанные качели, рядом с ними скамейка. Там я буду, там мы встретимся, я тебе все расскажу, а ты отдашь мне деньги. И запомни, я буду вооружен, а если замечу что-то подозрительное, то и вовсе не приду. И в этом случае ты, чавела, никогда не узнаешь, кому твой сын так помешал, что они даже заказали его смерть.
   - Хорошо, - согласился Власов, - я приду один и с деньгами.
   Трубку положили. Прокурор стукнул кулаком по столу. Он завтра не только узнает имя заказчика убийства своего сына, но и поймает этого цыгана, который "опустил" их клан на сто тысяч долларов и обманул еще и тем, что пригнал пустой грузовик с капустой вместо наркотиков. За все он ответит сполна! Глупый цыган! Неужели он думает, что сможет спокойно уйти из парка! Власов окружит весь периметр зеленых насаждений милиционерами, а под каждый куст посадит по одному ОМОНовцу. Прокурор сразу же занялся подготовкой завтрашней операции, сделал все необходимые распоряжения, лично встретился с командиром ОМОНовцев и обсудил с ним план захвата вымогателя.
   К девяти часам утра завтрашнего дня Власов в парадном костюме и при галстуке появился у входа в парк. Он неторопливо прошелся по главной аллее, осмотрелся, медленно повернулся налево и уже издали увидел на скамейке возле качелей в тени больших деревьев парка смуглого человека средних лет. Он сидел, наблюдая за птицами, и его внешнее спокойствие Власова даже слегка смутило. Ничто не выдавало в преступнике внутреннего напряжения. От волнения прокурора самого бросило в жар, но он справился с этим чувством и двинулся вперед. Вымогатель был благообразным на первый взгляд человеком с аккуратной бородкой и приятной белозубой улыбкой. Он встал со скамейки и направился навстречу Власову, дружески помахав ему рукой.
   В это время из засады, где они находились с шести часов утра, ринулись ОМОНовцы. Вымогатель опешил, увидев вооруженных людей в полумасках, улыбка моментально слетела с его лица, и он застыл, как вкопанный. Первым к нему подскочил здоровенный спецназовец и ударом носком сапога в солнечное сплетение вывел преступника из состояния оцепенения. Вымогатель охнул и согнулся напополам, припав на колени. Его быстро окружили остальные бойцы. Они активно принялись колошматить преступника ногами и руками куда придется. Уже через несколько секунд из улыбчивого опрятного гражданина вымогатель превратился в кусок отбивного мяса и его окровавленного с выбитыми зубами притащили и бросили к ногам прокурора.
   - Что, гадский потрох, допрыгался? - с торжеством спросил Власов. - Наелся моими денежками?
   Он не желал тянуть время до того, как вымогателя доставят в отделение, и поэтому решил сам его допросить в милицейском "воронке", куда приказал его затолкать. Перед допросом ОМОНовцы тщательно обыскали преступника, к удивлению своему нашли у него только четки, которые оружием можно было посчитать с большой натяжкой. Ни пистолета, ни даже ножа у преступника не было. На цыгана задержанный был так же мало похож, потому что одет был в одежду служителя мечети, чего никто поначалу не заметил. Ошарашенный происходящим "вымогатель" сидел в углу кузова машины, пристегнутый к решетке наручниками. Власов медленно затворил за собой дверцу "воронка" и сел напротив него. Задержанный оживился, как мог, поняв, что к нему пришел начальник и промычал, шепелявя разбитыми губами:
   - Вы за это ответите! Я имам городской мечети!
   - А я папа римский, - усмехнулся Власов, которого в угаре мести ничуть не смутила непохожесть голоса вчерашнего звонившего и сегодняшнего задержанного, - говори, кто заказал убить моего сына?
   - Я не знаю, о чем вы говорите, - сказал вымогатель, - произошла какая-то ошибка... вы меня с кем-то спутали...
   - Ты, чушок недоношенный, - вскипел Власов, - я тебе сейчас всю морду набью! Решил со мной в прятки играть, имам долбанный?
   Власов исхитрился и пнул каблуком задержанного в колено. Тот взвыл от боли.
   - Говори, падла, а не то я не знаю, что с тобой сделаю!!! - заорал прокурор.
   - Ай, не надо бить, - заголосил вымогатель, - мне вчера позвонил какой-то человек и сказал, чтобы я сюда пришел...
   - Не свисти, плесень черножопая! - заорал Власов, схватил за грудки задержанного и несколько раз стукнул о стену машины. - Говори правду! Кто ты такой?
   - Я Хасан Закиров, имам городской мечети, - повторил задержанный, - аллахом клянусь!
   - Ах ты имам! - вскипел Власов. - Ну, я тебе дам!!!
   Он размахнулся в тесном пространстве воронка и ударил задержанного прямо в горбатый нос, из которого немедля хлынула кровь.
   - Ай, ты ответишь за это, ай, ответишь! - завопил отпирающийся преступник. - Перед аллахом и перед людьми!
   - Ты мне угрожаешь еще, сволочь? - прокурор весь трясся от злости. - Да, ты знаешь, кто я? Ты знаешь, падла! Ты мне вчера звонил!
   - Не звонил я и не знаю, кто ты! - ответил задержанный.
   - Денег хотел? - продолжал истязать преступника Власов. - На, сука, жри!
   Он вытащил из кармана толстую пачку долларов общим номиналом как раз десять тысяч, с той лишь фишкой, что доллары были фальшивыми и стал пихать их в рот "имаму". Задержанный отворачивался и выл. Но прокурора это не смущало, он продолжал допрос:
   - Говори, кто заказал убить моего сына! Говори падла, а то пасть порву!
   Задержанный с окровавленными зелеными бумажками во рту неожиданно потерял сознание. Власов бросил его и сам вышел на свежий воздух. У машины в ожидании окончания допроса стоял командир группы спецназа майор Громило. Увидев, что прокурор вылез, он поспешил к нему.
   - Разрешите доложить, - козырнул он прокурору.
   - Чего еще? - недовольный результатами произведенного допроса, буркнул прокурор Власов.
   - У меня боец один есть, по национальности татарин, - доложил Громило, - он мусульманин и постоянно ходит в мечеть. Так вот, он говорит, что этот задержанный и, правда, имам их мечети.
   Власов на мгновение задумался, а потом спросил у майора:
   - А что, по-твоему, имам не может быть вымогателем?
   - По-моему не может, - ответил Громило, - я Чечню прошел, кое в чем разбираюсь. К тому же мой боец неплохо его знает, этот имам честный и порядочный человек.
   - Свое мнение оставьте при себе майор, - приказал Громило Власов, - следствие разберется!
   - Есть! - козырнул майор и отошел в сторону.
   Власов опять залез в машину, где в углу ее униженный и раздавленный, не смея утереть текущую из носу кровь, сидел имам. Увидев прокурора, он метнул глазами молнии из-под черных бровей. Молнии в прокурора не попали, он снова сел напротив и спросил:
   - Так ты, значит, и правда, имам нашей мечети?
   - Не вашей, а нашей, - ответил имам, - и у вас не мечеть, а синагога.
   - Ты тут мне не петушись, служитель аллаха, - сказал Власов, - если виновен, так ответишь по закону и по суду.
   - Один суд я признаю, суд всевышнего, - ответил имам.
   - Рассказывай, как сюда попал на эту скамейку в это время, - предложил Власов.
   Гордость не дала имаму сразу же кинуться к ногам смиловавшегося палача, рассказать ему, как он влип в эту историю, и он гордо вскинул голову.
   - Ты тут попугая из себя не изображай, - сказал Власов, - просто так ничего не бывает. Раз пришел, значит, отвечай, что делал в парке в девять утра.
   - Я могу ходить туда, куда мне хочется в любое время! - с презрением ответил имам. - И тебе, низкий человек, я больше ничего не скажу.
   Имам отвернулся и Власов понял, что дальнейшее разбирательство с ним бесполезно. Власов надменно сплюнул на пол машины, открыл дверцу и вылез наружу. Он подозвал к себе майора Громило и приказал:
   - Давай своего бойца, который мусульманин сюда, пусть он расспросит этого служителя культа как он тут оказался.
   Громило окликнул одного из своих "орлов", тот быстро подбежал, выслушал приказание, кивнул и полез в машину. Видимо он сумел разговорить имама, потому что было слышно, что они в машине разговаривали. Прокурор в это время курил и думал о том, что все-таки этот цыган оказался не таким уж глупым - подставил вместо себя имама из мечети. Наконец ОМОНовец выпрыгнул из машины и подошел к прокурору.
   - Ну, что он тебе рассказал? - спросил прокурор.
   - Вчера вечером имаму позвонил какой-то человек, - сказал ОМОНовец, - представился частным предпринимателем. Сказал, что тайно хочет пожертвовать на строительство новой мечети десять тысяч долларов. У нас строиться будет новая мечеть, мусульмане собирают деньги, это все знают. Тот, кто звонил сказал, что не хотел бы, чтобы его имя упоминалось в связи с этим даром и предложил встретиться в парке, где он должен был передать деньги. Имам согласился и сказал, что аллах, видя тайное, воздаст явно. Он пришел вовремя и, увидев вас, подумал, что это тот самый человек, что звонил ему, потому что тот, кто звонил точно описал вашу внешность. Просто его подставили, имам невиновен.
   - Еще один самозванный судья, - буркнул Власов, - я сам разберусь, кто виновен, а кто не виновен, без ваших советов! Ваше дело руки крутить! Вот и крутите! Везите его, куда следует, я скоро подъеду.
   Прокурор отвернулся и пошел к своей машине, которую оставил у входа в парк. И в это время зазвонил его мобильный телефон. Власов включил его и поднес к уху.
   - Ай-яй-яй, - сказал насмешливый голос вчерашнего звонившего, - какой прокол! Тебя, прокурор, начальство твое не похвалит за то, что ты почтенному имаму лицо разбил.
   - Слушай ты, - начал было вскипать прокурор.
   - Нет, это ты слушай, чавела, - перебил его голос, - я уже итак хорошо обогатился на этом деле, хапнул сто штук долларов. Мне твои жалкие десять тысяч погоды не сделают. Я для тебя стараюсь, чтобы ты за сына отомстил, а ты мне подлость подстраиваешь. ОМОН вызвал. Не хочешь, как хочешь...
   - Эй, эй, - закричал в трубку прокурор, - не отсоединяйся. Все сделаю, как скажешь! Клянусь, без ОМОНа буду, один! Заплачу, сколько договорились!
   - Цена информации выросла в два раза, - ответил вымогатель, - теперь она стоит двадцать тысяч долларов.
   - Это слишком много, - сказал прокурор.
   - Повтори еще раз эту фразу, и я положу трубку, - сказал голос.
   - Я согласен, - поторопился сказать прокурор.
   - Завтра в то же время зайдешь в православный храм на улице Северной, - продолжил вымогатель, - там справа у входа стоит короб для сбора пожертвований на строительство звонницы. Туда положишь деньги. Там будет служба в это время, много народу, я увижу это, но ты меня не увидишь. Деньги будешь класть по тысяче долларов медленно, чтобы я сумел сосчитать. И не надо оскорблять храм фальшивыми купюрами, ведь за тобой не только я буду смотреть.
   - Как же ты возьмешь эти деньги? - удивился Власов.
   - Это не твое дело, - ответил вымогатель.
   - Как я узнаю твою информацию? - спросил прокурор.
   - Сразу же после того, как ты положишь деньги, я позвоню тебе на мобильный, - пообещал вымогатель.
   - А если ты не позвонишь? - спросил прокурор. - И деньги я уже отдам?
   - Я позвоню, - ответил голос, - ведь я первый стал тебе звонить. Я хочу помочь тебе найти убийц сына. И, как видишь, даже то, что ты меня предал, не отбило у меня этого желания. Потому что я хорошо воспитан.
   - Ты точно цыган? - спросил Власов.
   - Это не играет большой роли, - ответил голос, - главное, чтобы моя информация была достоверной. А она такой является.
   В трубке послышались короткие гудки, а Власов отметил про себя, что уж больно мудрено для цыгана говорит этот вымогатель. Сразу чувствуется отпечаток хорошего образования и воспитания. Нет, это не цыган. А кто же тогда? Как бы его поймать? Эта идея стала у прокурора навязчивой.

19

   Как только удрученный неудачей прокурор вернулся в свой служебный кабинет в помещении прокуратуры, как раздался телефонный звонок. Власов поднял трубку и услышал голос Христофора Ульяновича, небезызвестного нам мэра областного города. Илов был раздражен и с прокурором разговаривал несдержанно. Власов и сам был тоже не в лучшем настроении, поэтому не считал возможным сдерживать свои чувства.
   - Ты что же это делаешь, а? - проскрипел в телефонную трубку мэр. - Ты вчера арестовал генерала Лютого и до сих пор ему никаких улик в причастности его в покушении на губернатора не предъявлено!
   - Это не твое дело, Христофор Ульянович, - ответил Власов, - твое дело городом руководить, а не лезть в прокурорские дела. Я же не указываю твоим дворникам как им тротуар подметать!
   - Это не равноценные вещи! - воскликнул Илов. - У меня сегодня с утра молодчики Лютого разгромили пол рынка! А милиции не было совсем. Сказали, что ты весь личный состав забрал на какую-то операцию! Избили до полусмерти трех граждан азербайджанцев, а одного убили насмерть. Наших с тобой друзей и кормильцев, которые в город поставляют свежие овощи и фрукты! А у убитого, между прочим, семья и много детей!
   - У меня была важная операция, которая требовала больших сил, - буркнул прокурор, - и опять таки я не намерен отчитываться...
   - Я все знаю! - воскликнул Илов. - Большая операция, чтобы унизить ни в чем не повинного имама городской мечети, уважаемого человека! Его избили при задержании и до сих пор не выпускают! В чем дело? У меня здесь в кабинете сидят глава азербайджанской и татарской диаспоры. Они возмущены творящимся произволом...
   - Прокуратуру нисколько не волнует их возмущение, - ответил Власов, - я не намерен перед кем-то оправдываться за свои действия! Будет проверены факты и, если будет установлено, что имам невиновен, то мы с радостью его отпустим! А пока он будет сидеть!
   - По крайней мере, я могу выяснить, за что его задержали? - недовольно спросил Илов.
   - Это оперативная информация и разглашению она не подлежит, - ответил Власов.
   - Ты понимаешь хоть, кто такой для мусульман нашего города имам мечети? - спросил Илов. - Это пощечина всем правоверным мусульманам!
   Власов понимал, почему мэр так печется о судьбе имама. Все рынки в городе, как и везде в России, всю торговлю овощами и фруктами подмяли под себя азербайджанцы. Кроме этого, они приторговывали паленой водкой, от которой народ слеп и подыхал, легкой наркотой, скупали краденное, то есть, занимались бизнесом не вполне легальным. Они скупали квартиры, прописывались, уже открыли три ресторана национальной кухни и понемногу перетаскивали в город свою многочисленную родню. Мэр города самолично занимался помощью в обустройстве южным переселенцам и имел с этого дела неплохие дивиденды.
   Когда кто-нибудь из доведенных до отчаяния горожан начинал роптать и жаловаться на то, что соседи южане день и ночь непрерывно шумят. И круглые сутки местные алкаши к ним ходят за водкой. Дети их гадят в подъезде, а мусор бросается из окон на улицу. Стоило только кому-то завести эти речи, то такого гражданина обвиняли в разжигании межнациональной розни и грозили привлечь к уголовной ответственности. Прокурору Власову от "иммигрантской" кормушки мэра тоже перепадало иногда кое-что, поэтому мэр Илов так настойчиво и апеллировал к его "сознательности". И прокурор сломался. Ведь все-таки они с Иловым были двумя щупальцами одного спрута.
   - Гм! - пробормотал Власов. - Хорошо, я распоряжусь, чтобы его отпустили под подписку о невыезде.
   - Благодарю, товарищ прокурор, - сказал Илов, - неплохо было бы, чтобы ты еще перед ним извинился.
   - Что? - вскипел Власов. - Я еще буду извиняться? Знаешь, Христофор Ульянович, я тебя сильно уважаю, но иногда ты переходишь все дозволенные границы!
   - Тогда я поставлю вопрос о твоем служебном соответствии! - пригрозил Илов.
   - За свою задницу лучше побеспокойся, старый пень!!! - заорал в ответ Власов. - Сам на одном полужопии в кресле мэра сидишь, сволочь!
   И он возмущенно бросил трубку. Можно было понять его душевное состояние, ведь у него недавно убили сына, кроме того, его так отвратительно подставил звонивший ему цыган. Черт дернул этого имама припереться в парк. За денежками побежал, а получил по зубам. И, правда, нехорошо получилось, что этого служителя духовенства так уделали. Надо было сначала допросить. Но кто же знал, что это имам?
   В это время в кабинете мэра города продолжался диалог представителей мусульманских диаспор и мэра города. Бородатые чернобровые мужчины были хмуры. Им казалось, что они платят достаточно взяток, чтобы никто не мог пальцем тронуть даже самого противного представителя их диаспоры. Даже того, кто пошел работать на завод. А тут самого имама оскорбили действием! Это уже было похоже на начало геноцида южных народностей.
   Дело еще усугублялось тем фактом, что генерал Лютый был ярым националистом, под его косвенным руководством, нигде не зафиксированным документально, в клубе будущих десантников тренировалось около сотни бритоголовых головорезов. Когда их лидер неожиданно был подвергнут аресту, скинхеды взбунтовались и естественным их желанием выпустить наружу свой гнев было проломить пару десятков голов представителям южных народов.
   А представители южных народов, оскорбленные арестом и избиением имама, тоже в гневе вышли на улицу, где буквально через полчаса после разговора Илова и Власова в районе центрального рынка случилось кровавое побоище, в котором схлестнулись скинхеды Лютого и торговцы с рынка. С обеих сторон было много раненных, но труп получился только один. Им оказался некий Валиев-оглы, тридцати трех лет от роду, отец восьми детей, плохо говорящий по-русски. "Гвардия" генерала была более боеспособна и лучше подготовлена. Поэтому ей удалось обратить в бегство нестройное торговое сообщество. Несмотря на бойню ни ОМОН, ни просто милиция так и не появились. Все они были заняты на "операции" в парке. Событие, произошедшее в районе рынка, всколыхнуло город. Рядовые граждане, собираясь кучками, обсуждали бойню и кое-где даже слышались революционные речи.
   Но Власова мало волновала обстановка в городе. Охваченный жаждой мести на следующий день прокурор опять мобилизовал все оперативные силы и на этот раз окружил переодетыми под прихожан оперативниками православный храм на улице Северной. Он приказал задерживать и препровождать в камеру любого подозрительного субъекта, в особенности, если он имеет еще и цыганскую внешность. Еще до того как началась служба, было задержано три ярко выраженных еврея, два кавказца, два узбека - студенты педучилища и один негр.
   Сам же прокурор в это время прошел в храм и в точности выполнил указания вымогателя, кинув в ящик пожертвований на строительство звонницы двадцать тысяч долларов. К тому времени, когда прокурор завершал уже свой "обряд", вокруг него сгрудились прихожане и хором благословляли "доброго" человека. Самого же "доброго человека", образно говоря, душила такая "жаба", что лицо его стало бледным, а на лбу выступил крупными каплями пот. Когда Власов завершил свое возложение, к нему подошел сам батюшка и повел его к алтарю, дабы представить прихожанам, как святого дарителя. Власов раскланялся и поспешил поскорее уйти из душной церкви, где пахло ладаном, а запах его прокурор переносил с большим трудом.
   На улице за забором церкви он услышал странные крики и поспешил к источнику их возникновения. Картина, которую он увидел, взбудоражила его. Пятеро дюжих оперативников крутили руки кудрявому цыгану в ярко красной рубахе, его дородная жена била их поочередно котомкой по голове, а многочисленная чумазая детвора кусала их за руки и за ляжки. Дернул же черт Романа идти мимо с семьей мимо церкви как раз в тот момент, когда Власов высадил там засаду. Только прокурор хотел вмешаться, как его мобильный телефон зазвонил. Власов схватил трубку и припал к ней ухом.
   - Скажи своим операм, чтобы они ромалэ отпустили, - произнес голос в трубке, - он просто прохожий. Не смеши людей.
   Взбешенный Власов крикнул своим людям, чтобы отпустили цыгана. Тот вырвался и с ругательствами и угрозами, правда, на цыганском языке, поковылял с семьей по своим делам. Оперативники мгновенно рассредоточились, но народ уже их запомнил и откровенно показывал пальцами, живописуя эту историю тем, кто ее не видел.
   - Все, они отпустили, - сказал прокурор в трубку.
   - Я вижу, - ответил вымогатель, - слушай меня, чавела, и не перебивай. Сына твоего при мне застрелил в голову Фофан. Когда я с ромалэ приехал на овощебазу, он нам похвастался, и сказал, что твой сын замахнулся на "птицу" не своего полета. Что он ухаживает за дочкой губернатора, а его уже предупреждали, чтобы он отстал, ведь у нее есть уже жених. Ты знаешь кто этот жених?
   - Знаю, - ответил прокурор, - это внук мэра, Альберт Илов. Погоди, а что это Фофан с тобой откровенничал? Зачем это ему? Что-то ты не складно врешь!
   - Потому что думал, что убьет нас, - ответил вымогатель, - и концы в воду. А не получилось у него нас убить. Мы сами бандитов убили первыми. А потом и я решил и с братьями не делиться долларами. Я очень люблю деньги.
   - Слушай, - пробормотал Власов, - я не могу поверить...
   - Не хочешь, не верь, - ответил цыган, - но я все это слышал своими ушами. А как ты дальше будешь действовать, чавела, мне даже не интересно.
   В трубке сразу же послышались короткие гудки. Власов моментально перезвонил оперативникам и заорал в свою трубку:
   - Засекли, откуда был звонок?
   - Засекли, товарищ прокурор, - ответили в телефоне, - звонок был произведен с сотового телефона, где-то недалеко от вас. Его точно не удалось запеленговать, ведь столько народу на площади. Отследим чуть позже по передвижению, номер звонившего мы вычислили. Поймаем, господин прокурор.
   Власов судорожно стал искать вокруг себя глазами человека с сотовым телефоном и не нашел. Егор в это время, выйдя из зарослей ветвистой рябины, закрыл крышку мобильного, спрятал его в рукаве и, проходя мимо мусорного бака, отправил его внутрь зловонной железной коробки. Сын Андрея Никитина был счастлив хитроумно проведенной операцией. Его план сработал. Теперь главное, чтобы прокурор поверил, что это именно мэр города заказал убийство его сына, для того, чтобы поберечь дочку губернатора для своего внука.
   Конечно, в другой ситуации было бы мало шансов на то, что этот откровенный наговор сработает, но сейчас с помощью Егора в городе сложилась такая ситуация, что головы одного "дракона" начали покусывать друг друга. То-то еще будет днем, когда в свет выйдут областные газеты, где на первых полосах будет в своем триумфальном блеске опубликован компромат на господина Боброва и всю его "когорту".
   Единственный, кто смог уберечься от обличения, был доктор Рябиновский. Он вершил дела настолько осторожно, что нигде и никогда в связях порочащих его замечен не был, подписи свои где не надо не ставил, имущество свое немалое оформлял хитро на подставных лиц. Но Егора мало волновал доктор наук, ему нужно было достать Боброва, и он это уже сделал. Из-за беспорядков, учинившихся в городе в "гости" наверняка уже ехали те люди, у которых хватит полномочий сказать губернатору: "Хватит, Бобров, нацарствовался, слазь!". А когда эти специальные люди увидят те документы, которые Егор с помощью электронной почты госпожи Смирновой опубликовал во всех газетах, Боброва просто раздавят. Расплющат, так же как он сам сделал с отцом Егора. И поделом.
   Тем временем оперативники Власова с помощью операторов сотовой связи следили за перемещениями "трубы", с которой был сделан звонок на мобилу прокурора. Наконец они смогли четко определить его местоположение. Из машины выскочили камуфляжные бойцы и догнали невзрачного на вид человека средних лет, от которого пахло хуже, чем от тухлой селедки. Когда ОМОНовец повалил этого тщедушного доходягу на землю и прижал коленом, то, сморщившись от зловония, он произнес:
   - Блин, надо было противогазы одеть! Я эту вонищу не вынесу!
   - Тащи его к прокурору, - сказал второй, обыскивая его грязную тряпичную сумку полную бутылок и объедков, - а вот и сотовый телефон, с которого был звонок. Смотри, как замаскировался, поганец! Под бомжа вырядился! Весь телефон в отходах измазался! Фу, меня сейчас стошнит!
   ОМОНовцы выкинули на землю всю добычу бомжа, кроме телефона и брезгливо потащили бедолагу к машине, из которой выполз прокурор. В его висках стучала одна мысль. Неужели Илов мог пойти на такую низость, чтобы убить его сына? Он издали заметил, кого тащат к нему рьяные служаки и понял, что они опять опрофанились. Беззубый бродяга мало походил на того, кто мог ему звонить, но проверить это было нужно. Когда подозреваемого подвели, Власов сморщился от вони, ударившей в нос и спросил:
   - Откуда у тебя телефон?
   - Я ефо вытафшил иш бака, - прошепелявил бомж, - ефо фыброфили.
   - Кто его выбросил? - спросил прокурор.
   - Какой-фто пафень, - испуганно продолжил бомж, - я не финофен.
   - Как выглядел этот парень? - спросил прокурор.
   - Обыфный пафень, - стал рассказывать бомж, - нифефо офобенофо. Сфеднефо рофта, фолофы свефлые.
   - Ладно, все! - прокурор больше не мог терпеть эту вонь. - Тащите его в отделение, допросите, как следует и к вечеру, чтобы этого вымогателя мне поймали!
   После этого прокурор поспешил обратно в церковь, нашел батюшку, представился и поведал ему историю о том, как стал жертвой рэкетиров. Он без зазрения совести залез в ящик для пожертвований на строительство звонницы, выскреб оттуда все наличные, что туда набросал, распихал по карманам и покинул православный божий храм. Ему не было стыдно так делать, потому что он не являлся прихожанином этой церкви и, вообще, не был крещеным православным. Более того, ему грешно было по его верованию финансово помогать "заблудшей" церкви, основанной на учении еврея-ренегата.

20

   В это же утро губернатор Бобров развернул одну из местных газет, чтобы удостовериться в том, что госпожа Смирнова правильно подает его личность, как радетеля народных интересов и заступника трудящихся масс. На первой же полосе он наткнулся на свою фотографию и заголовок "Губернатор думает о нас". Удовлетворенный работой пресс-секретаря Иван Петрович листнул газету дальше и в это же время раздался звонок от секретарши, которая сообщила, что к нему в кабинет рвется Смирнова. Бобров взглянул на часы и решил, что уделит ей минуты три за то, что она всегда воздает ему должное внимание в местной прессе.
   - Пусть заходит минут через пять, - буркнул он и уткнулся в газету.
   Он всегда так встречал посетителей. Даже если ему было совершенно нечего делать, он заставлял просителей ждать, дабы они знали свое место в обществе и помнили всегда, что стоят они все на несколько ступенек ниже, чем он сам. Бобров пролистал газету, почитал о народных волнениях в городе, связанных с арестом имама мечети. Чтобы усмирить волнение мусульманских масс, мудрая Смирнова тиснула статейку о том, что задержание имама это страшное недоразумение, возникшее из-за того, что в парке как раз производилось задержание наиопаснейшего преступника, а почтенный служитель культа оказался как раз в эпицентре событий и от этого случайно пострадал. Газета повествовала далее, что слухи о начавшемся в области геноциде южных народов сильно преувеличены и не имеют под собой никаких оснований. Бобров убедился еще раз в дипломатическом таланте Смирновой и с удовлетворением отметил, что пресса это великая сила.
   Об аресте генерала Лютого в газете не было ни слова. Этот факт намеренно замалчивался, зато красочно живописалось о жестокости и нетерпимости скинхедов, которые убили ни за что ни про что несчастного Валиева-оглы, оставив без папы множество детей. Под эту гребенку клуб будущих десантников закрыли и арестовали около четверти его членов.
   - Правильно, - одобрил Бобров, - не фиг тут.
   После этого губернатор решил, наконец, прочитать и про себя великого. В этот момент дверь в кабинет с треском распахнулась и рыдающая в истерике Смирнова бросилась на колени прямо к столу губернатора, не заботясь даже о том, что новые ее колготки затрещали и порвались на коленях.
   - Не виноватая я-а-а-а!!! - завопила она. - Это не я написала-а-а-а!!!
   - В чем дело? - не понял Бобров. - Что такое?
   - Иван Петрович, вы еще не читали передовицу в сегодняшней газете? - всхлипывая, завыла Смирнова.
   - Нет еще, не читал, - ответил Бобров, - а что такое?
   В это время в кабинет со скоростью, неприемлемой для почтенных лет седовласого старца, буквально влетел еще и Христофор Ульянович Илов. Он задыхался то ли от быстрой ходьбы, то ли от гнева. Увидев стоящую на коленях Смирнову, он занес свою коротенькую ручку и с силой ударил ладонью пресс-секретаря по затылку. Смирнова взвизгнула, стремительно рухнула носом на ковер, юбка ее задралась, оголились небесно-голубого цвета панталончики под колготками.
   - Что происходит? - заорал, что было мочи Бобров. - Закройте немедленно дверь!!!
   Секретарша с любопытством заглянувшая в кабинет, отпрянула и плотно захлопнула дверь. Смирнова начала отползать от разгневанного мэра, шепча слова оправдания, но Илов ее не слушал, его просто колотило от злости. Он занес ногу для того, чтобы пнуть Смирнову прямо по голубым трусам.
   - Прекратить! - приказал Бобров. - Оставь ее, Илов! Ты что совсем рехнулся на старости лет!
   - Она нас сдала, сучка, - старик вовсе потерял самообладание, Бобров никогда от него не слышал даже грубого слова, - всех вложила!
   С этими словами он выхватил из кармана пачку газет и метнул их в Смирнову. Та закрылась обеими руками и громко зарыдала, причитая:
   - Не я это, не я! Меня подставили!
   - Да, объяснит мне кто-нибудь, в чем дело? - прогремел Бобров.
   - Я объясню, - как всегда спокойно сказал, заходя в кабинет Рябиновский, - кто-то с помощью госпожи Смирновой весь компромат, который мы тщательно скрывали, выплеснул на страницы областных газет. Пока то, что напечатано на бумаге это ерунда. Но ведь тот, кто все это протолкнул в прессу, основывался на реальных документах. А вот уже если эти самые документы попадут в руки... гм... как бы это сказать... то вам, господа, не поздоровиться.
   - Нам не поздоровиться, - поправил доктора наук Илов.
   - Нет, Христофор Ульянович, не поздоровиться вам, - утвердительно повторил Рябиновский, - ни под одним из указанных в статье документов моей подписи нет!
   Бобров схватил газету со стола и быстро пробежал глазами статью. Все, что было скрыто за семью печатями вышло наружу. Теперь каждый школьник знает, что он, губернатор вор и проходимец. Под статьей красовалась подпись: "Смирнова".
   - Ах, ты блядское отродье! - рассвирепел Бобров. - Я тобой жопу вытру!
   - Тихо, тихо, губернатор, - постарался успокоить гнев Боброва Рябиновский, - Наташа не виновата. Это происки наших врагов. Мы еще можем все исправить. Надо срочно по всем каналам и во все газеты дать опровержение. Расписать, что это наши недруги, чтобы нарушить стабильность в регионе подтасовывают лживые факты, порочащие самых честных представителей власти. Вставайте, Наталья Семеновна, нужно дальше работать. Спасать ситуацию.
   Испуганная донельзя Смирнова отползла к стенке и по ней с трудом поднялась на ноги.
   - Ты думаешь, это поможет? - спросил Бобров. - Ведь по фактам, изложенным в газете, начнется проверка. А если не дай бог, ксерокопии документов, о которых тут говорится, попадут в руки соответствующих органов в столице, то нам лучше упаковывать чемоданы.
   - Нужно срочно заметать следы, - сказал Рябиновский, - а вам, Иван Петрович, я посоветую срочно отбыть пока в служебную командировку за рубеж. Например, в Швейцарию. Пока все не уляжется.
   - А мне что делать? - спросил Илов. - Ведь меня тоже обложили...
   - Тебе... - только успел сказать Рябиновский, как вдруг в кабинет губернатора без стука влетел прокурор Власов и, увидев Илова, как тигр, бросился к нему.
   Никто из присутствующих не успел осознать, что происходит, как Власов поставленным ударом в челюсть сокрушил мэра города и тот, как подкошенный, рухнул на пол. Прокурор, не теряя времени бросился сверху и стал головой старика колотить о пол, отчего вставная челюсть Илова выскочила наружу и, сделав сальто-мортале, упала на ковер.
   - Да, вы что сегодня с ума посходили? - заорал Бобров. - Немедленно прекратить!
   Но Власов и не думал прекращать. Он стал душить мэра. Рябиновский не спешил вмешиваться и тогда Бобров сам кинулся на помощь старику. Зная, что прокурор в гневе страшен, судьбу искушать не стал, по пути схватил со стола хрустальный кубок и им нанес удар по макушке прокурору. Тот закатил глаза и завалился на бок. Кубок разбился вдребезги. Мэр едва дышал. Рябиновский и Бобров подняли его и уложили на ряд выстроившихся у стены стульев.
   - Что сегодня вспышка на солнце? - спросил у Рябиновского губернатор.
   - Какой-то Брэд, - сам ничего не понимая, ответил доктор наук.
   Тем временем прокурор пришел в себя, сел на ковре и, потирая ушибленную макушку, поведал:
   - Он заказал, чтобы моего сына убили! Гад этот! Из-за твоей, Бобров, дочери!
   - Слушай, ты мою дочь сюда не путай! - воскликнул Бобров. - Она тут не при чем!
   В это время зазвонил телефон. Блестящий красный телефон, стоящий отдельно. Все замерли. Бобров на полусогнутых подошел к нему и поднял трубку. Голос в телефоне был спокойным, обрывки фраз долетали до притихших "вершителей судеб" и с каждым словом губернатор все более бледнел, и бледнел. Когда в телефоне послышались короткие гудки, Бобров опустился в кресло, и пробормотал:
   - У них там есть уже оригиналы документов.
   Где "там", все поняли. Объяснять не приходилось. Стало ясно, что поздно писать опровержение.
   - Все в России воруют, - тихонько пискнула Смирнова, - выкрутимся.
   - Не про всех в газетах пишут! - ответил ей Рябиновский. - Ну, что ж, дорогие друзья, мне, пожалуй, пора на работу в НИИ.
   - А мы? - хором спросили оставшиеся.
   Рябиновский пожал плечами и улыбнулся. Он медленно пошел к двери, открыл ее и исчез в проеме. Бобров знал, что ему делать. Он, ни слова никому не сказав, прошел мимо поверженного мэра, оглушенного прокурора и униженного пресс-секретаря и исчез вслед за Рябиновским.
   - Надо бежать! - прохрипел Илов.
   - Куда? - спросила Смирнова.
   - За границу, - ответил Илов, - пока есть время.
   - Ты сына моего убил, - грозно сказал Власов, преграждая мэру дорогу к выходу, - ты за это ответишь.
   - Ты сумасшедший! - воскликнул Илов. - Зачем мне нужна смерть твоего сына?
   - Чтобы женить своего Альберта на Насте Бобровой и захапать себе ее денежки! - обличительно завопил Власов.
   - У меня самого денег не меньше, чем у Боброва! - в ответ заорал Илов. - Ты головой своей думай, хоть иногда! Или у тебя приступ идиотизма! То мусульманского имама избиваешь, то генерала Лютого посадил ни за что, ни про что! В городе из-за этого беспорядки!
   - Ах, как ты о городе печешься, старый козел! - в ответ грубо сказал Власов. - Ты этот город до нитки обобрал!
   - А ты такой честный? - возмутился мэр. - Сколько подонков ты на волю выпустил за взятки, скольких расхитителей покрывал?
   - И тебя в том числе! - добавил Власов.
   - Из-за того, что ты два дня всю милицию за собой таскал, час назад на похоронах Фофана с товарищами произошла резня, - завопил Илов, - сидевшие зеки порезали половину наших парней! Ты в этом виноват!
   - Мне насрать на всех парней, кроме моего сына, которого ты убил! - завопил Власов, пытаясь догнать старика, который бегал от него вокруг огромного губернаторского стола.
   - Ты с ума спятил! - прохрипел Илов.
   В беге он не слишком был силен.
   - Мужчины не ссорьтесь, мы же одно целое, - вступила в разговор Смирнова, - нас намеренно кто-то сталкивает лбами! Надо подумать! Всегда есть выход из ситуации!
   - Заткнись, стерва! - прикрикнул Власов. - Из-за тебя все это случилось! Не могла за своими журналистами смотреть получше, что они пишут, и что они знают!
   - Все, я пошел! - сказал старый мэр, видя, что внимание прокурора отвлеклось на Смирнову. - Мне вас слушать надоело!
   - Нет, ты мне ответишь правду! - возопил Власов, прыгнул через стол, схватил старика за шиворот и дернул на себя.
   Тот не удержался, покачнулся на месте, стал падать, развернулся вокруг своей оси и, падая, затылком ударился сначала об угол стола, потом о край стула и в довершении об пол. Может быть, лет десять назад эти удары причинил бы мэру только легкую головную боль, а лет двадцать назад он его бы и вовсе не заметил, но в теперешней ситуации сказался его почтенный возраст. Старческие кости хрустнули, шейные позвонки разломились и Илов скоропостижно отдал богу душу. Его тело упало на пол, голова безжизненно и странно развернулась, Смирнова взвизгнула, сразу поняв, что случилось.
   - А-а, - заверещала она, - ты его убил насмерть!
   - Нет, нет, - испуганно крутил головой Власов, - он сам упал. Ты же видела, ты скажешь, что он сам упал!
   - Ты его толкнул! - возопила Смирнова. - Ты его толкнул!
   - Нет, нет, он сам упал, - Власов схватил Смирнову в крепкие, но не дружественные объятья, - скажи, что он сам упал! Пошел и вдруг упал! А-то и тебя убью!
   Смирнова не на шутку испугалась и согласилась лжесвидетельствовать.
   - Нет, давай уйдем, а потом скажем, что когда уходили, он был жив, - предложил Власов, - я пойду первым, а ты за мной.
   Раздавленная сегодняшним днем Смирнова только согласно кивнула. Прокурор вышел в приемную и хотел было пойти через центральный вход, но секретарша губернатора его остановила.
   - Там народ внизу собрался, - сказала она, - вам лучше не идти. Пройдите через служебный вход.
   - Какой еще народ! - возмутился прокурор. - Что мне народ?
   - Обычный народ с плакатами, - равнодушно ответила секретарша, крася ногти, - требуют вас отдать под суд.
   - Меня? - удивился Власов.
   Секретарша подняла на прокурора удивленно-томные глаза.
   - Вас всех, - сказала она.
   - А-а, - понял Власов и спросил, - а где служебный вход?
   - Направо по коридору и вниз, - невозмутимо ответила секретарша, прощальным взглядом посмотрев на сгорбленную спину прокурора.
   Свою работу она не боялась потерять. А чего ей было бояться? Она на своем месте уже трех губернаторов пересидела. Будет еще один новый губернатор, авось и он ее не выгонит. За что ее гнать? В дела их она не лезет, кофе готовит хорошо, юбку носит короткую, с документами работает быстро, никогда не беременеет и мужа-рогоносца держит на коротком поводке. Чем еще она может не угодить? Разве что возраст у нее уже подходит не секретарский. Но пару-тройку лет на этом стуле она все равно просидит.
   Власов пробежал по коридору, спустился по лестнице и бросился переулками сам не зная куда. Думать ему мешала судорожно пульсирующая в висках кровь. Тем временем Наталья Семеновна беспрепятственно вышла на крыльцо парадного входа и была встречена ревущей толпой. Плакаты над головами гласили "Смирнову - в губернаторы!", "Спасибо за правду!". Ее окружили почитатели, стремясь хотя бы прикоснуться к бесстрашной женщине, посмевшей выступить против клана. Смирнова еще больше испугалась, попыталась вырваться, но ей не дали, ее подняли на руки. Она стала народным знаменем в борьбе с коррупцией, взяточничеством и казнокрадством.
   Рябиновский из окна машины наблюдал за этой народной эйфорией и в голову ему неожиданно пришел хороший план. Правда, для выполнения этого плана придется пожертвовать парочкой козырей, но ведь в игре отнюдь не главное сохранить козыри, главное закончить игру победой. И Рябиновский понял, как это можно сделать.

21

   Бобров приехал домой на служебном джипе и шофера сразу отпустил восвояси. Поднимаясь вверх по лестничной площадке, он неожиданно нос к носу столкнулся с Брэдом, который спускался ему навстречу.
   - О, американец! - воскликнул губернатор. - Ты мне как раз нужен! Ты от нас идешь?
   - Да, Иван Петрович, - ответил Брэд, - но никого нет у вас дома. Я звонил в дверь и мне никто не открыл.
   - Это хорошо, что никого нет, - сказал губернатор, - пойдем со мной, у меня есть к тебе дело.
   Брэд с охотой согласился и последовал вверх по лестнице. Бобров открыл дверь, жестом пригласил Брэда войти, а потом и присесть в большое кожаное кресло.
   - Это твой "Москвич" у подъезда? - спросил он.
   - Да, - ответил Брэд, - я взял его напрокат у одного знакомого русского. У меня есть эта... как ее... доверенность.
   - Отлично, - сказал Бобров, - а у меня есть к тебе, американец, деликатное дело. Мне нужно срочно уехать, но так, чтобы об этом никто не знал. Не подбросишь меня до соседнего города. Ехать далеко, но я тебе заплачу. Я думаю, что даже тебе, имеющему папу миллиардера, лишняя тысяча долларов не помешает.
   - OK, - кивнул Брэд, - я полагаю, ваш поспешный отъезд связан со статьей в газете?
   - Ты уже читал эту лживую статью? - нахмурился Бобров.
   - Конечно, - ответил Брэд, - но мне совершенно безразлично, что про вас пишут в газетах. Во-первых, я вас знаю лично, а во-вторых, хочу напомнить, что мой прадед был гангстером. И это не уменьшает моей любви к нему. Деньги решают все.
   - Молодец, - обрадовался Бобров, подумал, - а, чем не муж для моей Насти? - и спросил, - а что ты не боишься, что нас поймают и тебя запишут ко мне в сообщники.
   - Я мало чего боюсь, господин губернатор, - ответил Брэд, - и это не входит в список моих страхов. Я вижу, что никому из своего окружения вы больше не доверяете, раз обратились ко мне?
   - Точно ты угадал, - ответил Бобров, - вокруг одни шакалы.
   - Но почему вы обратились ко мне? - спросил Брэд. - Я внушаю вам доверие?
   - У меня нет выбора, это первое, - ответил Бобров, - второе, я думаю, у тебя есть планы на мою дочь и третье, ты смелый парень. Возможно, нам придется нелегко. Но за это я заплачу отдельно. Ты согласен?
   - ОК, - кивнул Брэд.
   - Ну и хорошо, - суетливо сказал Бобров, - ты посиди пока тут, в комнате, а быстренько соберусь в дорогу.
   Через пять минут он был уже готов. Ни чемодана, ни даже сумки в его руках не было.
   - А где же ваши вещи? - спросил Брэд.
   - Тут, - ответил Бобров и ткнул себя пальцем в лоб.
   - Capitally, - многозначительно ответил Брэд и поднялся с кресла.
   Брэд спустился к машине, заехал за дом и приготовился ждать. Грузный губернатор, пыхтя, повторил маневр Насти и спустился с ее балкона, чтобы охранник у подъезда не видел, что губернатор покинул дом. Бобров уселся сзади, а Брэд уверенно вырулил на проспект, повернул и дал газу. Через полчаса они уже были на трассе, ведущей к соседней области. Пока автомобиль не выехал из города и не миновал пост ГИБДД, оба напряженно молчали. Как только за окнами машины потянулся лесок, губернатор ожил и стал ерзать на месте.
   - Ехать долго, - сказал Бобров, - часов восемь, но ничего. Поболтаем, перекусим по дороге.
   - За бензин и мое питание вы заплатите отдельно, - добавил Брэд.
   - Сразу видна американская закалка, - усмехнулся Бобров, - заплачу, конечно. Не вопрос.
   - Как же Настя и ваша жена? - спросил Брэд. - Вы их бросаете здесь в лапах ФСБ?
   - Я их потом вызову туда, куда поеду, - ответил губернатор, - сейчас мне важно самому смыться по-тихому.
   - Там, куда вы хотите смыться, для начала тоже деньги нужны, - сказал Брэд, - иначе пропадете со своим капиталом в голове. Ведь делать-то по большому счету вы, Иван Петрович, ничего не умеете.
   - Как это "не умею"? - возмутился Бобров. - Я умею управлять страной!
   - Той страной, куда вы поедете, вам управлять не позволят, - сказал Брэд, - так что поначалу придется работать таксистом или уборщиком.
   - Не придется, - уверенно сказал губернатор, - я предполагал, что рано или поздно придется драпать, поэтому некоторые сбережения в швейцарском банке у меня есть. Хватит, чтобы купить виллу, машину, открыть собственный бизнес. Так что за меня не волнуйся, парень. Я еще лучше буду жить, чем твой отец.
   - Это вряд ли, - тихо ответил Брэд, - так же, еще может быть...
   - Ха-ха-ха, - рассмеялся Бобров, - молодец, малый! Ты мне определенно нравишься! Ты мне одного моего друга напоминаешь... покойного...
   - Это намек на то, что вы меня убьете? - спокойно спросил Брэд.
   - Нет, не намек, - ответил Бобров, - зачем мне тебя убивать? Ты мне нужен. Просто ты действительно похож поведением, манерами на одного моего армейского друга. Вылитый Андрей Никитин в молодости, несмотря на то, что ты американец, а он русский был.
   Брэд после этих слов резко повернул руль автомобиля и съехал на проселочную дорогу.
   - Ты куда? - спросил Бобров, ни капли не взволновавшись и не связав поворот с тем что он только что сказал.
   - Стучит что-то в моторе, нужно глянуть, - ответил Брэд, - посидите в машине.
   Он остановил свой "Москвич", вышел из него, прошел вперед и открыл капот. За капотом он снял маленькую шапочку вместе с длинноволосым париком, снял темные очки и стал Егором, сыном покойного Никитина. Бобров увидел, что американец идет к нему, не придал этому значения и испугался только тогда, когда открылась дверца машины. Ему прямо в лоб больно ткнулся ствол револьвера.
   - Что такое? - взволнованно выпучил глаза губернатор. - Что за шутки?
   - Спокойно, губернатор, я Егор Никитин, - сказал Брэд совершенно без акцента.
   - Ка-ка-какой Никитин? - спросил ошарашенный Бобров. - Ты что Брэд с дуба рухнул?
   - Егор Никитин, сын Андрея Никитина, - ответил парень, - которого ты разорил и до смерти довел.
   - Ты же в Америке, мне Рябиновский сказал, - пробормотал Бобров, косясь на револьвер, - это зажигалка?
   - Нет, этот настоящий! - ответил Егор. - Мне в Америке делать нечего было, пока я тобой не рассчитаюсь за то, что ты отца моего довел до сердечного приступа?
   - Это не я, - испуганно пролепетал Бобров, - это он сам умер. Я тут не при чем
   - Сволочь ты, - сказал на это Егор, - лживая сволочь.
   - Так ты не американец Брэд Беннетс? - наконец дошло до Боброва. - Ничего не пойму! Как же тогда...
   - Никак! - перебил Боброва Егор. - Тебе ничего понимать и не придется!
   - Ты что хочешь убить меня? - испугавшись, спросил губернатор. - Зачем тебе это, парень? Ты же, наверное, крещеный! Смертоубийство тяжкий грех! Брать на душу грех! Ведь я не убивал твоего отца, он сам умер. А ты вот хочешь застрелить человека, отца Насти...
   - Я уже один раз стрелял в тебя, - не обращая внимания на монолог Боброва, сказал Егор, - но мне на ствол винтовки во время выстрела неожиданно сел голубь. Это тебя и спасло от смерти.
   - Вот видишь, - оживился губернатор, вспомнив этот неприятный случай, - это был божий знак...
   - Я теперь тоже так думаю, - приказал Егор, - поэтому убивать тебя не буду. Руки вытяни вперед!
   Бобров подчинился. Ему было ужасно тесно в "Москвиче", но он вытянул руки. Егор выхватил из-за пояса наручники и защелкнул их на запястьях у Боброва, пристегнув к двери автомобиля.
   - Я убил бы тебя без сожаления, - сказал Егор, - если бы не твоя дочь Настя. Она очень хорошая девушка и она ничего не знала о твоих делишках.
   - И не узнала бы, если бы не эта статья, - воскликнул Бобров, и внезапная догадка пронзила его мозг, - так это что ли твоих рук дело? Ответь, твоих?
   - Да, и не только это, - сказал Егор.
   - Мама мия! - губернатор расширил глаза. - А я-то не догадался! Это ты все подстроил! Как ты смог? Ты же пацан! Ты меня перехитрил! Ты даже Рябиновского перехитрил! Не может этого быть!
   - Может, может, - усмехнулся Егор, - иначе бы ты не сидел сейчас тут, в лесу, прикованный наручниками к машине.
   - Ты всегда был моим врагом! - воскликнул Бобров. - Даже когда претворялся американцем! Но тогда зачем ты вступился за Настю, когда ее похищали, если ты меня ненавидел?
   - Этот спектакль с похищением я подстроил сам, - ответил Брэд, - чтобы завоевать твое расположение. Что у меня, согласись, неплохо получилось. Я заплатил ребятам из ближайшего бара двести долларов за то, что они изобразят похищение, а я их поколочу. Они охотно на это пошли.
   - Но ведь другие разы, в клубе, в баре "Ринго" с охранником? - спросил Бобров. - Ты тоже их подстроил?
   - Все остальные случаи не подстроены, - ответил Егор, - я могу за себя постоять, если меня оскорбляют. Я думаю, ты это уже, наконец-то, понял.
   - Я это понял, - пробормотал Бобров, - но мне не понятно как ты смог провести меня с этим переодеванием в сына чикагского миллиардера? Ведь я выяснял и источники мои не лгут! Брэд Беннетс действительно существует и сейчас находится в России. Как ты смог обвести моих осведомителей вокруг пальца?
   - Да, Иван Петрович, на земле есть такой парень Брэд Беннетс, но это не я, - ответил Егор, - мы летели с Брэдом на соседних креслах в самолете от Чикаго до Нью-Йорка, а потом до Москвы. Он оказался крайне болтливым парнем и все, что мне было нужно, про себя мне рассказал. Тогда я еще не знал, что здесь все это мне так пригодится! Я даже скопировал потом его внешний вид. Эти волосы длинные, шапочка и черные очки. Я подумал, ничего страшного не произойдет, если я немного побуду Брэдом Беннетсом. Кстати, я тогда первый раз в жизни летел первым классом. Просто не было других билетов, а я спешил к отцу на похороны. Иначе бы я не смог познакомиться с таким замечательным парнем как Брэд Беннетс, который летел в Россию изучать возможность инвестиций в здешнюю экономику.
   - Что ты хочешь сделать со мной? - мрачно спросил Бобров. - Скинуть в реку? Или привязать в лесу?
   - Я отпущу тебя, - ответил Егор, - но сначала ты мне скажешь пин-код доступа к твоему вкладу в швейцарском банке.
   Бобров с недоумением взглянул на Егора.
   - И что ты будешь делать с этим пин-кодом? - спросил он.
   Егор, не ответив Боброву, спрятал пистолет за пояс, достал из багажника ноутбук, положил его на сиденье водителя и сам присел на корточки напротив. Он достал мобильный телефон, подключил его к ноутбуку, пощелкал клавишами и констатировал:
   - Все, мы в Интернете. Так в каком банке вклад?
   - Я не скажу, - ответил Бобров.
   - Мне будет крайне неприятно бить губернатора, - сказал Егор, - а тем более человека такого почтенного возраста. Но мне придется это делать. Может, обойдемся без экзекуции?
   Бобров ничего не ответил. Тогда Егор достал свой револьвер и приставил его к носу губернатора сбоку.
   - Мне ничего другого не остается, у меня слишком мало времени, - сказал Егор и взвел курок.
   Губернатор сильно сдрейфил и возопил:
   - Ты не сможешь этого сделать!
   - А что меня остановит? - равнодушно спросил Егор. - Я меня было будущее, были мечты, были надежды. Ты лишил меня всего. Я не нужен ни в этой стране, ни в какой-либо другой! Я отстрелю тебе нос, и ты все расскажешь. Не мудрее ли было бы сохранить нос?
   - Все, убери пистолет, я скажу, - сдался губернатор, - только убери эту штуку!
   Егор убрал ствол и приготовился слушать. Губернатор назвал адрес банка, и Егор быстро отыскал его в сетях всемирной паутины. Непослушными губами Бобров сказал логин и пароль доступа. Егор попытался войти, но система выдала ошибку. Появилось предупреждение о том, что если еще раз будет введен неправильный пароль, то счет будет заблокирован. Тут Егор не сдержался и что было мочи дал Боброву кулаком в ухо. Голова губернатора загудела, ведь его давно никто не бил в ухо. Какой позор! Какой-то щенок дал ему в ухо! Губернатор зарычал и попытался оторвать дверь к которой был прикован. В нос снова ткнулся револьвер, который подействовал на губернатора, как смирительная рубашка на психа.
   - Я начинаю терять терпение, - сказал Егор, - предупреждений больше не будет.
   Бобров сказал другой пароль, отличный от того, что сказал в первый раз. Егор набрал его и без труда вошел на страничку счета Боброва. Вглядевшись, он присвистнул.
   - Ого, да у тебя больше миллиона долларов на счете! Мне этого хватит надолго.
   - Оставь мне половину ради Настеньки, - попросил Бобров, - ты же с ней дружишь, она-то, в чем виновата?
   - А ты мне что оставил? - в свою очередь спросил Егор. - Мало того, что фабрику отобрал у отца моего, так и квартиру, и машину, и гараж, и все, что в квартире было! Ничего я тебе не оставлю! Переводим все до цента!
   Егор защелкал по клавишам и, всмотревшись в экран, сказал:
   - Для перевода денег нужен ответ на вопрос "Девичья фамилия матери". Самый банальный вопрос выдал. Говори по буквам в латинской транскрипции. И не ошибись опять.
   Бобров морщился и мычал, а Егор терпеливо ждал. Все-таки не каждый день лишаешься миллиона долларов. Наконец губернатор выдавил из себя: "Петухова".
   - Как Петухова писать, - спросил Егор и защелкал по клавиатуре, - Petyhova или Petuhova?
   Бобров глянул на экран монитора и удрученно сказал:
   - Вот так, как в первый раз написал...
   Как не похож был в этой трагической ситуации господин Бобров на того разухабистого губернатора, который окунал своих подчиненных в ледяную прорубь и заставлял петь хором: "Любо, братцы, любо". Егор некоторое время всматривался в экран монитора, что-то щелкал по клавишам, а потом сказал:
   - Пришлось оставить тебе один доллар на счете, чтобы его не закрывать. Мало ли, вдруг опять разбогатеешь.
   - Гаденыш ты, сука, руки бы были развязаны, я бы тебя задушил! - заорал Бобров, осознав, что его только что ограбили, украли у него все, что он так терпеливо копил все эти годы на обеспеченную старость.
   Поток ругательств прервал удар пистолетом по затылку, Бобров обмяк, Егор вытолкал его из машины, отстегнул наручники и уехал в даль светлую.
   Губернатор очнулся, когда уже стемнело. Он с трудом осознал, где находится, голова его трещала в затылке и сильно тошнило. Бобров сел на мокрую траву и вспомнил, что теперь он нищий, преследуемый бродяга. Его обокрал и унизил сын его бывшего и к несчастью покойного друга, того человека, которого он всего-навсего хотел проучить. Как жестоко и несправедливо обошлась с ним судьба.
   Бобров поднялся на ноги и проверил карманы. Все было цело - бумажник, карточка, фотографии, поддельный заграничный паспорт с фотографией физиономии Боброва, нона имя некоего Кузнецова Юрия Ивановича. С этим паспортом Бобров хотел не узнанным покинуть Россию. На это же имя им был открыт и счет в банке, на котором теперь остался храниться всего один доллар. Бобров завыл от досады, вышел с проселочной дороги на трассу и направил свои стопы по ней в надежде поймать попутную машину. Было уже темно и редкие автомобили безучастно проносились мимо голосующего Боброва. Ни одна не останавливалась. Губернатор не знал в какую сторону идти, становилось прохладно, он брел по дороге, прошло около часа, но так ни одна машина и не затормозила возле него. И вдруг, о, удача, около него затормозила старая ржавая иномарка, из которой грохотала музыка. Бобров бросился к водителю.
   - Товарищ, мне надо в город, - обрадованный такой удаче, воскликнул он, - подвезете?
   Толстомордый водитель нагло высунул свою небритую, грязную, пахнущую алкоголем и чесноком физиономию в окошко двери машины и гаркнул двусмысленно:
   - Отвезем толстячок, отвезем! Погоди немного!
   Задние двери машины громко хлопнули и из них показались две дюжие в красном ореоле заката зловещие силуэты, которые угрожающе двинулись в направлении Боброва. Недоброжелательные намерения их не вызывали сомнений даже у губернатора, который давно уже не путешествовал в одиночку. Кроме того, эти намерения подчеркивали большие бейсбольные биты, которыми силуэты многозначительно покачивали. Бобров понял, что его сейчас будут бить и, развернувшись, попытался броситься наутек. Но через мгновение после старта его предательски настиг удар тяжелой палкой по спине между лопаток. Губернатор запнулся, задохнулся от боли и, падая, завопил:
   - Я... губе... натер... края...
   Ответом ему был нестройный и зловещий хохот. Его тут же ударили под ребра тяжелым сапогом, скинув на обочину. Из машины выскочили еще двое, кроме тех, что уже пинали Боброва и они вместе еще долго-долго били по почкам, до тех пор, пока он не потерял способность передвигаться. Затем злоумышленники раздели Боброва до трусов, отобрали часы "Ролекс", все, что оставалось в карманах, взяли даже туфли и носки, а самого Боброва скинули его в кювет, кинув ему в качестве одежды кусок рогожи.
   В кювете Бобров пролежал почти до утра. Он не мог передвигаться и мелко дрожал, укрывшись ветхой тканью. С восходом солнца он отогрелся, но по-прежнему передвигаться не мог. К полудню он отлежался и увидел, что бандиты выбросили в грязь его паспорт на фамилию Кузнецова. Губернатор подобрал его и сунул за резинку трусов. Грязный и окровавленный, босой, покрытый тряпьем Бобров двинулся по дороге. Он попытался взывать к милосердию людей и останавливать проезжающие машины. Но никто не хотел оказать помощи грязному, полуголому, окровавленному старику, укрытому, словно пончо, ветхой тряпкой. Наконец, губернатор заметил, что по трассе навстречу ему мчится автомобиль ГИБДД. Бобров, собрав последние силы, выскочил ему наперерез.
   - Помогите! - завопил он. - Меня ограбили!
   ГИБДДэшный автомобиль резко затормозил. Машину занесло, она едва не сбила Боброва. Из автомобиля выскочил разгневанный водитель и, подбежав, с ходу, не разбираясь в чем дело, залепил Боброву в зубы, которые итак едва держались.
   - Куда ты, рожа бомжовская лезешь? - заорал он. - Из-за тебя отброса я в тюрьму садиться не хочу!
   - Я губернатор области Иван Петрович Бобров, - процедил Иван Петрович, выплевывая выбитый зуб, - меня ограбили. Мне срочно нужно в город!
   Милиционер с ловкостью фокусника выдернул из трусов Боброва заграничный паспорт и просчитал по слогам:
   - Кузнецов Юрий Иванович. Ах ты, рожа протокольная, ты еще и врешь мне!
   И снова милиционер ударил Боброва, но уже носком сапога под колено, отчего несчастный губернатор завалился на дорогу. Вы можете представить всю бездну падения Боброва! Еще только лишь вчера эти ГИБДДэшники вытягивались в струнку, лишь только его машина проезжала мимо, а он их в упор не видел. Теперь же они избивают его, глумятся над ним. Бобров заплакал от боли и обиды. Отбитые почки дали о себе знать, и он обмочился.
   - Ты чего не видишь сержант, - закричал из машины второй милиционер, - это же стопроцентный клиент психушки. Давай, волочи его сюда, отвезем по назначению.
   - Да, ну, его, пусть валяется, - сказал в ответ сержант, - он нам машину всю изгадит.
   - Сдохнет ведь, - крикнул милиционер, который был явно старше по званию, - тащи, повезем.
   - Одним куском говна больше, одним меньше, - пробормотал сержант.
   Как оскорбительно и жутко было высокопоставленному чиновнику, лежащему в луже собственной мочи слышать эти слова. Еще вчера он мог бы одним движением пальца сделать из этого сержанта пустое место, а сейчас...
   - Вставай, падаль! - прикрикнул сержант. - И благодари бога, что у нас лейтенант такой добрый!
   Бобров поднялся на ноги и, хромая, поковылял к машине. Только он сел на заднее сидение, как потерял сознание. Очнулся, когда его под руки вели по белому коридору два огромных санитара. Врач шел впереди, размахивая руками.
   - Врач, - тихонько позвал Бобров, - помогите мне.
   - Поможем, поможем, - не оборачиваясь, ответил доктор.
   - Я не Кузнецов, - сказал губернатор.
   - Так-так, - ответил доктор, оборачиваясь, и вертя в руках поддельный паспорт, - а кто же вы?
   - Я губернатор области Бобров Иван Петрович, - гордо молвил больной.
   - Так-так, хорошо, так-так, допустим, я вам верю, больной, - ответил доктор, - и что же вы делали на дороге рано утром, одетым в старое одеяло и с паспортом Кузнецова в трусах?
   - Меня ограбили и избили неизвестные, - ответил Бобров, - мне нужно срочно позвонить! Дайте мне позвонить!
   - Дайте ему позвонить, - сказал доктор, и санитар протянул Боброву маленький колокольчик.
   - А-а, - заорал губернатор и метнул колокольчиком в доктора, - вы издеваетесь надо мной!
   Тут же два амбала профессионально скрутили бедного губернатора и повалили на пол.
   - Помыть его, одеть в фиксирующую рубашку и к буйным, - приказал доктор, - будем оформлять.
   - Не-е-ет!!!! - завопил губернатор так, что все больные в психдиспансере вздрогнули.
   Но это его не спасло.

22

   План дальнейших действий господину Рябиновскому подсказали сложившиеся обстоятельства, когда он вышел из здания администрации города после перебранки в кабинете губернатора, закончившейся трагически для Илова и засел в машине, обдумывая сложившуюся ситуацию. Он никак не мог придумать ничего, но, когда увидел толпы людей, приветствующих госпожу Смирнову - разоблачительницу власть имущих ворюг, решение моментально пришло в его голову само собой.
   - Конечно, - сказал сам себе доктор наук, - Смирнова, вот достойный кандидат на место губернатора. Она не глупа, но ровно настолько, чтобы не выдать себя, она не запачкана, потому, что мы ее к кормушке слишком близко не подпускали. И, наконец, она обличила через газету своих "зарвавшихся товарищей", обеспечив тем самым себе народную любовь и уважение.
   Оставалось только подумать о том, чтобы троица Илов-Бобров-Власов не предала самого доктора наук, когда их под теплые ручки поведут в зал суда. Документально Рябиновский чист, но если кто-то из них начнет давать показания, то на основе этих показаний и Рябиновского могут повязать и к делу подшить. А это обстоятельство доктору наук было совершенно не нужно. Более того, оно его пугало.
   И опять таки, внешние обстоятельства сработали точно на доктора Рябиновского. Через час, когда, вырвавшись от обезумевшей в эйфории толпы, Смирнова сама прибежала к доктору наук в кабинет, она, тяжело дыша, громко закричала:
   - Константин Константинович, ведь Илов-то мертв!!!
   - Как? Уже? - удивился Рябиновский.
   - Да, да! Его толкнул Власов, и он упал, и он ударился о край стола! - шепотом сказала Смирнова. - Потом об стул! Потом об пол! Ужас! И сразу же он умер! Он там лежит и не дышит! Прокурор, когда убил Илова, словно обезумел и стал душить меня! Я обещала ему не говорить, что это он толкнул мэра! Спасите меня, Константин Константинович!
   - Не беспокойся, Наташа, - ласково сказал Рябиновский, - я не дам тебя в обиду.
   - Спасибо, спасибо, Константин Константинович, - запричитала Смирнова и, рухнув на колени пред ним, стала целовать Рябиновскому руки.
   Он не убирал свои персты от лобзаний, это проявление покорности и верности ему льстило.
   - И откуда прокурор только взял, что это Илов заказал убийство его сына? - задумчиво произнес Рябиновский, глядя поверх головы Смирновой. - Но это сейчас, в общем, и не важно. В настоящий момент нам нужно действовать быстро и уверенно. И тогда мы спасем не только свою репутацию, но и свое теперешнее положение.
   - Разве это возможно? - с сомнением спросила Смирнова.
   - Ты, Наталья Семеновна, больше не отказываешься от того, что именно ты написала эти статьи, - приказал Рябиновский, - говори, что это именно ты их написала.
   - Это не я! - возопила Смирнова. - Я не писала!
   - Заткнись и слушай, что тебе говорят! - приказал Рябиновский. - Теперь ты будешь воплощением нового веяния нашей политики. Ты герой, который не побоялся обличить зажравшихся чиновников и выступить против их произвола! Ты будущий губернатор края!
   - Я? - удивилась пресс-секретарь. - Я не смогу...
   - Сможешь, - ответил Рябиновский, - если уж тупица Бобров смог, то ты и подавно справишься. Да и делать тебе самостоятельно ничего не придется. Думать и принимать решения за тебя буду я. Как и раньше было. Но нам с тобой первым делом нужно обезвредить тех, кто может нам навредить. К несчастью, все они наши прежние соратники. Одного уже нет. Обстоятельства нам очень помогли. Христофор Ульянович Илов уже мертв и это хорошо. Нам не придется самим лишать его жизни. Значит, провидение за нас. Займемся Власовым, который сам себя подставил. Пока о случившимся в кабинете Боброва никому ни слова!
   Смирнова кивнула.
   - Я думаю, что Власов прибе6жит ко мне за советом, - сказал Рябиновский, - так что я направляюсь домой. И ты езжай домой. Никому ничего не говори, спрячься пока я не найду прокурора.
   Рябиновский как в воду глядел. Он нашел Власова в подъезде своего дома, когда приехал из НИИ. Прокурор, как и говорил доктор наук, растерянный прокурор пришел к нему за советом, как ему быть дальше и как сохранить свою задницу. Когда Рябиновский вошел в подъезд, Власов бросился к нему в ноги из двери подвала, где прятался и закричал:
   - Спаси, Ко-Ко! Что нам делать теперь? Все против меня, даже народ!
   - Народ никогда и не был за тебя, - ответил Рябиновский, - пойдем наверх и успокойся.
   Они вошли в квартиру, прошли в кабинет доктора наук. Власов, нервно дрожа всем телом, уселся в кресло, Рябиновский встал у окна.
   - У тебя один выход, Власов, - нарочито грозно Рябиновский, - поступить как настоящему мужчине, на которого пало клеймо вора и взяточника! Ты понимаешь, о чем я говорю?
   Рябиновский поднес указательный палец правой руки к своему виску.
   - Нет! Нет! - замотал головой Власов. - Я не хочу умирать! Я хочу жить, да и зачем мне это? Ты что, шутишь?
   - Да, я пошутил, - успокоительно улыбнулся прокурору Рябиновский, - просто хотел проверить, нет ли у тебя дурных мыслей о самоубийстве. Вижу, что нет. Это хорошо. Я тебе помогу, конечно, но на всякий случай, дай мне пока твой пистолет, чтобы не произошло чего-нибудь непредвиденного. Я вижу, что ты не в себе.
   - Не дам! - сказал Власов. - Как я буду защищаться?
   - От кого? - спросил Рябиновский. - Ты у меня дома! Я не хочу, чтобы ты сдуру начал тут палить! Или давай пистолет или уходи!
   Прокурор задумался, просчитал в голове возможные варианты, решил, что, и правда, он на грани срыва, потом полез в карман, достал пистолет и протянул Рябиновскому.
   - Вот и славненько, - сказал доктор наук, - пойду поставлю чайник, вернусь, обсудим, что нам с тобой делать дальше и какие действия предпринять.
   Прокурор кивнул и подумал о том, что хорошо, что еще Ко-Ко не знает о том, что он убил губернатора. Но Рябиновский-то знал уже от Смирновой об этом трагическом случае. Власов верил, что мудрый мозг доктора наук найдет выход из сложившейся ситуации. Эти мысли придали ему сил, чтобы успокоится.
   Рябиновский тем временем скрылся на кухне, там взвел затвор прокурорского пистолета, поставил на поднос две чашки с чаем, а оружие спрятал за спиной. Он неторопливо вернулся в комнату, где прокурор безотрывно смотрел по телевизору региональные новости. Власов нервно кусал свои ногти на руках, плюя их прямо на персидский ковер Рябиновского. Доктор наук подошел к прокурору вплотную сбоку, быстро приставил дуло к его виску и плавно нажал на курок.
   Выстрел грохнул, голова Власова мотнулась, его отбросило с кресла и он упал окаменевшим лицом на пол. Рябиновский быстренько поставил поднос на столик, взял салфетку, стер с пистолета свои отпечатки пальцев и сунул оружие в руку прокурору. Получалось полная картина того, что Власов застрелился сам. Вбежала жена Рябиновского, которая тоже смотрела телевизор в соседней комнате. Увидев труп, она взвизгнула и завопила:
   - Что это, Ко-Ко?
   - Прокурор застрелился, пока я ставил чайник, - ответил Рябиновский, делая вид обеспокоенный и тревожный, - что естественно, после такого несмываемого позора...
   - Да, я все видела по телевизору, - ответила жена доктора наук.
   Рябиновский набрал номер милиции, сообщил о случившемся и они стали ждать появления следственной бригады. Вскоре они приехали. Через полчаса Рябиновский в десятый раз уже пересказывал следователю историю о том, что якобы к нему пришел прокурор в расстроенных чувствах, доктор наук пошел поставить чайник для того, чтобы попить чаю и успокоить преступившего закон государственного служащего. Но на кухне услышал выстрел и, вернувшись в комнату, обнаружил труп. Рябиновский настолько правдоподобно поведывал каждому эту историю, что усомниться в правдивости его слов ни у кого не возникло даже и мысли.
   Покойника упаковали в мешок и отправили в морг. Областной город, где все это происходило, из-за случающихся чуть ли не каждый час роковых событий приобретал уже поистине всероссийскую славу. Не было ни одного выпуска новостей из Москвы, где бы ни упоминалось о том, что творится в их городе. Рябиновского беспокоило только одно - куда-то пропал бывший губернатор Бобров. Хорошо, если он успел свалить за границу или его убили. Но если он жив и рано или поздно попадет в руки правосудия, то тогда и Рябиновский может сильно поскользнуться.
   Целых полторы недели доктора наук мучила неизвестность о местонахождении Боброва, пока, наконец, однажды в его кабинете не раздался телефонный звонок. Звонил доктор Цыбульский из местного сумасшедшего дома. Он поведал Рябиновскому историю о том, что один из его пациентов по фамилии Кузнецов упорно называет себя Иваном Петровичем Бобровым и это, в общем-то, в их заведении случай не первый, но он оперирует фактами и обладает поразительным внешним сходством с опальным губернатором. Кроме того, он все время настаивает, чтобы врач позвонил ему, Рябиновскому и поведал о том, что он сейчас и рассказывает в присутствии самого Кузнецова-Боброва, которого удерживают санитары.
   Решение в черепную коробку Рябиновского пришло мгновенно. Он сделал театральную паузу, прокашлялся и ответил доктору буквально следующее:
   - Уважаемый, господин Цыбульский! Бывший губернатор области Бобров сейчас находится гм... как бы это вам сказать... ну, я знаю, где он находится и уверяю, что точно это не ваш "профилакторий". Поэтому поползновения господина Кузнецова на то, что он является губернатором, Бобровым лишены всякого основания. Колите ему побольше успокоительного, впрочем, вы сами знаете. А я все-таки подъеду прямо сейчас, взгляну на этого двойника. Любопытно.
   Цыбульский, который знал величину авторитета господина Рябиновского, преданно захихикал в трубочку, тем самым приглашая посетить их скромное заведение. Уже через час доктор наук прибыл самолично и через застекленное окошко двери поглядел на уныло сидящего на койке господина Боброва. Он узнал его и зловеще ухмыльнулся.
   - Как же господин Кузнецов объясняет то, что оказался на дороге в голом виде? - спросил Рябиновский.
   - Говорит, что поехал за город с каким-то американцем, а потом тот оказался сыном его друга, которого он якобы погубил, - ответил врач, - отобрал все его деньги посредством ноутбука и Интернета...
   - Все, все, достаточно, - усмехнулся Рябиновский, - это же откровенный Брэд.
   - Я тоже так думаю, - ответил врач.
   "Значит, все-таки сын Никитина жив-здоров, находиться в городе и все, что сейчас творится, подстроил он, - подумал про себя Рябиновский, - ничего себе парнишка. Я его недооценил! Необходимо срочно отыскать его или его дядю. А уж потом...".
   - Так что с ним делать? - вывел из состояния задумчивости доктора наук врач психбольницы.
   Рябиновский очаровательно улыбнулся, ласково обнял врача под руку и, не торопясь, провел до кабинета врача, в котором молча сунул в карман халата пачечку купюр общей суммой в пять тысяч долларов.
   - Сделайте так, чтобы этот больной ни в чем ни нуждался и не вышел отсюда никогда. Сможете?
   - Несомненно, - ответил врач, - Мы же профессионалы в этом деле. Об этом больном я побеспокоюсь лично.
   - Я очень на вас полагаюсь, - сказал Рябиновский и добавил, - надеюсь, наш разговор останется между нами.
   - Несомненно, - ответил врач Цыбульский, пощупывая в кармане невиданную ранее взятку. То-то теперь он купит себе новую машину! Иномарку! Рябиновский уехал из дурдома со спокойной душой. Бобров оставался в надежных руках.

23

   Описывая перипетии, происходящие с разваливающимся кланом, мы совсем позабыли об одном из действующих лиц нашей истории, а именно о дяде Гарике, с которым за то время пока ссорились между собой "головы одного дракона", произошло ужасное недоразумение. ДГ едва не лишился своей жизни.
   В тот день, когда Егор сделал решающий ход, поставил клану шах и за городом в машине экспроприировал все имеющиеся деньги счета господина Боброва, дядя Гарик продолжал изготавливать в кустарных условиях на кухне снятой ими квартиры свою бомбу. Он, прогревая на паровой бане какую-то ядреную смесь, что-то там напутал в технологии изготовления взрывчатого вещества, и поскольку он основательно подзабыл уже способы изготовления бомбы из подручных материалов, а записную книжку потерял, то решил действовать наудачу в виде эксперимента. Трагический финал был предсказуем, но дядю Гарика это не остановило. Более того, даже разожгло в нем страсть к исследованию.
   Как обычно, ДГ перемежал "научные опыты" прикладыванием к рюмашечке с "беленькой". После грамм двухсот дядя Гарик опьянел, потерял способность соизмерять дозы и поэтому эксперимент закончился взрывом. Кастрюля, в которой была устроена паровая баня, неожиданно взорвалась, глухо хлопнув, взрывная волна вылетела в открытое окно, нанеся минимум повреждений обстановке. Но зато, как назло, единственный "осколок" взрыва, а именно ручка от взорвавшейся кастрюли неожиданно пробила ДГ живот. Вокруг было полно мест, куда мог влететь этот "осколок" без ущерба для здоровья и сохранности имущества, но зловещая ручка попала именно как раз в дядю Гарика. Прошел Афганистан без ранений и вот пострадал от какой-то кастрюльной ручки!
   ДГ отшатнулся, упал и постарался доползти до телефона, чтобы вызвать врачей. Но кровь из раны хлестала фонтаном, за ним по полу волочился кровавый след и поэтому, не дотянувшись до заветной трубки, дядя Гарик потерял сознание. Явись Егор хоть на полчаса позже, жизнь этого, в чем-то светлого человека, прервалась бы так нелепо.
   Егор, увидев в квартире ужасную картину, напомнившую ему кадры из фильма ужасов, немедленно вызвал скорую. Он не знал, как остановить кровь и лишь метался из угла в угол. На удивление скорая помощь приехала довольно быстро. Дядю Гарика перевязали, погрузили в носилки и увезли в больницу. Когда врач спросил о причине взрыва, Егору пришлось придумать, что это взорвалась скороварка. Врач кивнул, но Егор понял, что в милицию он все равно сообщит.
   Дядю Гарика увезли в больницу, и всю ночь у больницы Егор ожидал, что скажут врачи. Ему почти два часа делали операцию, и уже под утро вышел усталый хирург и сказал:
   - Все нормально, парень! Будет жить твой дядя. Крови много потерял, но внутренности не задеты. И пусть скажет спасибо нашей медсестре Светлане Лазаревне. У твоего дяди очень редкая группа крови и резус отрицательный. Если бы Светлана Лазаревна не дала ему свою кровь, не знаю, могли бы мы его спасти или нет.
   Врач ушел к себе, Егор облегченно вздохнул и присел на скамейку. Егор прекрасно понимал, что если только придет милиция, и будет спрашивать дядю Гарика о взрыве, потом установит личность ДГ, то существует риск, что дядю Гарика поместят в камеру. Рябиновский уже наверняка у них на хвосте. Егор и ДГ намеревались после того, как Егор "прижмет" Боброва немедленно же покинуть город. Но этот неожиданный взрыв на кухне попутал все его планы. Что теперь делать? Ему нужно, как можно скорее бежать из города, но бросить ДГ одного в больнице он не мог.
   Егор прошел к врачу и попросил свидания с дядей.
   - Он еще слишком слаб, - ответил врач, - к тому же еще действует наркоз, боюсь, что мне придется вам отказать. Приходите завтра.
   - Мне нужно сказать ему что-то важное, - попросил Егор, - кроме того, я хочу отблагодарить вас за то, что вы спасли жизнь моему дяде. Кроме него у меня из родных никого не осталось больше на земле.
   С этими словами Егор достал из кармана половину из оставшихся от отцовского "наследства" деньги, а именно две тысячи долларов и положил их на стол врачу. У него оставалось еще небольшая пачка долларов, но был и план, который нуждался в немалых финансовых вливаниях.
   - Что вы, это лишнее, - сказал врач, не отрывая алкающего взгляда от зеленых купюр.
   - Совсем не лишнее, - ответил Егор, - берите, пожалуйста, вы их честно заработали. И, пожалуйста, поблагодарите от меня Светлану Лазаревну. Я вижу, что вы порядочный человек, поэтому доверяю вам поделить эти деньги между теми, кто трудился на операции, как вам покажется справедливым.
   - Хорошо, - согласился врач и немедленно спрятал деньги в сейф.
   - Так я могу поговорить со своим дядей? - спросил Егор.
   - Часа через три, не раньше, - смягчился врач, получив некоторую сумму.
   - Он не сможет уже ходить через эти самые три часа? - спросил Егор.
   - Что вы? - покачал головой врач. - Конечно, нет! Ему нужен сейчас только лежачий режим! Встанет он, в лучшем случае, через дней пять. Это в лучшем случае. А пока погуляйте. Через три часа наркоз пройдет и вы сможете навестить своего дядю.
   - Хорошо, я приду через три часа, - сказал Егор, - а где он лежит?
   - На первом этаже, - ответил врач, - в одиночной палате номер три. Я вас проведу потом.
   Врач кивнул. Егор вышел из больницы и прямиком направился в гараж, где стояли машины скорой помощи и реанимации. Водитель одной из них сидел на лавочке недалеко от машины и курил в ожидании вызовов. Вместе с ним сидела молоденькая медсестра. Егор подошел к ним и спросил напрямую:
   - Ребята, хотите заработать две тысячи долларов?
   - Это, смотря за что, - лениво ответил водитель.
   - Да, - подтвердила медсестра.
   Егор подсел к ним и поведал, каким образом работники медицины смогут срубить немаленькую сумму. Водитель и медсестра переглянулись и кивнули. Егор погулял в округе, посидел в кафе и через три часа вернулся в больницу. В сопровождении врача он прошел к дяде Гарику. Тот уже пришел в себя и, лежа на передвижной кровати, вращал глазами. Увидев Егора, он радостно улыбнулся и одновременно сморщился от боли.
   - Здравствуй, пиротехник, - поздоровался Егор, - как самочувствие.
   - Нормально, - отозвался ДГ, - болит немного.
   - Наркоз отошел, - сказал врач и добавил, - скоро боль пройдет. Ну, говорите, у вас пятнадцать минут.
   Он вышел из палаты. В это время к больнице со стороны главного входа направлялся уже господин Рябиновский с тремя милиционерами. Он подошел к дежурной и спросил:
   - У вас, если не ошибаюсь, находится больной Никитин, который вчера поступил с ранением живота.
   - У нас, - ответила дежурная, - у него сейчас находится племянник, поэтому вам придется прийти завтра. Больной еще слишком слаб и поэтому врач разрешил навестить его только близкому родственнику.
   - Гражданка, - сурово сказал милиционер, - мы не навещать его пришли, а допросить. И арестовать того самого племянника.
   Дежурная вздрогнула и кивнула, разрешая пройти, хотя ее согласия никто и не спрашивал.
   - Только действуйте без лишнего шума, - приказал Рябиновский, - в палату войдете сразу втроем. Если парень окажет сопротивление, можете его пристрелить. Мне с ним беседовать уже не о чем.
   - Сделаем, - сказал старший, - и сделаем тихо. У нас глушители на пистолетах прикручены.
   Они подошли к палате, изготовились, затем резко открыли дверь и ворвались внутрь. Некоторое время там внутри было шумно, но потом выглянул старшой, и произнес недоуменно:
   - В палате пусто, Константин Константинович...
   - Как пусто? Да вы что? - возопил доктор наук и кинулся сам проверить этот факт.
   В палате, как и говорил старшой опергруппы, никого не было. Кровать была пуста, в шкафу никто не прятался, под кроватью тоже.
   - Что такое? - не понял Рябиновский, который самолично проверил и в шкафу и под кроватью, рванулся к окну и толкнул его ладонью.
   Рама без труда поддалась и открылась.
   - Они сбежали через окно!!! - завопил Рябиновский. - Срочно на улицу! Далеко они не уйдут! Он же ранен!
   Милиционеры рванули на улицу, а Рябиновский присел на стул и задумался. Куда же так быстро могли исчезнуть из палаты ДГ и Егор? А на самом деле события развивались так. Незадолго до того, как в палате появился Рябиновский и когда врач только что вышел, Егор подошел к окну и дернул вверх шпиндель.
   - Душно тут у тебя, - сказал он, - проветрим.
   - Как ты сам? - спросил дядя Гарик.
   - У нас все нормально, - ответил Егор, - кроме того, что за нами, возможно, нас уже плотно разыскивают
   - Беги один, Егор, - предложил дядя Гарик, - брось меня тут. Не хватало еще, чтобы из-за меня тебя сцапали ...
   - Все! Тихо, ДГ, - прошептал Егор, - приготовься к транспортировке.
   - Какой транспортировке? - не понял дядя Гарик. - Чего ты придумал?
   В это время в окне появилась упитанная мордочка водителя скорой помощи. Он оглядел палату и, залезая внутрь, спросил:
   - Готовы?
   - Да, будем грузить! - кивнул Егор.
   - Осторожнее с капельницей, - сказала медсестра.
   Недоумевающий дядя Гарик был вынесен на носилках в окно и погружен внутрь машины скорой помощи. Через минуту они уже ехали по дорожке, ведущей к главным воротам. Навстречу им попался Рябиновский с тремя милиционерами.
   - Пока, хитроумный Ко-Ко, - тихо сказал ему Егор, - жаль, что я до тебя не добрался, да времени уже нет.
   - Как ты это сделал? - спросил дядя Гарик.
   - Как в кино, - ответил Егор, - деньги решают все. Я всем хорошо заплатил. Почти все деньги потратил, которые у нас оставались.
   - Значит, мы из-за моей глупости стали нищими, - вздохнул дядя Гарик, - зачем я делал эту бомбу? Ведь я забыл технологию...
   - Мы не нищие, ДГ, мы, наоборот, крайне богаты, - рассмеялся в ответ Егор, - да только наши деньги в банке в Швейцарии. Но ничего, мы туда доберемся.
   - План сработал? - обрадовано спросил ДГ.
   - Как по маслу! - ответил Егор.
   - Правильно, поделом этому еврейскому клану!!! - воскликнул дядя Гарик. - Будут знать!
   - Между прочим, ДГ, тебе сегодня ночью потребовалось переливание крови, - сказал Егор, - моя кровь не подошла, у тебя резус-фактор отрицательный. И кровь тебе дала медсестра Светлана Лазаревна. Как ты понимаешь она еврейка.
   - Что? - воскликнул дядя Гарик. - Во мне течет жидовская кровь? Я стал евреем по крови! Как ты допустил! Все-таки они добрались до меня! Не смогли мытьем, так катаньем!
   - Дядя Гарик, я тебя сильно уважаю, - жестко сказал Егор, - но если ты не прекратишь эти бредни, то мы с тобой поссоримся! Я, между прочим, влюблен и та, кого я люблю, наполовину еврейка! Это ничего не меняет в моем отношении к ней.
   - Влюблен? - удивился дядя Гарик. - Уж не в Настю ли Боброву?
   - В нее, - вздохнул Егор, - я не думал, что так получится. Не предполагал, что я влюблюсь в нее. Помнишь, мы только хотели через нее к Боброву подобраться. А вот как получилось. Я теперь не знаю, что мне делать.
   - Забудь! - посоветовал дядя Гарик.
   - Легко сказать, - покачал головой Егор.
   - Но нам сейчас нельзя тут оставаться, - осторожно произнес дядя Гарик, - ты сам мне это говорил.
   - Нельзя, - согласился Егор, - мы уедем. Но ты знаешь, я решил, что половину денег, которые я забрал у Боброва, я ей верну. Открою на ее имя счет и ей сообщу потом, что у нее есть целое состояние.
   - А нам не мало денег останется? - с жадностью спросил дядя Гарик.
   - Ой, ДГ, не был бы ты моим дядей, - покачал головой Егор, - не знаю, что я с тобой бы сделал. Останется нам еще пятьсот тысяч. Нам хватит.
   - Это половина? - изумился дядя Гарик. - Значит, всего миллион баксов сейчас у нас на счету! А, может быть, Насте и ста тысяч долларов хватит? У нас девятьсот тогда останется!
   - Замолчи, ДГ, сейчас же, - сказал Егор, - вот ты все твердишь, мол, мафия, то еврейская, то кавказская! Вот сегодня я пока ждал возле больницы, когда к тебе пустят меня, когда ты от наркоза отойдешь, пошел тут в местный Дворец Культуры на концерт. Там проходил фестиваль маленьких певцов и танцоров. Вход всего десять рублей, ну, я и пошел время убить. Так вот в зале три четверти мест пустые, а все первые ряды заняты гражданами южной национальности. Вышли петь две смуглые девочки, спели они песню на турецком языке. Эти южане их цветами задарили, хлопали, кричали. А потом вышли две русские. Им хлопали достаточно жидко. Как я понял, у их родни не нашлось времени придти посмотреть, как их дети поют. А они глазами в зале своих мам искали. Думали, а вдруг мама оторвалась от своих субботних домашних дел, а папа от телевизора и пришли все-таки. Но никого не было. Так мне стало обидно, что я вышел из Дворца, купил цветов и девочкам подарил. Что у их родителей, родственников в субботу не нашлось времени придти посмотреть на своих отпрысков? Просто не захотели. А потом дети им тем же отплатят. Вот у южан такого нет. Они друг за друга глотки перегрызут. Так что, ДГ, нечего на зеркало пенять, коли рожа крива. Я бы на твоем месте, когда вернемся сюда... а мы сюда обязательно вернемся, нашел Светлану Лазаревну и руки ей расцеловал. Она тебе жизнь спасла, а у тебя в голове, как заклинило! Мафия иудейская! Тьфу на тебя!
   Дядя Гарик смущенно замолчал, что говорило о том, что он задумался и чтобы переменить тему, спросил:
   - Что дальше-то делать будем?
   - Скорая довезет нас в соседний областной город, куда Бобров с моей помощью не доехал. Там мы перекантуемся, тебя подлечим и уедем в Москву. В столице нас с тобой никто не найдет, затеряемся в многомиллионном городе. Я вскоре все наши деньги перечислю на разные счета в разные Московские банки, чтобы не светиться с такой большой суммой сразу. Могут засечь.
   - А если Рябиновский нас найдет? - спросил дядя Гарик.
   - Не найдет, - ответил Егор, - ему сейчас не о нас думать надо, а о своем спокойном житье. Как свое спокойное существование сохранить.
   - Тем не менее, он нас искал в больнице, - напомнил дядя Гарик, - вдруг врач выдаст, куда мы поехали.
   - Не думаю, - сказал Егор, - я всем им хорошо заплатил. Да, и вряд ли Рябиновский так быстро сориентируется, а за это время мы уже пересечем границу области. Не переживай, я о нас подумал. У нас с тобой два новых паспорта на другие имена и фамилии. И жизнь у нас с тобой, ДГ, вскоре начнется новая.
   Дядя Гарик едва заметно улыбнулся и сказал:
   - А жалко, все-таки наш домик в деревне покидать...
   - Мы вернемся сюда, - пообещал Егор, - обязательно вернемся!

24

   В Москве Егор и дядя Гарик сняли двухкомнатную квартиру в центре. Егор перевел часть денег на счет в банк в столице, обналичил некоторую сумму и зарегистрировал фирму по поставке компьютеров в Россию. Попытки привлечь дядю Гарика в бизнес успехом не увенчались. Пару дней он работал с неудержимым энтузиазмом, критиковал всех, кто работал до него, пытался наладить свой метод, нервничал и ругал вечную русскую расхлябанность. На третий день энтузиазм его угасал, а потом и вовсе сходил на нет. ДГ становилось скучно и больше на рабочее место его нельзя было вытащить даже на аркане.
   Егор перепробовал несколько должностей для дяди Гарика - и начальника рекламного отдела, и помощника по общим вопросам, и маркетолога. Но на любом поприще ДГ за три дня наводил неразбериху и путаницу, а потом мягко уходил в сторону. Наконец, Егор перестал пытаться приспособить ДГ хоть к какой-нибудь полезной работе и разрешил ему заниматься ничегонеделанием дома, где дядя Гарик с удовольствием целыми днями смотрел спутниковое телевидение и попивал пиво с креветками.
   Так прошло два месяца. Ни на минуту Егор не забывал о существовании Насти. Его тянуло к ней, но он не мог поехать. Допустим, он приедет, и что ей скажет?
   - Привет, Настя. Я не тот за кого себя выдавал. Кроме этого, я разорил твоего отца и бросил на дороге.
   Кроме пощечины от Насти за эти слова он ничего бы не получил. Но ему нужно было поехать, потому что он уже открыл счет на ее имя, где хранились, как он и обещал самому себе и дяде Гарику пятьсот тысяч долларов. У Егора была мысль опять притвориться Брэдом, чтобы встретится со своей возлюбленной, но он не мог больше лгать. Ведь ему хотелось, чтобы Настя полюбила его, Егора Никитина, а не какого-то американца, хоть и похожего на него как две капли воды.
   Неожиданное обстоятельство дало повод Егору посетить город, где жила Настя и даже по ее просьбе. Настоящий Брэд Беннетс, который к тому времени уже вернулся домой в Штаты и, зная адрес электронной почты Егора, однажды прислал ему по e-mail письмо следующего содержания:
   "Дорогой Егор! Мне сегодня пришло по почте письмо от какой-то девушки из России. Оно дошло даже без точного адреса. Адрес был очень смешным. США. Чикаго. Брэд Беннетс. Сын миллиардера. Даже с таким адресом письмо меня нашло. Хорошо, что моего отца многие знают в Чикаго и поэтому письмо принесли прямо в офис фирмы отца. Я подумал, что письмо адресовано тебе, потому что я никогда не был в том городе, откуда оно пришло и не знаю девушку по имени Настя Боброва. Поскольку ты писал мне о том, что некоторое время был мною, то я намеренно отсканировал для тебя письмо и посылаю его тебе. С уважением Брэд".
   Егор поспешил открыть вложенный файл и там прочел следующее послание от Насти:
   "Дорогой Брэд! Ты исчез так внезапно, что мы не успели даже попрощаться. Ты не говорил, что собирался уезжать. Наверное, обстоятельства заставили тебя уехать. Извини, что пишу так путано, просто у меня в жизни все рухнуло. Мой отец пропал, его обвинили во взяточничестве, коррупции и еще бог знает в чем. Был суд, у нас все конфисковали. Все, все, все. Нас приютил мой дядя Рябиновский К. К.. Мы жили с мамой у него на даче. И вот теперь он решил выдать меня замуж за какого-то "нужного" человека, которому уже сорок восемь лет и который очень богат. Он нужен Рябиновскому, но мне он противен. Извини, что я буду говорить прямо и открыто, но, Брэд, я полюбила тебя. Я ждала тебя так долго, но вот теперь меня выдают замуж, и я не в силах этому противостоять. Тебя нет рядом. Я плакала, умоляла дядю не делать этого, я не хочу этой свадьбы, но он меня не слушает, говорит, что я еще спасибо ему скажу. Я знаю, что, может быть, я тебе безразлична. Может быть, ты, уехав, меня сразу забыл. Кто я теперь? У меня нет ни цента. Но мне будет легче, если я тебе это скажу. Я люблю тебя! Я буду любить только тебя. Даже когда мне придется жить в этим, я все равно буду думать только о тебе. Прощай, мой любимый! Хоть иногда вспоминай меня. Твоя Настя".
   Невозможно передать, что творилось в душе Егора, когда он читал это письмо. Его сердце сжималось от счастья и боли. Он не знал, что делать. Решение пришло за три минуты. Егор быстро оделся и вышел во двор. На улице была осень, золотые листья сквера опадали и, кружась, ложились на скамейку, где дядя Гарик обсуждал с пенсионерами политическую обстановку в мире, горячо споря и размахивая руками.
   - ДГ, меня около недели не будет, - сказал ему Егор, проходя мимо, - смотри за домом.
   - Ты куда? - вскочил дядя Гарик. - Я с тобой!
   - Нет, нет, - помотал головой Егор, - будь дома. Если будут звонить, отвечай, что я в командировке.
   - Слушай, ну, куда ты? - бежал следом дядя Гарик. - Я, как твой дядя, имею право это знать!
   - Я получил письмо от Насти, - ответил Егор, - вернее, оно было адресовано Брэду Беннетсу, но он переслал его мне. Я еду к Насте.
   - Ты что с ума сбрендил? - воскликнул дядя Гарик, - тебе нельзя в этот город пока возвращаться! Там же Рябиновский правит бал. Если он тебя узнает, то... я даже боюсь подумать, что будет!
   - Не бойся, ДГ, я все продумал! - ответил Егор. - Мне Рябиновский не страшен.
   Они подошли к припаркованному под окнами шикарному спортивному "Порше", который Егор купил недавно. Машина приветственно промурлыкала сигнализацией, Егор открыл дверь и сел внутрь.
   - Ой, не знаю, племянник, что ты задумал, - покачал головой дядя Гарик, - подумай много раз.
   - Она любит меня, - ответил Егор.
   - Не тебя она любит, американца, - ответил дядя Гарик, - если она узнает, кто ты такой, то первая сдаст тебя Рябиновскому!
   - Позванивай мне на мобильный, - сказал ДГ Егор, - если что случится, то ты об этом узнаешь первым.
   - Типун тебе на язык, - ответил дядя Гарик, - у меня к тебе просьба.
   - Какая? - спросил Егор.
   - Заедь в больницу, - потупил взор дядя Гарик, - Светлане Лазаревне купи от меня букет роз.
   - А-а, ДГ, наконец-то, я от тебя хоть одну разумную вещь услышал, - улыбнулся Егор, - конечно, заеду, конечно, куплю. Самый огромный букет роз!
   - Тогда ни пуха тебе, ни пера, - махнул рукой дядя Гарик.
   - К черту, - ответил Егор и рванул с места.
   Он спешил к своей любимой.
   Через пару дней Анастасия с печальным выражением лица стояла перед зеркалом самого шикарного номера люкс в их городе. Она была в роскошном белом свадебном платье и в легкой фате на прекрасно уложенных волосах. Настя печально смотрела на свое отражение и думала о том, что еще три часа назад она была Бобровой, а теперь стала по мужу Гондурасовой. Смешная и противная фамилия! Настю от нее тошнило. Неужели ее теперь будут звать Анастасией Гондурасовой?
   Брэд так и не появился больше в ее жизни. Наверное, он получил письмо от нее, посмеялся над чувствами влюбленной русской девушки и выбросил послание от нее в мусорную корзину. Конечно, у него, сына миллиардера в Америке таких, как она миллион и сто тысяч.
   "Нет!", - сказала сама себе Настя. Таких, как она больше нет на свете! Она красивая. Нет, она очаровательная! Особенно в этом белом подвенечном наряде. Как ей хотелось бы, чтобы рядом с ней в ЗАГСе стоял не обрюзгший Вася Гондурасов - новорускиий нувориш, хозяин жизни, а Брэд, ее любимый американец. Но он даже не ответил ей на письмо. Надежды нет, и придется теперь жить с Гондурасовым, ходить с ним в гости, ложиться с ним в одну постель. Ужас!
   И вот стоит она перед зеркалом в номере люкс самой лучшей гостиницы города в ожидании того страшного момента, когда временно вырубившийся на диване от выпитого спиртного Вася Гондурасов потребует от нее исполнения супружеского долга. Она представила его дряблое тело, обвисший живот, слюнявый рот и ее стало подташнивать. На свадьбе она не пила, скучно принимала поздравления и машинально подставляла губы, когда кричали: "Горько!". Васю это не смущало, он тихо напивался и прижимался толстым своим брюхом к ее животику. За столом он плотоядно поглядывал на Настю, представляя, как в гостиничном номере он будет мять ее прелести и, сопя, взгромоздится на нетронутое молодое тело.
   Гондурасов принимал поздравления и Рябиновский крутился рядом с ним. Недалеко от молодоженов в качестве свадебного генерала сидела и исполняющая обязанности губернатора госпожа Смирнова, которая даже за столом ничего не делала и не говорила без указки Рябиновского. Гости еще остались в банкетном зале, когда "молодые" покинули зал торжества и на лифте поднялись в свой номер, где Вася вырубился, а Настя подошла к зеркалу. Гондурасов на диване захрипел и проснулся. Ему хватило десяти минут сна, чтобы придти в себя.
   - Милая, - позвал он и Настя зажмурилась, - иди ко мне!
   Анастасия механически повернулась и чтобы хоть как-то отдалить минуту страшного совокупления, произнесла:
   - Я хочу шампанского!
   - Шампанского, - пробормотал Гондурасов, - ты же была на свадьбе. Там было море шампанского, почему ты не пила?
   - Я там не хотела, - ответила Настя, - а теперь хочу выпить. И фруктов побольше закажи.
   Гондурасов, который был крайне жадным человеком, нахмурился от непредвиденных трат, но все же снял трубку телефона и заказал шампанского в номер. Настя подумала о том, что сейчас, когда принесут шампанское, она намеренно напьется так, чтобы вырубиться, ничего не соображать и тогда ей будет безразлично, что с ней будет делать пельменеобразный нелюбимый "муж". Гондурасов тем временем снял с себя пиджак, галстук и ботинки. Стало омерзительно вонять его носками и потом от жирного тела. Но Гондурасова собственное зловоние не смущало, он, встав с дивана, попытался обнять Настю.
   - Мне нужно принять душ, - мягко отклонилась от его объятий Анастасия, - и снять платье.
   - Не нужно его снимать, - прохрипел вонючим ртом прямо в лицо Насте Гондурасов, - я буду с тебя его срывать.
   И он заржал, как конь, громко, на весь номер. В это время в дверь постучали.
   - А вот и шампанское, киска, - сказал Гондурасов и, приплясывая, вихляя жирным задом, пошел к двери.
   Он распахнул дверь, Настя отвернулась, чтобы скрыть от коридорного свои слезы. В этот миг она услышала легкий треск, а затем что-то глухо ударилось о пол. Настя обернулась и увидела, что Вася Гондурасов лежит на полу и конвульсивно дрыгает ногами, а над ним стоит человек с короткой черной дубинкой в руке.
   - Кто вы? Что вам нужно? - воскликнула она.
   - Здравствуй, Настя, - сказал коридорный, и она остолбенела.
   - Брэд? Это ты? - едва выговорила Анастасия, опускаясь на диван.
   - Ты меня позвала и я приехал, - ответил Егор, шагнув к ней навстречу.
   - Ты теперь говоришь без акцента, - удивленно спросила Настя, - почему?
   - Позже объясню, - ответил Егор, - сейчас нам нужно срочно уходить...
   - Куда? - спросила Настя.
   - Из гостиницы, - ответил Егор.
   - Ты что, насмерть убил Гондурасова? - спросила Анастасия, испуганно глядя на недвижимое тело своего "мужа".
   - Легкий электрошок, - ответил Егор, - ничего страшного, оклемается минут через пять. Давай решайся, Настя, ты идешь со мной или все-таки останешься с ним?
   - Куда я пойду, Брэд? - спросила Настя. - Куда ты меня зовешь?
   - С собой, - ответил Егор.
   - Я вышла замуж, ты опоздал! - воскликнула Настя. - У меня есть муж!
   - Это ничего не значит, - ответил Егор, - ты ведь не любишь его. Если ты правду мне написала в письме...
   - То письмо это минутная слабость, - сказала Настя, - мне было так одиноко.
   - Значит, ты не хочешь идти со мной? - спросил Егор.
   - Хочу, - ответила Настя, - но не могу...
   - "Но я другому отдана и буду век ему верна", - процитировал Егор классика, - так что ли получается?
   Анастасия не знала, что ответить. Тогда Егор сделал к ней шаг и, обняв за талию, крепко поцеловал в губы. Настя ответила ему. Тем временем очнулся Гондурасов. Он приподнял голову и, увидев, что происходит с его законной женой, возмущенно возопил:
   - Это что это за парадокс творится в моем кабинете?
   Он хотел встать, но удар электрошока не проходит бесследно, и поэтому Вася поскользнулся на паркете и снова упал.
   - Бежим! - сказал Егор Насте, и она кивнула.
   Они рванулись к двери, Гондурасов увидел это, и ползком стал их преследовать, рыча, как тигр. Он ухватил Настю за подол длинного подвенечного платья, оно с хрустом треснуло и Настя осталась в одной коротенькой белой нижней юбке.
   - Стой! - прохрипел Гондурасов. - Ты куда потаскуха? Стой!
   Егор развернулся, ткнул дубинкой электрошока в лоб Васе и нажал на кнопку. Искра треснула и Гондурасов, конвульсируя, опять отключился. Настя сорвала с себя фату и надела ее на голову Гондурасову.
   - Мне нужно переодеться, - сказала она, - я же не пойду так, без юбки.
   - Некогда, Настя, - сказал Егор, - в соседнем номере коридорный тоже сейчас придет в себя. Мне же пришлось его оглушить, когда он вез к вам в номер шампанское, надеть его униформу. Иначе твой мамонт меня в номер не впустил.
   - А как ты попал в соседний номер? - спросила Настя.
   - Снял его, - ответил Егор, - ну, что побежали?
   - Ага! - согласилась Настя, и они помчались по коридору к лифту.
   Прохожие, особенно мужчины, оборачивались, увидев хорошенькие обнаженные ножки Насти. Не каждый день по коридору гостиницы бегают невесты, да еще и без юбки. Егор и Настя достигли холла и через дверь кухни вышли на задний двор, где их ожидал уже "Порше" Егора.
   - Это твоя машина? - удивленно спросила Настя.
   - Моя, моя, садись сзади, - сказал Егор, - на заднем сидении рюкзак, там мои запасные джинсы, футболка и куртка. Переоденься на ходу и перелезай ко мне.
   В это время оглушенный Гондурасов очнулся и прямо как был, в свадебной фате на голове выскочил в коридор гостиницы.
   - Держи их!!! - завопил он. - Лови их!!!
   Люди выглядывали из своих номеров и понятливо улыбались, видя стареющего толстяка в белой свадебной фате, сползшей на лоб. Ну, бывает, улыбались люди, подгулял жених на свадьбе, фату надел, теперь чудит. Не нашел, в общем, Гондурасов понимания, сочувствия и помощи у народонаселения гостиницы. А когда он добрался до банкетного зала, где гости еще веселились за столами, то Настя и Егор были уже далеко.
   Настя переоделась, перелезла на место рядом с Егором и с интересом разглядывала внутреннюю отделку автомобиля "Порше" и удивленно качала головой.
   - Классная у тебя машина! - сказала она. - А ведь ты мне так ничего и не сказал, что хотел сказать...
   - Погоди, Настя, вот будем в безопасном месте, тогда все и скажу, - ответил Егор.
   Они вылетели из черты города, проехали мимо поста ГИБДД и Настя спросила:
   - А куда мы едем, вообще-то?
   - В Москву, - ответил Егор.
   - А что там? - спросила Настя.
   - Там я теперь живу, - сказал Егор, - и ты можешь жить там, если захочешь.
   - А как же Америка? - спросила Настя.
   - Нет никакой Америки, и не было никогда, - сказал Егор.
   - Это как понимать?
   - А так, что я не американец Брэд Беннетс, - сказал Егор.
   - А кто же ты тогда? Я ничего не пойму!
   - Я русский, и зовут меня Егор Никитин, - ответил Егор.
   - Зачем же ты тогда наряжался в американца? - удивленно спросила Настя.
   - Так было нужно для дела, - ответил Егор.
   - Для какого дела? - спросила Настя.
   Егор ничего не сказал про то дело, ради которого ему пришлось некоторое время побыть американцем. Он ожидал, что его фамилия Никитин вызовет у Насти хоть какую-то реакцию, но этого не произошло. Настя никогда особо не интересовалась друзьями отца и, несмотря на то, что Андрей Егорович Никитин неоднократно бывал в их доме, она просто не знала его фамилию, и поэтому никак не отреагировала на то, что перед ней сын того человека. Анастасия, видя, что Егор не отвечает на ее вопрос, задала еще один:
   - Как же тогда ты получил мое письмо, если ты не американец? Ведь письмо было адресовано Брэду в Америку и ушло туда.
   - Брэд действительно существует, живет в Чикаго, он переслал мне твое письмо по электронной почте, - ответил Егор.
   - И вот теперь, когда ты украл меня, я, как дура, побежала за тобой, что мы будем делать дальше? - спросила Настя.
   - Я тебя люблю, - сказал Егор, - и хочу, чтобы ты была моей женой.
   - Что? - не веря своим ушам, переспросила Настя.
   - Выйдешь за меня замуж? - осведомился Егор.
   - Я уже замужем, - ответила Настя.
   - Ты разведешься с этим толстяком, - сказал Егор, - и мы будем жить вместе.
   Настя от неожиданности предложения Егора расхохоталась и спросила:
   - И ты женишься на мне, на совершенно нищей, без приданого невесте?
   - Ты не нищая, - ответил Егор, - у тебя на счете в банке в Москве лежит пятьсот тысяч долларов.
   Настя посмотрела на него, как на идиота и спросила:
   - Ты что бредишь? Откуда у меня такие деньги?
   - Да, Настя, это те деньги, которые твой отец копил за границей, - сказал Егор, - теперь они твои.
   - Откуда ты это знаешь? - спросила Настя.
   - Мне трудно приступать к этому разговору, но его когда-то нужно начинать, - сказал Егор и свернул на обочину.
   Он выключил мотор автомобиля, повернулся к Насте и произнес, глядя ей в глаза:
   - Возможно, после моего рассказа ты меня возненавидишь, и тогда я отвезу тебя туда, куда ты скажешь. Захочешь, отвезу обратно в город. Захочешь, доставлю в Москву. Теперь слушай. Я много лет жил и учился за границей. В Америке, в Чикаго. А здесь, в городе, мой отец, Андрей Никитин владел небольшой мебельной фабрикой. Все было нормально, пока в его жизни не появился твой отец Иван Петрович Бобров...
   И Егор в деталях поведал Анастасии всю описанную нами историю от начала до конца, приблизительно так же, как она была рассказана вам в этой книге. Настя слушала молча, отвернувшись к окну, за которым внезапно начался сильный осенний ливень. Дождь хлестал по окнам, капли стекали по стеклу и по лицу Насти. Дождь барабанил по крыше. Егор говорил неторопливо и не мог знать, как реагирует Настя на его рассказ, потому что она сидела отвернувшись. Он закончил на том самом промежутке времени, в котором они как раз и находились, и добавил:
   - Вот теперь, Настя, ты знаешь, как все было и можешь решать, как нам с тобой быть дальше...
   - Значит, это ты виноват в том, что отец пропал, и у нас с мамой все отобрали, - задумчиво произнесла Настя.
   - В чем же заключается моя вина? - спросил Егор. - В том, что я рассказал правду о темных делишках, которыми занимался твой отец? Рано или поздно, со мной или без меня, его дела все равно всплыли бы на поверхность. И тогда все закончилось бы точно так же, если не хуже.
   - Ты сломал мою жизнь, лишил меня отца и будущего, - сказала Настя, - ты безжалостный и жестокий тип.
   - Твой отец точно так же лишил меня моего отца и моего будущего, - ответил Егор, - я просто забрал у него свое и отомстил за отца. Но я честно отдаю тебе половину того, что я взял у твоего отца, потому что я люблю тебя.
   - Не говори о любви! - воскликнула Настя. - Ты лжешь!
   - Если бы я не любил тебя, то вряд ли бы оставил твоего отца в живых! - сказал в ответ Егор. - Но я сделал это!
   - И где же теперь мой отец? - спросила Настя.
   - Этого я не знаю, - ответил Егор, - я же говорил тебе, что оставил его на трассе. Я думал он доберется до города и там что-нибудь придумает, у него же такие друзья, как всемогущий Рябиновский! Но я не знаю, куда он подевался потом!
   - Зато знаю я, - сказала Настя, - он в сумасшедшем доме.
   - Как так? - спросил Егор. - Откуда у тебя такая информация?
   - Рябиновский проговорился, когда уговаривал меня выйти замуж за Гондурасова, - ответила Настя, - он намекнул, а я поняла.
   - Непохоже на Рябиновского, - сказал Егор, - он не болтлив.
   - А чего ему было опасаться, - ответила Настя, - он же думал, что я к нему накрепко теперь привязана. Я от него зависела. Он же не думал, что ты за мной придешь, и я удеру с супружеского ложа. Я его так возненавидела, ты бы знал! Даже больше, чем тебя!
   - Он же твой родной дядя, - сказал Егор.
   - И скользкий, как угорь, - ответила Настя, - и мой отец пострадал, и прокурор застрелился, и мэр города помер, все, кто были в одном пучке, а только Рябиновский выкрутился. И снова заправляет в городе, Смирнову толкает в губернаторы. Но мне не хочется думать об этом городе больше вообще. Ты хочешь, чтобы я тебя простила?
   - Хочу, - ответил Егор.
   - Помоги мне вытащить отца из психушки, - сказала Настя.
   Егор задумался. Дождь тем временем прекратился.
   - Не думаю, что твой отец обрадуется встрече со мной, - сказал он, наконец.
   - Боишься? - с вызовом спросила Настя.
   Егор только усмехнулся и отрицательно покачал головой.
   - Не боюсь, - ответил он, - хочешь, чтобы мы отца твоего вытащили из психушки, так вытащим!
   Заведя машину, Егор нажал на газ, вырулил на дорогу и спросил:
   - Ты знаешь, где эта психбольница находится, как туда проехать?
   - Знаю, - кивнула Настя, - она у нас в городе одна на всю область. Так что не ошибемся.
   - Твой отец собирался бежать за границу, - сказал Егор, - и я знаю, что фамилия у него была Кузнецов. Поскольку других документов после нашей с ним встречи у него с собой не было, то, вероятно, он находится в психушке именно под фамилией Кузнецов. Но может быть, и нет.
   - Он хотел бежать за границу? - удивилась Настя. - А как же я? Как же мама?
   - Твой отец говорил, что заберет вас потом, - ответил Егор, - тебе лучше знать, сделал бы он это или нет.
   - Конечно, забрал бы, - горячо воскликнула Настя, - ведь он же любил меня! Он не мог бы нас предать!
   У Егора было на этот счет другое мнение, но он не стал говорить его Насте.
   - Давай, остановимся в кемпинге здесь недалеко, - предложил Егор, - а действовать начнем завтра. Сейчас уже вечер и вряд ли в той же психбольнице мы найдем врачей. Кстати, у тебя паспорт есть? А-то нас не поселят?
   Настя заглянула в сумочку, которую прихватила с собой из номера гостиницы.
   - Вот он мой паспорт и даже Гондурасова тут документы, - сказала она, - после регистрации я их к себе положила.
   - Хорошо, что догадалась паспорт взять, - сказал Егор, - а-то как же дальше-то тебе было жить, если бы паспорт у него остался. Пришлось бы за ним возвращаться.
   - Я когда сумочку схватила, вовсе не о паспорте думала, - ответила Настя, - там у меня косметичка, помада, расческа, зеркальце.
   - А-а, - улыбнулся Егор, - все понятно.
   Они доехали до кемпинга, где поужинали и остановились в отдельных номерах. Егор не мог долго уснуть, Настя тоже. Они любили друг друга, но было слишком много обстоятельств, которые мешали им сблизиться. Слишком много жизненных факторов отталкивало их друг от друга, как одинаковые полюса магнита, но что-то внутри непреодолимо тянуло друг к другу. И непонятно было пока, что победит.

25

   Вернемся теперь к томящемуся среди психических больных несчастному, бывшему губернатору области Ивану Петровичу Боброву. После того как при нем главный врач психбольницы поговорил с Рябиновским и доктор наук отрекся от него, понял, что его все бросили и предали. Он продолжал доказывать, что он Бобров и чем больше он вступал в пререкания с врачами, тем больше ему кололи всяких лекарств.
   Если бы Иван Петрович был человеком хитроумным, то перестал бы называть себя Бобровым, а притворился, согласно паспорту Кузнецовым и тогда бы ему не стали так часто делать уколы, вызывающие сомнамбулическое состояние безразличия и апатии. В этом состоянии Бобров пребывал почти два месяца и когда выходил из него, то ему опять делали укольчик и бывший губернатор опять впадал в столбняк.
   Главный врач психбольницы Цыбульский после взятки от Рябиновского прикупил себе подержанную, но в хорошем состоянии иномарку, самолично и ежедневно следил за состоянием здоровья "больного" и издал приказ больного Кузнецова из отдельной палаты не выпускать ни под каким предлогом. Сам-то он давно догадался, что этот больной ни кто иной, как бывший губернатор их края И. П. Бобров. Но, имея в голове целый пуд здравого смысла, Цыбульский догадался об этом прилюдно не трубить, а по указке Рябиновского тихо запереть бывшего губернатора в отдельной палате и оградить его от всех контактов, помимо обслуживающего персонала, подобранного Цыбульским из самых верных и преданных людей.
   Единственная вещь, которая терзала главврача психбольницы, заключалась в том, что, как ему казалось, он очень-очень мало взял денег с господина Рябиновского. Что такое пять тысяч долларов за бессрочное заточение бывшего губернатора? Ничтожная сумма! Цыбульского мучила неукротимая жадность. Ему хотелось получить еще хотя бы столько же, но он все не решался отыскать в городе своего благодетеля и прямо поставить вопрос о дополнительной оплате за заточение Боброва. Рябиновский где-то раз в две сам недели позванивал главврачу и интересовался здоровьем "пациента". Получив ответ, что все нормально, сразу клал трубку и не давал Цыбульскому потребовать себе еще на "кусок хлеба".
   "Курс лечения" должен был бы продолжаться около полугода, после него Бобров превратился бы в растение, которое могло бы пить, есть, говорить, справлять естественные надобности, правда, куда придется, и ничего бы не помнило и не понимало. В таком виде Бобров был уже не опасен Рябиновскому и неподсуден за свои старые грехи. Рябиновский предполагал по истечении нужного срока якобы неожиданно "отыскать" бывшего губернатора в психбольнице и представить его на суд общественности. Но до истечения положенного времени было еще четыре месяца, Боброва кололи уколами, а главврач страдал оттого, что он так мало получил денег. Но у него была еще надежда. Цыбульский полагал, что при передаче недееспособного бывшего губернатора, он таки потребует за свои старания еще денег и Рябиновский их ему даст. Эта надежда придавала ему силы.
   И вот однажды рано утром во двор психбольницы залетел на всех порах шикарный "Порше", от лощеного вида которого Цыбульского стала душить такая "жаба", что он едва не потерял сознание от зависти. У него-то самого была не новая "Ауди", а он мечтал ездить именно на такой красавице, которая въехала во двор психбольницы. Еще большую злость в нем вызвал тот факт, что из шикарной иномарки вышли не средних лет нувориши, а совсем молодые парень и девушка. Они что-то спросили у персонала, санитар указал им на окна главврача и они направились в его сторону. Цыбульский засуетился, принял за столом величественную позу и, когда в дверь постучали и заглянул тот парень, что приехал в "Порше", произнес:
   - Погодите, я занят!
   Он хотел одернуть, поставить на место эту зеленую поросль, у которых машина лучше, чем его в раз двадцать! Но парень не послушал его, не скрылся за дверью, а напротив, быстро вошел, прошел к столу, нагнулся и ткнулся глазами прямо в китайские очки Цыбульского.
   - Я от Рябиновского! - грозно шепнул он ему в лицо.
   Главврач вздрогнул, как от укуса змеи. Девушка прошла тоже и села на стул возле его стола. Она была очень симпатичная, и Цыбульский уловил явное сходство между чертами лица девушки и своим узником Кузнецовым.
   - В чем дело? - возмутился доктор. - Кто вы такие? Я не знаю никакого Рябиновского!
   - У нас нет времени препираться с вами, любезнейший, - сказал парень, - обстоятельства сложились так, что нам необходимо срочно забрать с собой господина Боброва, который находится у вас на лечении.
   - У нас нет никакого Боброва, молодой человек! - сказал Цыбульский. - И если вы сейчас же не покинете здание, то я позову санитаров и тогда вам, уверяю вас, придется не сладко.
   - Бобров, Кузнецов, какая разница, - жестко сказал парень.
   - А вот так и говорите, - сказал Цыбульский, - Кузнецов у нас есть, но он находиться на спецлечении, поэтому я не могу...
   - Мы приехали его забрать, - перебил главврача парень, - прикажите собрать его вещи.
   - Если вы приехали забрать Кузнецова, то где ваши документы? - спросил Цыбульский. - Или вы полагаете, что я вот так отдам вам в руки опасного для окружающих больного?
   Парень на минуту замешкался, глаза его недобро сверкнули, он быстро сунул свою руку в оттопыренный внутренний карман куртки. Доктору Цыбульскому, который был по натуре человеком трусливым, показалось, что сейчас парень вытащит пистолет и его насмерть застрелят прямо в собственном кабинете. Он судорожно нажал под столом ногой на тревожную кнопку вызова санитаров. Но парень неожиданно вместо пистолета выдернул из кармана пачку долларовых купюр, толщиной примерно с ту, которую дал ему Рябиновский вначале всей этой "операции".
   - А вот и наши документы, - сказал парень, протягивая деньги главврачу, и Цыбульский понял, что новая машина у него будет уже завтра.
   В это время в кабинет ворвались два огромных санитара с лицами бульдогов и лапами медведей. Они преданно вперились взглядами в своего начальника, тот стыдливо спрятал за спину купюры и сказал санитарам:
   - Идите вон!
   Те сразу же покинули кабинет, а Цыбульский достал баксы и стал кропотливо их пересчитывать, слюнявя пальцы. Егор и Анастасия терпеливо ждали. В пачке оказалось ровно пять тысяч долларов. Цыбульский расплылся в блаженной улыбке.
   - Ну, что ж это вы так, - сказал он, - говорили, что все документы принесли, а тут только половина.
   - Все остальные получите при выписке больного, - пообещал Егор.
   - Гм! - хмыкнул Цыбульский и упрятал деньги в карман пиджака под халат.
   Он поднял трубку местного телефона и приказал кому-то там, чтобы привели к нему в кабинет гражданина Кузнецова с вещами.
   - Ну, вот сейчас мы оформим выписку и забирайте его, - сказал Цыбульский, - но я обязан вас предупредить, что больной сейчас в результате лечения находится в несколько эйфорийном состоянии. Он никого не узнает и ничего не помнит.
   "Что ж, это даже к лучшему, что он никого не узнает", - подумал Егор, но Настю этот факт не обрадовал и она спросила:
   - И как долго продлится это его эйфорийное состояние? Надеюсь, оно не навсегда останется?
   - Что вы? - развел руками доктор. - Пару недель без уколов и таблеток и все восстановится. Конечно, не в той мере, как было, но кушать и ходить в туалет он сможет сам.
   - Что ты с ним сделал тут, ты фашист? - гневно вскрикнула Настя и вскочила с места.
   - Ничего особенного, девушка, и не надо орать, а то ведь и вас можем посадить к нам, если будете хамить, - ухмыльнулся Цыбульский.
   - Ты не особенно-то тут языком болтай, главврач, - жестко сказал Цыбульскому Егор, - смотри, как бы самого не посадили. Знаешь, хоть с кем говоришь-то?
   Тон, которым было все это произнесено, напугал главврача. Он подзабыл как-то, что люди эти пришли от Рябиновского и, не подумав, позволил себе вольность.
   - Я пошутил, ха-ха, - попытался загладить неловкость Цыбульский, - с вашим папочкой все будет в порядке. Пусть побольше пьет сочков, кушает хорошо и спит. И все будет хорошо.
   - С чего это вы решили, что больной мой папа, - спросила Настя.
   - Вы похожи, - ответил Цыбульский.
   - Вам показалось, - сказала Настя.
   В этот момент те самые санитары, которые вбежали по сигналу главврача привели Боброва. Он был одет в какую-то казенную вытертую полосатую пижаму и смотрел только перед собой. Взгляд его не выражал ничего, был остекленевший, легкая улыбка блуждала по лицу.
   - Папа! - не сдержалась Настя.
   Но Бобров никак не отреагировал. Цыбульский самодовольно хохотнул. Санитары вывели бывшего губернатора на улицу и посадили в машину Егора на заднее сидение. Бобров был покорен, как марионетка. Настя села рядом с отцом, а Егор сел за руль. Санитары отошли от автомобиля и стали в сторонке. К окошку машины со стороны Егора подскочил Цыбульский
   - А вторая часть? - засуетился он. - Где еще половина?
   - Какая половина? - спросил Егор. - Ты о чем?
   - Как это? - возопил Цыбульский. - Где мои деньги?
   - Пошел ты, - ответил Егор и нажал на газ.
   Юркая машина рванула с места, но одураченный Цыбульский легко не сдавался. Он схватился руками за дверцу в районе открытого окна. Уцепился, как клещ и машина потащила его за собой. Санитары, видя такое дело, тоже рванули в погоню.
   - Отдайте мои деньги! - завопил Цыбульский.
   Ноту произошло неожиданное. Пачка долларов, которые ему дал Егор выпала из внутреннего кармана Цыбульского и разлетелась, подкинутая ветром из-под машины во все стороны. Егор нажал на кнопку, окно стало закрываться, пальцы Цыбульского прищемило и он отвалился, как пиявка от толстой ляжки товароведа в подмосковном пруду. Тем временем и тихие психи, гуляющие в парке, и санитары, и остальной медперсонал рванулись под сыплющийся прямо на них долларовый дождь. Образовалась пыльная туча, внутри которой происходила борьба за вожделенные бумажки, которые рассыпаны были повсюду. Цыбульский нервно метался и орал: "Прекратить вакханалию!", но никто его не слушал.
   В результате борьбы санитары перешли на сторону Цыбульского, все психи были связаны и обысканы, но все равно главврач не досчитался одной тысячи трехсот долларов. И с машиной ему не повезло. Когда он все-таки ее купил и перегонял с места покупки, то не справился с управлением, упал с моста и убился насмерть.

26

   В Москве Егор помог Насте снять квартиру. Через неделю она дозвонилась до матери и вскоре Ада Арсеньевна перебралась к дочке и мужу в Москву. Как ей удалось ускользнуть от Рябиновского, она не призналась, рассказала только, что после побега Насти со свадьбы разразился страшный скандал, который не утих до сих пор. Понемногу Бобров стал приходить в себя. Он стал узнавать Настю, жену и подолгу сидел в скверике возле дома. Со временем Анастасия подключилась к работе Егора в фирме и, наконец, она решилась рассказать отцу о своих отношениях с сыном Никитина.
   - Ты знаешь, дочь, - сказал Бобров, - я уже не пойму, что в этой жизни хорошо, а что плохо. Я разорил отца Егора, он сделал то же самое со мной. Но у него хватило мужества вернуть половину того, что он взял. Кроме того, вы помогли мне уйти из психбольницы. Пусть он приходит к нам. Хватит уже прятаться.
   - А вы не подеретесь? - с опаской спросила Настя.
   - Не подеремся, - ответил Бобров.
   Они действительно не подрались. Не было, конечно, теплоты в их отношениях, но и не подрались. Еще через пару недель Бобров устроился работать ночным сторожем в фирму Егора. К слову сказать, произошедшие события его сильно изменили. Он стал молчалив, замкнут и хмур. Настя, как могла, пыталась вернуть его к жизни, но Иван Петрович на все ее старания отвечал мрачным равнодушием. Он исправно ходил на службу, ночами охранял офис, а Егор и Настя волновались, потому что у Боброва прогрессировали остаточные явления от "лечения" в психдиспансере.
   Иногда он переставал узнавать окружающих, нес околесицу и представлялся окружающим разными людьми известными и не очень. Это явление обострялось особенно тогда, когда Иван Петрович сильно волновался. А волновался он, когда вспоминал все то, что с ним произошло. Анастасия пыталась сводить отца к врачу, но Бобров впал в состояние депрессии при одном только упоминании о враче, каплях и уколах. Пришлось ограничиться лишь чаем с мятой на ночь и настойкой валерианы.
   Егор, видя душевное состояние Боброва и опасаясь за сохранность имущества фирмы, которое он охранял, оснастил офис новейшим сторожевым оборудованием. Но и Боброва не уволил, чтобы не травмировать его и без того раздавленное самолюбие. Иван Петрович теперь сидел в уголке, окруженный лучами датчиков, которые охраняли больше его самого, чем имущество фирмы.
   В один из дней после работы он пропал. В этот день, как обычно Егор приехал в офис, где его встретил Бобров, который был в неплохом расположении духа. Иван Петрович попрощался со всеми служащими и отправился домой отдыхать после ночного бдения. Но до дома он не доехал ни к обеду, ни к вечеру. Настя и Егор в этот день объехали всю округу, обзвонили все больницы, морги и милицейские отделения. Никаких следов. Самое страшное заключалось в том, что у Ивана Петровича могло было начаться очередное обострение и он, не зная кто он, и не ориентируясь в пространстве мог попасть в беду. К утру следующего дня опасения переросли в сильную тревогу.
   Тем временем Иван Петрович Бобров в абсолютно нормальном состоянии мозга вышел из поезда и отправился пешком по главному проспекту того города, где был когда-то губернатором. Его никто не узнавал. Во-первых, еще в психушке он отрастил длинную бороду, во-вторых, сильно поседел, похудел и сгорбился, в-третьих, носил зеленые очки от глаукомы. Бобров шел целенаправленно, никуда не сворачивая с проспекта. Завернул он только около небольшого заснеженного парка перед зданием НИИ, подошел к одной из машин, усмехнулся и зашел в дом. Бдительная вахтерша застопорила турникет, увидев незнакомого старика.
   - Вы куда? - спросила она тоном офицера гестапо.
   - За пособиями, - ответил Бобров.
   Иван Петрович знал и давно продумал, как проникнуть в это режимное заведение, потому что и раньше не раз приходил сюда. Правда, в другом, более значительном качестве. Тогда перед его приходом турникет и вовсе снимали, а полы мыли с порошком. Бобров знал еще, что на втором этаже по четвергам выдают пособия для работников НИИ, которые находились на пенсии. Один раз на праздник какой-то он их сам выдавал.
   - Что-то я тебя не припомню, - сказала вахтерша, подумав о том, что с пенсионерами можно и не церемониться, тыкая ему, как равному.
   - А я тебя, - ответил Бобров, - пропусти, а то Рябиновскому пожалуюсь!
   Вахтерша хмыкнула и открыла турникет. Бобров прошел по длинному коридору первого этажа и поднялся на третий по запасной лестнице, по которой обычно никто не ходил. Затем он подошел к одной из дверей и прислушался. В кабинете Рябиновского слышались голоса. Бобров стал ждать. Через минут пять из кабинета вышли зам. Рябиновского и еще какой-то незнакомый Боброву мужичонка. Они в упор поглядели на бывшего губернатора, но не узнали его.
   Бобров отворил дверь и зашел к доктору наук. Тот стоял у платяного шкафа и одевался в верхнюю одежду. Увидев, что кто-то к нему зашел, он даже не обратил внимания на то, кто это, а просто сказал:
   - Потом, потом, зайдите позже, я сейчас уезжаю.
   Бобров повернулся к двери, закрыл ее на замок, снял свои глаукомные очки и достал из-под полы старого пальто короткий обрез охотничьего ружья, который приобрел на рынке в Москве. Рябиновский повернул голову, узнал в сгорбленном старике Боброва и окаменел. Бывший губернатор стоял молча, нацелив стволы ружья на грудь доктора наук.
   - Иван Петрович? - удивленно и испуганно произнес Рябиновский. - Как же так? Я же думал, что ты в Швейцарии.
   - Это ты Швейцарией психбольницу называешь, в которую меня засадил? - спросил Бобров.
   - Помилуй бог, Иван Петрович, - ответил Рябиновский, - ведь я знать не знал где ты. Если бы я только знал...
   - Врешь, гнида! - сказал Бобров. - Я слышал телефонный разговор между тобой и Рябиновским, когда меня санитары держали. С твоего ведома меня там держали и кололи всякую дрянь. Теперь вот я стал психом. Вот сейчас застрелю тебя и мне ничего не будет.
   - Помилуй бог, Иван Петрович, за что же? - жалобно пропел Рябиновский.
   - Что ты заладил, как попугай "помилуй бог, помилуй бог", - сказал Бобров, - бог, тебя, может быть, и помилует, а я нет!
   - В чем моя вина перед тобой? - спросил Рябиновский. - Я, как мог старался тебе помочь, дочь твою хотел пристроить за уважаемого человека замуж, а она убежала со свадьбы. Я же все время тебе помогал! Вспомни!
   - Все пострадали, кто дела с тобой имели, один ты выкрутился, - сказал Бобров, - это несправедливо.
   - Но ведь ты-то живой! - воскликнул Рябиновский. - А меня хочешь убить!
   - Я живой? - переспросил Бобров. - Я иногда иду, иду по улице, а потом оглядываюсь и вижу, что я не помню, как здесь очутился. У меня крыша едет Рябиновский. Все после "лечения" в психбольнице.
   - Я-то тут при чем? - завопил доктор наук. - Я тебе здоровьем мамы клянусь, что я ни при чем тут...
   - Нет у тебя мамы, умерла она семь лет назад, - ответил Бобров, - вот ты и клянешься. Да, за тобой не заржавело бы и здоровьем живой мамы поклясться, потому что ты гнида, каких свет еще не видывал.
   - И что, Иван, ты вот так сейчас меня застрелишь? - деланно истерично произнес Рябиновский, стараясь разжалобить Боброва. - Своего друга, свояка своего? Родственника, брата жены убьешь, да? Оставишь моих детей без отца? Подумай, Ваня. Подумай хорошенько, прежде чем сделать необдуманный шаг!
   - Я уже давно все обдумал, - ответил Бобров, - за тем и приехал, чтобы тебя наказать. Пока такие, как ты живут на свете и гадят, России из грязи не подняться.
   "Поглядите-ка, как он заговорил! - подумал Рябиновский. - Много ты сам о России думал, когда на губернаторском месте волок все, что не приколочено?".
   Но сказал другое:
   - Иван, погоди, давай все обдумаем, спокойно обсудим, - жалобно предложил Рябиновский, - ты сейчас в состоянии аффекта, ты можешь совершить поступок, о котором потом будешь жалеть. Тебя обокрал и унизил этот сынок Никитинский, ты лишился власти. Но ведь можно все исправить. Давай, вместе подумаем как.
   - Не буду я с тобой вместе ничего думать, - ответил Бобров и взвел курок, - я пришел тебя покарать!
   - За что? - возопил Рябиновский. - Что я лично тебе сделал плохого? Если и сделал чего, то прости меня, Иван, я же тебя люблю, как брата. А ты вот так за мою любовь к тебе хочешь меня убить!
   Самообладание Боброва дрогнуло. Рябиновский был бы великим актером, и если бы пошел в театр, то играл бы только главные роли. Но ему, лицемеру хватало актерской игры и на сцене жизни. Он был готов на все, ради свершения своей цели. Если надо было для дела унизиться, он унижался. Притвориться - притворялся! Обмануть - запросто! Пообещать и не сделать - нет ничего проще! Он мог нагадить человеку и тут же убедить его в том, что он сам во всем виноват. А ради сохранения своей жизни он даже упал перед Бобровым на колени и натурально заплакал, пытаясь его разжалобить.
   Бобров сильно разволновался, покраснел и наступило обострение вызванное приемом внутривенно ненужных организму лекарств. Сознание Боброва отключилось. Нет, он не упал на пол без памяти, отключка произошла не так. Бобров просто в этот промежуток времени перестал осознавать, что он делает. Как бывало и раньше, когда он ступал на проспект, намереваясь купить продуктов в ближайшем магазине, а приходил в себя в автобусе, который ехал в совсем незнакомый ему район. Как будто в него вселялся и захватывал его в эти минуты како-то другой человек. Кто был тем другим человеком, который овладевал Бобровым в минуты душевной неустроенности, куда вел его это человек, мы не знаем. Но то, что тот человек был явно жестче и решительнее даже бывшего губернатора, стало ясно даже Рябиновскому, который увидел вдруг опустевшие и похолодевшие глаза Боброва. Рябиновский понял, что ему пришел конец и попытался броситься на Боброва, чтобы его повалить.
   И тогда в кабинете раздался выстрел, Рябиновский с продырявленными кишками повалился на пол и, окровавленный, забился в судороге. Бобров нажал на курок второй раз, но поскольку, находясь в прострации, он и целился-то поверх Рябиновского, то попал в телевизор SONY, который моментально и с грохотом взорвался. В дверь кабинета снаружи стали громко барабанить и что-то кричать. Бобров аккуратно положил ружье на стол, отворил дверь, спокойно позволил себя связать ворвавшимся людям.
   Пришел в себя Бобров через час сорок минут, когда в отделении милиции его допрашивал усталый капитан. Бобров, до того как пришел в себя отвечал путано, смотрел правым глазом в одну точку, а левым совсем в другую. По бороде его текли слюни, а ответы не соответствовали вопросам, которые ему задавали.
   - По моему этот дед клиент психушки, - сказал капитан второму милиционеру, старшему лейтенанту, - или он профессионально "гонит пургу".
   - Смотри-ка, - ответил второй, - он на тебя посмотрел. Вроде в себя приходит.
   Капитан оглянулся и уставился на Боброва. Иван Петрович разумным взглядом и посмотрел на него в ответ. Поскольку последнее, что помнил бывший губернатор, был диалог с Рябиновским, он и сам был крайне удивлен тому, что сидит в комнате с зарешеченными окнами и людьми в милицейской форме. Чем закончился его разговор с доктором наук, Бобров не знал.
   - Здравствуйте, - сказал милиционерам Бобров.
   - Виделись, дядя, - ответил капитан, - ты за что доктора наук застрелил?
   - А что, я его застрелил все-таки? - удивленно спросил Бобров.
   - Насмерть, - усмехнувшись, ответил капитан.
   - Жаль, что так вышло, - сказал Бобров, - я хотел его попугать только, а не убивать.
   - Я так понял, что ты хочешь сказать, якобы не помнишь, как человека убил? - с издевкой спросил капитан.
   - Не помню, - ответил Бобров.
   И в этот момент в комнату допросов вошел статный полковник, при появлении которого капитан и старший лейтенант вскочили со своих стульев и вытянулись в струнку. Полковник стремительно подошел к Боброву, вгляделся в его глаза и спросил удивленно:
   - Иван Петрович, ты что ли?
   Бобров усмехнулся. Раньше начальник милиции города называл его только на "вы".
   - Как же ты в городе оказался? - спросил он. - Поговаривали, что ты в Швейцарию уехал.
   - Вернулся я, - ответил Бобров, - на Родину потянуло.
   Полковник почесал затылок и дал ход расследованию, в результате которого стопроцентно Бобров должен был бы оказаться за решеткой за убийство Рябиновского и за свои злоупотребления в должности губернатора области. Но не вышло засадить его в тюрьму. В результате проведенной экспертизы оказалось, что Иван Петрович бывает временами невменяем, и поэтому отвечать за свои поступки по закону никоим образом не может. Выяснив, сей факт, власти поместили его в специализированную психлечебницу города Москвы, где он пробыл в заточении почти два с лишним года.
   По истечении положенного срока бывшего губернатора перевели в обычную психбольницу. И через месяц господин Бобров загадочным образом оттуда исчез. В кулуарах поговаривали, что за ним приезжали на красивой машине парень и девушка, но главврач эти слухи опровергал, указывая на то, что они не имеют под собой никаких оснований и к исчезновению Боброва отношения не имеют.
   Госпожа Смирнова, после трагической гибели Рябиновского, потеряла все связи и влияние на разрозненные остатки обезглавленного клана и на губернаторских выборах с треском "пролетела". После этого она уехала из города, и ее никто и никогда нигде больше не видел. Поговаривали, что она вышла замуж и теперь живет в Швеции.
   Однажды в город, где прежде властвовал Иван Петрович Бобров, на красивом спортивном автомобиле "Порше" приехал молодой мужчина и симпатичная женщина. Они остановились в центре, водили по площади Ленина за руку годовалого малыша, который гукал, гонял голубей и хохотал. Парень показал рукой девушке окошко чердака, из которого он стрелял в ее отца и не попал, потому что на ствол винтовки неожиданно сел голубь.
   Они были в городе всего день, а вечером двинулись дальше по пути из города. Куда они уехали, никто не знал, потому что никто из жителей города не обратил на них внимания. Люди были заняты собственными делами и красивая машина "Порше" растаяла в утреннем загородном тумане, чтобы больше никогда не возвращаться в этот город.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"