К полудню, не торопясь, путники подъезжали к лагерю. Их уже ждали - еще издали они увидели статную фигуру, чье лицо скрывала черная маска. Гэри, окруженный толпой любопытствующих, встречал их на территории нового убежища.
- Он вышел навстречу - это хорошо! - шепнул Аф. - Значит - сомневается. Если бы сомнений не было, нас бы под конвоем повели к нему.
Гэри холодно приветствовал их и повел к грубо сколоченной, невесть откуда взявшейся здесь, древней избушке. Косая, завалившаяся набок, она ютилась в корнях гигантского гратха, словно вышла из сказки. Инвари оглядывался вокруг. Многочисленные палатки и шалаши, крытые ельником, располагались прямо между огромными охами. Их кроны были настолько широки, что скрывали небо, и ночью, даже свет звезд не проникал под их полог. Ни одно дерево не было изранено топором. Густо усыпанную желтыми оховыми иголками землю разделял ручей, струивший темную, еще не замерзшую воду прочь, под мостки из легких, потемневших от времени, бревнышек. Вверху по течению Инвари увидел нескольких мальчишек, удивших рыбу. Чуть ниже женщины стирали белье. По воздуху стелился легкий дымок костров.
Встревожено фыркнул Ворон, затанцевал, прижав уши к голове и оскалился - из большого шатра, расположившегося между крУгом стоящими охами, вышла Гроза. Посмотрела в их сторону, резко развернулась, так, что черным вихрем заметались распущенные до пят волосы, и вновь скрылась за пологом.
Гэри посторонился, пропуская их в избу и, обернувшись на пороге, приказал своим людям расходиться.
Аф, войдя, трижды постучал копытом об пол.
- Старое дерево лучше греет! - улыбнулся он, словно хорошему знакомому. - Этой зимовке уже лет двести. По человеческим меркам - целая жизнь!
- Садитесь, - коротко бросил Гэри.
По-видимому, он действительно не знал, как себя вести, и скрывал это за кажущейся враждебностью.
Инвари огляделся. Под потолком сушились пучки трав, издавая резкий запах. Старая, но опрятно побеленная печь притулилась у дальней стены. Зимовка была давно обжита. За цветастой занавеской в углу Инвари осматривал широкие полки на стенах, заставленные банками и бутылями. В такой избушке могла бы жить лесная ведьма. И он догадывался, какая.
Дверь распахнулась, в дом заглянул человек в одежде следопыта, вопросительно глянул на Гэри. Тот покачал головой. Следопыт исчез.
Витольд испытующе разглядывал помещение из-под глубоко надвинутого капюшона своей хламиды. Открывать лицо он не спешил, хотя вряд ли кто-то мог узнать его здесь.
- Лагерь немноголюден, - деловито заметил Аф. - Сколько умерло?
- Треть мужчин и половина стариков, детей и женщин, - последовал ответ.
Инвари до крови прикусил губы.
- Аф, мы можем поговорить наедине? - Атаман демонстративно обратился только к флавину. Тот пожал плечами. Гэри, не глядя на остальных, властно кивнул на дверь.
- Ничего себе, воспитаньице! - возмутился Витольд, когда они с Инвари вышли. - Какое величие, надо же! Выгнал пожилого человека на улицу и даже слова не сказал.
- Так он не знает, что ты пожилой, - улыбнулся Инвари. - Ты же прячешься и слова не молвишь, а фигура у тебя крепкая, как у атлета.
- Может он думает, что я - тот невоспитанный варвар, которого вы называете Штормом? - воскликнул художник. - Но тогда где горячая радость от встречи с братцем-разбойничком?
Инвари вдруг подумал о Шери. И с удивлением почувствовал, что скучает. Для него это было внове - прежде он не скучал ни о ком, кроме оставшихся в Поднебесье.
- Не представляю, что я скажу! - вздохнул вдруг горестно Витольд. - Где принца искать? Чем я могу помочь? Не знаю...
Инвари посмотрел на него.
- Я не говорил об этом, - осторожно начал он, - не хотел ворошить дворцовые дела при других. Мне почему-то казалось, что тебе это будет неприятно...
- Продолжай.
Витольд опустился на одно из седел, разбросанных вокруг пустого кострища. Инвари сел рядом.
- Пока я жил в замке, наткнулся на некоторые странности, корни которых уходят в прошлое. Мне кажется, то, что происходит сейчас - отголоски давней истории. В основном я догадываюсь, что это за история, но мне нужно, что бы кто-то подтвердил мои догадки.
- К чему это длинное предисловие? - прервал Витольд. - Ты - умный мальчик и наблюдательный, если дошел до всего, что собираешься мне сказать, своим умом. Аф доверяет тебе, а ему нельзя не верить! И ты вел себя достойно все это время. Я вижу, ты ищешь справедливости, и отчего-то судьба нашего королевства беспокоит тебя, хоть ты и чужой. Я уже говорил тебе, что догадываюсь об одной прекрасной причине, по которой ты занимаешься этим, но есть что-то еще... Что ж.... Это твоя тайна!
Я могу рассказать только то, что видел сам. Адамант не славился милым характером, даже будучи ребенком. Он рос слабым, горб, как ты понимаешь, не красил, но семья всегда заботилась о нем и оберегала. Старшие братья очень походили друг на друга, ты видел Ванвельта, значит, можешь представить, каков был Арлон. Ванвельт отличался болезненной независимостью с раннего детства. Когда ему исполнилось пятнадцать, он сбежал и под другим именем сделался наемником в одной из дальних западных земель. Долгие годы о нем ничего не было слышно. Думаю, уже тогда он занимался непотребными делами. На свадьбу старшего брата он не явился, хотя такой стратегически выгодный союз получил широкую огласку. Я и сам участвовал в заключении этого союза - ездил в Белоземье, чтобы нарисовать и привезти Арлону портрет Рэа, когда брак только предполагался. Она - молодая и прекрасная, взбалмошная и независимая, не жалуясь, управляла огромной страной, оставшейся после смерти отца. Матери она лишилась еще раньше. Но границы Северного королевства слишком растянуты, нужно было строить крепости, что и собирался делать старый король, да не успел. Вряд ли Рэа осилила бы это! Белоземье богато полезными ископаемыми. Это, естественно, приманивало соседей. Королевские патрули гибли. Запасы разворовывались. Многие шахты после нападения мародеров восстановлению не подлежали. Арлон был ближайшим соседом, еще не старым, холостым королем, и молва говорила, что это истинный монарх - честный и благородный. К тому же великолепный стратег. Он держал границы Ильри под таким жестким контролем, что никто, даже вечно воинствующие хиванцы, не смели сунуться к нам! В общем, Рэа согласилась. Белоземье, а вместе с ним и ничейные земли Белого Безмолвия, перешли под протекторат Ильри, а Рэа стала фиктивной правительницей и женой Арлона. Как видишь, история невесело начиналась. Но они полюбили друг друга...
Старик замолчал надолго. Инвари деликатно не торопил его. Должно быть, старинная история разворачивалась у художника перед глазами, запечатав уста и опаляя сердце.
- Да-а, это была удивительная любовь! Люди, увы, так редко находят друг друга, а они нашли... - Витольд сдержал вздох. - Адамант вначале повел себя неожиданно. Он отказался выходить и заперся в своей башне, ссылаясь на опыты, которые проводил. Его затворничество продолжалось несколько лет. Он тратил много времени и денег, которые получал в неограниченном количестве от прибылей шахт, выстроенных в Белоземье по его проектам, на обустройство дворца и подземелий, которые сохранились с незапамятных времен. Говорили, что с тех, когда вместо Белых земель плескалось море, а место, на котором стоит Ильри, было его берегом и вот это, мол, море выточило пещеры в каменистом плато Великой равнины. Как думаешь, дэльф, это возможно?
Инвари пожал плечами. Он-то знал, что так оно и было, но что он мог ответить?
- Арлон не препятствовал брату ни в чем. Сам он был далек от наук и не силен в фортификации, поэтому замок был достроен, а в некоторых местах переоборудован и восстановлен под непосредственным контролем Адаманта. Проект покоев Рэа принадлежал именно ему. Думаю, он был сражен красотой Рэа, как и все, кто видел ее, - продолжал художник. - Адамант работал, как проклятый. Он усилил свою переписку с университетами, бился над магическими артефактами, которые ему привозили со всего света, но они не слушались его. Он был очень одаренным, поверь, но таланты его лежали в области наук, а не волшебства, хотя какие-то задатки у него, несомненно, были. Рэа, с присущим ей тактом, относилась к нему с пониманием. А покои, которые он придумал и отделал для нее, привели ее в восторг. С балюстрады, через огромные окна на надстроенной башне, она могла любоваться на Северную равнину. Казалось, они с Адамантом подружились. В ее присутствии Адамант переставал язвить и ерничать, хотя, казалось, по другому он не умеет разговаривать. Арлон только добродушно посмеивался над ним. Однако время шло, и влюбленность герцога принимала странные формы. Рэа была на сносях, когда внезапно вернулся Ванвельт. Старшие братья встретились холодно, а вот с младшим Черный Волк неожиданно сошелся очень близко. Под его руководством Адамант стал делать успехи в магии, совсем забросив науку. А затем что-то произошло. Я могу только догадываться, что Адамант не раз в последующие несколько лет предлагал Рэа свою любовь и был отвергнут. Она отвергала его раз за разом, но, пожалев его немощность, ничего не говорила мужу. Ее отношения с Адамантом перешли в фазу холодного противостояния. Когда королева хотела - ее презрение было поистине северным и могло заморозить. Видимо, Рэй что-то чувствовал - он всегда был очень привязан к матери - потому с детских лет недолюбливал дядю. Однажды я застал его расстроенным и даже чем-то испуганным. Он ничего не рассказал мне, но я догадался, что он стал свидетелем разговора Адаманта и Рэа. Вот с того-то времени я и стал замечать неладное! Адамант был словно не в себе. Ванвельт пугал меня еще больше, чем раньше. А Арлон ничего не замечал, наслаждаясь наконец-то восстановившейся семьей. Мне начали сниться кошмары, и все они оказались вещими. Заболела Рэа. Врачи и знахари ничего не могли понять. Она была здорова и очень хотела жить, но свет жизни словно выключили в ней. Она сгорела в непередаваемых муках за несколько дней, на глазах у шестилетнего принца, который не отходил он ее ложа, в отсутствие короля, который в то время охотился в дальних угодьях. Арлон прибыл, когда она уже была мертва. Он словно обезумел после ее смерти. Даже старые слуги, растившие его с младенчества, боялись приблизиться к покоям в Северной башне, в которых он заперся! Мы боялись, что он последует за женой, но он выдержал! Сын не оставлял его одного ни на минуту. Он что-то знал о смерти матери, несколько раз он порывался мне рассказать, но в последний момент словно Тэа запечатывал его уста. Мальчик и раньше Адаманта не любил, а теперь и вовсе возненавидел, только, вот ведь северная кровь! Ненависть эта не обжигала, а замораживала. Он как лед становился, если дядья появлялись рядом - абсолютное спокойствие, никаких эмоций и холодная ненависть. Когда случилась та история, с трупами в доме Ванвельта...
- Какая история? - перебил Инвари.
- Не знаешь ее? Случилось одному из приближенных Арлона, человеку глупому и никчемному, пировать в свите Ванвельта в его городском поместье. Все перепились, ночь уже, где были там и уснули. А ему не спится. Решил спуститься в погреб за вином - мало ему показалось! Спустился, заплутал. В общем, вместо погреба наткнулся на пыточную камеру, со всеми принадлежностями и даже жертвами. Он и протрезвел сразу - пытать в Ильри может только королевский тайный сыск и по прямому приказу Арлона, а тут такое! Это же на заговор против короны смахивает! Бросился бедняга прочь, кинулся королю в ноги, весь замок переполошил. Если бы он Арлону все тихо рассказал, скандал бы был, но за стены дворца не вышел. А тут пришлось следствие проводить. И выяснилось, что Черный Волк ловил бродяг и нищенок и пытал их в подвалах своего поместья ради каких-то одному ему известных целей. Адамант, наверняка, тоже в этом участвовал, но от всего отрекся и даже Ванвельта прилюдно изменником и убийцей обозвал. В общем, многие головы полетели тогда! Было объявлено, что Ванвельт казнен в королевских застенках в Подземелье. Арлон ходил словно в воду опущенный. Я и не сомневался, что он сам брата казнил - так был черен лицом! А видишь, как оказалось - Ванвельта-то он на Пустоши услал, не смог родную кровь пролить! Тогда я и нарисовал Черного Волка для последнего тома истории династии - по памяти, по наитию.
Инвари молча полез в карман и, покопавшись, вытащил сложенный вчетверо листок бумаги.
- Этот? - протянул художнику.
Тот развернул, кинул взгляд.
- Этот. Откуда?
- Нашел в замке Ванвельта на Пустошах.
Художник покачал головой.
- Опасная была у вас эскапада! Аф рассказал мне, но о рисунке не обмолвился. Значит, Черный Волк все же оценил мое искусство?
- А вот это что? - как можно безразличнее спросил Инвари, указывая на сооружение за спиной Ванвельта.
Витольд вгляделся.
- Не знаю. Вроде зеркало какое-то?
- То есть как? - удивился юноша.
- А вот так. Когда я рисую с натуры, все проходит гладко, ничего лишнего. Но стоит мне начать рисовать по памяти, как появляется антураж, о котором я не имею ни малейшего представления. Аф как-то пытался мне объяснить, почему так происходит, но это оказалось слишком сложным.
- Жаль. - Инвари аккуратно сложил рисунок и убрал в карман. - Ты не будешь против, если он останется у меня?
Витольд пожал плечами.
- Мои творения, как выросшие дети - сами по себе. Меня больше заботит то, над чем я в данный момент работаю.
Он помотал головой, словно отгоняя наваждение.
- Давай-ка я закончу свой рассказ, а то тебе придется слушать печальную историю о муках творчества. Значит, когда Ванвельта казнили, то бишь выслали, из родных у Арлона остались только младший брат и сынишка. Возможно, по этому, а может и почему еще, он попытался сблизиться с Адамантом. Ведь в темных делах, наподобие Ванвельта, тот замечен не был, возился в своей лаборатории, укреплял стены подземелья материалом собственного изготовления и не мешал брату вспоминать времена, когда была жива Рэа. Принц Рэй отца не поддержал, симпатией к дяде так и не проникся. Арлон ввел Адаманта в Государственный совет, и тот занял место, ранее принадлежавшее королеве. Предложения его по делам короны были дельными, в уме Адаманту не откажешь, в общем, Арлон полностью доверился ему, слушал как советчика и брата, однако, властью в полной мере не облагал, сделал лишь герцогом Ильританским, патроном столицы. Человеку непосвященному могло показаться, что Адамант действительно равнодушен к власти. Но я видел однажды собственными глазами, как он примерял у зеркала царский венец! Видел это и Рэй. Мальчика угнетало что-то, время от времени я замечал, как выжидающе он смотрит на меня, словно ждет, пока я спрошу. Но о чем? Иногда мне казалось - вот-вот, и он расскажет мне, но он молчал, а потом стало слишком поздно. Я говорил тебе - перед смертью Рэа мне начали сниться кошмары. И снились потом несколько лет подряд. Снились перед тем, как Арлон и Рэй отправились в тот проклятый лес - он в трех днях пути от столицы. Снились и в ночь перед самой охотой. Перед тем, как они уехали, я предупредил Рэя, чтобы не спускал с отца глаз - отговаривать Арлона от охоты было гиблым делом, это единственное развлечение, которое он позволял себе после смерти жены. Увы, мои опасения оправдались! Рэй примчался на взмыленном коне задолго до прибытия гонца, с ужасным известием о гибели Арлона. Он пробрался в замок через один из потайных ходов и разыскал меня. Пытался меня о чем-то предупредить... Уговаривал меня бежать с ним... Он словно помешался! Все бормотал, что слишком поздно и ничего не поправить, заперся в своей комнате, должно быть, собирал вещи, потом вышел, пожал мою руку и снова предложил ехать с ним. Я, дурак, не понял его, начал задавать вопросы. Он отмахнулся со странными словами, мол, времени нет, оно кончилось. Посоветовал покинуть замок как можно скорее и ушел. Он очень, очень торопился. Я впервые видел его таким напуганным. С тех пор о нем ни слуху, ни духу. А несколько часов спустя прибыл гонец с известием о смерти Арлона. Никто, кроме меня, так и не узнал, что принц возвращался в замок, а я корю себя до сих пор, что не поехал с ним! Может быть, я смог бы спасти его от неприятностей, в которые он наверняка попал. Затем вернулась свита. Тело Арлона и тяжело раненого Адаманта привезли на носилках, положенных в крестьянские телеги. Герцог держался героем, как же: пытался закрыть раненого брата и своего сюзерена собственным немощным телом от бесноватого вепря. Безрезультатно, правда. С тех пор он стал еще и хромым. В том, что Арлона убил кабан, никто не сомневался - поляна, где это произошло, была испещрена его следами. Я был там - как только привезли тело Арлона, поехал туда вместе с группой горожан и знати, решившей провести собственное расследование. Погода несколько дней стояла на удивление ясная, и следы еще сохранились, когда мы, едва не загнав коней, приехали туда - следы и пятна крови на снегу. Короля действительно убила дикая свинья, сначала вспорола брюхо коню, затем добила хозяина в несколько заходов. Вепря-убийцу так и не поймали, хотя Адамант обещал чудовищную по тем временам сумму в качестве вознаграждения. Он утверждал, что Арлон все же ранил животное, и следы крови действительно вели в чащу, но, видимо, ему удалось уйти или залечь в чащобе и там умереть. Я был так потрясен всем случившимся, что по возвращении сейчас же засел за картину. Я видел поляну, читал следы и прекрасно мог себе представить, как это произошло. Пятна крови на снегу так и горели у меня перед глазами. Когда через полгода стало ясно, что принц Рэй не вернется, и Адамант объявил себя регентом - картина была еще далека до завершения. Нервное напряжение, в котором я находился все это время, свалило меня с приступом жесточайшей лихорадки. Я смутно помню, что вроде бы пытался рисовать, терял сознание, кажется, герцог интересовался моей работой. Как бы то ни было, когда однажды я очнулся без жара и лихорадки, картина была закончена. Я закончил ее в бреду, представляешь?
- Я видел ее, - тихо произнес Инвари, но художник, захваченный воспоминаниями, не услышал.
- Герцог сразу же забрал картину себе, и когда я начал выходить из своей комнаты, то был поражен изменениями, произошедшими с ним - и с городом. Всюду царил страх. Адамант всем припомнил старые обиды. Придворные были в опале. Старые слуги - разогнаны, многие пропали без вести. Королевская гвардия и большинство армейских частей, преданных Арлону, расформированы или отправлены в дальние гарнизоны. Их место заняли наемники, которым надо было платить - и Адамант резко увеличил налоги. Северная башня была опечатана, и прислуге под страхом смерти было запрещено туда ходить. Адамант пугал меня. Я боялся, что он и мне припомнит его испорченный портрет в Истории династии...
- Черный лист? - поднял брови Инвари. - Значит это все-таки портрет? Так ты просто испортил его?
- Случайно, - Витольд потер виски. - Я уже заканчивал рисунок, когда опрокинул бутылочку с краской. Это была черная краска. Видишь ли, только художник, глядя на картину, может решить, нуждается ли она еще в какой-нибудь доработке. Простец не заметит отсутствия маленькой тени где-нибудь в углу, а для художника сразу будет ясно, что она необходима. Я хотел выкинуть рисунок, но... вгляделся и оставил. И когда отдавал рисунки переплетчику - ничего ему не сказал. Словно Тэа опечатал мои уста. А он ничего не спросил. Когда том был готов - лист уже нельзя было незаметно выдернуть. Думаю, Адамант еще с тех пор затаил на меня злобу. Поэтому, едва оправившись от болезни, я бежал из столицы, скитался, пытаясь навести справки о принце, пока однажды служители Иибус не рассказали мне, что меня ищут солдаты Адаманта по всей стране. Тогда я ушел в Чащу, порвал с миром и жил так до тех пор, пока тебе не вздумалось полюбоваться на мое жилище. Вот и вся история, дэльф. Она подтверждает твои догадки?
- Только одну, ту, что Адамант был влюблен в королеву, а Арлон и не подозревал об этом. Я могу предположить, что Рэа умерла не своей смертью?
Художник вскинул голову.
- Думаешь, я не размышлял об этом? Медицинские светила столицы собирались у ее постели, но не смогли облегчить ужасные боли, которые она испытывала! При этом ни одного известного симптома отравления обнаружено не было. Она догадывалась, что умирает, но держалась с удивительным мужеством, держалась, ради принца Рэя, который не отходил от нее ни на шаг. Так или иначе, у нас нет доказательств. Да и зачем Адаманту губить ее, если она, живая, была рядом и оставалась надежда, что когда-нибудь она полюбит его?
Инвари вспомнил потайную комнату, выходящую на верхнюю галерею. Оттуда герцог мог любоваться своей мечтой. Недостижимой мечтой. Не взбунтовалось ли, в конце концов, его сердце против безответной любви? Не решил ли он покончить с искушением, уничтожив его? Нет ответа.
- Но если Адамант и виновен в чьей-то смерти, то только в ее! - твердо довершил Витольд. - Я ведь чувствую, ты раздумываешь, причастен ли он и к гибели Арлона. Так?
Инвари кивнул.
- "Случайность играет на руку любому, оказавшемуся на ее пути", - процитировал художник. - В тот раз она сыграла на руку Адаманту. Арлону просто не повезло! Поверь мне, это была ужасная случайность. Охота на вепря занятие опасное, беды случаются почти всегда, когда охотник оказывается один на один с разъяренным зверем. И тут ничего не поделаешь.
Инвари молча смотрел в сторону. Аргументы Витольда были убедительны. У Инвари не было причин не верить его рассказу. Но, все же, маленький противный знак вопроса карябал изнутри сердце.
Скрипнула дверь. На пороге показался Аф. Молча посмотрел на Инвари, и того накрыла бесконечная усталость. Он поднялся и, пройдя мимо Афа, зашел в избушку.
***
Гэри сидел за столом, расположенном по старинке - в углу под окнами. Бесцельно вертел в пальцах свой кинжал и поднял глаза лишь, когда Инвари уселся без приглашения напротив. Молча, они смотрели друг на друга, и ни один не желал уступить. В том, как застыл дэльф, было что-то нечеловеческое - сидел, не моргая и словно бы и не дыша. И, внезапно, атаман понял, что монах может просидеть так вечность. Он сморгнул, и отвел взгляд.
- Если ты думаешь, что я не корю себя за гибель людей - ты ошибаешься, - тут же раздался тихий голос Инвари. - В этом была и есть моя вина, чем бы ни успокаивал меня или тебя Аф. Я знал, как можно распорядиться артефактами, состоящими из человеческой плоти и крови, но не предусмотрел последствий. Я виноват. И вина эта будет лежать на мне до скончания дней. Но, если я еще жив, значит, судьба дает мне шанс предотвратить следующие злодеяния. Я не надеюсь, что ты будешь относиться ко мне как прежде, но хотя бы дай мне возможность сделать все, что в моих силах, чтобы помочь тебе найти принца и избавиться от регента и его чудовища. Когда я завершу это, я уеду, чтобы никогда не возвращаться и чтобы принять наказание в полной мере. Что скажешь?
Гэри внимательно разглядывал свой кинжал.
- Рано делать выводы, - наконец, произнес он. - Но Аф поручился за тебя...
- Опять, - констатировал Инвари.
- Что?
- Ничего, продолжай.
Гэри подозрительно посмотрел на него.
- А Афу я верю! - с нажимом договорил он. - Есть и другие, которые верят, что ты невиновен. Ты сделал много добра с тех пор, как появился, но смерть невинных перекрывает все.
- Дилемма! - Инвари пожал плечами. - Ты стоишь перед выбором - верить мне или нет. Ты прекрасно понимаешь, что нельзя верить наполовину. Поэтому, если ты поверишь мне, то вынужден будешь доверять, а вот этого ты не хочешь. Не жди от меня извинений или большего, чем есть, раскаяния. Я знаю меру своей вины и знаю, чем заплачу.
- Ты ведешь себя безупречно, монах! - заметил Гэри. - Думаю, когда приедет Шторм, он также подтвердит твою лояльность и будет всячески тебя расхваливать.
- А что, Аф меня расхваливал? - Инвари не скрывал, что польщен.
- Он сказал так же, что свою находку ты захочешь показать сам.
- Находку? - не понял Инвари. - Какую?
- Незнакомца, что привел с собой.
- Я позову его. Но сначала ответь мне на вопрос.
Гэри выжидающе смотрел на него. Под холодным взглядом глаз, блестевших из тени маски, любой почувствовал бы себя неуютно.
- Когда я напоролся на патруль, то понял, что ты хочешь видеть меня живым. Почему? Не проще было дать приказ прирезать меня прямо там и больше не мучиться вопросом о доверии?
Инвари заметил, как пальцы Гэри сжали рукоять кинжала.
- Так поступил бы Адамант! - резко бросил он. - Я же хотел узнать правду, встретиться с тобой лицом к лицу, заглянуть тебе в глаза.
Инвари встал и пошел к двери. На пороге он обернулся.
- Мы встретились. Но по моей, а не по твоей воле я здесь! Ты говорил со мной и смотрел мне в глаза. Ты все еще сомневаешься?
И он открыл дверь и отвернулся, чтобы позвать Витольда. И ясно почувствовал ненависть, с которой атаман смотрел ему в спину. Это чувство по силе равнялось удару того самого кинжала, что Гэри не выпускал из рук.
Художник вошел и вопросительно взглянул на Инвари. Тот кивнул. Обернулся к Гэри.
- Вот человек, который знает эту историю подробнее нас, поскольку сам был свидетелем. Он знал принца и, может быть, что-то в его воспоминаниях поможет нам отыскать его.
Витольд выступил вперед и, наконец, скинул капюшон.
Застучали копыта, заглянул Аф, быстро окинул всех взором.
Инвари с симпатией посмотрел на него и обернулся к Гэри. И застыл. Во взгляде того, направленном на художника, появилось нечто, чего раньше не было. Он не смог бы это классифицировать, но совсем не удивился, когда Гэри, резко встав из-за стола, подошел к нему и протянул руку.
- Пес тебя сожри, дэльф! - искренне сказал он. - Я знаю этого человека. И, пожалуй, я попробую снова поверить тебе!
***
Гэри действительно его знает! - обрадовано говорил Инвари, пока они с Афом следовали за человеком, посланным атаманом показать им новое жилье.
Подразумевалось, что флавин, как и раньше, поселится в лазарете, но он подозвал свою лошадку и уверенно двинулся за провожатым.
- Он назвал подробности некоторых вечеринок, которые Витольд устраивал, будучи придворным художником, будто сам на них присутствовал!
- Только почему это Витольд никак не может его вспомнить? - спокойно заметил Аф.
Инвари пожал плечами.
- Это было много лет назад. Гэри был юнцом, и с лицом у него все было в порядке. Надеюсь, Витольд остался сейчас у него с пользой. Вдруг они по горячим следам воспоминаний найдут ту ниточку, что приведет нас к принцу?
- Если он еще жив, - констатировал Аф.
Провожатый тем временем подвел их к небольшому, но умело сплетенному шалашу, чья кровля охватывала ствол раскидистого оха, служившего и опорой и дополнительной защитой. Он отодвинул полог и кивнул внутрь.
- Располагайтесь. Торф для топки и еда вон там, подойдете, вам выдадут, так же, как и фураж. Вас тут двое будет проживать?
- Трое, - ответил Аф.
Инвари и рта не успел раскрыть.
- А вы разве?... - удивился провожатый, но, наткнувшись на взгляд флавина, поперхнулся. - Вот и прекрасно! В нем как раз трое и поместитесь. Я пойду?
Аф кивнул. Инвари влез внутрь. Пол был покрыт толстым слоем сухой хвои с разлапистых оховых ветвей.
- Я схожу в лазарет, - послышался снаружи голос Афа. - А вы возьмите фураж и провиант и дождитесь Витольда. Потом оставьте его кашеварить, а сами подходите туда же.
Стиснув зубы, Инвари промолчал. Лазарет! Ему было стыдно и горько идти туда. К тому же там хозяйничала женщина, уже дважды пытавшаяся его убить.
Он расседлал Ворона и Чайни, с интересом разглядывая упряжь кобылки. Упряжь, заметно отличавшуюся от предназначенной для человека, с необычной формы стременами и на удивление легким и тонким седлом. Сплетенные из какой-то неизвестной ему травы поводья не оканчивались железным загубником, а представляли собой обыкновенную уздечку. Затем он стреножил и напоил лошадей, прикончив запасы воды, которые в бурдюке вез Ворон в течение всего путешествия, втащил седельные сумки в шалаш, осмотрел остатки провизии.
Покончив с делами, он достал из нагрудного кармана стеклянную колбу и поднял к свету. Жидкость в ней давно распалась на фракции, но он надеялся, что в запаянной колбе кровь оборотня не испортится. Следовало отправить ее в Поднебесье. Только в лабораториях можно было попытаться повернуть вспять процесс обращения.
Инвари достал маленький кожаный мешок на шнурке, сунул туда пробирку, и, подумав, не без сожаления добавил свою маленькую тетрадочку. Тот самый путевой дневничок, в который он заносил события последних дней. Он надеялся, что описание увиденного в Подземелье Адаманта и в замке Ванвельта, записи происшедшего, которые он не прекращал все это время, помогут пролить свет на истинные события. Он туго затянул концы шнура, вышел на улицу и повесил мешок на шею Ворону. На черной груди коня обновка совсем не была заметна. Тот закосил глазом, пытаясь разглядеть ее. Инвари наклонил его голову к себе и зашептал на ухо, перейдя на язык Поднебесья. Ворон согласно покачивал головой и нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
- Только с наступлением темноты! - настойчиво повторил юноша и потрепал коня по холке.
Чьи-то руки вдруг по-медвежьи обняли его и оторвали от земли. Инвари укоризненно взглянул на коня - не предупредил! И приготовился отбить атаку, для начала вывернувшись из объятий неизвестного, как вдруг услышал:
- Досчитай до тринадцати, дэльф, и оглядывайся!
- Шери! - радостно вскричал юноша и пристыжено смолк - подмастерью полагалось быть сдержанным.
Руки выпустили его, дали обернуться и снова обняли. Инвари искренне ответил.
- Не чаял видеть тебя живым! - тихо произнес Шери, и Инвари с изумлением увидел в его русой шевелюре седую прядь.
- И я тебя! - так же тихо отвечал он, разглядев в ней безмолвный знак того, что перенес ради него этот, почти незнакомый, человек.
Разбойник отпустил его и отступил на шаг, разглядывая монаха с прищуром, от которого ничего не укрылось - ни болезненная бледность, ни притаившаяся пустота в глубине серо-голубых глаз - следы смертельного недуга, что он перенес. Взгляд сказал ему, что и впрямь его труды могли пойти прахом - смерть почти настигла юношу. Но как же он ушел от нее?
Только сейчас Инвари разглядел робкое личико с неожиданно радостно горящими глазами, выглядывающее из-за плеча Шери. Он подался вперед, в нежный свет этих глаз, чувствуя, как губы растягивает восторженная и оттого немного глупая ответная улыбка.
- Кто это с тобой? - делая вид, что не узнает, спросил он.
Шери, явно гордясь, вытащил из-за спины Гэти. Инвари смотрел на нее с восхищением. Видно было, что чума, слава Богам, обошла ее стороной, так цвело раскрасневшееся на прохладе личико. Ее прежде в беспорядке разбросанные по плечам недлинные волосы были забраны вверх и скрыты полотняным капюшоном нового плаща, отороченного светло-серым мехом. Плащ из хиванской ткани был слишком дорог, а мех слишком редок, чтобы она смогла сама его достать. Инвари перевел взгляд на Шери, гордо расправляющего плечи и ласкающего взором ее ладную фигурку в наряде следопыта. Сердце подмастерья больно кольнуло. Что это - ревность?
Гэти подошла к нему и, взяв за руку, приподнялась на цыпочки, коснулась щеки горячими сухими губами, повеяла запахом лаванды, носимой ею наверняка где-то под сорочкой, где в вырез, отороченный шитьем, уходила белая шея. Инвари прогнал видение и отечески коснулся губами чистого девичьего лба. Ни следа не осталось в ней от прежней покорной и готовой на все уличной девки. Не было больше и страха. Она словно стала выше и значимее, твердо стояла на земле, опираясь одной рукой на широкую грудь своего спутника. В глазах обоих светилось решенное и обдуманное, дело стало лишь за временем. Какое-то время подмастерье молча смотрел на них, любуясь чужим счастьем, скорее даже уверенностью, что так - правильно, и ощущал в сердце еще один кусочек пустоты, еще одно не сбывшееся. Хоть и никогда не смотрел он на Гэти как на женщину, которой можно обладать. Ну, почти никогда! Потом шагнул вперед и еще раз обнял, сразу обоих. Положив руки ему на плечи, они с улыбкой смотрели на него.
- У нас подарок для чужеземца! - усмехнулся Шери, головой кивая куда-то назад.
Инвари выглянул через его плечо. На припорошенной снегом земле лежали две переметные сумы и маленький сундучок, дубовый, пропитанный соком волчанки и оттого красный, как рубин, обитый по углам клепаным железом.
- Боги мои! Тэа милосердный! - ахнул Инвари, бросаясь ко вновь обретенным сокровищам. - Это же моя пропавшая вместе с конем поклажа!
Шери с подругой переглянулись, искренний восторг обычно сдержанного монаха доставлял им удовольствие.
Инвари повернулся к ним, прижимая к груди сундучок, словно шкатулку с драгоценностями.
- Так все это время они были у вас? Почему же раньше?...
Шери пожал плечами.
- Все случилось так неожиданно! Ты только прибыл в лагерь, как тебе пришлось его покинуть. Когда конь признал тебя, я предложил Гэри отдать тебе и остальное, но он распорядился погодить. Знал, наверное, что эти твои путевые книги тебе так дороги, вроде как в заложники их взял, - глаза его вдруг блеснули, и он низко склонился над сундучком. - Забавная вещица! Наши умельцы так и не смогли его открыть...
- Пытались? - понимающе ухмыльнулся Инвари.
- А то! Несколько отмычек сломали, да и голов тоже. У тебя там, небось, орденские сокровища?
- Если и сокровища, то только для меня, - покачал головой Инвари. Открывать сундучок он не спешил, не хотел, чтобы кто бы то ни было увидел секрет замка, но о содержимом честно ответил:
- Там медицинские инструменты и лекарские снадобья - то, что может понадобиться страннику в пути.
- Страннику? Ну, конечно, как я сам не догадался! - Шери любовно огладил сундучок по красному боку, и кажется, совсем ему не поверил.
Гэти смотрела не на сундучок, на Инвари, и он кожей чувствовал этот взгляд.
- Ладно! - Шери великодушно потрепал его по плечу. - Иди, смотри свои драгоценности, мы вечером зайдем. У тебя есть, что рассказать?
- У тебя тоже, - парировал Инвари, улыбаясь им напоследок и утаскивая свою ношу в шалаш, как добычу - в логово.
Парочка, взявшись за руки, пошла прочь. Инвари, не удержался, глянул вслед. На Шери был надет кожух, мехом внутрь, в котором он казался еще шире. Пояса с оружием не было - здесь бояться было некого. Гэти шла рядом, стройная, в развевающимся плаще, капюшон спал - или она сама его скинула? - открывая затейливую прическу из густых соломенных локонов. "У них будут красивые дети!" - неожиданно подумалось Инвари, и он грустно улыбнулся сам себе. Как бы то ни было, они очень подходили друг другу. "Мастерства не приобрести, не потеряв многого", - говорил Учитель. Вот он и терял.
***
"Мне все равно!" - подумал вдруг Утери. Многочасовая пытка отняла у него способность что-либо чувствовать и думать. Это были первые, пришедшие в голову мысли, с тех пор, как палачи взялись за него всерьез.
Вздернете его! - услышал он грубый раздраженный голос издалека. - Поганый старик! Он так и не сказал нам - кому он отдал Троицу! И этот мальчишка туда же! Почему бы не обыскать их всех сразу? У кого-то же она найдется?
У Иибус верные последователи! - с досадой отвечал другой голос, от которого боль Утери усиливалась стократно. - Но даже знай, кому Нотэри отдал ее, мы не сможем отнять Троицу. Обыскивай не обыскивай - ее можно отдать только добровольно! Раз на мертвых ее нет, следовательно...
...она на ком-то из живых, - перебил Ванвельт.
Тела для пыток обнажаются, - продолжил Мор, и в голосе его затрепыхалось сладострастие, - одежда обыскивается. Но пока нам не везло. Мы должны сломить их волю. Когда братья поймут, в чем причина их страданий, они сами выдадут нам человека, которому Нотэри отдал Троицу. И с этим человеком мы будем работать долго. Мы будем беречь его! И этот человек, - с придыханием закончил Мор, - с радостью нам ее подарит!
В голове словно море шумело. Огонь боли полыхал в каждой клеточке тела, и жара имелось так много, что впору было умереть. Но заплечных дел мастера слишком хорошо знали свое дело. Они калечили, но не убивали.
Его снова растянули на веревках. Ноги уже не держали его - он повис на вывернутых руках, совершенно их не ощущая.
- Надо заканчивать! - раздался грубый голос Ванвельта. - Если он выживет, продолжим. Если нет...
Этот другой все время пытался проникнуть в его сознание. Ощущение было для Утери новым и болезненным. Но, в конце концов, он привык и к нему, как привык к боли, и перестал замечать, оставив гудеть где-то на краю сознания и не пуская глубже. Глубже. Туда, где хранилось воспоминание о Троице. Потом он сообразит, что не смог бы сам противостоять чужому вмешательству. Потом он вспомнит, что когда боль становилась невыносимой, а страх всепоглощающим, какая-то белая тень ласково касалась его лица. Она ограждала сознание, не впуская чужой разум. Она показывалась лишь на мгновение в те минуты, когда он готов был немедленно сойти с ума от мучений, и он стискивал зубы и молчал, вместо того, чтобы говорить. Или кричал от боли. Кричал до тех пор, пока не потерял голос. Но то, что от него хотели услышать, сказано не было.
Он с трудом открыл заплывшие глаза. Со стороны, наверное, даже не было заметно, что он приподнял веки. И не удивительно. Лицо превратилось в кровавое месиво.
Фигура в черном подошла близко к нему и склонила голову набок, разглядывая худое в багровых подтеках обнаженное тело.
- Надоело мне твое вино! - задумчиво сказала фигура.
Резко развернулась, поплыла к столу, подхватила тонкостенный бокал с остатками напитка, которые были выплеснуты на пол.
- Я бы вырвал твое сердце, - так же задумчиво продолжила фигура, вновь подходя к Утери, - но ведь ты можешь еще пригодится? А, Волк?
- Эта падаль? - усмехнулся тот. - Ну, может быть...
Фигура выпростала руку из складок одежды и ласково погладила впалый живот Утери.
- Я сделаю коктейль, - послышался смешок. - Из твоей крови, белый братец! Я мог бы выпить ее всю, но оставлю тебе чуток - вдруг ты и вправду тот, кто нам нужен?
На указательном пальце его руки что-то блестело. Утери напряг глаза. Это была металлическая насадка, оканчивающаяся лезвием. Аккуратным лезвием скальпеля. Теперь Утери понял, как Логир потерял свой глаз.
Фигура взмахнула рукой, и Утери ощутил, как разошлась кожа на животе. Показались алые капли. Фигура подставила бокал, аккуратно собирая их.
- Долго ты так будешь смешивать коктейль! - усмехнулся Ванвельт. - Может, все-таки вина?
- Ты прав! - сказала фигура и, воткнув лезвие до упора, рванула его в сторону.
Утери дернулся. Кровь хлынула потоком.
Фигура подставила бокал, довольно наблюдая, как тот наполняется красным.
- Хватит! - сказал Ванвельт. - Ты ему чуть кишки не выпустил.
- Чуть. - согласилась фигура. - Не хотел портить вкус крови их содержимым.
Он с сожалением отнял бокал от тела Утери и поглядел его на свет. Рубиновая тягучая жидкость тяжело плескалась, мутя стенки.
- Выкиньте его обратно! - приказал Ванвельт палачам.
Утери закрыл глаза. Жизнь уходила из него. Но, Боги мои, как долго!
Палачи выкинули тело за дверь. Там уже поджидали рыцари. Схватив Утери за руки и за ноги, они потащили его прочь. Боль в переломанных конечностях не позволила ему потерять сознание. Только становилось все холоднее и холоднее...
Спасительный покой не пришел и тогда, когда его швырнули в яму. С удивительной ясностью он видел, как братья бросились к нему, как оттаскивали обнаженное тело, плача, вглубь ямы. Как обмывали раны. Утери парил в воздухе и удивлялся легкости, с которой видел в темноте. Он видел, как по лицу Кроя катились огромные, неправдоподобно огромные слезы. Он видел, как Крой пытается что-то сунуть ему в руку и это что-то вдруг вспыхнуло, яростно ударяя по глазам. Тело, лежащее внизу - Утери уже устал удивляться: это было его тело! - расцепило изуродованные пальцы и схватило искру, враз осветившую все вокруг.
И потом наступила темнота.
Утери лежал на спине, ощущая холод камня, а его рука, преодолевая боль и неспособность двигаться, шевелилась на животе, заталкивая Троицу в рану. Глубже. Глубже. Прорывая внутренние покровы. Еще глубже. Туда, где они не найдут ее.
Крой нащупал его руку в темноте.
- Не надо, не трогай! - содрогаясь от рыданий, прошептал он. - Мы с братьями попробуем остановить кровотечение. Но мне понадобится Сила всех.
Люди подползли ближе и взялись за руки.
Утери ничего этого уже не видел.
Троица в его теле вдруг запульсировала, и он ощутил тепло. Приятное тепло, распространяющееся по всему телу.
"Наконец-то Богиня пришла за мной!" - подумал юноша и улыбнулся.