|
Посмотрев, не приближается ли кто к шалашу, Инвари разложил вещи вокруг и начал ревизию. Второго кошеля с серебром в переметной суме, естественно, не было. Не мудрено - закон дороги гласит: что с воза упало... дальше известно. А вот почему его тетради не пустили на растопку? Должно быть, Гэри заступился. Хоть подмастерье и знал атамана совсем недолго, тот не производил впечатления человека необразованного. Листал, видно, дэльфийские дневники, раз не дал в огонь швырнуть, на клочки разорвавши.
Инвари с любовью гладил кожаные на медных застежках обложки, спечатывающие своей тяжестью разрозненные, но аккуратно пронумерованные им листы толстой, похожей на амарантскую, бумаги. Из такой же бумаги была сшита маленькая тетрадочка, с которой он не расставался, и которая хранилась в широком, затянутом шнурком кармане его камзола. Та самая, которую он собирался отослать в Поднебесье с Вороном. Подделку не заметил бы даже знаток - грубоватая, шафранно-желтая, с едва заметными разводами, бумага представляла собой обыкновенные листы, шириной в две ладони, длиной в три, на которых обычно и писались орденские заметки и хроники, либо письма в далекие земли, требующие большей сохранности. Он тоже использовал их по назначению - вел дневник путешествия, начиная с Эвиньонского монастыря в Белоземье - самого северного монастыря Ордена, из которого, по выдуманной легенде, следовал в Кабестан. Дэльфийские странники подробно записывали все, что с ними происходило в пути, все, что они видели - встреченные обычаи и одежды, праздники и слухи, дорожные разговоры - поэтому в его тетрадях ничего необычного для постороннего не наблюдалось. Важнее было то, что он писал "между строк", а точнее под основным текстом, волшебными чернилами на втором слое хитроумной бумаги, отделить который могли только в лабораториях Академии. Это были личные заметки и мысли Поднебесного Подмастерья, а не дэльфийского странника. По Закону Испытаний он ничего не должен был утаивать ни от себя, ни от наставников, к которым попадут записи. Чернилами почти до половины была исписана только одна большая тетрадь. Невидимого текста в ней было почти до конца. Еще три подобные тетради были зашиты в просмоленные холщовые мешки и ждали своего часа. Запасная хрустальная чернильница с обычными чернилами, выточенная из цельного кристалла, с завинчивающейся серебряной крышкой, тоже не показалась бы никому подозрительной - всем известно, как дорожат дэльфы своими приборами для письма, как холят и лелеют эту единственную позволительную даже простому послушнику роскошь! Кожаный пенал с очень редкими в землях Великой Равнины стальными перьями и угольными карандашами в отдельных футлярах - рисовать схемы и чертежи, измерительная дощечка с изящными рисунками. Кожаная фляга с остатками синего чая - этакую гадость даже не выпил никто! Немного одежды, котелок, простая деревянная ложка, бутылочка с едким зубным эликсиром, наверное, так и не поняли - это еще что за отрава? Вот и все содержимое драгоценных сумок. Сундучок Инвари оставил на потом.
Он с удовольствием снял повязку с уже зажившей раны на плече и сменил рубашку, которая после всех приключений выглядела гораздо живописнее лохмотьев городского отребья. Отчистил камзол и сапоги. Вышел на улицу - вытряхнуть плащ. Заодно внимательно огляделся вокруг. Пространство вокруг шалаша было пустым и тихим, лишь ненастный день пытался заглянуть внутрь, но Инвари ему не дал, зайдя в шалаш и опустив за собой полог.
Он нащупал один из углов сундучка и пробежал пальцами по клепкам. Крышка с тихим гудением поднялась. Секреты шифровых замков были известны в Поднебесье с незапамятных времен. Сколько разнообразных вещичек с подобными загадками было изготовлено в мастерских Академии для эмиссаров, проживающих на землях Ветры! Эмиссарами становились те, кто по каким-либо причинам не пожелал или не смог продолжить обучение, оставшись в статусе Ученика и поселившись в Мире. Одним из таких был Таг Твайти. Эти люди, занимаясь обычным делом, будь то гончарный круг или вирши стихоплета, добывали по крупинкам информацию, передавали Мастерам, которые при желании и с таким ее обилием, исправно поставляемым широко раскинутой эмиссарской, а по сути - шпионской сетью, могли бы легко контролировать этот мир. Но, к счастью и радости Инвари, тех уже давно ничто в такой власти не прельщало. Они дали Ветре развиваться самостоятельно, только бы не вмешивались в дела Поднебесья, и меняли свое решение лишь, когда случалось что-либо из ряда вон выходящее.
Инвари откинул крышку, нежно оглаживая обитую черным бархатом внутренность. Заваливаясь назад, звякнул висячий тяжеленький замок - тот самый, который пытались открыть воровские умельцы, не подозревая, что возятся с обманкой. Но они не смогли бы даже самое тонкое лезвие просунуть в щель под крышкой, чтобы обнаружить это, ибо истинный язык, стальной и зазубренный впивался в пазы крышки по периметру сундука.
Верхнее отделение было поделено на две части. В левой, завернутые в полупрозрачную стерильную ткань и убранные в стальной, стерильный же бокс, лежали хирургические инструменты: острые, самозатачивающиеся и сияющие. В правой, в холщовых мешочках, располагался перевязочный материал различной толщины и размера. Ниже, в среднем отделении хранились редкие травы и порошки из тех, что выращивались в садах или синтезировались по известным рецептам в лабораториях Академии. Здесь же находились: кошель с золотом и еще одна чернильница, точная копия той, что он хранил в сумке, но полная совсем иных чернил - невидимых, отчего флакон казался пустым, и не активируемых любой химической реакцией, доселе известной в этом мире. Именно ими он писал свои личные заметки, скрытые под текстами путеводителей, составляемых странником благословенного Ордена Одином Эвиньонским.
И лишь в третьем, самом нижнем отделе, хранились вещи, действительно не предназначенные для чужих глаз. Он и открывался другой шифровой комбинацией на клепках под обшивкой как выдвижной ящик у стола, но легко и совершенно бесшумно. Здесь, в плотном гнезде нейтрализующей породы, сиял кристалл с далекого Арукасао. Величиной с куриное яйцо, он мог бы быть принят за огромный бриллиант чистой воды, если бы не метались внутри солнечные искры, продолжая яростный и веселый бег по кругу даже в кромешной темноте. Инвари, затаив дыхание, следил за их траекториями: зрелище бесконечной энергии всегда завораживало его, а в кристалле была скрыта энергия маленького солнца, энергия, чье открытие и обладание коей вознесло Мастеров на вершину мастерства, сбросив прежде в пучину отчаяния и погибели. Подобный портативный генератор имели при себе только Подмастерья, отправившиеся в Испытание, число их было ограничено и никогда не менялось - еще ни один не был утерян или разрушен со времен основания Академии и первого выпуска. Доверять такую вещь Ученикам и эмиссарам считалось опасным, Мастерам для передвижений и защиты он попросту был не нужен. Подмастерья же вступали в просторы Ветри, вооруженные только знаниями, полученными в отдаленных дэльфийских монастырях, в которых они стажировались около трех лет после выпуска из Академии. Их собственная Сила или еще не пробудилась или не всегда подчинялась. Для обретения ее - думал Инвари - и придуманы были эти испытания, и писаны были законы, и в помощь давался кристалл с сокрытого звездной завесой Арукасао.
Перстень Подмастерья, по прежнему невидимый, но завибрировавший сейчас на его безымянном пальце, мог какое-то время хранить часть такой энергии, в нужный момент передавая ее хозяину для пополнения сил, излечения и защиты. Сейчас в перстне энергия была на пределе, ведь основная ее часть была отдана хозяину для восстановления сил еще во дворце.
Инвари снял Звезду Поднебесья с пальца и вложил в углубление рядом с кристаллом. Быстро накрыл специальной крышкой из дымчатого хрусталя, чтобы яркая вспышка не повредила зрение. Энергия перемещалась по принципу разницы давлений - как только рядом оказывался пустой резервуар, необходимое количество тут же перебрасывалось туда единым сгустком. Под стеклом полыхнуло. Он достал перстень, надел обратно, закрыл кристалл. Рядом с ним, в плоском консервационном сосуде хранилась единственная вещь, бывшая у него, подкидыша, в тот момент, когда Мастер Эа нашел его - странной формы амулет, который младенец сжимал в холодеющем кулачке: кубик с гранями разного цвета и бороздками неизвестного металла, похожими на волнистые лучи.
Инвари не носил никогда ни оберегающих амулетов, в которые Все Живущие верили как в панацею от зла, а обитатели Поднебесья, беззлобно над ними посмеиваясь, одевали просто как украшения; ни браслетов и колец - тяжелого золота с разнообразнейшими камнями, сделанных в землях Великой Равнины, либо вьющихся, легких, летящих, что творили Мастера в лабораториях из металлов и минералов родной планеты, давно уже ими синтезируемых, а не добываемых, ибо больше неоткуда было добывать. Носил он на шее под одеждой лишь этот, похожий на игрушку, кубик, а, отправляясь в путешествие, снял не без сожаления, упрятав на самое дно сундука - мало ли что случится в дороге, мало ли где подстережет потеря? Ведь в Испытании он мог лишиться этой вещи, единственной, возможно, побывавшей в руках его таинственной матери. Или отца. Его могли обыскивать, пытаться обокрасть... Да мало ли что могло случиться! Секрет шифрового замка же знал только он и Мастера. Разломать сундучок было невозможно. Прожечь огнем или кислотой дерево, прокрашенное волчанкой, тоже. Даже утерянный, магией Поднебесья сундучок через некоторое время оказывался за Последним Порогом.
Подмастерье не стал открывать сосуд, лишь ласково провел пальцами по его гладкому боку. Тонкий слух уловил шаги. В то же мгновение ящик задвинулся обратно, крышка захлопнулась. Под полог влез Витольд, взмокший и расстроенный.
- Что это? - удивился он, споткнувшись о разложенные вещи.
- Оставлял поклажу на хранение, - соврал Инвари, чтобы не запутаться в долгих объяснениях. - Как беседа?
- Безрезультатно. Следы принца теряются в приграничных городах. Если он ушел из страны - дело гиблое искать его!
Инвари сложил вещи в изголовье лежака, который ему приглянулся и поднялся.
- Прости, что не развел огонь! - виновато сказал он. - Увидел свои тетради и забыл обо всем! Приготовишь поесть? Вон там выдают торф для костра, фураж и провиант. Аф просил меня идти в лазарет...
- Дельфы! - вздохнул художник. - А у вас бывают муки творчества?
- А как же! - рассмеялся Инвари и вышел.
Ворон тоскливо глядел на солнце. Странно было видеть лошадь, пожирающую светило немигающим взглядом. Однако Инвари знал - конь просто отсчитывает часы до полуночи. Он ласково потрепал его по загривку, погладил Чайни, выбивающую копытцем траву из-под раннего снега, и, улыбаясь, двинулся прочь.
Стоило ему взглянуть на мрачно чернеющий шатер лазарета, как улыбка пропала.
***
Внутри была наспех сложена большая печь. На ней не готовили, она служила только для обогрева да просушки полотняных полос, развешенных причудливым украшением на протянутых под сводом шатра веревках. Однако все равно пахло сыростью, и потому несколько человек лежали на матрасах из охового лапника прямо вокруг печи, сработанной в центре. Духовитый запах высыхающих ветвей ударял при входе в лицо. Сильный, смоляной, он был так же полезен для здоровья, как и приятен.
Аф должно быть узнал его шаги, потому что, как только Инвари вошел, позвал, не поворачивая головы, к одной из постелей. Гроза стояла рядом, но, увидев юношу, ушла за печь, где сушились под потолком веники трав.
Инвари подошел. На холщовом матрасе, наполненном, должно быть, соломой и положенном на кучу ветвей оха, лежала молодая женщина. Болезнь недавно начала отпускать ее, и потому сон был неровен, бледность тонкого лица болезненна, вены на худеньких руках вздуты. Красный след вокруг шеи, след, уже утративший сыпь, но еще видимый, вился по белой коже, змеясь от каждого вздоха. Инвари сжал зубы. Он был виновен в ее болезни так же, как и в смерти остальных. Однако выражение его лица оставалось сдержанным, хоть он и побелел, подобно ей.
- Очень тяжелая ремиссия, - начал говорить Аф. - Посмотрите, может, вы подскажете что-нибудь?
Инвари отошел сполоснуть руки под умывальником у входа, моля Богов, чтобы никто из пациентов не признал его. Ему не давала покоя мысль, что если бы не Шери, уничтоживший его связь с болезнью, эти люди тоже были бы мертвы. Те, кто не спал, с интересом его разглядывали, но агрессии не проявляли. Должно быть, болезнь стерла память о последних событиях.
Гроза полотенца не подавала, следила за ним враждебными темными глазами, не скрывая недоверия. Инвари решил вовсе не обращать на нее внимания. Может, в этом и было что-то мальчишеское, однако, как только он принял решение, стало легче. А она, ничуть не мешая, осталась маячить не границе зрения этаким грозовым облачком.
Дэльф откинул одеяло и взглянул на обнаженное тело пациентки. Краем глаза отметил, не дрожат ли у него руки перед осмотром. Снял повязки, пропитанные целебной смолой и положенные вдоль красного следа, тянущегося меж грудей до низа округлившегося живота. Увидев, только покачал головой.
- Слишком большой срок! - ответил флавин на его взгляд. - Плод живой и достаточно активный, с ним, возможно, все будет в порядке, а вот с ней...
Продолжения не требовалось. Рыхлые мокнущие отеки на синеющих венами ногах, и некоторая одутловатость всего тела говорили о сильной почечной патологии. Инвари проводил беглый осмотр, более не отвлекаясь. Организм женщины перенес мощную интоксикацию но, возможно, осилил бы ее, если бы не беременность. Почки более не справлялись со своей работой, и площадь отеков в ближайшем будущем должна была увеличиться; вынашивание было под угрозой, но вмешиваться действительно было поздно и неразумно - она не перенесла бы операции.
- У каждого из нас есть свои методы, - снова заговорил Аф. - Из перенесших чуму она - самая тяжелая больная. Остальные медленно, но верно выздоравливают. Если бы мы могли объединить наши знания и найти какой-то совместный подход...
Инвари вернул повязки на место и закрыл женщину одеялом. Поднял глаза.
- Почему вы думаете, что не знаете того, что якобы знаю я? - тихо, чтобы не услышала Гроза, спросил он. - Эта земля испокон веков ваша, так же, как и ее мудрость. Вы, флавины, прирожденные лекари, вы обладаете Силой природной, исцеляющей, так почему же вы решили, что я могу что-то посоветовать ВАМ? А Гроза? Сильная ведьма, прекрасно разбирается в своем ремесле и не доверяет мне, так с какой стати она будет работать в одной связке со мной?
- Вот с какой стати, - невозмутимо отвечал Аф, погладив рукой выпирающий из-под одеяла живот. - Что касается вашего первого вопроса, то я ничего вам не отвечу. Вы и сами знаете. А флавин, к вашему сведению, тоже живое существо и потому не может знать всего. Понятно?
Инвари задумался. Схема лечения, наконец, окончательно сформировалась у него в голове.
- Я бы предложил вот что... - начал он, но Аф вежливо перебил его, чтобы подозвать ведьму. Она подошла, замораживая пространство вокруг вселенским холодом. Не терпящим возражений тоном Аф объяснил ей, что они собираются делать, и вновь обернулся к Инвари.
- Продолжайте, - попросил он. - Так что бы вы предложили нам с коллегой?...
***
Только с наступлением темноты они покинули лазарет. Аф, попросив Инвари подождать снаружи, остался ненадолго, и чуткий слух подмастерья различил, как флавин немного повысил голос, втолковывая что-то строптивой ведьме. От его тона, впрочем, изменившегося совсем чуть-чуть, у Инвари пошли мурашки по коже. Он решил, что не хотел бы когда-нибудь расстроить его. И уж тем более не хотел бы оказаться сейчас на месте Грозы.
Аф вышел, как ни в чем не бывало, с улыбкой взглянул на потемневшее, затянутое тучами небо.
- Завтра будет ясный день, - весело сказал он. - Наконец-то! Эта ненормальная ранняя зима кому угодно спутает рога!
У их шалаша приветливо дымил костер. Витольд, закутавшийся в волчью шкуру, добытую им в пору своего отшельничества и оформленную подобием безрукавки, сыпал золотистые зерна в кипящий котелок. Аф молча вытащил седла из шалаша, разложил для людей, сам уселся на голую землю, скрестив длинные ноги. Чайни тихо пофыркивала за чертой огня. Инвари опустился рядом с флавином, и на него снизошло умиротворение.
Послышались шаги. Он узнал их, торопливо встал, вышел навстречу - шаги людей, идущих рядом. Людей, которые теперь пойдут по жизни вместе.
Шери вел свою девушку за руку. На ней был тот же плащ, что и утром, но волосы уложены по-другому - короткой толстой косой, и оттого она выглядела совсем девчонкой, рядящейся в богатые наряды.
- Мы пришли к вам ужинать! - весело заявила она и протянула Инвари мешок, из которого вкусно тянуло печевом и ягодами.
Шери, охнув, спустил с плеча что-то, что Инвари принял поначалу за объемистый сверток. Заливистый детский смех прозвучал колокольчиком.
- Ну и отъелась же ты, сестренка! - добродушно проворчал Шери, и Инвари узрел Ангели, облаченную в короткий овечий полушубок, ушастую шапку, едва держащуюся на пышных волосах и кожаные маленькие онучи.
Он подхватил ее на руки и потащил к костру.
Витольд потрясенно застыл с ложкой в руке, которую подносил к губам, чтобы пробовать кашу. Но каша была забыта - он смотрел на Гэти, и лицо его озарялось тихой радостью.
- Я не буду ужинать, - сказал он, - пока кто-нибудь не представит меня богине!
Аф, молча, вытащил ложку из его пальцев, попробовал. Сыпанул, не глядя, каких-то ягод в котелок.
Шери лукаво сверкнул глазами, обнял девушку мощной дланью, оглянулся, ища места, чтобы присесть.
- Сюда пожалуйте! - вскочил художник. - Вот единственное место с освещением, подходящим для украшения стола!
- Это я-то украшение? - заливисто рассмеялась Гэти. - А я считала, что украшением стола будет каша, запах которой уже достиг другого конца лагеря.
- У вас такое острое обоняние? - вежливо удивился Аф.
- Она шутит, - пояснил Шери, помогая Гэти усесться и пристраиваясь рядом.
Инвари не слушал их. Ангели прочно завладела его вниманием, рассказывая о событиях, прошедших с момента его исчезновения. Он любовался лукавыми гримасками ее лица и благодарил Богов за то, что болезнь обошла девочку стороной.
- Когда первый мужчина увидел первую женщину, - вдохновляясь все более, говорил Витольд, - она так поразила его воображение, что он решился запечатлеть ее образ. Так на земле появился первый художник.
- Видел я эти рисунки! - беззлобно поддел его Аф. - Красоты в них, смею вас уверить, никакой.
- Не в красоте дело! - вскричал художник. - Дело в идее красоты...
- Ой-ой-ой! - Аф изобразил ужас на лице и занялся мешком с провизией, который ему отдал Инвари.
Запах хлеба и ягод усилился, смешиваясь с запахами дыма, тепла, урчащей в котелке каши. Но Витольда не так-то просто было остановить. Все более горячась, он прочел целую лекцию о влиянии идей на мир искусства и о женщинах - вдохновительницах этих идей и вообще всего на земле живого.
Слушая его краем уха, Инвари пожалел, что с ними не было Шторма. Тот бы наверняка нашел кучу аргументов против, и они снова бы поспорили, правда, на этот раз без опасных сцен.
Ангели настойчиво дергала его за руку.
- Что? - Инвари, глядя на нее, улыбался против воли.
- Когда мы вернемся домой? - тихо спросила она, и глаза ее были не по-детски серьезны. - Брат ничего не говорит мне.
Инвари погладил ее по голове, пальцы запутались в густых прядях.
- Я знаю, - продолжала она, - мамы нет с нами, Бог-покровитель дал ей пристанище в своих чертогах, там она будет ждать всех, кого любила. Я знаю, в город нам нельзя, но ведь ты волшебник! Наколдуй так, чтобы все стало как прежде.
Он все еще улыбался, но улыбка стала грустной и растерянной.
- Пока я могу делать только маленькие чудеса, - наконец, ответил он. - А для того, что ты хочешь, нужно чудо во-о-от такое большое и сотворить его мы можем только все вместе. И я, и Шери, и Аф, и все остальные. И даже ты.
Ангели задумалась, теребя манжету его рубашки, выглядывавшую из-под кожаного рукава камзола.
- И Гроза? - неожиданно спросила она, а Инвари непроизвольно оглянулся, вполне ожидая, что ведьма может быть где-то рядом с новой попыткой убийства.
- И она тоже.
Девочка вдруг подняла на него горящие глаза и прошептала:
- Берегись ее!
Инвари поперхнулся - ее лицо неуловимо изменилось, но он уже видел такое выражение - в лавке ведуньи на торговой площади "славной" Ильританы.
Осторожно взяв ее за подбородок, он повернул лицо к свету. Но от пугающей гримасы не осталось и следа.
Ужин удался на славу, и потому разошлись незадолго до полуночи и только потому, что Ангели начала зевать и, наконец, уснула у Инвари на руках. Собираясь уходить, Гэти осторожно, словно собственного ребенка, приняла ее с его рук. На мгновение их лица оказались совсем близко...
Старый художник, греясь у костра и доедая кашу, следил за ними, и в глазах его светились печаль и усталость. Он вспоминал время, когда вынужден был терять. Терять многих и навсегда.
Когда гости ушли, он первым полез в шалаш. Аф тихо пошептал что-то мерцающим угольям и они, вспыхнув, потухли, подернувшись дымкой золы. Внезапно он дернул ушами и вскочил на ноги. Из-за его спины раздалось тихое потрескивание. Воздух разом словно ослабел, рассеялся, запахло озоном.
Инвари медленно оборачивался. Он уже знал, что увидит.
Витольд выглянул спросить у Афа, на какую лежанку тот рассчитывает, да так и застыл, раскрыв рот и выпучив глаза.
- Шаровик! - с ужасом прошептал он. - Я никогда не видел их так близко!
И верно. Невысоко над землей плыл, рассыпая вокруг призрачное сияние и шипя, огненно-голубой шар. Радужка глаза, испуганная его яркостью, тотчас же облекла его в темный ободок и наделила дымчатым хвостом, медленно таящим в воздухе.
Едва заметная улыбка тронула губы Инвари. Он запрокинул голову и взглянул на небо - Тэатлии оставалось совсем немного карабкаться по небу, чтобы достичь своего полуночного места. Но, все же, еще оставалось. И потому, когда шаровая молния сорвалась со своего места и с тонким свистом исчезла за ветвями, словно и впрямь растворилась во тьме ночной, он только покачал головой, то ли весело, то ли сердито.
- Как бы кони не испугались, а? - озаботился Витольд. - Где Ворон?
- Я отвел его к коновязи, - не моргнув глазом, соврал Инвари.
- А Чайни?
- Наши кони видели и не такое, - ответил задумчиво Аф, глядя в темноту, в которой скрылась непрошеная гостья.
(C) Мария А. Ермакова
|