|
Подмастерье играл у вечернего костра с Ангели, краем уха прислушиваясь к тому, что говорит Витольд. Художник, любуясь снежинками, таявшими на руке, читал очередную лекцию по истории искусства, и Инвари чувствовал, как старик наслаждается словами, ложащимися гладко на канву рассуждений. Понимал, что тот в своем отшельничестве соскучился по людям, по звукам собственного голоса, произнесенным не впустую, по красивым и непонятным словесам; и по тем, кто, сидя вокруг затаив дыхание, слушает и видит другой мир - иллюзий, красок, теней и непонятных образов, таких далеких от обыденной жизни.
- Красиво! - вздыхал Шторм, хотя вряд ли понимал и половину того, о чем рассказывал сейчас художник.
- Инородцам никогда не постигнуть нашу культуру, - говорил тот. - Всё, начиная от изображения и кончая произношением слов, развивалось в нашей стране под влиянием Бога-покровителя. Нигде в мире не сильно божественное начало в искусстве так, как у нас. Нигде вечная эманация Тэа не оказала такого влияния на мировоззрение людей, а ведь любой художник или поэт есть дитя своего народа, с молоком матери впитавший его мировоззрение. Никто, кроме может быть дэльфов, не уделял такого внимания всегдашней отдаленности времен друг от друга при постоянной связи, их влиянию на судьбы мира. Разве могли чужаки вполне понять наши картины, на которых рождение и смерть отображались не физическими, но временными категориями? Разве угадывали они в наших песнях подтекст вечности помноженной на мгновенье? Нет, они слышали клекот вместо пения и видели бытовые сценки вместо искусства! Когда Арлон предложил мне оформить Историю династии, я сомневался, стоит ли соглашаться! Я придворный художник - не летописец, а бывшие до меня корифеи понаписали о нашей истории такого, что волосы вставали дыбом. Несколько сотен лет...
- Чтобы такой вредный старикашка - придворным художником! - воскликнул Шторм, очнувшись от своих раздумий, которым он предавался под успокаивающие рассуждения. - Не может быть!
- Может, - негромко подтвердил сидевший тут же Атаман. И с тоном его голоса вряд ли следовало спорить.
Шторм только пожал плечами. Надо было видеть, с какой лукавой улыбкой, больше, правда, похожей на оскал, он посмотрел на художника. Впрочем, тот уже давно перестал злиться на его выходки и только покачал головой в ответ.
- О чем это я? Ах, да! Довольно долго было модно нанимать на работу при дворе иноземцев. Считалось, что они более интересны, чем отечественные мастера. Правителям было любопытно увидеть себя в новых ракурсах, лишенными налета вечности, присущей нашему народу, более очеловеченными что ли, нежели обожествленными. Сама по себе мысль была не плоха. Отчего не подивиться новым веяниям культуры? Но только не в Ильри. Это привело к вульгаризации языка и изображения, многие события стали трактоваться как цепь бездумных картинок, без причин и следствий, личность была положена в основу искусства, личность, а не вечность и времена, противопоставленные ей насильно. А что эти корифеи делали с произношением! Имена собственные они изуродовали до того, что те стали звучать, как площадная ругань. А ведь ильрийские имена - красивейшие на просторах Великой равнины! Они и высокопарны и тягучи и величавы, но в меру! Они произносятся легко и приятно, словно стихи, их можно наложить на музыку и распевать, но только красивым голосом. И их так просто изуродовать!
- Лонэри! - пробормотал Инвари, поглощенный собственными мыслями.
- Именно! - вскричал Витольд. - Я знал, что дэльфы думают так же! А раз вы имеете и копии всех летописей, значит, можете сравнить тексты. Что ужасный рифлянин с непроизносимым именем Пта, сделал с нашей Лонэри? Он вписал это имя в Историю династии так, как оно слышалось его грубому уху, а не так, как произносили мы! Он назвал ее Эленорией в своих хрониках и даже нигде не оговорился, ни с кем не посоветовался по вопросам правильного написания. Так следовало называть прачку, но никак не ильрийскую королеву!
Подошедшая Гроза положила руки на плечи Гэри.
- Я услышала имя своей прародительницы, - улыбнулась она, - неужели вы начали перемывать кости, которые уже в земле?
Инвари медленно поднимался на ноги.
Ангели удивленно дергала его за рукав, требуя игры, но разглядев выражение его лица, отшатнулась в сторону. Слава Богам, никто, кроме нее, ничего не заметил!
Витольд начал оправдываться, потом, осознав, что сказала Гроза - удивляться.
Инвари отступил во тьму, словно оступился. Он чувствовал, как земля уходит из-под ног, и ощущал ту ухмылку из сна, чувствовал ту костлявую руку, что толкнула его в пропасть. Его и весь мир.
Развернувшись, он ушел в лес, привалился лбом к шершавому стволу оха, задыхался, пытался восстановить пораженное ужасом дыхание и чувствовал, что все части мозаики заняли свое место. В сложившейся картине все было ясным, хотя тьма заливала землю грязным потоком, а черный пес выл на луну, готовясь ее проглотить, и стремился уже к солнцу!
Сбылось второе пророчество рифлянина с ужасным для ильрийского уха именем Пта! И если Гроза оказалось первым из тех двух нужных Инвари людей, то Гэри - вторым! Инвари более не сомневался в том, что случилось кровосмешение между потомками одного рода, чьи ветви расплелись сотни лет назад и утеряли друг друга. Мир стоял на грани. И паук тянул мохнатые лапы к нитям паутины. И, как знать, не все ли уже собрал?
Нет, не такого противника представлял он первым на своем пути! В юношеских мечтах то это был разбойник, угрожавший красавице, то заговор знати против прекрасной и доброй королевы, которую он обязательно спасал. Ну, пусть даже злой дух, вырвавшийся из-под неумелого контроля мага-самоучки. Он справился бы. Он - высшее существо из Поднебесного мира, владеющий Искусством и Сталью, сотней, нет тысячью навыков и умений, знаниями такого рода, что любого другого они бы убили, заклинаниями на все случаи жизни и, наконец, проснувшейся Силой, с которой боялась спорить даже Вселенная!
Но Осемнадцатиликий!
Черный Пес!
Бог!
Он метнулся к шалашу. Открыл сундук, достал кристалл в защитном хрустальном облачении, скрыл в складках плаща. Сундук с тихим гудением закрылся. Он дождался щелчка замка, значит, еще не совсем потерял голову, но ужас был так близко, и паника подкатывала к горлу криком.
Никем не замеченный он ушел глубоко в лес, к самым границам Сердца, в брошенную медвежью берлогу. Здесь достал кристалл, вгляделся в него.
Инвари был так измучен, что не мог сосредоточиться. Величайшим усилием воли он отгородился от страшных мыслей, пытаясь, используя энергию кристалла, пробить завесу расстояния, отделяющего от Поднебесья. Он чувствовал, что у него все еще ничего не выходит. Сердце, глупое сердце билось колоколом, предупреждая о беде, хотя разум уже забыл об этом.
Как вдруг кристалл мигнул, и колеблющееся изображение Учителя появилось на снегу. Инвари изумился его бледности. Белые зрачки казались ледяными иглами, ушедшими глубоко в мозг.
- Мальчик мой! - сказал Учитель.
Предчувствуя очередную беду, Инвари внезапно успокоился.
- На спутнике авария. Погибли люди. Мы не сможем послать никого тебе на помощь.
Инвари коснулся рукой изображения.
- Мне не хватает Вас.
- Мои мысли всегда с тобой. С каждым из вас.
- Я знаю. Я узнал и того, с кем нам придется воевать.
- И кто же это?
Инвари тихо произнес его имя на языке Поднебесья. Учитель покачал головой.
- Мне жаль, что для первого испытания ты выбрал эту дорогу! Может ли случится так, что она окажется тебе не по силам?
Инвари жадно смотрел на него. Учитель мог бы сказать по-другому: "Вдруг она окажется тебе не по силам?". Но он сместил акценты, и вопрос прозвучал иначе.
- Не знаю! - медленно ответил Инвари. - Но я готов... ко всему. Скажите мне только - правильна ли моя догадка о зеркалах?
- Да. Из двух описанных тобою зеркал то, что находится во дворце - Потаенное. А то, что в поместье, еще не созрело для перехода. Если ты закроешь первое зеркало, энергии второго не хватит на созданий Ванвельта.
- А люди? Если я закрою зеркало, многие из обращенных погибнут?
- Через тридцать часов мы ликвидируем аварию и сможем заняться ими. Мы сделаем, все, чтобы спасти их!
Учитель вглядывался в разом осунувшееся лицо ученика.
- Ты можешь подождать, - наконец, мягко сказал он. - После ликвидации я смогу прислать кого-нибудь тебе на помощь.
Инвари вспыхнул.
- Я не боюсь!
- Верю тебе, - улыбнулся Учитель, - но ставка слишком высока. Мы не можем потерять спутник, ты знаешь, как мало во Вселенной осталось нас, хранящих ее знания. Так что, если в течение этого времени потребуется пожертвовать спокойствием Ветры - мы сделаем это. Катаклизм Пришествия затронет только этот материк. Планета не пострадает. Даже люди не почувствуют перемен - все произойдет слишком быстро. А войны, что начнутся позднее, они переживут - сколько таких войн они уже перенесли? Но, - Учитель смотрел прямо в его сознание, его губы уже не шевелились - он передавал напрямую из мозга в мозг, - ты оказался там! Мы надеемся на тебя.
- Что же могу я против Бога? - беззвучно ответил тот.
- Что подсказывает тебе сердце. Я обязан напомнить - с определенного момента ты более не несешь ответственности за все происходящее. Говорю, ты можешь подождать!
- Если люди не почувствуют перемен, что же изменится за эти тридцать часов?
- Все.
- А потом... после... мы сможем им помочь?
- Всем, как всегда, нет. Некоторым, достойным. Остальные достанутся Черному Псу. Теперь прощай.
- Вы не хотите узнать мой выбор?
- Я узнаю его через тридцать часов.
Изображение погасло.
У Инвари подкосились колени. Он рухнул, больно ударившись о сияющую сферу, скрывавшую распылитель.
Кристалл с далекого Арукасао холодно смотрел на него голубым глазом, и даже солнечные искры, пронизывающие его, казалось, потускнели. Несколько минут юноша вглядывался в его глубины. Потом тонкая улыбка тронула его губы. Улыбка небожителя. Он честно старался быть им.
- Я слышу бой часов на городской ратуше, - улыбаясь, прошептал он. - Это пришло мое время!
***
- Простите, что прерываю беседу, но мне нужно поговорить с тобой, Гэри. Дело не терпит отлагательства!
Он заметил, как Гроза покосилась на него, и как метнулся страх в глубине ее глаз.
Гэри молча поднялся и ушел за ним из светового круга.
Инвари уводил его далеко в лес, подальше от любопытных ушей. Предстоящий разговор был непростым, и Инвари гадал - чем он завершится? Идя впереди, он ощущал, как рука Атамана ложится на холодную рукоять кинжала, чувствовал волны обжигающего недоверия, увеличивающиеся по мере того, как они заходили все глубже и мрак вокруг сгущался все сильнее.
- Хватит! - наконец, остановился Гэри. - Мы зашли достаточно далеко - скоро граница Сердца.
Инвари обернулся. Мгновенье смотрел он в серые глаза, горящие из-под черной кожи маски, и внезапно понял. Он уже давно смирился с озарениями, касающимися душ человеческих, что посещали в самые неподходящие моменты. Вот и сейчас он осознал причину промедления. Нет, не так он представлял себе этот разговор. Ему бы хотелось говорить с героем, безжалостным разбойником, а не с этим молодым и сильным парнем, чье сердце изглодал страх.
- Рэй, - тихо сказал он. - Ты всегда боялся этого момента, правда?
Рука Атамана конвульсивно дернулась, кинжал вылетел из ножен, но Инвари оказался проворнее, перехватив его запястье.
- Нас никто не видит, - продолжал Инвари. - Сними маску, чтобы я мог увидеть лицо законного короля этой несчастной земли, человека, в чьих жилах течет кровь красавицы Рэа и мужественного Арлона. Может ли быть, чтобы их потомок отсиживался в лесу, ожидая, пока наберется достаточно мужества, когда люди его гибнут и земля стонет от их криков?
Ладонь Рэя разжалась. Кинжал упал в снег.
Инвари наклонился поднять его и, наконец, разглядел замысловатую рукоять, опоясанную алмазным венцом с тремя зубцами - точной копией королевской короны.
- Почему? - только и спросил он. - Ну, почему?
Рэй молча снял маску и, набрав полную пригоршню снега, растер о лицо. Инвари уже видел это лицо на рисунке Витольда. Не хватало только двух глубоких морщин, залегших между бровями, да глубокого шрама, пересекавшего левую щеку.
- Как ты узнал?
- Я расскажу. Прежде ответь на мой вопрос. Хватит носить это в душе. Ведь никто не знает об этом. Даже она. Так?
Рэй бросил на него безумный взгляд.
- Признайся, ты - колдун?
Инвари задумался. Он легко мог отмахнуться от вопроса, но ему нужен был союзник. К тому же перед лицом той опасности, что ожидала жителей Великой Равнины, все становилось не важным.
- Откровенность на откровенность, - сказал он. - Я - Поднебесный Подмастерье.
Рэй едва не отшатнулся.
- Так это правда? Ты - колдун! Я подозревал, что с тобой что-то не так! Я все время думал, что ты слуга Адаманта, но твои поступки ставили меня в тупик!
- Ты перестал доверять всем с тех пор, как случилось что-то в пору твоей юности, не так ли?
Инвари с легкостью читал в его душе. Он не сканировал его мозг, в этом не было надобности, но все помыслы и надежды, страхи и чувства молодого некоронованного короля становились ясны ему, словно диковинными рыбами плавали в хрустальном аквариуме. Странное состояние абсолютной прозрачности бытия, пьянящее ощущение приближающейся Силы - уж не сам ли Тэа был с ним в эту минуту, чтобы помочь? Тот, у кого не случается непредвиденного, тот, кто видит все?
- Проклятый Пес! Ты прав, колдун! И это разъело мне душу. За столько лет никогда и ни с кем я не говорил об этом. Даже перед Богом молчал. Никому, и тем более Ему я не мог признаться в собственной слабости, но то, что я видел тогда, десять лет назад, - голос Гэри задрожал, - навсегда изменило меня!
Он замолчал. Бледность, белее снега, заливала его лицо, которое стремительно менялось. Взгляд блуждал, словно он видел что-то в неведомом измерении, словно зрачки обратились внутрь тела. Его руки тряслись, пальцы сжимались и разжимались, но силы не было в них. Он вновь стал пятнадцатилетним подростком, смотрящим на что-то, что продолжало терзать его и через столько лет.
- Я... Мне... - Рэй словно разучился говорить, такими исковерканными вылетали из горла звуки, - Это случилось в тот день, когда отец... погиб. Я шел по следу кабана, которого подняли гончие. Следы становились все четче и вдруг исчезли. Я растерялся, сошел с лошади, стал смотреть вокруг, но ничего не было. Тогда я прошел несколько шагов в сторону и услышал шум. Я вернулся за оружием, затем пошел на звук. Я крался, мне так хотелось заколоть этого кабана и преподнести отцу, чтобы он мог гордится мной, чтобы принимал меня всерьез. Может быть, я даже набрался бы храбрости, и рассказал бы ему о том разговоре Адаманта с Мамой, который я нечаянно услышал, будучи ребенком, когда прятался под ее кроватью, желая напугать.
Я перебегал от дерева к дереву, пока моему взору не открылась поляна, где чудовищный зверь разбегался, чтобы растоптать моего поверженного отца. Его Алмаз, любимый конь, окровавил снег своими внутренностями так, что казалось, кто-то расстелил красный плащ на поляне! Я хотел закричать, как вдруг зверь начал расти, и пар вырывался из его пасти, и земля прогибалась под ногами. Ужас сковал меня. Даже желая броситься на помощь отцу, хотя бы закрыть его собственным телом от чудовища, я не мог двинуться с места и даже прикрыть глаза. Я смотрел на его смерть от начала до конца, я видел, как зверь растерзал его, выковыривая из лат, словно куски мяса, его плоть, плоть, бывшую моим Отцом!
Холод словно заморозил меня, ужасный холод! Я стоял, и не мог согреться, и слезы не текли по моим щекам, ибо лед сковал их. И вот тогда ОНО коснулось моего плеча. ОНО улыбалось, и эта улыбка была тем холодом, что сковал меня.
"Беги! - прошептало ОНО. - И никогда не возвращайся! Умри на чужбине, умри, вспоминая то, что увидел. Ты больше никогда не увидишь своего отца. Даже на том свете!"
И ОНО засмеялось, и смех был ласков, как смерть, а вепрь на поляне валялся в крови, и глаза его горели смертью, и смерть была вокруг меня, а МАМА и ПАПА далеко и никто не смог бы больше мне помочь. Наверное, и Бог отвернулся от меня, ибо как он допустил то, что случилось?
Я бросился прочь. Послал коня в галоп. Вернулся в замок, чтобы забрать портрет родителей и этот кинжал - то, что успел схватить. Я был так оглушен, что не помню, видел ли кого, говорил ли с кем в тот момент?
Через несколько часов я пересек границу, загнав своего любимого скакуна и еще трех лошадей. Я несся, как одержимый, и ничто не могло меня остановить.
С тех пор я искал смерти. Я хотел видеть лицо Тэа, чтобы спросить его - почему? Но смерть бежала меня. Я был бесстрашен, потому, что не боялся. После этого, я ничего больше не боялся. Только одного - вернуться. С тех пор я не сплю ночами. Я почти преодолел свой страх. Я смог вернуться, я собрал людей, я начал войну против человека, который покушался на честь моей семьи, забрал корону и изуродовал людей и страну - мою страну! Я пытался найти поляну, чтобы сделать тот шаг, которого не сделал тогда, но не нашел. И я не нахожу сил для решительных действий, хотя знаю, чувствую, что пора пришла. Чувствую это, как воин, выигравший во многих сражениях, победивший даже знаменитого Атамана Шери, короля этих лесов. Тот же страх сковывает меня, и даже любовь такой женщины, как Гроза, не смогла помочь мне. Что же, колдун, ты не разочарован? Такой рассказ хотел ты услышать? Так знай же - тот голос преследует меня, шепча, что я обречен на неудачу, и те желтые глаза смеются над смертью моего отца, как над балаганным представлением. Поэтому я медлю. Люди, что пошли за мной, обречены на смерть и только сейчас я сознаюсь себе в этом. Я проклят навеки! Возможно, это проклятие нашего рода - проклятие смешанной крови, о котором ты знаешь!
Инвари медленно кивнул. Он поигрывал кинжалом, стараясь не смотреть на принца, ему всегда было стыдно за человеческую слабость, но Гэри не отводил взгляда, в котором впервые сквозило странное облегчение.
- Да, - медленно сказал Инвари, - я знаю про проклятие... Но ты сам все ли знаешь о нем?
- Я не понимаю.
- Как внимательно ты читал его?
Гэри пожал плечами.
- Позволь, я напомню...
Инвари продолжая разглядывать кинжал, процитировал пророчество на память.
- Ну? - спросил он, поднимая глаза.
- Я не понимаю! - неожиданно злобно отвечал Гэри.
- Солнце, вставшее на Севере, чтобы здесь погаснуть..., - Инвари неожиданно поднял глаза. - Какой ты запомнил свою мать?
- Нежной. Доброй. Сильной. Красивой. - Гэри помотал головой. - При чем здесь это?
- Не просто красивой, - тихо сказал Инвари. - Она ослепляла сиянием своей красоты. Ослепляла как...
- ... солнце! - воскликнул Гэри. - Не может этого быть! Ты это придумал!
- Ее смерть стала первым предзнаменованием, - упрямо продолжал Инвари. - Первое пророчество Пта сбылось. Боюсь, что сбылось и второе... Все ли ты знаешь о своей возлюбленной?
Гэри побледнел.
- Зачем ты мучаешь меня, дэльф? - тяжело дыша, сказал он. - Тебе мало, что я вывернул душу перед тобой наизнанку? При чем здесь Гроза?
- Разве ты не слышал, что она сказала у костра? Она из рода Лонэритов. В Истории королевской династии рифлянин Пта менял исконно ильрийские имена на более созвучные своему слуху. Вот почему в прочитанных нами хрониках имя Лонэри не упоминается. Летописец называет ее Эленорией, на рифлянский манер.
Гэри застыл, осознав то, к чему подводил его Инвари.
- Она... она...
- Я повторю пророчество, - безжалостно продолжал Инвари. - А ты будь внимателен, принц, и реши для себя - пойдешь ли до конца? Ибо от этого будет зависеть не только твой народ и твоя страна...
Повинуясь Инвари, Гэри стоял тихо, слушая слова пророчества, лишь глаза его наполнялись ужасом, как слезами, и ЭТОТ ужас перехлестнул ТОТ страх. Когда Инвари закончил говорить, принц с надеждой посмотрел в небо. Безмолвное и жестокое, оно было затянуто тучами. Зимними, неправдоподобно холодными и безжалостными, полными снега. Тучами, которые никогда не появились бы в самом начале осени, не случись с миром того, что уже происходило. А за холодом следовала тьма. А за тьмой ...
- Адамант! - спокойно сказал Гэри, и Инвари понравилось, как он это сказал. - Испорченный потомок рода! Адамант - тот ублюдок, что хочет впустить Пса в наш мир. Теперь я понимаю. В награду за это Пес помог ему убить отца, это он послал чудовище впереди себя, чтобы расправится с законным королем, это его голос гнал меня прочь, заставляя забыть о мужестве и чести, его желтые глаза смотрели в мои ласково, словно смерть...
- Нет, Гэри. То существо, что говорило с тобой - не Бог. Оно служит Адаманту, я сам убедился в этом. Оно пыталось погубить меня в замке, заманив в подземелья, но Шери спас меня. Я не ошибаюсь - это его желтые глаза, его шелестящий голос, его смертоносная грация - я узнал его по твоему описанию.
- Я не хочу верить тебе! - Гэри покачал головой. - То, что ты говоришь, звучит настолько чудовищно, что я не хочу верить тебе. Все это...
- Правда. Флавины знают ее, поэтому они пришли на помощь, иначе, зачем им мы?
Гэри промолчал.
Инвари ждал, наблюдая, как глубже становятся тени вокруг, как голубеют в воздухе облачка пара от дыхания, как сгущается лес, словно готовится раздавить.
- Холод обступает нас, колдун, чувствуешь? - Гэри поежился. - Но ты был прав - это вернуло меня в чувство. Впервые с тех пор, как умер отец, я не боюсь вернуться домой. От этого многое зависит, не так ли?
- Все, принц. От этого зависит все. И не только Ильри. Тьма накроет всех без разбора.
- Что мы можем сделать?
Инвари усмехнулся.
- Снова вопрос доверия, принц. Я не могу рассказать тебе все, что знаю, пока ты не станешь доверять мне.
Гэри поглядел на него, затем тряхнул головой и протянул руку.
- Ты прав. Вот тебе моя рука и слово... потомка королевского рода, что я не подведу и не предам тебя.
- Мне нужно слово короля, - тихо произнес Инвари, пожимая руку.
Он явственно ощутил, как Гэри вздрогнул. Глаза их встретились. Прежде, они избегали этого. Гэри еще колебался. Инвари поднял повыше кинжал, и алмазные искры блеснули на навершии, очеркивая маленькую корону.
В глазах Гэри дрогнула и распалась пелена недоверия:
- Слово короля! - сказал он.
Инвари протянул ему кинжал.
- Теперь ты с чистой душой можешь носить его.
- Да, - усмехнулся Рэй, задвигая его в ножны, - но маску я все-таки пока не сниму.
- Это случится только завтра утром, - улыбнулся Инвари.
- Почему?
- А вот это мы обговорим в твоей избе. У нас впереди долгая ночь, твое величество, а в лесу темно и холодно. Да и страшновато!
- Это тебе-то? - Рэй повернул в сторону лагеря.
Инвари только рассмеялся в ответ.
Поблизости раздался волчий вой.
(C) Мария А. Ермакова
|