|
Чайни летела впереди, вздымая легкие облачка снега, и копыта блестели в звездном свете, словно выкованные из серебра. Ворон держался на корпус позади, ступая след в след. Из его ноздрей мощно вырывались струи пара, густея в морозном воздухе. Глухо стучали тяжелые копыта чалого жеребца Шери. Три лошади и два всадника не казались призраками только лишь потому, что дыхание их обозначало воздух, а копыта разбрызгивали снег. Чайни вела их самым коротким путем к столице. Несколько флавинов во главе с Афом ушли из лагеря Атамана раньше. Ушли, чтобы остановить вырубку леса, уничтожавшую силу Хранителей, которые должны были прикрыть людей в определенный момент. Пока же Хранители все тише отбивали атаки зверей по периметру Сердца. Казалось, они совсем ослабели. То одна, то другая зверюга пробовала подкрасться ближе к средоточию человеческого тепла, и некоторым это удавалось. Особенно заметна была слабость Хранителей на западном участке границы - наиболее удаленном от города, и сейчас туда подтягивались черные стаи, блестя в темноте зелеными глазами и голодно подвывая.
Всадники видели их мельком, группами направляющихся в сторону лагеря, но черные не обращали на них внимания. Запах первой крови сладко наполнил мерзлый лес теплом, звал призывно, и там его было больше, чем могли дать эти, бешено мчащиеся мимо жизни.
"Ах, Поднебесный Подмастерье! - сохраняя в себе остатки спокойствия, насмешливо думал Инвари, прижавшись к спине Ворона. - И ума-то не нажил, Великий Богоборец, а туда же - спасать мир! Ничего не просчитал, не подготовил, не предусмотрел, как учили Мастера. Не имея никакого мало-мальски подходящего плана, помчался сломя голову в логово Черного зверя, собрался переспорить Адаманта с его не простой магией, Ванвельта с его чудовищной силой, тварей подземельных и - в довершение всего - самого Осемнадцатиликого! Запутать Мирового паука в своей паутине! А - кто знает? - не подтягивает ли сейчас его лапа ту нить, где намертво прилипший, со стянутыми конечностями, висит он, Подмастерье, не подозревая, что движения его суть не собственная воля, а злой рок?".
Чуть позади, слившись с лошадью в одно целое, скакал Шери в коричневом камзоле следопыта. Гэри отпустил его без возражений. Он тоже понимал, что только Шери способен довести Инвари до Зеркальной залы в лабиринтах Подземелья.
- Зачем? - спросил Шери, когда Атаман вызвал его к себе.
- Хочу испортить Адаманту настроение, - улыбнулся рядом сидевший Инвари. У его ног стоял средних размеров красный ящик.
- Вот этим? - Шери кивнул на ящик.
- Да, Молчун, - вмешался Гэри и внезапно снял с себя маску. - И вот этим!
Шери быстро глянул на Инвари. Тот сидел спокойно и не выглядел удивленным.
- Слава Богам! - сдержанно сказал Шери. - Наконец-то ты стал доверять дэльфу! Значит, дело предстоит серьезное!
Инвари помнил, как прощаясь с ними перед отъездом, Гэти бросилась в объятья Шери - испуганная, простоволосая, а он обнял ее, вдыхал запах соломенных волос, быть может, в последний раз. Она прильнула к его груди, словно испуганная птица и хотя хрупкое девичье тело говорило об одном - лицо, белое застывшее лицо, да огромные глаза, смотрящие на него, боящиеся за него - за Инвари, а не за того, кого обнимала, говорили другое. Он, словно слышал в темноте ее шепот, жаркий шепот любящей женщины - только возвращайся, возвращайся, слышишь? И будешь только ты, ты один, ты, ты, ты...
И как не болело его сердце и не горело от этого неслышимого голоса, одно он знал точно - чтобы не случилось, он сделает все, и предусмотрит все, и придумает план ради одного - ради того, чтобы Шери вернулся к ней живой и здоровый!
- Ты - трус! - говорил он себе. - Ты боишься любви земной женщины, ибо она принижает, отдаляет от созерцания вечности, а не к ней ли, в конце концов, ты стремишься? Так зачем мучить бедное сердце? Оно почти заледенело в Поднебесье, приблизившись к непостижимой мудрости Мастеров, а здесь растекающийся по жилам огнь палит его, и мудрость уже не кажется таковою, так почему не одарить этим жалом того, кто жаждет обладания?
- А я? Как же я? - слышался ему в темноте девичий голос.
- А ты будешь счастлива с ним. Так, как никогда не будешь со мной. Ибо я пыль в твоих пальцах, пепел твоей любви, меня не существует...
Противоречия разрывали ему душу. Ему-то, небожителю, холодно рассуждать сейчас о предстоящем деле, распределять роли, предусматривать все до мельчайших деталей! А вместо этого, он видит глаза - озера тоски, наполненные не пролитыми слезами, снова чувствует ее руки, обнимавшие его тогда на крыше, шелк и мед ее волос касаются его щеки, и он знает, от чего отказался тогда и отказывался каждую минуту их знакомства! Нет, не весело оказалось читать в душах человеческих легко, как в книге. Он сумел, ему удалось, но как мало радости и как много сомнений! Разве Мастера не используют этот дар себе во благо? Разве не для облегчения страданий мира научились они в незапамятные времена видеть изнанку людской сущности? Как упрощает жизнь - думал он в Академии - видеть человека таким, каков он есть, а не каким старается казаться. И что же? Придало это ему хоть немного той, присущей Мастерам, восхитительной высокой мудрости, позволяющей смотреть на все со спокойствием тумана, окутывающего мир, но не меняющего его формы?
Ворон неожиданно встал.
Светлоликий образ рассыпался темнотою, из которой возникли шершавые бока городских стен.
- Мы почти у стен, - сказал Шери, спрыгивая с коня. - Постой здесь, я найду вешку.
Он скрылся в зарослях.
Инвари машинально гладил Ворона и ластившуюся Чайни. Когда из темноты вынырнула высокая фигура, прошептал на ухо жеребцу:
- Чайни ведет вас, понял? Слушайся ее, она знает лес так, как не знаешь ты. - Ворон обиженно фыркнул, в его глазах горели красноватые огоньки. Инвари слабо улыбнулся и потрепал его по холке. - Я не хочу снова потерять тебя! Если мы не вернемся к рассвету - доставь мои записи и вещи в Академию. И... будь свободен.
Жеребец ткнулся носом в его шею.
- Она привела нас точно в то самое место, которое я указал Афу на карте! - восхитился Шери. - Умница, - он погладил изящную шею кобылицы, - а теперь уводи коней от стен, чтобы не увидела стража. И берегись оборотней!
Чайни игриво толкнула его и бесшумно скрылась в темноте. Конек Шери последовал за ней. Ворон же стоял на месте, пока Инвари не хлопнул его по крупу, но и тогда тронулся неохотно, оглядываясь. В его глазах читался явный укор.
- Я верю в переселение душ, - пробормотал Шери, проводив его взглядом. - Атаман должен был убить тебя за такого коня!
- Боюсь, после этого он жил бы мгновение, - усмехнулся Инвари. - А потом его нашли бы далеко от лагеря со сломанной шеей и обезображенным лицом. Кони этой породы привязываются только к одному хозяину. И умирают вместе с ним.
- Чудеса рассказываешь! А откуда эти лошади?
- Как-нибудь потом. Куда нам?
- Вон под тот куст. И пусть Тэа видит нас!
***
Туман. Тошнотворный туман вокруг. Издалека голоса.
- Наших сил больше не осталось, Крой! Боюсь, его не спасти.
- Нет! Нет, нет, нет!
- Он не ощущает боли, он умрет спокойно. Смирись!
- Смеееерть!
Какой странный блеющий голос. Где-то он уже слышал его.
- Заткнись, Логир! И ты, Рив, замолчи! Я буду держать его до последнего. Я не дам ему умереть в темноте!
- Он не первый, далеко не первый! Уже двенадцать тел лежат в дальнем углу. Скоро их станет тринадцать!
Голос из темноты:
- Двадцать наших братьев не вернулись сверху.
- Тьмааа!
- Отдохни, Крой! Ты напрасно измучаешь себя. Неизвестно еще, на что могут пригодится тебе силы...
Туман. Забытье.
- Утери, держись, брат! Надо бороться. Надо жить. Надо выйти отсюда на свет. Ищи его в своем сердце, брат! Ищи свет. Иди на свет.
"Не хочу, - вдруг родилась мысль, - если я выживу, они продолжат! Я что-то должен им. Не хочу!".
Кто-то ласково гладит его пылающий лоб. Крой? Нет. Глаза Утери приоткрываются, но он ничего не видит в темноте. Хотя, вот снова на краю сознания мелькнула белая тень. На него глянуло худое лицо, обрамленное белыми волосами. Глубокие глаза. То же лицо он видел в комнате пыток. Те же руки гладили его, когда боль становилась невыносимой. Отец? Нотэри? Вы живы? Нет, младший брат, я мертв. Но ты живи. Я помогу тебе. Вглядись в себя. Внутри твоего тела мерцает свет. Он волшебный. Он поможет. Дай мне руку и иди за мной. Не бойся тьмы. Я провожу тебя.
Чьи-то холодные руки ощупывают его голову.
- У него жар! Крой, вот вода. Братья не стали пить.
- Благодарю.
- Он все равно умрет!
- Заткнись, Логир!
Снова темнота. Снова забытье.
Возвращение к жизни сопряжено с муками. В муках человек рождается на свет. В муках человек бежит смерти.
"Иду на свет, иду. Ради тебя, Отец! Ради Богини!".
- Рив, пощупай его лоб. Кажется, лихорадка спала?
- Не может быть. Нет! Может! Братья, Утери жив! Это знак. Богиня с нами! Нужно держаться.
Сон. Первый целительный сон вместо забытья. Из тумана сновидений ни-о-чем слышатся голоса:
- Они забрали еще троих.
- И никто не вернулся!
- И не вернется! Их растерзали на части! Их выпили и съели! Ха-ха-ха!
Сразу несколько голосов:
- Замолчи, Логир!
- Пускай забирают всех! - голос Кроя звучит решительно. - Мы не отступимся!
Утери открыл глаза. Собственно, что с закрытыми глазами, что с открытыми - разницы не было никакой. Но он ощутил, что глаза открыты. Впервые он что-то ощутил, с тех пор, как... Нет! Память, как испуганный зверек шмыгнула в глубину сознания. Он не будет об этом вспоминать!
Что-то дотронулось до него. Крыса? Какой мерзкий запах! Он так обессилел, что не может поднять руки, чтобы отогнать ее. Он хочет застонать, позвать братьев, но в горле пересохло.
Нет, не крыса. Чьи-то руки жадно ощупывают его, тормошат, причиняют боль. Бесцеремонно перекладывают сломанные конечности.
- Где же, где же, где же! - слышит он безумный шепот и испуганно замирает.
- Куда ты дел его, братец? Где Троица? Ее нет, нет, нет! Тьмааа! Смееерть! Но где же свет? Где же Троица? Не надо тебе жить! Не надо!
Руки смыкаются на его горле и начинают душить. Утери непроизвольно дергается в удушье.
- Кто здесь? Что...
Какая-то возня. Крики. Шум. Его горло свободно. И, как ни странно, появляется голос.
- Крой, - громко говорит он.
Это ему кажется, что громко.
- Крой!
- Рив, вы связали его?
- Да. Он совсем обезумел.
- Я виноват. Я уснул.
- Мы будем дежурить по очереди.
- Крой!!!
- Что ты сказал?
- Я?!
- Крой...
- Утери? Утери?! Я здесь.
Горячая рука Кроя находит его руку и осторожно сжимает сломанные пальцы.
- Что? Что с ним?
- Кажется, он пришел в себя!
- Подожди, Крой, я сейчас принесу воду.
- Как ты, брат?
Утери улыбается в темноте непослушными губами.
- Плохо. Почему я не могу пошевелиться?
- Мы вправили тебе переломы. Но у нас не из чего было сделать шины. Поэтому мы забинтовали тебе руки и ноги. Туго. Очень туго. Ты похож на мумию. Тебе больно?
Утери прислушивается к себе.
- Терпимо. Разбинтуй мне правую руку.
- Зачем?
- Прошу тебя.
Крой умело разматывает бинты.
- Положи мне ее на живот. Я хочу ощупать рану.
- Она почти затянулась. Мы думали, что будет заражение, но лихорадка прошла.
- Положи мою руку.
- Мне придется согнуть ее. Кости сместятся!
- Я знаю.
Крой осторожно берет Утери за руку и кладет кистью на живот. Утери до крови закусывает губы. Дрожащие непослушные пальцы ощупывают грубое уплотнение кожи. Рана затянулась! Остался уродливый шрам, ведь рану не шили, но она затянулась! Утери счастливо улыбается в темноте. Нотэри был бы доволен, если бы знал. Теперь никто не найдет Троицу!
***
Испуганные детишки жались друг к другу в нескольких центральных шалашах, где так и не погасили костры. Синеватый дымок уходил в высокое серое небо. До рассвета было еще далеко, хотя неожиданно потеплело, словно солнце поднялось осветить безрадостную землю. Там, уже не на границе, а внутри, хотя еще и на краю Сердца, первая кровь заалела на снегу, и не было прекраснее и страшнее этого зрелища. Хотя это была не человеческая - пока - кровь, она расцвечивала белое покрывало так же ярко, как могла бы и та, и так же дымилась, легкие облачка розоватого пара отлетали в небо, словно души. Только вот где были те души, что с ними сталось в изуродованных телах оборотней?
От первого залпа стрелами с серебряными наконечниками пало несколько десятков алчущих зверей. Стоящие по ту сторону приблизившейся границы люди со смешанным чувством благоговения, отвращения, жалости и страха смотрели, как вытягиваются мертвые тела на снегу, как посмертная судорога сводит конечности - лохматые и когтистые, превращая их в руки - грязные и огрубевшие, но такие человеческие; как эти пальцы скребут снег, оставляя на нем глубокие раны, а губы, из-под которых еще торчат кривые клыки, полные смертоносной белизны, произносят что-то последнее, то, предназначенное для Великого Никого, что не дано слышать другим.
Черные тени отпрянули после залпа, закружили далече, подтягивая тылы, собираясь в обезличенную массу, огрызаясь на ставших почти призрачными Хранителей, к которым подобрались было совсем близко.
Стрел с серебряными наконечниками было немного. Но нужно было как-то протянуть время, всего лишь несколько часов, чтобы дать Инвари и Шери время добраться до дворца, а флавинам - до тех рыцарей и их приспешников, которые продолжали вырубку Чащи.
"Нет, - думал Гэри, стоя за спинами своих людей - прямого столкновения не избежать!". Он покосился на двух флавинов, ждущих чуть поодаль. В темноте те казались статуями, кажется, даже не дышали. Замерли, широко расставив копыта, положа руки на пояса, словно вмерзли, нет, вросли в землю, и оттуда получали тепло и силы и даже воздух.
Двое других флавинов с отрядом следопытов остались позади, в лагере, вокруг тех нескольких шалашей, куда свели раненых, детей и тех женщин, что не смогли взять оружие.
"Успеют ли?" - думал он, сам того не замечая, комкая маску, по привычке засунутую за пояс с кинжалом. Она холодила пальцы. Он очнулся, мгновение смотрел на нее, словно не понимая, затем вытащил и, швырнув, затоптал в снег. Да, соратники уже видели его. Сегодня ночью, после того, как Колдун говорил с ним, все они были собраны, и тайна была раскрыта, но маску, черную маску, скрывавшую все эти годы его лицо, он по привычке засунул за пояс. Он уже сросся с ним, этот кусок кожи, Гэри и сам не всегда вспоминал, как выглядит его лицо без него. Но для чего он снял ее? Эти люди верили ему, а он обманул их! Снова, как обманывал все эти годы! Этот последний обман - он не сомневался - омоется кровью тех, кто будет сражаться за него сегодня. Нет, ничего не знали эти мужественные люди про заговор Черного Пса и Адаманта, про зеркало в Подземелье, про пророчества. "Пришел наш час! - сказал он им, когда прошел первый восторг тех, кто обрел своего короля. - Мы давно готовили этот прорыв. Вы знаете, прибыли послы Объединенных городов. Их армия стоит сразу за лесом, на севере. Разведчики приведут помощь оттуда, мы малой кровью заманим оборотней к окраинам леса, где они попадут в окружение армии и будут убиты. Нам нужно продержаться лишь несколько часов, пока следопыты доберутся до них и, предупредив обо всем, приведут помощь. Я буду с вами. Теперь и до конца. Согласны ли вы биться за своего короля, за Рэя, сына Арлона и Рэа?" Они были согласны. Чудесное возвращение принца, законного наследника, было в их глазах знаком, что они все делают правильно, что Боги на их стороне. И никто не удивился тому, что тех самых послов не было рядом с ним в продолжение его речи, никто даже не вспомнил о них! А тем временем, напоенные до поросячьего визга послы спали сладко в одном из охраняемых флавинами шалашей, не подозревая, что армия их пославшая, резко изменила дислокацию, волшебным образом приблизившись за несколько минут почти к стенам столицы.
- Здесь все решится без тебя, - сказал кто-то ему на ухо.
Он оглянулся и увидел Ворчуна. Кожаные доспехи с нашитыми стальными пластинами обтягивали его поджарое, словно у старого волка тело. Он лениво поигрывал узким ильрийским кинжалом, поглядывая на Рэя исподлобья.
- Час твоего восхода близок, король! Нечего терять время.
Рэй нервно повел плечами.
Из темноты возник один из двух флавинов, положил руку ему на плечо.
- Старая Крыса права, - произнес он. - Вспомните ли вы тогда о Договоре?
- О Договоре? - Ворчун взглянул на Рэя. Присутствие флавина, казалось, совсем его не волновало. - О каком Договоре?
Неправдоподобно тяжелая рука флавина все сильнее вдавливала Рэя в землю.
- Я подписал договор с Хранителями, Ворчун, - Рэй раздраженно стряхнул руку флавина с плеча, - они выступают на моей стороне, а я отдаю им Чащу на веки вечные, запрещаю лесозаготовки и охоту.
Ворчун смерил взглядом высокую серую фигуру.
- Этот лес - золотая жила. А ты добровольно отдаешь ее?
Флавин усмехнулся, показав белые клыки:
- Договор подписан кровью, Крыса.
- Да, Ворчун, мне придется сделать это.
- Почему ты не...
На переднем фланге раздался крик. Зазвенели тетивы луков, металлически защелкали арбалеты. Одинокий тоскливый вой вплелся в сонм звуков, и тут же его подхватили сотни голодных голосов.
- Эти люди, - флавин кивнул в сторону, - будут драться до последнего, потому что у них за спиной их самки, детеныши и мудрецы. Они не заметят вашего отсутствия. Ваше место не здесь, подписавший договор. Вы должны встретиться с тем, кто сломал вашу душу.
Рэй непонимающе глядел на него.
- Он прав, будь проклят Черный Пес! - Ворчун сплюнул в снег. - Я как раз собирался сказать тебе об этом. Эти люди не составят и сотой части всех ильрийцев. А ведь только эти знают о том, что наследник жив. Как еще можешь ты доказать свое право не престол перед остальными, если не разберешься с проклятым самозванцем?
- Ты хочешь, чтобы я бросил их? Предал дважды? Оставил на растерзание тварям?
- Растерзания не будет! - проскрипел флавин. - Разве мало нашего присутствия?
- Если флавин обещает, небеса могут рушиться, но обещание он выполнит! - пропел Витольд, выступая из темноты. - Даже ценой собственной жизни.
- И ты туда же! - Рэй топнул ногой. - Я не могу их предать...
- Будем честны, мой мальчик! Ты предал их, когда бежал из дворца десять лет назад. И ты предашь их снова, если не вернешь себе корону. И не скромный дэльфийский послушник или знаменитый атаман Шери должны сделать это, но ты - законный наследник престола!
- За людей не волнуйся. - Ворчун поглядел на небо - до рассвета было еще далеко. - Я останусь вместо тебя - крысиная тактика будет хороша и в лесу. Да и эти, - он кивнул на флавина, - помогут.
Рэй насупился. Витольд внимательно глядел ему в лицо - сейчас молодой король как никогда был похож на пятнадцатилетнего подростка, предлагавшего ему бежать из столицы много лет назад.
- Я плохо знаю подземелье, - с трудом произнес Рэй.
Видно, трудно ему было признавать собственные слабости.
- Зато я знаю! - заметил Шторм, подводя трех оседланных коней. - Ворчун кое-чему научил меня за эти годы. Я смогу вывести тебя ко дворцу через катакомбы.
- А потайные ходы дворца знаю я, - добавил Витольд и блеснул глазами, - если ты забыл. До тронного зала доберемся и поищем Адаманта.
- Что, прямо сейчас? - Рэй глазами искал кого-то в темноте.
- Да, - жестко сказал художник, - сейчас, сию минуту и ни с кем не прощаясь! - И подобрав полы своего мешковатого одеяния, он легко вскочил в седло.
- Вы, друг мой, - обратился он к неподвижно стоящему флавину, - если будет возможность, позаботьтесь о моем мешке - там зарисовки, не хотелось бы, чтобы они пропали.
И к удивлению всех флавин почтительно склонил голову в ответ.
- Ну, - Шторм подмигнул Рэю, бросая ему поводья, - поехали доказывать, что ты истинный король!
Рэй молча вскочил в седло и послал коня в галоп.
- Береги себя, - сердито сказал Ворчун Шторму, - ты мне еще пригодишься, парень!
Глаза Шторма весело блестели. Он так любил заварушки!
Топот копыт стих. Поглощенные наблюдением за тварями, люди не заметили, как трое всадников пересекли лагерь и вихрем пронеслись сквозь еще сильных Хранителей и не ожидавших такой наглости зверей.
- Где Гэри? - Гроза требовательно смотрела в глаза Ворчуну. - Он был с тобой!
- Он уехал, девушка. Уехал, чтобы разобраться со своим прошлым.
В ее лице что-то дрогнуло. Она отступила во тьму и сгинула, оставив после явственно звучащее отчаяние.
- Она попыталась бы остановить его! - пробормотал Ворчун. - И кто ее знает, возможно, ей это и удалось бы!
Замершая фигура флавина ожила. Уходя к своему собрату, он повернул рогатую голову.
- Все предначертано, человек, и ей дано прочитать! Не хотел бы я быть на ее месте!
- Эй, что ты имеешь в виду!
Но флавин уже затерялся в темноте. Только вспыхнули и погасли зеленые раскосые глаза.
(C) Мария А. Ермакова
|