|
Вороной встретил его тихим ржанием, ткнулся носом в ладонь. Жеребец немного поправился, черная шкура сыто лоснилась, копыта были начищены до блеска - имея возможность ухаживать за Вороном каждодневно Инвари отнюдь не пренебрегал ею.
- Ну что, дружок, - он похлопал коня по холке, где навсегда остались глубокие шрамы от клыков оборотней, - через несколько часов отправляемся. Ехать придется быстро. К обеду Чаща должна остаться позади. И с тракта больше не сворачиваем!
Он усмехнулся, а конь сердито фыркнул - именно из-за того, что они свернули, все и началось. Надо же! Уже больше половины года прошло!
Приласкав коня, Инвари проверил упряжь и вышел из стойла. До рассвета оставалось три часа.
Он пошел к выходу из конюшни, но вдруг малая створка приоткрылась и гибкая тень скользнула внутрь. И приникла к его груди, рассыпав по ней медово пахнущие светлые волосы.
- Я так и знала, что ты зайдешь проведать коня! - задыхаясь, заговорила она. - А я? Как же - я? Как же - со мной?
Инвари растерянно отирал крупные слезы, катившиеся по детски пухлым щекам, и пытался заглянуть девушке в глаза. Но она тихо плакала, уткнувшись лицом ему в грудь.
- Гэти, Гэти... - ласково повторял он. - Успокойся, девочка, все хорошо! Все образуется...
Он не знал, как говорить с плачущими женщинами, но интуитивно говорил именно то, что нужно. Слушая его голос, она затихла, сердито вытерла глаза и вскинула голову, не расцепляя рук, которые обвила вокруг его шеи.
- Почему ты не попрощался со мной?
- А почему Шери не пригласил тебя на ужин в честь моего отъезда? - вопросом на вопрос ответил Инвари.
Девушка вспыхнув, отвела глаза.
- Ты уезжаешь надолго? - помолчав, спросила она.
- Навсегда! - жестоко сказал он. - Я уезжаю навсегда. А ты выходишь замуж за него. Разве кто-то из нас виноват в этом больше другого?
- Ты прав! - прошептала она и приблизила его лицо к своему.
Жаркое дыхание лизало кожу подмастерья, огромные блестящие зрачки смотрели в его, ее губы искали его и, наконец, нашли. Он пытался сопротивляться. Вернее, думал так, а на деле руки прижали ее к себе, оторвав от земли, губы еще неумело вцепились в ее.
- Простимся! - тяжело дыша, прошептала она ему на ухо, и увлекла в пустующее стойло.
Наверное, она догадывалась, что стала для него первой познанной женщиной. Но она была опытной в любви, хотя этот опыт и достался ей не по своему желанию и не принес ничего, кроме разочарований и страха. Впервые, пожалуй, она ласкала мужчину, а не отдавалась ему, вела партию, где он подчинялся. Это Гэти была настойчива, а он - нежен. Это она была ненасытна, а он - немного растерян. Это она любила его. А он?... Искры, все время проскакивающие между ними, вспыхнули огромным костром, в котором сгорели и его благие помыслы, и его стыд, и его невозмутимость.
Мокрые, полураздетые, они лежали на колком сене, крепко обнявшись. И, казалось, эти объятия невозможно расцепить, но приближалось утро.
Инвари уткнулся лицом в ее висок и глубоко дышал, запоминая запах волос. Запоминая ее запах.
- Как же ты проникла сюда? - прошептал он, целуя ее в ухо. - Дворец охраняется. Да и дом твоего отца, наверное, тоже?
Гэти рассмеялась, провела пальцем по его бедру, от чего у Инвари пошли мурашки по коже, и повернулась к нему, поднявшись на локте.
- Я - его дочь, а не просто бывшая проститутка! Тоже кое-что умею.
- Всегда хотел спросить... если не хочешь, не отвечай! Но почему родной отец заставил тебя...
- ...Торговать собой? - закончила она. Ее голос звучал абсолютно спокойно. - Он не заставлял меня. Просто, есть вещи, которые нельзя делать. Так говорила мне мать, когда была жива. Не нужно объяснять почему - просто нельзя, и все! Я сделала такую вещь. Тебе интересно?
Инвари кивнул, подтянул к себе ее плащ и накрыл им обоих.
- Мне было всего четырнадцать, когда я повстречала на улице этого человека. Я не стану произносить его имени - пусть оно будет проклято Богами! Он был хорош собой, образован, начитан. Отец воспитывал меня в строгости. После смерти матери он весь ушел в свои дела, хотя иногда и брал меня с собой в катакомбы, а за мной присматривала старая нянька и пара его головорезов, - она улыбнулась, - одним из них был Шторм. Но я - дочь Старой Крысы! Если мне было нужно, я убегала из дома и никто, кроме няньки, не знал об этом, а та всегда была на моей стороне. Она служила нам верой и правдой более сорока лет. Своих детей у нее не было. Она побаивалась отца и очень любила мою мать, к которой была приставлена горничной, когда мама была еще молода. Когда та умерла, я стала ее единственной отрадой. Она очень радовалась, когда узнала, что я влюбилась. "Только любовь сделает из угловатого подростка - женщину!" - говорила она. Мы с моим возлюбленным встречались тайком в его доме. Иногда даже днем, идя на рынок, я забегала к нему, и мы самозабвенно занимались любовью. Но и он, и я понимали, что пожениться отец нам не позволит. Мой избранник держал небольшой магазинчик, но был не богат. И не имел никакого отношения к тому, чем занимался отец. Как ни крути, а партия была для меня невыгодной. Иногда мы мечтали, как сбежим куда глаза глядят. Но я понимала, что отец достанет нас из-под земли. "Мы можем стать невидимками! - сказал однажды тот человек. - Для этого всего лишь нужно очень много денег. Понимаешь, Гэт, очень много! Даже если я продам дело и дом, нам хватит только до Белоземья. А там особо не спрячешься. Если бежать, то в другую сторону - за границу, а то и на тот берег Антэоса! Вот если бы мы были богаты!".
Так мы мечтали и с каждым разом мечты словно все больше обретали реальность. Мы по картам разрабатывали маршрут, придумывали, как наймем похожих людей, чтобы они ехали по другим дорогам и сбивали след. Мы составили список необходимы вещей и прикидывали, сколько будут брать хозяева постоялых дворов за то, чтобы забыть нас на следующий день. Сумма действительно получилась впечатляющая. Он никогда не смог бы даже накопить ее. Самое ужасное, что я знала, где можно ее взять! Мой отец был богат. Больше, чем богат. Он был ночным королем столицы, и как у всякого короля у него была своя сокровищница. В катакомбах. Он часто брал меня туда с собой или приносил мне оттуда различные безделушки и камешки, и ребенком я играла с ними, не подозревая об их истинной стоимости. Однажды я обмолвилась об этом. С искренним интересом тот человек стал расспрашивать меня о сокровищах. Я описывала их подробно, а он слушал с горящими от любопытства глазами. Сейчас-то я понимаю, что это жадность полыхала в них. А вскоре кто-то сообщил отцу о наших встречах. Видимо, информация, которую он получил, была не полной, иначе он нашел и убил бы его. Но за мной стали следить тщательнее, и скрыться из дома мне более не удавалось. Отец пытался поговорить со мной, но я была в тоске, и никого не хотела видеть. На отца я бросалась с рыданиями и кулаками и выгоняла прочь. Ведь это он был виноват в том, что я не вижу моего возлюбленного! А я задыхалась без него! И однажды ночью он пришел ко мне в комнату. Как ему удалось? Уму непостижимо! Через охрану Ворчуна, через Шторма, который теперь спал у моих дверей. Нянька, дремавшая в кресле в моей спальне, даже не проснулась! Он приник ко мне и тихо зашептал на ухо о любви и тоске, о возможности быть вместе. О тех, кто никогда не позволит нам этого... О моем отце..., - Гэти судорожно вздохнула и провела рукой по глазам.
Инвари прижал ее к себе и тихо целовал в теплую макушку.
- За кражу своим у своих полагается смерть! - продолжила Гэти и голос ее звучал глухо - она говорила, уткнувшись в его грудь. - Я обокрала своего. И этот свой был моим отцом! Да, я показала тому человеку путь к сокровищнице на старинной карте катакомб, которую он - не знаю, где и как - раздобыл и принес мне. Мы договорились, что он заберет сокровища, все приготовит для побега и даст знать через няньку. Мы простились так тихо, как могли, но было все равно шумно, однако нянька так и не проснулась. И он ушел через окно, словно его никогда и не было. В назначенное время нянька, возвращаясь с рынка, принесла в корзине с продуктами коротенькую записку, написанную его рукой. "Дочери Старой Крысы нельзя быть такой доверчивой! - говорилось в ней. - В следующий раз будь осмотрительнее и не верь мужчинам. В благодарность за твои ласки дам тебе на прощание один совет - уезжай из города побыстрее!". Подписи не было, но она и не требовалась. Я упала замертво, прочитав ее. Теперь я все поняла. Отец еще не знал, что в сокровищнице пусто. Придя в себя, я отправилась к нему и все рассказала. Он стал белее полотна. "Ты знаешь наши законы, - тихо сказал он, и это было еще страшнее, чем если бы он накричал не меня, - но я не смогу убить тебя. Ты думала, что это мои сокровища? Ты ошибалась. Ошибался и я, позволив тебе знать то, что не положено. То золото, что ты неосмотрительно подарила своему дружку, было не моим. Оно принадлежало всем нам. Если вскроется, что сокровищница пуста - свои подумают, что я прибрал к рукам то, что принадлежало всем. Оправдаться мне не удастся. А сейчас сядь в углу, дитя, и не мешай мне думать!". Долго он сидел неподвижно, и я боялась вздохнуть, лишь бы не нарушить тишину, царившую в комнате. Наконец, он кивком позвал меня. "Я накопил кое-что, - сказал он, - надеялся отдать это тебе в приданое. Сумма значительная, но все же не настолько, чтобы покрыть весь долг. Я предложу ее своим в качестве компенсации. Надеюсь, ты понимаешь, что я должен буду рассказать все САМ, прежде чем пропажа обнаружится. Но они не поверят мне, если ты останешься без наказания. Кроме того, это ты предала нас и украла деньги, и должна будешь вернуть хотя бы часть долга. Размер долга определят свои. А ты подумай, как сможешь вернуть его. Что ты умеешь?". Я задумалась. Я умела читать и писать, немного владела оружием, хорошо ездила верхом. Но этим денег не заработаешь. И вдруг меня словно осенило! Любовь виновата во всем. Это не я, это любовь предала моего отца и украла деньги. Это любовь лишила меня его расположения и заставила преступить законы, по которым я росла с детства. И я буду мстить ей и вытравлю ее из своего сердца! Другие мужчины выбьют из меня эту дурь. Тот человек был искусен и опытен в любви. Он многому научил меня. Но то, что для него я делала с радостью, я собиралась теперь делать за деньги и за немалые деньги! Месть кипела во мне. Я знала, что никогда более не увижу того человека. Я каким-то наитием догадывалась, что он ускользнет и от людей Ворчуна. Раз ему я не могла отомстить, я решила мстить себе. Своему телу, которое он ласкал. Своим губам и рукам, которые ласкали его. Я сказала отцу, чем собираюсь заняться. Сказала жестко, и он дернулся, словно я ударила его по лицу. Он позвал Шторма и попросил назначить встречу со своими. Не буду рассказывать, как она прошла. Несколько раз его и моя жизнь буквально висели на волоске. Наконец, его авторитет среди своих взял верх. Они приняли его золото и драгоценности, среди которых были и драгоценности моей матери, в качестве компенсации, и назначили мне долг в сто золотых. Когда мы вернулись домой, мои вещи уже были собраны, нянька в слезах умоляла Ворчуна отпустить ее со мной, но он был неумолим. "Я отлучаю тебя от дома и от круга своих, - сказал отец, и лицо его было черно от горя, - до тех пор, пока ты не выплатишь долг. Вот эта женщина поможет тебе устроиться.". Это была Марфи. Она и Гарт заменили мне семью на долгие четыре года. Я постигала Искусство удовлетворения мужчин под ее руководством и пользовалась успехом. Я работала как проклятая и не гнушалась выходить на улицу и там торговать собой, хотя обычно Гарт приводил клиентов. Отца я не видела, но догадывалась, что Марфи сообщает ему обо мне. Когда в Ильритану пришел страх и стали пропадать люди, мне передали, что Ворчун предлагает мне скрыться из города, а остаток долга он выплатит сам. Я отказалась. Мои светлые волосы привлекали клиентов, как огонь мотыльков, и я почти собрала нужную сумму. Но потом стало совсем страшно! - она вдруг всхлипнула. - После того, как пропала Луна, я перестала выходить на улицу, и прежде чем привести ко мне человека, Гарт долго таскал его по улицам, проверяя и не давая запомнить дорогу к дому.
- Я помню, - улыбнулся Инвари.
И запрокинув ее лицо, поцеловал долгим нежным поцелуем.
- Все прошло, Гэти! Скоро начнется новый день и новая жизнь. Шери любит тебя и никогда не предаст, не заставит сделать что-то дурное. К тому же он из своих, как ты говоришь. Это хорошая партия!
- Да, - эхом произнесла Гэти, - это хорошая партия!
Она на мгновение прижалась к нему, так, словно он был частью ее тела, которую отнимали насильно, но потом оттолкнула и поднялась, показавшись во всем блеске своей наготы.
- Нельзя позволять любви туманить разум! - жестко сказала она, и Инвари удивился ее враз повзрослевшему и осунувшемуся лицу.
Она принялась одеваться, торопливо подбирая одежду. Инвари присоединился к ней, смущаясь ее и своей наготы. Но она ничего не замечала. Куда делась та страсть и нежность, с которой они ласкали друг друга? Они одевались молча и так обыденно, словно дрова рубили. Наконец, полностью одетые, встали друг против друга. Гэти протянула ему руку.
- Прощай! - сказал она. - Уходи первым. Я хочу посмотреть, как ты уходишь!
Инвари прижал ее пальцы к губам, которые еще горели после поцелуев, и быстро вышел. Руки Гэти бессильно обвисли вдоль тела. Но, вот, она подняла их и прижала к животу.
- Прощай, мой спаситель! - прошептала девушка и сморгнула набежавшие было слезы. - Прощай, моя несбыточная мечта! А ты, - она крепче сжала руки, - надеюсь, здравствуй!
ЭПИЛОГ
Ближе к вечеру Ильрийская чаща осталась далеко позади. Еще можно было, оглянувшись, увидеть у горизонта темнеющую полосу леса. Справа тянулась грустная заболоченная равнина - продолжение Черных топей, слева чахлые рощицы перемежались с заболоченными лугами. Солнце пригревало совсем по-весеннему, хотя зябкий ветерок, тщившийся заглянуть Инвари под новый плащ, напоминал, что зима только-только сдала свои позиции.
Инвари пустил Ворона рысью, а потом шагом - после бешеной скачки, которой они пересекли ту часть тракта, что проходила через Чащу, конь нуждался в отдыхе. Чуть впереди дорога поднималась на холм. С той стороны, под ним - Инвари знал это - располагалось Раздорожье - крупное село, в котором сходились дороги с четырех сторон света. Именно там ему следовало выбрать, куда ехать дальше. Денег у него с собой было больше чем нужно, поэтому он собирался остановиться в лучшей гостинице, вкусно поужинать и посидеть перед сном над картами, продумывая дальнейший маршрут.
Он ехал верхом, не особо смотря по сторонам. Ему все еще казалось, что он во дворце, а пейзаж вокруг просто сон. И когда он проснется, над ним снова нависнет серая толща дворцового камня. Перед глазами, словно в калейдоскопе, мелькали события, произошедшие с ним в Ильритане. Он запретил себе думать о Гэти. В отличие от Белой королевы, ставшей его недостижимой мечтой, она была во крови и плоти, и он мог бы... Впрочем, нет, не стоило! В который уже раз оборвав ненужные размышления, Инвари спешился и пошел рядом с конем. Дорога потянулась вверх.
Перед тем, как покинуть дворец, Инвари тихо зашел в комнату, которую занимал Шери. В руках у него был сверток. Его побратим спал, широко раскинувшись на кровати с балдахином, заметно посуровевшее за последнее время лицо разгладилось во сне и вновь стало чистым листом, на котором жизнь могла написать все что угодно. Инвари долго смотрел на кровника. На человека, женщиной которого он обладал только что. Потом развернул сверток и повесил на спинку стула ту самую, неизвестно зачем купленную на рынке, красивую и дорогую рубашку.
- Одень ее на свадьбу! - прошептал он. - Гэти будет тебе хорошей женой!
И развернувшись, выскользнул прочь.
Ни к кому более не заходя, он вышел во двор, где уже похрапывал, волнуясь, оседланный конь. И покинул дворец через служебную калитку, которую когда-то, не подозревая об этом, показал ему немой слуга Адаманта по имени Шери.
Инвари очнулся от воспоминаний только тогда, когда Ворон ощутимо боднул его головой в живот. Жеребец скалил зубы и оглядывался. Инвари тоже посмотрел назад. Дорога была пуста. Но Ворон не ошибался в таких вещах - их кто-то преследовал.
- Сейчас поднимемся на вершину и там подождем гостей, - сказал подмастерье, успокаивающе поглаживая коня.
Дорога забирала вверх все круче и круче. Возницы купеческих обозов в этом месте сходили с козел и вели лошадей под уздцы, но обойти холм заболоченными тропками не решались. Вот уже нависли над головой обломки стены старинной сторожевой башни. Того и гляди после дождя поползет земля вниз и рухнут в болото черные, словно уголья, камни.
Они поднялись на холм и остановились. Отсюда простирался красивый, хотя и по-весеннему однообразный вид. Внизу краснели черепичные крыши богатых домов Раздорожья. Впереди, у горизонта, чернела полоса Сторожевского леса, того самого, где был убит Арлон. Он простирался почти по всей юго-восточной границе с Литией. Дорога на запад тянулась вдоль квадратов вспаханной земли. Раньше ей пользовались постоянно - по окраинам стояло много сел и деревень, следовательно, были удобные постоялые дворы и гостиницы, вкусная еда и много пива. Но с тех пор, как границы с Хивой были закрыты, людская река обмелела, а хозяева постоялых дворов и гостиниц, продав имущество, спешили на восток, туда, где пролегала дорога к границам миролюбивой Литии и, через нее, дальше, к западному побережью Антэоса. Даже сейчас, смотря сверху, Инвари видел насколько эта дорога оживленнее других. Крупные обозы, одиночные всадники, группы паломников с разной скоростью и в разных направлениях передвигались по нему. И не удивительно! Дорога тянулась по холмистой распаханной равнине, почти не скрываясь в лесах. Конечно, и для него она была бы наиболее удобна, но слишком далеко уводила на восток, в то время, как Инвари нужно было на запад.
Ворон снова оглянулся, по-собачьи оскалив крупные желтые зубы. Инвари отвел его в развалины и оттуда поглядел на оставленную им дорогу на север. По ней скакал одинокий всадник. Он был еще слишком далеко, чтобы можно было разглядеть цвет его одежды и масть коня. Впрочем, Инвари не сомневался, что одежда всадника будет зелено-коричневой. Рэй был упрям. Вряд ли он так просто согласился бы отпустить его. "Наверное, - вздохнул Инвари, ослабляя подпругу Ворону и доставая нехитрый ужин из переметной сумки, - курьер везет мне очередное королевское предложение! Ну и пускай! А мы от него спрячемся!". Ворон согласно кивнул и отступил в тень обломков, став совершенно незаметным. Инвари уселся в камнях, так, чтобы в проеме стен видеть часть дороги, идущей по вершине холма, и, развернув салфетку, приступил к трапезе и ожиданию.
Внезапно кусок застрял у него в горле. Он вскочил и попытался разглядеть неведомого всадника. Но тот был еще слишком далеко.
"Неужели это Шери? - вспыхнула мысль. - Неужели Гэти могла рассказать ему?... Но тогда - по закону - он должен будет убить меня! Я украл у своего!".
Он с трудом прожевал застрявший кусок и уселся обратно. Будь что будет!
- Все равно надо подкрепиться! - значительно сказал он в темноту.
Оттуда насмешливо фыркнули.
Прошло чуть больше часа. Инвари давно поел, немного вздремнул и теперь прислушивался к звукам, доносящимся снизу, от подножия холма. Он уже различал топот копыт - конь спотыкался, видно, всадник гнал его от самой Ильританы. Позвякивала упряжь. И раздавалось какое-то гудение. Когда неизвестный со своей лошадью почти поднялся на холм, Инвари тяжело вздохнул и поднялся на ноги. От этого человека он не стал бы прятаться.
Гудение разбилось на отдельные слова.
- Волчья ты сыть! Дурацкая здоровенная скотина! - беззлобно говорил знакомый голос. - Ну, чуть бы быстрей двигался бы, одр, и, глядишь, нагнали бы дэльфа!
- Эй, громила, ты не меня ищешь? - Инвари, улыбаясь, появился из-за камней.
Саврас от неожиданности шарахнулся в сторону, и Шторм едва не свалился с седла.
- Сожри тебя крыса, дэльф, - сердито сказал он, спешиваясь, - ты мчишься так, словно за тобой гонятся!
- Но ведь так оно и есть! - невозмутимо ответил Инвари. - Король хочет вернуть меня?
- Король? - удивился Шторм и с кряхтением наклонился, разминая ноги, - Всю задницу себе отбил! - с укоризной заявил он, глядя на Савраса. - У тебя не спина, и лавка деревянная!
Конь обиженно фыркнул.
- При чем тут Рэй? - продолжал Шторм. - Это я хотел тебя догнать!
- Зачем это еще? - подозрительно поинтересовался Инвари.
- Я придумал, что подарить тебе на прощание! - торжественно провозгласил Шторм.
Инвари сделал серьезное лицо. Пожалуй, слишком серьезное.
- И что же это?
- Я! - Шторм гулко стукнул себя в грудь.
- Не понимаю!
Сохранять лицо серьезным становилось все труднее.
А Шторм неожиданно смутился.
- Я - подарок..., - пробормотал он. - Лучшего попутчика тебе не найти! Не возражаешь, дэльф?
Инвари молча смотрел на него. Вот этого он совсем не ожидал! Без попутчиков, ему казалось, было проще.
- Ну, мало ли чего в дороге случится? - сказал Шторм, и глаза его блеснули.
И Инвари вдруг понял. С легкостью Мастера, позволяющей читать в чужой душе, как в книге, он увидел, что Шторм как раз и надеется, что в дороге что-то случится!
- Такой большой и такой непоседливый! - пробормотал он.
- Чего? - ощерился Шторм.
- Неужели, говорю, покоя тебе не хочется?
- Покой у покойников! - отрезал тот. - А я живой. Жить хочу. Мир увидеть!
- Ты мало видел?
- Мало! - нагло заявил Шторм. - По сравнению с тем, что еще могу увидеть. Не хочу у Ворчуна в подручных жиреть! Все, чему он мог, он меня научил. Спасибо ему, отцу родному! Да у него теперь Молчун есть, с разумением поболе моего. Тоже любитель людишками управлять! Они как раз - два сапога пара. А я засиделся в Ильри. По ветру и звездам над головой скучаю! А ты, монах, если возражаешь против моей компании - так и скажи! В Раздорожье и разойдемся!
И Шторм отвернулся к Саврасу и сделал вид, что подтягивает подпругу.
Инвари снова тяжело вздохнул. Нет, не знал Шторм, о том, что гласил Закон Испытаний: "Чтобы ни случилось в Пути, Подмастерье обязан остаться в живых. Если нужно пожертвовать спутником, золотом, поклажей - жертвуй. Если нужно пожертвовать Искусством или Сталью - жертвуй, но помни ЧЕГО лишаешься. Если нужно пожертвовать Силой - пожертвуй собой!", иначе никогда не напросился бы в спутники к Поднебесному Подмастерью! "Мы ничего не готовим специально для Испытаний, - объяснял как-то Учитель притихшим Ученикам, - сама жизнь ведет вас, сама жизнь испытывает вас, сама жизнь сводит вас с теми, кто нужен - ей или смерти!".
Придет день и час и в своей готовности стать Мастером ему придется пожертвовать... ЧЕМ?
Инвари помотал головой и свистнул. Из-за камней появился Ворон, радостно заржал, увидев Савраса. Инвари подтянул коню подпругу и вскочил в седло.
- Едем, - коротко сказал он, а Шторм резко обернулся. - Поужинаем, как следует, и подумаем, какой дорогой удобнее ехать. Может, ты чего подскажешь?
На лице гиганта расцветала буйным цветом радость. Он вскочил в седло и толкнул Савраса пятками.
- Трогай, закуси тобою мышь! Внизу отдохнешь на славу!
Конь послушно потрусил вниз. Инвари посмотрел им вслед. Сейчас они спустятся на перекресток дорог. Там дуют ветры с четырех сторон света, принося запах весны и нежной туманной зелени. Там рождаются и умирают надежды и мечты. Там начинается новый путь и новое испытание.
Он тронул поводья, и Ворон, догнав Савраса, порысил бок о бок с ним.
- Ты не представляешь, что было, когда выяснилось, что ты свалил! - говорил Шторм.
- Представляю, - ответил Инвари, - никто не удивился!
- Точно! - Шторм изумленно посмотрел на него. - Но зато, ты не представляешь, что было, когда я сказал Ворчуну, что ухожу! Он...
Инвари слушал его и улыбался.
КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ
КОНЕЦ КНИГИ ПЕРВОЙ
(C) Мария А. Ермакова
|