Аннотация: Любимый мой герой. Книга пишется урывками (если Лазарет еще более менее регулярно) поэтому как буду выкладывать проду - не знаю. Надеюсь, еще остались ценители этой серии про Поднебесного Подмастерья Инвари, его не забывшие :)
Высокий мужчина в длинном чёрном плаще с откинутым на спину капюшоном раздражённо ходил вдоль стола, напоминающего очертаниями ущербный полумесяц.
- Осведомители из разных провинций Ветри всё чаще сообщают о гибели наших эмиссаров, - рассказывал он нескольким слушателям, занявшим места снаружи "серпа", - некоторые пропадают без вести, как Таг Твайти, других находят мёртвыми. Складывается впечатление, что это - тщательно спланированная операция, за которой стоят некие силы. Но что это за силы - спрашиваю я себя?..
- Ты думаешь - Дамин? - один из слушавших, с лицом, скрытым капюшоном, поглубже спрятал кисти рук в рукавах широкого одеяния. - Этого не может быть! Он заперт в... некоем месте. Попытка прорваться, которую мы предотвратили в Ильритане, только подтверждает его бессилие! Скорее уж, обвинять в гибели наших людей можно его последователей. Что мы знаем о них, Эрлин?
Говоривший первым остановился на миг, а затем вновь принялся расхаживать, подметая глянцевый пол полами плаща.
- О принце Ванвельте мы собираем дополнительные сведения к уже нам известным, - пояснил он. - Как только они будут изучены, я сообщу Конгломерату. А вот о его приспешнике нам почти ничего не известно! Подмастерье Инвари в отчёте называет его Мором, и приводит описание, которое не соответствует ни одному описанию в Анналах. Его вывод - данное существо не является естественной формой жизни, даже если предположить инопланетное происхождение. Следовательно...
- ...Оно - создано! - устало прикрыв глаза, завершил фразу третий собеседник, одетый в простой серый комбинезон. - Возможно, ещё одно творение Адаманта? Когда оно появилось при Ильрийском дворе? Почему Таг ничего не сообщал о нём?
- Простой книготорговец не мог знать обо всём, происходящем в королевском дворце, Та-Эннои! - укорил его Эрлин. - И его осведомители из числа дворцовой прислуги вряд ли имели доступ в Подземелье, а существо, называемое Мором, обитало именно там.
- Инвари сообщал о его появлении непосредственно во дворце, - не согласился названный, - Значит, оно выходило на поверхность. И прислуга могла его видеть! Кого отправили на место Тага?
- Дони Раля, урождённого ильрийца. Он представит в Магистрат бумаги, подтверждающие, что перед своим исчезновением Таг продал ему магазин на улице Книгочеев. И нам не придётся заново оборудовать помещения.
- Значит информацию мы получим не скоро, - пожал плечами Та-Эннои. - Новому эмиссару придётся восстанавливать сеть осведомителей. Догадываюсь, что после правления Адаманта и гибели Тага, не многие из них остались в живых. А что с самим Подземельем? Эа?
Сидевший до сих пор молча, невысокий и худощавый человек, чьё смуглое лицо было обветрено и изборождено морщинами, а плащ пропылён и потрёпан, встрепенулся.
- Усиленный энергами отряд под моим руководством за прошедшее время трижды проводил рейды в дворцовом подземелье, уничтожая созданных Адамантом тварей. Но подземные ходы тянутся вглубь материка, и часть чудовищ могла уйти туда. Мы не спускались столь глубоко, ибо не можем рисковать жизнями - ни своими, ни энергов. Поэтому были расставлены ловушки и сенсоры - если кто-то или что-то вернётся оттуда, мы узнаем. Но, мне думается, не стоит надеяться на то, что это будет существо, называемое Мором.
- Имей мы хотя бы кусок его плоти или карту излучения - нашли бы его! - раздражённо сказал Эрлин и посмотрел на Та-Эннои. - Почему подмастерье Инвари ничего не предпринял?
Тот улыбнулся невесело.
- Подмастерье Инвари во время Первого испытания дважды пробовал убить Мора, не имея ни соответствующего опыта, ни оборудования, не получая нашей помощи - и дважды чуть не погиб! Он ни о чём не сообщал нам, надеясь только на себя. Ведь мы учим, что испытуемые должны сами справляться с ситуацией, не так ли? Забывая, что ситуации, в которые они попадают, бывают разными!
- Энгаста, Эннои! - резко прервал его Эрлин. - Мы не будем спорить об этом сейчас!
- Энгаста, Эрлин! - вмешался Эа. Легко поднялся и вошёл внутрь полукружья стола. - Таг был и моим учеником! Его уже не вернуть, и с этим надо смириться. Но то, что я собираюсь вам сообщить, неприятнее смерти эмиссара или неудачи подмастерья. Я только прибыл из так называемых Чёрных Пустошей. Регулярные части армии короля Рэя оцепили территорию. Добыча золота взята им под контроль, правда, не хватает рабочих - округа после опытов Ванвельта обезлюдела - но Рэй что-нибудь придумает. Поместье окружено специальным полком охраны, состоящим из бывших следопытов. Им запрещено приближаться к замку Чёрного Волка, что позволило мне оставить там несколько энергов - на всякий случай.
- Ты думаешь, - только раз доселе заговоривший четвёртый участник совещания выпростал шестипалые руки из рукавов и раздражённо хлопнул ладонями по столу, - Дамин попытается прорваться через зеркало в поместье? Мы ведь до сих пор его не блокировали!
- Блокировать нечего. Зеркала больше нет, На-Ногт, - тихо сказал Эа.
- Не может быть! - вскричал Эрлин.
Учитель Эннои только покачал головой.
На-Ногт поднялся, и откинул капюшон. Его кожа была смуглой, но не коричневой, а желтоватой, вытянутый вверх череп покрывали длинные белые волосы, собранные в жёсткий пук. Жёлтые глаза, раскосые и узкие, щурились на свет вертикальными зрачками. Вместо носа посередине лица красовались три отверстия, прикрытые полупрозрачной кожицей, ушей не было, а рот почти не отличался от человеческого.
- Что с ним произошло? - сдерживая рвущееся наружу волнение, спросил он.
- Разбито! - удручённо пояснил Эа. - И давно. Видимо, сразу же после свержения Адаманта. То есть ещё до того, как Рэй послал туда войска, а нами была выставлена дополнительная охрана. Я собрал осколки. Сейчас в лаборатории их пытаются сложить, чтобы узнать, все ли на месте. Но я чувствую, что нескольких мы не досчитаемся!
- Я говорил, что нужно сразу блокировать зеркало! - воскликнул На-Ногт. - Вы не послушали! Вы сказали, что в ближайшее время туда никто не сунется. Что людей в той местности не осталось. Что зеркало не созрело! И что важнее разобраться с оборотнями и не до конца обращёнными!
- У нас не было возможности следить за всем, - буркнул Эрлин и сел обратно, устало потирая лицо ладонями. - Авария на спутнике высосала все наши ресурсы. А ведь нужно было заниматься обращёнными - спасать тех, кого ещё можно было спасти на тот момент! Вы же знаете - колония на Ветри небольшая, наши силы ограничены, и каждый энерг на счету!
Та-Эннои взглянул на него сочувственно.
- Мы знаем, как тебе тяжело, - вздохнул он. - Но мы делаем ошибки, чтобы исправлять их. Я чувствую, всё это - только начало событий! Нам надо быть готовыми к чему угодно! И какими будут наши дальнейшие действия?
- Нам придётся собрать Поле, - с неохотой ответил Эрлин, - чтобы найти зеркала, о которых мы не ведаем, и пропавшие осколки, из-за которых зеркал может стать больше!.. - Он замолчал, словно споткнулся, а затем добавил, поморщившись, - даже не мог себе представить, что на маленькой, далёкой от космических путей Ветре могут быть неучтённые зеркала!
- Ветра - такая же часть Вселенной, как и другие планеты! - вмешался На-Ногт.
Он продолжал стоять, и тонкая кожица, прикрывающая носовые отверстия, часто трепетала, указывая на его сильное волнение.
- Мы непростительно забыли о дагонах! Да, уже несколько тысячелетий о них не было слышно! Но почему именно сейчас мы получаем известие от Дамина? Почему именно здесь?
Эрлин только плечами пожал.
Лицо На-Ногта побагровело.
- Вы не понимаете серьёзности свершившегося! - неожиданно сорвался он на крик. - Проявление Дамина указывает на то, что не все дагоны покинули нашу вселенную! Напомнить вам, к чему это приведёт? Напомнить?
- Пожалуйста, успокойся, - попросил Эрлин, - мы помним...
- Вы плохо помните! - лицо его собеседника приобретало синюшний оттенок. - Они насильно уволокли за собой несколько тысяч разумных миров. Отказавшихся сопровождать попросту уничтожали, пылью развеяв по галактике! Среди них оказался и Ниггурат - мой родной мир. И сколько во вселенной осталось нас, ниггуров? А ведь мы не бессмертны, как вы!
Та-Эннои поднялся и, подойдя к говорившему, положил руку на его плечо.
- Мы тоже не бессмертны, - он посмотрел На-Ногту в глаза. - Ты прав во всём! Мы были непростительно легкомысленны. Но торопиться нельзя! Нельзя, чтобы о дагонах узнали простецы других миров, иначе не миновать паники и хаоса. А мы только-только научили их порядку разумного сосуществования, впервые с тех пор, как дагоны покинули нашу вселенную, впервые за несколько десятков тысяч лет! Давай успокоимся, и подумаем, что нам делать дальше, чтобы не повторять прошлых ошибок.
Ниггур молча вернулся на своё место.
- Чего-чего, а в умении убеждать тебе не откажешь, Учитель Эннои! - невесело усмехнулся Эрлин.
На-Ногт угрюмо покосился на него, но ничего не сказал.
Мастер Эа тронул Та-Эннои за рукав.
- Я только вернулся из рейда и ещё не знаю... Инвари?
- Осуждён! - сдержанно ответил тот.
Эа молча ждал продолжения. Учитель Эннои вздохнул. На мгновение его бесстрастное лицо перекосила гримаса страдания.
- Сто лет, - пояснил он. - Суд Одного приговорил его к ста годам вне мира...
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПОДМАСТЕРЬЕ И ЗАБРОШЕННЫЙ ЗАМОК
Приграничный город-крепость полностью скрыл под собой высокий холм, отроги которого спускались к реке Лайме, бегущей из ничейных земель Белого Безмолвия через территорию Ильри. Близь Вельха река делала петлю, питала его поля и колодцы, после чего поворачивала на запад, и делила землю на две части. Отныне правый берег принадлежал Хиве, а левый - Ильрийскому королевству.
Узкие Вельхские улицы прихотливо извивались вокруг старинной крепости, в которой расположились Магистрат и Штаб пограничного гарнизона, разбегались к окраинам от центральной площади. Между домами не было лазеек и проходов, что превращало улицы в тесные тоннели. Вельхские жилища строили из камня, окна и двери располагали, начиная со второго этажа и выше. К дверям вели узкие лестницы, которые, в случае чего, было просто оборонять. Горожане в шутку называли Вельх Городом Бесконечных Лестниц, и были правы. Лестницы вели на стены и со стен трёх оборонных валов внутри городской черты, с крыши на крышу соседских домов; не спускаясь вниз, по ним можно было перейти несколько кварталов и достигнуть внешней крепостной стены, чтобы с неё увидеть границу, проходящую по реке.
Присутствие опасного соседа в лице Хивы сделало горожан людьми рассудительными, серьёзными и опасными. Оружием здесь владели не только взрослые, но и дети. Но было в Вельхе место, куда не заходили самые отважные городские вояки. Даже свои предпочитали обходить его стороной, и скрываться там только в случае крайней необходимости. Место это, называвшееся Гнилым кварталом, по иронии судьбы находилось почти в центре города. Когда-то здесь были казармы, в которых располагался полк ильрийской регулярной армии, ещё Арлоном размещённый для усиления местного пограничного гарнизона. Но после того как лет восемь назад Адамант отозвал полк в столицу, казармы и прилегающие к ним строения запустели и обветшали. Как болезнетворная каверна заполняется гноем, так и эти, когда-то добротные бараки, конюшни и хозяйственные постройки начали заполняться городским отребьем самого отвратительного свойства. Когда городские власти опомнились, бродяги, нищие, калеки, наркоманы и пропойцы кишели там, словно блохи в собачьей шерсти, разнося вокруг зловоние и... угрозу. Отряд городских стражников, посланный очистить квартал, попросту не вернулся. Остальные отказались идти, потребовав помощи гарнизона. Однако на действия пограничников в мирное время требовалось разрешение военного ведомства. В столицу послали курьера. Потом ещё одного. Ответ так и не пришёл, видимо, регенту не было дела до спокойствия горожан далекого Вельха.
Мымр жил в Гнилом квартале вот уже три года. Своё имя он позабыл, как позабыл и своё прошлое, потому что каждый день здесь был похож на предыдущий. Только вот этой весной начали гноиться и гореть конечности, отмороженные предыдущей, ненормально долгой и холодной зимой. Разворачивая тряпки на ногах, Мымр с тоской смотрел на почерневшую, пузырящуюся кожу, и втайне надеялся, что гниение дойдёт до сердца и заставит остановиться. Его потрескавшиеся губы жаждали влаги, но для этого надо было забинтовать ноги и с болью, с которой давался каждый шаг, проковылять к водостоку. Потом следовало выйти на улицы города, покопаться в отбросах, попросить милостыню, подраться с кем-нибудь из собратьев по несчастью, и вернуться сюда - на свою лёжку, чтобы, зарывшись в тряпьё и сено, смотреть в низкое ильрийское небо, дрожать от холода и ждать прихода ночи.
Раньше Мымр был сильнее. Болячки не беспокоили его, и он, бывало, отнимал у тех, кто слабее, славный ужин и иногда даже вино! Но прошлая зима доконала его. Он гнил заживо, и теперь еду отнимали у него. Вот почему он торопился съесть подачки сразу, тратил деньги, полученные от сердобольных прохожих, не жалея, и ничего не приносил в Гнилой квартал. Поэтому уже с вечера у него подводило живот от голода, но он не решался выйти из квартала ночью. Его мог прибить кто-то из городских стражников или своих, или какой-нибудь гражданин из тех, что днём подавал ему милостыню, мог облить его, копошащегося в мусорном ведре у дома, кипятком. А здесь Мымр знал всех и каждого: кого нужно опасаться, а с кем можно перемолвиться парой слов, к какому костру подойти погреться, а к какому не стоит. Он не навязывался, коротая ночи каждый раз у разных костров, а иногда и вовсе никуда не ходил, чтобы не надоесть своим более удачливым знакомым.
Этим вечером он собрался пойти к костру Рябой Смерти. Рябой её прозвали за соответствующие отметины на коже. А Смертью за то, что убивала всех своих едва народившихся младенцев. В связях Рябая, как и все обитатели Гнилого квартала, была неразборчива, поэтому брюхатой ходила часто. Средств же на знахарку, могущую предупредить наступление беременности или изгнать плод, не имела. Вот и бегала примерно раз в год к тёмным водам реки с орущим свертком. А возвращалась без него. Вообще-то, она оказывала младенцам милость, топя в Лайме, ибо останься они жить, судьба их в Гнилом квартале была бы куда более страшной. В общем, женщиной Рябая была доброй, от костра Мымра не гнала, а иногда, особенно когда совершала очередное смертоубийство, даже делилась с ним отвратительным пойлом, которое в Вельхе называли жарью.
Мымр со стонами и проклятиями поднялся со своей лежанки. Стылый весенний воздух забирался под отрепье, неприятно холодя кожу. В Вельхе сейчас пахло речным ветром, свежестью едва освободившейся от снега земли, нарождающимися древесными соками. Но эти запахи мгновенно истаивали, попав в границы Гнилого квартала.
Ночь расцветили многочисленные костры. Жгли то, что смогли собрать днем на улицах города. Время от времени до слуха Мымра доносились крики и вой - то тут, то там вспыхивали потасовки: за место, еду, женщину. Он, припадая на обе ноги, поплёлся к зданию центральной казармы - огромному полуразвалившемуся бараку, где горело больше всего костров. Рябая встретила его пьяной улыбкой. По обвисшей одежде, неестественной бледности страшненького лица, и почти полной бутыли жари, которую она с готовностью протянула ему, Мымр понял, что она в очередной раз избавилась от бремени.
Он с молчаливой благодарностью отхлебнул адского пойла и, вернув бутылку, уселся у костра, так же как и другие бесцельно глядя в огонь. Вот где была настоящая жизнь! Красно-жёлтые языки пламени танцевали бесконечный танец и пожирали, пожирали, пожирали обломки досок, мусор и тряпки, всё, что смогли собрать хозяева и гости. Мымр в который уже раз представил, как делает последний шаг - в пламя и превращается в огненный цветок, который поедает самоё себя. Вот, когда он, наконец, согреется! Мыль казалась заманчивой, но отчего-то он не находил в себе сил сделать это. По правде сказать, он боялся смерти. Хотя, его жизнь была куда как страшнее.
Мымр поднял голову, удивляясь наступившей вокруг тишине, и заметил странную одинокую фигуру в чёрном, остановившуюся на границе света и тени.
- Ктой-то? - икнув, спросила Рябая. - Не наш что ли?
Незнакомец выпростал руки из-под длинного мешковатого одеяния и, медленно разведя их в стороны, произнес низким, красивым голосом:
- Идите к Свету, братья мои! Свет простит вам ваши грехи! Свет согреет и спасет вас! Надежда - в Свете! В Свете - любовь!
Говорил человек привычно и напевно, словно произносил эти слова уже тысячи раз.
- Тьфу! - сплюнул Живоглот, жирный грязный старик, продавший родную дочь в бордель и после этого спившийся. - Опять проповедник!
Все разочарованно отвернулись. Проповедники и служители разных Богов приходили в квартал часто. Окружённые вооружёнными до зубов монахами, они вещали о добре, покаянии, смирении и любви.
- Да не! - протянула Рябая. - Не похож. Те одни не ходят! Так, Мымр?
- Так! - с готовностью поддакнул Мымр. - Только, он говорит как по писанному. Не впервой, видать!
- Тогда дурак совсем, - сказал Живоглот, - проповедник или нет, а без охраны от него здесь и клочка не останется. И Боги не помогут! Эй ты, чудила, - крикнул он "проповеднику", который, закончив речь, так и застыл с поднятыми руками, словно готовился обнять весь мир, - ты какому Богу-то служишь?
Мымр тоже взглянул на незнакомца. Хоть какое-то развлечение! Он знал, что последует дальше - короткая перепалка, затем несколько человек встанут от костров, и начнут ногами, и всем, что попадётся под руку, забивать чужака. Молча и остервенело. Изуродованное тело оттащат в закуток, чтобы не мешало ходить.
Незнакомец так и не скинул капюшона. Его вздёрнутые белые руки вдруг затряслись, словно от падучей, а сам он зашёлся визгливым смехом, странным, взлаивающим. Слыша его, никто не смог бы предположить, что мгновение назад он говорил таким звучным голосом.
Отсмеявшись, чужак опустил руки.
- Тьмааа! - негромко проблеял он. - Смееерть!
- Чего тебе? - недружелюбно отозвалась Рябая. - Я тебя не припомню! Ты кто такой?
- Значит, к Свету не хотите? - вдруг совершенно нормальным голосом спросил незнакомец. - А во Тьму?
- А мы и так во тьме! - крикнул кто-то от дальнего костра. - С утра и до ночи.
- Да разве ж это тьма? - искренне удивился проповедник.
- Во имя Чёрного Пса, - рявкнул кто-то от другого костра, - заткнёшься ты, наконец!
- Плевать я хотел на твоего Чёрного Пса! - спокойно ответил незнакомец, и к нему оборотились лица всех присутствующих, выражающие величайшее изумление от подобного богохульства. - Так как насчет тьмы, а, братья?
- Чего-то я не пойму, к чему ты призываешь? - снова сказал тот же голос, и Мымр, напрягши глаза, разглядел поднимающегося Кола.
Кол, огромный кудлатый мужик, который мог одним ударом кулака убить взрослого мужчину, считался негласным хозяином Гнилого квартала.
- Сам служи своему Чёрному, и гори за него на костре! - злобно говорил Кол, приближаясь. - А нас не зови за собой в запретный культ!
- Смотри-ка! - удивился чужак, ничуть не пугаясь, - Ты, оказывается, знаешь такое слово?
- Какое такое слово? - ощерился здоровяк, подходя и останавливаясь.
- Культ, - медленно повторил проповедник, словно пробуя слово на вкус. - Мне оно понравилось. Как насчет культа Всеобщего Насыщения?
- Хватит уже! - рявкнул Кол и придвинулся ближе.
Мымр увидел, как от других костров встают и подходят оборванные тени. Смерть и Тьма, о которой говорил незнакомец, явственно нависли над ним, скрючив когтистые длани, а он так ничего и не замечал.
- Кто здесь убивал себе подобных? - деловито поинтересовался он, и ткнул в Кола длинным пальцем. - Ты - убивал?
От такой наглости Кол отшатнулся. А затем перехватил пальцы наглеца и принялся выламывать, приговаривая:
- Я тебе сейчас докажу это...
Проповедник лишь слегка изогнулся от боли, а затем вдруг сбросил капюшон и приник к грязной руке Кола поцелуем.
Мымр ахнул.
Кол взревел, и попытался отшвырнуть чужака прочь, но тот вцепился крепко. Кол орал и тряс рукой. Обитатели квартала повскакали на ноги, чтобы лучше разглядеть того, кто повис на его руке. Мымр даже нашёл в себе мужество протолкаться вперёд.
Сморщенная лысая голова проповедника в неверном огне костров казалась багрово-розовой. Он неожиданно распрямился, быстро работая челюстями, а Кол, всё ещё крича, отшатнулся в сторону, с ужасом разглядывая изглоданную руку, на которой не хватало трех пальцев. Лицо пришельца было перемазано кровью, один глаз - перевязан грязной тряпицей наискось через лицо, поэтому он другим быстро обежал собравшихся.
- Если собираешься убить - убивай, но не измывайся! - назидательно произнёс он, что-то сплюнув. - А если собираешься измываться - измывайся, но не убивай!
И расхохотался.
Толпа с криками отшатнулась. На земле лежал толстый грязный ноготь. Проповедник ногой отшвырнул его в ближайший костёр.
- И Свет, и Тьма, и Смерть - лишь выдумки сытых, - всё ещё смеясь, заговорил он. - А мы - голодны! Плоть и кровь - это реальность! Вот что всегда согреет и спасёт! Кто из вас видел Бога? А? Кому Боги помогли? А? Ну? - он резко поворачивался в стороны, и от взгляда его единственного и вроде бы светящегося глаза всем становилось жутко. - Никто! - с мрачным удовлетворением констатировал он. - А кушать всем хочется! Крооовь! Тьмааа! Смееерть! Идите же сюда, мои голодные дети! Я научу вас насыщению!!!
И, хохоча, он поднял руки, будто готовился обнять весь мир.
Мымр подумал, что чужак прав. Ни Свет, ни Тьма не помогли ему. Он пребывал где-то между ними, и не видел выхода. До сих пор.
Неожиданно оттолкнув стоящую рядом Рябую, Мымр сделал шаг, и оказался перед чудовищно изуродованным пришельцем. Кто-то ещё шагнул вперёд. Мымр оглянулся, с удивлением разглядев прямо за собой Кола. Тот, придерживая кровоточащую руку, смотрел на своего палача, и в глазах его горело мрачное обожание.
Проповедник всё не опускал рук. И, словно повинуясь его жесту, грязная оборванная вонючая толпа Гнилого квартала подтягивалась ближе, опасаясь и любопытствуя, брезгуя, подвывая и отшатываясь, желая просто посмотреть что будет или... научиться насыщению.
***
Сторожевский лес, тот самый, где встретил свою страшную смерть король Арлон, начинался в трёх днях пути от Ильрийской столицы, и простирался почти до самой границы с Хивой. Там, на холме между рекой Лаймой и лесом, расположился Вельх - один из сторожевых городов Ильри. Отсюда по реке можно было спуститься вниз по течению, чтобы причалить на другом берегу - уже на территории Литии, через который следовал дальнейший путь в Кабестан - научную столицу Ветри и главную резиденцию Ордена Дэльфов.
Не менее дремучий, чем знаменитая Ильрийская Чаща, но гораздо более обширный лес скрывал под пологом прелестные опушки с нежно зеленеющей травой, по которой не ступала нога человека; маленькие болотца с кабаньими лежбищами в камышах, близь которых резвились полосатые поросята, не опасаясь за свои жизни; потаённые звериные тропы, иногда используемые знающими людьми; лабиринты из цепких кустарников и плющей, оплетающих стволы многолетних елей. Тракт делил лес почти пополам, и потому местами проходил в совсем уж дремучих зарослях. До закрытия границ с Хивой дорога была шире, и не в пример оживленнее. Близь неё стояли сторожевые башенки, почтовые станции и трактиры, вокруг которых, так или иначе, обживался народ. Но затем поток людей и средств иссяк - двадцать лет назад Хива закрыла границы с Ильри и примыкающей к ней с юга Литии, оказавшись в полной изоляции. Охранять, поить и кормить стало некого. Люди оставляли насиженные места, и лес постепенно брал своё. Жёсткие усики плюща проводили разведку, осторожно ощупывая стены и кровли, цеплялись, подтягивались... И вот уже заброшенные строения покрыты их толстым ковром. А за ними разрастались шиповник и малина, крапива и лопух, шагали по запущенным огородам гигантские борщевики. Всего через несколько лет Сторожевский тракт стал неузнаваем. Небо над ним скрыли склонившиеся берёзы и рябины. За ними торопились расти, затмевая соседей, ёлочки и лихи. Местные лихи кору имели тёмно-жёлтую, а не белую, как их знаменитые сородичи из Лисина, а их широкие трёхпалые листья отсвечивали багровым, а не красным. И сок был, хотя и едок, но не ядовит, как у лисинских.
По прошествии двадцати лет тракт превратился в неширокую, местами заросшую тропинку. Среди причин, по которым Инвари решил следовать этой дорогой, было не только значительное сокращение времени в пути. Его привлекло малое количество населённых пунктов и придорожных трактиров, которые могли встретиться по дороге. Потому что с тех пор, как он и Шторм выехали из Раздорожья, здоровяк как с цепи сорвался - в каждом заведении, где они останавливались переночевать или перекусить, он сцеплялся с завсегдатаями, и устраивал грандиозные побоища. Впрочем, местные тоже не желали упускать столь колоритного чужака. Поэтому, выходя из очередного трактира или постоялого двора, имевшего несчастье оказаться у них на пути, Инвари, тяжело вздыхая, внимал оставшемуся за спиной шуму драки. Иногда он, правда, отступал в сторону, пропуская пущенный вслед стул, стоял на крыльце, следя за тем, как стул падает на землю и разбивается вдребезги, и только после вздыхал. А за дверями раздавались крики, тяжёлое дыхание взъярённых мужчин, звон разбитой посуды, какие-то шлепки и молодецкое 'Эх!', которое его спутник издавал, вырубая очередного противника.
Шторм искренне удивлялся, почему дэльф не принимает участия в драках, и даже пробовал подзуживать его. Однажды Инвари не выдержал и холодно заметил:
- Это - твоё веселье!
И что-то такое было в его голосе, что здоровяк хэкнул, но больше не приставал.
Впрочем, как ни пытался подмастерье не вмешиваться в 'развлечения' Шторма, косвенно он был вынужден в них участвовать, поскольку в заведения спутники входили вместе. И если претензии честная компания предъявляла Шторму, то доставалось и Инвари. Злило это его несказанно! Каждый раз он жалел, что согласился взять такого попутчика и вспоминал, как когда-то Шери говорил: мол, Шторм - буян, каких поискать, и только Ворчун может удержать его от драки! Однако до поворота на Сторожевский тракт придорожных заведений было предостаточно, а Ворчуна, увы, не наблюдалось.
А потом подмастерье привык. В начале заварушки просто выходил и ждал, пока нарушитель спокойствия не появится на улице и, вскочив в седло, не пришпорит коня, чтобы по его собственному выражению 'сберечь хотя бы пятки'. К слову сказать, драка после их отъезда отнюдь не прекращалась. Шторм умел так завести публику, что люди просто забывали, кто, с кем и против кого дерётся.
Вот почему, спустя две недели после выезда из Раздорожья, они оказались на этой Богами забытой дороге, и вынуждены были охотиться, чтобы пополнить припасы. И это вместо того, чтобы, как и полагается состоятельным путешественникам, ехать, не торопясь, по хорошо охраняемому Восточному тракту, останавливаться на лучших постоялых дворах, ночевать на мягких перинах, на зная ни забот, ни хлопот долгого пути!
Шторм, конечно, был недоволен таким оборотом дела. Но, поскольку это он напросился в попутчики, пришлось ему признать главенство дэльфа в их путешествии, хотя тот был и моложе, и хилее его самого. Однако неугомонная натура не давала здоровяку покоя. Поэтому он с удовольствием взял на себя обязанность охотиться. И пока дэльф обустраивал стоянки на ночлег, забирал лёгкий лук и уходил в лес.
Инвари прекрасно помнил, что случилось с ним самим в начале его путешествия, когда он свернул с Ильрийского тракта в Чащу. И когда спутник покидал его, ощущал себя неуютно. Впрочем, вскоре и это прошло. Навык ориентирования, подведший на заколдованной территории Чащи, здесь работал, как обычно. Подмастерье и сам стал углубляться в лес, более не боясь заблудиться, собирал хворост для костра или отыскивал водоём с водой, пригодной для питья. Поклажу он оставлял под защитой Ворона - тот оберегал вещи не хуже знаменитых Хиванских охранных псов.
Весна только заявила права на Сторожевский лес. Лиственники раздумывали - разворачивать или нет тугие зелёные и коричневые почки? Ели как стояли укутанные в торжественно мрачные зелёные шали, так и продолжали стоять. Пока лишь буйный плющ и нежная трава укрыли землю. Да влажный белёсый мох уже поблескивал на развалинах, которых вдоль заброшенного тракта было множество.
На привалах говорил, в основном, Шторм. Инвари предпочитал отмалчиваться, не совсем понимая, как ему относиться к попутчику. Он помнил, как тот однажды сказал ему: 'Я тебе не доверяю!' Помнил, как Шторм косо смотрел на него после происшествия на поляне, где погиб Арлон, а Адамант сошёл с ума. И всё гадал - зачем подручный Ворчуна напросился к нему в спутники? Не оттого ли, что ненавидел бояться? А Инвари он побаивался. Точнее, не его, а его необъяснимых способностей. И хотя здоровяк тщательно скрывал своё отношение к дэльфу за кажущимся весельем и беззлобными насмешками, иногда оно ощущалось явственно. Видимо, Шторм тоже это понимал. Поэтому и предпочитал болтать без умолку, чтобы не повисало между ними молчаливых неуютных пауз.
Он и сейчас, в накрывшей лес ночной тишине, вещал что-то о вреде еды перед сном, с аппетитом кусая тетёрочью ногу. Инвари, вежливо улыбаясь, прислушивался к своим ощущениям. Подобное сосредоточение превратилось у него в привычку, поскольку во время событий в Ильритане интуиция не раз спасала ему жизнь. Впрочем, события подмастерье ещё не предугадывал - не хватало мастерства. А вот некую эмоциональную окраску будущего улавливал довольно ясно. С тех пор, как они въехали под покровы Сторожевского леса, на душе было неспокойно. То лёгкое, светлое, немного печальное чувство, которое он испытал, оставив позади окрестности столицы, безвозвратно исчезло, спугнутое лесными тенями.
- Что ты слышал об этом лесе? - спросил он Шторма, пользуясь тем, что тот замолчал на мгновенье, чтобы запить мясо вином из походной фляги.
- До того, как здесь погиб Арлон, ничего плохого о нём не рассказывали, - пожал плечами Шторм. - Он гораздо больше Ильрийской Чащи, на западе сливается с ней, а на Восток продолжается до Лаймы. В лесу есть несколько замков, окружённых деревушками. Говорят, поместья эти сохранились со времён всеобщей смуты, когда нынешних границ между государствами не было. Сейчас большая часть замков необитаема, а сёла заброшены. Правда, в некоторых ещё продолжают жить потомки древних вымирающих родов. Молодёжь давно перебралась в новые замки на более людных землях или в столицу, а старики не хотят никуда уезжать. Вымрут они - и Сторожевский лес в прямом смысле слова обезлюдеет. Если, конечно, Хива не откроет границы и тракт не 'оживёт'. А ты, кстати, не знаешь, дэльф, с чего она их позакрывала?
- Наставники рассказывали, что это случилось неожиданно. Посланники доставили официальные письма королям близлежащих стран, в которых говорилось, что Хива отныне закрыта для въезда. Регулярную армию дислоцировали вдоль границы, выслали всех не хиванцев, даже тех, кто был в браке с гражданами страны, и детей от смешанных браков. Возникающие в связи с этим смуты подавляли безжалостно. Последние известия оттуда как раз и приносили эти беженцы-переселенцы. А потом... тишина. И вот уже двадцать лет никто не знает, что там происходит.
- Я знаю, - пробурчал Шторм. - Будет настроение, как-нибудь расскажу, чего там навидался. Я ведь почти всю страну наискось прошёл, с Литийской войны драпая в Ильри. Ублюдки они, двуличные скряги и сволочи. Бабы у них визгливые, дети - мерзкие, а песни? Ты слышал, как они поют? Нет? Ну, так я тебе скажу, что даже в последний день мира не желал бы услышать таких песнопений!
- А вот Витольд бы, наверняка, с тобой не согласился! - улыбнулся Инвари. - Он бы сказал, что культура...
- ...Отражает мирозрение народа! - подхватил Шторм. - Так я бы с ним согласился! Хиванские отвратительные песни отражают их мерзкое мирозрение.
- Мент с Алитетом? - удивился Шторм. - А это ещё кто такие?
Инвари засмеялся, готовясь ответить, но вдруг молчаливая настороженность леса кольнула сердце с новой силой. Он вскочил на ноги, выхватывая шпагу и вглядываясь в темноту. Шторм не шелохнулся, но краем глаза юноша увидел, как напряглись его мышцы, а рука нашарила дубину.
- Что? - тихо спросил Шторм.
- Слушай! - одними губами ответил подмастерье.
Вокруг царила ночная тишина. Тишина сомнительная, потому что полнилась шорохами леса, треском и шёпотом костра. Но все это были звуки привычные. А через несколько мгновений вплелись в неё другие звуки - высокие, отчасти жалобные... и голодные. Не раз слышимые попутчиками ранее.
- Закуси тобою мышь! - сказал Шторм, и медленно поднялся на ноги.
Где-то в глуши Сторожевского леса стая волков-оборотней шла по следу.
***
- Не может этого быть! - твёрдо сказал Инвари, понимая, что противоречит своим же слуху и интуиции.
- После того, как закрыли Зеркало в подземелье Адаманта, все оборотни должны были пасть!
- Думаешь, у нас групповые поллюцинации? - поинтересовался Шторм и принялся затаптывать костёр.
Инвари возвёл глаза к небу. От Витольда и Афа Шторм поднабрался разных словечек и теперь использовал их по поводу и без, не особо заботясь о правильности произношения.
- Галлюцинации, - поправил подмастерье. - Не знаю. Может быть, это обычные волки?
- Неа! Я этот вой от сотен других отличу! На всю жизнь запомнил! - Шторм прислушался. - Стая небольшая. Голов в пять-шесть. Ветер в нашу сторону, однако идут не за нами.
- Не может этого быть! - снова пробормотал юноша, продолжая усиленно размышлять.
Если оборотни выжили, значит где-то поблизости существует ещё одно зеркало, которое их питает, либо процесс обращения зашёл настолько далеко, что излучение для жизнедеятельности им более не требуется.
Однако и в том, и в другом случае их следовало найти и уничтожить!
Инвари принялся быстро собирать вещи. Не стреноженный на ночь Ворон уже стоял рядом, косил на хозяина чёрным глазом.
- Ты что делаешь, монах? - удивился Шторм. - Зачем стоянку менять? Костёр я затоптал, да и ветер им про нас не расскажет!
- Их надо уничтожить! - юноша принялся седлать Ворона.
- А нам какое до этого дело? - удивился попутчик. - Ты что, всерьёз за ними погонишься? Сейчас?
- Они взяли след! - терпеливо принялся объяснять подмастерье. - И собираются кого-то убить! Ты со мной?
- Я в спасатели не подписывался! - неожиданно разозлился Шторм. - Мне теперь всю жизнь за оборотнями гоняться?
- Тогда жди меня здесь! - Инвари вскочил в седло. - Ворон найдёт обратный путь и в темноте. А мне надо кое-что выяснить!
- Ты же собрался спасать кого-то? - удивился здоровяк. - А что выяснить?
Инвари тихонько улыбнулся. Был у Шторма крючок, за который его всегда можно было зацепить - неуёмное любопытство.
- Оборотни должны были погибнуть, но отчего-то выжили, - сказал он. - Хочу взглянуть на них. Должно быть, стали ещё ужаснее, чем раньше. Ну, и заодно, спасу чью-то жизнь!
- Ужаснее?! - воскликнул Шторм и кинулся седлать Савраса, всё это время невозмутимо пережевывавшего овес из торбы.
Ворон нетерпеливо заплясал. Инвари едва его сдерживал, похлопывая по мощной шее. Пальцы его то и дело натыкались на толстые шрамы, почти скрытые густой гривой. Шрамы, оставленные оборотнями. Вороной отличался злопамятностью. Он так и не смог забыть, как его сбили с ног, покалечили и надолго разлучили с хозяином, и жаждал мести.
- Я готов! - заявил Шторм, взлетая в седло.
Саврас только вздохнул, принимая на себя тяжесть хозяйского тела.
- Следуй за мной! - сказал Инвари, и в голосе его послышался приказ. - Не вылезай вперёд - нас ведёт Ворон!
- Понял! - коротко ответил Шторм.
Подмастерье тронул коня, и вороной канул в темноте Сторожевского леса.
***
Бурая умирала. Смерть уже застила ей глаза мглистым туманом, заливала кровью. Но инстинкт был сильнее. Бурая почти вслепую рвала нападающих острыми клыками, которые почти четверть века несли безжалостную судьбу зайцам, оленям и другой лесной живности...
Её стая была большой: восемь матёрых волков, четверо молодых, и пятеро щенят, родивших прошлым летом. Именно из-за них она осталась на этой поляне, у старой норы. Молодняк не смог бы долго держать темп, взятый стаей. На тот случай, если остальные всё же решат уйти, Бурая приготовилась умирать одна, защищая детей от тех неволков, которые шли их убить. Но, к её удивлению, стая осталась. То ли страх заставил их держаться ближе к Волчице-предводительнице, то ли вечная ненависть существ, созданных Матерью-природой, к существам, которых, вопреки её законам, создал Человек.
...Бурая умирала. Большая часть стаи уже лежала неподвижно, попираемая огромными лапами неволков. Но они дорого продали свои жизни. Если бы из ран на чёрных шкурах вытекала кровь, она залила бы всю поляну вокруг норы. Но, вопреки законам жизни, эти раны не кровоточили. Да, движения пришельцев стали медленнее, а реакция не такой быстрой, да, они по очереди отходили в сторону, тяжело дыша, вывалив языки из огромных пастей, стояли, тупо уставившись в землю ненавистными, почти человечьими глазами. Но, отдышавшись, разворачивались и вновь устремлялись в атаку. И разрывали тишину ночного леса яростные звуки грызни, короткий скулёж и взвой умирающих, хриплое дыхание чёрных убийц.
Как вдруг что-то изменилось.
Бурая, вцепившаяся в горло одному из пришельцев и намертво на нём повисшая, краем глаза увидела, как вылетели из зарослей кони с всадниками, как страшно засветилось зелёным вокруг. Как огромный зверь, из тех, которых люди называют 'лошади', лунно блеснув зрачками, схватил зубами и поднял в воздух тело неволка, а его всадник пронзил врага ослепительным лучом света. Как другой человек соскочил с коня, галопом умчавшегося прочь, и одним ударом дубины сбил с ног другого неволка. А когда тот, покачиваясь, поднялся на ноги, метнул в него серебряную молнию.
А затем захрипел и забился противник Бурой. Пал, пронзённый зелёным лучом, на труп одного из её сыновей, а она пала сверху.
Через несколько мгновений всё было кончено. Человек, убивший врага Бурой, вытер сияющее лезвие о его жёсткую шкуру и спрятал в ножны. Затем осторожно расцепил её челюсти. Глядя на разорванное тело волчицы, он только качал головой. Другой подошёл и встал рядом, поигрывая кинжалом, только что извлечённым из тела оборотня.
- Спасала детенышей... - тихо сказал первый.
- Уложили всю стаю! - покачал головой второй. - Хорошо, что они охотились на обычных волков, а не на людей!
- Не каждый человек будет так драться за свою семью, как эта обычная волчица! - с горечью заметил первый, и бережно взял израненное тело на руки. - Похороним их, как это делал Аф. А тех сожжём.
Ничего этого Бурая уже не слышала. Она бежала по изумрудной траве полей господних навстречу восходящему солнцу, а за ней, распугивая птиц и бабочек, следовала стая и четверо её детёнышей.
***
Вдвоём перетащили тела оборотней в центр поляны.
Инвари порылся в сумке Афа, с которой не расставался, достал пучок сероватой травы, смешал с вином в походном котелке, и окропил полученной жидкостью трупы. Шторм с интересом следил за ним.
- Отойди подальше, - посоветовал подмастерье, высекая искру на трут. Бросил затлевший кусочек на труп ближайшего оборотня и резво отпрыгнул назад. Пламя в то же мгновение с гудением побежало по телу, взвыло, взорвалось снопом искр. Волна жара пошла вкруг, едва не сбив Шторма с ног.
- Ого! - уважительно заметил тот. - Колдовство?
- Огневец, - пояснил Инвари. - Правильно высушенная и разведенная с вином эта трава мгновенно загорается, выделяя много тепла и света. В ней полно эфирных масел - они поддерживают яркое пламя. Давай выкопаем яму, пока светло?
- Предлагаю разрыть вон ту нору, - Шторм кивнул в сторону. - Должно быть, она была ей с волчатами домом. Тогда и копать много не придётся.
- Согласен! - кивнул юноша и повернулся к Ворону. - Найди Савраса - он где-то неподалеку, и приведи.
Вороной порысил в лес.
Шторм подошёл к норе и присел на корточки перед входом. Из тёмного жерла неожиданно заклацало, зарычало и блеснуло глазами. Здоровяк подскочил и живо отпрыгнул в сторону. Из норы показался волчонок, весь покрытый кровью и пылью. Его пасть была забита чёрной щетиной оборотня. Он припадал на одну лапу, и тяжело дышал, но сдаваться не собирался. Взъерошенный загривок, горящие глаза и оскаленные, очень острые клыки ясно показывали, что последний из стаи оставшийся в живых будет защищать дом до конца.
- Дэльф, - позвал Шторм, - взгляни-ка!
Подмастерье, стараясь не делать резких движений, встал рядом.
- Не выживет, - покачал головой его спутник. - Слишком рано без мамки остался. Да и порван весь. Но ты погляди, какой крупный!
Инвари внимательно разглядывал волчка. Цвет шерсти под сочащейся кровью коркой и грязью разглядеть было затруднительно, но он казался значительно темнее других волков.
Юноша дёрнул Шторма за рукав.
- Отойдём в сторону. Может, он удерёт? Давай выкопаем яму в другом конце поляны.
Из леса вышел вороной, держа в зубах поводья Савраса. Тот послушно трусил рядом и выглядел ничуть не испуганным. Увидев волчонка, Ворон остановился, как вкопанный. Шторм подошел к Саврасу, и принялся отвязывать от седла короткую походную лопатку, остро заточенную с одной стороны. Такой лопаткой можно было и яму выкопать, и дерево срубить. Или отрубить голову.
- Куда ж ты метнулся, скотина? - ласково выговаривал он коню. - Я же ясно выразился - 'Тпру!'
Саврас выразительно покосился на горящие трупы оборотней и, фыркнув, отвернулся от хозяина.
Подмастерье, начавший стаскивать тела волков в одно место, едва успел отскочить, услышав позади глухое рычание - волчонок бросился на него, норовя вцепиться в ногу. В то же мгновение Ворон прыгнул вперёд, едва не зашибив Шторма. Волчок зарычал, метнулся в сторону, обходя костер, и вновь исчез в темноте норы.
- Ну и ну! - сказал Шторм.
- Не трогай его! - приказал Инвари Ворону. - Лучше посторожи, чтобы нам не мешал.
Жеребец развернулся боком к входу в нору, кося на неё чёрным глазом.
Шторм поплевал на ладони и начал копать. Инвари продолжил стаскивать тела к яме. Когда он принёс и положил на землю тела четырёх волчат, их отличие от соплеменников бросилось в глаза. Они были раза в два крупнее обычных щенков, имели короткие тупые морды, и сильные толстые лапы. Их хвосты были не по-волчьи куцыми. Подмастерье наклонился, внимательно их разглядывая. Затем осторожно оттянул одному из них верхнюю губу, и увидел желтоватые, чуть загнутые внутрь клыки.
- Аф сделал бы то же, что и мы сейчас! - сноровисто копая, заметил Шторм. - Помнишь, как мы оленей хоронили чуть не целый день, а, дэльф?
Инвари не отвечал. Здоровяк перестал копать и посмотрел на него. Юноша смотрел на лежащих перед ним волчат, и взгляд его не предвещал ничего хорошего.
- Что? - спросил Шторм.
Подмастерье медленно вытащил шпагу из ножен, огляделся.
- Что, закуси тобою мышь, происходит! - повысил голос его спутник.
- В лесу есть ещё оборотни! - сказал Инвари. - Подойди, глянь на щенков. Ничего не замечаешь?
Шторм выбрался из ямы, которую успел выкопать, подошёл, присел на корточки.
- Здоровые! - с восхищением сказал он, разглядывая тела.
Сзади раздалось глухое ворчание. Инвари оглянулся - Ворон стоял, низко наклонив голову к земле. Его верхняя губа чуть приподнялась, обнажая клыки, каких никогда не имела ни одна лошадь. Волчонок, рыча и припадая к земле, пытался обойти вороного и подобраться к людям, но тот переступал из стороны в сторону, загораживая их собой. Нападать на огромного непонятного зверя волчок не решался.
- Где-то бродит их отец, - заметил подмастерье, наблюдая за ними. - И если он застанет нас рядом с телами - нам не поздоровится!
- Отец? - удивился Шторм. - Волк?
- Да ты ослеп что ли? - возмутился юноша. - Взгляни на них - это точная копия оборотней! Только с хвостами.
- И, правда. Так значит их папа... того... тоже? А может он среди этих? - Шторм мотнул головой в сторону догорающего костра.
- Вряд ли, - покачал головой Инвари. - Инстинкт размножения сильнее инстинкта самосохранения! Он не стал бы убивать своих детёнышей... Но если волчица дала от него потомство, значит моя догадка верна!
Волчонок внезапно прекратил свои попытки подобраться к людям, и застыл, глядя на них. Будто прислушивался.
- Какая догадка?
- Оборотни более не нуждаются в подпитке излучением! Обратное превращение в людей для них невозможно - они стали животными. У нас есть новый подвид волка. Хотя, это скорее новый вид, а не подвид!
- То есть, они окончательно озверели? - уточнил Шторм. - Ага! Но тогда их можно обычным способом убивать, не обязательно серебром.
- Не знаю, - пожал плечами юноша. - Слишком мало времени прошло с того момента, как они... озверели. Некоторых способностей они могли уже лишиться, некоторых ещё нет. А возможно, приобретут новые! Если эта стая оборотней выжила после блокировки зеркала, могли выжить и другие! И не стоит забывать об отце волчат! Его следует опасаться в первую очередь. Мы не сможем объяснить ему, что это не мы убили его подругу и детёнышей.
- Ты чего это ему объяснять собрался, монах? - возмутился Шторм. - Он туда же, в костёр последует безо всяких объяснений. Сам же говорил - их надо уничтожить. И этого - Шторм отложил лопату и достал серебряный кинжал, - тоже!
Притихший было волчок ощерил пасть, и вдруг метнулся в нору. Подмастерье задумчиво смотрел ему вслед.
- Вот...! - выругался Шторм. - Теперь его оттуда не выманишь!
- Давай закачивать, - сказал Инвари. - Ты закапывай, а я постою на страже - на случай, если явиться волк-отец.
- Лучше скажи папаша-оборотень! - пробормотал Шторм, вновь берясь за лопату.
Костёр догорел. Съёжившиеся останки покрылись серым плащом пепла, ставшего для оборотней саваном. Где-то затерялись их родные люди и человеческие радости-печали. Когда-то рождённые детьми на радость родителям, эти несчастные закончили жизнь безжалостными машинами для убийств. И хотя некоторым из них случалось убивать ещё при жизни - в таком финале была ли справедливость?
Шторм разровнял лопатой землю над могилой стаи, и повернулся к своему спутнику. Тот смотрел на взрыхлённую землю и глаза его подозрительно блестели.
- Ты, может, обряд над ними проведёшь? - нарочито грубо пошутил здоровяк.
Ему тоже было жалко волков и, отчего-то, себя. Он не отказался бы от такой матери, как эта волчица. Пускай даже она защищала детёнышей из-за этих... как их... инстинктов!
- Животным обряд не нужен, - тихо произнёс подмастерье.
У него тоже не было никого, кто отдал бы за него свою жизнь просто так. Просто потому, что он - это он. Хотя, нет! Пожалуй, был.
Инвари подошёл к Ворону и, ласково потрепав того по морде, посмотрел в сторону норы.
- А с этим что будем делать? - Шторм приторачивал лопатку к седлу Савраса. - Давай выкурим волчонка? Надо найти другой выход из норы. Посыплешь туда огневца и - готово!
- Нет! - Инвари вскочил в седло. - Поехали отсюда.
- Не понял! Их же надо уничтожить - ты сам сказал!
- Этот бился за свою семью, а не против неё. Будем надеяться, что волка в нём больше, чем оборотня.
- У овцы рога не вырастут! - пробурчал Шторм.
Дэльф молчал, по-прежнему глядя в темнеющее в земле отверстие, откуда лунно блеснули звериные зрачки.
- Ну что ж! - Шторм тоже вскочил в седло. - Уберёмся отсюда. Предлагаю вернуться на прежнюю стоянку. Там и тракт близко, и ручей - надо отмыться после всего этого.
Инвари молча сжал бока коня коленями и тот, попятившись от норы, развернулся и рысью пошел прочь.
***
Ночь прошла спокойно. Шторм дежурил первым, Инвари - вторым. Едва выехав из Раздорожья, они возобновили этот обычай, потому что на дорогах шалили, а Сторожевский лес, который им предстояло пересечь, стоял пустой, неуютный и страшноватый.
Они не стали отчищать грязь и кровь в темноте. Дождались утра, и, едва Инвари разбудил Шторма, повели коней к ручью - широкому, но неглубокому, по-весеннему весело журчащему неподалеку.
Ничуть не смущаясь попутчика, Шторм разделся догола, бухнулся в поток, подняв тучу брызг и посмеиваясь. Инвари принялся отчищать забрызганные чёрной кровью сапоги и старый плащ. Новый, подаренный Шери и Гэти, лежал, бережно свёрнутый, в дорожном кофре.
Шторм гоготал от удовольствия, валяясь в ледяной воде, а подмастерье старался не смотреть на его внушительные мужские принадлежности и, ей-богу, вдруг поймал себя на том, что сравнивает их со своими. И не в свою пользу! Осознав это, юноша вспыхнул, и, позвав Ворона, ушёл выше по течению. Там тоже разоблачился, и залез в воду, ощущая, как загорается кожа от холода. Конь ступил в ручей следом за хозяином, склонил голову, наблюдая за маленькими омутами, образованными течением. Его ноздри дрожали, втягивая запахи свежести, стылой ранней весны. Но вот в их ленту вплёлся новый, заставив его фыркнуть.