Ермакова Мария Александровна : другие произведения.

Не(о)библия (общий файл)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Общий файл. По просьбе друзей

  Песнь первая: Простые кислотные истины
  
  Босые ноги темноволосого мужчины утопали в лазоревой траве. Задрав голову, он смотрел в ярко-лимонные небеса и не без оснований чесал затылок, глубоко запуская пальцы в густую кучерявую поросль. С неба, гагакнув, на камень цвета глубокого индиго упала белая птица, вовсе не похожая на альбатроса.
  - Я в шоке! - сказала она. - Ну ты, Отец, даёшь! Ты в какой градации спектра творил?
  - Сам не знаю... - сокрушился названый и перевел взгляд вниз.
  Под косогором у розового ручья на салатовом песке сидел голышок лет двух и упорно мял толстыми пальчиками податливую маслянистую глину. Глина послушно принимала разнообразные формы, которые расползались, разлетались и расплывались кто куда.
  - Сын! - схватился за голову Отец. - И ты ещё!...
  - Папа!
  Обрадованный вниманием малыш тянул к нему перемазанную ручонку, в которой переливалась белым и золотым точная копия Птицы.
  - Глупости какие! - заворчала та и отвернулась, переставляя большие перепончатые лапы - обиделась.
  Не оборачиваясь, защёлкала клювом.
  - Слушай, а ты уже всё? Кончил творить?
  - Кончил... - мрачно отвечал мужчина. - Не при детях будет сказано!
  - И где они?
  - Кто?
  - Люди... эмм... обитатели?
  - Да вон... - Отец обреченного кивнул под сень оранжевой рощи. - ...Она.
  - Каноны нарушаем, - заворчала Птица. - С самца надо всегда начинать, с самца!
  И замолчала с разинутым клювом, уставившись на дальний берег ручья.
  Там, опершись спиной о древесный ствол и широко раскинув загорелые ноги, полулежала женщина. Точнее, девушка, чью ещё не сильно оформившуюся фигуру скрывали волны чёрных локонов. Она вплетала в них яркие ягоды и листья... И маленькие груди были упруги, совершенной формы ногти на руках и ногах розовели жемчугом, и дразнилась алым язычком щель в обрамлении воротничка коротких волос между неправдоподобной длины ногами.
  Птица в изумлении повернулась к мужчине.
  - Ты о чём думал вообще, когда творил... это... эту?
  Тот сделал вид, что не услышал.
  - Ка-ка-я! - протянула Птица, разглядывая девушку одним глазом, а мужчину другим. - Как её зовут? Блудница Вавилонская?
  - Сам ты блудница! - подняла голову красотка. - А меня зовут Лилит. Запомни это имя, гусь недоделанный!
  И это было только начало...
  Лилит оказалась совершенно неуправляемой. Слова "почтение", "смирение" и "терпение" в её лексикон не входили, зато входили другие, из которых оба - Отец и Птица - едва ли понимали половину. Она ломала деревья, пинала зверьков, поджигала траву на полянах и обижала Сына. Изогнутой рыбьей костью Лилит проколола себе пупок, уши и нос, и обвешалась погремушками, сделанными из щепочек и камешков. Угольным стерженьком научилась так подводить глаза, что взгляд казался безумным. Красила ногти на руках и ногах глиной чёрного цвета, а губы - соком ягод с кустов, росших по берегам ручья. И в довершение всего острым обломком кварца она отсекла свои роскошные волосы под самый корень, а оставшиеся выкрасила все тем же пламенеющим соком и вздыбила иглами дикобраза.
  - Боже мой! - ужасался Отец, наблюдая всё новые и новые трансформации. - Что она делает?
  - Ищет себя, полагаю, - ворчала в ответ Птица. - Обыкновенный юношеский максимализм.
  - А она может искать себя, скажем, в рисовании, ткачестве или вышивании?
  Лилит, сидящая на дальнем берегу и любующаяся своим отражением подняла руку и продемонстрировала опешившему Отцу средний палец.
  - Это что такое? - возмутился он.
  - Это ты ещё не придумал! - поспешила успокоить Птица. - Ты собираешься творить ей самца?
  - А что? - заинтересовался Отец. Уж больно Птичий тон был подозрителен.
  - Тогда создавай сразу секс, наркотики и рок-н-ролл! - забулькала Птица и мстительно ткнула клювом по кумполу пролетающую мимо бело-золотую колибри.
  Птичка, пискнув, упала на колени малышу. Толстые ручки с радостью подхватили её, размяли до состояния глины и вылепили страшненькое существо с кожистыми крыльями и зубастым клювом.
  - Птеродактиль, - покосилась огненным глазом Птица. - Этот пущай живёт!
  С мерзким скрипом тварь снялась с рук Сына и тяжело полетела над водной гладью. Но была сбита камнем, пущенным хрупкой женской рукой.
  Ребёнок заплакал.
  - Ну, это уже ни в какие ворота! - возмутился Отец. - Не будет ей самца! Я лучше ей мозги сменю. Авось поможет!
  - Не поможет! - безнадёжно покачала головой птица. - Такие не мозгами думают, а всем остальным вместе взятым. Тут тюнингом не обойдёшься! Нужна принципиально новая модель.
  - Эй, вы, перцы! - Лилит подошла вплотную. - Скучно здесь. Я это... ухожу.
  - Куда? - опешили оба.
  - Туда! - девушка махнула рукой в сторону лимонного неба.
  - Там небытие, вселенский холод, - схватился за голову Отец. - Ты погибнешь!
  - Не твое дело, папаша! - девушка упрямо тряхнула короткими волосами. - Бывайте!
  И вознеслась в канареечные глубины небес, чтобы исчезнуть в них навсегда.
  - Вот она - истинная свобода! - проследив за ней взглядом, констатировала Птица. - Свобода поиметь то небытие, которого добиваешься! Отец, признайся, что с Лилит ты облажался!
  - Признаюсь! - искренне сказал мужчина и повел ладонью, стирая ручей, берега, деревья и кислотную яркость неба.
  Теперь вокруг была темнота, истыканная булавочными головками звёзд. На Млечном Пути стоял колченогий столик с шахматной доской и опрокинутыми фигурами, рядом на табуретке кипел старый чайник над двумя пиалами с отбитыми краешками.
  - Стар я уже для таких потрясений! - сказал Отец.
  И с явным удовольствием опустился в одно из плетёных кресел. Налил себе и Птице чаю, придвинув доску, принялся расставлять фигуры.
  - Белые начинают и выигрывают! - невнятно добавила Птица, удерживая клювом фигурку Ферзя.
  - Точно, - вздохнул мужчина. - С брюнетками больше не экспериментируем... Сын, далеко не уходи!
  Малыш, смеясь, полз по Млечному Пути и тасовал звёзды.
  
  
  
  Песнь вторая: Третий день
  
  Простор над океаном дышал светом. На узкой песчаной косе, поднимающейся из волн жёлтым гребнем в крапинках ракушек, сидел, свесив ноги, еще молодой мужчина в свободном белом одеянии. Полы хламиды, намокшие в хлюпающем прибое, вспучивались боками большой медузы. За спиной сидящего возился в песке мальчик лет двух от роду, складывая затейливые рисунки из камешков и рогатых, разлапистых раковин, празднично сияющих розовым нутром. Над сине-зеленым стеклом океана носилась, играя в воздушных потоках, большая белая птица, вовсе не похожая на альбатроса.
  Задумавшийся о чём-то своём мужчина лёгким движением вынул из воздуха зажженную сигарету. Тут же подлетевшая птица без труда зависла над водной гладью напротив него, повернула голову, неодобрительно покосилась ярко-оранжевым глазом.
  - Зачем портишь экологию, Отец? - спросила она неожиданно низким густым голосом. - Ты её ещё не придумал!
  Названный с наслаждением затянулся, сразу скурив сигарету на всю длину, щелчком отправил окурок в океан.
  - Я ещё много чего не придумал, - лениво ответил он, до одной щекой, то другой подставляя небритое лицо ласковому солнцу. - Женщину... Социальное неравенство... Дарвина...
  Птица разразилась ехидным клекотом.
  - Надо было тебе вместе с сигаретой и Лилит изъять у небытия. Та еще была выдумщица. Всяко бы развеяла здешнюю скуку! Бедная девочка... Запылилась, небось, совсем, в ледяных просторах забвения...
  Мужчина поморщился.
  - В этот раз обойдусь без неё! Создам блондинку - с ними легче договориться и требуют они меньше...
  Птица раздражённо взмахнула крыльями.
  - Зато они любопытны, как белки, и стрекочут, не умолкая. Оно тебе надо? Клюв даю, рано или поздно твоя новенькая проберётся в сад и стырит яблоко познания.
  - Белки... Сад... яблоко... - задумчиво протянул собеседник. - Я их ещё не придумал... А кстати, как бы её назвать?
  - Что в имени тебе моём? - пропела птица и сделала кульбит, коснувшись крыльями пены на верхушках волн.
  - Папа! - воскликнул малыш.
  Мужчина обернулся на голос. Перед личиком ребёнка плыла по воздуху лента Мёбиуса, сооруженная из ракушек, камешков и струящихся песочных дорожек.
  - Умница, сын! - ласково сказал мужчина и вновь повернулся к птице. - Нужно что-нибудь короткое, ёмкое и приятное мужскому языку...
  Та загадочно молчала.
  - Вера? - так и не дождавшись ответа, забормотал мужчина себе под нос. - Нет, надо быть скромнее... Гера? Это вообще из другой оперы... Гема?
  - Ема! - ехидно подсказала птица.
  - Боже упаси! Придумал! Ева! Как тебе?
  - Ева, Ева, Ева... - прокаркала птица. - Неплохо. Но, раз уж ты пошел другим путем, ей понадобится самец.
  Мужчина хмыкнул.
  - Конечно, понадобится. Иначе кому я буду говорить - плодитесь и размножайтесь? Дрозофилам что ли?
  - Они и так... - заметила птица, щёлкнув клювом. - Им твои слова по концу брюшка...
  - Цыц! - повысил голос собеседник и поднялся. - Про самца подумаю позже. Это женщины выдумываются с вдохновением божиим, а мужчины...
  Он обреченно махнул рукой.
  - Давай за дело! На чем я остановился?
  - И сказал Бог: да соберётся... - начала было птица, но голос ребёнка перебил её.
  - Папа!
  Мужчина вновь обернулся. Мальчик распустил ленту и почти закончил выкладывать из осыпавшихся ракушек и камней большой белый крест на желтом песке. Изменившись в лице, Отец подошел к нему, поцеловал в крутой лобик.
  - Не рисуй больше такое! Бяка!
  И одним движением руки изменил крест на знак бесконечности.
  - Вот так! Подумай над этим, сын...
  Он снова вернулся на берег и ступил босыми ногами в полосу прибоя.
  - Итак... Дух, на чем бишь я остановился?
  
  
  
  Песнь третья: О чем думают боги...
  
  - А вроде, в этот раз неплохо?
  Черноволосый мужчина стоял на краю обрыва и смотрел вниз. Там расстилались зелёные ковровые дорожки лесов, на которых некто рассыпал шаловливой рукой бусины озер, нити речек и ручейков. Еще дальше хмурило серые брови прибоя море. И над всем возносилось голубое небо, по краям прихотливо украшенное ажурными облаками, словно обеденный стол салфетками с вышивкой ришелье.
  Птица, вовсе не похожая на альбатроса, плавно опустилась рядом. Поводила тупоклювой головой вправо-влево, открыла и закрыла глаза - будто не доверяла собственному зрению. Переступила с лапы на лапу.
  - Вот теперь хорошо весьма! - довольно заворчала она, разглядев все в мельчайших подробностях. - Кстати, а где наш мальчик?
  - Лепит тварей божиих, - ответил мужчина и махнул широкой ладонью куда-то себе за спину, - в этот раз решил обойтись одной головой и четырьмя конечностями для сухопутных!
  - Достижение, однако! - заметила птица и вдруг подпрыгнула. - Отец, он, что же, ВСЕХ лепит?
  - Нет, конечно, - усмехнулся тот. - ЭТИХ я ему не доверил.
  - И где же ОНИ? - птица продолжала нервно оглядываться.
  Мужчина потупился в мир, лежащий под его босыми ногами, и едва слышно поправил собеседника:
  - Она...
  - Опять?! - всплеснула крыльями Птица. - Ну, сколько ж можно ж?
  И, помолчав, поинтересовалась не без ехидства:
  - А какой теперь масти?
  - Блондинка, как и договаривались, - обиженно отвечал Отец. - Я свое слово держу!
  - Деда! - раздалось из-за их спин.
  Повернувшаяся первой птица отшатнулась, не удержалась и сверзнулась с обрыва в объятия нового мира.
  - Что, маленькая?
  Мужчина, смеясь, подхватил на руки девчушку лет трех и нежно отвел в сторону льняные кудряшки, зацепившиеся за длиннющие ресницы.
  Тяжело дыша, Птица перевалила через край обрыва и растянулась на камнях, обмахиваясь крылом.
  - Кто это? - спросила она и добавила несколько слов, которые Отец еще не придумал.
  - Е-ва! - малышка улыбнулась, показав отсутствие двух передних зубов.
  - И о чем ты думал в этот раз? - подозрительно поинтересовалась Птица, разглядывая снизу вверх: смешные розовые пятки, торчащие лопатки и маленькие пальчики девочки, которыми она гладила по лицу держащего ее мужчину.
  - О старости! - честно признался тот. - О стакане воды и яичнице глазунье!
  - Пойдём в сад! - девочка подёргала его за короткую бороду. - Ну, пойдём!
  - Пойдём, пойдём, - покладисто согласился Отец. - А зачем?
  - Там червяк!
  Мужчина подавился мечтами. Птица гагакнула и шаттлом поднялась в воздух. Оба переглянулись.
  - Все в сад! - решительно каркнула Птица. - Смотреть твоего червяка.
  - Он не мой, - глубокомысленно заявила малышка, - он - свой собственный!
  - Только паразитов нам не хватало! - вздохнул Отец. С сожалением глянул на новенький, блестящий, как рождественская игрушка, мир и пошёл от него прочь.
  
  
  
  Песнь четвертая: Прогулка в точке бифуркации
  
  - Чего так долго идём, Отец?
  Большая белая птица, вовсе не похожая на альбатроса, недовольно покрутила головой. Заметив на тропинке, шедшей к Райскому Саду, дымящийся разлом, полный грязи, открыла было клюв, но опоздала: черноволосый мужчина ступил босой ногой прямо в булькающий поток. Выругался, перескочил трещину, бережно удерживая на руках светловолосую девочку, которая с лукавой улыбкой закрывала ладошками его глаза.
  - Слепую Судьбу знаю, - буркнула Птица и, приземлившись впереди идущих, неуклюже засеменила по присыпанной розоватым песком дорожке. - Слепого Бога - нет!
  - Сын, наверно, опять вариационные дорожки мироздания менял, - смущенно пояснил Отец и осторожно отвёл маленькие ладошки хихикающей девчушки. - Не балуйся, Ева! Иначе мы до твоего червяка никогда не дойдем!
  - Он не мой! - девочка упрямо надула губы. - Он - свой собственный!
  - Нет, мы явно не туда свернули! - каркнула Птица. - Ты глянь, Отец - разве это похоже на Кущи?
  Мужчина опустил ребенка на землю и растерянно огляделся. Коричневые бока скал были круты и стылы, за поворотом шумел дикий и беспощадный зверь по имени Океан, и клочья тумана цеплялись за вершины, имея явным намерением напугать Птицу кривляющимися личинами. Вдали, поперёк дорожки, лежало нечто похожее на ель, шевелилось время от времени задумчиво и лениво. Не говоря ни слова, Ева сорвалась с места и побежала туда. Маленькие ножки звонко шлёпали по дорожке, голая розовая попка смешно подпрыгивала.
  - Куда? - в один голос воскликнули Отец и Птица. - Стой!
  Когда они, обогнув скалу, добежали до девочки, она уже сидела рядом с гигантским зверем, вовсе не похожим на волка, и с удовольствием чесала его зубы - каждый клык был размером с нее саму. Зверь лежал на боку и дружелюбно помахивал подобным ели хвостом.
  - Собачка! - с восторгом пояснила Ева и подёргала зверя за мохнатое ухо.
  Тот выплюнул под ноги ошарашенным гостям чью-то измусоленную конечность, - по виду, правую - и лизнул девочку в нос. От его шеи тянулась толстенная веревка, уходя в самое нутро поросшей лишайником скалы.
  Воды Океана вскипели. Из волн поднялась голова с рубиновыми глазами. Из длинной, похожей на крокодилью, пасти свешивался сильно изжёванный кусок хвоста.
  - Зачем пожаловал к Берегам Скорби, Отец? - невнятно спросила голова. - Да ещё человеческое дитя приволок?
  У Отца медленно отвисала челюсть. Ева уже забралась "собачке" на спину и играла в всадницу, бия того пятками по бокам. Зверь умилённо косился на неё зелёным глазом и улыбался всей пастью, застенчиво подгребая обратно выплюнутую конечность неизвестной этиологии.
  Голова с рубиновыми глазами поворотилась к Птице, от всего увиденного севшей на хвост.
  - Тебя, благородный Альбатроссон, я не знаю. Кто ты?
  - Кто я? - изумилась Птица. - Ну, вообще! Отец, настоятельно рекомендую по возвращении надрать Сыну задницу. За эти... перверсионные инвариации!
  - Я подумаю! - серьезно пообещал тот и повернулся к Еве. - Это - тот червяк, про которого ты говорила?
  Девочка внимательно посмотрела на океанское чудо, затем отчаянно замотала головой.
  - Неа. Это - змейка! А там был червяк. На яблоне!
  Её пальчики, елозившие в густой "собачьей" шерсти наткнулись на грубый узел, которым был закреплен поводок. Ощутив прикосновение, зверь заскулил и сильнее застучал хвостом по земле. Земля дрогнула.
  - Гулять хочешь? - покивала Ева. - Сейчас... я тебя отпущу...
  - Э-э, - может не надо? - подозрительно поинтересовалась Птица. - Если привязали - значит это кому-нибудь нужно!
  "Змейка", внимательно прислушивающаяся к их разговору, усиленно зажевала хвост и хихикнула.
  Над горизонтом встало золотое зарево, победоносно визжа и хрюкая, пронеслось по небу над их головами и исчезло под изнанкой мира.
  - Нет, это цирк какой-то! - Птица в сердцах выдрала из груди пару перьев. - Шапито!
  - А, по-моему, зоопарк! - задумчиво протянул Отец, оглядываясь. - Давай-ка вернемся к той трещине на дорожке. Сдаётся мне, оттуда всё началось. Ева, иди сюда!
  - Иду, Деда!
  Девчушка скинула с шеи "собачки" развязанную веревку и спрыгнула на землю.
  Огромный зверь медленно поднимался, тянул спину со вздыбившейся седой щетиной, торопливо заглатывал любимую конечность и разворачивался в ту сторону, откуда полярным сиянием плыло по небу величие Асгарда. Сделав огромный прыжок, он поднялся в воздух и гигантскими скачками понесся к горизонту, гася звезды.
  - Пошла жара в хаты, - словно сигарету перекинув хвост из одного угла рта к другому, пробормотала голова с рубиновыми глазами.
  И уже исчезая в волнах Мирового Океана по-доброму посоветовала:
   - Отец, забирай Альбатроссона с детенышем и валите отсюда. Пока не поздно.
  Но Отцу слов не требовалось. Подхватив Еву вместе с полами своего длинного одеяния, он резво скакал по камням пляжа, направляясь к разъёму в скалах и покинутой тропке. Птица тяжело поднялась в воздух и полетела впереди, ругаясь на древнешумерском. Перед тем, как ступить на тропинку, Отец оглянулся. Вдали, ясно видимый на фоне погибельного зарева, стремительно рассекал чёрные волны крутой грудью стервятник Нагальфар, спеша собрать свою жатву.
  
  
  
  Песнь пятая: Пред истины лицом...
  
  Интимно мерцающий песок дорожки вкрадчиво выплеснул на травяной бархат черноволосого мужчину, крепко держащего за руку кудрявую белокурую девочку, и птицу вовсе не похожую на альбатроса, но с явной одышкой.
  За золочёной оградой раскинулся чудесный сад, полный цвета, аромата и свечения, которые желалось тут же вкусить, познать и вкурить. И деревья были добры к посетителям, протягивая на серебряных листья золотые и пиритовые плоды.
  Перед изящными воротцами стоял белый барашек, низко наклонив лобастую голову, увенчанную золочеными рогами.
  - Опять стоит! - раздосадовано всплеснул руками мужчина.
  - Козлик! - обрадовано воскликнула Ева и побежала к зверьку.
  - Не Дурова её фамилия, нет? - в пространство осведомилась Птица.
  Толкнув крылом створку, наставительно довершила:
  - Это Агнец Божий, дитя ты неразумное, прости господи. Agnus dei qui tollis peccata mundi...
  - Ворота уже с вечность назад, как поменяли, а он всё стоит! - пробормотал мужчина и, подойдя, подёргал барашка за рог.
  - Слышь, ты... Не новые они. Не новые!!! Отойди в сторону, не стопори движение!
  Агнец дёрнул ухом, покосился на говорившего и снова уставился на воротца. В глазах его плескалась тоска.
  - Тьфу, упёртый! - плюнула Птица и толкнула вторую створку.
  Потягиваясь в неге и мягкости травы, дорожка поползла вперёд и исчезла из виду, петляя между деревьями.
  Мужчина решительно взял Еву за руку и потащил за собой.
  - Пойдём к червяку! А то мы никогда до него не дойдём!
  Личико девочки скукожилось и задрожало.
  - А козлик?
  - Баран! Dies ist... Агнец! - раздражённо поправила Птица.
  - Вернешься к своему козлику, - мужчина улыбнулся, подхватил Еву на руки и чмокнул в нос-кнопку. - Он тут стоит от заката до рассвета, справа - налево. И от начала времен до их конца стоять будет!
  - На том стояла, и стоять будет Русская земля! - буркнула Птица. - Но это, Отец, ты ещё не придумал!
  Ароматный воздух ласкал ноздри сотнями шелковых кисточек. Невиданные плоды с чпоканьем падали на землю, катились под ноги и взрывались цветастыми фейерверками. Заворожённая зрелищем Ева позабыла о том, что собиралась плакать.
  Птица сердито отгоняла лапой особенно настойчивую сливу, желающую лопнуть под её белоснежным брюхом.
  В проёме показалась поляна с короткой, топорщащейся травой. Деревья выстроились по периметру, то ли с почтением, а то ли с завистью склоняясь к единственному стволу в центре, украшенному не золотой и серебряной, нефритовой и ониксовой, а обычной, зелёной листвой, в которой напрягся одинокий бутон.
  Оплетя самые крепкие ветви, на дереве угнездился толстенный аспид, не без определённого позёрства уложивший голову на развилку ствола. Когда на поляне появились посетители, он угрожающе зашипел, далеко высунув алый язык, украшенный серебряной шайбой пирсинга.
  - Видишь, Деда! - сообщила Ева, поблёскивая глазёнками на аспида. - Он шипит невежливо!
  - Действительно, - фыркнула Птица. - Отец, кто трояна в рай запустил?
  И, переглянувшись, оба произнесли в один голос:
  - Сын?!..
  Аспид с лязганьем захлопнул пасть.
  - Щазззз! Сссын! Ахха! - обиженно заявил он. - Я пришёл на ПМШшшшш!
  - На куда? - поморщился Отец. - А. Не важно! Сам вернёшься в пучину небытия, или тебе помочь?
  - Не имеешшь права! - ухмыльнулся аспид. - Пред истины лицом все равны - и боги, и смертные, и... скромные демиурги!
  Птица хмыкнула.
  - Я здесссь из-за васс, мешш прочим! - продолжал змей, не обращая на неё внимания. - Вселенское равновесие нарушшшаем? Ахха-ахха!
  - Ты чего, длинный? - вытаращилась Птица. - С дуба упал совсем? Когда это мы...
  Мужчина тяжело вздохнул и спустил девочку на землю. С силой потёр щёки, повернулся к Птице.
  - Он прав, Дух! Это мы лопухнулись! Лилит...
  Змеиная голова взвилась в воздух.
  - Сссука!
  Птица села на хвост, почесала маховыми перьями затылок.
  - Прав ты, Отец... и ты, троян, прав! Что? Так достала?
  - Не то ссслово! - закивала змеиная голова. - Сначала она выпила моё молоко, затем изуродовала моё жилище наскальными надписями похабного содержания, а потом она заявила мне... - аспид клацнул пастью, - что желает ТУФЛИ и СУМОЧКУ! Смекаете?
  - Это ужасно! - воскликнула Птица. - Вот с этого всегда всё начинается! С туфель и сумочки! А потом им подавай коврик, чтобы задники не стирались, а к коврику машину в цвет помады, а к машине город, в котором можно рассекать со скоростью свыше ста двадцати километров в час... так и до Вселенной недалеко!
  Мужчина, скрывая невольную улыбку, отвернулся. Сделал вид, что ищет взглядом ребёнка на большой поляне. Ева беззаботно играла с сапфировыми и турмалиновыми бабочками, щекотавшими её крылышками.
  - Отец! Отец, чего делать будем? - вопросила Птица и покосилась на аспида, обиженно мерцающего изумрудными глазами. - Всё ж таки жалко его... хоть и Враг!
  Мужчина пожал плечами.
  - Любовь спасёт мир, Дух. Пущай живёт. Но... - он грозно посмотрел на аспида, и тут же тучи сгустились над поляной, и воздух стал недвижим, словно затаился, - тронешь Сына, Еву или Яблоко Познания, я тебя верну обратно в небытие. ТУФЛЯМИ и СУМОЧКОЙ! Смекаешь?
  - Ффи, - фыркнул аспид и красиво возложил голову рядом с одиноким огоньком бутона. - Я органику не ем!
  Над райским садом послышались далёкие трубные звуки, зовущие в дорогу. Даже Агнец отвёл гипнотизирующий ворота взгляд и с грустью посмотрел в небо, явно жалея об отсутствии крыльев.
  - Деда, что это? - подбежавшая Ева дёргала Отца за край белоснежного одеяния. - Смотри, смотри - летят!
  Мужчина улыбался. Приложив ладонь козырьком к глазам, следил за стройным клином, уплывающим вдаль.
  - Это Сын придумал, - с гордостью заявила Птица и, поднявшись в воздух, сделала круг почёта над поляной. - Журавли называется!
  С нежным шёпотом бутон лопнул. В зелёной листве раскрылась и воссияла бело-розовая сверхновая.
  - Весна на Земле, - тихо сказал Отец.
  
  
  Песнь шестая: Игра продолжится...
  
   Отец и Сын, сидя прямо на траве, играли в шахматы. Рядом, раскинув крылья, валялась большая белая птица, вовсе не похожая на альбатроса - загорала, подставляя солнцу внушительный киль.
   - Солнышко-то жарит прямо! - недовольно проворчала она и перевернулась на живот.
   - Подставил правую щеку, подставляй и левую, - философски заметил Отец и погрозил пальцем. - Сын, не грызи слона!
   У малыша резался очередной зуб. Пухлый подбородок был перепачкан слюнями, личико периодически принимало критическое выражение, но взгляд ореховых глаз серьёзно и сосредоточенно следил за игрой. Сын размышлял, как двумя движениями одной фигуры поставить Отцу шах и мат.
   В некотором отдалении белокурая девочка играла в куличики. Искрящийся песок кругом очерчивал пространство у корней дерева, под которым она сидела. Наверху, среди пенной зелени кроны, розовела всего одна завязь, почти освободившаяся от гнёта лепестков.
   Девочка, держа за шею утолщающегося к хвосту аспида, его открытой пастью зачёрпывала песок и насыпала в красное пластмассовое ведёрко. Потом переворачивала ведёрко и аккуратно стучала по нему змеевым же хвостом. Из-под ведра появлялись пирамиды, башни и дворцы, но тут же сносились маленькой, но упорной рукой, чтобы освободить место новым дворцам, башням и пирамидам.
   - Еффа, мошшш хватит? - поинтересовался Аспид, когда разрушению подверглось белоснежное здание, подозрительно напоминающее ещё не придуманный Пентагон. - У меня от песска сссубы чешшутсся!
   Наморщив нос, Ева задумалась.
   - А играть во что будем?
   - Во шшто, во шшто, - передразнил змей. - В сслова! Нашшинай!
   Девочка пощурилась на прыгающего в листьях солнечного луча и торжествующе произнесла:
   - Свет!
   - Тьма! - не задумываясь, отозвался собеседник.
   - Ангел!
   - Ты хде их видела-то? - ухмыльнулся всей пастью Аспид.
   - А вот и видела! - обиделась Ева. - К Деде давеча прилетал. Дядей Мишей кличут! Подарил мне тапочки с зайчиками! Тааакие мягонькие!
   - Тьфффу! - сплюнул змей. - Лицемерие! Тапошшки! Сначала тапошшки, а потом туфли и сумочка! Плафали, знаем!
   Девочка сердито шлепнула по земле змеевым хвостом.
   - Не отвлекайся, Троян! Говори слово!
   - Лисссемерие! - сердито зашипел тот.
   Ева задумалась.
   Неслышно подкравшаяся Птица трубно рявкнула прямо в Аспидово ушное отверстие. Тот подскочил, вмиг всполз по стволу на дерево и скрылся в листве.
   - Пуганый какой! - пожала плечами Птица и села рядом с Евой на хвост, разглядывая апокалипсис песочного мира. - Чем занимаетесь?
   - В слова играем! Хочешь с нами?
   - Ой, нет! - Птица замахала крыльями, подняв тучи пыли. - Я только одно слово знаю, которое в начале было!
   - А у меня не придумывается! - грустно сказала Ева. - На "Е" надо!
   - Так Ева же ж! - обрадовано воскликнула Птица.
   - Щаззз! - ехидно раздалось из листвы. - Имя ссобсственное! Нисся!
   - Еда? - предложила Птица.
   - Анорексия! - тут же ответил Аспид.
   - Ящик!
   - Клетка!
   - Аспид! - подала голос Ева.
   - Демон! - радостно прошипел Аспид.
   - Небо! - ввернула Птица.
   - Огонь! - довольно заулыбался змей.
   - Нигилист! - возмущённо воскликнула Птица. - Да что ж это такое, а?
   - Троян! - хихикнув, подсказала Ева.
   - Чего? - в один голос спросили Птица и соскользнувший с дерева Аспид.
   - Ну, на "Т" начинается! - пояснила девочка.
   - Имя - ссобсственное! - довольно постучал себя в грудь хвостом Аспид.
   - Негатив! - мрачно завершила Птица. - Сплошной! - И повернулась к Аспиду. - Вот скажи, чему ты учишь ребенка, а?
   - Были бы у меня плечи - пошшал бы! - ухмыльнулся клыкастой мордой змей. - Шшизни учу, Дух, шшизни! Ей этой шшизнью шшить!
   - Шизнью! - передразнила Птица и многозначительно покрутила крылом у виска. - Пойдем, дитя, чаю выпьем с пряниками! И чтобы никакой анорексии! Тьфу, вот ведь...
   Глухо ворча, переваливаясь с лапы на лапу, Птица повела девочку туда, где под неожиданно звёздным небом уже кипел старый чайник.
   Аспид, изящно обвившись вокруг ствола, бережно качнул кончиком хвоста юную завязь. И засвистел сквозь клыки мелодию Queen "The Show Must Go On", которую Отец еще не придумал...
  
  
  
  Песнь седьмая: Дом который построен
  
  Струны солнечных лучей неслышно играли в белокурых волосах маленькой девочки, сидящей на коленях под раскидистым деревом. Пятна света прыгали через ажур листвы на чёрное змеиное тело, то тут, то там свисавшее с ветвей, живописно раскрашивая его под леопарда. На тёплом песке у корней яблони Ева строила усадьбу из листьев и палочек. Змей изображал то ли ограду, то ли персонификацию хаоса до появления порядка - положив одно из колец кругом рукотворной хижины, держал собственный хвост в зубах.
   За прошедшее время Ева вытянулась, яблоня обзавелась пышной кроной, над завязью трясся единственный побуревший лепесток, а змей стал ещё толще. Он лениво косил глазом на стройку века и едва уловимо морщился, когда девочка азартно задевала его то пяткой, то острым локтем, то коленкой.
  - Эххий хлипкий домик, - наконец, выплюнув хвост, укорил он. - Дунь, и нет его...
  - Зато в нём все любят друг друга, - серьёзно заметила Ева, укрепляя стены подпорками из ветвей.
  - Все друг друга любить не могут! - возмутился Змей. - Обязательно найдётся один... парассит. Или даже несссколько!
  - А кто такой парассит? - она живописно раскладывала вокруг дома пиритовые листья и цветочные смарагдовые и аметистовые бутоны.
  - Тот, кто отлишшается от остальных!
  - Значит, вы с Птицей - парасситы? - тут же среагировала девочка.
  Собеседник от неожиданности заглотил собственный хвост и закашлялся, подняв тучи сверкающего слюдяными искорками песка. С завязи упал последний жухлый лепесток. Явственно повеяло яблоневым цветом...
  - Пошшему? - отплевавшись, изумленно поинтересовался Змей.
  - Ну, вы же не похожи на Деду, Сына и меня!
  Змей расхохотался. Поднимаясь на кольцах собственного гигантского тела, раздувал шею, раскрывал пасть, делался всё огромней и страшней, и слюна уже капала с жёлтых клыков, и алели рубинами глаза, и тени заблудших теней мелькали в вытянутых зрачках калейдоскопом.
  - Тождессство заявлено! - загремел пугающий голос. - Лишшь человеку дано уровнять Падшего со Святым Духом!
  Притихшая Ева замерла маленькой мышкой.
  Как вдруг Змея ощутимо тряхнуло, сломало пополам и в буквальном смысле фразы опустило с небес на землю. Позади, низко наклонив голову и демонстративно выставив крутобокие рога, стоял Агнец, смотрел исподлобья на противника... а в глазах его по-прежнему плескалась тоска.
  - Ну, ты, блин, даешшшь! - обиженно сказал Змей, хвостом потирая ушибленную середину тулова. - Едал я таких, как ты...
  Барашек выразительно взбил копытом блестящий тюль песка, развернулся и потрусил к воротам.
  - Соффсем оффигели! - неизвестно кому и на кого пожаловался Змей и лёг обратно, окружая собой дом, в котором все любят друг друга. - Никакой куртуасссности в манерах!
  Ева деловито подтянула его хвост поближе и засунула в клыкастую пасть, замыкая круг.
  - Не отвлекайся, Троян! - строго проговорила она. - Разбаловался. Охраняй!
  Тот усмехнулся:
  - Я всссегда на ссстраже, дитя... Всссегда...
  
  
  Песнь восьмая: Запретный плод
  
  - Хмм... - Змей задумчиво покачивал хвостом окрепший плод цвета утренней зари. - Я вот думаю - пошшему яблоко? Пошшему не банан, например. Прикинь, Дух, как бы сссвучало - вкуссси Банан посснания!
  - Выкуси! - ехидно ответила Птица. - Ишь чего захотел - банан ему подавай! И потом, банан мягкий! А яблоко грызть надо... как гранит! Особенно ежели недоспелое!
  - Фффу! - сморщился собеседник. - Оно ешшо и кисслое, в таком сслучае!
  - Скорее, горькое... - задумчиво протянула Птица, крылом рисуя замысловатые вензеля на песке. - Горе ж от ума!
  - Горе? - оживился Змей и, скользнув вниз по стволу, устроил голову рядом с Духом, а тулово вытянул вольготно чуть не на всю длину поляны. - Горькое? Поменяйте его тоххда на лук! И пуссть всссе плачут от Лука познания!
  - Лучше тогда сразу на фигу! - хихикнула Птица. - Фига познания - это звучит гордо!
  - Киви - кавайное сснание! - поддержал его Змей.
  - Дуриан - одурейте от сведений! - кивнул оппонент.
  Оба переглянулись.
  - Эк нас... - крякнула Птица. - А все ты! Чем тебе яблоко не нравится? Есть установленный порядок, значит, будет яблоко!
  - Фффу!.. - ещё сильнее сморщился Змей. - Уссстановленный порядок! Да у меня на него аллерхия!
  - Чего ты тогда здесь завис? - удивилась Птица. - Отправляйся в первозданный хаос, то бишь в небытие!
  - Нет ушшш, - вздыбился Змей. - Ссспасибо! Нет нишшего хушше неорганизованной женщшшины с амбиссиями! Вот где исситинный хаос! А кстати, где нашшше дитя?
  - Ты про кого? - уточнил Дух. - Про Сына или про Еву?
  - Я про человечишшку, - облизнулся Змей. - Ибо Сссын потерян для прилишшного общшшества!
  Птица на мгновение прикрыла глаза.
  - Это общество для него будет потеряно, - грустно сказала она, и поглядела в сияющее марево небес. - Будь ты проклят, Троян!
  - Я и так... - Змей отвернулся, - вместе с обществом...
  
  
  Песнь девятая: Авось
  
  Жемчужно мерцающая дорожка водой обегала босые ножки Евы и чешуйчатое брюхо Змея.
  Девочка задумчиво накручивала на палец отросший локон, а её вечный спутник раскачивался огромным вопросительным знаком - оба стояли за оградой Сада и смотрели поверх низкой калитки.
  За створками застыл ослепительный барашек с золотыми рогами и золотисто-коричневыми глазами... И в последних плескалась тоска.
  - Грустный он... этот агнус... - шмыгнув носом, сказала Ева.
  Змей, покосившись, неожиданно почесал её хвостом под маленьким, чётко очерченным подбородком. Как котенка.
  - Кому-то нушшно нессти вссю тяшшесть мира, дитя, - констатировал он. - Оссознание потерянного рая - для мира и потерянного мира - для рая. Именно поэтому он и сстоит на граниссе.
  Ева поморщилась. То ли от щекотки, то ли от осознания.
  - А ты, Троян? - повернулась она к Змею. - Тоже стоял на границе? Там, в Хаосе?
  - Ессть ли у Хаосса граниссы? - усмехнулся тот. - Вот в шшем вопроссс... Впрошшем, ессли гранисса у Хаосса и была, то я на ней не сстоял.
  - А дядя Миша говорил, что...
  Теперь поморщился Змей.
  - ...Лешшал! - он повысил голос, чтобы Еве не удалось завершить фразу. - Я на ней лешшал!
  Агнец укоризненно повёл глазом в его сторону и снова уставился на воротца.
  - Преданносссть делу ешшщё никогда и никого не доводила ни до шшего хорошшшего! - съехидничал Змей в кучерявый бараний лоб.
  Золотые рога качнулись, не соглашаясь.
  - А если я открою ворота, он войдёт? - неожиданно спросила Ева.
  И прежде чем Змей опомнился, подбежала к створкам и потянула их на себя. Они не поддавались. Девочка пыхтела, краснела, морщила губы и нос, тянула ручонками изо всех сил...
  - Не парьссся, - посоветовал Змей. - Они закрыты Отцом, и только он мошшет их отворить! А не шшеловешесская лишшинка!
  Теперь видно было, что Ева рассердилась всерьёз. Она лягнула створки розовой пяткой и, неожиданно сев в мерцающий песок дорожки, заревела во весь голос.
  - Ты шшего? - то ли удивился, то ли напугался Змей.
  - У-у-ударила-а-а-ась...
  - Ути госсспади! - умилился Змей.
  Аккуратно обхватил девочку за талию, пересадил в сторону. Вплёл гибкий хвост в ажуры воротец, легонько потряс, раскачивая.
  - Дай-ка я попробую, дитя! Авосссь...
  Ева тут же перестала плакать, глазёнки высохли, заблестели не слезами, но любопытством.
  Змеиные кольца взбухли, вспучились, как зелёная пена цунами. Чудовищные мышцы напряглись, красные искры побежали по взблёскивающей чешуе трассирующими мухами, сплетая странный, завораживающий узор, глядя на который Ева, кажется, вполне осознала понятие Хаоса.
  Воротца жалобно скрипнули...
  Агнец подался вперёд, низко нагнув лобастую голову и выставив рога...
  Раздался такой звук, как будто кто-то открыл гигантскую банку с консервированными огурцами...
  Одна из створок, противно дзинькнув, опрокинулась навзничь, едва не задев Агнца, другая распахнулась в обратную сторону и застыла, ударившись узорчатым хребтом об ограду.
  Довольно улыбаясь, Змей потряс телом, аккуратно сложил кольца одно в одно и поманил Агнца хвостом.
  - Иди ссюда, друшшок! Она плакала ис-са тебя! Ни один рай не сстоит детсской сслезы!
  Ева вскочила. Подбежав к Змею, звонко чмокнула его прямо в опешивший нос, метнулась к барашку, обняла руками за шею и потянула внутрь Сада.
  - Ну, миленький... ну, беленький... ну, пожалуйста... - приговаривала она, пытаясь утянуть за собой упрямое животное, - пойдём внутрь, там травка есть, видишь?
  Баран с ненавистью посмотрел на Змея, но сделал шажок... и ещё один... и ещё. Неохотно, поминутно останавливаясь и оглядываясь, он все же пошёл за Евой мимо порушенных Врат, мимо улыбившегося Врага, в объятия шёлковой духмяной травы.
  - И Царссство Бошшие придёт к вам! - возгласил Змей и заскользил по тропинке к любимому Древу, бормоча: - Нишшто так не утомляет, как детсские каприссы, и не развлекает, как нарушшение усстановленных правил!
  Уже задрёмывая на ветках под смех Евы, кормившей Агнца с ладони травой и лепестками цветов, Змей вдруг поднял голову и внимательно посмотрел на воротца.
  - Вххходит... и выххходит! - констатировал он и затрясся в беззвучном хохоте так, что чуть не сверзнулся с Древа. - Выххходит!..
   Розовобокий, наливающийся ароматом и соком плод подрагивал на черенке совсем рядом с его мордой.
  
  
  Песнь десятая: Вначале было...
  
   Две старые табуретки, на ножках которых ещё мерцала звёздная пыль, были поставлены под раскидистым платаном, чья крона шелушилась золотом и серебром, а нефритовые листья пульсировали ониксовыми прожилками. В бело-зелёных пиалах дымился ароматный чай. Дымок взлетал к небесам, змеился промеж травинок, обволакивал золотые рога Агнца, мирно пасшегося на поляне, щекотал Еву под подбородком и настойчиво пытался влезть в нос Трояну. Тот нарочито громко сопел, чихал, закрывал нос хвостом и фыркал.
  - Оссподи! - трубно возгласил он, наконец, и уткнул морду в Яблоко Познания, бока которого уже едва-едва загорели багрянцем. - Что за траву вы сссаварили?
  - Не нравится, ползи - погуляй! - мрачно констатировала Птица, крылом, вовсе не похожим на альбатросье подхватывая чайник с травы и разливая кипяток. - Нюхают тут всякие...
  Когда пиалы были наполнены до краёв, Птица подперла белоснежными маховыми перьями клюв и сердито взглянула на черноволосого мужчину, сидевшего напротив. Тот выглядел усталым, под глазами залегли тени, морщины на высоком челе прорезались глубже, ибо за каждой скрывалась полная тяжёлой работы страница сотворения мира.
  - Не смотри не меня так! - обиделся тот. - Устал. Вселенские потопы, знаешь ли, нелегко даются! Тем более, этот был первым, и не было никого, кто додумался бы построить Ковчег!
  - Патамушта надо все по графику делать! - возмутилась Птица. - Сначала мир, потом твари по паре. Посмотри на неё! - острый клюв нацелился прямо между лопаток Еве, собирающей цветы, ещё не съеденные Агнцем. - Вот, что это такое? Дитя неразумное! Ей до пубертатного периода, как мне до откладывания яиц! А ведь надо будет детей рожать!
  - Вырастет, - вздохнул Отец и тоже посмотрел на ребёнка. В глазах его плескалась любовь. - Смотри, у неё волосы уже ниже лопаток. Какая красавица будет!
  - Блондинка будет! - буркнула Птица. - А рожать ей от кого? М?
  С Древа долетела неожиданная тишина, остановившая дрожь драгоценных листьев и полёт бабочек, мерно жующие божественные челюсти Агнца и ласку босых девчоночьих ножек, подаренную траве.
  - Среди нас шпион! - заворчала Птица. - Глянь, Отец, на виртуальное ухо Диавола! Аж, облака потемнели. Нет, в такой обстановке работать нельзя! Щас!
  Белое крыло накрыло мир колпаком. На миг сверкнуло золотым и лазоревым, и вот уже вместо травы делил пространство надвое песчаный берег. За спиной сидящих простиралась степная пустота, а до самого горизонта развернулось синим гудящим колоколом неспокойное полотно Океана. Ибо разговор был конфиденциален.
  - Это ты во всем виноват, Отец! - Птица назидательно потрясла крылом перед носом собеседника. - Надо было канонически зачинать... тьфу, начинать! С самца надо было! И что мы теперь делать будем?
  Проснувшиеся пенные щенки принялись преданно лизать мужские ступни и голени, и красные перепончатые лапы.
  - Вот! - Птица ахнула на колени мужчины невесть откуда взявшуюся корявую книгу в коричневом переплете, от которого явственно пахло старой кожей. - Читай! Тут чёрным по белому пером (моим, между прочим) написано - про ребро, про операцию, про трансплантацию в глину. Откуда оно вырезано? Видишь писано - из А-да-ма! А у нас что получается?
  Мужчина виновато покосился на Птицу, а потом вдруг вспомнил лукавые голубые глазёнки, ямочки на щеках и звонкий смех маленькой девчушки. И в низких свинцовых облаках показалась прореха, плеснула горстью солнечный свет, в котором каждая пушинка в оперении Птицы заиграла тончайшей золотой проволочкой.
  - Я что-нибудь придумаю, Дух! - Отец потёр колени и тяжело поднялся. - Зуб даю. Змеиный!
  - Зачем это мне такая инфекция? - изумилась Птица и потянула книгу под крыло, бормоча. - Вначале было слово... слово превратилось в книгу... книга превратилась в веру... вера превратится...
  - ...В слова... - грустно закончил Отец. - Когда-нибудь. Но это я еще не придумал...
  
  
  Песнь одиннадцатая. Со-Творение
  
  
  Пенные валы, всю ночь грохотавшие о судорожно вздрагивающие скалы, утихли. Мерно накатывали на серый берег, замывали песку рваные раны, нанесённые ураганом, лениво шевелили кучи буро-зелёных, резко пахнущих водорослей. Было холодно и покойно, словно мир уснул, чтобы никогда более не просыпаться, убаюканный плеском волн. На плоском камне, будто расколотом молнией на половины, лежала, раскинувшись, и спала без сновидений и тревог маленькая девочка, а на её белокурых локонах, будто на арфе, играл ветер. Лицо смотрящего на неё мужчины было печально, и вино любви в его глазах смешалось с виною, когда он погрузил в худенькое тельце руки и достал маленькую белую косточку, изотопно светящуюся в тусклом свете неяркого дня.
  Бэк-вокалом, и вокалом недовольным, вплетался в шум ветра непрерывный бубнёж с дальнего конца пляжа. Будто сердитый шмель гудел там, поминая нехорошим жужжанием недальновидных Отцов и систематическое нарушение порядков, принятых в приличной вселенной.
  - Дело сделано, - не выдержал, наконец, мужчина и осторожно положил косточку на пустующую половину каменного стола. - Замолчи уже, Дух! Лучше иди, взгляни, как сладко она спит... ничего не ведая... ни о чём не беспокоясь... Дитя.
  - Завидуешь ей, Отец? - с явной завистью прокаркала белая птица, очутившись рядом в единый миг творения и кося на ребёнка золотым глазом. - Завидуешь незнанию? Широкоформатное мышление тебя больше не устраивает?
  Собеседник промолчал. Окинул взглядом развороченный пляж, увидев осклизлое нутро земли, лишенное защиты песочного доспеха, махнул рукой. Рядом с косточкой появилась кучка красноватой глины. Запахло мокрой землёй, тиной и... морской солью. Отец взял косточку в тонкие пальцы, повертел, задумчиво разглядывая тысячи фосфорных искорок, играющих в человеческом шпангоуте. Птица неожиданно сильно толкнула крылом его руку.
  - Стой, Отец! Ты сейчас идёшь на должностное преступление! А если кто-то узнает про подлог?
  - Если только ты расскажешь!
  - Господи спаси! - искренне крякнула Птица. - Что написано моим пером, то хрень вырубишь, выжжешь, аннигилируешь. А как оно было на самом деле - никого волновать не будет!
  - Вот именно! - вздохнул мужчина, и вонзил белоснежную кость до самого основания в красную глину.
  Наклоняя голову то к одному плечу, то к другому, Птица следила, как его ловкие пальцы вылепливают из податливого материала голову с грубыми чертами, широкие плечи, сильный торс, длинные руки и ноги.
  - Дарвин отдыхает, - заметила она, когда Отец закончил работу.
  Перед ними лежало подобие человека, голем, в голову которого не вложили волшебную бумажку.
  - Кто вдохнёт? - поинтересовалась Птица, на всякий случай отодвигаясь.
  - Рано ещё, пусть дозреет!
  Мужчина отошёл к воде, опустился на корточки, омыл ладони в ласковой воде. Вернулся к каменному столу и бережно поднял спящую девочку на руки.
  - Негоже тебе будет проснуться не в Саду, Ева! Пойдём, дитя, подарившее миру - мир, а старому и усталому Богу - искорку тепла в том месте, где у вас, людей, располагается сердце...
  Птица незаметно смахнула что-то маховым пером с уголка глаза, проворчала еле слышно:
  - И почему мне так грустно?..
  - Потому что наше время подходит к концу, Дух. Время богов умирает... и наступает время людей. И того, что они назовут Верой.
  - Прав ты... - глухо констатировала Птица. - Как всегда - прав. Выпьем чаю?
  Под звон ветрил они покинули дикий пляж, ступив на тропинку в песке, что убегала в сияние Райских кущ.
  Ветер удручённо вздохнул им вослед и отправился играть с пенными барашками, резво скачущими по верхушкам волн. А из-за ближайшей скалы потянулось, шелестя по песку чешуями на брюхе, чёрно-зелёное тело, и заключило в тридцать три кольца каменный стол с лежащей фигурой. Плоская голова с красными глазами нависла над ней.
  - Так вот ты какой, тот, которого нассовут первым шшеловеком! - прошелестел непривычно тихий голос. - Не крассив, но умён, не добр, но и не зол, и огня не хватает в твоей крови. Я дам его тебе!..
  Змеиные уста приникли к человечьим, гладкий язык с колечком пирсинга скользнул в мёртвую глотку, делясь синим пламенем слюны.
  Тело на камне дёрнулось и застонало.
  - Зависсть, - шептал Троян, отпустив зарозовевшие губы голема и раскачиваясь над ним в такт словам, - алчноссть, ненависсть, отчаяние - вот исстинная шшизнь! Вот насссстоящие чувсства! Вот то, что ссделает тебя исстинным человеком Земли! И отныне сспор - добр ты иссначально или нет, потеряет ссмысл, но ссстанет вечным! Только любовь женщины ссмошшет ссделать тебя лучшше... Но далеко не все исс васс будут любить друг друга! А теперь сспи, шшеловечек. Формируйсссся...
  Мерный плеск волн и ритмичные судороги змеиного брюха сплелись в одну вселенскую карусель. Пестрые краски мироздания осыпались неизвестными сверхновыми. И океан поглотил их, удерживая в солёных ладонях каменный стол с лежащим на нём первочеловеком. Одамом.
  
  
  Песнь двенадцатая. ГМО
  
  
  Что-то изменилось в Райском саду в это вечное воскресенье. То ли небо покорно сложило над кучерявой головой Древа познания ладони облаков, подкрашенные хной заката, то ли трава на поляне растеряла нежные полутона молодости, поседела и пожелтела, роняя каплями слёз самоцветные бутоны, то ли Агнец, пасшийся неподалеку от колченогого столика и двух табуреток, обрюзг и отяжелел. А то ли парок из чайника, стоящего на столе, выписывал в воздухе не шутливые крендельки, а суровые резолюции... Но большая белая птица, вовсе не похожая на альбатроса, поёжилась, недовольно оглядываясь.
  - Ты назовешь это осенью! - заявила она и, вытянув клюв дудочкой, осторожно подула на удерживаемую в маховых перьях пиалу.
  - Что? - уточнил сидящий напротив черноволосый мужчина, устало потерев глаза.
  - Повсеместную хандру! - уточнила Птица. - Глобальный озноб! Нашествие сопливцев! Слякотную мерзость! Гибель тепла и света! Нет, это не лезет ни в какие ворота!
  Задумавшийся собеседник отреагировал лишь на последние слова. Заозирался по сторонам, удивлённо вопросил:
  - Агнец? Опять застрял?
  - Да всё с ним в порядке! - раздражённо махнула пиалой Птица. - Вон он. Поглощает натуральную пищу без консервантов, красителей, нитратов, пестицидов, ГМО и прочих твоих, Отец, неудачных изобретений.
  - Ничего такого не было! - обиделся тот и нюхнул чайного дыма, наслаждаясь запахом свежезаваренного. - Я такое г... МО не изобретал!
  - Ну конечно, - буркнула Птица, - чтобы получить бурю достаточно изобрести сквозняк!
  Отец неожиданно улыбнулся и с любовью посмотрел в сторону Древа, под сенью которого вила венок белокурая девочка в устрашающе-нежных объятиях мощного змеиного тела.
  - Разве плохой получился сквознячок? - парировал Отец.
  - Не, ничего так, - Птица выхлебала чай и подлила ещё. - Вполне натуральная блондинка, без консервантов, красителей и этих, которые 'г'. А главное, природу защищает!
  Вполне натуральная блондинка тем временем пыталась вдеть стебель божьего одуванчика в колечко пирсинга в Змиевом языке. Владелец украшения обильно пускал слюни (сок горчил), морщился, шипел, но терпел. Однако терпение уже подходило к концу хозяйского хвоста. Клацнув зубами, Змей смолол бутончик в муку и негативно замотал мордой.
  - А где Сссын? - вырываясь из цепких рук защитницы природы и отплевываясь, спросил он. - Шшего-то давно не видно...
  - Наказан! - сурово сказала Ева, явно подражая Отцу. - За поведение недостойное Сына... Или недостойного сына?.. - она нахмурила белёесые бровки. - В общем, не важно! Вместе с Одамом!
  - А шшто они ссделали-то? - заинтересовался собеседник, тщательно вытирая язык об траву. Стебельки, на которые попадали капельки слюны, сворачивались в дугу, пытаясь уползти прочь, а потом меняли цвет и застывали причудливой щетиной.
  - Они? Планету разбили, - отмахнулась девочка, хищно оглядываясь в поисках очередного одуванчика.
  - Даже не... - попытался предупредить Змей, но поперхнулся. - Они - что сделали?
  - Планету разбили. Изобретали игру, чтобы планеты по космосу гонять, особенно не думая...
  - Ногами, то есть? - уточнил Змей.
  - Умгум. Ногами. Ну, Сын наподдал одну, а она слабая оказалась...
  - Дефектная? Контрафактная? Палёная? - обрадовался собеседник.
  - Слабая! - упрямо тряхнула кудряшками Ева. - И вдребезги прямо. На осколки. Отец говорил, все пространство Солнечной системы ими за... - она задумалась, вспоминая, - ...запачкано, вот!
  - Ахха ахха, - усмехнулся Змей, - знаю я, как он выражается в божьем гневе. Другое слово там было.
  - Не верь ему, дитя, он - Отец лжи! - сонно донеслось со стороны чайника.
  Отец правды послеполуденно сопел, устало сложив на животе красивые руки, но Птица ещё сопротивлялась дрёме.
  - Тффу! - сплюнул Змей. - Везде контролирующие органы!
  Плевок попал на спрятавшийся от Евы одуван. Тот затрясся, воздел к небу малахитовые лепестки, затем оперся ими о землю, поднапрягся и вытащил наружу длинный корень, на глазах Евы трансформировавшийся в рыбий хвост.
  - Вау! - ахнула девочка.
  - Не придумано! - вяло погрозила пиалой Птица.
  Одуван кокетливо тряхнул лепестками, сгоняя капельки брильянтовой росы, выдавил из сердцевинки два лазоревых глазка, пальцами, сформировавшимися из концевых отростков листьев, живописно распределил отросшую солнечную гриву по появившимся сдобным плечам и, отчаянно вихляя рыбьей кормой, полез на Древо.
  Змей, с изумлением наблюдавший действо, воровато оглянулся на Отца и Птицу, хвостом подцепил упрямо ползущую наверх тварь и зашвырнул в дальнюю часть Сада, где возвышался над основной массой деревьев крутолобый древний дуб.
  Ева хихикнула, прикрыв рот ладошками.
  - Нравитсся? - удивился Змей.
  - Ещё! - потребовала девочка.
  - Что? - удивился Змей.
  - Плюйся!
  - Пошшалить хочешшь? - задумчиво покивал Змей. Взблеснул зарницей в зрачках и низко наклонился к Евиному уху. - А давай лучшше яблоко сорвём, м? Оно вон, пошшти соссрело ушше!
  Девочка с интересом покосилась на плод. Сверкнул и пропал отсвет Змиева пламени в её глазёнках.
  - Нельзя, Троян! - вздохнула она. - Деда запрещает строго настрого. Плюнь лучше ещё куда-нибудь.
  Внимательно наблюдающий за ней собеседник покачал всем телом, расслабляя захват Древа. Однако выражение змеиной морды нельзя было назвать недовольным.
  - Плюнуть... - он задумчиво огляделся и невольно облизнулся, остановив взгляд на пасущемся неподалеку Агнце. - Это мошно!
  Волнообразные движения затрясли тело Трояна, он, словно помпа накачивал количество жидкости, достаточное для воздействия на объект в центнер весом. А затем алая пасть раскрылась и девятый вал слюны, горчащей соком одуванчика, окатил ни о чём не подозревающего зверя.
  Агнец взблеял, поднялся на дыбы, заколотив передними копытами по воздуху с силой, достойной Буцефала. И начал раздуваться справа и слева равными розовыми почками, которые с чмоканьем лопнули, выпуская наружу оскаленные жабры. Голова в оригинале, меж тем тоже видоизменялась, рот увеличился, полезли кривые зубы, и выпученные глаза, совершающие колебательно-вращательные движения. Тело барана вытянулось, покрылось чешуей, заострило хвост чернокрылым шаттлом...
  На поляне, дико оглядываясь, лежала гигантская зубастая рыба...
  - Кто же может устоять перед Моим лицом?* - взревела она.
  - Ой, блин... - пробормотал Змей и на всякий случай подтянул опешившую Еву к себе поближе - под защиту стальных колец. - Левушшшка, здравссствуй...
  - Кто предварил Меня, чтобы Мне воздавать ему?.. - не умолкал пришелец.
  - Шшшш, - поморщился Змей. - Не ори так, Дар Моря!
  - Под всем небом все Мое! - взвился собеседник. - Я кипячу пучину, как котел, и море претворяю в кипящую мазь; оставляю за собою светящуюся стезю; и бездна кажется сединою. Нет на земле подобного мне!
  - Что с ним? - испуганно пискнула Ева.
  - Модифиссировался, - задумчиво покивал Троян. - Поддался темной половине... Зачем иссскупать грехи, если можно проссто уничтошшить того, кто грешшит? Ффи, как примитивно!
  - Плюнь его обратно! - потребовала Ева.
  - Не могу! - покаянно повесил голову Змей. - Я так и не понял, как это полушшилось... Видать, шшто-то такое ессть в сслюне, изменяюшшее генессическую сструктуру прототипа...
  Рыба, меж тем, оперлась на короткие толстые плавники, приподняла тушу над Садом и, влажно блестя зубами, посмотрела в сторону нового мира.
  - И звезды небесные... - заревела она, выворачивая целые пласты земли, сочащейся соком, - ...падут на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои. И небо скроется, свившись как свиток; и всякая гора и остров двинутся с мест своих.
  - Крассиво! - умилился Змей.
  Ева изо всех сил стукнула его по носу.
  - Верни Агнца обратно! - взвизгнула она. - И убери этого головастика!
  - Левиаффана-то? - на всякий случай уточнил Змей. - Беги, дитя, рассбуди Отца, а я его придершшу пока... Сскажи - гибель мира!
  Он ласково подтолкнул девочку в спину, придавая ускорение, а сам пополз навстречу рыбе.
  - Ты, главное, не волнуйсся, - усмехнулся, - ссссс кем не бывает! Ну, вышшел из сссебя с моей помошшью... Подумаешшь! А мир ссейчас я тебе пошшрать не дам! Он мне ешо нушен! Новая игрушшка! Непознанная...
  Взбешенное чудовище с неожиданной прытью бросилось в его сторону. Полетели комья земли, вывороченные с корнем деревья, ошмётки кустов. Змей грудью прикрыл от удара Древо, на котором алел почти дозревший Плод. Столкновение потрясло Вселенную до основания. В новом мире случился катаклизм, уничтоживший динозавров и прочий гнус, отчасти изменили свои контуры материки. Кривые клыки Вселенского Пракита зловонно щёлкали в секунде от хвоста Змея, кольцо пирсинга, в раскрутившемся языке последнего, простукивало бронированную чешую врага на предмет слабого места.
  - Отец, это что ж такое твАриться? - захлопало крыльями и запричитало у чайника на все, придуманные и непридуманные голоса. - Кто этого А-Туина, прости осподи, впустил?
  - Яаааа, - заревела Ева, вплетая минорную ноту в перкуссию боя, - это я Трояна попросила плюнуть...
  Окончательно не проснувшийся Отец с силой потёр щёки. Пробормотал:
  - Сон разума, однако! - покосился на девочку, неожиданно чмокнул ее пушистую макушку и грозно сказал, - Не реви! Успеешь ещё...
  - Поддержку с воздуха? - любезно предложила Птица.
  - Выполняй!
  Белое тулово коротколапо разогналось в глиссаде поляны, с низким гудением поднялось в воздух, сделало круг над местом боя. Противников почти не было видно - до того молниеносными движениями они обменивались. Однако сине-зелёная туша явно теснила Змея к Древу, усиленная инерцией пожранных галактических грехов.
  Птица примерилась между мгновениями и нежно дёрнула Пракита за пучок скользких усов. Тот замотал головой, как припадочный, саданул хвостом Змею по морде, отчего последний отлетел к Древу и шваркнул по нему, заставив Плод опасно качаться.
  - Отец! - заметив это, протрубила Птица.
  - Вижу, - спокойно ответил тот.
  Отставил Еву себе за спину вместе со столом и табуретками. Аккуратно переставил на землю чайничек с пиалами. Распрямился и посмотрел на драчунов.
  - Проссти... - прошипел от Древа Троян, тяжело дыша. - Не думал шшто так полушитсся, зсуб даю!
  Отец не ответил. Всё так же молча смотрел на Левиафана, приближающегося к Древу с крейсерской скоростью, и не замечающего, как плавится вокруг воздух, как текут небеса над его головой, как земля превращается в дно кипящего котла...
  Потемнело. Удар грома сбил все бутоны с райских цветов. Мелкий дождик не проморосил, но хлынул, ввинчивая тугие струи в живую плоть. Из прозрачных они превращались в грязно-серые, сине-зеленые, белоснежные... С Вселенского Пракита стекали хвост и жабры, растворялись пластины чешуи. Когда на востоке показался краем голубого плаща чистый небосвод, на поляне вновь пасся белоснежный Агнец, трава была юна и гибка, и только алый цвет Плода на Древе указывал на то, что вовсе не весна обнимает природу.
  Ева, вынырнув из-за Отца, побежала к Агнцу, обняла за морду и звонко поцеловала.
  Троян устало выдержал праведный взгляд и полез на ветви. Положил голову на развилку рядом с яблоком.
  - Не плюй в колодец! - каркнула, подлетая, Птица и совершила вертикальную посадку в круг песка у корней. - То есть больше не плюй. Не надо нам этих модификаций!
  Сияющая Ева кормила Агнца божьими одуванчиками. Тот морщился (сок горчил), но терпеливо жевал подношение.
  - ГМО! - задумчиво произнёс Змей, наблюдая идиллическую картину.
  - Опять??? - взвилась Птица. - Даже не думай!
  - Не ори на меня! - шикнул собеседник. - ГМО. Гибель Мира Отложена.
  
  * - выделенное курсивом, цитаты из Книги Иова.
  
  
  Песнь тринадцатая. Кое-что об отношениях полов
  
  
  Огонь уже угасал, оттого был сердит - фыркал ежом и плевал искрами. Но загорелый мальчуган по-хозяйски тыкал в его нутро сучковатой палкой, усмиряя. Сидящая рядом белокурая девчушка внимательно следила за происходящим.
  Мальчишка глубокомысленно посмотрел на облака, расшевелил золу с краюшки костра, и выкатил на изумрудную траву два обугленных кругляша.
  - Вот! - торжествующе провозгласил он.
  Девочка насмешливо наморщила нос:
  - Что - вот?
  Изнутри раскинувшейся над их головами изумрудной кроны раздался явственный смешок.
  Мальчик покраснел.
  - Это еда, Ева! Настоящая! Называется 'печёная картошка'. Я сам её открыл! Хочешь попробовать?
  - Фи, - фыркнула та. - Сам открыл, сам и ешь свои угольки!
  Мальчишечьи кулаки, перепачканные в золе, сжались.
  С ветки заинтересованно свесилась плоская змеиная голова. Бревноподобное тело стекло на траву чудовищной каплей абсента и нависло над костром.
  - Это неэсстетично, Одам! - прошипел змей. - То ли дело пешшёные яблоки! Ммм?
  Названный его не слушал. Перекидывая с ладони на ладонь одну из картофелин, поднёс Еве и присел перед ней на корточки.
  - Да ты попробуй, дурёха! Даже Сын заценил!
  Змей фыркнул. Украдкой откатил кончиком хвоста вторую картофелину за ствол, утянув туда же голову. Чавканье прозвучало многозначительно.
  - Ты уверен? - прищурила голубые глаза Ева.
  Одам молча разломил картофелину пополам и откусил от своей половины. Ева опасливо протянула ладошку. Зола тут же испачкала ей пальцы.
  - Ну вот! - расстроилась девочка.
  Мальчик сорвал с дерева лист, завернул картофелину в его попонку, другим листом терпеливо вытер Евины пальцы. Подсунул углеподобный овощ ей под нос. И сказал грозно:
  - А ну-ка, ешь!
  Девочка заранее сморщилась, но послушно откусила кусочек.
  Из-за ствола выскользнула змеиная голова, легла ей на плечо.
  - Гадоссть, правда? - довольно облизываясь, осведомился Змей.
  Одам напряжённо следил за Евой. Впрочем, это не помешало ему украдкой показать рептилии кулак. Змей тут же изобразил ответный жест, хитро свернув хвост.
  Девчушка смешно шевелила губами, избавляясь от подгоревшей корочки. Но критическое выражение её глаз постепенно истаивало, уступая место восхищению.
  - А это, правда, вкусно! - задумчиво произнесла она, дожёвывая. - Только шкурка сгорела! Надо что-то придумать...
  - А вот с яблоком такого бы не ссслучилось! - Змей переложил голову на её другое плечо. - Да и сслащщще они... яблоки!
  Евино задумчивое лицо озарилось.
  - Нам нужен Отец! - воскликнула она. - Или Сын! Я хочу, чтобы они придумали что-то такое, в чём бы корочка у твоих угольков не подгорала, Одам!
  Она вскочила, схватив его за руку.
  - Найдём их!
  - Но там ещё...
  Не слушая возражений, девочка потащила мальчика за собой. Идея захватила её целиком - от розовых пяток до светлой макушки.
  - Женщщины! - шикнул Змей ей в спину и переместился ближе к догорающему костру. - Вешшно до консса не додумают! Эй! Это нассывается посссуда!.. Как дети, ей-богу!
  Зачерпнул пастью золу вместе с оставшимися в ней картофелинами и ещё тлеющими угольками, пожевал с удовольствием, выпуская через брылы облачка дыма. Невольно покосился на одиноко висящий над головой крутобокий плод. Струи тёплого воздуха едва заметно шевелили нежно-зелёные листочки на черенке, вызывая забег золотых искр на прожилках.
  - Не грусссти, моё сладкое! - прошипел Змей и улёгся кольцом вкруг костра, сонно смежив веки. - Не печальссся, моя прелесть! Придёт твоё время! Клюв даю!..
  
  
  Песнь четырнадцатая. Утро великого дня
  
  
  Будильник пуделем заскакал по тумбочке, затявкал, споткнулся и, упав на бок, принялся валяться, приглушённо поскуливая. Утро великого дня началось звонко, но закончилось пфуком.
  Разбуженный гамом черноволосый мужчина приоткрыл веки, прихлопнул нарушителя спокойствия широкой ладонью, перевернулся на бок и засопел снова.
  Сонно гагакнуло в ответ из нутра голубого купола, накрывшего райские кущи.
  - А-а-ах! - ало зевнул головной конец зелёного бревна, обвившегося вкруг Древа. - С добрым утром, мой ласссковый и нешшный мир!
  Спящая в объятиях узловатых корней девочка проснулась и подняла голову. В светлых волосах золотинками поблескивали частички песка, отчертившего землю под деревом. Тонкий яблочный аромат полз по его ветвям, шевелил неспешным сквозняком малахитовые листья, щекотал не менее малахитовые ноздри Змея.
  - Жаль, что Отец еще не придумал ссавтрак! - приоткрыв один глаз, заметил тот. - Сейчас бы ссырников со сссметаной... или мяссса с кровью! А где, ксстати, Сын?
  - Они с Одамом пакуют Антарктиду.
  Змей поперхнулся обильной слюной.
  - Шшто делают?
  - Прячут. Деда сказал - до поры.
  - Шшадина! - пробормотал Змей. - Нешшто и драконов ужже сокрыли?
  - Сокрыли, - грустно кивнула Ева. - А они были такие красивые!
  Змей горделиво раздул тулово.
  - Мои ссородичи, мешшду прошим! Порошшдение геенны огненной и небесссного эфира! Хранители ссстарого мира!
  - Это слова, Троян! - пожала плечами Ева и принялась пальцами расчёсывать спутавшиеся волосы. - С ними не поиграешь, их не съешь!
  - Хочешшь есть? - оживился Змей.
  - Хочу! - надулась девочка. - А Деда спит ещё!
  - Дык сама возьми! - злорадно заметил Троян. - Или он сказал не есть ни от какого дерева в раю? Или ты есть таки не хочешь? Или сама не знаешь чего хочешь, ибо есмь душа безгрешшная?
  - Я - человек! - Ева упрямо вскинула голову. -И это звучит гордо!
  - Это ссвучит громко! - Змей присвистнул. - Что-то сегодня заспались все, вон и Агнец дремлет на опушке... Правда, жевать не перестает! Райская трава - сладкая!
  - Уууу... - надулась Ева. - Я траву не ем!
  Шаловливый ветерок налетел, взметнул с таким трудом расчесанные белокурые локоны девочки, потряс дерево, вытянул из алого плода, рубином сиявшего в зелёной кроне, новые нотки сладкого запаха.
  - Да мне не слошшно его доссстать, - усмехнулся Змей, проследив за голодным взглядом ребенка, ведомым волшебным ароматом.
  Ева многозначительно шмыгнула носом.
  - Зассчитано! - обрадовался Змей.
  Концом хвоста обвил нежный плод, потянул тулово на себя. Яблоко висело как приклеенное. Окружающие листья переползли ближе к черенку, и вцепились в него жилистыми пальцами, не желая терять единственное дитя.
  С полчаса Змей пыхтел, шипел, кряхтел и икал, пытаясь отодрать упрямый плод безгрешной любви и грешного знания. Ева наблюдала за ним не без интереса, кажется, забыв о голоде. Когда раздосадованный захватчик расцепил свои тридцать три кольца, чтобы передохнуть, и свесил алый язык проветриться, девочка глубокомысленно заметила:
  - Ты забыл сказать волшебное слово!
  Троян подавился языком.
  - Что?
  - Волшебное слово. Чтобы что-то получить, надо сказать волшебное слово, которое Деда придумал. Он говорит, "просите и обрящите"!
  Змей с ненавистью посмотрел на плод и сморщился, словно у него заболели зубы.
  - Пшшшалсстааа, - неохотно вышипел он.
  Листья сдивинулись на миг, словно совещались и... расползлись в сторону. Ева протянула ладошку, и алый плод упал в нее шпинельной искрой, кометой в лохматом хвосте аромата, каплей крови из сердца невинной голубки...
  - Бинго! - вскричал Змей и сдавил ствол с такой силой, что ветви затрещали, как остеопорозные ребра. - Я ффпервые совершшил благое дело, дитя! - немного успокоившись, заметил он, наблюдая, как Ева любуется искорками, вспыхивающими под тонкой кожицей яблока. - Накормил голодного! Да ты кушшай... КУШШАЙ!..
  Позабыв обо всем, девочка любовалась невиданным фруктом, который держала на ладони. Косые лучи солнца падали сквозь него, порождая внутри туманные образы незнакомого мира...
  
  
  Песнь пятнадцатая. У аромата сладкие пальцы
  
  
  У аромата были сладкие пальцы. Они гладили ноздри и губы белокурой девочки, и их прикосновения рождали в её душе непонятные сожаления - то ли о потерянном времени, то ли о чём-то не обретённом или необретаемом, а то ли о себе самой...
  Змей тяжело вздохнул.
  - Ну ссколько мошшно шшдать? Ушше съешшь его!
  - Да! - Ева встрепенулась. Вспомнила, что хотела есть, покрутила яблоко, прикидывая с какого бочка куснуть, как вдруг...
  ...Внизу, у самой алой попки плода, не видимое сразу, обнаружилось отверстие. Тоннель уводил вглубь яблока, и темнота в нём, казалось, высасывала действительность из окружающего мира.
  - Не понял! - лязгнул пирсингом в языке об клыки Троян. - Што за наххх?
  Ева, подняв белёсые бровки разглядывала изъян.
  - Оно же червивое! - обиженно протянула она.
  Чернота зашевелилась. Вспухла булавочной головкой червя, показавшегося изнутри. Его маленькие глазки горели рубиновым пламенем и резво обегали взглядом окружающих, оценивая обстановку.
  - Ой! - сказал Змей. - Я тут не при чём!
  Жующий неподалёку оливиновую траву Агнец внезапно насторожился и поднял голову.
  - Чего уставились? - недружелюбно пропищал вновь прибывший.
  Ева пискнула и бросила яблоко. Но до земли оно не долетело - было перехвачено Трояновым хвостом и поднесено к Трояновым, наливающимся огнём, глазам.
  - Всссегда сснал, что Отесс мухлюет! - задумчиво прошипел тот, вертя плод то так, то эдак. - Сснание с иссъяном - экая идиома! Ты што за ссолитёр, мелкий?
  - А ты, бычий цепень, кто таков? - ещё чуть вытянувшись из дырки вопросил гость. - Знать тебя не знаю, ведать не ведаю. Вали отседова, пока хвоста не лишился!
  - Ой, боюссь, боюссь, боюсссь... - невольно восхитился Змей.
  Червяк между тем повернулся к испуганной Еве и грозно вопросил:
  - Местная? Сообщай мне численность населения!
  Агнец сделал несколько шагов в их сторону.
  - За... зачем? - спросила девочка и, на всякий случай, юркнула внутрь Трояновых, небрежно брошенных на прикорневой песок, колец.
  - Уничтожать буду! - деловито кивнул червяк. - Призвание моё такое - уничтожать миры!
  - Ссовссем? - искренне удивился Змей. - А ссмысл?
  - А нет смысла! - пожал отсутствующими плечами червяк. - Нравится мне уничтожать! Каприз у меня такой!
  - Оффигеть! - пробормотал Троян. - А когда вссе уничтожишшь, чем займёшшься?
  - Буду уничтожать пустоту! - важно покивал червяк. - Пока я жив, всегда найдётся кто-нибудь или что-нибудь, что можно уничтожить. Вот здесь, например, я начну с тебя. А потом доберусь до неё. А потом до того пыльного существа!
  При последних словах пришельца Агнец угрожающе наклонил голову к земле, выставив рога.
  - Лангольер ты хренов! - заметил Змей. - Да я тебя в порошшок ссотру!
  Червяк визгливо захохотал.
  - Недалёк ты для этого, мой чешуйчатый друг, глуп и необразован! Сути мирового Знания не пробовал, как я. И кто ты против меня? Тварь пресмыкающаяся, убогая, примат Бога, крошка от булочки Вечности!
  - Ну вссё! - возмутился Змей и, кинув яблоко на землю, хвостом поднял Еву на нижние ветви Древа. - Поссиди-ка тут, дитя! А я муссор вынессу!..
  Песок вокруг яблока неожиданно закипел. Знание из разрушенной клетки мироздания попёрло наружу, неуловимо меняя окружающий мир.
  Червяк потянул нижнюю часть тела на край отверстия. Его челюсти постепенно увеличивались, становясь похожими на бульдозерные ковши.
  - Мой это мир! - хлестнув кольцами, рявкнул Змей. - Мой! Убирайсся в ссвое иссмерение, ссолитёр!
  Червяк крутанул яблоко хвостом, уводя из-под удара. И оно откатилось прямо под копыта Агнца. Молниеносное движение крутолобой головы взметнуло землю в прах... И наступила тишина.
  - Ма-ма! - ахнул Змей. - Ты чего ссделал?
  - Он спас мир... В очередной раз! - раздался усталый голос.
  Отец стоял возле ствола, протягивая руки Еве.
  - Прыгай, дитя. Историю изменить я не в силах. Голод - суть человека. Тебе и Одаму пора учиться утолять его самостоятельно!
  Он принял девочку в объятия, долгим поцелуем коснулся чистого лба и отпустил её прочь.
  - Иди, погуляй, пока Сын ищет Одама.
  Ева побежала к дожёвывающему яблоко Агнцу, а Отец и Троян переглянулись. Они были совсем рядом - бревноподобный Змей с огненными глазами и усталый Бог, в волосах и бороде которого инеевела седина.
  - Он искупил её грех... Как делал это всегда и во всём! - сказал Отец.
  - Никогда человек не приобретёт Знания, доступного богу - добавил Троян. - Хотя будет заблуждаться на этот счёт до тех пор, пока существует человечество.
  Оба понимающе переглянулись.
  Сладкие пальцы умирающего аромата растворялись в райских сквозняках, порождая горькие сожаления - то ли о потерянном времени, то ли о чём-то не обретенном или необретаемом, а то ли о себе самих...
  
  
(C) Мария ЕМА

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"