Лика с трудом разлепила глаза и уставилась в серое утро за грязным стеклом. От леса за границей микрорайона поднимался клочьями мокрой ваты туман, из форточки пахло не свежестью влаги, а мусорными баками, стоящими у подъезда. Любимый звонок будильника в телефоне мурлыкал печально и негромко. И это было, пожалуй, лучшим событием случившегося пробуждения.
Лика вздохнула. Сунула ноги в разношенные тапки, прихватила напоследок мякнувший мобильник, и отправилась чистить зубы. В стылой ванной танцевал порожденный горячей водой брат-близнец уличной хмари, закрашивал зеркало, через которое глядело на Лику припухшее со сна, тусклое лицо, обрамленное спутанными рыжими волосами.
"Будем делать из тебя, матушка, человека!" - привычно поприветствовала себя Лика и, вздохнув, взялась за щетку.
Туман заглядывал в окно, и брезгливо дышал в форточку, не вдохновляясь утренним меню. Чтобы он не просовывал скользкие пальцы за воротник пальто, Лика закуталась в одежки, по самый нос замоталась бесконечным шарфом, концы которого перекинула через плечи. Ей нравилось, как они веют флагами на промозглом ветру, дружески похлопывая ее по лопаткам.
Автобусы, неспешно тянущиеся снизу по шоссе, походили то ли на катафалки, то ли на затонувшие подводные лодки, полные утопленников. Смурные лица пассажиров были обращены к свету за толстыми стеклами. Но если хмарь снаружи постепенно рассеивалась солнечными лучами, то хмарь внутри душ висела плотным чернильным облаком.
Синевато дымя угарным газом, подполз нужный автобус. Лика поморщилась и вдавила себя в мякиш человеческой толпы. Кто-то дышал табаком и луком в затылок, кто-то тыкал острым углом сумки в правую почку, из чьих-то наушников бряцаньем упряжи конной дивизии доносилась веселая музычка. Ликины колени подгибались. Недосып наваливался удушливой подушкой, заворачивал в сновидческий кокон, но, увы, сидячие места все были заняты. Несколько раз под веками плескало голубым и желтым, Лика вздрагивала и ловила себя в падении. Засыпала, что называется, на ходу.
Катафалк, полный живых мертвецов с пустыми глазами, вяло пережевывал шоссейное полотно. Лике было скучно, тошно, тоскливо, отчасти голодно и очень душно.
Стекла автобуса запотели: печка работала на полную мощность, но холодные сердца покойников согреть не могла.
Нескончаемая дорога змеилась к метро, рядом с которым располагалось Чистилище, называемое офисом. Там, за тонированными стеклянными дверями ожидали другие ужасы общественной коммуникации, щедро сдабриваемые дешевым растворимым кофе и сигаретным дымом.
На конечной остановке автобус дернулся, и затих. Из раззявленных дверей стыло пахнуло - улица вытягивала духоту вместе с пассажирами, стремясь утопить последних в транспортных потоках и подземных переходах.
Откуда-то зазвучала музыка, замурлыкала негромко и печально.
Толпа развернула Лику к выходу и кинула вниз. Она шагнула мимо ступеньки, взвизгнула и... всем телом ощутила прохладу каменного пола.
Солнечные пятна янтарными лужицами растекались по мраморным плитам. Воздух был напоен соленой морской свежестью. В глубине огромной комнаты мерцали легчайшие занавеси, скрывая клетку с феей, играющей любимую мелодию хозяйки каждое утро через час после восхода солнца. Мебель, уставленная массивной посудой и подсвечниками, выглядела так основательно, что внушала покой... лишь сердце Ликандры билось в груди, как проклятое.
Она повертела головой и обнаружила себя вывалившейся из ониксового гнезда, устланного золотыми монетами. Страх падения уже отступал, сердце, бухавшее колоколом, затихало, уводило в глубины памяти пригрезившийся невнятный мир.
Зевая и потягиваясь, красная драконица вышла на огромную террасу. Привычно покатала лапой Аркенстоун, привычно забыла о нем.
Вокруг царило желтое и голубое - яркое солнце не мешало узким зрачками видеть далеко. День обещал быть замечательным!
Ликандра Смоуг шагнула мимо края террасы, расправила крылья и взмыла к золоченому шпилю собственной башни.
Небо... Есть только небо. И никаких больше ночных кошмаров!