Ермакова Олеся : другие произведения.

Танец с судьбой. Глава 5

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Чего ты боишься? Темноты, одиночества, унижения, потери или грозных древних демонов? Подумай об этом, потому что однажды придется заглянуть страху в глаза.


Глава 5.

  
   - Я не могу! - когда она злится, голос становится на удивление громким и превращает "великую чародейку" в обиженного ребенка. Словно весь мир и он лично виноваты в том, что у Нее не получается.
   - Пробуй, - в который раз за сегодняшний день сказал Ламар. Ну не может он за нее это сделать, как и объяснить в чем ошибка раньше, чем следует. Остается надеяться, что в ученице упрямство победит злость.
   - Это невозможно! - раздалось спустя час. А долго она продержалась.
   - Возможно.
   - Да ты просто надо мной издеваешься! Это невозможно, слышишь, невозможно изо льда получить огонь! Это противоречит всем законам! Ты делаешь из меня идиотку. Я не умею вызывать безднов огонь - это вообще не моя стихия! - сколько чувства! И после этого она говорит, что не умеет вызывать огонь?
   - Не умеешь - не значит, не можешь. Тот, кто говорит о невозможности, лишает себя шанса на удачу.
   - Да у меня больше шансов стать Владыкой, чем получить этот проклятый огонь!
   Ламарэль едва сдержал желание рассмеяться. Определенно стоило рассказать об этом Нэю - тот оценит, если не обидится на различные трактовки шутки.
   - Какой из тебя учитель, если только и умеешь, что надо мной издеваться! Даже мастер дэ Тальен так не доводила студентов!
   "Эх, Эрая, а знают ли твои ученики, что когда-то нынешнее хладнокровие было тебе совсем не свойственно?", - мелькнула в голове мысль, вызвавшая против воли улыбку. Кажется, подопечная пребывает в настроении, нужном для получения нового знания - взглядом уже вполне может плавить камни и всяких самонадеянных эльфов.
   - Хорошо. Если ты помнишь, мы договорились, что я учу не тому, за что тебе дали диплом с печатью и подписью ректора. И еще небольшое замечание - чародейки не злятся, как истеричные бабы. Стоит показывать только контролируемую и тщательно выверенную злость. Если ты позволишь эмоциям полностью завладевать разумом, стихия выйдет из-под контроля.
   - Меня учили самоконтролю, - холодно заметила Риш.
   - Разумеется, учили. Поэтому ты и не можешь сделать то, о чем я прошу, - невозмутимо произнес Ламар. Любопытно, она заявит, что его слова противоречат друг другу или воздержится? За молчание маг проникся к девушке уважениям.
   - Вопреки научным изысканиям ваших магов. изначальная суть Стихий одинакова. Огонь можно получить из воды, а через воздух сотворить твердь. Просто... скажем, у одного ремесленника лучше удаются хрустальные вазы, но это не значит, что при желании он не сможет научиться сносно ткать ковры. В стихийной магии все зависит от природной склонности к какой-либо из сторон. Обращаясь к одной, ты можешь вызывать другие. Парадоксально, не правда ли? Есть одна значительная оговорка: огнем ты никогда не овладеешь как полноценный мастер стихии. И тебе не захочется этого делать, потому что, обращаясь к чужой стихии, не получаешь удовольствия. Почему ты смотришь на меня с таким смущением? Ты хочешь сказать, тебе не нравится призывать Воду или Ветер, или ты не любишь ощущение бури? Думаю, ты слишком молода, чтобы прятать это за фальшивые слова о беспокойстве за судьбы мира. Любой стихийник предпочтет сохранение контакта со стихией всем судьбам мира. А эмоции на первых порах служат хорошим катализатором. Для противоположной стихии прекрасно подходит злость.
   - Так ты...
   - А говорила, не умеешь, - констатировал эльф, не без удовольствия глядя, как зачарованный кусок льда перетекал в пламя. Это восхитительно - момент, когда лед становится ослепительно голубым огнем.
   У нее удивленные глаза ребенка, ненароком сотворившего чудо. Правда, маг постарался отвести ее взгляд подальше от морского побережья. Восторженной юности порой свойственен пугающий максимализм... Вот отец одного неразумного молодого эльфа в давние времена был крайне возмущен, что в его любимом фонтане вместо иллюзорных рыбок резвятся языки пламени.
   Опасения оказались напрасны. Риш подскочила с места, приподнялась на кончиках пальцев и благодарно поцеловала наставника в щеку, после чего пожаловалась на головокружение и потеряла сознание. Подхватил эльф ее у самой земли и, обреченно вздыхая, погасил "огонек". С непривычки сложно долго поддерживать чужую стихию, а несомненно талантливая, но перестаравшаяся ученица об этом не подумала. Или есть тут такой нерадивый наставник, позабывший ей об этом сказать.
   - Что ты с ней сделал? - шагов собеседника он не услышал. А впрочем, разве не учатся убийцы ходить на грани слышимости?
   - Я тоже рад нашей встрече, Эльдар. Ты полагаешь, что она из тех, кто позволит что-то с собой сделать и остаться в живых? Да и стар я для соблазнения молодых чародеек.
   Пират вовсе на него не злился и первую фразу сказал лишь в силу природной подозрительности:
   - Многие девицы вовсе не считают вас старым, Ламарэль.
   - А еще в сердце девицам часто западает романтический образ благородного пирата и убийцы, - в тон ответил Ламар.
   - Риш обещала закончить к полудню. Чем ты ее так утомил? Надеюсь, когда она не проснется, мне не придется лишать главы Совет магов?
   - Она немного перестаралась с магией, проспит не меньше часа. Ты думаю, знаешь, что порой она чрезмерно увлекается.
   Перевод разговора на Риш, вопреки ожиданиям, снял нависшее напряжение.
   - Да, она как ветер, наша Риш. Резкий порыв и уже сложно остановить навлеченную бурю. Это замечал еще Ратмир. А еще у нее есть особенность, маг, - к ней привыкаешь. Ко всем этим выходкам, эгоистичному упрямству и искренней восторженности ко всему, связанному с морем. Не поверишь, она может вести корабль ничуть не хуже капитана. Даже лучше: с ветром она всегда договорится. И как к буре, к ней нельзя быть равнодушным. Однажды ты поймешь, что она наполняет твою жизнь красками, и тогда придется решать, кто она для тебя. Ратмиру оказалось проще: для него она дочь. Для команды - непутевая младшая сестра.
   - А для тебя?
   Молчание. Словно до упора натягиваются незримые нити.
   - Мечта... которую мне не догнать.
   "Не догнать, но ты продолжаешь о ней думать", - вздохнул мысленно Ламар и немного сменил тему:
   - Как вы с ней познакомились?
   Теперь Эльдар улыбнулся. Сколько раз эльф это чудо видел, никак не мог привыкнуть - невольно вздрагивал. Вспомнилась старая присказка, что улыбающийся убийца - на редкость дурная примета. Для окружающих.
  

***

   Есть что-то печальное, безвозвратно ускользающее в том миге, когда лучи солнца окутывают чутко спящий в предрассветный час город. Зыбкая грань между снами и реальностью в любой момент готова исчезнуть, слиться с линией горизонта. Поэтому просыпаться сегодня не хочется. Ощущение теплоты, уюта вытеснило все прочие. Кажется очень заманчивой мысль о том, чтобы просыпаться так каждый день. Она и не заметила, как задремала, положив голову на колени бывшего любовника, а он просидел так до утра. "Ты сам не знаешь, Илан, каким заботливым можешь быть".
   - Уже утро, - голос у менестреля осторожный, чуть усталый.
   - Ты должен идти. Я знаю. Скоро рассвет доберется до дальних уголков города. Все честно - ты не обязан оставаться. Бежать следом и умолять на мне жениться не буду. Итак, череда девиц, желающих затащить тебя в храм, тянется дальше вламорской границы. Никогда не любила конкуренцию.
   Улыбка мягкая с легкой ноткой грусти. Лирэн не подозревала, что умеет так улыбаться, он, впрочем, тоже.
   - А ты изменилась, Лира, - дурашливо тянет имя, как бы пробуя на вкус. - В такую тебя было бы гораздо интересней влюбиться. Заново.
   - Желаешь попробовать немедленно? - язвительность прогоняет незнакомую безмятежность. Оно и к лучшему: в доверии всегда таится опасность.
   - Ты бываешь столь удивительной и загадочной. Если б не безднова доля менестреля, обязательно бы на тебе женился.
   - Для устрашения и отпугивания поклонниц?
   - Нет, что ты. В назидание, - дружески целует в щеку, рукой разлохмачивает седые волосы. - Никогда бы не подумал, но я буду скучать и сожалеть, что не узнаю тебя такой, Лира.
   Жаль, что, уходя, он забирает с собой теплоту и покой, а не воспоминания. Трактир проснется лишь через пару часов, и от тщательно лелеемого и любимого одиночества на душе сейчас на редкость паршиво.
   Потянувшись, Лир пошла заваривать кружку сладковато-горького джаральского чая (не будет же хозяин возражать?) и заметила, что в это утро она не единственная встала с рассветом. Алишка с кружкой походила на благородную фрейлину, встретившую в своей спальне конюшего. Попытка сохранить лицо и искривленные в нескрываемом презрении губы. Лир тщетно сдерживала желание рассмеяться.
   - Ты просто неправильно заварила чай. Если не вливать кипяток сразу же, то горечи почти не чувствуется, - поразительно, как можно в семнадцать лет не знать элементарных вещей. Ведь среди аристократии приготовление чая считается уважаемым искусством. Из самой Джаралы приглашают учителей, умеющих проводить традиционную церемонию. Правда до отдельных ценителей и гурманов любителям далеко - почему-то сразу вспомнилось, какой божественный напиток готовил один человек из прошлого, что любил приносить завтрак ей прямо в постель.
   - Я знаю. Просто я никогда не пробовала раньше. Мне жаль, что с тем менестрелем так вышло.
   Задержанного дыхания, кажется, не хватит и на мгновение. Откуда она знает то, что знать никак не может? Один из тех вопросов, на которые не хочется искать ответы.
   - Откуда ты знаешь?
   - Я видела, как он уходил. Еще он извинился, что приставал ко мне вчера, зная, что не в моем вкусе.
   Правда, но не вся. Пелена спадает с глаз. Ведь она догадалась, поняла много раньше, просто слишком устала, чтобы остановиться и задуматься, вспомнить несостыковки и один портрет в картинной галерее, принадлежавшей прошлой жизни. Алишка совершенно не умела замалчивать, недоговаривать и играть словами. Все-таки хорошо, что не быть ей фрейлиной. Или плохо - как посмотреть. Лир осторожно потянула девушку за рукав рубашки, взяла со стола заварку, кружку для чая и повела озадаченную Алишку в комнату, где они были с Иланом.
   - Почему Иллариан тебе не понравился? - крепко запертая дверь, и чай, неспешно наливаемый к кружку до трети. Жаль, что хозяин заведения не расщедрился на хороший заварник.
   - Ну, я знала, что ему нравишься ты. Я не люблю, когда меня начинают использовать, - девочка мудра не по годам. Хотя так и полагается.
   Позволить чаю постоять минуту, а потом долить кипятка еще на треть, вдыхая тонкий аромат.
   - Ты не видела, ни как он ко мне подкатывал, ни как я его отшила. Когда ты зашла, взгляд господина Доре занимала бутылка вина. Он принципиален и, изображая оскорбленную добродетель, совершенно на меня не смотрел. Так откуда ты могла знать?
   Дополнить чашку до края и полюбоваться на появившуюся мутную пенку.
   Голос у девчонки сбивается с ритма, становится удивленным, испуганным, но все равно уверенно непреклонным.
   - Я не знаю... просто я знала и... просто.
   "Просто" - твое любимое слово, малышка, поэтому ты так за него цепляешься?
   Отпить глоток, пробуя напиток на вкус. Джаральцы считают, что позволить ему простоять дольше четверти часа или остыть - дань неуважения их традициям. Чай, который пьют холодным, готовят совсем по-другому.
   Лира с удовольствием поставила на стол кружку и произнесла:
   - У вас чудесная интуиция, будущая Владыка, Алириан Изабелла Лантье. Одним из удивительнейших талантов Владык называют способность "просто знать".
   Она похожа на котенка, нет, дикого горного кота, попавшего лапой в капкан и понявшего, что через мгновенье покажется поставивший ловушку охотник. Взгляд отчаянный, но отнюдь не беспомощный - ярко загораются незримые алые искорки. Стихия показывает: и у маленького зверя есть острые зубы, что могут в кровь искусать руки, поднесенные к капкану, и когти - расцарапать лицо.
   От случайного движения кружка с горячим чаем падает на пол и разбивается на несколько неровных осколков. Пролитые на стол капли будто готовятся вспыхнуть.
   Она не знает, насколько страшной может быть.
   Лир вдруг поняла, почему полагают, будто Владыки то ли не могут, то ли не должны быть магами. Мир никогда не сможет жить лишь в вечном страхе и преклонении перед Силой. Он попытается ее сломить, даже если для этого придется все разрушить.
   Вместо злости, потребности привычно принять вызов или поставить девчонку на полагающееся место появляется желание защитить, обнять, успокоить. Не вовремя проснувшийся сестринский или материнский инстинкт? Да плевать.
   Погладить по голове и улыбнуться - обязательно вспомнить, как это улыбаться искренне.
   - Ты же меня не боишься? - уверенность становится вопросом. Еще неизвестно, кто кого здесь должен бояться.
   - Не боюсь. Просто... ты давно догадалась? Я старалась, но...
   - Ты перестаешь быть ребенком, когда захочешь. Но это не значит, что ты не умеешь ошибаться. И догадаться не сложно, ты уж извини. Думаю, остальные скоро поймут. Есть одна вещь, где ничего от тебя не зависит. Ты не слишком похожа на Изабеллу, это сбивает с толку. Ты похожа на Эрмин, свою бабушку, чей портрет висел в картинной галерее. Мать боялась за тебя. Может быть, на севере живет девочка, которую зовут Алириан, как думают ее подданные. Владыка не хотела, чтобы с тобой случилось тоже, что и с ней.
   - Не живет, - Алишка покачала головой.
   - Значит, это просто легенда. Эдуард Д'Аринье помог создать еще одну, чтобы ты жила при дворе под чужим именем. Владыка умна и поверенных подобрала надежных. Даже если бы я догадалась, то не была бы уверенна. Воины прикрывали до последнего всего лишь фрейлину - странно, но допустимо. Ты выросла далекой от придворных интриг и е фальшивых уловок прекрасных аристократок - возможно.
   Взгляд отрешенный, задумчивый, а вот улыбка незнакомая. Пугающе взрослая и противоестественная на лице семнадцатилетней девчонки. Вызывающая невольное восхищение самообладанием.
   - Чем же тогда я себя выдала?
   - Люди лгут, обманывают, становятся жертвами обстоятельств и случайных совпадений. А духи честны. Те, кого называют "сущности моря", никогда не ошибаются. И мне пришлось отстаивать у них права на тебя, которую они полагали равноправной Владыкой. А еще, знаешь, избалованным в аристократических семьях девчонкам не свойственно так горевать о погибших подданных.
   Это странно: с незнакомой теплотой прижимать к себе кого-то и шептать бессвязные слова ободрения. Иррационально, дико. Правильно.
   Хрупкая юная наследница, расплакавшаяся от невысказанного, невыражаемого.
   - Бывает хуже, поверь мне, малышка, - самое чудовищное утешение, какое только можно придумать. Слишком жестокое и взрослое. И почему вплелось в него это слово "малышка"?
   - Бывает? - когда она смотрит так, лгать не представляется возможным. Привязанность? Когда появляются люди, мысль об обмане которых отвратительней сильной боли.
   - Бывает. Правда.
   Провести по волосам, обнять и на мгновенье опустить ресницы. Закрытые глаза видят синие до лазуревого волны и скользящую над ними птицу. Красиво. Жаль, что нельзя передавать мысли и образы усилием воли - она не умеет. Как и не может понять: падает птица или все же летает.
   "Что ты сделал со мной, Илан? Или что я с собой сделала?".
   Тишина не просто обняла за плечи, а села рядом незримой гостьей. Она самый преданный и лучший ценитель горечи недопитого чая.
   Так можно сидеть часами, убеждая себя в том, что нет ничего комичнее идиотов, любящих разглагольствовать, как важно кого-то защищать, что стоит пытаться. Есть один такой, вечно лезет не в свое дело, надоел своими глупостями до крайности.
   Не отпускать поданную руку.
   Вопрос, как и следовало ожидать, неожиданный, в очередной раз заставший врасплох.
   - Тот менестрель, он знает какую-то другую тебя? Он сказал, что ты изменилась.
   Странное дело: плакать не получается, но искренность успела стать естественной. Так и привыкнуть недолго.
   - Я расскажу когда-нибудь потом. А сейчас я думаю над тем, что одну самонадеянную девчонку пора бы учить обращаться со Стихией. Если каждый раз в твоем взгляде будет мелькать дикая сила, ни к чему хорошему это не приведет.
   Алишка, или будущая светозарная Владыка Алириан, старательно стерла слезы. Не суть важно, что краем одолженной у Лиры рубашки.
   - А кто будет меня учить?
   - Арон. Не я же у нас великий маг, - с иронией заметила танцовщица.
   - А он согласится? - с явным недоверием спросила Алишка.
   - Он еще не знает о выпавшем на его долю счастье, - безмятежно ответила Лир. - Но думаю, он очень обрадуется.
  

***

  
   Редкий талант - вовремя приходить на встречи. Не слишком рано, мучаясь тяготами ожидания и заранее злясь на менее расторопного партнера. Не слишком поздно, рискуя прослыть человеком непунктуальным, непрактичным, которому и протухшую рыбу продавать не следует. Но и не ударяясь в подчеркнутый формализм в слежение за минутной стрелкой. Может, солдат и должен являться к командиру секунда в секунду, но люди обеспеченные и деловые от подобного, слава Творцу, ограждены. Хотя бы потому, что показная точность хороша для бюрократов в захламленных кабинетах, а никак не в торговле. Тут много важнее интуиция, чутье и ловкость в ведении дел.
   Как известно, репутация вещь полезная, жизненно необходимая. Без нее и шагу не ступить в сложном мире деловых кругов. И складывается она как раз из подобных мелочей.
   Даниэль Отави Эйриху нравился, и молодость наследника торгового рода ничуть не смущала. Скорее в этом чувствовалась энергичная жизненная хваткость, умение приспособиться к любым обстоятельствам и извлечь из них выгоду. А если говорить совсем честно, то господин Арьеро чувствовал себя ровесником скорее этому парню, чем старикам с постными лицами и огнем алчности в глазах. Подобного будущего он побаивался. Еще информаторы сообщили, что парень не так давно женился, закрепив неофициальный статус наследника Отави.
   - Я рад встрече с вами, Даниэль. Хотелось бы поздравить с рождением наследника, - если про молодую жену знали все, то информация о внуке Стефана Отави не была широко известна.
   - Благодарю вас, господин Арьеро. Отец, к сожалению, не смог придти на сегодняшнюю встречу. Раз мы партнеры, думаю, можем избежать излишних церемоний и перейти на ты?
   - Разумеется. Мы же не при дворе и не на приеме, - согласился Эйрих, заходя в дверь небольшого уютного ресторанчика.
   Вести важные на улице не только глупо, но и опасно. А у давней знакомой Арьеро, очаровательной госпожи Веларес, всегда была чудесная атмосфера: великолепная кухня сочеталась с талантом персонала не трепать языком. Умение вдовы грамотно вести дела порой вызывало у Эйриха неприкрытое восхищение. Поэтому в качестве места для переговоров во всем Анжере он неизменно выбирал этот ресторан. Иногда даже жалел, что Юлия никак не решит открыть филиал в Аргарде - от такого конкурента он бы не отказался. Так приятно иметь достойных внимания соперников - подобные схватки не менее увлекательны, чем игры с властью. Если милая супруга получала похожие ощущения от своей профессии, можно понять, как скучает она по зданию суда и пыльным конторам.
   - Юлия Веларес, Даниэль Отави, - Эйрих был удивлен, что сегодня хозяйка заведения решила сама их обслужить.
   - Вы желаете вина или испробуете одну из наших настоек, господа? - очаровательно улыбнулась трактирщица, но после отказа не поспешила уходить.
   - Возможно, вы сочтете, что содержание вашей беседы не для хрупкой и беззащитной женщины. Но кажется, вы хотели говорить о нашем общем знакомом, господине дэ Ортене?
   - Мартин решил привлечь к нашим делам негласную королеву черного рынка? Ты очаровательна сегодня, Юлия, - произнес Даниэль. Легкость и уверенность тона заставила Эйриха вздрогнуть. Так не разговаривают молодые наследники торговых кланов. Так говорят искушенные политики. А кто определял позицию клана Отави последние пять лет? Мудрый Стефан или дерзкий мальчишка?
   Иллюзии рассыпаются красивыми серебристыми осколками, похожими на лепестки диковинного цветка. Кто здесь владеет ситуацией, господин Арьеро? Информаторы явно искали не там, где следовало, или им посоветовали не находить лишнего. Да неужели эта сумасшедшая Олайна похожа в непредсказуемости на его жену?
   Дурак. Никогда не узнавал подробности бизнеса хозяйки любимого заведения, не считал важным. Хватило того, что болтать ее люди не будут - купился на красивую сказку о трагически погибшем супруге. Ведь даже не подумал, кому мог перейти дорогу скромный ресторатор. Олайнский неофициальный сектор Эйриха почти не интересовал, в конце концов, лезть на чужую территорию против правил хорошего тона. Бездна, почему рядом с женщиной и мальчишкой он чувствует себя не контролирующим ситуацию торговцем, а обманутым ребенком?!
   - Не расстраивайся, Эйрих, - заботливо произнесла Юлия, - с Даниэлем мы давно знакомы и сотрудничали. А информаторы они часто поводят. Если тебе не претит вести переговоры с женщиной, продолжим.
   - Мартин не соизволил сегодня явиться на встречу.
   - Он в Кэр-нари. Давно хотела узнать, чем ему так глянулась эта развалюха.
   - Неужели прелестная госпожа Веларес желает очаровать военачальника, чьи люди захватили Владыку?
   Ничем не показывать, что неудача, ошибка или дезинформация выбили из колеи, ни капли досады или удивления. Принимать поражения - искусство. Торговцу нет необходимости быть актером. Все сложнее: собственные слова должны вызывать искреннюю веру. Тот, кто легко может обмануть других, близится лишь к подножию, нижним ступеням великого мастерства. Немногие способны помнить, что верхних у бесконечной лестницы бога торговли никогда не было.
   - Разве не было бы занятно узнать, каким его люди находят мое оружие? Незаметно скупить такое количество амуниции в нынешние мирные времена так сложно, - Юлия оценила шутку. Или не такую уж шутку - в тридцать с небольшим лет "королева черного рынка" умела притягивать взгляды.
   - Дэ Ортен, явно что-то мудрит. Я бы не доверял чародею. Мартин похож на улыбчивого фокусника с уличной ярмарки: неизвестно, что он достанет для вас - шпагу или пушистого кролика.
   - В умении доставать армии из воздуха Мартину нет равных. А в плане доверия, Даниэль, твоя личная неприязнь к магам не означает, что дэ Ортен сможет обойтись без нашей помощи или забыть ее. В конце концов, наколдованная им армия имеет не сказочные аппетиты и не может обойтись без нашего обеспечения. Крестьяне едва ли станут продавать чужакам продукты, а торговцам они верят.
   Подколка Веларес насчет магов, с деланным равнодушием перебиравшей в руках изумрудные бусы, попала в цель. Отави на мгновенье преобразился из политика в разозленного мальчишку, которому прилетело кулаком в уличной драке. Спокойствие и раздражающее превосходство исчезли. Арьеро постарался сделать улыбку отстраненной. О семейной драме клана Отави слышали многие - не так часто отец отказывается от единственного сына и берет вместо него в наследники соседского оборванца. Поразительный рост в положении для младшего отпрыска захудалого лавочника, не получившего бы по наследству и ключей от старого амбара. Сорванец, оказывается, все еще злится, когда ему об этом напоминают. Из друзей детства вышли заклятые враги. Занятно. Правда, слишком трудно это использовать.
   - Я лишь хотел заметить, что излишняя доверчивость с нашей стороны может повредить делу.
   Смех, которым Эйрих заливается одновременно с Юлией, выходит неожиданным и искренним. Творец, мальчишка учит их вести дела, еще немного и будет читать лекции, как снизить уплату налогов и договориться с поставщиками.
   - Ты говоришь правильные вещи, Даниэль, просто с возрастом чувство юмора становиться... своеобразным, - первой сдалась Веларес. - Мы говорили о делах. Вернемся к ним.
   - Насчет других кланов...
   - Родство торгового Совета со сказочной лисой знакомо всем, есть и более красочные сравнения, - вздохнул Эйрих. - Что торговцу выгодно, то и правое дело. Вассальская преданность какому-либо строю, никому не мешает наживаться на его крушении. Стоит ему показать Силу и Власть, и Вламория признает Мартина хоть Владыкой, поэтому прежние короли были столь недолговечны.
   - Любишь историю, Эйрих? Но я имел в виду не только торговцев.
   Арьеро обратился в слух, ловя каждое последующее слово безмятежной с виду Юлии.
   - Под термин "не только торговцы" вписывается один наш общий знакомый, удивительно талантливо сделавший легальным изначально противозаконный бизнес. Изар Санре порой поразителен, и его ответ меня удивил. Парадоксально - воры, аферисты и убийцы не очень-то уважают закон, но верно чтят Владыку. Старый мастер теней удивительно консервативен. Отдельные люди за новыми идеалами пойдут, но в целом подобное не одобряется.
   - Может, тогда стоит поменять главу известного рода? - от голоса минуту назад улыбавшегося Отави Эйриха пробрала дрожь.
   - Это сложнее, чем кажется, Даниэль. Да, у старика разногласия с детьми. Старший сын ушел от дел семьи, но достаточно одного слово отца - вернется и станет рядом. А дочь... о ней ходят разные слухи, но если потомственная воровка и аферистка согласилась по желанию отца стать адвокатом, едва ли мы здесь что-либо выиграем. А вообще Изара любят, несмотря на его привычки и тяжелый характер. Он обладает необходимой для негласного лидера мудростью и беспристрастностью. К нему привыкли. Люди не любят резко менять привычки. Кстати, Эйрих, мне хотелось бы поговорить о судьбе одной партии моего товара на вашей границе.
   Разговор медленно уплывает в область цифр, товаров, бумаг и необходимых взяток. В этом он прожил свою жизнь и сюрпризов здесь меньше. Нет вламорца, который не умел бы договориться по-родственному со строгой таможней. Здесь Арьеро почти нет равных.
   Договора и интриги быстро превратились в привычную волокиту. Да, знал бы кто, что смелые государственные перевороты бывают так рутинны. Хотя, Мартин, может, и знает: кто лучше чародеев успевает изучить повадки и реакции людей.
   Вино наполняет бокал до самого края, и карминовая капля падает на белоснежную скатерть. Многочасовая беседа близится к концу. Анна наверняка заждалась его к ужину, нехорошо опаздывать. Эйрих смотрит, как пятно медленно расползается по скатерти. После окончания обеда придется застилать новую.
   - Мы все рискуем виселицей. По-другому с причастными к государственным переворотам никогда не поступали, - замечает Веларес, отпивая из бокала.
   - Такова природа любого риска. Мы не проиграем, - по-мальчишески уверенно усмехается Даниэль, уходя.
   Юлия ставит бокал на стол и окликает Эйриха у самого порога.
   - Молодые девушки любят романтичные идеалы и правые дела. Не боишься, что, узнав правду, жена тебя предаст или бросит, а Эйрих?
   - Она будет в своем праве. Но если бы я не встретил Анну, то повел под алтарь другую супругу, - ответ выходит обескураживающе искренним.
   "Может быть и правда, с Юлией тебе было бы проще?", - неуверенно спрашивает рассудок. Никаких секретов и тайн, сходство характеров и круга интересов.
   Анна. Порой неожиданно смелая, до невозможности упрямая и уверенная в собственной правоте, как ребенок, открывающий мир. Порой смущенно робкая и неловко интересующаяся, обязательно ли приказывать слугам и можно ли ей обходиться без личной служанки. Любящая, заботливая и нежная, а иногда понимающая его без слов.
   А Юлия Веларес... Такими женщинами восхищаются, с ними дружат, но любят их реже, чем они того заслуживают.
   Легкая усмешка на ее губах, словно она вспомнила давнюю шутку:
   - Не такую уж и молодую, Эйрих. Ведь мы ровесники.
   - Но ведь еще не старики, Юлия, - заметил Эйрих, осторожно закрывая за собой дверь...
   "Ведь тела много моложе наших душ, не правда ли?", - договаривает мысленно разум, который потянуло на красивые слова. Или это все вино - здесь подают одно из лучших в олайнской Столице.
   Следующая мысль кажется странной, парадоксальной, правильной - чего только не придет в голову под влиянием хорошего напитка и долгой беседы.
   Мы начали эту игру, чтобы снова стать отчаянными и молодыми, почувствовать былой азарт жизни, убедиться в собственных силах и ловкости, вспомнить, каковы власть и интриги на вкус, чтобы не оказаться в стороне, когда мир пожелает измениться, начать играть раньше, чем волны изменения всколыхнут воду - порой достаточно одного камня.
   Мы начали эту игру, чтобы снова стать молодыми, а Даниэль, чтобы доказать всем, что давно не молод.
   Мы начали эту игру, зная, что рано или поздно придется заплатить ...
  

***

   "Лишь обретя гармонию мыслей и чувств, ты сможешь рассуждать спокойно и мудро", - кажется, так говорила умная книга не то позаимствованная у Антуана, не то привезенная с далекой родины Раулем. Спокойствию и душевному равновесию учила своих студентов Эрая дэ Тальен, несмотря на то, что те принимали ее уроки за утонченные издевательства.
   "Я спокоен. Это спокойствие медленно растекается от кончиков пальцев, вживается в кровь, упорядочивает чувства", - медленно, нараспев произнес в который раз Арон, как будто пытаясь сосредоточиться или отстраниться для плетения сложного заклинания. Вдох. Воздух ворвался в легкие - можно даже попытаться ощутить легкий холодок в груди и пересчитать удары сердца, стучит оно слишком часто. Выдох. В идеале он должен быть легок и невесом, словно ветер, осторожно поднимающий опавший осенний лист. Бездновы медитации Арону никогда особо не удавались.
   "Мне все равно", - тщательно убеждал себя Арон. - "Мне нет никакого дела до чужой личной жизни, и наплевать на то, о чем они сейчас говорят".
   Шальнед в очередной раз произнесла в споре его имя. Как будто они не могут вести свой женский "разговор по душам" потише! Ему неинтересно, его это не касается. Главное, не думать о том, что если выйти в коридор, то лучше станет слышно не только красочные реплики Шаль, но и ответы Лиры. Вторая танцовщица привычки повышать голос в споре не имела.
   "Это глупо", - лениво заметил разум, заставляя чувствовать себя идиотом.
   Маг не властный над своими чувствами никогда ничего не добьется. Если он не может в них даже разобраться, то гораздо безопасней подарить одному из бывших коллег свой амулет, дать обет и присоединиться к жрецам какого-нибудь храма. Арон был готов признать, что маг из него на редкость паршивый.
   - Не стоит вмешиваться в беседу женщин, - вошедший некромант как будто произнес вслух его мысли. Или он настолько ослабил концентрацию, что в последнее время их можно без труда читать по лицу.
   - Я и не собирался, - согласился маг, взял из корзины с фруктами яблоко и не без удовольствия наблюдал, как Кир подавился заранее заготовленным монологом. Это просто: надеть старую маску, соткать иллюзию добродушного спокойствия. Был же душой компанией, парнем, у которого в жизни серьезных проблем случиться не может. Ничего сложного - чужие проблемы редко кому интересны. Разве что есть люди, перед которыми почему-то не хочется притворяться, как и думать о собственном характере и несовершенстве. Обмануть их иллюзией гораздо сложнее, но это не значит, что невозможно.
   - Тебе даже не интересно? - некромант облокотился на ручки кресла и теперь внимательно изучал мага. Словно преломлял через незримую призму все: от позы и выражения лица до жестов. От темного взгляда стало неуютно. Некоторые люди настороженно относятся к сюрпризам и изменениям чужих привычек.
   - Интересно, но слышать потом очередную отповедь Лир о том, что я нахал с дурной привычкой лезть в ее жизнь... Оно того не стоит. И почему женщины, увлекаясь, забывают обо всем на свете, а потом срываются на тех, кто их слова слышал?
   Вопрос вышел миролюбивым и риторическим, достаточным, чтобы отвлечься от проклятых мыслей и не выдать себя. Воспитанная сила воли изрядно помогает изображать отстраненное спокойствие, когда в мыслях царит полнейший разброд.
   Выдохнуть и сосредоточиться на вкусе яблока и заинтересованном взгляде некроманта.
   Эта игра в спокойствие нужна прежде всего ему самому. Убедив окружающих в собственном душевном равновесии, гораздо проще в него поверить.
   "Мне все равно", - теперь фраза выглядела уже достаточно материальной иллюзией, почти убежденностью. Он может ткать иллюзии из образов, желаний и слов. Разве сложнее сделать это с мыслями? Какое ему может быть дело до мнения особы, никогда не выказывавшей теплых чувств на его счет? Ведь с ней ничего не связывает, а мысли и эмоции... Они еще не отошли от последних событий. Слишком много впечатлений для пары дней - ничего больше. Он похож на ребенка, заметившего игрушку в витрине, когда ее продали соседскому мальчику.
   Но тщательно выверенные эмоции, удобная стена иллюзий полетели в бездну, когда в комнату с присущей ей рассеянной бесцеремонностью заглянула Алишка, прервав зависший в воздухе разговор.
   - Ты будешь моим Наставником? - полуутвердительно спросила бывшая фрейлина.
   От удивления Арон закашлялся, подавившись злосчастным яблоком. Кир с дружеской заботой похлопал мага по плечу и улыбнулся, вызывая стойкое ощущение, что он все это предвидел и поспешил занять лучшее место.
   - Чему я могу тебя научить? - с некоторой долей обреченности произнес Арон.
   - Магии, - безмятежно улыбнулась Алишка, продолжая говорить в той пугающей манере, когда собеседнику начинает казаться, что и выбора, кроме как согласиться, у него нет. Арон честно попытался сопротивляться этим придворным уловкам.
   - Из меня выйдет на редкость неподходящий Наставник.
   - Почему же? Пространственные переходы - одна из сложнейших областей магии. Твой был весьма не плох, - комплимент пришелся не кстати. Такое ощущение, что они сговорились, а он скоро попадет в заранее расставленную ловушку.
   - У тебя уже были ученики?
   - Нет. Но это ничего не меняет. Учитель из меня выйдет не самый лучший.
   - Если у тебя не было учеников, то как ты можешь судить?
   - Я просто трезво оцениваю свои способности, Алишка. В Университете я не был лучшим, мастерская степень едва ли светит, а педагог из меня еще хуже, чем маг. Тебе нужен кто-то другой.
   Почему-то это похоже на попытку оправдаться, сбежать от ответственности, отмахнуться от чужого доверия. Но он уверен, что говорит правду. Незачем обманывать девушку иллюзиями.
   - А что если я никому больше не верю?
   Вопрос замирает без ответа, созерцая лишь пустоту, окончательно смывая напускное равнодушие, попытку стать бесстрастным.
   Чужое доверие такое зыбкое, невесомое, его легче разрушить, чем сохранить. Раньше, чем он успевает ответить, голос девушки становиться тихим, почти шепотом. И напор, с которым она предложила ему непременно стать ее Наставником, угасает.
   - Или я настолько безнадежна, что ты боишься с этим связываться?
   Надо что-то сказать, непременно придумать слова нужные и правильные. Не так уж часто ему доверяют, чтобы разрушить этот зыбкий мост.
   - Для любого мага высочайшая честь, если кто-то счел его достойным звания своего Наставника. Если ты не одумаешься, я не смогу тебе отказать.
   Взгляд у нее удивленный и одновременно счастливый, не верящий. И может, немного победный. Как у всякой женщины, умеющей получать то, что очень хочется. Только у нее еще нет расчетливости, продуманности в словах и жестах, умения осознанно использовать каждое слово собеседника в свою пользу. Арон надеется, что никогда не будет.
   Когда слова оказываются лишними, остается только улыбнуться и подарить чудо - единственное, чему он сумел научиться.
   Нужно лишь подобрать подходящее, способное показать, что магия многогранна.
   Творить чудо - это каждый раз отпускать на волю свободолюбивую птицу красоты, дарить свой восторг не в силах его передать. Магия - волшебство, которое воспевают древние сказки. Она может быть злой, безжалостной или жестокой, даже опасной, но как всякое чудо она может подарить краткий миг счастья.
   Как когда-то давно Арон смотрел на сказочную бабочку, вспархивающую с кончиков пальцев. За это он готов был смириться с собственным даром: он позволял творить прекрасное, необыкновенное, светлое. Удивленно улыбнулся Кир, словно улыбка застала его врасплох, заставила вспомнить о чем-то хорошем. Алишка счастливо засмеялась, стала на миг маленькой восторженной девочкой, и бабочка села к ней на ладонь. Удивительно, девушка смогла поймать образ чужой иллюзии. Но долго держать в плену крылатое создание она не собиралась. Вторая бабочка - теперь золотистая, взмыла вверх и полетела в сторону двери. В причудливом танце они закружились по комнате. Сотворенное чудо. Первое волшебство.
  
   ...Алая бабочка раскрывает яркие крылья и садится на ладонь. Он знает, что одного ее прикосновения достаточно, чтобы зажечь лист бумаги, но совершенно не боится. Если огонь "попросить", то он может стать холодным. С тончайших крылышек рассыпаются искорки, похожие на золотую пыльцу. Стоит захотеть и бабочка навсегда исчезнет. Но ведь ему так хочется поиграть с ней чуть-чуть подольше, пока солнце не зайдет за горизонт, и не придет время возвращаться домой. Арон знает, что бабочка и огонек, из которого она пришла к нему, ненастоящие. Он их придумал, когда стало скучно. Еще Арон знает, что про бабочку ни в коем случае нельзя рассказывать папе. Он не любит всяких "чудес", жутко расстроится и даже может рассердиться. Пятилетний мальчик со взрослой серьезностью готов оберегать свой секрет. Папа вернется из города не раньше вечера. А пока... алая бабочка порхает, чуть касаясь поднятой к небу ладони.
  
   Дверь открылась, и в комнату зашли танцовщицы.
   Золотая бабочка, словно не замечая усталого взгляда Лиры, села на серебристые волосы. Губы девушки неожиданно изогнулись в улыбке незнакомой и мечтательной. Она сделала ее сказочно, неописуемо прекрасной. Захотелось, чтобы это никогда не кончалось, навечно запечатлелось образом в памяти, ощущение счастья близкого и ускользающего. Как золотая бабочка на серебряных волосах.
   Мгновение не длится вечно. Иллюзия рассыпалась золотой пылью.
   - Иллюзия? - спросила Лир пространство, и убрала упавшую на лицо прядь, словно стряхивая наваждение. Или так только показалось.
   - Я же тебе говорила! - произнесла Шаль фразу, похожую на последний аргумент затянувшегося спора.
   - Для иллюзии весьма неплохо, - нельзя понять комплимент это или критика. - Арон, я хотела бы попросить об одолжении...
   Если судить по голосу, то последнее чего бы она хотела - о чем-то просить, тем более, его, но маг внимательно ждал продолжения фразы.

***

   Те, кто говорят, что пустота неживая - лгут. Незваной гостью она устраивается на месте сердца, выпивает собранную из осколков душу, заменяет желания равнодушием. Если задуматься, в тюрьмах нет ничего страшного. Все те же вода, еда и крыша над головой, разве что вместо дверей и окон решетки. Здесь много спокойней, чем на воле. И именно это спокойствие, внутренняя тишина позволяет зародиться абсурдному страху: что если картинки в памяти лишь фикция, попытка придумать себе прошлое среди одиночества каменной клетки?
   Когда дверь камеры открылась, Кир прищурил глаза от непривычно резкого света и решил, что все это ему привиделось. Когда долго о чем-то думаешь, это начинает казаться реальным. Тюремный врач, побоявшийся придти без охраны и предпочитавший, чтоб его называли психологом, говорил также.
   Он сошел с ума, еще прикоснувшись к дуэльным рапирам. Единственное реальное в бреду - крик Жанны. Призраки не вкладывают в голос столько страха, как и ненависти во взгляд. Люди ненавидят то, что выше их понимания, и отказывают в праве называться "людьми" тем, кто убил противника, не нанеся укола рапирой. Седрик Кадарис не успел осознать, что умер.
   Теперь Кир сидел на кровати в храме жрецов Смерти и пытался заставить докучливый бред исчезнуть.
   - Я Лоуренс, здешний верховный жрец, - представился мужчина, забравший его из тюрьмы. Кир молчал, предпочитая с галлюцинацией не разговаривать. Он в сырой камере, скоро подадут ужин. Сейчас просто обострение безумия, надо подождать немного, и оно само пройдет.
   - Если думаешь, что это сон, можешь взять нож у кровати и провести по ладони. В бреду у крови нет вкуса, - предложил верховный жрец.
   Поколебавшись минуту, нож он взял - говорят, во сне нельзя умереть по-настоящему. Капля медленно скатилась по лезвию, Кир осторожно слизнул ее, пробуя на вкус. Теплая, соленая, как будто настоящая.
   - Полагаешь, что ты проклят? - спросил Лоуренс. - Ты просто отмечен, избран. Величайшая честь быть Избранником богини.
   Прежняя жизнь похожа на красивую картинку, хрупкую мозаику в храме, разбитую вдребезги. Любовь матери, гордость отца, положение в свете, обожание женщин и признание равным от мужчин, дружеские попойки, драки, дуэли и романтические вечера, переходящие в слишком короткие для двоих ночи. Первый поцелуй с оглядкой подаренный дочкой министра, первая дуэль и опьяняющая радость победы, первая женщина, предпочитавшая духи с утонченным цветочным ароматом, Жанна, смеясь кидающая в него снежок, похожая на вздорную маленькую девочку. Всего этого больше нет, это вычеркнуто. Он больше не имеет на это право.
   - Я не просил меня избирать, - с нескрываемой злостью ответил Кир.
   Он как будто не замечал ответа, оставался таким же выводяще из себя спокойным.
   - Ты не считаешь свой Дар наградой?
   У Кадариса удивленно-вопросительные глаза, когда ноги подгибаются, и он падает на белый снег. Иногда это выражение лица снилось ему по ночам в стенах камеры. А следом непременно кричала Жаннет, в ужасе отпрянувшая в сторону, слишком догадливая Жаннет, первой понявшая, что случилось.
   - Как можно считать наградой способность убивать прикосновением?!
   - Прикосновением? Ты не понимаешь границ своих возможностей, мальчик. Тебе достаточно, только подумать, только пожелать... С этих пор в твоей душе живет не способность убивать, а сама смерть.
   Внезапно стало все равно. Равнодушие принесло спокойствие, безразличие.
   - И что же мне делать со смертью?
   За способность так улыбаться, наверное, платят слишком большую цену. Какую, не хочется знать.
   - Жить... Мы могли бы, лишь пожелав, давно повергнуть мир в бездну.
   - И чем же вы, жрецы Смерти, занимаетесь все эти века? - жалкая попытка изобразить интонации собеседника.
   - Ищем причины его туда не повергать.
  
   Кир с неудовольствием вспомнил утренний сон и обреченно вздохнул. Лоуренс, последний циник и сволочь, а также Наставник, снился явно не к добру. Это была одна из немногих примет, в которые он верил.
   Неясная тревога не отпускала с тех пор, как они покинули трактир. Можно было провести под кровом любезного хозяина еще одну ночь, а выйти завтра с рассветом, но дело было не в этом. Если они прибудут в столицу поздним вечером, незаметно устроиться будет проще.
   Лес за пределами Альгры ничем не отличался от того, какой они видели раньше. Даже ощущения от него не изменились, а ощущениям стоило доверять. Тем не менее интуиция тихо шептала "здесь что-то не так", нельзя было не прислушаться.
   На втором часу пути все оставалась таким безмятежным и спокойным, что Кир был склонен упрекнуть предчувствие в затянувшейся паранойе и послать в бездну вместе со всякими дурными снами, умеющими испортить с утра настроение. Лес спокоен и тих, и нечего тут подозревать... Некромант нашел, наконец, причину беспокойства, то есть посчитал, что нашел. Лес слишком тих. Позавчера в нем было гораздо больше звуков. Словно их что-то приглушает, изменяет гармоничное звучание.
   Нет, глупости, ведь звуки не исчезли совсем. Всему виной громкий голос Арона рядом, увлеченно рассказывающего Алишке какую-то из нескончаемой череды студенческих баек. Маг с бывшей фрейлиной удивительно быстро нашли общий язык. Правда Кир полагал, что Наставнику не стоит делиться с подопечной своими экспериментами и забавами в годы студенчества. Еще больше он удивился, когда в беседу включилась Лир, рассказавшая историю довольно нейтральную: не позволяющую конкретно определить, на кого же учили в стенах Университета девушку, но занятную. Некромант надеялся, что с Шальнед станется делиться подробностями обучения танцовщиц в Харите. Об обучении в храме жрецов Смерти он бы по доброй воле никогда никому не рассказал.
   Туман застал Кира врасплох. Поначалу это казалось легкой дымкой, какая бывает от костра, или просто тенью от облаков в кронах высоких деревьев. В этом нельзя было найти ничего страшного или пугающего. Просто что-то чуть приглушило цвета, сделало более размытыми тени... как поступило до этого со звуками. Только звуки вокруг совсем исчезли.
   Лира замерла на полуслове, тоже что-то почувствовав, а потом вдруг взглянула на плечо с татуировкой, спрятанной Ароном под иллюзией еще в трактире, и выразила на лице искреннее недоумение. Так поражаются чему-то невозможному.
   Первой пронзительно завизжала Алишка. Стихийница, еще не научившаяся обращаться с силой и полагавшаяся больше на бессознательные инстинкты, ощутила опасность раньше всех. Пусть не смогла объяснить, но вполне неплохо выразила. В чем-то некромант был с ней согласен.
   Кир никогда не верил в призраков. То есть не признавал те абстрактные сущности, которыми пугают детей и в которые верят суеверные обыватели. Под популярное слово "призрак" подходит множество существ: от душ, по некой причине задержавшихся в шаге от бездны, до демонов разных миров и существ из бездны. У каждого из страхов есть свое имя, содержащее способ его победить. Знание прогоняет иррациональный, стихийный ужас, застилающий разум.
   Но в данный момент Кир вполне был готов назвать неизвестных созданий призраками. Прозрачная, как дымка тумана, пустота, невесомость, от которой становиться жутко. Только кажется, что у воплощений обманчивой эфемерности есть очень острые клыки и когти. Больше всего пугало не это. Сущности не были живыми, но и не были мертвыми, не принадлежали к известной части бездны. Кир не имел над ними власти, Дар обеспокоено напрягся, готовясь к схватке. Или эти создания добивались, чтобы он воспользовался Даром?
   Впрочем, Шальнед, прежде чем одна из тварей метнулась в их сторону, сумела успешно дать сущностям имя:
   - Дхатши.
   Дхатши. "С древнего языка Хариты, это звучит примерно так: "страх без имени"", - вспомнился ровный голос верховного жреца, который с увлеченностью ребенка рассказывал о том, что у людей Хариты удивительная вера, не позволяющая давать имена демонам. "Вообрази, вместо того, чтобы обозначить свои страхи, они окружают их таинственным ореолом. Хотя я бы не советовал давать харитским демонам имена или называть собственное. На всякий случай. Из уважения к местным традициям. Но ты все равно никогда не посетишь эту страну, поэтому пойдем дальше. Мифология Джаралы еще более увлекательна. Например, эта легендарная птица рир...".
   Сосредоточиться на воспоминании помешало то, что тень устремилась к Шальнед. Подобного Кир допустить не мог. На мгновенье прикрыл глаза, передавая часть сил амулету, украшавшему шею Шаль, а остальное отдал на откуп отпущенному на свободу Дару.
   Харитским демонам вряд ли подобное окажется по зубам. Зыбкое прикосновение заставило его лишь усмехнуться. Если он не дал Дару захватить над собой власть, то, что могут здесь сделать демоны?
  
   - Так эти "дхатши" безвредны для нас?
   - Если ты уверен, что ничего не боишься, - задумчиво ответил Лоуренс.
  
   - А ты не боишься, жрец, - заметил беззвучный голос, которому было не место в его голове. Реальность вокруг танцевала причудливый танец из света и тени. Туман из окружающего мира проник в разум, затаился в этом голосе, похожем на его собственный.
   - Кроме смерти. Как глупо. Жрец смерти боится ее прихода.
   - Ты лжешь, - Кир всегда полагал, что у воплощения Дара будет голос именно Лоуренса.
   - Ты хочешь сказать, что не боишься только того мига, когда смерть придет за тобой...Другие люди почему-то все еще тебя заботят.
   Голоса в сознании исчезли, мир прояснился, туман остался где-то позади. Он просто смотрел, как тонкая цепочка амулета рвется, Шальнед непонимающе смотрит на него, а потом оседает на траву, сжимая в одной руке черный агат, а в другой изогнутую саблю - попытку прогнать демонов оружием.
   Кир почувствовал, как подгибаются ноги, и он падает в пустоту.
  
   - Демоны Хариты играют с разумом, и, судя по их сказкам, очень любят пробовать на вкус чужие эмоции. Думаю, создания небезынтересные для изучения, - откинулся на спинку кресла верховный жрец Смерти, продолжая очередную лекцию.
  

***

  
   Анна Арьеро всегда с чувством превосходства и жалости относилась к девушкам, падающим в обморок при виде мыши, порезанного пальца или вздрагивающим от постороннего звука или завывания ветра в щелях оконной рамы. Может быть, в тот момент, когда зарождаются первые страхи, рядом был отец, полагавший, будто дочке не стоит ничего пугаться: мало ли как сложится жизнь. Бояться было почти постыдно, неловко и совершенно не подобающе. Анна и не боялась - решительно кидалась навстречу рискам и опасностям, а оглядываться назад никогда не стремилась. Что ж, неплохая позиция для будущего юриста.
   Вот только сейчас упрямое и гордое "я ничего не боюсь" совершенно не помогало. Страх оказался размытым и вездесущим. Боялась она темных улиц, кишащих бандитами (знание криминальной обстановки города не мешало воображению рисовать маньяков и убийц), пожара, слишком быстрых экипажей и лошадей, болезни и того, что она станет толстой и страшной, муж ее бросит или еще хуже - заведет любовницу. Скорый переезд помог слабо, тем более, от любимой столицы она уже отвыкла, а суетливый Анжер не мог сравниться с озорной Вэдалью.
   Тая заметила бы, что Анна чем-то мучительно терзается, а страхи служат отговоркой или средством оттягивания момента истины. Что ж, подруга оказалась бы права целиком и полностью. Храбрая правозащитница пребывала в отчаянии, не зная, как признаться любимому супругу, что ждет ребенка. Новость, несомненно, была радостной, но вот придумать способ ее преподнести... Эйрих, между прочим, сам был виноват - вечно пропадал на своей клятой работе и подозрительно частых деловых переговорах. Если раньше это воспринималась как должное, то сейчас раздражало до позорного желания разрыдаться в подушку, как последняя идиотка. Именно нежелание выглядеть "последней идиоткой" Анну и сдерживало. Даже Ташка начала замечать, мол, хозяйке надо больше отдыхать. "А зачем мне отдыхать, если он меня наверно больше не любит и бросит?" - хотелось громко заплакать и швырнуть в диван тарелку. Почему, о бездна, ей все время хотелось плакать? "Найдет себе еще более красивую и умную, которая не устраивает истерик. Так что нечего ныть", - тут же одернула себя Анна и послала лентяйку Ташку на рынок за соленой рыбой.
   Впрочем, в своих вкусовых пристрастиях госпожа Арьеро была непостоянна и ровно через пару минут, когда служанка скрылась за поворотом, ей захотелось сушеных фруктов. Прямо до одури. И чтобы немедленно, сию же минуту принесли. Пришлось идти на безднов рынок самой по пыльной улице, где невыносимо воняло рыбой от расположенных на другом конце улицы палаток. И как только она могла захотеть подобную гадость?! Не иначе Ташилья чего напутала.
   От уличного гула виски сжало железным обручем, Анна глубоко вдохнула и остановилась у одного из прилавков, стараясь оказаться подальше от многолюдной толпы - улицы Анжера редко бывали пустынны. Стоило дождаться вечерней прохлады, когда дышать станет легче, а раз не нашла в себе терпения, то придется воплощать задуманное сейчас. Отступать Анна никогда не умела.
   Дурнота подступила неожиданно - мир стал на мгновенье слишком ярким и громким, а потом поплыл перед глазами. "Стоило слушаться советов врача", - запоздало подумала Анна и... оперлась на заботливо подставленную руку неизвестной доброжелательницы. Незнакомка отвела девушку чуть в сторону под тень навеса и заботливо заметила:
   - Рынок в полдень не лучшее место для прогулок. Вам следовало попросить кого-нибудь из слуг.
   Спасительница повернула голову. Темные волосы были коротко пострижены и в тоже время аккуратно уложены в женственную прическу - одну из тех, которые редко кому к лицу, но словно созданы для ее обладательницы. Уверенность сменила знакомый вызов окружающему миру. Она изменилась, как будто повзрослела, при этом появилось что-то неуловимое, что невозможно было пока объяснить.
   - Таира? Что ты здесь делаешь?
   - Живу. Вот сейчас иду с работы, вытащив из тюрьмы очередного отцовского помощника. Сволочь редкостную, но в делах незаменимую. А как здесь оказалась ты? Неделю назад мне пришла открытка из Аргарда.
   Анна почувствовала себя на судебном заседании или допросе, когда каждое слово внимательно проверяется и может быть использовано против тебя.
   - У Эйриха здесь дела. Мы недавно приехали. Только вчера, - кратко ответила девушка, все еще чувствуя себя в чем-то виноватой. Хотя бы в том, что встретила лучшую подругу и не может подобрать для нее слов.
   - Нормальная жена мужа дома ждет, а не языком на рынке треплет, - неодобрительно заметил торговец, на чей прилавок Анна, задумавшись, облокотилась. - Или покупай чего, госпожа, или не пугай мне покупателей.
   - Вижу у тебя такой наплыв клиентов, что протолкнуться негде, - выразительно обвела взглядом прилавок Таира, а затем добавила почти отстраненно. - Товар-то все равно контрабандный.
   К Таире торговец вдруг проникнулся необъяснимым уважением:
   - Да я не в претензии, госпожа Санре. Нехорошо на улице, замотался и не признал. Вы с подругой присесть не желаете? Я вам стул могу принести из подсобки.
   Проигнорировав любезность, Таира повела Анну подальше от торговых рядов и остановилась возле небольшого уличного заведения.
   - Как ты догадалась, что товар контрабандный? - ничего умнее не приходило в голову. Молчание сделало возникшую стену неловкости почти нерушимой, пугающей.
   - Он платит отцу процент с товара. Некоторое время назад я оформляла ему документы, - почему-то в ровном голосе чувствовалась усталость. Не валящая с ног усталость после тяжелой работы, проходящая на утро, а рутинная многодневная. "Что стало с тобой, Тая?".
   - А как у наших дела? Я недавно Арона встретила. Рауль еще не уговорил тебя устроить свадьбу по джаральским обычаям?
   Пытаясь перевести разговор на знакомых и давнюю шутку - серенады под окнами общежития, исполняемые одним джаральцем, надолго запомнились даже коменданту, обещавшему вылить на нарушителя покоя ведро воды, - Анна не рассчитывала не такую реакцию. Только попыталась подыскать нейтральную тему для разговора.
   Таира безразлично смотрела в пространство, ее голос мог превращать быструю воду в ледяные глыбы.
   - Мы не встречаемся с Раулем. Уже год. Я не желаю иметь с ним ничего общего.
   - Но как ... - это нелепое начало фразы вырвалось против воли, от неожиданности и немыслимости события еще два года назад.
   - Никак. Извини, Анна, наверное, зря мы встретились. Тебе очень идет статус супруги влиятельного торговца. Если ребенок родиться, можешь не звать на торжество - я не обижусь. Думаешь, как можно было бросить мужчину, который так любил? Можно было. Очень просто. Видишь, какая я стала. Торговец тот, несомненно, считает меня бессердечной стервой, и не так уж он и не прав. Я вытаскиваю из тюрьмы уголовников, разрешаю проблемы отца со стражей и частично веду его дела. Я не такая, какой ты меня знаешь. Только не надо никаких "что с тобой случилось?", хорошо? Я могу проводить тебя до нужной лавки, если ты перестала ориентироваться в торговых кварталах Анжера - за последние два года город значительно отстроился. И еще - не ходи одна на рынок, бери с собой служанку. Одинокую госпожу каждый норовит обдурить.
   Однажды Анна слышала подобную интонацию, видела это выражение лица. Когда кто-то из однокурсников начал нести очередную чушь о том, что при поступлении на юридический нужно проверять не знания и талант, а в первую очередь родню - нечего разным ничтожествам приобщаться к премудростям законности. Все равно они ничего не смогут понять, это милосердие. Анна тогда почувствовала снисходительные взгляды и не смогла произнести ни слова, сделала вид, что этих взглядов просто нет. А Таира улыбнулась и в самых вежливых выражениях намекнула, что отцовские заслуги нисколько не помогут тому, кто горазд пьянствовать, расточать фамильные богатства и гулять по девкам.
   Только сейчас к знакомому выражению лица присоединились тщательно скрываемая усталость и одиночество.
   - Ты права, Тая, - обманчиво мягко начала Анна. - Ты не та, кого я знаю. Знакомая мне Таира Санре никогда не сдавалась и не отступала от поставленной цели. И за красивые слова она не пряталась - считала, что убегать попросту недостойно. От себя, она убегать, тем более, не думала. Когда ты начала это бегство, а Тая? Когда я уехала, или когда ты бросила Рауля? Наверняка, сказала что-нибудь трагичное о невозможности вашей любви, непреодолимой преграде, хотя скорее без объяснений хлопнула дверью и наговорила гадостей на прощание. Чтоб только не догадался, не захотел вернуться. Мужчины такие глупые, верят в наши слова и решения. Но Рауль приходил и после, если я хорошо знаю Рауля, а ты в очередной раз хлопнула дверью, едва не дав ей слететь с петель. Потому что, когда тебя по-настоящему любят и готовы прощать - это страшно. Гораздо страшнее любви неразделенной и отвергнутой. У тебя не хватило смелости сделать шаг и вернуться?
   - Ты изменилась. Не ожидала, что в тебе столько красноречия. Зачем тратить его на меня? Если по твоим словам я умею лишь убегать и хлопать на прощание дверью. Чего мне не хватало, так это твоей жалости.
   Можно представить, что это очередной диспут, состязание красноречия, вспомнить свое первое заседание, где она сидела в качестве молодого стажера и вдруг вместо положенного внимания каждому слову попросила разрешения выступить самой. Только это будет нечестно, фальшиво, потому что сейчас ставка гораздо выше.
   - Одна моя подруга когда-то сказала, что больше всего мужества людям сильным требуется, чтобы принять чужую помощь. Рассказать порой сложнее, чем выслушать. Ты пытаешься доказать, что я тебе не нужна, но почему берешь на себя право говорить, что мне не нужна ты? Ты - это ты. Я знаю, что люди меняются с годами. Войдя в реку времени, нельзя выйти прежним. Ты можешь хлопнуть дверью, Тая. Я такая глупая и упрямая, что пойму твое желание, только когда дверь хлопнет рядом с носом. Я не лишаю тебя права закрывать перед кем-то дверь. Подобное сделать никто не в праве. Просто хочу напомнить старую истину. Если долго бегать от себя, то однажды догонишь...
   "Я проиграла", - подумала Анна, смотря на игру света и тени, танцевавших на деревянной крышке столика. Время медленно утекало сквозь пальцы, серым пеплом оседало на ресницах. Страх беспомощности, знакомый и привычный, было исчезнувший во время спора, снова вернулся на отвоеванное место. "Я же говорил, что у тебя не получится. Зачем бороться, если сдаться гораздо проще? Всех опасностей тебе не предусмотреть, не победить. Ты даже не можешь...".
   - Спасибо, - прошелестело в воздухе. - Ты как никто другой умеешь показать мне, какой дурой я иногда бываю. Спасибо тебе, Анна.
   Улыбка, некогда привычная улыбка соседки по комнате утвердилась на ее лице. Сначала медленно нерешительно изогнулись кончики губ, а потом засветились забытым светом глаза.
   Страх удивленно оскалил на прощание фальшивые клыки и исчез, словно не было никогда никакого страха.
   - Я не такая смелая, как ты.
   - Я вовсе не... Я ведь такая трусиха, боюсь всего подряд. Что Эйрих меня бросит, что с ним что-то случится, что...
   - Нужно быть достаточно смелой, чтобы признавать свои страхи, чтобы их победить. Ты чего-нибудь боялась в детстве? - спросила Таира с видом, будто знала от мироздания одну из великих тайн.
   - Темноты. Я боялась, что оттуда придут чудовища и утащат меня в бездну. И отец не найдет, потому что я не успею закричать. Соседка, что сидела со мной, говорила, чудовища невероятно быстрые. Но однажды, когда я сильно заболела и начала бредить, отец просидел со мной всю ночь. А наутро сказал, что чудовища боятся тех, кто решительно шагает им навстречу и не позволяет страху взять над собой верх. С тех пор мне вдруг перестали сниться кошмары, а темнота стала обычным временем, когда нечему осветить комнату.
   Таира кивнула и подлила подруге в кружку чая.
   - Мы все боимся чудовищ. Только у всех они разные. Когда я была маленькой, то смотрела на окружение отца, его "друзей" и коллег и больше всего боялась такой стать. Изар Санре начинал свою карьеру в мелком городишке на окраине самым обычным вором, иногда проворачивал и другие дела. В него и влюбилась местная "дворяночка", да так, что бросила все и стала его женой. Я помню только голос, поющий колыбельную и каждую ночь рассказывающий сказки про благородных рыцарей и принцесс, которые живут в высоких замках. Ее убили конкуренты - взяли в заложники и потребовали отца сдаться страже. Изар никогда не действовал по чужой указке. Тогда я подумала, что никогда не хочу такой стать, чтобы выбирать тоже никогда не пришлось. Слишком жестокий выбор. Эдгар был старше, но страх его одолевал тот же. После этого отцу удалось резко поправить свое положение - мы переехали в Анжер. Изар Санре неожиданно для многих стал основателем собственного клана, почти легальной гильдии воров и мошенников. Он мечтал, чтобы Эдгар стал его наследником, а мне дать блестящее образование и нянчить внуков от благородного господина. Когда брату исполнилось шестнадцать, он ушел из дома... и все равно пришел к профессии отца, которую так отчаянно избегал. Жизнь любит такие шутки.
   - Ты никогда мне об этом не рассказывала.
   - И ты не подозревала, что Таира Санре дочь того самого вора? Неужели благородные сокурсники не соизволили просветить? - в голосе подруги ирония граничила с сарказмом.
   Анна помнила свой первый день в общежитии. Оценивающие взгляды с насмешкой изучающие ее провинциальный наряд. "Так эту крестьянку к той выскочке подселяют? Видать, декан понимает, что уж они-то нам никак не ровня", - снисходительно бросила Эльвира, ничуть не смущаясь, что предмет разговора как раз проходил мимо.
   - Думаешь, твое семейное положение имело для меня такое большое значение? Над моими нарядами месяц наши "дворяночки" потешались.
   Вдруг показалось, что вернулись прежние университетские времена.
   - Ровно до тех пор, как я уговорила тебя пойти сменить гардероб, и мальчишка с нашего этажа, страшно смущаясь, принес под недоуменные взгляды соседей дорогущий букет джаральских лилий. Между прочим, отпрыск какого-то благородного семейства был. Да, хорошие были времена. Жаль что кончились.
   - А Рауль? - вряд ли стоило менять тему на опасную.
   - Ты права, я от него сбежала. Зная, что он вскоре должен зайти, начала флиртовать с соседом в кафе и настолько его очаровала, что к моменту прихода Рауля, он меня целовал.
   - Он простил. Он долго кричал на того парня, обещал набить ему морду, но все равно простил, - уверенно заявила Анна.
   - Откуда у тебя такие способности к психологии? Ты знала моего парня лучше, чем я... Когда я закончила Университет и оглянулась назад, то поняла, что нет никакого выбора. Детский страх вернулся, стал реальностью. Я люблю отца, хотя терпеть не могу его девку, Марлен. Кроме меня Изару было некому доверять, Эдгар не собирался возвращаться, и я просто заняла положенное место. И даже не заметила, как стала той, кем больше всего боялась стать... Одной из лучших юристов клана, ведущей почти все отцовские дела.
   Анна пристально посмотрела на подругу и произнесла отчетливо, не отводя взгляда:
   - Ты стала лишь той, кем сама выбрала стать. Но совершая очередной подвиг, ты всегда совершала подвиги, Тая, пусть незримые, но подвиги. Защищая робкую незнакомую девчонку от насмешек, выдавая смущение за уверенность, пряча все проблемы и тайны в лихой улыбке. Неужели ты никогда не думала, что твой отец, каким бы он ни был, не желал видеть тебя просто счастливой? Неужели бы он не позволил тебе быть с Раулем?
   Казалось, Таира засмеется. Каркающим чуть хрипловатым смехом, какой бывает у тех, кто слег с тяжелой болезнью и услышал сказку о быстром исцелении.
   - Ты моя лучшая подруга, Анна. До сих пор лучшая. Но ты не поняла. Я не спасала клан от крушения ценой своей любви. Я спасала Рауля от клана. Потому что стань он хоть в чем-то похож на моего отца, я бы больше не смогла его любить...
  

***

   Истинная аристократка никогда не позволит никому увидеть свою слабость. Чародейка же никогда никому не позволит думать, что у нее эти слабости могут быть. Ровный голос пожилой леди дэ Модьен, блистательной бабушки, всплывал в памяти, как зачитывающий приговор, а пальцы мелко дрожали, держа нераскрытый конверт, как в каком-то дешевом романе. Да что скрывать все тело била дрожь подавляемой истерики.
   Хотелось... многого хотелось. Например, магическим вихрем расшвырять, обратить пылью изящные статуэтки. А еще лучше представить на их месте благородных господ со снисходительными взглядами и проклятыми вежливыми улыбками. Или нет. Позволить им умереть быстро - слишком просто, никак не достаточно после того, как они посмели ее так унизить.
   Злость от невозможности произнести рвущиеся на язык слова, необходимость отвечать официальной и фальшивой улыбкой. "Они заплатят. За все заплатят", - хочется произнести это вслух с безмятежной в своей жестокости улыбкой. "Но ты ведь знаешь, что едва ли сможешь заставить их заплатить?".
   Злость похожа на раскаленное золото, расплавленный металл, который может обжечь перед тем, как остынуть. "Если ты решишь помогать людям, то должна позабыть о ненависти и злости, потому что люди часто презирают и ненавидят больше всего тех, кто пытается им помочь", - слова отца забыть сложно, вот только не обладает она его добротой и пониманием.
   "Тише", - прошептала себе Диана, но проклятая дрожь в руках никак не желала отступать. Какая глупость, ей нужно всего лишь открыть один единственный конверт, даже не запечатанный магией. Почему пальцы не желают слушаться, когда дыхание почти успокоилось?
   - Ты боишься открывать, милая, - озвучил ее мысли голос, чей обладатель стоял прямо за спинкой кресла. Шагов или звука портала она не слышала, комнату освещала одна единственная свеча и раньше, чем успела понять, что темная фигура ей знакома, Диана пронзительно закричала с расчетом, что отвлекший нежданного гостя крик даст ей время сплести заклинание.
   - Ты настолько рада меня видеть, что не смогла сдержать радостный вопль? - мужчина искренне удивился. - Или у тебя рефлекс так орать на гостей?
   Тут ошибки быть не могло. Диана почувствовала себя дурой, или хуже - ребенком, сделавшим очередную глупость.
   - В следующий раз так не подкрадывайся, Ксавер. И вообще что ты здесь делаешь, если мы договаривались, что ты останешься с Лией?! - лучшим способом защиты издавна считалось нападение, а оправдываться леди дэ Модьен не любила.
   - С Лией осталась Луиза, - как ни в чем не бывало ответил Ксавер и перехватил ее руку. - Может, тебе помочь открыть?
   Диана сдалась на милость супруга и теперь с интересом следила, что предпримет он, вскрыв злополучный конверт. Сомнения чародейки не оправдались, аккуратно надорвав упаковку, Ксавер передал ей сложенную бумагу, даже на нее не взглянув, всем своим видом показывая, что чужие письма ему не интересны. Диана против воли улыбнулась и заметила, что злость куда-то исчезла, застыла холодным золотым слитком.
   Почерк у Изабеллы был ровный, словно каждую строчку, вышедшую из-под пера Владыки, смело можно было выставлять как образец для урока каллиграфии. Разве что от прописей строчки отличал изящный наклон и привычка по-старинному писать некоторые буквы.
   "Я Изабелла Эрмин Лантье...", - было что-то жуткое в том, чтобы читать завещание еще живого человека. Документ был составлен почти идеально, сразу вспомнился якобы ничего не значащий совет, где Владыка ловко провела закон, по которому снимались все ограничения к наследнику. "Она не могла знать", - мысль логичная, но не исполненная должной уверенности. "Отрекаюсь", - есть в этом слове что-то обреченное, отвлеченное от формальных строк текста. "Алириан Изабелла Лантье", - имя это едва ли вязалось с Алишкой, официально считавшейся дочерью Эдуарда. Три подписи в конце - заверить документ Изабелла не забыла.
   Другие бумаги Диана бегло просмотрела еще раньше.
   Алириан Изабелла Лантье. Значит Владыка, да? "Ты доверила мне самое дорогое, а я даже не могу предположить, жива ли твоя дочь, Изабелла". Вот будет злая шутка судьбы, если новую Владыку ненароком убили при штурме.
   Злость прошла, но унижение, невидимым грузом легшее на плечи, осталось вместе с валящей с ног усталостью. Наверное, не так больно было бы потерпеть окончательное поражение, чем чувствовать себя беспомощной и разбитой. "Я проиграла, не начиная боя".
   Ее осторожно подняли на руки, донесли до кресла, зажгли ярче свечи и укрыли пледом.
   - Я знаю, что моя супруга чародейка. И обязательно великая, - любого другого Диана испепелила бы взглядом за подобный тон, - но сейчас ты похожа на перепуганную девочку, встретившую в лесу волков-людоедов.
   - Люди хуже любых волков, - бесстрастно заметила госпожа Ведех. Признавать собственные поражения не хотелось, казалось, это хуже, чем терпеть унизительные взгляды и слова.
   Внезапно лицо и голос Ксавера переменились: легкость и заботливый интерес из них исчезли.
   - Бессилие - это когда единственное, чем ты можешь помочь своим людям - это подарить им покой посмертия. Когда они умирают, а ты не можешь остановить всколыхнувшийся кошмар. А ты просто устала, милая.
   Ксавер редко рассказывал о прошлом, а Диана предпочитала не спрашивать. Давнее обещание, почти договор.
   - Так кто же смог расстроить мою любимую жену?- удивительный у бывшего мага Ночи голос, как филигранно он умеет менять интонации. Кажется, что тебя ласково погладили по голове и прошептали что-то доброе.
   - Меня не обидели, меня унизили.
   Рядом с мужем Диана чувствовала себя безмятежно и спокойно. Недавняя злость казалась глупостью, застывшим изваянием, принадлежащим не ей. От рассказа становилось легче, голос на удивление спокойный, как будто пересказываешь забавную историю, услышанную от знакомых.
   - Самое сложное не ненавидеть не врагов, а будущих союзников. Ненависть врагов честнее и отвечать на нее проще - она лишь еще один акт бесконечной игры, состязания ума и воли. Я желаю Мартину дэ Ортену скорейшей смерти и полагаю, что без него в заговоре не обошлось, но это не мешает мне его уважать как противника сильного и достойного. Говорить слова лицом к лицу он не разучился. А они... бездновы аристократы, изворотливые маги, многозначительно улыбающиеся торговцы, а особенно проклятые выродки, называющиеся Советом... готовы изменить свое мнение по одному порыву ветра и никогда не говорят, что на самом деле думают. Когда разговариваешь с ними, кажется, тонешь в болоте, затягивает на самое дно. Я не могу заставить себя еще раз пойти туда, посмотреть на эти лица. Они ведь смотрят на меня так, словно я приползла к ним умолять на коленях о сущей ерунде и надоела своими глупостями. Я не могу, Ксавер, не могу больше... я ничего не могу сделать. Эдуард Д'Аринье бы смог. Знаешь, когда я думаю о нем, мне становится страшно. До дурноты, так страшно, что хочется не открывать глаз. Тела не нашли, я не хочу верить, что он нас предал. Потому что тогда мои жалкие попытки бесполезны... мне никогда не выиграть.
   Ксавер долго и пристально смотрел ей в глаза, на миг от его взгляда захотелось спрятаться, зажмуриться, убежать. Сейчас он скажет неизбежную правду, какой идиоткой она была со своими идеалами и глупой верой в красивые слова о долге и чести, сделает то, что не смогли насмешки и подозрения, и тогда ей останется только умереть.
   Пауза затянулась, повисла липкой паутиной страха на стенах.
   - "Никогда" слишком страшное слово, Диана, чтобы так просто его произносить. Настолько страшное, что убивает всякую надежду, а произносят его, когда уже ни во что не верят.
   - Ты так любишь говорить загадками. Для тебя я все еще девчонка, которую нужно учить? Я не просила поучений, я просто хотела, чтобы ты меня выслушал! - слова злые, как отголоски горечи бессилия, слова, которые говорить ненужно.
   "Ты так хотела правды, упреков, указания на ошибки и свою ничтожность, что, услышав нечто другое, против собственных намерений приготовилась защищаться", - упрекнул разум. "Нельзя вымещать испытанную из-за кого-то злость на других", - любимая фраза отца. Он всегда умел оставаться спокойным, ни разу не сорвавшись в плохом настроении на импульсивную и вспыльчивую маму.
   - Если ты полагаешь, что я способен считать тебя девчонкой, то расскажу тебе сказку, - невозмутимо продолжил Ксавер. - Однажды один молодой человек, а на деле просто глупый мальчик, попал в место, откуда не мог ни выбраться, ни вытащить людей, за которых отвечал. Он был очень плохой командир - хороший никогда бы не согласился туда идти, и просто не знал, как вести бой, когда убитые становятся врагами. Мальчику пришлось повзрослеть и стать на этот день полководцем. И когда надежды не было, пафосно звучит, но никто из нас просто ни во что не верил, мальчик дал себе слово. Что если это когда-нибудь кончится, он научится строить лучшие пространственные переходы и никогда больше не будет магом Ночи.
   - Ксавер, прости, я вовсе не хотела ни о чем тебя спрашивать. Я нарушила обещание. Из-за моей глупости ты...
   - Ты сдержала свое обещание, милая. Ты ничего не спрашивала, я сам решил рассказать эту сказку. Возможно, однажды расскажу про Дарьяловы топи и тех, кто с них не вернулся, или найду смелости дополнить эту. А теперь, может, объяснишь, почему же чужому высокомерию удалось так быстро вывести тебя из себя?
   - Когда дэ Ортен намекнул, что меня могут посчитать причастной к перевороту, я не поверила. Подумала, он пытается просто досадить, заставить злиться. Все оказалось гораздо хуже. Те, кто должны были стать союзниками, оправдали его ожидания. Но никто, в отличие от главы Совета, не сказал этого вслух. Они все полагают себя самыми умными и проницательными, поэтому только улыбаются с легким снисхождением и "пониманием" в голосе. Да, мы очень скорбим о свершившимся с Владыкой, это чудовищно, захватчики сущие варвары, разумеется, нужно спасти от них правительницу - это наш долг. Но никто не хочет стать первым, они ждут более удачной позиции. Прячут недоумение и страх перед неизвестным за красивыми бравадами, а от их "понимания" такое ощущение... лучше бы меня облили грязью. Они никогда мне не поверят, Ксавер, и не пойдут следом, пока у них не будет твердых гарантий, что патриотизм в первых ярдах - дело более выгодное, чем выжидание. Плевать им на этот долг.
   Супруг задумался, а потом вдруг на его лице появилась улыбка, больше подходящая не то капитану пиратского судна, не то известному стратегу, замышляющему немыслимую по масштабу авантюру:
   - Мы найдем способ заставить благородных господ открыть в себе ошеломляющую любовь и верность родине.
  

***

   Когда страшно, кажется, что начали дрожать пальцы и что-то глубоко внутри - потряхивает, как перед первым в жизни танцем, ноги вот-вот подогнутся. Хочется нестись прочь без оглядки, позволить дикому крику вырваться на волю. Если закричишь, тебя могут спасти, помочь, а еще то, чего так боишься, может услышать и подойти ближе. Остается только бежать, пока не собьется дыханье, или, проклиная не вовремя подвернувшуюся корягу, не упадешь на землю в бессилии. Только, когда по-настоящему страшно, незримая сила удерживает на месте, и цепенеешь, не можешь пошевелиться, зачарованная собственным ужасом. Кукла, каменная статуэтка в одном из храмов. Никчемная глупая девчонка, так и не сумевшая одолеть давний страх.
   Глядя на размытые, изменчивые контуры тумана, танцовщица прошептала тихим, дрожащим голосом - как только кто-то сумел его услышать - "Дхатши". "Страх без имени" оскалился, ухмыльнулся давней знакомой, и Шальнед вновь стала перепуганной десятилетней девочкой.
  
   - Давай вернемся, - укоризненно говорит Шанэ, глядя на горизонт. - Солнце скоро сядет. Незачем заставлять отца волноваться. Ты же обещал ему, что мы не пойдем дальше городской стены.
   - Ты такая скучная, сестричка, - замечает брат, уделявший за последний час больше внимания принятой в дар сабле, чем открывавшемуся пейзажу. - Отец ничего не узнает. И вообще я уже достаточно взрослый, чтобы отвечать за вас с Динарой. Разве не в знак этого отец вручил мне это?
   После посвящения Лейд ходил такой же счастливый и гордый, как сама Динара, когда ей разрешили танцевать в многослойный взрослых юбках. Шанарэ в ответ на сравнение рассмеялась и сказала, что брат просто мальчишка, получивший новую игрушку и оттого считающий себя взрослым.
   - Мне здесь не нравится, Лейд. Дурное место.
   Дина непонимающе смотрит на сестру.
   Воздух здесь совсем прозрачный, какой бывает у родника, где никогда не чувствуется жара, хотелось вдохнуть его поглубже, запомнить, зачерпнуть ложкой. Тонкая степная трава пожелтела, пожухла, но хранила едва уловимый аромат пряностей и диковинных цветов, чего-то чуждого, незнакомого. Есть же на свете мир, где трава всегда бывает зеленой?
   Переменчивая Нагирэска с узкими улочками, куполами и шпилями, бросающими вызов небесам поверх длинных крыш, издали походила на ветреную красавицу, откинувшуюся на шелковые пустынные простыни. Динара никогда не отходила так далеко от городских стен и не могла представить, что привычный шумный город может оказаться издали столь прекрасным, невероятным, сказочным. Миражом среди величественных песков.
   Неужели Шанэ не понимает, что нет ничего дурного в месте, которое столь прекрасно?
   - Мимо этого места каждый день ходят торговые караваны и проносятся гонцы. Думаешь, торговцы выбрали бы этот путь, будь он опасным?
   - Но с наступлением сумерек все они почему-то предпочитают спрятаться за городскими стенами, - невозмутимо доканчивает Шанэ.
   - Если ты так боишься, то скоро мы встанем и пойдем домой, - голос у Лейда притворно-покорный, а глаза озорные, мальчишеские. Динара прекрасно понимает намек, и отказываться от авантюры брата вовсе не собирается. Возвращаться до заката совсем не хочется. Если они придут рано, то строгая наставница из храма напомнит про вечернее занятие и заставит до изнеможения выкладывать силы в очередном стремительном танце. Дина любит танцевать, но от непривычной сложности новых движений третий день болят ноги, а вернувшийся недавно Варед обещал показать с наступлением сумерек новый опыт. Если она устанет, то совсем ничего не поймет и расстроит своей глупостью брата.
   - Шанэ, давай посидим еще чуть-чуть. Самую капельку. Ну, пожалуйста, - отец никогда не мог отказать подобному голосу. Любящая старшая сестра едва ли пошла дальше, как бы ни хотела казаться строгой.
   Шанарэ вздыхает - как же тяжело с вами двумя быть старшей - и соглашается.
   Солнце обнимает горизонт, и только тогда они вспоминают, что надо возвращаться...
  
   Боль грубо ворвалась в сознание, стерла подступивший к разуму туман. Темный камень на груди стал настолько горячим, что захотелось сорвать цепочку и отшвырнуть его в сторону. Шальнед давно научилась осознавать опасность минутных порывов. Любой алхимик знает, что мироздание редко дает время на исправление ошибок.
   Оружие вернуло былую уверенность в движениях, как простые упражнения помогали восстановить дыхание в сложном танце. Сабля уверенно рассекла туман. Нет ничего сложного. Нужно лишь твердо держаться за реальность, отбросить прочь все сомнения. Страхи рождаются в душах, утративших равновесие.
   Кир медленно осел на траву. Реальность застыла, или просто время замерло в сознании Шаль. Оно не остановилось, а понеслось еще быстрее, сделав танцовщицу лишь бесстрастным наблюдателем, одной из теней.
   "Чем большими силой и мужеством ты наделен, тем желанней для них твой страх", - сказала Шанарэ, когда Лейд выронил поднятую для защиты сестер саблю. А потом мудрые слова сестры потеряли значение. Тени начали танцевать...
   Первый раз Алишке удалось резко отпрыгнуть в сторону, позволить призраку проскользнуть над головой. Дхатши умны и учатся на ошибках. Когда Лир метнулась навстречу с кинжалом, Шаль знала, что она не успеет. Как знал, что не успевает, Арон, все равно шептавший заклинание, в последний момент оттолкнувший Алишку с пути тени.
   Пока есть люди, наделенные яркими эмоциями или Силой, дхатши никогда не забудут про свой голод.
   Сначала Шаль показалось, что ничего не произошло или что маг сумел закончить свое заклинание. Волна света готова была сорваться с его ладони, но он не успел. Немного. Всегда мы не успеваем лишь на самую малость. Тень прошла сквозь мага, словно именно он здесь был нематериален. Дхатши оскалились и стали еще более настоящими, чем мгновение назад. Арон повторил участь Кира.
   Алишка снова закричала, как будто клыки и когти успели к ней прикоснуться, и это помогло Шальнед выйти из охватившего ее оцепенения, начать действовать.
   Бывшая фрейлина отползала в сторону от крадущейся к ней твари. В этот раз Арона рядом нет, а охотящиеся хищники не позволят им с Лирой подойти ближе. Испуганный стихийный маг - это же так вкусно. Единственное, чем Шальнед могла ей сейчас помочь, так это вспомнить, что:
   - Огонь! Зажги огонь. Они его не любят.
   - Я не умею, - будь у нее больше сил, она бы, наверное, заплакала. Потерянный перепуганный ребенок. Нет, не ребенок, совсем не ребенок, надо в это твердо поверить.
   - Даже не хочешь попытаться? - резко одернула девушку Лира.
   Бывшая фрейлина в растерянности посмотрела на сухую ветку, взяла ее в руки, словно надеясь, что та загорится сама по себе. Закрыла глаза, пытаясь призвать неизвестную Силу, пробудить Огонь. Стихия спала.
   "Она не сможет", - отстраненно осознала Шальнед. У нее дрожат руки, а тени слишком близко, чтобы побороть страх. Она все же ребенок. Нельзя требовать многого.
   - Я не могу, - эхом отозвалось на мысли танцовщицы. Шаль знала, как пугающе жутко танцуют перед глазами тени, порожденные страхом, и не могла ее осуждать.
   - Он умрет, не зная, как ничтожна его... ученица, - презрение и злость в голосе Лирэн плетью разрезали воздух. Плечи бывшей фрейлины согнулись от резкого удара, ветка выпала из рук на землю. Шальнед хотелось накричать на подругу за неуместную грубость. А потом все изменилось. Резкое слово может сломить колеблющуюся душу, выбить точку опоры, но еще в момент падения может проснуться упрямое желание подняться, выстоять, доказать, что иногда опора становится ненужной.
   - Я никому не позволю за меня умирать! Больше.
   Алишка преобразилась. Царственная прямота осанки, ясные серо-голубые глаза, уверенные жесты. Ветку не понадобилось поднимать с земли - пламя заколыхалось на ладонях, не причиняя им ни малейшего вреда. Крайняя тень, неосторожно бросившаяся вперед, исчезла, огненный зверь показал раскаленные клыки, туман перед стихийницей разрывало в клочья.
   "Ты смогла победить свой страх, скомкать и отбросить в сторону".
   Девушка победно улыбнулась и посмотрела прямо на Лир, словно ожидая признания или одобрения. Подруга закричала, точнее голос начал срываться на крик, подобравшаяся к ней дхатши приглушила звуки. Залюбовавшись зрелищем, Шаль только сейчас с ужасом поняла, о чем Лирэн пыталась предупредить.
   Сначала Алишка споткнулась - так неудачно, что пламя стало слабее, но не исчезло. В глазах вместо былой победной решимости отразилось искреннее изумление. Девушка замерла каменным изваянием под властью тени, подкравшейся из-за спины. Дхатши не знают законов людских поединков, и им нет необходимости играть честно.
   Она должна была прикрыть ее со спины, разрубить ударом ту тень. В отличие от семнадцатилетней девчонки, у Шальнед не хватило мужества совладать со своим страхом. Никогда не хватало...
   Тени танцуют вокруг, смеются, водят хороводы, позволяют ветру играть с яркими нарядами, тонко звенят колокольчики на их браслетах. Танцовщицы лишь подражание, ничтожные копии, попытки изобразить непостижимое. Тени зовут за собой, предлагают истинную свободу. Так просто здесь заснуть, упасть, стать одной из танцовщиц в радужных одеяниях. Свободных от долгов, правил и людских законов. Они очаровывают, увлекают, многие отдали души, чтобы лишь задержать краткое мгновение их танца.
   Легендарная Шадарэ некогда попросила теней научить ее танцевать с той же легкостью. И больше нигде и никогда не смогла найти покой и семью - поэтому вечно танцует на небесах, а звезды искрятся на краях ее платья.
   Динара не обладает смелостью первой Танцовщицы. Мысли замирают вокруг того, что за твари могут принимать обличия ослепительно прекрасных женщин. Танец прекращается, опускаются руки с браслетами, и вместе с тем прекрасные девы опускают покрывала. У них нет лиц, лишь размытые очертания готовые принять любую форму. Нестерпимо хочется закричать. "Страху просто нужна форма. Я знаю это". Она сильная, она справится, ведь Шанэ говорила, что все свои страхи можно победить. Тени смеются - теперь совсем по-другому, а потом вдруг расступаются.
   Девушка на пару лет старше сестры, и неуловимо на кого-то похожа, кровь стекает с зажатого в ее руках кинжала. Она не тень - лицо ее обретает ясные очертания. Волосы каштановые с рыжиной, глаза такие темные, что едва ли их можно назвать карими. Или все дело в широких зрачках и расслабленной улыбке на губах. Динара Хэлавир кричит. "Думаешь, стать убийцей лучше, чем остаться с нами?".
   - Да что с тобой такое?! Шаль! - когда подруга успела к ней подойти, осталось загадкой, но пощечина отрезвила, окончательно прогнала туман в голове. - Они вообще тебя не видят! Понимаешь, не видят! Я не знаю, что сделал Кир, но они тебя не трогают. Какого демона ты их так боишься, что едва можешь пошевелиться?
   Запоздалое осознание того, что дхатши не пытаются на нее напасть, стало хуже пощечины. Лейд бы никогда не поверил, что его сестра может оказаться трусливой дурой.
   - Ты не знаешь, что они такое, а я знаю.
   - Тогда избавься от них, если знаешь. Я не смогу... долго продержаться.
   Стойкая уверенность Лир, ее непоколебимость, тщательно рассчитанная злость, заставившая Алишку взять себя в руки, теперь казались напускными, торопливыми набросками поверх хриплого дыхания и залегших под глазами теней. Подруга ведь, правда, не продержится долго. Сейчас она стоит на ногах исключительно из упрямства. Глупо думать, что тени не способны вымотать ее достаточно, чтобы заставить ослабить самоконтроль. Страхов не лишен никто, вопрос лишь во времени, которое можно одерживать над ними верх.
   Тогда, тем более, она-то не имеет права позволить себе отступить. Она в безопасности, пока ее хранит сила амулета, у Лир такого шанса нет.
   Спина к спине, прогонять осмелевших, все более реальных тварей оружием.
   Шальнед прекрасно знала легенды и рассказы своего народа о дхатши. Проблема лишь в том, что вместо способа победить, все они содержали лишь совет с этими созданиями не встречаться.
   Лейд всегда считал, что если выхода нет, то всегда можно его найти - прорубить упрямством, умом и отвагой. Нет поединков, которые не выиграть - есть те, где цена выигрыша не оправдывает победу. Такова была гордость древнего харитского рода и вера многих достойных воинов. Только брату все это не помогло. Поэтому ее путь сейчас не в его храбрости.
   Госпожа Мейталь, возглавляющая храм танцовщиц и всегда резко наказывающая за каждый промах, больше всего сердилась, когда ученицы сетовали, что упражнение или движение непостижимы. С легкой небрежностью танцовщица показывала нужное ей движение в десятый, даже сотый раз и добавляла, что для лентяек, желающих оставляться неповоротливыми бревнами, высшее мастерство не предназначено.
   Шанарэ была мягче, снисходительней. Желание вызвать у сестры улыбку, похвалу подстегивало не хуже, чем затейливая ругань Мейталь. Шанэ была доброй и одновременно очень сильной. Ведь она тогда сумела победить.
   На мгновенье прикрыть глаза и попытаться вспомнить, что сделала Шанэ, когда у нее перед глазами затанцевали тени. "Ты знаешь", - прошептал голос в голове. Память неохотно, медленно возвращала слова знакомого с одного из уроков сестры заклинания. Простого оберега, который читают над колыбелью младенца. Шанарэ была великой целительницей, у нее так не получится.
   Древнехаритский очень красив и мелодичен, со стороны казалось, что Шаль поет. Дхатши поначалу вздрогнули от звуков ее голоса, но никуда не исчезли. Она проиграла.
   - Слишком красивая песня, чтобы под нее умирать, - попыталась пошутить за спиной Лир. Ее голос Шальнед совсем не понравился. Еще чуть-чуть и...
   Почему у Шанэ вышло, а у нее... Потому что на сестре не было никакого амулета!
   Если снять камень, то твари увидят ее, бросятся к лакомой добыче. Харитская кровь наверняка для них интересней каких-то чужаков. Они достаточно нематериальны, чтобы счесть угрозу саблей смехотворной, временной. Как только она снимет амулет, то... Ведь в этот раз они еще даже не пытались ее испугать. Она дрожала от страха под защитой амулета, а когда страх обретет конкретную форму...
   Опустить оружие и расстегнуть цепочку, позволить камню соскользнуть на траву, заглянуть в лицо страху. Шальнед крепче сжала рукоять сабли, почувствовала призрачное дыхание рядом. Текст заговора не менялся веками, но только целители умели вкладывать в него силу, прогонять ночные кошмары силой жизни и истинной веры. Не сразу, с каждой новой строкой, ставшей песнью. Харитские колдуны тоже знают ее, но предпочитают свои заклинания - им не хватает веры.
   Туман таял, уносил за собой существ с призрачными клыками. Перед тем, как исчезнуть, тени снова затанцевали перед ней.
   Теперь девушка неотличимая от нее плакала, сидела в кресле, подобрав колени, и потерянно смотрела в пустоту. Шальнед прошла мимо, краем сознания чувствуя привкус горечи. Грядущее не отвратить, как бы она не старалась. Она не испугается.
   "Ты победила, женщина, и в ответ можешь просить о знании", - прошептала одна из теней. - "Ты знаешь, что мы такое. Что ты жаждешь узнать?".
   "Мне нет нужды в ваших знаниях".
   "Твоя сестра ответила также, но мы не можем уйти без выполнения договора. Мы зрим и грядущее, и ушедшее. Что ты хочешь увидеть?"
   Вдох, заставить голос стать спокойным и отстраненным.
   "Я хочу увидеть, как умерли Лейд и Шанарэ Хэлавир"...
   Горевать об ушедших - значит оскорблять их память на небесах. Вспоминать полагается лишь самое светлое и хорошее, какими они были при жизни, а не как ушли. И плакать, плакать совсем нельзя. Туман давно рассеялся, Лирэн сидела рядом с Алишкой и что-то тихо говорила, приводя бывшую фрейлину в чувство. У нее тоже есть дела.
   Шаль наклонилась и подняла с земли амулет, а потом подошла к Киру. Сначала прикоснулась ладонью к щеке, потом попробовала сжать руку, нащупать пульс. Что он такое увидел, что ему не хватает сил вернуться с другой стороны? Он ведь жрец Смерти, чем они сумели его поймать? Впрочем, из памяти Шанарэ, которой она невольно коснулась, Шаль помнила один способ. Никогда бы не поверила, что сестра тогда действительно это сделала, но попробовать стоило. Танцовщица стянула с мужчины амулет, а затем провела саблей по ладони, окрасила губы алым. Сила целительницы может ослабнуть после ритуала, но всегда живет в крови, хотя мало кто об этом знает. Поцелуй вышел сомнительным, но глаза Кир открыл и тут же выругался:
   - Ты сумасшедшая! Рехнувшаяся девчонка! Я что, похож на нежить?! В какой книге ты догадалась найти подобный "ритуал"?
   - Тебе не понравилось? - обиделась Шаль, игнорируя вопрос о ритуале.
   - Ты еще и амулет с меня сняла! - констатировал бывший Жрец Смерти. - Моя любимая - самоубийца! И почему это меня не удивляет?
   - Но помогло же! - попыталась оправдаться Шальнед, не ощущая за собой никакой вины, она-то точно знает, что сделала правильно. - Ругающимся ты мне нравишься больше, чем неподвижным трупом!
   - Шаль, сейчас ты дашь мне слово, что больше никогда не станешь использовать ритуалов на крови, совершенно в этом не разбираясь.
   И почему мужчины такие глупые? Она сумела победить в себе страх, прогнать дхатши, а он беспокоиться о каких-то мелочах.
   - Обещаю, - мирно согласилась девушка. - Но почему ты так злишься?
   - Нет, идея поделиться жизненной силой неплоха... Да и с помощью поцелуя с учетом существовавшей эмоциональной связи должно было сработать. Но какого демона ты сняла с меня амулет? Ты хоть понимаешь, что тебе грозит, когда я вообще не могу Дар контролировать? А если я бы был совсем при смерти и утащил тебя за собой?!
   Про то, что Дар по загадочной причине на Шальнед не реагирует, или относится к девушке без агрессии, Кир решил не упоминать. Наверняка в неких загадочных воспитательных целях. Но одну деталь он забыл. Шальнед не собиралась упускать такой шанс и заметила:
   - Так ты говоришь, что твой Дар для меня опасен. Но мне кажется, что вчерашней ночью все было наоборот, ну и ночь до этого.
   - Шаль, единичная случайность...
   - Подкрепленная неоднократной практикой, - не удержалась от колкости танцовщица.
   - ... не может служить основанием для теории! Поэтому, если ты попробуешь провести подобный ритуал на ком-то другом...
   Голова закружилась. Мир начал плыть перед глазами. Шанэ не зря предупреждала о тяжелой отдаче от использования способностей, поэтому целители в маги не идут, а колдунов в Харите крайне мало. Сознание готовилось ускользнуть, но не ответить на строгий тон спасенного мужчины было решительно невозможно.
   - ... его найдут с перерезанным горлом в подворотне?
   - Шаль, немедленно прекрати! Лучше дай руку, я посмотрю. Стой, во что ты умудрилась вложить такое дикое количество жизненной энергии?! Шаль! Если ты думаешь, что, когда ты очнешься, я об этом забуду, то глубоко заблуждаешься.
  

***

  
   Тьма, в которую он упал, была холодной, отрезвляющей. Настолько, что нельзя не поверить в реальность последующих картин - вечности нет необходимости лгать.
   В призрачных образах не было ничего патетично-трагического, как любят писать в книгах, ни ненависти к богам и Творцу, ни вечного обреченного "Почему? Так не должно быть!", ни жалости к собственной судьбе. Просто больно и подкатывает знакомая опустошенность, когда бездна забирает все мысли и чувства. Это почти приятно ни о чем не думать и ничего не чувствовать. Почти, потому что, кажется, подкашиваются ноги и становиться трудно дышать - если такие ощущения возможны в этом странном иллюзорном мире.
   В длинном бесконечном коридоре низкие потолки и неверно мерцающие факелы на стенах. Он уходит далеко под землю и неизвестно, есть ли выход, куда ведет коридор и как они здесь очутились. Это не важно, потому что ... Она кажется совсем легкой. Или это потому что, несмотря на перевязку, кровь медленно покидает тело, и на руках ты несешь ее, поскольку она уже давно не может сама идти. Серебристые волосы сбились и замараны черной кровью - чьей именно, знать не хочется. Лицо в свете факелов становится все бледнее, словно она превращается в призрак и в любую минуту может ускользнуть, поэтому стараешься держать крепче. Синие глаза смотрят с привычным вызовом, но он пытается не искать в них тени обреченности, так правильней - есть истина, что не должна быть найдена. Невольно Арон отмечает, что дыхание у нее хриплое, а голос тихий, едва слышимый. Она с достойным лучшим применения упрямством говорит, что он идиот с дурацкими благородными замашками и долго ее нести не сможет, и вообще она терпеть не может "этих проклятых магов и рыцарей". "Не умирай, пожалуйста, не умирай", - тихо шепчет Алишка, выглядящая не многим лучше Лир - если она не сможет идти дальше, неизвестно, хватит ли у него сил поднять сразу двоих. "Брось", - словно читая его мысли, просит Лирэн. Они оба знают, что она умирает... "Не брошу".
   Вздох. Темнота вовсе не собирается быть с ним милостивой.
   Может быть, она просто спит, задремала на неудобном подножии алтаря - глаза прикрыты, на губах чуть усталая улыбка, длинные русые волосы накрывают плечи, руки расслабленно опущены вдоль тела. Такая заманчиво-сладкая, утешительная иллюзия. Только кровь на светлых каменных плитах настоящая - хрупкая наследница Владыки, его невольная ученица, не проснется и не задаст очередной из нескончаемой череды вопросов. Он не смог ее защитить...
   Хочется проклинать судьбу, когда он замечает, что шрам на щеке и платье пугающе похожи на те, что были в прошлом видении.
   Те, что оказывались рядом и успевали стать дороги, умирают, нельзя ничего изменить. Это стоило понять куда раньше. Почему же он думал, что бывает иначе? Если один раз ему удалось их спасти, надеялся, будто так будет всегда? Если. Такое жестокое и обманчивое слово "если".
   А мог ли ты когда-нибудь, хоть кого-то защитить?
   Майя. Шепот ветра. Сорвавшийся с дерева желтый лист, медленно кружась, опускается на землю, еще зеленая трава ковром расстилается под ногами.
   Тропинка подходит к концу, к границе со знакомой с детства поляной. Там безмятежно улыбнется Майя, раскачиваясь на ветке, а Дани упрекнет друга в опоздании.
   Ему снова двенадцать, и он знает, что найдет за поворотом, поэтому так трудно сделать шаг, отделяющий от прошлого. Это неотвратимо, неизбежно. Это то, к чему он будет раз за разом возвращаться всю жизнь - он не заслужил другой участи.
   Ветви деревьев расступаются в стороны, но ни смешливой подруги, ни сочиняющего очередную поэму друга там не оказывается.
   Она сидит на дереве, облокачиваясь на тонкую ветку, которая давно должна была бы обломиться, черные волосы растрепаны - в них запутались травинки и листья, пышная юбка выглядит так, словно она целый день бегала в ней по лесу, в глазах затаились задорные огоньки, не позволяющие поверить в скучающую позу. Девчонка вряд ли старше его самого, и Арон уверен, что никогда с ней не встречался.
   - Ты Арон, - вслух заметила она. Спорить с подобной уверенностью глупо, как и спрашивать, откуда ей знать его имя.
   - А кто ты? - такой простой вопрос, но девчонка посмотрела на него, как будто он спросил что-то неприличное.
   - Тебе не обязательно знать.
   - Но у тебя есть имя? Надо же мне как-то тебя называть.
   - Риш, - ответила она, когда Арон потерял надежду услышать ответ, встала и расправила юбку в шутливом реверансе.
   - Ты когда-нибудь мечтал стать ветром? - порыв ветра подхватил листья и золотистым даром ранней осени положил их ей на ладони. Она чародейка, или это простое совпадение?
   - Ветром? - не ответ, скорее попытка попробовать слова на вкус, примерить чужую мечту.
   - Ветром. Навеки раствориться, стать стихией, носиться наперегонки с облаками и догнать заходящее солнце, почувствовать легкость бестелесности и истинную границу скорости. Тебе никогда не хотелось познать весь мир одним порывом? И кружащий голову запах влажных тропиков, и иссушающий жар пустыни, и вкус морской соли, и свежесть воздуха горных вершин. Обернуться ураганом, штормом и зимней вьюгой - это, наверное, очень красиво - кружить мириады снежинок. Ветра свободны от всех людских обязательств и долгов...
   Ощущение на грани невесомости - тебе доверили свою мечту. Хрустальные колокольчики ложатся на заботливо протянутые ладони, всего одно неосторожное, необдуманное движение и с серебряным звоном они разобьются вдребезги. Хочется продлить этот миг, защитить, удержать.
   Но он никогда не мечтал стать ветром, какой бы заманчивой ни казалась издали эта сказка.
   - Ветра свободны, но одиноки.
   - Разве одиночество не достойная цена за полную свободу?
   Ей должны были говорить и не раз, что в минуты грусти ее глаза темнее моря. Ведь при всей банальности это первое, что приходит на ум, когда она смотрит так. Риш. Странная девчонка, невесть как попавшая в его сон. Нет в ней ни недоступной, ни снисходительной красоты - она просто неповторима. А какая она, красота? Дикая, упрямая, непонятная, которую вдруг почему-то хочется оберегать и защищать? Еще неизвестно, влюбился бы он когда-то в Майю, живи Риш по соседству. Ему давно не двенадцать, а кто сказал, что ей нет? Кто сказал, что она вообще существует?
   Следующий вопрос вывел Арона из задумчивости, заставил удивленно замереть:
   - Почему ты не хочешь возвращаться?
   - Возвращаться? Куда?
   - Почему ты не хочешь вернуться по ту сторону? - она с нескрываемым интересом ждет ответа.
   Та сторона. Спускающаяся на лес ночь и дхатши. Теперь она, а не видения и призраки этого мира, кажется единственно реальной, но...
   - Я не могу вернуться. Зачем мне возвращаться, если я все равно никого не могу спасти?
   Риш вздрогнула, как от удара, резко повернулась к нему и, глядя в глаза, спросила:
   - Ты и правда так считаешь?
   - Я видел, как они умерли. Я не могу ничего изменить, - слова даются тяжело, словно вместо них он поднимает камни. Никогда не было так больно говорить то, во что он верит, признаваться самому себе в бессилии. Он это заслужил.
   Ничего нельзя изменить, что бы сейчас не сказала эта странная девчонка. Можно обмануть судьбу, придумать себе уверенность, будто для ухода от нее достаточно упрямства и целеустремленности. Отец не хотел, чтобы его сын не был магом, и он постарался не быть - как мало решают наши желания.
   - Значит, ты не можешь ничего изменить? - голос у нее изменился, став рассерженным и незнакомо-взрослым. - Будешь сидеть тут, изображать страдальца? Мол, они все умерли, я ничего не мог изменить. Можешь еще придумать какую-нибудь чушь про проклятие и неотвратимость судьбы. Это самое простое - сказать, что ничего нельзя изменить и испуганно отступить в сторону, перенести ответственность на козни провидения. Ведь люди хлипкие и никчемные существа, чтобы пытаться бороться с самой вечностью. А по-моему, ты просто глупый несносный мальчишка, который не умеет справляться со страхами!
   Арон никогда не думал, что его так просто вывести из себя. Риш оказалась одной из немногих, кому удалось всего за пару минут его разозлить.
   - Да что ты можешь понимать?! Говоришь про глупые страхи? Она умерла из-за меня. Я видел, как моя Сила, вырвавшаяся на свободу, убивает, а я ничего не могу сделать. Даже умереть, я хотел тогда умереть, только бы остановить это безумие и не слышать крика. Если ты не веришь в судьбу, что тогда это было?
   - Нельзя жить прошлым, - ему показалась или она сказала это с грустью? - Она наверняка хотела, чтобы ты жил и был счастлив. Прошлое мертво и похоронено в нашей памяти, а настоящее творим мы сами. Ничего нельзя изменить, да? Если ты не вернешься, то некому будет их спасать.
   Грань - сейчас ее можно увидеть, не напрягая силы, становится тоньше и прозрачней, она отпустит, сделай лишь шаг по другую сторону, иллюзорный мир вокруг тает. Риш качает головой на поданную руку.
   - Прошлое не может вернуться. Ты забудешь меня и этот сон. Так нужно. Ты хороший, Арон, и если...если она...
   Последние слова рассыпаются в тумане беспамятства, и откуда-то издалека, между граней - трудно определить сторону - слышится голос:
   - Возвращайся...
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"