Готические своды монастыря Штаунтгофер выпустили его в мир в тот момент, когда над Европой бушевали войны, вызванные религиозной Реформацией.
Штаунтгофер оставался последним оплотом католической церкви в маленьком немецком княжестве Анданауэр, но и его часам приходилось отсчитывать последние минуты времени, когда еще его былой авторитет и могущество были непререкаемы в округе. Монастырь издревле был известен академией, выпускающей в свет экзерцистов - священников, чья специальность не служить мессы и обедни, а изгонять дьявола из человека, очищать от нечистой силы квартиры и дома бюргеров и целые замки знати, накладывать проклятье на еретиков и возвращать здоровье бесноватым.
Иоганн Катлер с отличием закончил эту школу. В его суме лежали две древние книги, серебряный кинжал и распятие, и множество пузырьков со святой водой, частичками мощей и снадобьями. Он был экзерцистом.
Выйдя из закрывшихся за ним ворот католического монастыря, он оказался на территории уже охваченной протестантской Реформацией. На его тонзуру, католическую рясу и висящее на шее распятие попадавшиеся горожане кидали взгляды, далекие от приветливых и полных священного трепета при виде идущего падре. Теперь в Анданауэре, ранее лояльно находившимся в лоне католической церкви к католикам относились с крайней нетерпимостью. Перешедшее в протестантство население уже неоднократно пострадало от католических войск императора Священной Римской Империи и князей южных немецких земель, прошедших здесь огнем и мечом.
Катлер шел узкими улочками города в единственное место, где его еще ждали в Анданауэре - в пивную "Пенная Кружка", хозяином которой был его дядя - Ганс Шауфер. "Пенная Кружка" была расположена на перекрестке торговой дороги, и дух протестантизма был ей чужд - здесь заседали, попивая крепкое немецкое пиво, и купцы - протестанты с севера Европы, и венецианцы - католики и даже бородатые схизматики из далекой заснеженной Московии.
Большое двухэтажное здание "Пенной Кружки" было типично для немецкой архитектуры тех лет. Белые стены в деревянных переплетах, красная черепичная крыша и две каменные трубы, выпускающие клубы дыма.
- Здравствуй, дорогой дядя! - высокая фигура Иоганна подошла к стойке, где пузатый, пучеглазый и лысеющий бюргер разливал пиво в высокие глиняные кружки.
- Здравствуй, племянничек! Значит, ты вернулся из Штаунтгофера? Ну, как академия, ты хоть ее закончил, шалопут?
- Да, дядя, теперь я властен над бесами, я священник-экзерцист, хотя здесь, похоже я никому не нужен. Я последним окончил академию. Она закрылась, дядя, на вечные времена, так же впрочем, как и наш древний Штаунтгофер.
- Да... властен над бесами. Я уже тридцать лет властен над пивом и этого мне вполне достаточно. Я могу взять тебя разливать пиво, если ты снимешь сан. Расстригись, племяш.
- нет, дядя. Экзерцистом становятся навечно. В дни Армагеддона я буду в божьем войске. Я никогда не сниму сана, иначе буду проклят на вечные времена и, отвернувшись от Бога, буду ввергнут в геенну огненную. Незнающий и отрекающийся еще может спастись, человек, обладающий моими знаниями и верой, при отречении теряет все. Впрочем, это пустой разговор - только дурак или подлец может разменять священный сан на кружку с пивом. Да и не для того я семь лет обучался экзерцизму, чтоб сдувать пену с кружек.
- так, так, так. Слышу голос не тебя, а твоей матери. Как при ее набожности она согласилась переспать с твоим отцом и зачать тебя, я не могу даже предположить. Зная ее, я скорее бы предполагал, что она молилась бы и ждала непорочного зачатия. Ну, не суть важно. По Рейну отплывает караван судов в Ливонию, они везут пушки Великому Магистру Ливонского ордена. Им нужен корабельный священник. Эти купцы остались католиками и не могут найти себе здесь капеллана. Ты им подойдешь, а может, побыв с ними, все-таки поймешь, что хороший гешефт лучше черной сутаны. Я не хочу отпускать тебя, своего единственного родственника от себя навечно - а караван, отвезя пушки в Ливонию, и загрузившись воском в московитском порту Ивангороде, вернется сюда. В противном случае ты ведь сбежишь от меня в те земли, где еще рады облобызать туфлю Папе - куда-нибудь в Польшу, Богемию, да хоть в Испанию. Здесь тебе будет слишком трудно.
- Мне плевать на трудности. Они первоначальны. Протестанты так же, как и католики могут стать одержимыми дьяволом, а в их домах так же может завестись нечисть. Без работы я нигде не останусь.
- Да они скорее будут терпеть всех чертей мира, чем пригласят католического священника! Плыви с караваном, племяш, а потом, когда вернешься, мы с тобой еще поговорим, в том числе и о том, что мне некому оставить пивную кроме тебя. Два месяца, проведенные с купцами пойдут тебе на пользу.
Иоганн задумался. Быть корабельным священником - не совсем его профиль, но "Отче наш" он знал назубок, не хуже приходского священника и мессу худо-бедно отслужить мог. Жить же без службы? Но ведь экзерцист, так же, как и простой мирянин, иногда нуждается в том, чтоб в его кармане позвякивали талеры, так как он тоже живой человек из плоти и крови и хочет есть, пить и время от времени одевать новую сутану.
- Да, дядюшка, я отправлюсь с караваном. Что разницы - спасать души людей от демонов или спасать заблудших моряков от греховных помыслов или поступков. Дело это божье, дядя и я на него согласен.
- Ну вот и ладно, племяш. Пойдем с тобой в маленький зал.
В более уютном и тихом малом зале пивной за длинным столом сидела богато одетая компания купцов, торгующих с далекой Ливонией.
- Что ты хочешь, добрый Ганс? - обратился разряженный в бархат и атлас купец, сидящий за кружкой пива.
- Господин Карл Лоттер, это мой племянник Иоганн, он священник. Если на вашей флотилии нет капеллана, возьмите его, он только что окончил католическую академию и является ученым священником. Кроме того, он наделен даром не только отпускать грехи, но и изгонять бесов и другую нежить. Он экзерцист.
- И экзерцист ищет места на моей скромной флотилии - удивленно проговорил купец. - Ну, конечно, наш путь лежит в Ливонию, в земли Ордена. Ты стремишься туда, отец Иоганн.
- Я еще не решил, господин Карл. Я просто хочу пока занять место корабельного капеллана. Я не требователен ни к пище, ни к вознаграждению служить Господу - вот путь мой.
Один из купцов указал пальцем на Иоганна.
- Мы хотим проверить, отче, не зря ли ты ел ячменную кашу в Штаунтгофере, и такой ли ты экзерцист, каким представляешь себя. - Купчина отхлебнул пива. - В моей шахте южнее города происходят непонятные вещи. То гаснет огонь в лампах у рудокопов, то кто-то толкает их на острые камни и хохочет за спиной. Ты очистишь мою шахту и продемонстрируешь, обладаешь ли ты силой от Бога, и тогда мы возьмем тебя в плавание. А в противном случае, если благодати Божьей нет на тебе, ты не спасешь нас от штормов Балтики и будешь нам на борту не нужен.
Иоганн, не раздумывая, перекрестился.
- Борьба с нечистью смысл моей жизни. Покажи мне твою штольню, и я очищу ее с благословения господнего.
Тяжелая и неповоротливая повозка купца, звали которого Отто Маннергейм влеклась четверкой лошадей, запряженных цугом. Деревянные колеса сухо постукивали по булыжнику мостовой в такт лошадиным копытам. Купец с Иоганном сидели и смотрели, как по улицам брели последние вечерние прохожие. Сначала господин Отто наотрез отказывался ехать на штольню к ночи, предлагая отложить обряд очищения на утро, но нетерпение молодого экзерциста победило. Кроме того, к ночи бесы и прочая нежить оживает и становится неосторожной, утром же выманить демонических существ довольно трудно.
Штольня была в какой-то миле от города. Здесь добывали руду, шедшую на отливку пушек. Она приносила Отто Маннергейму порядочный доход, но после того, что в ней начало твориться чертовщина - не один рудокоп не хотел залезать в забой. Шахта простаивала.
Возле черного входа в штольню их встретил сторож, охраняющий шахту. Солнце уже клонилось к закату, и его диск из огненно-золотого постепенно превращался в кроваво-красный.
- Господин Маннергейм, вы должны присутствовать при обряде экзерцизма. Если вы не увидите сами, вы мне никогда не поверите и скажете, что я шарлатан.
Купец испуганно отмахивался руками.
- Что вы, отче, я и днем то боюсь лезть в эту преисподнюю, господь с вами, идите один, а я поверю вам на слово.
- Не бойтесь, господин Маннергейм. Господь с нами, он не оставляет нас здесь, на поверхности земли, не оставит и в ее недрах. Нам с вами нечего бояться, пусть трепещут те, кто поселился в вашей шахте, ибо карающий меч господень у их порога.
В конце концов, купца удалось уговорить спуститься под землю, но шел он, окруженный целой толпой специально для этого созванных рудокопов. Так они и шли - Иоганн впереди, а за ним трясущаяся толпа.
- Credo - произнес экзерцист, перекрестился и шагнул под своды штольни.
- Зажгите факела! Света ваших ламп слишком мало и помните, что тьма от отца зла, а свет от Бога.
Рудокопы зажигали факела, и в широкой и высокой штольне стало светло, как днем. Иоганн снял с шеи крест на цепочке и повесил его на указательный палец вытянутой вперед правой руки. Крест мерно покачивался в такт его шагам.
В одном месте крест перестал качаться и как вкопанный висел, указывая на землю. Экзерцист остановился.
- Здесь. Отойдите подальше и смотрите на тех, кто не давал вам работать. Именем господним, вы, дети отца лжи выходите на свет Божий! - Иоганн очертил круг серебряным кинжалом и делал руками движения, как будто вытягивал из стены несуществующую веревку.
Словно не в силах противостоять ему, прямо из рудной породы вышли три маленькие существа в зеленых сапогах и куртках, на головы их были одеты потешные колпачки. Экзерцист про себя все время шептал молитвы и тянул карликов дальше и дальше, пока он не оказались на середине прохода. Тогда Иоганн осенил их распятием и брызнул на уродцев святой водой.
- Именем господа Бога нашего, примите свое истинное обличие. Карлики начали расти, их ноги превращались в копыта, глаза стали как ярко-желтые светящиеся плошки, а из-под свалившихся колпаков стали пробиваться рога. Чудища явно были недовольны теми трансформациями, что производил с ними Иоганн, но как только одни из них проявляли попытки бросится на экзерциста, тот брызгал существу прямо в ярко желтые плошки глаз святой водой и осенял крестом, так что те стояли, как вкопанные.
Иоганн показал рудокопам на чудовищ. - Вот те, кто мешал вам работать в шахте. Эти порождения дьявола известны нам много веков под именем гномов, но вот их истинное лицо, я открыл его вам.
Экзерцист обернулся - рудокопов почти не осталось - побросав горящие факела, они бросились к выходу. Остались лишь несколько самых смелых, стоявший среди них Отто Маннергейм одной рукой схватился за сердце, а другой крупно крестился.
- Вот уж не думал, что эти гномы произведут на вас такое впечатление. Ладно, если экзерцизм зрелище не для слабонервных, я заканчиваю обряд.
Пробормотав латинскую молитву, Иоганн выбросил руку с распятием вперед, в сторону трех уродов.
- А теперь убирайтесь к хозяину вашему, отцу лжи в ад и оставайтесь там во веки веков, именем господа нашего Иисуса Христа. Аминь.
Он выплеснул на гномов остатки святой воды и те, закручиваясь спиралью стали погружаться в пол штольни. После их исчезновения остался только легкий запах серы.
- Ну, вот и все, господин Маннергейм. - Иоганн подошел к трясущемуся купцу. - Только когда я уйду, они могут и вернуться, поэтому в течение девяти дней окуривайте штольню ладаном и кропите побольше святой водой, тогда они будут бессильны вернуться сюда.
- Да, вы святой человек, отче. Вы не зря просидели семь лет в стенах Штаунтгофера. Страху то было.
- Это один из самых безобидных порождений зла. Право они не достойны, чтобы человек, верующий в господа Бога нашего испытывал страх перед ними.
- Откуда в вас такая сила, отец Иоганн, что бесы столь покорны вам?
- Сила не во мне, сила в Боге, а призвать Бога к себе на помощь можете и вы, но вера ваша в торжество Всевышнего слишком слаба, чтобы суметь это. Молитесь и поститесь, господин Маннергейм и быть может, вы сможете больше меня.
- Да нет уж, меня не обучали в Штаунтгофере. Я лучше всю жизнь буду испытывать опасность на палубе корабля, чем хоть раз увижу таких монстров.
- Не зарекайтесь. Эти твари любят являться человеку и не только во снах. Ну, так вы берете меня капелланом?
- Конечно, вы плывете с нами, отче.
Палубы кораблей покачивались на речной волне. Флотилия из двадцати парусных судов, рассчитанных как для плавания в прибрежных морских, так и в речных водах длинной вереницей проплывала мимо побережья немецких городов, недавно разоренных войной. К палубам судов были крепко принайтованы длинные четырехметровые стволы крепостных орудий, заказанных магистром Кеттлером для усиления обороны пограничного города - порта Ордена Нарвы, ибо московиты по всем признакам готовились захватить эту твердыню, когда-то принадлежавшую им.
Иоганн Катлер, находившийся с купцами на головном судне играл с ними в шахматы, служил мессы и объяснял природу дьявольских тварей, проникающих в наш мир.
- Их не меньше, чем людей на земле, а быть может и намного больше. Если подумать, кто основной в населении Ойкумены, я бы сказал, что исчадия ада, ибо земля во власти дьявола и многие люди, впрочем, чьи души были захвачены отцом зла, тоже есть адские существа. Еще жрецы древних этрусков были вынуждены очищать эту землю от демонов для людей. Они передали свое искусство древним римлянам, а когда святой император Константин крестил Рим - эти знания перешли в руки католической церкви и, в конце концов, оказались у нас, скромных священников-экзерцистов.
Если бы не наши усилия в мире творилось бы невообразимое. Существа из ада проникали бы на землю миллионами и подчиняли людей. Даже у схизматиков восточных земель, давно отошедших от лона истинной веры, есть монахи и священники, способный к экзерцизму. Более того, у них считается, что любой их священник экзерцист, хотя это далеко и не так.
- А скажи отче, откуда берутся эти демонические существа?
- Когда господь Бог наш низверг из царствия небесного сатану с падшими ангелами, они оказались в Аду, где тысячелетиями плодились и размножались, порождая все более уродливых адских тварей, как материальных, так и не материальных. Им просто тесно там, в аду и они лезут на землю, кроме того, они пышут ненавистью к образу и подобию Бога нашего - человеку. Если не бороться с нечистью, она захватит мир и земля станет преддверием ада.
Корабли, пройдя фарватером реки, вышли в суровые воды Северного моря. Кормчие, выйдя в море, поворачивали флотилию на восток, в сторону Балтики, где на желтых песчаных дюнах берегов высились громады замков последнего рыцарского государства Европы - Ливонского Ордена. Карл Лоттер как-то посетовал, что флотилии придется заходить в русский порт Ивангород, а толмачей найти не удалось. Некоторые из купцов, ломая язык худо - бедно могли изъясняться по-русски, но настоящего толмача на флотилии не было. Тогда отец Иоганн встал.
- Я отлично знаю язык московитов. Один из профессоров нашей Академии бывший монах Киево-Печерской лавры, что в Речи Посполитой, по нации московит. Он был схизматиком - экзерцистом, а после принял во Львове правую веру. Он обучил меня владеть своим языком в совершенстве - старику очень хотелось поговорить с кем-нибудь на своем родном языке, и он выбрал меня в качестве собеседника, так что можете не искать толмача, господин Лоттер.
- Мы воспользуемся вашим знанием русского языка, отец Иоганн, вы и будете нашим главным переводчиком, а остальных мы наберем в Нарве.
Море было неспокойно и мрачные пенные валы серой воды перекатывались через палубы кораблей. Дул резкий юго-западный ветер, несущий флотилию на восток на всех парусах, но разразиться штормом, обычным для Северного моя морской дух не решался.
Иоганн смотрел на мрачное Немецкое море - гул перекатывающихся волн, крики чаек и свист ветра на снастях корабля был для него внове - он никогда не покидал грешной земли. И дух его улавливал наличие в море тварей еще более сильных и дьявольски хитрых, чем те, с которыми он встречался на земле. В душе его уже царило сомнение, справится ли он с ними, если те атакуют корабли. В этих морских духах было что-то древнее, первобытное, они обладали несметной силой зла. Топить корабли и пожирать жизни плывущих в них людей - вот то их желание, которое прекрасно чувствовал экзерцист.
Однажды плотный туман, порождение теплого воздуха с далекой Атлантики и сухого северного ветра окутал корабли молочной пеленой. Еле были видны зажженные кормовые фонари, и корабли стали останавливаться, боясь налететь на скалы.
Даже просоленные опытные лоцмана разводили руками - налететь в таком тумане на скалу или сесть на прибрежную песчаную банку дело нехитрое. Выйти же в открытое море и идти по приборам привыкшие к каботажному плаванию лоцмана отказывались. Катлер подошел к капитану головного судна.
- Если хотите, я проведу караван. Мы проплывем в кромешном тумане. Куда вы держите курс, на Кенигсберг?
- На Ревель. Но попа к штурвалу я не допущу и на милю. Можешь и не мечтать, святой отец.
Отто Маннергейм, слышавший разговор подошел к капитану.
- Пустите его капитан, я верю, он сможет.
- Тем более, капитан, я не собираюсь вставать к штурвалу сам. Если ты дашь мне управление флотилией, ты сам все увидишь.
Капитан зло пыхнул трубкой и махнул на купца со священником рукой.
- Тысяча чертей я ухожу. Может хоть поп сможет провести корабли в таком тумане. Если сядете на мель или погубите корабль - мне плевать, не я за него деньги платил. - И потопал на ют, попыхивая трубкой, но все-таки краем глаза посматривая, что же предпримет экзерцист, чтобы вывести флотилию из полосы тумана.
Иоганн достал из кармана запасной крест на цепочке и прошел к бушприту, откуда, вытянувшись над бортом, вытянул руку с покачивавшимся распятием.
- Правьте немного севернее! - крикнул он на мостик. Рулевой крутанул штурвал и корабль начал поворачиваться.
- Отдайте якоря! - Матросы закрутили лебедки и тяжелый якорь "Белого лебедя" медленно начал опускаться, приближаясь к покрытому толстым слоем ила песчаному дну.
Когда якоря были отданы, и корабль перестал крутиться на одном месте, Иоганн приказал выдвинуть за борт сходни, и, забравшись на них, начал читать заупокойную службу. По серой поверхности моря запузырились зеленые зловонные пузыри и матросы с удивлением смотрели, как невесть откуда в море всплыл человек и умело, широко разбрасывая руки, по лягушачьему поплыл к якорной цепи.
По цепи на палубу заползло непонятное чудище. Это был человек в мокром, расползавшимся от тления кафтане, покрытым морскими ракушками. Под спутанными позеленевшими волосами синела подушка распухшего мертвого лица утопленника с высосанными раками глазами и оскаленными крупными желтыми зубами. Мертвяк смело зашагал по качающейся палубе походкой стопроцентного моряка в сторону экзерциста. Подойдя к священнику вплотную, мертвяк поцеловал раздутыми посиневшими губами протянутую кисть Иоганна.
- Как звать тебя, сын мой? - спросил отец Иоганн.
- Капитан Джереми Глейн, святой отец. - Скрипя, и клацая зубами, ответил ходячий труп.
- Ты умер без покаяния, сын мой?
- Да, отче. Семьдесят лет назад мой корабль был потоплен здесь корсарами, и с той поры мы находимся на дне. Я не столь грешен, чтоб попасть в ад, но без отпущения грехов не могу попасть и в райю моя могила и мой дом здесь, на дне. Со мной десять моих моряков.
- Зови их со дня морского, капитан. Вы получите от меня то, чего не получили в свое время.
Капитан Глейн подошел к борту и сильно засвистел в брызгающую водой дудку - свисток.
Море забурлило еще сильнее. Пузырей становилось все больше, со дна всплывали какие-то полуразваливающиеся сапоги, обрывки кафтанов и обломки матросских сундуков.
- Господин Отто! - крикнул экзерцист. - Уберите всю нашу команду в каюту, пока они со страха не попрыгали за борт.
Капитан с купцом загнали матросов в кубрик, но сами остались на палубе, наблюдая за происходящим. А тем временем со дна морского поднимались мертвые моряки. Один за другим они с кошачьей ловкостью взбирались по якорной цепи и становились в ряд позади своего мертвого капитана, сняв бесформенные шапки и склонив синие с провалами ртов и глазниц головы перед капелланом.
- Моряки! Наши суда не могут выйти из полосы тумана. Выведите наш караван на чистое пространство, на путь к Ревелю и я дам вам отпущение грехов и отправлю в царствие небесное.
- Да, отче, мы поведем корабли!
На глазах изумленных зрителей моряки полезли ставить паруса, подняли якорь, а их капитан уверенно закрутил колесо штурвала. Флотилия, подхваченная юго-западным ветром, направилась к Ревелю, уверенно пересекая молочно-белый туман, который впрочем, только сгущался и сгущался. Сзади, с шедшего вторым корабля послышался окрик.
- Не торопитесь! Мы не видим вашего фонаря!
- Что же делать, - спросил капитана купец, - мы растеряем корабли в тумане, и кто знает, соберем ли их или нет потом.
- Я знаю, что делать. Вы видели светящиеся кресты на соборе Штаунтгофера? Мы сможем также заставить светиться концы мачт и рей! - Иоганн достал из сумки пузырек с иссохшими кусочками мощей какого-то святого, установил его перед нактоузом и начал молится - концы рей и верхушки мачт засветились призрачным электрическим светом.
- Это огни святого Эльма. С их помощью мы ночью, в тумане, заставляем светится кресты и шпили нашего монастыря. Этот свет холодный, он не подожжет корабли. - Успокоил экзерцист капитана с купцом.
- Вы святой человек, отец Иоганн. - многозначительно пожал руку священнику Отто Маннергейм.
- Что вы, господин Маннергейм, я грешник. Это только знание потустороннего мира и вера в Бога, а вовсе не моя святость.
Так, освещенные электрическим светом и управляемые мертвым капитаном и командой скелетов "Белый лебедь" как летучий голландец преодолел полосу тумана и вышел под яркий солнечный свет. На траверзе был Ревель. Мертвый капитан с надеждой уставил пустые глазницы на экзерциста и проклацал.
- Отче, я выполнил обещание. Отпусти же и ты нам грехи и отпой наши тела, чтоб мы упокоились с миром навечно.
Иоганн выстроил их на носу корабля коленопреклоненных и начал исповедовать и причащать. Отпустив грехи одному моряку, он переходил к следующему, а тот падал, сразу превращаясь в чистый белый скелет. Так, отпустив грехи, экзерцист отпел их, всех сразу и приказал вышедшим из кубрика матросам.
- Похороните этих храбрых моряков по морскому обычаю - они спасли нашу флотилию от подводных скал и мелей или от вынужденной стоянки в открытом море. Они достойны погребения.
Скелетов долго зашивали в парусину и, привязав к ногам пушечное ядро, кидали по одному за борт - в холодные воды Балтийского моря, которое станет им могилой, уже настоящей и постоянной.
Караван медленно - скорость хода была не выше пяти узлов, прошел Ревель и направился на северо-восток, к Нарве. Почти сутки прошли с момента, когда высокие шпили города растаяли в нежной дымке горизонта, как с последнего корабля увидели сзади косые паруса преследователей. За караваном гнались неопознанные суда.
Караван, бывший и не в таких переделках, готовился к бою, скорее всего к абордажному, так как каждый из купеческих кораблей был вооружен всего четырьмя фальконетами. Только головной корабль, который с большой натяжкой можно было назвать флагманом, был вооружен восемью полноценными корабельными орудиями.
Косые паруса приближались, и купцы встревожено перекрикивались между собой - суда требовали защиты, но ее фактически не имели.
Карл Лоттер велел брать с каждого корабля по восемь транспортируемых крепостных орудий и устанавливать их на корабли. Капитаны возмутились - мощные крепостные орудия своим откатом могли не только повредить деревянные части корабля, но и бортовым залпом перевернуть его. Лоттер отвечал, что выбора нет - быть потопленными и погибнуть в нескольких стах километров от цели плавания еще более тяжелое дело. Он приказал устанавливать орудия и заряжать их, не думая ни о чем. На огонь отвечать огнем, бить до последнего.
Пиратская эскадра к вечеру догнала флотилию купцов и шла с ней параллельными кильватерными колоннами. С купца показывали сигналы миролюбивого отношения, но шесть корсарских судов подняли черные пиратские флаги. Боя было уже не миновать.
Когда первый из корсарских кораблей поравнялся с головным купеческим, корсары дали залп. Маломощные орудия всадили в борта купцов пылающие ядра, которые моряки были вынуждены тушить, набирая воду из моря.
Командование флотилией, уже превращенной в боевую эскадру принял капитан головного судна Эрнст Лоуэрр. Он приказал всей флотилии бомбардировать пиратов, используя и фальконеты, и крепостные орудия.
Забегали моряки с фитилями, превращенные в канониров и закрепленная на борту крепостная артиллерия залпом содрогнула купеческие корабли. Действительно, многие орудия ломали борта и палубы, раскачивали корабли так, что они опасно кренились, но выброшенные мощными орудийными стволами ядра вдребезги разбивали корпуса пиратских кораблей, рвали их такелаж и валили снасти. Залп купцов так разрушил пиратские корабли, что те стремглав бросились назад, даже забыв об абордаже. С таким мощным оружием пираты не встретились бы,, даже если в тумане нарвались бы на все еще непобедимую испанскую армаду. По отступающим и горящим пиратам дали еще один залп.
После боя команды ремонтировали поврежденные корабли. Третий в строю корабль сигнализировал флагами о том, что четверо членов команды и боцман убиты в бою.
Иоганну пришлось отправляться отпевать их. Капитан уже велел отдать шлюпку, как экзерцист успокоил его.
- Я хожу по воде. В вашей шлюпке нет нужды.
Отто Маннергейм изумленно уставился на экзерциста.
- Ты действительно отказываешься от шлюпки? Ведь только Иисус и святой Петр посягали на хождение по волнам!
Иоганн отмахнулся. - Я не разу ни наступил на воду, но любой выпускник Штаунтгофера должен ходить по воде, аки посуху. Нашей веры на это должно хватать.
- Так ты, отче, не разу не ходив по воде, хочешь идти на третий корабль? Так ты потонешь! Бери шлюпку и не изображай из себя святого. Ты сам сказал, что ты грешен, а грешники тонут. Тонут! Ты слышал, святой отец.
- Да, я грешен, но веры у меня довольно, чтоб пройти не только по воде, но и по воздуху. Я иду, господин Отто, и я отпою бедных жертв нашего боя. Я не блефую. Если хоть на миг я усомнюсь - я потону, но этого не случится, ибо веры у меня больше, чем денег в вашем кошеле. Спускайте веревочную лестницу, и я покажу вам, к чему способны проведшие семь лет в стенах самого сурового монастыря Европы!
Капитан велел сбросить веревочный трап и отвернулся, как бы говоря - я умываю руки. Иоганн спустился по трапу и пошел... пошел по воде! Путь его был труден - то он проваливался в воду по колена, то и по пояс, но выбирался и шел вперед. Он дошел до второго корабля и пошел дальше. Вот он подошел к высокому борту судна, где погиб боцман и в призывном жесте выкинул руку, требуя веревочный трап. Трап был спущен. Иоганн долго отпевал тела пятерых погибших в бою моряков и затем устало сел на бухту каната.
- Больше у меня нет сил. Везите меня на флагман!
Флотилия несколько дней шла мимо песчаных прибалтийских дюн. Давно позади растаял Ревель, проплывали мимо кораблей города и замки, но путь был еще далек - в Нарву, пограничный город Ливонского Ордена, самый отдаленный из немецких городов. Розовые чайки носились в лазоревом небе, по бокам от кораблей плескались огромные рыбины - в отличие от штормового и негостеприимного Немецкого моря, Балтика радушно встречала своих гостей. Ветер все время был попутный, и корабли шли приличным ходом, все ближе и ближе приближаясь к конечной цели своего пути - Нарве, крепостные укрепления которой уже ожидали новых орудий.
Наконец один из матросов зачерпнул забортную воду - она оказалась пресной. Это впадали воды большой судоходной реки, на которой и стояла Нарва и Ивангород.
Корабли, преодолевая сильное течение реки, вошли в ее устье и поднялись до того места, где возвышались мрачные укрепления пограничного города. Напротив, на другом берегу реки, раскинулся белый кремль русского Ивангорода.
Флотилия отсалютовала старинному нарвскому порту своими фальконетами, и причалили к берегу.
На борт первого корабля тут же поднялся чиновник магистра - пушки ожидали уже давно.
- Московиты беспокоят нас больше и больше. - Объяснял чиновник. - Их царь Иоанн Грозный собрал на том берегу, под Ивангородом рать - не для того же, чтобы охранять берег от нас. Со дня на день они начнут войну с нами и пушки нам необходимы.
Пока портовые грузчики разгружали корабль, купцы с Иоганном отправились в город, где находился в данное время папский легат Калермо. Папский представитель тоже обрадовался, узнав о том, что караван с орудиями прибыл.
- Мы сильно обеспокоены нашими восточными соседями. Царь Иван со дня на день начнет войну с нами. Он уже захватил своих давнишних врагов татар, и теперь его руки развязаны. Великий магистр ордена Кеттлер просит помощи у Папы, но сейчас вовсе не то время, чтобы святой престол объявил крестовый поход против Московии, у нас и в Европе бед хватает по вине этого еретика Лютера. Вы же из Германии и прекрасно знаете, что там происходит. Калермо обратился к Иоганну, поцеловавшему перстень на руке папского легата.
- Наслышан о ваших успехах, святой отец. У меня к вам будет одно предложение. Поскольку Штаунтгофер закрыт, а бесноватые на земле не переводятся, дьявол продолжает и будет продолжать засылать своих слуг на землю, потребность в умелых экзерцистах не отпадает. Папа решил открыть новую Академию прямо в Риме. Мы приглашаем вас в новую Академию, когда она откроется. Поверьте, любое место профессора экзерцизма ожидает вас. Быть корабельным священником дело, конечно, благородное, но для вас есть что-то получше. Не отказывайтесь. Два раза такие предложения не делают.
Иоганн поклонился легату.
- Благодарю вас, ваше преосвященство, но мне надо сначала попрактиковаться в экзерцизме, прежде, чем я взойду на кафедру Академии. Дадите ли вы мне время на практику?
- Да, отец Иоганн. Академия подождет вас пару лет. Но не затягивайте с приходом туда, так как нам нужны специалисты в экзерцизме, а готовить их некому.
После посещения папского легата, купцы пошли осматривать город. Впрочем, им, выросшим в городах центральной Германии, была привычна мрачная готика нарвских домов. Придя на рынок, купцы с изумлением заметили, что их купеческий караван - единственный в Нарве, никто в преддверии предстоящей войны не хотел плыть сюда, опасаясь, что московиты со дня на день осадят город.
- Придется действительно плыть в Ивангород за воском и смолой. - Нехотя произнес Карл Лоттер.
- Быть может, лучше на обратном пути завернем в Ревель?
- Да какой там товар, в Ревеле - никакого дохода. Придется плыть в Иванов город - московиты продают товары недорого.
Корабли, пушки с которых уже были разгружены, тихо покачивались на речной воде, ожидая своих хозяев. Купив крепостные орудия, чиновник магистра предложил купцам продать также и фальконеты. Подумав, Карл Лоттер решил разоружить флотилию, так как за корабельные пушчонки предлагали хорошие деньги - Ливонский орден нуждался в каждом орудийном стволе, в каждой аркебузе.
Когда флотилия развернулась на реке Нарове и отправилась к Ивангороду, события стали разворачиваться все стремительнее. На правый берег Наровы прибыл царский воевода Алексей Басманов, имея небольшую, но хорошо снаряженную рать с большим артиллерийским нарядом. Когда корабли уже сделали поворот и ежеминутно промеряя незнакомый фарватер, приближались к Ивану - городу - крепостные укрепления белого кремля заволокло дымом и до флотилии долетели раскаты мощной артиллерийской канонады. Не дожидаясь подкреплений из Пскова и Новгорода наделенный всеми полномочиями воевода Басманов начал обстреливать Нарву калеными ядрами. Пушки били на дальней дистанции, перекидывая снаряды через широкую Нарову. Артиллерийские залпы стали регулярными - белый пороховой дым над Ивангородом уже не успевал рассеиваться, а над Нарвой поднимались черные дымы пожаров - город, подожженный опытными московскими пушкарями, горел. Крепостная артиллерия Нарвы отвечала московитам, но тщетно - в Ивангороде не было заметно ни одного пожара.
Купцы поняли, что попали из огня да в полымя. Нужно было срочно преодолевать зону обстрела и, выйдя на просторы Балтийского моря плыть куда угодно - хоть в Ревель, хоть в Кенигсберг, но только плыть подальше, пока русские не всадили хороший залп своей крепостной артиллерии в беззащитные купеческие корабли.
Были поставлены все паруса, ветру помогало и мерное течение Наровы, медленно выносящее корабли с поля боя, но тут спереди по курсу показались паруса русских кораблей. И назвать то кораблями эти струги - однодеревки было затруднительно, но они были хорошо вооружены затинными пищалями - русским аналогом фальконетов, и были полны вооруженными московитами.
Когда головные суда поравнялись, с русского боевого корабля раздался пронзительный свист и послышался окрик на чистом немецком языке.
- Перед вами царская судовая рать! Немедленно правьте к порту Ивангорода, иначе мы возьмем вас на абордаж. У нас двести стрельцов с пищалями, мы перестреляем вас как куропаток, а суда потопим.
Карл Лоттер выругался, но купеческий караван, лишенный последних фальконетов ничего не мог сделать с хорошо вооруженной судовой ратью царя Ивана.
- Править на гавань Ивангорода! Отец Катлер, служите молебен.
Экзерцист расположился на мостике и под звуки латинских молитв флотилия повернулась к окутанному дымом Ивангороду.
Гавани в Ивангороде не было. Был длинный деревянный причал, возле которого стояло множество военных московских кораблей и ни одного купеческого. Дальше причала стояли огромные "тюфяки" - осадные орудия, бившие по Нарве. Ядра медленно пролетали прямо над кораблями и, преодолев речные просторы, били по немецкому городу. Берег был полон русских воинов. Обращало на себя то, что вооружены они были пищалями и аркебузами - не одно немецкое княжество не могло выставить такое войско, вооруженное огненным боем, там все еще большую роль играло холодное оружие.
Корабли подходили к пустующему участку причала и швартовались. На берегу, возле причаливающих кораблей собралась пестро одетая толпа вооруженных людей - это были казаки, их немецкие купцы увидели в первый раз. Командовал казаками богато одетый человек в собольей шапке, вооруженный золотой саблей и двумя пистолями, в богатой позолоченной броне, сидящий на белом коне в яблоках. Как только корабли пришвартовались, дикая казацкая орда бросилась грабить купеческие суда.
Штурм был стремительный. Моряки пытались обороняться, но казаки рубились столь отчаянно и вели такой плотный огонь из пистолей, что сопротивление было бесполезно. Караван был нещадно разграблен, убитые немецкие моряки летели за борт пачками.
Купцы стояли на мостике и с грустью смотрели, как все нажитое ими перекочевывает в карманы дикой орды московитов.
Наконец разграбление закончилось - казаки вытащили все, что только смогли и расселись на палубах дуванить - делить награбленное.
К купцам на мостик поднялся человек в позолоченных латах и важно стал перед ними, положив руку на эфес сабли.
- Я воевода Алексей Басманов. Ваши корабли конфискованы для переброски десанта на левый берег Наровы, а вы теперь мои пленники. Надеюсь, у Ганзы еще есть талеры в кошельках, чтоб расплатиться со мной за ваши головы. Обращаться с вами будут хорошо, можете не переживать о том, как с вами обойдутся в плену. А пока прошу вас на пир в воеводские палаты Ивангорода.
Под конвоем обвешанных золотыми украшениями казаков купцы, капитан и священник сошли на берег и пошли по торной дороге в город. Впереди, на великолепном коне ехал воевода Басманов.
Крепость Ивангорода была ничуть не меньше, а может и более укреплена, чем Нарва. Купцы прошли железные ворота города и оказались среди разбросанных деревянных избушек и теремков, почерневших от бесконечных прибалтийских дождей. Русскому градостроительству было тогда еще очень далеко до немецкого. Только впереди, на горе возвышались белокаменные громады церквей с золотыми луковицами куполов, да тянулись, построенные из красного кирпича воеводские палаты. Туда и ехал на своем скакуне Басманов, сопровождаемый купцами и казаками. Они поднялись на холм под рев крепостных орудий, беспрестанно бьющих по Нарве.
Иоганн присмотрелся к московскому "тюфяку", метавшему раскаленные ядра прямо со склона холма. Русское орудие было намного больше, чем немецкие пушки. Огромное красное ядро вкатывали в ствол по пять, по семь пушкарей, обливающихся потом. Затем орудийная прислуга разбегалась и оставшийся у орудия пушкарь подносил горящий фитиль к запальному отверстию орудия. Грохот и дым, и ядро, надсадно свистя, пролетало прямо над головой воеводы и где-то далеко, за стенами Нарвы поднимался еще один дым пожара.
На холме к воеводе подъехал разряженный в атлас и бархат всадник и склонил голову перед царским военачальником.
- Воевода, мы подожгли Нарву. Пожелаешь ли идти на штурм или будете ожидать подхода рати князя Мстиславского?
- На штурм! Я не позволю князю взять хоть толику моей славы. У нас достаточно сил, чтобы Нарва уже к вечеру присягнула нашему царю-батюшке. Иоанн Грозный доверил штурм Нарвы и Юрьева мне, а не этому старому козлу Мстиславскому. Сади, Мишка рать на суда, принеси мне ключи от орденского гнезда.
- Слушаюсь, воевода! - Михаил Коряга, второй воевода царской рати снова склонил голову перед царским любимцем и махнул рукой сидящим в отдалении на боевых конях русским военачальникам.
- Рать на корабли! Идем на приступ!
Уже когда Басманов слез с коня перед высоким крыльцом воеводского дворца, Иоганн обернулся на рейд и увидел, как поддерживаемые артиллерийским огнем, грузятся на корабли, суда и суденышки русская рать. Собранное Иоанном Грозным войско было огромным, наверняка оно превосходило численностью все население осажденной Нарвы. Здесь была русская дворянская конница, стрелецкие полки, какие-то плохо одетые и экипированные люди - боевые холопы дворян, казаки и даже новые вассалы белого царя - татары, вооруженные луками и кривыми саблями.
Иоганн перекрестился - сейчас в Нарве начнется такая бойня, на которую только и способны московские варвары. Изнутри воеводский дворец имел большие помещения с низкими, сводчатыми потолками. За деревянным столом, покрытым белыми скатертями сидели приближенные царского воеводы, ждущие его, чтобы начать пир. Столы были уставлены яствами, свезенными со всех концов России, Европы и Азии. Астраханские осетры и их икра - красная и черная, зажаренные прямо в оперении лебедя, целые блюда винограда, яблоки и груши. Старые меда, немецкие и итальянские вина, русская и польская водка, поросята, запеченные в яблоках - длинные столы ломились от яств - Басманов решил попировать, пока его войско сокрушает стены орденской твердыни.
Своих пленников он посадил на ближайший стол, недалеко от себя. В большом зале сидели одни дворянские и княжеские сынки, не было ни одного воеводы или военачальника - все они штурмовали в этот час неприступные стены Нарвы.
Захмелевший Алексей Басманов беседовал через переводившего Иоганна с немецкими купцами, расспрашивая, в каких именно товарах нуждается Германия.
- Все это есть у нас на земле. Закончу войну в Ливонии и добро пожаловать к нам в Ивангород или Нарву за товаром - наш царь давно хочет открыть торговлю на балтийском море, как торгует он с англичанами в Архангельске.
Купцы испуганно зашептались.
- Что такое? - спросил Басманов.
- Купцы боятся, что их здесь снова ограбят. - Ответствовал Иоганн.
- Пусть будут спокойны. Сейчас идет война, и нам понадобились корабли для переброски войск на другой берег Наровы... Впрочем ... - захмелевший Басманов заметно раздобрел. - После того, как я возьму Нарву, я верну вам ваши суда, да и вас отпущу без выкупа. Плывите себе с миром в немецкие земли и сообщите купцам о том, что порты наши открыты для торговли.
Виночерпий налил воеводе полный кубок фряжского, и Алексей опустошил его.
- А ты чем известен, поп? И откуда ты знаешь нас русский язык.
- Я ученый экзерцист. Изгоняю бесов из жилищ и людей, отпускаю грехи и проклинаю еретиков. А языков я знаю много и ваш не исключение.
Тогда встал сидевший по правую руку от Басманова Ивангородский наместник Федор Кошкин.
- Ты действительно в силах изгнать сыновей дьявола?
- Да, воевода.
- А не помешает ли тебе то, что ты на православной земле, а не на своей латинщине?
- Вся земля под одним Богом, хоть и молимся мы ему на разных языках. Для господа нашего нет разницы между старолатинским и старославянским - он внемлет всем, чьи помыслы чисты и кто обратился к нему за помощью.
- Тогда пройди со мной, отче, в мои покои.
Покачивающийся от хмельного, наместник взял шандал и направился в низкую дверь направо, за ним последовал и отец Иоганн. Пьяный Басманов из любопытства тоже схватил шандал и крикнув двух слуг пошел за ними. Покачивало его так, что слуги вынуждены были поддерживать воеводу под руки.
- Вот, поп, в этих покоях умерла моя жена Ольга. С той поры я не могу здесь провести спокойно ни одной ночи. Слышатся стуки в пол и стены, я слышу тяжкие вздохи, огонь свечей сам собой гаснет. Я устал спать, поставив у своего изголовья двух стрельцов. Избавь меня от этих происков дьявола, и я озолочу тебя, отче!
- Приглашал ли ты, воевода своих священников? Они не смогли тебе помочь?
- Приглашал, но здесь, в Ивангороде все попы высланы из Москвы и Новгорода за грехи свои тяжкие и нужной святостью не обладают. Они курили ладаном, молились, кропили все святой водой, но эти явления, которые пугают меня, как продолжались, так и продолжаются. Помоги хоть ты мне, латинянин!
- Хорошо, но сейчас идет бой, люди гибнут, вокруг столько зла, что я и не знаю, буду ли я в силах очистить твою опочивальню.
Иоганн достал из мешка бутылочку с мощами и, перекрестившись, начал молится по латински. Воевода крестился по православному.
Наконец, помолившись, Иоганн достал серебряное распятие.
- Кто бы ни был ты, живущий здесь, среди живых людей, именем господа Бога выйди, чтоб мы тебя увидели.
От стены отделилась бледная тень и вышла на середину комнаты. Это была полупрозрачная девушка в кокошнике и сарафане. Одежда девушки была богато украшена жемчугом и драгоценными каменьями, а бледно-мертвенное лицо было печально и задумчиво.
- Кто ты? - Спросил ее Иоганн. - Отвечай мне правду именем господа нашего!
- Я Ольга, жена воеводы Кошкина. - Слабо прозвучал голос тени.
- Как оказалась ты здесь? Ты же мертва, неужели святой Петр держит врата в рай закрытыми для тебя, и даже дьявол не берет твою душу в чистилище?
- Меня отравила сенная девушка. После своей смерти я не хочу покидать господина своего и остаюсь с ним. Я жду, когда жизнь его закончится, и мы рука об руку пойдем с ним в царствие небесно.
Воевода мелко крестился.
- Ольга, это Ольга, как живая. Латинянин, прекрати мой кошмар, отправь ее хоть в рай, хоть в ад, только не оставляй рядом со мной!
- Глупо боятся человеческую душу, так преданную тебе. Ты ведь все еще любишь своего мужа, Ольга и не желаешь ему зла?
- Да, святой отец. Я просто продолжаю жить с ним, хоть он и не замечает меня. Я часто стучу ему по ночам, но он не догадывается и не разговаривает со мной. Мы будем с Федором навечно.
Воевода взмолился - Убери ее от меня, святой отец, она хочет затянуть меня с собой, в царство теней.
- Глупо, очень глупо, воевода обижать душу человека, так преданного тебе. Она хочет быть с тобой, и я навряд ли в силах тебя от нее избавить - я властен над демонами, но я не господь Бог, чтоб властвовать над человеческими душами. Я попробую уговорить ее подождать тебя в раю, а не быть неотлучно здесь, рядом с тобой.
- Ольга, ты понимаешь, что твой муж боится твоего присутствия. Его любовь превратится в ненависть, если ты не покинешь его. Ему, так же как и тебе не избежать царствия небесного и там вы с ним встретитесь.
- Я не выдержу разлуки с господином моим. Мне будет очень трудно, если мне придется оставить его, святой отец. Не прогоняйте меня, пожалуйста.
Девушка заплакала. Ее тень заколыхалась в рыданиях, но экзерцист был неумолим.
- Мертвым не место среди живых. Я не прогоняю тебя, но требую, чтобы ты прекратила хоть как-нибудь показывать свое присутствие и пугая живых. Ты должна тихо ждать, когда твой муж, да продлится его жизнь земная подольше, отправился следом за тобой. Если ты будешь упорствовать, я наложу на тебя заклятие, и твоя тень на милю не сможет приблизиться к этому дворцу. Я оставляю тебя здесь из уважения к твоей любви и преданности, я не могу разлучить тебя с мужем, хотя и должен бы это сделать. Чем ты ответишь мне, Ольга?
- Я хочу последний раз обнять мужа, и потом о моем присутствии здесь не заподозрит не один из живых людей.
- Обними ее, воевода! Она любит тебя, ничего не бойся, она не сделает тебе зла. Ты почувствуешь в своих руках только воздух, более плотный, чем окружающий тебя - это ее нынешнее тело. Ну, же, обнимай жену, боярин!
Федор Кошкин трясся, но все-таки и он любил свою покойную жену и медленно подошел к ней, обняв огромными руками. Тень прильнула к нему, прильнула к его губам и... растаяла без остатка. В комнате запахло ладаном.
- Вот те раз! Я почувствовал ее поцелуй! Е губы теплые и влажные, как при жизни.
- Все, боярин. Теперь в следующий раз вы увидитесь только на том свете - спи спокойно, больше тебя никто не потревожит. Я не осуждаю тебя, но ты прогнал от себя любящую душу.
Экзерцист начал собирать в мешок свои принадлежности.
- Заметьте, пахнет ладаном, а не серой - это хороший знак, вы будете с ней в раю, воевода. Поминай ее почаще.
Протрезвевший от увиденного Басманов ткнул украшенным перстнем перстом в Иоганна.
- Ты великий кудесник! Я не отпущу тебя от себя, пока не возьму Нарву, а затем готовься ехать в Москву, к нашему царю Ивану Васильевичу, ты должен находится при нем, черт побери, а не отпускать грехи матросне.
Нарва пала. Древняя твердыня Ливонского ордена не выдержала стремительно натиска русских. Город был разграблен, и лишь стрельцы князя Мстиславского спасли остатки городского населения и их имущество. Старый князь прекратил грабежи и подвел город под присягу царю Ивану. Рать Басманова тем временем уже окружила Юрьев и осадила его - Алексей очень сильно хотел выслужиться перед своим царем и доказать свои воинские таланты. Объединиться с войсками князя Мстиславского он не хотел ни в коем случае и две русские армии в Ливонии были вынуждены действовать раздельно. Князь с хода брал орденские земли и городки, предавая всю южную Ливонию огню и мечу, пока Басманов возился с Юрьевым.
Купцы, приплывшие в Нарву с Иоганном, получили обратно свои суда, как и обещал воевода, но святой отец был вынужден остаться во дворце воеводы в Ивангороде, развлекаясь тем, что изгонял по городу домовых и банников, овинников и прочую нечисть, очищал бесноватых, а ночью беседовал с Ольгой в покоях воеводы. Тень девушки, как и было ею обещано, больше не досаждала живым, показываясь только Иоганну, с которым сильно сдружилась.
Наконец с большим обозом из Новгорода, доставившим провиант для армии Басманова прибыл возок, посланный самим грозным царем Руси - Иваном Васильевичем. Царь звал латинянского "кудесника" Иоганна Катлера к себе на Москву, в столицу. Вместе с возком прибыл целый отряд дворянской конницы, должный защищать экзерциста в его длинном пути, так как разбойнички в те времена пошаливали на всех дрогах, а царь Иван очень ждал расхваленного Басмановым Иоганна в надежде, что тот избавит его от ночных кошмаров, которыми царь страдал постоянно. Владыка Руси, если не проводил ночь в пьянстве или не грешил с очередными красавицами, свозимыми ему со всей России, не мог оставаться ночью один в царской опочивальне - старая мамка его сидела с государем всю ночь, а Ивану все одно мерещилась такая чертовщина, что царь старел раньше времени.
Теперь, узнав, что в пределах его государства находится такой сильный экзерцист, как Иоганн, государь связывал с ним надежды на избавление от своего ночного ужаса.
Кавалькада всадников мчалась по государевой дороге через Новгород. Возок то застревал в непролазной грязи, то трясся на разбитой дороге, когда грязь высыхала и превращалась в кочки. Недавно по дороге от Москвы протащили тяжелые орудия, нужные для войны в Ливонии и ими окончательно испортили торный путь. Становилось уже прохладно, и один из дворян отдал Иоганну шубу, чтоб тот не замерз по дороге в столицу.
В Господине Великом Новгороде остановились на отдых, заняв один из боярских теремов. Дворяне, сопровождающие экзерциста, бражничали, отдыхая от тягот пути, а отец Иоганн осматривал древний город.
Однажды на рынке Иоганна остановил дородный купчина в богатом армяк.
- Я был в Ивангороде, когда вы прибыли туда, отче. Я знаю, что вы святой человек и хочу, чтобы вы вылечили моего сына. Бяконту восемнадцать, а он не может ходить. Я предполагаю, что это проделки врага человеческого. Мой сын здоров и ноги у него развиты, а ходить, бедолага все равно не может. Я водил его в церковь, но это бесполезно, а юродивый, которого я позвал излечить моего сына, отказал мне, ссылаясь на мои грехи. Он сказал, что грехи моей молодости не дают моему сыну ходить - я ведь плавал по Волге с разбойниками, пока не купил первый корабль.
- Что ж, дети не виноваты в грехах своих отцов. Твоими грехами купец пусть занимается приходской священник, а сыну твоему, если действительно дьявол одолевает его, а не болезнь, я постараюсь помочь!
В большом купеческом доме экзерциста встретил отрок, выползший из своей опочивальни на коленях.
- Это вас пригласил мой отец, чтобы поставить меня на ноги?
- Да, сын мой. Давай вместе помолимся - ты по-своему, а я по-своему и мы увидим причину твоей хромоты.
Мальчик и экзерцист стали рядом на колени и долго молились, пока отец Иоганн не решил, что довольно и не достал из сумы свое распятие. Мальчик приложился к распятию и экзерцист перекрестил его. Изумленный купец увидел, как на ногах Бяконта проявилась причина его хромоты. Два чертенка обнимали его ноги, не давая ходить.
Экзерцист, бормоча молитвы, прикоснулся распятием к бесенятам по очереди и те с визгом бросились в разные стороны, забегав по комнате, как две маленькие обезьянки. Иоганн открыл окно с маленькими разноцветными стеклами и указал чертенятам на него. Те с визгом выскочили и исчезли на улице. Экзерцист обратился к мальчику.
- Встань, Бяконт! Теперь ты будешь ходить, как и все остальные люди, но вы, - обратился Иоганн к купчине, - должны каждый день ставить свечи за упокой невинно убиенных вами людей. Только так вы можете поставить сына на ноги, иначе бесы вернутся, а здесь у вас поблизости нет ни одного экзерциста и не будет, чтоб изгнать их вновь.
Мальчик встал на ноги и, еще немного пошатываясь, подошел к окну, куда выскочили бесенята. Купчина завалился в ноги Иоганну и поцеловал его руку.
- Спасибо тебе, отец. Я готов отдать все, что у меня есть за чудо, которое ты сотворил!
- Это не чудо, это древний обряд экзерцизма. Что же касается оплаты - дай мне один кошель ваших копеек - я нуждаюсь в еде и одежде, а более мне ничего от тебя не нужно.
Целых две недели находился Иоганн в Новгороде. Весть об излечении купеческого сына облетела город, и каждый день экзерциста звали, но он отказывался, собирая силы для избавления царя от его ночного недуга.
Наконец из Москвы примчался гонец с царским приказом - отцу Иоганну немедленно быть на Москве, и кавалькада вновь поскакала по разбитой дороге в русскую столицу.
Москва встретила прибывших звоном колоколов - в городе разгоралась мировая язва. На улицах горели костры, а редкие прохожие торопливо шагали, чтоб скорей добраться до своих домов. Москва сильно отличалась от Господина Великого Новгорода и скорее напоминала огромный разросшийся Ивангород - те же разбросанные потемневшие избы горожан и огромные, деревянные же терема знати. Никакого порядка в городских кварталах не было - они располагались в весьма произвольном порядке и дорога в Кремль просто шла мимо узких кривых улочек, пустырей и горелищ, где построенные когда-то дома сгорели и лишь каменные печи торчали на их месте.
Ближе к Кремлю дома становились все больше, больше попадалось и боярских теремов, появились лавки, занимающие большую площадь перед каменными кремлевскими стенами.
Кремль охранял особый отряд стрельцов в ярко красных кафтанах. Вооруженные протазанами и бердышами они стояли в воротах, ведущих в святая святых русской земли - резиденцию царя. По кремлевским стенам ходили стрельцы, вооруженные тяжелыми пищалями - царь Иван сильно был озабочен своей безопасностью. Сам он, испытав прилив сил в связи с военными успехами в Ливонии, приуныл, когда на стороне Ордена против России выступила Польша и Литва. Теперь ему придется не с полуразваленным древним государством, а с целым военным союзом, да, кроме того, доходили слухи, что и шведский король тоже претендует на землю Ордена и тоже готовится вступить в войну.
Царь играл в шахматы, имея своим противником смешного, но хитрого и умного придворного шута Соловейчика, который, почти разгромив на шестидесяти четырех клетках шахматной доски государя, затем поддавался ему и проигрывал, чтобы хоть как-то поднять настроение Иоанна IV. Так, за шахматной доской Иван и получил известие, что заморский кудесник прибыл и ожидает в Кремле, на дворцовой площади.
Иван немедленно велел вести к себе экзерциста.
- Будь славен, великий государь, - священник, уже привыкший к русским обычаям поясно поклонился царю.
- Привет тебе, кудесник. Я наслышан о чудесах, которые ты творишь. Дела государственные не дают мне возможности поговорить с тобой сейчас, и мы отложим это на позднее время. Сейчас тебе отведут келью в моем дворце, ибо я знаю, что тебе нужно одиночество, чтобы молиться, а на вечернем пиру ты будешь сидеть за моим столом. Ступай, отдохни с дороги, кудесник.
Царь хлопнул в ладоши и забежавшие в залу слуги отвели Иоганна на другое крыло царского дворца. Келья была небольшая - как трапезная в Штаунтгофере - царь не пожалел для экзерциста одну из своих опочивален.
Иоганн упал на колени перед православными иконами - ибо здесь, в дикой Московии не было на стене католического распятия, а молится на православные иконы экзерцист уже привык, в глубине души понимая, что и у католиков и у схизматиков-руских Бог один и не стоит пренебрежительно относится к чужой вере, не мене святой, чем римско-католическая.
Так, коленопреклоненного и обнаружил Иоганна слуга, отправленный звать его на вечерний царский пир.
Экзерциста ввели в большую залу, уставленную длинными столами, за которыми пировали бородатые бояре в высоченных шапках и усадили за царский стол, по левую руку от царя. Иоанн Грозный был весел, шутил и сам наливал в кубки вино, которое слуги разносили жалуемым им боярам. Позади царя стояли восемь рынд - отроков в белой одежде, боярских шапках, вооруженные позолоченными топориками - личные телохранители русского государя.
Царь приветливо встретил экзерциста и предложил ему отведать медов и кушаний, обещая поговорить с ним после пира.
Так же, весело улыбаясь, грозный царь налил толстому боярину с седой окладистой бородой, сидящему по свою правую руку кубок мальвазии. Боярин поясно поблагодарил Иоанна и выпил кубок, тут же в корчах упав на пол. Слуги подхватили отравленного боярина и быстро и привычно вынесли его из пиршественной залы. Из пирующих на этот странный эпизод никто даже не обратил ни малейшего внимания - к таким случаям просто привыкли. Иоанн посмотрел на перекрестившегося экзерциста.
- Я великий государь. Волен я жаловать своих холопей, волен и лишать их живота. Не бойся, отче, тебя эта судьба не постигнет.
Пир продолжался, как ни в чем не бывало. Иоанн хлопнул в ладоши, и в зал вбежали полуголые татарки и турецкие танцовщицы. Царская пирушка перерастала в настоящую оргию. Раздевшиеся танцовщицы садились на колени к боярам, двое, с иссиня черными волосами и точеными фигурками подошли к царю.
Экзерцист встал со своего места.
- Великий государь, разреши мне покинуть твой пир, мне пришло время помолиться.