Мне прислали тоненькую голубенькую книжечку на языке пророков. Я сел за перевод. Не спал ночей и, что вы думаете, таки перевел.
Показал специалисту, приславшему сие нежданное исчадье. Так что своим словом профессиональный филолог идентифицировал перевод с оригиналом.
Потом я стал читать то, что вышло из-под моего пера, и ужаснулся при чтении содеянного. Если б это было не только на языке пророков, но и во времена пророков, меня бы ожидало традиционное лишение живота через побитие камнями. Но я перевел добросовестно.
Но и смертный приговор рьяный толмач переводит добросовестно на язык, понятный злосчастному смертнику. Боже, что я натворил! Мало того, что эту тягомотину читали по-еврейски, так я еще решил умучить русскочитающих. За что?
Это типичный самопальный и непрофессиональный самиздат, только на древнееврейском языке.
Претенциозность стихов состоит в посягательстве на великое, но ведь все знают: от великого до смешного только один шаг. Но в этих стишатах этот шаг уже сделан. Я не усугубил в своем переводе эти опусы, да и не хотел я, право слово, этого. Я ведь как лучше хотел, честное благородное слово. Да и автор, прекрасно знающий "с русского языка", похвалил меня. Но самому мне тошно.
Мотивы "поэзии" банальны: подступившая старость, мания преследования в Советском Союзе, безуспешные поиски дороги к храму, опоэтизированная смерть старой собаки, восточный орнамент, свидетельствующий о жизни автора в юго-восточном регионе Советского Союза, типично еврейское "гражданство Вселенной" (чтоб не употребить слово, которое евреи так не любят), неизменный израильский натужный патриотизм. Сколько я встречал это по-русски, а теперь встретил на древнееврейском языке. И сочный, тонкий, как железобетонная плита, юмор...
Единственное, чем может гордиться автор, это тем, что он досконально, в отличие от своего лирического героя в стихотворении "Рубай", изучил государственный язык Израиля и в состоянии слагать на нем стихи.
Я страшно рад, что не знаю других языков и не докучаю этим бредом читателям иных наречий.
Великолепный поэт-переводчик Давид Самойлов называл себя "офицер связи". А я кто? Инсталлятор соединительного коллектора фекальной канализации...
Говорят, что счастливый автор виршей печатает уже в какой-то типографии свое чудище.
Это его дело, но там же будет стоять: перевод Ефима Ермолкина, и он слышать не хочет о том, чтобы убрать эту запись.
Но месть моя ужасна, и я решил опубликовать часть этого несусветного бреда.
Когда-то носили вора на длинном шесте по всему населенному пункту, а к тому же шесту было привязано украденное добро. А сопровождающие это скорбное шествие бросали в вора камни, поносили его и били ложками о кастрюли для оповещения сограждан и нравоучительном действе...