В далекие 30-ые годы прошлого столетия мой будущий отец учился на военном факультете Московского электротехнического института связи. Когда он, будучи курсантом, женился на моей будущей маме, им дали небольшую (в 13 квадратных метров) комнатенку в общежитии этого института. Эта комнатка стала моим первым пристанищем на этом свете, в ней я прожил с мамой и братом до 28-летнего возраста.
Кирпичный дом в семь этажей
Был первой Родиной моей.
Давно уже живу не там -
В благоустроенном жилье,
Но иногда по вечерам
Я вспоминаю о тебе,
Мое давнишнее жилище,
Печальной юности кладбище...
Разумеется, что со школьных лет мы жили одной жизнью с преподавателями и студентами этого института. Великолепный кинозал института был моей Меккой. Ходил я и на литературные вечера, которые довольно часто устраивались в той или иной аудитории. И вот однажды на одном таком вечере, где известный в то время артист читал пушкинскую "Полтаву", я обратил внимание на несколько старшую меня девушку, видимо, студентку этого института. Не решаясь подойти к ней, а лишь пожирая ее глазами, я, по окончании литературного вечера, пошел за нею следом. Мне было тогда 16 лет, и я учился в 9-м классе средней мужской школы. Я не оговорился. Школы тогда были разделены на мужские и женские, и то, что я упустил в связи с этим в школьные годы, я наверстывал потом... Вернусь, однако, к моему рассказу.
Хотя прошло более пятидесяти лет, я как сейчас помню этот прекрасный зимний вечер. Было тихо, только снег поскрипывал под моими ногами. В свете фонарей кружились снежинки, а передо мной шла очаровательная девушка в зеленом пальто и коричневой шапке...
Я помню вечер, легкий снег,
Она идет передо мной...
Готов был целовать я след,
Оставленный ее ногой.
Быть может, много потерял,
Что на иных я не глядел,
Быть может, я не там искал,
Но я об этом не жалел.
Я не жалел и не жалею,
Хоть на другом уж берегу,
Вести подсчеты не умею,
Лишь память в сердце берегу...
Как оказалось, она жила в нашем общежитии, отделенном от корпусов института небольшим то ли садом, то ли сквером. Следуя за ней, я выяснил, на каком этаже и в какой комнате она жила. С этого вечера, чтобы только увидеть ее, я стал систематически дежурить у окна коридора, недалеко от дверей комнаты, в которой она жила вместе с пятью или шестью такими же студентками. Благо мы с мамой и братом жили этажом ниже.
Меня не любишь ты, но ныне
Я буду у твоих дверей.
И там стоять я буду...
Т. Готье (пер. Н. Гумилева)
И я стоял, стоял не мало
В далекой юности моей,
И проводил часы, бывало,
У недоступных мне дверей.
Да, вечерами у окна
Таил надежду я часами,
Что выйдет, наконец, она,
И света луч скользнет меж нами.
Не то, что пару нежных слов,
А взгляд хотя б подарит мне,
И ради этого готов
Я был стоять при том окне,
Подобно стражу давних дней
Иль часовому у дверей.
Но вот пустеют коридоры,
Все спать, наверно, улеглись
Им первый сон смежает взоры,
Тогда лишь я спускался вниз.
В убогой комнате своей,
Где стол да узкая кровать,
О встрече с милою моей
Я продолжал, увы, мечтать...
На следующий день все повторялось. Меня, как магнитом, тянуло в ее коридор, к окну около ее дверей, где я стоял, действительно, часами...
Прошло уже немало лет,
Не знаю, счастливо иль нет
Сложилась у нее судьба,
Уж голова моя седа,
Но представляю и теперь
И этот дом, и эту дверь.
Ни разу в них я не входил,
Ни разу их не открывал,
Но до сих пор не позабыл,
О том, как подле них страдал...
Собственно, ничего, кроме страданий, мне эта первая моя любовь не принесла. Она была чиста, как пламень жертвенный, говоря словами Пушкина. Думаю, что, вряд ли, кто-нибудь любил Таню так, как я, так искренне, так нежно...
Разумеется, она не могла не обратить внимание на столь настойчивое преследование, и как-то заговорила со мной. Мы познакомились, но не более того. Она училась на третьем курсе. Звали ее Татьяной. Это имя, совпавшее с именем главной героини пушкинского "Онегина", которого я учил в то время наизусть, стало для меня святым.
На школьных своих тетрадках
И на древесной коре,
На зыбких холмах песчаных
Я имя твое пишу...
Поль Элюар
Я имя ее повторял
По нескольку раз на дню,
Ее я любил и страдал,
Казалось, в огне горю.
Я имя ее писал,
Надеждой на встречу жил,
От боли я чуть не рыдал,
Я так еще не любил...
Я раб был своей любви,
Готов был часами ждать,
Чтоб только в вечерней тиши
Походку ее услыхать.
Я от непризнанья страдал,
Шли годы, все ныла рана;
Я имя ее писал,
То имя было - Татьяна.
Каким-то образом мой школьный товарищ, тоже живший в нашем общежитии, раздобыл ее фотографию. Хотя прошло уже более 55 лет, я сохранил это фото. На его обороте, используя строчки любимого Лермонтова, я тогда написал:
В минуту жизни трудную,
Тесниться ль в сердце грусть,
Беру я фото Танечки,
Гляжу, не нагляжусь...
Как-то навестить Таню приехала из Рязани ее мама и остановилась в их комнате. Увидев меня, как всегда "на часах", Таня обратилась ко мне с просьбой, мол не найдется ли у нас на недельку одеяло и подушка для ее мамы? Я с радостью принес не только одеяло и подушку, но и пододеяльник, простынь, наволочку и даже два полотенца - лицевое и банное. Я принес бы и матрас, а сам бы спал хоть на гвоздях, но матрас у них был. В знак благодарности Таня нежно поцеловала меня в щеку. "Господи! - молился я, - Пусть Танина мама приедет еще раз и остановится у нас! Мы бы с братишкой уступили ей нашу постель, на которой спали валетиком вдвоем, а сами легли бы на полу...". Но, увы и ах, на моей памяти Танина мама больше не приезжала...
Так прошло почти два года. Никого из девушек не существовало для меня, кроме моей Тани.
Наконец, в июне 195...года я окончил школу. Моя учительница по литературе, ставившая мне иногда пять с плюсом за содержание школьных сочинений и от трех до четырех за их грамотность, тем не менее, посоветовала мне попробовать поступить на филологический факультет какого-нибудь вуза. Но с тройкой в аттестате по русскому языку о филфаке МГУ или любого из трех бывших тогда в Москве педагогических институтов нечего было и мечтать. Нечего было мечтать и о любом техническом вузе с единицей (!) по черчению. Потеряв год в тяжелых размышлениях, я успешно поступил затем в один из московских экономических вузов. Но удовлетворения не было, и в конце ноября того же года, задолго до первой сессии (!), я бросил институт и практически добровольно ушел в Армию.
Фото Тани и там было со мной. Более того, я нацарапал ее имя на своей алюминиевой солдатской кружке, и часто думал о ней, пытаясь представить, как увижу ее вновь.
Однако, вернувшись после службы в Армии домой, я с огорчением узнал, что Таня, окончив институт, вышла замуж, и, хотя живет где-то в Москве, но след ее затерялся...