Аннотация: 2 место в конкурсе "Свободное Творчество - 2014: Слон в посудной лавке".
На дерьмо, вот на что это было похоже! На большую чертову кучу дерьма!
Джон Мэйнстон в сердцах замахнулся. Кипевшая у него внутри злость требовала немедленного выхода. Ему хотелось что-нибудь расколотить, разбить, растерзать. Да вот хотя бы эту проклятую камеру. Опрокинуть ее на пол и топтать, топтать, умерщвляя каждую деталь по отдельности и весь адов механизм в целом. Джон Мэйнстон изо всех сил замахнулся.
Нет, на самом деле он не был ни вандалом, ни сумасшедшим. И уж тем более не относился к категории людей, которые считают грубую силу главным аргументом в любом споре. Однако бывают такие ситуации, когда даже самый отчаянный пацифист готов схватиться за оружие. Сейчас был как раз такой случай.
Джон Мэйнстон замахнулся. При этом он невольно зажмурился. Это вышло непроизвольно, само собой и объяснялось ничем иным, как простым недостатком опыта. Конечно, ведь Джон Мэйнстон был всего лишь университетским профессором, а не искушенным правительственным агентом или же источающим пороховую вонь военным. Тихим ученым мужем, посвятившим жизнь физическим опытам и написанию научных статей - вот кем он был. Поэтому вполне простительно, что он закрыл глаза. Но вот незадача, это рефлекторное движение повлекло за собой секундную паузу, маленькую заминку, за которую тут же зацепился мозг ученого. Короткого мига хватило, чтобы разум возобладал над эмоциями, а великолепный по красоте замах так и остался всего-навсего замахом. Потенциальная энергия так и не превратилась во всесокрушающую кинетическую, а попросту растворилась в окружающем пространстве, уйдя большей частью на нагрев воздуха. Джон уронил руку и вместо того, чтобы разорвать ненавистную камеру в клочья, лишь пожевал губами и с досадой плюнул, удачно попав при этом ей на объектив. Слюна тонким ручейком соскользнула вниз, мутной слезой упала на пол. Однако камера никак не отреагировала на нанесенное ей оскорбление. Все так же невозмутимо она продолжала смотреть прямо в глаза человеку, будто бросала ему вызов: кто кого переглядит?
Первым не выдержал профессор. Чуть слышно чертыхнувшись, отвел взгляд. И сразу как-то сник. Плечи его опустились, будто бы придавленные непомерной величины грузом. Лицо посерело, отчего еще заметнее стали капельки пота, покрывающие высокий, в глубоких морщинах лоб. Потом он медленно развернулся и, сгорбившись, по-старчески подволакивая ноги, побрел к выходу из лаборатории. Он снова проиграл. В который уже по счету раз?..
Зайдя в свой кабинет, расположенный на третьем уровне здания Парнелла в кампусе Сент-Лючия Квинслендского университета, профессор физики Джон Мэйнстон вместо того, чтобы как обычно сесть за рабочий стол, подошел к окну. Последний день весны радовал глаз незамутненным аквамарином неба и ослепительным солнцем. Погода стояла отличная. Это в немалой степени способствовало тому, что зеленая лужайка, раскинувшаяся прямо перед зданием песчаникового* университета, была наводнена студентами. Молодые люди группами и поодиночке сидели и даже полулежали на траве, при этом что-то бурно обсуждая между собой. "Что-то, наверняка связанное с квантовой физикой", - так думал профессор, глядя из окна своего рабочего кабинета на их улыбчивые лица и стройные фигуры. "Возможно постулаты теории относительности или даже теории струн!", - размышлял он. Конечно, ведь о чем еще можно разговаривать в столь юном возрасте кроме как о теории струн?
А ведь он и сам когда-то был точно таким же: молодым, голодным до научных споров студиозусом. Когда-то давно. Жизнь тогда представлялась как нечто безграничное и бесконечно прекрасное. Непознанное. В жилах кипела страсть. Вирус исследования сидел в крови, заставляя ее быстрее течь по жилам, не спать ночами и до хрипоты отстаивать свою точку зрения перед маститыми преподавателями. Когда-то... Джон Мэйнстон печально улыбнулся: хорошее было время! Славное!
Времени, вот чего у него практически не осталось. Профессор оторвался от пейзажа за окном и взглянул на часы. Стрелки показывали половину одиннадцатого дня. Значит, сейчас улицы Брисбена должны быть полупусты, автомобильное движение рабочее. Найти более подходящий момент будет трудно. Профессор снова бросил взгляд за окно, чтобы еще раз полюбоваться царившей там идиллией, а потом решительно развернулся и уверенным шагом вышел из кабинета.
Через несколько минут он вернулся, неся в руках небольшую пластиковую коробку ядовитого оранжевого цвета с торчащими из нее проводами. Аккуратно поставив ее на стол, он осторожно распутал провода, отделив их один от другого. Затем вернулся к входной двери и убедился, что та не заперта. Возвратившись к столу, достал из кармана сотовый телефон и положил его рядом с оранжевой коробкой. Чуть погодя к телефону присоединились наручные часы с гравировкой ("Любимому мужу! Искренно и верно!"), обручальное кольцо, кожаная книжица портмоне, очки в роговой оправе и пластинка бейджика. Проделав эти нехитрые манипуляции, Джон Мэйнстон снова подошел к окну и задвинул жалюзи. То, что он собирался сделать дальше, не предназначалось для чужих глаз.
Как только комната избавилась от яркого солнечного света, профессор физики Квинслендского университета развязал галстук, снял и бережно повесил его на спинку кресла. Следом стянул пиджак и рубашку. Все это он проделал абсолютно спокойно, без какой-либо спешки либо суеты. Наоборот, настолько уверенно, словно следовал некоему плану. Возможно не самому лучшему, может статься даже безумному, но все-таки плану.
Оставшись в одних брюках, он уселся в кресло и взял в руки телефон. Набрал трехзначный номер. После гудка служба Triple Zero отозвалась приятным женским голосом диспетчера: "Служба спасения. Вам требуется помощь?..". Бросил в трубку короткое: "Поражение электрическим током. Отсутствие дыхания. Остановка сердца". Не дожидаясь ответной реакции, продиктовал адрес и тут же нажал кнопку отбоя. Все, дороги назад больше не было.
Совсем некстати пришла мысль: "А все ли верно он рассчитал? Все ли правильно сделал? Ведь мог же он что-то упустить из вида? Мог?.. И что тогда... конец?". Он вдруг засомневался в себе. Страх холодными пальцами защекотал желудок. "Неужели, правда, конец?..". Усилием воли отогнав эту мысль, заставил себя вообще не думать. На панику сейчас просто не было времени. Собственно его вообще уже не было. В запасе оставалось максимум минут десять, не больше, а значит, следовало поторопиться.
Джон Мэйнстон снял крышку с телефона и достал аккумулятор. Немного повозившись, вытащил Sim-карту. Повертел кусочек пластика в пальцах и решительно сунул его в рот. Перекатил под язык, морщась от резкого металлического вкуса. Затем потянулся и нажал кнопку включения на оранжевой пластиковой коробке. Портативный автоматический дефибриллятор сразу ожил, подмигнул жидкокристаллическим экраном. Через секунду на нем появилась надпись: "Подсоедините электроды". Профессор взял провода. Одну присоску приклеил под левый сосок. Вторую, с надписью "Ключица", поднатужившись, оторвал. В стороны брызнули ошметки резиновой кожи. Покалеченный провод предстал перед ним переплетением обнаженных медных жил. Ученый заплел их в косичку, которую взял в рот, прикусил зубами. Аппарат басовито загудел и выдал новую надпись: "Не касайтесь пациента! Идет анализ ритма!". Еще немного подумал и обновил текст: "Обнаружена фибрилляция. Требуется разряд. Не касайтесь пациента. Происходит накопление энергии". После дефибриллятор загудел чуть сильнее, а через несколько секунд подтвердил готовность к работе: "Всем отойти от пациента! Нажать кнопку "Разряд!".
Джон Мэйнстон осторожно коснулся кнопки. В голове снова проскользнула мысль: "А что если ошибся? Что тогда?..". Время покажет, решил он и решительно утопил кнопку.
*****
В качестве главного блюда здесь подавали холодный полумрак, густо приправленный ароматами озона, разомлевшего от высокой температуры пластика, подкопченой резины, упаковочной бумаги и еще чего-то едва уловимого, вкусно-сладкого. Кажется, так пахли самодельные леденцы из жженого сахара, которыми в детстве кормила его мама. Запах из далекого прошлого. Хотя... вполне возможно, что ему померещилось.
Дверь, возле которой он стоял, несла на себе вывеску, на ней большими буквами значилось: "ТЕХНИЧЕСКИЙ ЭТАЖ". Джон Мэйнстон взялся за ручку и осторожно потянул дверь на себя. Та без особых возражений подчинилась. Прямо за ней профессор увидел широкий коридор, стены и потолок которого светились мягким, ненавязчивым светом, а пол застилал ковер ядовито оранжевого цвета. Запах леденцов стал еще более отчетливым.
Секунду помедлив, ученый шагнул в коридор. Дверь за ним тут же захлопнулась, отрезав его от сумрака лестничного пролета и возможности выбора: пойти дальше или вернуться. Теперь не оставалось ничего иного, как просто идти вперед. Ну не стоять же, в самом деле, на месте, это было бы уж совсем глупо. Потому профессор отбросил последние сомнения, глубоко вдохнул чудесную смесь ароматов, в которой все четче ощущалась карамельная нотка, и пошел навстречу неизвестности.
Сто шагов спустя он оказался еще перед одной дверью. Точной копией первой с той лишь разницей, что табличка на этой была чуть меньше. И слово на ней было всего одно: "ТЕХНИК". Профессор громко постучался, однако ответа не последовало. Выждав какое-то время он постучал снова, но и на этот раз не получил разрешения войти. Тогда профессор взял и просто толкнул дверь. Та безропотно отворилась, открывая путь в просторное помещение. Ученый решительно переступил порог.
Хозяин кабинета сидел за большим письменным столом с установленным на нем компьютерным монитором и сквозь невообразимо толстые линзы очков внимательно изучал клавиатуру. Руки его были сжаты в кулаки с выставленными вперед указательными пальцами, которыми он старательно тыкал в клавиши с частотой примерно два тыка в минуту. Сделав очередные два, Техник поднимал голову и пристально вглядывался в экран. После удовлетворенно хмыкал, брал из стоящей тут же коробочки с монпансье конфету (вот откуда приятный запах!) и снова погружался в изучение клавиатуры. На вошедшего он не обратил ни малейшего внимания. Кажется, вообще его не заметил.
Джон Мэйнстон тихо кашлянул, стараясь привлечь внимание Техника. Не сразу, но с третьей попытки ему это удалось. Тот оторвался от работы и сфокусировал свои линзы на госте. Так он как нельзя больше походил на Хьюберта Фарнсворта, полубезумного ученого из любимой Джоном "Футурамы". Походил настолько, что профессор мог бы побиться об заклад на что угодно, что на ногах у Техника сейчас надеты светло-зеленые тапочки.
- Привет! - Джон решил поздороваться первым.
- А, ты уже здесь?! - Техник пропустил его приветствие мимо ушей. - Заходи-заходи, располагайся. Леденец?..
- Нет, спасибо, - ученый вежливо отказался.
- Вот и зря, - Техник неодобрительно покачал линзами туда-сюда и отправил очередную порцию сладостей прямиком себе в рот, - ты таких вкусных точно не пробовал.
Джон только пожал плечами, начинать разговор со спора ему не хотелось.
- Давненько ко мне гости не заглядывали, давненько, - тем временем продолжил Техник. - Напрямик все норовят. Через парадное крыльцо, так сказать. А ты, смотрю, решил с черного хода зайти? Что, так сильно приспичило?
- Да уж, - Джон не нашел что возразить.
- Со всеми бывает, - согласился хозяин кабинета. - Не все, правда, умудряются ко мне попасть. Да что там - мало кто может, а тебе вот удалось. Молодец, с карточкой телефонной отлично придумал. С крестиком во рту на этот этаж уж точно не попасть. Сам догадался или подсказал кто?
- Сам.
- Говорю же - молодец! И с аппаратом этим, как бишь его?.. дефе... дефибря... тьфу ты, в общем, тоже хорошо сработал. Не люблю, знаешь, когда вены там вскрывают или из окон сигают. Брр. Не люблю.
Джон Мэйнстон согласно кивнул.
- Ну, ладно, что мы все об одном? Давай, лучше рассказывай, с чем пожаловал?
- А вы разве не?.. - удивился Джон.
- Знаю?.. Нет, конечно. Это Ему все знать положено, - Техник ткнул пальцем в потолок, - а мы так, исполнители. За жизнью людей не следим, уж извини. Наше дело маленькое - за местной техникой приглядывать. Ремонт там, профилактика, чтобы, значит, чего из строя не вышло.
- Боюсь, это займет какое-то время, - смутился профессор, не ожидавший такого поворота событий.
- А ты разве куда-то торопишься?.. Да за тобой еще даже бригада не приехала, - Техник перенацелил свои окуляры обратно в монитор, щелкнул клавишей. - Точно. До сих пор плетутся по Кармоди-роуд. Так что времени у нас с тобой полно, - он снова выжидательно уставился на гостя.
Ученый физик Джон Мэйнстон, чье бездыханное тело сейчас лежало в собственном кабинете в ожидании приезда медиков, посмотрел на Техника, потом тяжело вздохнул и начал говорить. Слова давались ему с трудом. И дело даже не в том, что он не знал, что сказать, напротив. Просто что-то ему мешало. Что-то во рту. Что-то маленькое, миниатюрное даже, но с неприятным металлическим вкусом, оно нарушало четкость речи и дико раздражало профессора. Беда в том, что как ни старался, он не мог от этого избавиться. Приходилось терпеть. Джон Мэйнстон еще раз тяжело вздохнул.
- Я уже не молод, - начал он свой рассказ, - мне скоро шестьдесят шесть, но началось все это еще раньше, до моего рождения. Точнее - в тысяча девятьсот двадцать седьмом году, когда Томас Парнелл, тогда профессор физики в университете Квинсленда, решил показать своим студентам, что вполне обыденные материалы могут обладать совершенно удивительными свойствами. Для этого он взял обычный для того времени кусок искусственного битума или проще говоря смолы, расплавил его и залил в стеклянную воронку с закрытым нижним концом.
- Кусок обычной смолы? - переспросил Техник.
- Самой обычной, - подтвердил профессор. - В те годы ее активно использовали для обработки днищ лодок.
- Ясно. И что было дальше?
- Дальше?.. Три года ушло на то, чтобы смола остыла и снова превратилась в твердый кусок пека. Только после этого Парнелл снял заглушку с воронки.
- И?.. - линзы Техника заинтересованно блеснули.
- Первые восемь лет ничего не происходило, зато потом... - Джон выдержал театральную паузу, - на дно стеклянного стакана, установленного под воронкой, упала капля смолы.
- Капля? - Техник удивленно вздернул брови. - Надо же!
- Точно так, - кивнул Джон. - Каких-то восемь лет и каменной твердости смола дала каплю. Первую каплю. Хотя и ее одной оказалось достаточно, чтобы считать эксперимент удачным. Эксперимент, которым Парнелл хотел показать, что некоторые тела, которые представляются нам твердыми, в действительности являются жидкостями, но только очень вязкими.
- Даю голову на отсеченье ему это удалось, - восторженно хлопнул в ладоши Техник.
- Да. Однако на этом он решил не останавливаться, а продолжить опыт.
- То есть была и вторая капля?
Джон Мэйнстон кивнул: - И вторая, и третья, и даже четвертая.
- С разницей в восемь лет? - логично предположил Техник.
- Плюс, минус.
- Не быстро, - покачал головой Техник и потянулся к коробочке с карамельками.
Профессор, которого продолжал преследовать странный металлический привкус во рту, спросил: - Можно?
- Конечно, - Техник передвинул леденцы по направлению к гостю.
Конфеты оказались и вправду волшебными. Попробовав одну, Джон Мэйнстон вдруг перенеся обратно в детство, на мгновение снова став маленьким мальчиком. Они с мамой вновь сидели на веранде их дома. Теплый ветерок играл волосами. Воскресный вечер пел многоголосьем цикад. А они, как когда-то бывало, пили чай без сахара, заедая его самодельными ландринами. На душе было хорошо и спокойно.
- И какая во всем этом твоя роль? - голос Техника вырвал Джона из его грез. Ученый моргнул, гоня прочь наваждение. Для надежности проглотил леденец.
- Я начал свою работу в университете в тысяча девятьсот шестьдесят первом. Надо сказать, что к тому времени все уже давным-давно позабыли об эксперименте Парнелла. Да и я надо признаться ничего о нем не слышал. Представьте же себе мое удивление, когда уже на второй день работы в одном из шкафов в лаборатории, к которой меня приставили, я обнаружил немудреную установку: стеклянный колпак под которым пряталась стеклянная же воронка с пеком и стакан с несколькими каплями дегтя на дне. Эксперимент продолжался, он и не думал заканчиваться. Меня так это впечатлило, что я взял на себя заботу о нем. И вот уже почти сорок лет являюсь его хранителем.
- Поразительно, - Техник от волнения даже привстал на месте. - И что, смола так и продолжает вытекать?
- Да, вчера упала очередная капля.
- И ты это видел?.. Видел, как она упала?..
Профессор ничего не ответил.
- Подожди, - не поверил Техник, - шутишь?.. нет?.. правда, не видел? Да быть того не может.
Джон только пожал плечами.
Техник взволнованно снял очки и положил их на стол. Близоруко посмотрел на профессора. Глаза у Техника оказались небесно-голубые и совсем-совсем не старые. Наоборот, было в них что-то мальчишеское, задорное. Потом снова надел очки, спрятавшись за их толстыми линзами.
- А раньше?.. Что вообще никогда?
- Четвертая капля упала почти через год после того, как я нашел установку. В шестьдесят втором. Тогда я был слишком юн, неопытен и просто не придал этому большого значения, считая, что у меня впереди еще куча времени. Следующая оторвалась, как ей и положено, через восемь лет, в семидесятом. Помню, я просидел все выходные, наблюдая за уже полностью сформированной каплей. Но она упала как раз тогда, когда я, совершенно вымотанный, ушел домой отдохнуть.
- Шестая? - Техник только что не подпрыгивал на стуле от нетерпения.
- В семьдесят девятом. Выскочил на пять минут выпить чашку чая.
- Седьмая?
- Восемьдесят восьмой. Грипп. Неделю провалялся с температурой под сорок.
- Не может быть.
- Может, - грустно усмехнулся профессор. - Тогда же, в восемьдесят восьмом, условия опыта немного изменились. В лаборатории установили кондиционеры, из-за чего поменялся температурный режим. Капли стали падать реже. Примерно раз в двенадцать лет.
- Значит, - Техник произвел в уме несложные вычисления, - вчера была восьмая?
- Восьмая, - эхом повторил профессор.
- И что на этот раз?
- Командировка, - Джон Мэйнстон печально улыбнулся. - В Лондон. Нельзя было отменить. Но я подстраховался. Зная, что могу пропустить самый важный момент в жизни, распорядился поставить возле установки камеру, чтобы она фиксировала все происходящее.
- И?..
- Не вышло. Ночью разразился тропический шторм. Электричество вырубило во всем здании. А аккумулятор оказался слабым, его мощности попросту не хватило, камера отключилась, - ученый беспомощно развел руки. - Я узнал об этом только сегодня утром, когда вернулся.
- И после этого сразу ко мне?
- Да, а что оставалось? Мне уже почти шестьдесят шесть, боюсь, до следующей капли я просто не доживу.
- Двенадцать лет? - уточнил Техник.
- Да.
- Теперь ясно зачем ты здесь, - откинувшись на спинку кресла, Техник задумчиво сложил на груди руки. - Хочешь отсрочку?
- Да, - просто ответил Джон Мэйнстон.
- Почему тогда пришел ко мне, а не сразу к Нему? Напрямую было бы проще.
- Вы Его лучше знаете, - ученый ушел от прямого ответа. - Скажите, станет Он слушать того, кто наложил на себя руки?.. А выполнять просьбу самоубийцы?
- Ты прав, - кажется, Техник окончательно справился с волнением. По крайней мере, выглядел он сейчас очень спокойным, более того - деловым. - Но ведь Он все равно узнает об этом разговоре.
- Пусть так, вот только будет это уже после того, как мы договоримся, - во взгляде ученого читался вызов.
- А ты молодец, - похвалил его тот, - не робеешь.
- Мне терять нечего.
- Ну да, ну да, - согласился Техник. - Терять тебе действительно нечего, в отличие от меня. Ну да сейчас не об этом, верно? Значит, насколько я понял, ты просишь дать тебе еще двенадцать лет жизни, так?
- Точно.
- А с чего ты вообще решил, что это в моих силах?
- Видел табличку.
- Какую табличку? - не понял Техник.
- На двери висит, там, - профессор ткнул пальцем куда-то себе за спину.
- Правда? - Техник сделал удивленное лицо. - И что на ней?
- Написано: "ТЕХНИК"!
- Ха-ха-ха! - хозяин кабинета расхохотался. - Это ты хорошо подметил. ТЕХНИК! Ха-ха-ха! Я ведь ее сам туда повесил, ха-ха-ха!
Потом он вдруг резко снова стал серьезным: - Ты прав, я многое могу. Пусть не вмешиваюсь, но могу многое, почти все. В моей власти дать тебе то, что ты просишь, вот только... - он помедлил, - раз уж ты все просчитал, скажи, зачем мне это?
- Я отработаю.
- Отработаешь? - переспросил Техник. - Отработаешь, значит? Что ж, давай посмотрим, - он снова уткнулся в свой компьютер. Выставил вперед указательный палец и ткнул им по очереди в несколько кнопок. - Да, работа есть. Помощник мне нужен. А то знаешь со всей этой новой техникой, компьютеры там всякие, программы. Ничего не успеваю. Грамотный нужен.
- Я отработаю, - упрямо повторил профессор.
- Считаешь себя грамотным?
- Да, - кивнул Джон.
- Ладно, спорить не буду. Давай тогда посчитаем: по нынешнему курсу, а он сегодня щадящий - один к десяти, двенадцать там приравнивается к ста двадцати тут. Как тебе такая арифметика?
- Тринадцать!
- Что? - опешил Техник.
- Тринадцать там, - с нажимом сказал ученый.
- Зачем?
- На всякий случай.
- А ты умеешь торговаться, - неожиданно развеселился хозяин кабинета. - Ладно, пускай будет по-твоему - тринадцать. Я сегодня какой-то особенно добрый. И здесь пусть сто двадцать остается. Скидка. Ну как, согласен?
Вместо ответа Джон Мэйнстон протянул руку. Техник скрепил договор рукопожатием. Чуть придержал руку: - Ты и вправду так хочешь увидеть эту каплю?
- Да! - глядя прямо в наставленные на него линзы, искренне ответил профессор.
- Но ведь это всего лишь капля смолы, зачем?
- В ней вся моя жизнь. Для меня это не просто эксперимент, это... - Джон замялся, подбирая нужное слово, - своего рода религия. Она напоминает мне о скоротечности времени. Течение времени, оно... незаметно, но стоит моргнуть - и ты упустишь его.
- Красиво, - Техник выпустил руку гостя.
- А еще это символ. Символ неспешности и постоянства науки в том сумасшедшем мире, в котором все мы живем.
- Действительно красиво, - задумчиво протянул Техник. - И важно для тебя, теперь я это вижу. Хорошо, сделаю, как ты просишь, а после возьму тебя на работу. Да, кстати, на оплату не надейся, хотя... - тут он хитро улыбнулся, - можешь рассчитывать на леденцы. Ну а теперь извини, тебе уже пора.
- Обратно?
- Да.
- И как это будет? - поинтересовался Джон Мэйнстон.
- Очень просто. Сейчас ты встанешь и пойдешь на выход.
- Это где?
- Не поверишь, ровно там же где и вход. И советую поторопиться, потому что за тобой уже приехали.
Джон Мэйнстон послушно встал и пошел к двери. Открыв ее, обернулся: - До свида... - начал было он, но Техник резко его оборвал: - Не-не-не. Прощаться не будем. Скоро ведь все равно увидимся, - блеснул он линзами. - И помни - ты сам этого захотел!
И снова профессор поймал себя на мысли, что видит перед собой зловещего Хьюберта Фарнсворта. Однако Техник был прав: он действительно сам этого захотел. Поэтому ученый просто кивнул и, не прощаясь, вышел из кабинета, плотно притворив за собой дверь.
*****
Работа службы спасения города Брисбена отлажена настолько, что даст сто очков вперед даже часовому механизму швейцарских часов марки Breguet. К тому же работа эта очень щедро оплачивается. По совокупности этих причин вызов, поступивший на номер Triple Zero в 10:42 местного времени, двадцать девятого ноября двухтысячного года был отработан со всей оперативностью и тщательностью, на которую только была способна данная служба. Уже через восемь минут после телефонного звонка бригада медиков находилась в помещении, расположенном на третьем уровне здания Парнелла в кампусе Сент-Лючия Квинслендского университета. Во многом благодаря этому, а также профессионализму врачей профессора физики Джона Мэйнстона, находящегося к тому времени в состоянии клинической смерти, удалось спасти. Его вытащили буквально с того света. Вытащили и заставили жить.
Еще месяц после этого профессор находился в больнице под пристальным медицинским присмотром. Он быстро шел на поправку и уже к концу пятой недели его выписали, после чего он сразу же вернулся к своей работе в университете. К этому времени Джон Мэйнстон уже совершенно оправился от пережитого, при этом он абсолютно не помнил, где был, и БЫЛ ли вообще те несколько минут, пока его сердце не билось. Но удивительное дело: всегда, до самой последней секунды отпущенного ему бытия, он знал, сколько ему осталось...
Профессор прожил еще целых тринадцать лет и за эти годы успел сделать многое. У него получилось попасть в Книгу рекордов Гиннесса и получить Шнобелевскую премию по физике. Стать мировой известностью и найти преемника, готового исполнять обязанности хранителя эксперимента. Он умер на семьдесят девятом году жизни от обширного инсульта прямо у себя в лаборатории. Случись это в будний день или хотя бы днем, возможно, его успели бы спасти, однако этого не произошло. Профессора нашли только на следующее утро, сидящим перед установкой с капающим пеком. Девятая капля смолы маслянисто поблескивала на дне стеклянного стакана, установленного под воронкой. Видимо отрыв произошел ночью. Конечно, никто не может сказать видел ли профессор падение капли. Стоящая рядом с установкой камера странным образом оказалась выключена, а других свидетелей просто не было. Но одно обстоятельство все же дает шанс предположить, что Джон Мэйнстон сумел завершить дело всей своей жизни. Смерть не смогла стереть с его лица счастливую, умиротворенную улыбку.
А установка продолжает работать. По расчетам, если вытекание будет происходить с той же скоростью, что и раньше, десятая капля должна оторваться ровно через четырнадцать лет.
Или сто шестьдесят восемь месяцев.
Или пять тысяч сто тринадцать дней.
Или четыреста сорок один миллион семьсот шестьдесят три тысячи двести секунд.
Четыреста сорок один миллион семьсот шестьдесят три тысячи сто девяносто девять секунд.
Четыреста сорок один миллион семьсот шестьдесят три тысячи сто девяносто восемь...
* - неформальная группа старейших престижных университетов Австралии, построенных, как правило, из песчаника.
