Аннотация: Просьба не воспринимать текст всерьез. Не окончено. Без обработки.
О чудовищах и мертвых душах.
Замерзают в улыбке губы,
Видишь, до смерти извелась.
Видишь движущиеся трупы
Коченеть продолжают, кружась.
Ольга Пулатова, "Пустота".
- Наверное, это должно было вызвать у меня отвращение, страх или еще что-то такое особенное, обязательно с привкусом желчной горечи. И будь на моем месте кто-то другой непременно бы так и произошло. Я же была попросту несколько обескуражена, когда Райс предложил мне курировать некоторые проекты двух талантливых врачей-алхимиков, потому как разбиралась в данном направлении откровенно слабовато - на уровне нескольких прочитанных для общего образования книг. И что же я сделала? Конечно, согласилась. Все же подобная деятельность открывала для меня новые знания и возможности.
Хотя, казалось бы, зачем мне, бывшей некогда самой жертвой пыточных опытов, продолжать "его" дело? Только вот то, чем я сейчас занимаюсь совершенно не похоже на то, чем наш бывший монарх занимался. Шцельтдин больше издевался над людьми, ему нравилось смотреть за болью и агонией, а я всего-то изучаю результаты проводимых опытов и лишь изредка сама провожу некие экспериментальные исследования. Только что поделать, эти исследования без кое-каких жертв со стороны испытуемых все равно невозможны. Я повторяю себе это вновь и вновь, и иногда получается убедительно.
Первый подопытный материал, отличный от мелких грызунов, карликовых парнокопытных и приматов, мне запомнился очень хорошо. Это был один из многочисленных заключенных главной столичной тюрьмы. Совсем как я когда-то. Вот только в отличие от меня он действительно был виновен.
От кого-то из врачей я слышала, что первый пациент сродни первой любви. На мой взгляд, это утверждение весьма сомнительно, ведь может так получиться, что пациент этот будет из дома скорби с напрочь искривленной душой. Именно поэтому тот свой первый подопытный материал я бы никогда не смогла сравнить с чем-то даже отдаленно похожим на такое чувство как любовь - она не предполагает такой грязи.
Он был уродом, удивительнейшим чудовищем при вполне приличной внешности и практической рабочей деятельности. Считал, что толченые малые берцовые косточки маленьких мальчиков смешанные с прахом локтевых косточек маленьких девочек помогут стать ему могущественнее в плане магических способностей. Какая глупость право слово! Где он только нашел тот пыльный запрещенный трактат двухвековой давности, написанный отлученным от коллегии магов безумцем?
В общем, я была чуточку зла и надо ли говорить, что тогда немного перестаралась и к утру вместо мужчины в расцвете сил и лет была только куча мяса и костей, напоминавшая по форме человеческое телосложение. Несколько препаратов мы все же проверить успели, поэтому алхимики не обиделись, только заметили, что работай я главным палачом, от меня было бы больше пользы. Вот тут мне явно польстили - старому Гхину я и в подметки не гожусь. Слишком тороплюсь получить хоть какой-нибудь результат за очень небольшой промежуток времени. А в палаческом деле, как и в наших исследованиях, нетерпеливым делать нечего.
Мама, с которой я периодически делюсь своими успехами и промахами, ворчит, что этим я пошла в папу. Ей, конечно, виднее, однако я сильно сомневаюсь на этот счет - более терпеливого создания, чем мой отец, я еще не видела. Живет же он каким-то образом столько лет с мамой, а это, скажу по секрету, совсем не розовое варенье в красивой вазочке на безупречно оформленном королевском приеме.
К слову она не приходится мне настоящей матерью, но заявляет, что раз уж она и так почти мать всех и вся, а к моему созданию она приложила не только руку, то... спорить с ней бессмысленно.
Мое создание. Нет, сейчас это не та тема, которую я хотела бы обсуждать с кем бы то ни было. Слишком сложен и неприятен был период становления меня как личности. Или точнее говоря восстановления, а где-то и соединения и даже взращивания совершенно нового. Долгий, очень долгий период вживания с новой сущностью, адаптацией...
Кто-то назовет меня чудовищем и, конечно же, будет прав, но все же я привыкла вести себя как человек, а в чем-то и по-человечески. Поэтому мне нет никакой необходимости в убийстве невинных девушек, чтобы сварить мыло, создать идеальный аромат любви, сохранить молодость или выплавить алхимические зеркала, способные воровать чужие души. Ну, ни к чему мне это все просто. И я не убиваю ради еды, скуки или для удовлетворения каких-то специфических потребностей типа жажды или сексуального возбуждения. Я всего-то скромный экспериментатор. А крысы и прочие животные, к сожалению, не всегда подходят для проведения множества деликатных опытов. Зато добровольцев в камерах всегда предостаточно. Кто их хватится, особенно если о них и так никто не знает или не помнит? Это давно не люди, а мертвые, никому не нужные души.
Совсем недавно одному из наших алхимиков пришла гениальная идея. Жаль только, что пришла она к нему уже после того как его племянницу едва вошедшую в нежный возраст, который поэты сравнивают с распускающимся цветком, нашли мертвой, истерзанной каким-то ублюдком. Эта девочка - все-таки девочка, а не девушка, - была не единственной. И, к сожалению, чудовище, способное творить такие мерзости, мы пока не смогли найти, но сюрприз ему уже подготовили. И идея его заключается в том, чтобы убить на корню все влечение. Сексуальное. Насовсем. Потому как это становится просто невозможным.
Талантливый врач-алхимик маэ Кёйе Таур дает гарантию на свои изобретения.
Да, идея его, несомненно, гениальна, вот только так и останется она в разделе наказаний, а не способов избавления мира от нежелательных людей с "дурными" привычками. Ведь подразумевалось, что после проведенной процедуры, заключенных можно будет выпускать на волю, чтобы они работали на благо государства, но... Потеря одного часто компенсируется приобретением чего-то другого. И не факт, что то самое приобретение не будет еще более извращенным. А мы, как не жаль это признавать, но совершенно не в состоянии следить за каждым отдельно взятым человеком в стране. К тому же до сих пор идет стадия проверки некоторых добавок, потому как, оказалось, что осталась малая, но все-таки вероятность в повторных инъекциях.
Вот сейчас, например, мы хотели бы усилить эффект...
- Маэ Олеш! Прибыла срочная почта из Ханнэфа. Лично для вас.
Я подняла голову и приветливо улыбнулась своему заместителю. Он мне нравился, о чем был прекрасно осведомлен и чем беззастенчиво пользовался.
- Сейчас поднимусь. Позови сюда кого-нибудь из персонала, пусть продолжат наблюдение. И предупреди братцев алхимиков.
Шалькос кивнул и вышел, плотно закрыв дверь. Я убрала использованные инструменты в ящик для обработки, стянула тонкие, но прочные, эластичные и водонепроницаемые перчатки и черкнула несколько строк в журнале наблюдений. Только после этого я наклонилась к подопытному материалу, ранее бывшему заключенному-смертнику под номером 4374, что лежал сейчас на столе без права голоса и движения:
- Столько всего тебе рассказала, а представиться совсем забыла. Маэ Хиндарис Олеш. И занимаюсь я разнообразной, но непременно грязной работой для Его Величества.
У подопытного закатились глаза и начались судороги.
В кабинете меня ожидал Шалькос, весьма удобно расположившись в кресле для посетителей, и письмо на столе с печатью в виде перечеркнутой кошачьей лапы.
Послание содержало всего пару строчек, но как они были важны! И меня даже не волнует тот факт, что я должна теперь информатору не менее равноценные сведения. Сочтемся.
- И какие у нас новости, маэ Олеш?
Заместитель внимательно рассматривал меня из-под чуть длинноватой светлой челки, пытаясь понять, чего ожидать. В другой раз я бы его обязательно помучила неведением, чего он очень не любил, но сейчас мне этого не хотелось.
- Великолепные, радость моя. Нам выдали местонахождение Ч'хэрма.
Шалькос выдохнул, тряхнул головой, будто еще не до конца веря в сказанное мной, и растянул губы в ответ на мою улыбку.
- Но сам понимаешь, что праздновать нам пока рано и придется хорошенечко поработать, чтобы взять армасского подданного живым. Он, кстати, направляется на родину. Тоска, вероятно, совсем замучила.
- Свяжемся с нашими агентами или обратимся за помощью к службе Армаса?
- Хм, - я откинулась на спинку стула и мельком глянула на левое запястье, где под кожей спал маленький паучок. Не хотелось бы увеличивать долг еще и Хайльфу, хотя ему как раз отдавать долги было приятно. - Давай-ка подумаем вместе.
К себе я вернулась уже ночью. Думать нам пришлось обстоятельно и долго, заставляя думать и других подчиненных из аналитиков, сверяться с документацией по делу агента-двойника и... все это меня хоть и вымотало, но удовлетворения от проделанной работы не убавило.
Разбавляя темноту и создавая причудливые танцы теней, в камине уютно горел огонь. Еще сегодня с утра напротив моего камина стояло два кресла, а сейчас осталось только одно, что было намеком о том, что в данный момент я должна быть ближе к своему королю как никто другой.
- Ты поздно.
Не упрек, а простая констатация.
Я подошла и присела на мягкий подлокотник. В руках Райс грел бокал с вином. Верхние пуговки рубашки были расстегнуты и золотисто-багряные отсветы создавали интересный рисунок на бледной коже ключицы. Осторожно убрав черные пряди челки со лба, я очертила пальцами бровь, едва коснулась теней усталости под закрытыми глазами, затем наклонилась и легонько подула на ресницы. Лишь только над его ртом оказалась моя ладонь, как он резко ее поймал, глубоко вдохнул ему одному понятный запах и только потом очень нежно коснулся губами кожи.
- На одной грани со смертью, но, не заходя за предел. Только ты так умеешь.
Я рассеянно киваю и едва слышно шепчу:
- Обними меня.
Король отставляет бокал на стоящий рядом столик и притягивает меня к себе.