Аннотация: Все совпадения случайны, а персонажи, кроме Сонечки, вымышлены.
СОНЕЧКА.
Вы верите, что можно дружить с неодушевлёнными предметами? Я - верю. Я дружу с моей квартирой. Когда пришла сюда впервые - три года назад - у меня не было никаких планов на будущее. Хозяин жилища претендовал на мою руку, а я сомневалась. Хотелось остаться свободной, иметь возможность выбирать. И бог знает сколько бы продолжались мои внутренние метания, но именно эта квартира с мистическим номером пятьдесят три, их неожиданно прекратила. Она была ободранной и неприглядной, но, попав в неё, и, поймав взглядом тонкий лучик света на полу, я совершенно отчётливо подумала: "Буду здесь жить, и это мне понравится". Тогда жутко удивилась такой мысли. Ещё раз осмотрела стены с жёлтыми, местами бурыми, и иногда даже чёрными обоями, дощатый покрытый потрескавшейся коричневой краской пол, старенькие гармошки батарей...Объективная реальность не воодушевляла... Но радостное предчувствие противоречило тому, что представало перед глазами. И я ответила хозяину и квартире согласием. Надо сказать, квартира не обманула. Она стала настоящим домом. Но и сама в накладе не осталась. Получила в ответ новенькие обои, красивый линолеум и совсем уж отличную сантехнику. А так же воздушные тюлевые занавески нежного розового цвета и очаровательную хозяйку.
Я дружу со своей машиной. С Ласточкой, это её ласковое прозвище, в трепетных отношениях с первого дня знакомства. Возможно потому, что её единственная владелица - я, она прощает мне ошибки и просчёты. Такие, как неумение тронуться в горку; это случалось поначалу. Да, что там - в горку! Обычный светофор преодолевался не с первого раза! А поворотники включались с точностью наоборот. При повороте налево - правый, при повороте направо - левый. А чего стоит проезд большей части города "на ручнике"! Я недоумевала, отчего красавица не набирает скорость и не разгоняется, как прежде. А она лишь тактично намекала горящим на панели знаком "стоянка". В конце концов, знак я разглядела и сняла бедняжку с ручника. Тем не менее, влюбившись в неё сразу, до сих пор ощущаю ответные чувства. И благодарна терпимости ласточки ко всем моим фокусам.
Я дружу со своим городом. Я провела здесь около пятнадцати замечательных лет, и за это время город стал не только хорошим знакомым, но и немым свидетелем. Надежд, удач, поражений, счастья, радости, отчаянья...любви... А таких свидетелей у меня не так уж много.
...Сегодня шла по улице Венцека мимо Дворца культуры имени революции пятого года. Ах, нет! Это раньше, пятнадцать лет назад, он назывался - "Дворец культуры имени революции пятого года". Там мы выступали с представлением на дне лицея. Девятнадцатого октября. А до этого целую неделю придумывали выступление. Оно начиналось, как "Двенадцать стульев": "в уездном городе..." И это была моя идея, начать любимой фразой из Ильфа и Петрова. Мы сочиняли смешные куплеты почти до ночи:
"Вот вам реклама в стиле рэп,
И это вам не "Минатэп",
В ля-ля-ля этим летом вдруг,
Открылся колледж, и он нам друг!"
Вместо "ля-ля-ля" было название города, но о нём я предусмотрительно промолчу.
А в октябре ночь наступает рано. Уже в десять часов темнота прочно завоёвывает пространство. И до дома добираться далеко. Одиннадцатый класс. Самым красивым мальчиком в классе, самым высоким, уже не мальчиком даже, а юношей, был Дима. Я нравилась ему, он старался заговорить со мной при каждом удобном случае. И тогда предложил проводить. Он тоже нравился мне, но я ответила отказом. Почему? Не знаю...Весь год мы поглядывали друг на друга, иногда выручали из мелких школьных передряг, но так и не встречались...Я спросила: "Дворец, ты знаешь почему я отказала ему?" Промолчал. Теперь это "Дворец культуры железнодорожников". Его покрасили в серый цвет, раньше он был белым. Эти львы на огромных шарах. "Не отворачивайтесь, лучше ответьте: почему я отказала ему?" Львы безмолвны. Может быть, забыли? Хотя, вряд ли, чугунная память должна быть прочней человеческой...
А парк имени Гагарина? Там мы гуляли с Женькой. С ним я впервые по-настоящему целовалась. Нет, до этого тоже были поцелуи в щёчку, а один раз даже в губы. На дискотеке совершенно незнакомый парень подошёл ко мне и поцеловал в губы. Я не успела опомниться, как он со словами "А ты - ничего!" отправился дальше. Ошеломлённая наглостью, я тёрла рот ладошкой, уничтожая следы прикосновения. Но это - не в счёт! Самые настоящие поцелуи, когда сердце бьётся где-то около горла, ноги подкашиваются, а всё вокруг кажется восхитительным, были с Женькой. Мы стояли у порога дома и целовались. Долго-долго. И разговаривали, и не могли расстаться. И было много-много роз. Белых, алых, пурпурных, розовых, маленьких и больших, садовых и диких. Женька всегда дарил розы. Целое лето роз, первых свиданий, первых слов...о любви...Белые лебеди, вы тоже молчаливые свидетели этих слов. В маленьком пруду парка слишком скучно, только и остаётся - смотреть на влюблённые парочки, подавать пример лебединой верности. Ах, почему я не последовала вашему примеру? Может быть, из-за Сони?
Лебеди, вы помните Соню? Со-неч-ку? Эту девочку с копной рыжих кудрявых волос, длинной до нижнего края лопаток. Зелёными глазами и кукольной фигурой. Не как у Барби. Потому что рост у Сонечки невысок. Но узкая талия, стройные ножки и высокая небольшая грудь делали её похожей на куклу. А губы были покрашены сиренево-лиловой блестящей помадой. Но позже, спустя несколько лет, она красила их в светло-коричневый цвет. Что поделать - мода сменилась. Я тоже люблю коричневую помаду, а ещё больше - красную.
Лебеди, вы должны помнить мою Сонечку. Ведь здесь, в этом парке, она впервые познакомилась со своим будущим мужем, Андреем. Он был старше на три года, симпатичный москвич приехал к нам учиться. Они гуляли в парке и разговаривали о бесподобной восхитительной ерунде. Андрей носил усы. Они ему шли. Я никогда не целовалась с усатым мужчиной. А вот Соня - каждый день. Она говорила, что это - приятно, когда мягкие волоски усов щекочут лицо. Ей было шестнадцать, и загадочный москвич казался воплощением мужественности. А в шестнадцать всё должно быть красиво. Первый мужчина и первая ночь с мужчиной. Всё должно быть романтично, чтобы запомнилось на всю жизнь. У Сони так и случилось. Романтично и красиво. Комната Андрея, приглушенный свет, тихая мягкая музыка. Что мы слушали тогда? Скорпионз. Ветер перемен.... Да. Тихая музыка, скорпионз, свечи...Соня спросила:
--
А если будет ребёнок?
--
Тогда я буду отцом твоего ребёнка.
Наверное, это был глупый ответ, но Соню он вполне устроил. Потом поцелуи, лёжа на старом скрипящем диване-книжке. И усы щекотали лицо. И руки Андрея на её груди, животе, бёдрах ... И губы Андрея на её груди, животе, бёдрах...Блики свечей на стенах...Первая близость с мужчиной. А потом ещё и ещё...В том самом парке, где плавают лебеди. Когда темно и кроны деревьев создают мрачные тени. Они пускают в своё убежище юных любовников...
У них родился ребёнок. Не тогда, спустя три года, уже после того, как поженились. Сын. Алик. Я покупала Алику распашонки и пробиралась в роддом, как агент вражеских спец.служб. Тётечка-уборщица пыталась задержать, но я вошла к ней в доверие, превратив в сообщницу. Сонька увидела меня и закричала восторженно-радостно. А красные точки на склерах выдавали муки, которые она недавно пережила. Её слегка качало. Андрей махал цветами, стоя под окном. А я обнимала подругу. И гордилась тем, что пробралась таки к ней. Спрашивала её:
--
Роды, это очень ужасно?
--
Когда нет выхода, некуда деваться, это просто переживаешь, и всё. Ведь нельзя же соскочить с поезда на максимальной скорости. Можно только дождаться своей остановки.
Я тогда подумала: "Наверное, умирать также. Надо дождаться своей остановки".
Сонечка не любила Женьку. Иногда люди нравятся, иногда - нет. И с этим ничего не поделаешь. Женька не нравился. Она этого не говорила. Но я всё равно знала. Наверное, я тоже его не любила. Мне просто казалось, что люблю. Иначе, мы бы не расстались.
А потом был Сашка. Кружил первый снег, и кружились предчувствия, словно снежинки, и мы гуляли, гуляли, гуляли...Бродили по городу, по его улочкам, скверам. У моей шапки "эскимоски", сшитой из шикарной чёрно-бурой лисы были завязки-лапы. А Саша называл их змеями. Он разговаривал с ними: "Как поживаете, змеи?" Змеи отвечали: "Скучаем, скучаем без тебя".
Однажды мы были у Саши дома, и пили водку. Это было приключение - пить водку. Мы пили горькую жидкость и целовались на пьяную голову, всё качалось, качалось. И Сашка притащил с кухни ложку мёда. И стал мазать им мои руки, лицо. И слизывать. Он это видел в популярном эротическом фильме "Девять с половиной недель". А я смеялась. Мы обнимались и целовались до умопомрачения, сидя на узенькой деревянной кровати. И даже успели протрезветь, когда раздался звонок в дверь. Мы затаились и не открывали, мы не совершали ничего запретного, просто были пьяны. В дверь звонили снова и снова, и лишь через пятнадцать минут непрошеные посетители ушли. А следом и мы, подальше от беспокойной квартиры. Позже я узнала, что это была Катя - сестра Саши. Она захотела познакомиться со мной, вот и пришла. Но в тот раз не получилось.
А первый раз у меня был не таким как у Соньки. Но запомнился тоже на всю жизнь. Нам было по девятнадцать. Я безнадёжно отстала от жизни, по мнению сверстников. Но меня это нисколько не беспокоило. Пускай все считают, что пора. Я то полагала, что не надо торопиться. Мы с Сашкой отправились в гости к Соне. Зашли в магазин и долго выбирали торт в подарок. Остановились на "Паутинке". Сахарном чуде из бизе и крема. Мы шли к Соне, представляли, как она обрадуется. Заварит крепкий чёрный чай, разольёт в крупные красные чашки. А мы будем лопать торт и разговаривать.
Сонька жила на шестом этаже обшарпанной панельной девятиэтажки. Мы зашли в лифт, и на нас нашло какое-то умопомрачение. Мы целовались так неистово, будто если нас разделят, мы умрём. Лифт, как и положено, остановился на шестом этаже. Не в силах выйти, мы поехали дальше, на девятый. Коробка с тортом болталась где-то около колен. На девятом мы вышли. Молча прошли на пролёт выше. Там располагался мусоропровод. Коробки из под сока, апельсиновая кожура валялись неподалёку. На стенах многочисленные надписи типа "Маша любит Сашу" и "Здесь был Петя". В углу маленький рыжий котёнок. Наверное, он потерял маму. Он смотрел на нас большими удивлёнными голубыми глазами.
Мама всегда говорила, что сексом в подъездах занимаются только самые разболтанные девушки. Те, что не привыкли себя уважать. Я не была "разболтанной". Я просто не могла оторваться от Сашиных губ. А он не мог оторваться от моих. Мы прислонились к стене. Прижались друг к дружке очень плотно. Но безумно хотелось прижаться ещё плотней. На мне были светло-голубые джинсы-трубочки. Совсем новенькие, они идеально обтягивали меня. И фиолетовый плащ из модной тогда чуть мятой ткани. Всё это мешало. Плащ расстегнули моментально, а вот с джинсами пришлось повозиться. С трудом стянув их вниз, я ощутила, как его напряжённый член упирается в меня. И собственное пассивное сопротивление. И дрожь в моём теле. И его дрожь. И желание быть вместе, ближе, как только возможно. И боль, и наслаждение от соединения...
...Мы вышли на крышу Сонькиной девятиэтажки. Была поздняя осень, ещё светило солнце. Сашка сел на крышу, а я - к нему на колени. Щёки пылали, и дрожь не прошла. Внизу шли люди, они были маленькие, словно игрушечные солдатики. И спешили - каждый по своим делам. Джинсы безнадёжно испорчены - заляпаны кровью. Своеобразное жертвоприношение на алтарь взрослой жизни. Я положила голову к Сашке на грудь и почувствовала умиротворение. Сашка сказал:
--
Теперь ты моя.
--
Да.
Он снова стал целовать мои щёки, глаза, шею, руки...
Потом мы спустились к Соне.
--
У меня к тебе дело, - сразу начала я.
--
Какое?
--
Все джинсы в крови, надо отмыть.
--
Ну, слава богу! А то я уже испугалась, может вам нужны деньги на аборт..., - это Соня так шутила, - вообще-то, потерять девственность в подъезде - на это способна только ты.
--
Что поделать, я не могла ждать больше ни минутки.
Какое счастье, мама не знает, при каких обстоятельствах я рассталась с невинностью! Она бы очень огорчилась.
Мы лопали "Паутинку" и пили чай из больших красных чашек. И разговаривали обо всём на свете, и смеялись. Я сидела у Саши на коленях, а он гладил меня по голове.
Джинсы всё же были безнадёжно испорчены. Кровь отстиралась, но остались светлые пятна. Я убрала их подальше и так и не надела больше ни разу.
И было много ещё - разного. И ночные разговоры с Сонькой. Мы лежали в одной кровати. Алик спал, а мы болтали.
--
А ты бы хотела попробовать с девушкой?
--
Не знаю, - ответила я задумчиво.
--
А со мной однажды пыталась познакомиться одна красивая девушка. Я ехала в трамвае, а она стояла рядом, потом повернулась ко мне и спросила моё имя. А я отказалась знакомиться.
--
А почему ты решила, что она подошла к тебе с сексуальными намерениями?
--
Ну, она так смотрела...
--
Ты не жалеешь, что не стала?
--
Если только чуть-чуть. Просто интересно, как это бывает у девушек.
Мы лежали рядом, и нам хотелось целоваться, но мы не решались.
--
А как ты думаешь, у нас могло бы получиться?
--
Наверное, да, если бы кто-то из нас был активней. Смог взять на себя мужскую роль.
--
А я тебе нравлюсь?
--
Конечно.
Мы лежали рядом и ждали, когда одна из нас осмелится. Но так и не осмелились.
А потом Соня уехала навсегда. Вместе с Андреем и Аликом. В Израиль. Они долго собирались и готовились, я приходила, старалась побольше времени проводить с ними. Утешала себя тем, что будут письма и звонки. Я не хотела отпускать Соню, но молчала. Она и так это знала.
Лебеди, вы помните Соню? Мою милую девочку с рыжими волосами? Как вы думаете, ей хорошо там? Она счастлива?