Положа руку на сердце, мне приходится констатировать, что наверняка я знал о ней всего два факта: во-первых, она носила победоносное имя Виктория и, во-вторых, примерно к середине осени у нее появлялось неодолимое желание завязать самые тесные отношения с парнем.
То, что я оказался этим несчастным, можно с одинаковым основанием назвать случайным стечением обстоятельств или частью вселенского замысла, но, по правде говоря, еще тогда, в самом начале, вполне можно было предвидеть, во что выльются эти отношения. Возможно, где-то в глубине своей мнительности я знал, каков будет результат, но не хотел верить собственным неутешительным прогнозам.
В третий понедельник октября, начиная с девяти часов утра, на Москву посыпался первый снег. И в тот же час в моей жизни появилась Виктория. Причем, весьма оригинальным образом.
Проехав полкольца от дома до работы и только-только обсохнув после пробежки сквозь снегопад, я снова поднимался на поверхность длинным эскалатором, бегло просматривая только что купленный дизайнерский журнал. В перспективу уходила цепочка уныло ссутуленных спин, покрытых черными кожаными куртками, плащами, пальто. А на две ступеньки выше меня светилась белоснежной кофтой-сеточкой и светлыми брючками стройная девичья фигурка. Я только бросил рассеянный взгляд на этот любопытный феномен. Слишком легко одета для такой скверной погоды, - решил я, - значит, ей и не придется выходить под мокрый снег; возможно, работает в забегаловке, благоухающей на всю станцию пережаренными хотдогами, курами-гриль и слойками или торгует газетами и журналами. И снова уткнулся носом в картинки с подписями и ценами.
Но тут же поверх журнальной страницы заметил, как обмякла и зашаталась стоявшая впереди фигурка. Обморок, - успел подумать я, уже рефлекторно подставляя ладони под лопатки падающей девушки, готовый принять на себя тяжесть расслабленного тела. Успел лишь почувствовать под пальцами тепло кожи и легкий сладко-горький запах духов - потом каштановые волосы, сплетенные в хвост, хлестанули по лицу, мышцы девушки напряглись, и она, как ни в чем не бывало, выпрямилась.
Повернулась ко мне, улыбнулась как-то по особенному - слишком дружелюбно, будто встретила близкого знакомого. Но вместо слов благодарности я услышал нечто обескураживающее:
- Да, вы мне вполне подходите.
Пока я переваривал это заявление, эскалатор вынес нас наверх. Девушка прошла сквозь турникет, проскользнула в двери и вышла под снег, падавший неправдоподобно огромными хлопьями.
Тем временем я решил, что буду полным идиотом, если после такого интригующего начала позволю ей уйти. Ринулся следом, догнал, раскрыл над нею зонт и принялся выяснять, что она имела ввиду странным давешним высказыванием, а также - как она проводит вечера и каков ее домашний телефон. В результате, не получив, впрочем, ответов на большинство поспешно заданных вопросов, я оказался счастливым обладателем одиннадцати цифр номера ее мобильника и имени, произнесенного четко и торжественно - Виктория.
Я был сражен ее манерой заводить знакомства.
***
Вечером того же дня мы снова встретились. Отчего-то у меня не нашлось убедительных причин, почему нужно откладывать продолжение этого интригующего знакомства. Не остановили и холодные дожди, пришедшие на смену снегопаду. Мы бродили под одним зонтом, промокая каждый со своей стороны, заходили в бары и опрокидывали по рюмашке чего-нибудь покрепче - и снова выходили под дождь. Я пытался разобраться в ней, а она чирикала всякую милую чепуху.
Примерно в том же ключе начался и следующий вечер - приятное, ни к чему не обязывающее общение. И через тридцать шесть часов после встречи в метро мы в бодром темпе дошли до первого поцелуя.
Начавшись как полушутливый и непродолжительный - по моей инициативе, - он продолжался много дольше того, на что я мог рассчитывать. И постепенно поцелуй из озорной игры языками превратился в изощренный допрос. Вика терзала мои губы, будто надеялась выжать какой-то важный ответ. И ответ этот поднимался к ней с каждым ударом сердца.
Когда она отстранилась, посмотрела жадно и весело, я ожидал от нее какой-нибудь дикой выходки.
- Нам нужно трахнуться, - выпалила она. - Я тебя невозможно хочу.
Красная пена возбуждения поднялась вверх по телу.
- Поедем ко мне, - нашелся я, и потянул Вику в сторону ближайшей станции метро.
Но она не сдвинулась с места. Упрямо замотала головой.
- Нет, прямо здесь.
Я ошарашенно огляделся по сторонам. Более неподходящего места для первого секса трудно было представить: узкая набережная, резкий свет фонарей, непрерывный поток автомобилей и через реку, напротив, - подсвеченный Петроколумб, взобравшийся на игрушечную каравеллу. Мимо прошел мужчина с таксой на длинном поводке.
- Ты спятила, - рассмеялся я.
Вика выжидающе смотрела на меня, потом фыркнула, повернулась спиной, и из-под сползающих брючек показалась все увеличивающаяся полоска загорелой кожи. Оперлась о парапет и оглянулась.
- Позволишь мне замерзнуть?
Мгновенные этические затруднения: если ее брюки спущены почти до колен, чтобы обеспечить тебе доступ, нужно ли самому обнажаться до той же степени, выставляя тылы на всеобщее обозрение? Достаточно всего-то расстегнуть ширинку, но тогда мерзнуть под мокрым ветром придется только ей...
Пока сознание было занято решением этой дилеммы, тело уже все решило само. Прикрывая ее собой от ветра и взглядов, зарываясь носом в ее волосы, высвобождая свою такую важную причину оставаться здесь... Потом была недолгая разведка между упругих ягодиц, первые осторожные погружения и ощущение жаркого потока, подхватившего наши тела. Мы сразу взяли слишком высокий темп, и не могли уже остановиться. На каждое мое движение Вика отвечала встречным, требовательным, властным, чтобы даже мысли такой не возникло - притормозить, дать себе передышку.
Вот уже забыты десятки пар глаз за спиной, потому что найден убедительнейший довод продолжать движение и не обращать внимания на чье-то присутствие. Со стороны мы выглядим романтически обнимающееся парой, - убеждаешь себя. Те, сидящие в машинах, не поймут ничего из подсмотренного. И этот быстрый секс останется только нашим, сокровенным и тайным.
И как-то упускалось из виду, что движения наши становились все откровеннее, вскрики Вики - все громче. Но не было в этих бесконечно растянувшихся минутах места ни страху, ни смущению. Безбрежно разбухал четкий влажный ритм, неумолимым прибоем накатывали волны тепла.
На несколько секунд весь мир будто сфокусировался на острие иглы. Всхлип Вики застыл на самой высокой ноте, подхватив и меня, лишая возможности слышать и видеть. Превращая в сладострастно извивающегося червя, для которого есть лишь осязание, ощущения тепла и холода, градиенты запахов. А потом возвратились звуки, вернулось зрение, и снова я стал различать ползущие мимо машины, почувствовал порывы ветра, вспомнил, кто я и зачем здесь нахожусь. И это возвращение было мучительно, исполнено печали о чем-то бесконечно ценном и навсегда утерянном.
Рядом Вика медленно, будто спросонья, застегивала брючки.
- Теперь можно и к тебе... - сказала она.
***
За последующие дни мы много раз оказывались вместе в постели. По сути, это было единственным нашим времяпрепровождением. Именно такой способ развлекаться предпочитала Вика, я же, само собой, не возражал.
Я по-прежнему знал о ней очень мало. Жила где-то в Кузьминках с родителями, работала кем-то в рекламном бизнесе на вольных хлебах. Была начитанна, образованна, весьма раскрепощена и свободолюбива.
Она не пускала меня в свое прошлое, не рассказывала забавных случаев из детства или студенческой жизни. Я даже не знал точно, сколько ей лет - по намекам и оговоркам, вычислил, что где-то около двадцати двух. В ее пропуске в здание "Известий" и удостоверении представителя пресс-службы одной из московских префектур совпадало только имя; отчество и фамилия были разными. Другие документы мне на глаза не попадались.
Курьезно звучит, но и то, как им способом она предохраняется, для меня тоже оставалось загадкой.
- Я вся такая из себя таинственная, - смеялась Вика, когда я пытался что-то разузнать про нее. - А ты жаден, Дэн. Тебе недостаточно моего тела, моей привязанности. Тебе подавай еще и мою биографию. И не стыдно?
С Викой не годились все привычные сценарии поведения. После двух вечеров, проведенных в ресторане и театре, она наотрез отказалась от любых форм культурного отдыха.
- Тебе было скучно? - спрашивал я.
- Дэн, у меня уже выработался условный рефлекс - как только вижу тебя, начинаю намокать. И что за удовольствие сидеть несколько часов с болотцем между ног и без возможности залезть тебе в штаны?
- Лестно, конечно, но...
- Кажется, пришло время прояснить, что мне от тебя нужно, - перебила она меня.
Я был удивлен ее деловым тоном, но приготовился слушать.
- Мне нужно много секса, никак не меньше четырех-пяти раз в неделю. - Она осмотрела меня критически. - По результатам тест-драйва, тебя на это вполне хватает...
Мне оставалось благодарно раскланяться.
- ...затем возможность оставаться у тебя на ночь. Хотя бы на те ночи, когда мы будем заниматься сексом. Жить вместе у нас вряд ли получится, но потихоньку попробовать можно.
Я кивнул и промычал что-то вроде "вполне разумно".
- И последнее - никаких обязательств. Понятно? Никаких!
- Чего ж тут непонятного?..
- Так говорят даже те, кто очень скоро начинает предлагать руку, сердце и берется придумывать имена для пятерых детей.
На этом месте я приготовился оскорбиться. Вика заметила это и примиряюще взяла меня за руку.
- Дэн, как ты думаешь, в чем смысл наших отношений?
Я наговорил немало глупостей, прежде чем она прервала мой монолог вполне дирижерским движением руки и с расстановкой произнесла:
- Единственно в том, чтобы помочь мне пережить эту зиму.
- А в чем проблема? Что не так с этой зимой?
- Это такое тяжелое время для меня: я могу совершить какую-нибудь непоправимую глупость - выйти замуж за семинариста или наглотаться таблеток.
- Вот оно что! - облегченно выпалил я, хотя не вполне понимал, чем же ей так ненавистна зима.
- Видишь, какая важная у тебя задача. Трахая - спасаешь.
Да, я проникся исключительной важностью своей миссии. С неожиданной для самого себя решительностью и даже жестокостью порвал вялотекущие отношения, вымучиваемые вот уже несколько месяцев. И почувствовал огромное облегчение, как будто, наконец, был найден тот самый пресловутый смысл жизни, утраченный где-то в раннем студенчестве вместе с девственностью и верой в светлое будущее человечества.
***
Срок годности счастья, как это обычно бывает, подходит к концу прежде, чем успеваешь сполна насытиться этой эфемерной субстанцией.
В начале декабря меня потрясло чудовищное в своей банальности открытие - я был не единственным счастливцем, кого Вика одаривала страстными ласками. Нет, я не заставал ее в постели с мужчиной. Она призналась сама - очень буднично и немногословно.
В тот день она пропустила нашу встречу на Солянке, позвонив за пять минут до назначенного времени. Извинилась и обещала в одиннадцать вечера приехать ко мне домой. Но явилась только в половине второго, замерзшая, пропахшая табачным дымом и пивом.
- Где ты была? - поинтересовался я, совсем не намереваясь устраивать скандал.
Она неопределенно махнула рукой.
- А, блядовала...
- Хороший ответ, - помедлив, прокомментировал я. Списал на плохое настроение и выкинул из головы, хотя и заметил, что Вику порядком задело мое неверие.
Она ничего не сказала в тот раз, но через неделю принесла кассету. То было бесхитростное домашнее порно с нею в главной роли. Коротконогий рыжий мужичок ставил ее в разные позиции, делал пару десятков фрикций и менял ракурс. Под занавес кончил ей на грудь и дал облизать крючковатый член.
Я без труда досмотрел запись до конца. Потому что после первых кадров впал в настоящий ступор. Бывает, когда отсидишь ногу, она кажется чужим и неуправляемым куском плоти - точно так в те минуты все мое тело представлялось мне бесчувственной и неконтролируемой тушей. Что-то парализующее было в этой любительской порнушке; нечто, сводящее на нет все прошедшие недели.
- Если я что-то говорю, Дэн, - это чистая правда, - донесся до меня назидательный голос Вики.
А я все не мог пошевелиться. Так и увяз взглядом в экране телевизора. Вика заглянула мне в глаза и будто бы испугалась.
- Наверное, мне сейчас лучше уйти, - быстро сказала она, и принялась одеваться.
После ее ухода я с трудом добрался до ванной, просидел под горячим душем не менее часа и прямо там сделал попытку уснуть, едва при этом не захлебнувшись.
Несколько дней при мысли о Вике у меня начинали отниматься ноги. Она атаковала мой мобильник вразумляющими посланиями и требованиями не быть таким букой. Я не отвечал на звонки и пытался блокировать ее номер. Наверное, ждал от нее хоть какого-то намека на раскаяние, но ничего подобного не усматривалось в ее бодрых посланиях. Не появлялся дома, всерьез опасаясь, что она ждет меня под дверью - ночевал в офисе вместе с охранником. Тот ворчал в кулачок и советовал как следует надрать задницу тому, кто так нервирует начальника отдела.
Лицо наивности в гриме идиотизма, - думал я, глядя по утрам в зеркало в мужском туалете. Интересно, сколько раз Вика пускала в ход этот невинный трюк со внезапным обмороком на эскалаторе? Так, без сомнения, можно было собирать богатейшие урожаи столичных простачков, каждого уверяя в его незаменимости и высоком призвании.
Но однажды неожиданно для самого себя посреди рабочего дня набрал ее номер и сказал, что через час буду ждать ее на Чистых прудах. Мы встретились в лучших романтических традициях - со страстными объятиями и поцелуями взасос.
- Хорошо, что ты пришел, - произнесла она где-то у меня под ключицей. - Я очень скучала.
А я, прижимая ее к себе, чувствовал странную эйфорию, словно только что хорошо опохмелился после долгого бодуна.
- Ты давно с ним?..
Она сразу поняла, что я имел ввиду.
- Дэн, я этого мужика видела в первый и последний раз в жизни. У меня такое правило.
Так мне открылось еще одно правило ее зимы - один мужчина в неделю.
***
В это сложно поверить, но после откровений Вики я не послал ее ко всем чертям. Мы проговорили за столиком кафешки несколько часов, а потом отправились ко мне домой. Более того, на следующий день я настоял, чтобы она совсем переехала ко мне, что она и сделала. Привезла две небольшие спортивные сумки и заявила, что в них есть все ей необходимое.
Самое важное, что Вика не забыла прихватить с собой - это ее фирменный вернейший способ уничтожить мужское самолюбие. И она вовсе не собиралась от него отказываться. Уговоры, призывы к совести и религиозности не срабатывали. Так же, как и оскорбления:
- Ты бы хоть деньги за это брала, - как-то раз выпалил я.
Вместо скандала она принялась рассуждать:
- Мужик, получающий секс на халяву, более естественен. Если он заплатил - ведет себя как провинциал, попавший на шведский стол. Норовит побольше запихнуть в рот. Ему одновременно и соси, и дрочи, и подмахивай, да петь и стонать при этом не забывай...
Я начинал жонглировать словом "ответственность".
- Что, если подхватишь от одного из них какую-нибудь заразу?
- Значит, будем вместе лечиться, - отрезала она. - А если неизлечимо - вместе загибаться.
Видимо, чувствуя что-то вроде угрызений совести, порой она пыталась договориться со мною:
- Может, ты хочешь моральной компенсации? Я прямо сейчас могу позвонить Лидочке... или Марине... или даже обеим сразу. У тебя будет компания все время, пока я развлекаюсь. Ну же, соглашайся!
Меня совершенно не привлекал этот вариант. Так же как и другой, предложенный ею - периодически привязывать ее к кровати и хлестать ремнем.
- Не скажу, что мне это очень нравится, но ради твоего душевного спокойствия...
- Совсем мозги проебала!.. - рычал я.
Что ж такого нужно было с нею сделать, чтобы показать, какую боль ревности испытываю я, когда она садится рядом и произносит "Ну, у этого дружок был небольшим, но очень шустрым"?..
***
Этот день недели выделялся среди других с самого утра (чаще всего это была пятница, но четкого правила тут не было) - Вика надевала все свежее и только что глаженное, более вдумчиво наносила дневной макияж. Придирчиво выбирала сумочку, серьги и уходила, когда я еще только продирал глаза.
Вечером она возвращалась позже обычного, чуть подвыпившая, расслабленная и с плавающим взглядом. Еще в коридоре, направляясь в сторону ванной, начинала раздеваться. У порога лежали шубка и сапоги. Напротив зеркала - юбка и блузка. Трусики вешались на ручку ванной - с той или другой стороны.
Потом Вика, завернутая в полотенце, плюхалась на диван рядом со мной и чмокала в щеку.
- Ну что, страдалец? Хочешь послушать, как я повеселилась?
Такого желания у меня никогда не возникало, но ей было плевать на это. Она принималась в красках, со множеством подробностях расписывать прошедшее свидание.
Как-то раз, когда она в деталях описывала невероятно толстый член очередного мужика, я не сдержался:
- Как думаешь, долго я буду терпеть это?
Она посмотрела на меня удивленно, будто я заговорил в первый раз в жизни.
- Ты хочешь, чтобы я ушла?
- Нет.
- Значит, привыкнешь.
Но она умела и утешать, - разумеется, в ее собственной специфической манере.
- Ты считаешь, что остаешься запасным вариантом, и я всегда смогу найти тебе замену. Но вот уже третий месяц я с тобой. Значит, у тебя в этом спектакле - главная роль. Я хочу, что бы ты накрепко запомнил это. Только вот без статистов, без массовки в таком спектакле никак не обойтись. Понимаешь?
Я говорил, что понимаю. Но едва ли это объяснение надолго успокаивало меня.
Иногда Вика приходила нервная, раздраженная. Когда я спрашивал ее, как прошел день, она бросала:
- Нечего об этом говорить.
Это означало, что в этот раз секс с незнакомцем был неудачным, и после долгого приема ванны она придет ко мне за утешением. Ложилась на живот, утыкалась лицом в подушку и позволяла делать с собой все, что мне заблагорассудится.
Я входил в нее, как в многолюдный ночной клуб. Здесь слонялись сотни теней, и я терялся среди них. Секс становился единственным доступным мне способом убедиться, что Вика все еще здесь, рядом со мною. Ее стоны, крики, напряженные мышцы, стекающий по вискам пот, привычка бормотать и выкрикивать во время секса что-то поощряюще-неразборчивое - все это как доказательство реальности наших отношений.
Когда все заканчивалось, Вика шептала, целуя меня в глаза:
- Только ты меня и спасаешь, Дэн.
Слова эти, путь слышал я их очень нечасто, поддерживали во мне решимость что-то изменить в сложившейся абсурдной ситуации. Есть препятствия неодолимые и те, что нам по силам преодолеть, рассуждал я. - И в моих силах перемочь эту блажь Вики - еженедельные случки по гостиницам, квартирам и машинам. Привязать ее накрепко к себе, дать что-то такое, что она не найдет с другими мужчинами.
Читая умные книжки, заново учась целоваться всеми пятнадцатью способами камасутры, постоянно балансируя между надеждой и отчаянием, я искал ответа, что именно заставляло ее каждый вечер возвращаться ко мне? Нужно было как-то определить, вычленить этот компонент, усилить многократно его действие, чтобы окончательно притянуть к себе.
Спрашивал Вику об этом, но она только разводила руками:
- Не знаю, как это назвать. Тепло, особые вибрации, феромоны...
Но она снова уходила на очередное свидание, оставляя меня размышлять над ошибками тактики и стратегии. Побуждая давать невыполнимые обещания...
- Я могу взять недельный отпуск в начале февраля. Хочешь, съездим в Таиланд? Погреемся на солнышке, покатаемся на слонах?
Нет, я не мог себе этого позволить. Горящие контракты, переговоры с новыми клиентами, подковерные интриги, от которых зависело само существование моего отдела - все это нельзя было пускать на самотек. Конечно, ей несложно было догадаться об этом, и она отказалась.
- На то она и зима...
- ... чтобы мерзнуть?
- Чтобы впитывать тепло других людей. Думаешь, там, ближе к экватору, одно-единственное прикосновение может сказать так много? Там касания пусты и потны, и к бутылке с холодным пивом мужчины вожделеют больше, чем к женщинам. Поэтому ты не услышишь от меня "Когда же кончится эта проклятая зима?". Это отличное время для самого близкого общения... Но, к сожалению, только для этого.
***
Зима текла через нас, обжигала метелями, засыпала снегом. Вика приносила из турбосолярия свежий непрерывный загар, а мне надлежало смазывать ее кожу увлажняющими кремами. Она жаловалась на обветренные губы и хныкала, что не будет нравиться мужчинам. Но пока в этом плане у нее все было в порядке.
- Я превзошла саму себя, - заявила Вика однажды, придя в четверг, за пять минут до полуночи. - Хочешь послушать?
В тот день мы договаривались поехать на новую квартиру к моим друзьям, но она так и не появилась там.
- Даже если не хочу, едва ли это тебя остановит.
- Это качественный скачок, без преувеличений. Почти как потеря девственности. Я шла к этому очень долго.
- Кто же он?
- Они.
- Двое сразу?
- Да, близнецы.
И она, делая себе бутерброды, рассказывала:
- Каждый по отдельности они ничего собой не представляют. Один слишком быстрый и нетерпеливый, другой - наоборот, слишком основательный и предсказуемый. Понимаешь, часто так и бывает - близнецы представляют собой как бы одну цельную личность, разделенную на два тела... Так вот, вместе они бесподобны!
Она налила себе и мне чаю, и села рядом.
- Я сделала так: говорю им, вот эта твоя часть моего тела, а это - твоя. И не суйтесь на чужую территорию!
Вика показала мне тонкую полустершуюся линию, делившую ее тело на две половинки - по лбу, носу, губам, подбородку, горлу, впадинке между ключицами... Она быстро стащила водолазку, джинсы, и я увидел, что эта демаркационная линия продолжалась между грудей, затем по животу, терялась в ухоженном саду лобка, но снова обнаруживалась над копчиком и взбиралась к затылку по спине.
Она настояла, чтобы я пальцами проследил всю протяженность линии, и только потом продолжала:
- Игра на теле в четыре руки, в два языка - это нечто потрясающее! Совершенно растворяешься в этих ласках... Но потом они столкнулись лбами прямо у меня над клитором - и нужно было придумывать нечто другое. В этот момент я жалела, что я не примитивный примат с парными влагалищами.
- Уверен, ты нашла достойный выход из этого затруднения, - довольно холодно произнес я, но Вика этого не замечала, полностью захваченная своим рассказом.
- Я принимала их обоих! - торжественно произнесла она, будто сообщала о крупном спортивном достижении. - Да, это было непросто. Даже больно поначалу. Но если ты хорошо разогрета и увлажнена, тут нет ничего невозможного. И складывала члены в одно сверхорудие, и впускала одного спереди, а другого - сзади. Думала, уж теперь-то все смогу...
Она говорила, возбужденная и раскрасневшаяся, с мокрыми глазами - восторженная девочка, рассказывающая подружке о первом свидании.
- Знаешь, это хороший жизненный урок. Если ты приходишь к этому из тщеславного желания утвердиться как женщина, мол, ты суперсамка, если в тебя одновременно входят двое, то тебя не ждет ничего, кроме боли и разочарования - сколько бы любрикантов со вкусом клубники ни было использовано. Потому что твоему телу плевать на твое тщеславие - нет в нем таких гормонов, нет подходящих условных рефлексов... А вот если забыть про все пустое, если поставить себе задачей просто удовлетворить этих двух милых парней - тогда ты будешь влажна и податлива, тогда мышцы не будут сопротивляться, и ты примешь в себя столько, сколько будет нужно.
Я устал слушать этот философский треп.
- Ты точно уверена, что их болты не задели случайно твои мозги?
Вика только рассмеялась.
- Милый, милый Дэн, гниль ревности выжирает тебя изнутри. Жаль, что ты не можешь порадоваться вместе со мною.
Смакования этого сексуального приключения ей хватило дней на десять. Она возвращалась к подробностям снова и снова, как будто рассказывала о полете на Луну. Даже пропустила очередную пятницу, решив, что будет обидно, если еще свежие впечатления поблекнут, затертые новым опытом.
***
Когда начал таять снег, все изменилось.
Почти месяц с середины марта у Вики не было ни одного мужчины. Это я знал точно. Она приходила слишком рано, читала книжки, валялась перед телевизором. Я спрашивал, не заболела ли, может, какой женский недуг - инфекция, молочница, герпес. Нет, говорила она, просто нет настроения. Ложилась рядом, прижималась ко мне, дарила тихие оральные ласки.
Уж думал - победа. Конкуренты повержены, терпение и любовь пересилили похоть. В это было так просто поверить.
И торжество с каждым весенним днем все больше заполняло меня, вытесняя здравый смысл. Теперь я входил в нее с хозяйской бесцеремонностью, все меньше вслушиваясь в тональность стонов и вдохов, фокусируясь только на своих ощущениях.
Но что-то вносило разлад в эту вновь вернувшуюся идиллию. На большом календаре над зеркалом двадцатое апреля было обведено красным маркером.
- Что значит этот день? - спросил я однажды.
Вика могла бы соврать - сказать, что это день рождения тети, двоюродного брата, покойного дедушки. Но сказала:
- Двадцатого апреля приезжает Соня.
Я спросил, кто это - Соня? Вика со странной улыбкой посмотрела на обведенное число.
- Вот приедет - узнаешь.
И точно, двадцатого, в семь часов утра в мою квартиру ввалилась Соня, блондинка с фигурой пловчихи и неправдоподобно густым загаром. Сказала, что поживет недолго - отъестся. Я не возражал, хоть отъедаться ей предстояло на мои деньги, поскольку из материальных ценностей у нее был только потрепанный рюкзачок. Он был полон грязного нижнего белья, а в голове его хозяйки оказалось на удивление много умных и глубоких мыслей.
Вика заметно оживилась с приездом Сони. Они периодически сбегали на концерты и в клубы, не приглашая меня с собой, а также на мужской стриптиз и в казино - в общем всячески развлекались. Дома они делали друг другу массаж, плавно переходящий в эротический, и все чаще Вика просыпалась в Сониной постели.
- Не беспокойся, после майских праздников Соня уедет...
- Она мне не мешает. Могу выдержать и пару месяцев в ее компании.
Это было лукавство с моей стороны. Соня была очень приятна в общении, все понимала с полуслова и ходила по дому почти голой...
- ...и вместе с нею уеду я.
Холод скатился вниз по позвоночнику. В горле вырос истерический клубок. Мурашки. И тошнота. И спазмы желудка.
Все тело возопило от этой страшной новости.
- Надолго? - спросил я, подозревая что-то нехорошее в ее словах, как всегда сказанных совершенно будничным тоном.
- Зима кончилась, Дэн. Мне нужно уехать.
Оказалось, я давно ждал этих слов. По крайней мере, прозвучали они очень предсказуемо. Зимой ей нужно было много человеческого тепла. А в чем она нуждалась летом? В обществе загорелой блондинки Сони?
- Ты вернешься?
Она пожала плечами. Вот это у нее получилось очень искренне. В самом деле, откуда ей знать, в чьих руках она в следующий раз найдет столь нужное ей тепло.
***
Последние дни перед их отъездом проносились слишком быстро и как бы во сне. Помню, мы ходили по магазинам и покупали купальники, походные ботинки, спортивные сумки и водонепроницаемые фонарики. Вечерами мы пили на кухне сухое вино из трехлитровых паков, заедая низкокалорийными хрустящими хлебцами.
Соня лезла целоваться ко мне посиневшими от вина губами, раздевалась и требовала ее немедленно удовлетворить. Вика пожимала плечами и предлагала этим заняться мне. Я же уступал ей лавры первого Сониного оргазма, обещая вмешаться чуть позже. Надо признать, вместе мы неплохо справлялись с непростой задачей ублажить ненасытную гостью, но меня совсем не радовали эти успехи.
После одного из таких вечеров я вообразил себе, что теперь все зависит от Сони. Что у нее есть какое-то влияние на Вику, и стоит только душевно поговорить с ней, чтобы Вика отказалась от своей бредовой затеи.
Я поймал Соню на балконе, когда Вика была в ванной.
- Оставь ее мне. Убеди, что ей лучше остаться.
- Не могу, - слишком быстро ответила она. - На нее давить бесполезно, сам знаешь.
Тогда-то мне и подумалось, что она не меньше моего заинтересована в Вике. В таком случае, она не могла быть мне союзником. И что самое страшное, в таком случае у меня не было ни одного шанса удержать Вику.
- Ты сейчас смотришь на меня, как на врага народа, - хмыкнула Соня. - Не думаешь же ты, что если бы я не приехала, Вике не взбрело бы в голову слинять куда-нибудь на полгода из Москвы? Для нее это - правило.
От слова этого - "правило", - меня бросало в отчаяние. Потому что синонимы его были - неизбежность и неумолимость.
- Честно говоря, я удивляюсь ей, - продолжала Соня. - Столько времени прожить с тобой... Полгода, да? Я вообще не могу сидеть на одном месте дольше месяца.
Да, если смотреть с этой точки зрения, полгода - огромное достижение. Достойное ордена и прижизненного гранитного бюста.
- И куда вы теперь?
- Дэн, какая тебе разница? - без обиняков спросила Соня. - Ты ведь не сможешь поехать с нами.
Я видел ее загранпаспорт. В нем оставалась всего одна чистая страница для штампов пограничного контроля. А у меня была треклятая работа, две недели отпуска в конце августа и аллергия на экзотические фрукты.
И наступило утро, когда я проснулся один. В квартире было чисто и пусто. Самолет улетал из Внуково среди ночи, и девушки уехали в аэропорт еще вечером. Мне достался торопливый секс с обеими, быстрые прощальные поцелуи и рваные Сонины кроссовки.
Теперь каждое утро этого лета, добираясь привычным маршрутом на работу, я на всяком эскалаторе покрываюсь холодным потом, когда мелькает в толпе белая блузка или дочерна загорелые плечи. Это не она, - убеждаю я себя, - еще слишком рано...