Грохот винтов забивает уши. Вертолет тяжело набирает высоту, переваливает отметку в две тысячи метров.
Я, в обтягивающем летном комбинезоне, сижу в грузовом отсеке и разглядываю девушку, беспомощно скорчившуюся напротив. Она в тонкой майке и трусиках, хрупкие запястья связаны капроновым шнуром. Через полуразорванный ворот майки мелькает начинающая наливаться девичья грудь с розовым соском. На глазах плотная повязка. Я чувствую, как во мне начинает нарастать желание, в паху тяжелеет, и штаны комбинезона становятся тесными. Я подхожу ближе и неслышно сажусь на корточки перед девушкой. Ноздрей ее достигает мой запах - сладость карамели, остро приправленная хмелем опасности. Она тонко скулит и пытается вжаться в обшивку вертолета. Меня накрывает удушливой волной ее страха - густой багровой обжигающей волной.
Стеком срезаю остатки ее одежды, и вот она вся передо мной - начинающий распускаться цветок, изящная и возбуждающая в своей обнаженности. Ее сотрясает крупная дрожь - она знает, что будет сейчас, и чем все это закончится, точно так же, как и для всех женщин, которых брали существа моей расы. Расстегиваю молнию. Я знаю, что она слышит этот звук, что он змеей проникает в ее уши сквозь вату грохота. Встаю, распахиваю люк в днище вертолета. Нас обдает порывом ледяного ветра и осыпает мелкими льдинками.
Она на грани обморока - страх ее начинает выцветать, свинцовеет, как низкое северное небо. Резко подхватываю ее, закидываю связанные руки себе за голову, на шею, она, гораздо ниже меня ростом, практически повисает на мне, легкая, как осенний листок, я рывком раздвигаю ее бедра и насаживаю на себя. Нежное девичье лоно недолго сопротивляется моему натиску и через долю секунды я уже внутри, там, где горячо и туго, там, где первая кровь играет роль самой волнующей смазки, там, где я разрываю трепещущую плоть. Свинец близкого обморока сдуло слепящим адреналиновым ветром, девушка отчаянно сопротивляется, колотит пятками по ягодицам и бедрам, впивается в шею ногтями. Что мне ее царапины, мне, перенесшему жестокие неофитские пытки? Извиваясь, она лишь позволяет мне войти все глубже, и я чувствую там, внутри, средоточие ее нарождающейся женственности. Женственности, которой не суждено распуститься и вызреть. Но чувство обладания не полно до тех пор, пока...
Я втискиваю ее спиной в угол, одной ладонью перехватываю за головой тонкие запястья, одним движением рассекаю веревку, не заботясь о целостности кожи, и срываю повязку с ее глаз. Я знаю, что видят эти покрасневшие от слез испуганные фиалковые глаза - ледяную сталь моего взгляда, мой взгляд приковывает, подчиняет, заставляет замереть серой мышью под веником. Спиной вперед я падаю в открытый люк. Девушка душераздирающе визжит и вцепляется в меня руками и ногами, втискивается, как в последнее средство спасения, в меня, в ее врага и мучителя, я все еще внутри нее, обезумевшей от страха, и ее мышечные спазмы стискивают меня, принося нечеловеческое удовольствие. Нечеловеческое, так я и не человек вовсе. Я еще крепче вжимаю ее в себя, до раздавленных мышц и переломанных ребер, и меня захлестывает алый слепящий экстаз, я рычу и впиваюсь зубами в ее подставленное горло, горячая соленая кровь толчком вплескивается в мой рот; я разжимаю руки и дергаю кольцо парашюта.
Рывком меня уносит вверх, а девушку сдергивает с меня и я слышу ее предсмертный крик, крик еще не трупа, но уже и не живого существа, только что бившегося в моих объятиях. Слышу недолго - земля уже близко. Группируюсь, приземляюсь, перекатываюсь, гася инерцию падения и оказываюсь прямо перед изломанным телом моей недавней возлюбленной. Из-под ее головы по промерзлой земле растекается лужа багровой крови. Глядя прямо в ее уцелевший глаз, стеком вспарываю грудную клетку и вынимаю еще бьющееся сердце. Медленно сладострастно провожу языком по окровавленной мякоти, бросаю рядом с трупом и ухожу, полностью удовлетворенный.