Аннотация: Васпы лишили Демьяна семьи. Люди лишили Свейна дома. Что принесет встреча двух непримиримых врагов? Возмездие? Или второй шанс?
Внук
1. Демьян
Снежный наст послушно ложился под лыжи, приближая Демьяна к заимке. Охотник построил ее лет десять назад и с тех пор считал своим домом, единственным местом в мире, куда хотелось возвращаться хотя бы изредка.
Задерживаться тут надолго Демьян не собирался. Он планировал устроить себе стирку, помывку, отоспаться несколько дней и вернуться назад, к ополчению. Его навыки и знание местности начальство ценило по достоинству, ведь они были весьма кстати в продолжающемся противостоянии с васпами, и это радовало, наполняло заслуженной гордостью старое очерствевшее сердце.
Ос Демьян ненавидел до одури, до зубовного скрежета и кровавой пелены перед глазами. Васпы некогда растоптали, разорвали на клочья его душу, и ненависть пировала на ее остатках, острая, лютая, привычная. За двенадцать лет охотник сроднился с ней, сплавился в единое целое, и уже не представлял себя без ослепляющего гнева, охватывающего при упоминании этих тварей.
Он знал, что представляют собой васпы на самом деле: не более чем поднявшиеся мертвецы, которых следовало упокоить окончательно. И разве так уж и важно, откуда у них взялось лживое подобие жизни?
Раньше он верил, что их призвала Навь нести отчаяние и погибель человечеству, теперь знал, что виноваты были люди, возомнившие себя богами. Но это ничего не меняло. Порождения потустороннего мира или вышедший из-под контроля результат экспериментов - их нужно было уничтожить до единого.
И первый успешный шаг к победе человечество сделало три недели назад, когда Ульи подверглись массированной атаке, когда была убита Королева. Без нее осы становились более легкой добычей для ополченцев и солдат регулярной армии, хотя недооценивать нелюдь все ж не стоило. Даже дезориентированные, потерявшие смысл существования васпы оставались серьезными противниками.
Но и Демьян был не лыком шит. Ох, не зря долгие годы за ним сохранялась слава лучшего охотника уезда. Вот только раньше его добычей становилось пушное зверье, теперь - мертвецы в желто-горчичной и кирпично-красной военной форме. На его счету было уже семеро: один офицер и шесть солдат; останавливаться на этом старик не собирался. Он справедливо вершил свое возмездие.
За жену, сына, невестку и не родившегося внука...
Деревня, в которой родился и вырос Демьян, исправно платила васпам нехитрую дань продуктами, топливом и техникой... Занимался этим староста с несколькими подручными, остальные селяне, конечно, прекрасно знали, что происходит и предпочитали откупаться от тварей с молчаливой покорностью, глубинным страхом овечьего стада перед мясниками.
И Демьян таким был.
Он вырос на сказках и предостережениях. О Нави и навьих, которые появляются, как только осень уступает права зиме, и набирают силу с усилением холодов. О навьих, пахнущих медовой сладостью, гарью и свежепролитой кровью, чьи лица бледны, а шаги столь тяжелы, что земля под ними проминается и стонет. О навьих, что забирают мальчишек, пожирают их, выплевывая мертвые подобия, продолжающие погибельное дело своих убийц. О навьих, берущих молодых девушек и оставляющих растерзанные трупы после свих забав...
Да, навьими пугали детей, шепотом, с оглядкой, будто боясь, что услышат и явятся на невольный зов. Но и у взрослых не было страха больше, чем появление этих исчадий ада. Когда приходило время платить очередную дань, староста и его помощники превращались в издерганные тени, отыскивающие остатки смелости на дне бутылки. Они боялись не угодить - это могло означать разрыв договора и уничтожение всего села.
Один из деревенских мальчишек хвастался, что ходил в такой день за отцом и своими глазами видел, пусть и издалека, как на опушке из завьюженного снега соткались черные фигуры навьих... Демьян не думал, что этим россказням можно верить, но где-то в глубине души завидовал безрассудной храбрости товарища: сам бы он умер на месте от разрыва сердца.
Но шло время, навьи принимали дань, не приходя в село, страшные сказки тускнели и уходили на второй план. Демьян знал, что Навь существует, но она была где-то далеко и ему не угрожала, а жизнь не стояла на месте, преподнося новые заботы.
В шестнадцать он влюбился в соседку. Он каждый день ходил мимо нее, привычно здороваясь, но однажды словно прозрел, увидел ее настоящую и уже не смог отвести глаз.
Она была старше на семь лет и замужем, но приказать сердцу выбрать другую Демьян не мог. И не хотел. Он с юношеским пылом упивался внезапно возникшей любовью, лелеял ее, растравливая душу... Каждая мимолетная встреча с Аннушкой, ненароком пойманный взгляд, случайная улыбка составляли маленькие кусочки его личного счастья.
В деревне, где все друг у друга на виду, скрывать свои чувства долго не получилось. Вскоре от дома к дому поползли слухи один другого гаже. Аннушку называли ведьмой, говорили - приворожила, опоила, завлекла парня. Никто не верил в ее невиновность и чистоту, в то, что она не дала юноше ни малейшего повода надеяться на развитие отношений. Демьян бросался на ее защиту, но получалось только хуже, сплетники видели в этом подтверждение своих домыслов, ее муж ревновал и распускал руки.
В отчаянии юноша порывался уехать, чтоб прекратить все это, пусть не представлял себе жизни вдали от Аннушки. Но не пришлось. Она овдовела. Он не имел к этому никакого отношения, хотя злые языки решили иначе, и новая молва о том, что Демьян устранил соперника, разлетелась по округе в считанные дни.
Он же увидел в произошедшем с ее мужем несчастном случае волеизъявление судьбы, освободившей для него дорогу. Три года он упрямо доказывал родителям, односельчанам и самой Аннушке серьезность намерений, пока все не смирились с его выбором.
Свадьба была скромной, мать его плакала явно не от радости, но Демьяну казалось, что он попал в рай. Счастье захлестывало его с головой, и даже то, что деток в их браке долго не было, лишь незначительно омрачало его жизнь. Аннушка же мечтала о ребенке, ходила к знахаркам, пила снадобья и, наконец, забеременела, что окончательно примирило ее с родителями Демьяна, мечтавшими о внуке.
Родился мальчик, которого назвали Жданом. Рос он слабым и хилым, легко простуживался, подолгу болел. Аннушка носилась с ним как наседка, сдувала с него пылинки, выполняла любой каприз. Демьян же почти устранился от воспитания сына, занявшись охотой, чтоб достойно обеспечить семью.
И эта отцовская безалаберность возымела свои последствия.
Из капризного избалованного мальчика вырос изнеженный эгоистичный парень, считающий себя центром вселенной. Масло в огонь подливала Аннушка, называя его выбрыки проявлениями тонкой творческой натуры. Она разрывалась на части, с одной стороны мечтала отправить сына, обладающнго голосом потрясающей красоты, в столицу обучаться вокалу, с другой - сокрушаясь, что он же там пропадет без материнского присмотра. В этом Демьян был с ней согласен: к самостоятельной жизни Ждан не был приспособлен совершенно, он был беспомощен в быту и пасовал перед малейшими трудностями.
Одно время Демьян надеялся как-то исправить ситуацию, брал его собой в лес, пытался научить хоть чему-то полезному, но время было упущено. Что делать с сыном он не знал. Выпорол бы, чтоб за ум взялся, так Аннушка не простила бы. А любовь к жене ничуть не притупилась за прошедшие голы, и ради нее мужчина по-прежнему был готов на все, даже прощать сыну его капиризы.
Чаша терпения охотника переполнилась лишь раз...
... Ждан вырос красавцем, унаследовав от матери русые кудри и голубые глаза, в которых, казалось, жило безмятежное безоблачное небо, принизанное теплыми солнечными лучами. Девушки заглядывались на него постоянно, а уж на вечерках, стоило ему затянуть песню, так и вовсе теряли головы. Парень ходил гоголем, наслаждаясь вниманием, но границ дозволенного благоразумно не переступал. Жениться он не хотел, а опозорить девку грозило огромными неприятностями от ее разъяренной родни.
А через некоторое время Ждан зачастил в соседнее село, как выяснилось позже, загулял там с Любомилой - сироткой, живущей на птичьих правах у тетки-алкоголички. Уж на какие обольстительные речи повелась девушка, Демьян так и не узнал, вот только однажды его сын вернулся домой и растерянно спросил у матери, что же делать, ведь его девушка забеременела. Неизвестно на какой ответ он надеялся, может, думал, что Аннушка уладит эту проблему за него, как она всегда делала раньше. Но не тут-то было.
Аннушка пошла к мужу, и решение их было единогласным.
- Женись на ней, - сказали они сыну, а когда он попытался взбрыкнуть, Демьян не выдержал и первый раз в жизни поднял на него руку.
- Ребенок не должен жить в позоре, - приговаривал охотник. - Пора брать на себя ответственность за то, что сделал.
Свадьбу играли пышную, шумную, на два села. Ждан смирился, а его родителям тихая робкая Любомила пришлась по сердцу. Работящая, ласковая, она вся расцвела, оказавшись в их семье...
...В тот злополучный вечер вся семья была дома. Демьян вернулся с очередной охоты, его невестка, сияя, прибежала от знахарки.
- Говорит, мальчик будет, - сообщила она. - Здоровенький растет.
- Внук, - растроганный Демьян положил ладонь на выступающий живот Любушки. Ребенок, словно ощутив его прикосновение, толкнулся в ответ. - Подумать только, через три месяца я стану дедом.
Охотник уже твердо решил для себя, что не устранится от воспитания внука, не допустит таких ошибок, как с сыном. Он сделает все, чтобы малыш вырос достойным человеком, которым можно будет гордиться.
На окраине деревни что-то завыло, загрохотало, в окно Демьян увидел, как над крайними домами вспухает огненное зарево, и с ужасом вспомнил, что именно сегодня староста повез дань Нави. Что ж, видимо, случилось страшное - и навьих что-то не устроило.
- В подпол! Живо! - заорал он, хватаясь за ружье. Охотник не был уверен, что пули причинят вред мертвецам, но если они войдут в дом, он сделает все, чтоб защитить семью.
Аннушка помогла невестке спуститься, сын готов был последовать за ними, но Демьян не пустил, всучив ему второе ружье. В приоткрытое окно несло гарью, с улицы доносились крики и редкие выстрелы. Навь приближалась, чуткое ухо охотника улавливало в какофонии звуков тяжелые шаги по стонущей земле.
Распахнулась настежь дверь, в проем шагнул высокий тощий навий с коротко остриженными темными волосами, серыми глазами, светящимися злым весельем, за его спиной маячили еще двое - молодые, ровесники Ждана. У одного их них на щеке от уха до рта белел тонкий росчерк шрама...
Демьян выстрелил в того, что вошел первым. На плече мертвеца расцвел алыми брызгами кровавый цветок, но он даже не пошатнулся, шагнул вперед, вырывая ружье из рук охотника, и ударил прикладом по голове...
Сознание вернулось не сразу. Сквозь пелену боли Демьян видел, как валялся в ногах навьих его сын, вымаливая пощаду под презрительными усмешками, расколовшими неподвижные лица. Как тот, что со шрамом, сорвал доски и прыгнул в подпол, сопровождаемый визгом перепуганных женщин. Как вытащил наверх Любомилу, безнадежно бьющуюся в его лапах обезумевшей птицей...
Охотник попытался встать, но в глазах потемнело, и он свалился обратно. А когда вновь пришел в себя, навьих в доме же не было. Рядом с ним вечным сном застыла Аннушка, застреленная из его же ружья. Возле порога лежал его сын с перерезанным горлом, на кухонном столе среди конфетных фантиков - мертвая Любушка в разорванном платье. Покуражившись, навьи вспороли ей живот...
Двенадцать лет уж прошло с тех пор, как осы уничтожили его семью, убили его душу... Демьян попытался отгородиться от болезненных воспоминаний мыслями о возмездии. Ничего, вот он отдохнет пару деньков и назад к ополченцам. Васпы еще получат по заслугам...
2. Свейн
Увидев вьющийся над соснами дымок, Демьян не удивился. Все охотники округи знали, в какой укромной выемке возле порога он хранил запасной ключ, и спокойно пользовались гостеприимством хозяина даже в его отсутствие, соблюдая единственное негласное правило: "Убери за собой, а если брал продукты, то будь любезен восполнить запас".
Демьян даже обрадовался, что у него будет компания. К тому же растопленный очаг с большой вероятностью означал уже приготовленную еду, что значительно упростило бы ему день.
Первый тревожный колокольчик зазвенел в его голове, когда он увидел цепочку следов, ведущих к заимке. Коллеги-охотники по такой погоде предпочитали лыжи, а обувь носили больших размеров...
Замок на входной двери оказался сбит, и это было лучшим доказательством, что в дом проник кто-то чужой. Беглый каторжанин? Демьян, держа ружье наготове, осторожно потянул дверь на себя и заглянул внутрь. Вначале он увидел обеденный стол, где за котелком с остатками каши сиротливо пряталась пустая консервная банка из-под тушенки, лишь потом - незваного гостя.
Лежащий на узкой койке мальчишка, замотанный в одеяло так, что торчала одна лишь голова, не был живым - это он понял сразу. Замер в полушаге, настороженный, но шла минута, другая, а ничего не происходило, лишь слабо потрескивал догорающий очаг, да где-то в уголке скреблась одинокая мышь.
На негнущихся ногах он подошел ближе, пытаясь уложить воедино разбегающиеся мысли.
Мальчишка. Лет тринадцать-четырнадцать, не больше. Невысокий, обычный. Таких полно в каждой деревне. Темно-русые волосы, очень короткие, видимо раньше были выбриты, теперь отрастают. Брови вразлет, как полосы сажи на осунувшемся заострившемся лице. Нос с горбинкой, тонкая линия бескровных губ. Цыплячья тощая шея... Осеныш в его доме...
Темные, по-девчачьи длинные ресницы едва заметно дрогнули, но глаза мальчишка так и не открыл, выдохнул что-то невнятное, поворачиваясь на другой бок, и снова затих.
Живым это его не делало.
Он него исходил специфичный запах - причудливая смесь меда, ванили и разогретой меди. Ненавистный запах.
Демьян прицелился васпе в голову, но, поколебавшись, отложил ружье. Не хватало еще отмывать всю комнату от осиных мозгов, когда есть более "чистые" способы убийства. Можно, например, просто свернуть ему шею, позвонки легко поддадутся умелым рукам охотника, а мальчишка и проснуться не успеет, умрет легче, чем того заслужил.
Заслужил? Да он же чуть старше, чем мог бы быть сейчас его внук! Что он мог уже натворить? Успел ли обагрить руки человеческой кровью, разрушить, растоптать мимоходом чью-то судьбу до основания? Существовал ли на этом свете тот, кто хотел бы его гибели так, как старик жаждал уничтожить трех его соплеменников, двенадцать лет назад ворвавшихся в его дом? Если да, то Демьян отомстит за чужое горе, если нет... Что ж, это будет превентивная мера. Ни один васпа не достоин даже той пародии на жизнь, которой обладает по воле ученых, и этот не исключение...
И все же Демьян не смог. На его счету было семь тварей, но насколько же проще было убивать их в ожесточенных боях, видя отражение собственной ненависти на их лицах! На спящего почти-ребенка не поднималась рука.
- А осы нерожденного не пожалели, - пронеслась ядовитая мысль, и старик вновь потянулся к тонкой, серой от въевшейся грязи шее. Но тут же отступил на шаг, объясняя свою нерешительность, неспособность к хладнокровному убийству тем, что он-то не васпа, не чудовище, он - человек.
Вот только, что с этим делать Демьян не знал.
Мальчишка спал себе спокойно и дальше, не подозревая, как близко только что подошла к нему смерть. Это ж как он должен был умаяться, блуждая по лесу, что не почувствовал присутствие врага? Обычно ос застать врасплох было невозможно...
Охотник прошелся по заимке, зачерпнул из котелка остывшей каши и тут же выплюнул обратно. Мелкий гаденыш добрался не только до круп с консервами, но и до сахарницы. С тем количеством рафинада, что он добавил при готовке, еда превратилась в переслащенное варево, малосъедобное с точки зрения Демьяна. Пришлось довольствоваться новой банкой тушенки.
На полный желудок думалось легче. Подкидывая дрова в затухающий камин, старик решил, что допросит васпу, может, тому известно что-нибудь про других выживших или про тех троих, разрушивших жизнь Демьяна. Вдруг они из одного Улья? Это вполне вероятно, навьи наверняка являлись в ближайшие к их гнезду села, да и мальчишка едва ли мог приблудиться издалека...
Охотник схватился за голову. Это надо же, со всеми моральными терзаниями он совсем забыл об элементарной безопасности, беспечно ходил, ел в одном помещении с врагом, пусть и крепко спящим. Осу следовало обезвредить, хотя бы связать для начала, и лишь потом заниматься остальными делами.
Не выпуская из рук ружье, Демьян залез в ларь у входа, там он держал много полезных в хозяйстве вещей, включая прочные веревки. Крышка сундука скрипнула визгливо, громко...
Васпа шумно зашевелился, завозился, выпутываясь из теплого кокона одеяла, потянулся... Мальчишка отпрянул, вжимаясь спиной в стену, словно остатки сна сорвало с него в один миг, выхватил из-за пояса нож. На изогнутом лезвии плясали огненные блики от очага, а в осиных глазах билось испуганное небо. Бездонное летнее небо, насыщенное пронзительной безоблачной синевой.
Демьян схватился за сердце. На какое-то мгновение ему показалось, что с лица васпы на него смотрит Аннушка. У нее были такие же глаза, разве что чуть светлее, у Ждана тоже... И кто знает, может, и внук унаследовал бы эту семейную черту, если бы родился? Внук...
Мальчишка рванулся вперед, замахиваясь ножом, охотник отшвырнул его ударом приклада и тут же перехватил ружье, прицеливаясь в щуплую фигурку, растянувшуюся на полу.
- Не дури! - крикнул он, и васпа, перегруппировавшийся для нового нападения, остановился, настороженно замер, исподлобья присматриваясь к человеку. - Брось нож!
Осеныш, трезво оценивающий ситуацию, подчинился, отложил кинжал в сторону. Сгорбившийся, насупленный, он застыл на табурете, который указал ему старик, отслеживающий каждое его движение.
С чего и как начинать допрос Демьян не знал. Он никогда раньше этим не занимался, в его задачи входило выслеживание уцелевших навьих, помощь ополченцам и солдатам в ориентировании на местности. Пленных ос расспрашивали специально предназначенные для этого люди и ученые, понаехавшие вместе с регулярными войсками.
- Я - Свейн, - первым нарушил тягостное молчание мальчишка, и охотнику захотелось заорать: "Заткнись! Я вовсе не хочу знать твое имя!". Ему казалось, что если бы васпа остался безымянным, как бы обезличенным, было бы проще воспринимать его тем, кем он есть - мерзким мертвым насекомым, и не видеть в нем измученного растерянного ребенка.
- Твой Улей разрушен? - задал Демьян первый вопрос, пришедший на ум.
- Да.
- Как ты спасся?
- Был на нижних уровнях, когда все рухнуло. Мне тоже привалило, долго выбирался.
- Еще кто-нибудь выжил?
- Не знаю. Других не видел. Может, успели уйти раньше.
В глухом монотонном голосе прорвалась едва заметная нотка надежды. И охотник вдруг подумал, а каково мальчишке было потерять разом весь привычный мир? Всех, кого он знал? Демьян вспомнил себя на развалинах жизни, но впервые не ощутил переплавляющей ненависти ко всем осам без разбора. Вот сидит перед ним васпа, и он тоже лишился всего, причем дважды. Разве есть его вина в том, что годами ранее Навь ворвалась в его дом, вырвала его из семьи, убивая душу? А виновен ли он в другом?..
- Ты когда-нибудь убивал? - и сам вдруг ужаснулся тому волнению, с которым ожидал ответа. Если васпа не успел запятнать себя кровью, то... Что это меняло, старик и сам не смог бы пояснить, почему-то это было важно...
- Нет. Я еще не закончил обучение.
Демьян вздрогнул. Собирая информацию о васпах, он уже успел узнать некоторые особенности тренировок в Ульях. Представить, чтобы кто-то по собственной воле, да еще и с наслаждением занимался постоянно пытками детей - это не укладывалось в голове. Но именно так воспитывали неофитов их сержанты, если верить рассказам ученых.
- Тяжело было?
Свейн неопределенно повел угловатым плечом.
- Наставник выделял меня из других. Больше учил, - и старик вдруг подумал, сколько боли и крови стояло за этими сухими словами, - больше разговаривал. Про жизнь, про людей... Устав запрещает, чтоб любимчики... А нас у него двое было. Я и первый его ученик.
Это что же надо было сделать с ребенком, чтобы в регулярных мучениях и издевательствах он видел проявление симпатии? Чтоб мечтательно улыбался всколыхнувшимся воспоминаниям об изверге и садисте, ломавшем его тело и душу? Воображение бессильно перед реальностью.
Демьян отошел в сторону, выпуская васпу из поля зрения. Но мальчишка не торопился нападать, все также неподвижно сидел на табурете, рассматривая сцепленные в замок руки.
Охотник ударил кулаком по столу в бессильной непонятной обиде, захлестнувшей сердце. И, кажется, лучше бы он застрелил осу, как только увидел, потому что теперь он и сам не знал - хочет ли смерти Свейна?
Он выглянул в окно, словно надеялся в привычной картине заснеженного леса найти успокоение мятущейся душе, вернуть себе целостный мир, делившийся на черное и белое, где васпы были только чудовищами, и не смотрели на него растеряно и обреченно глазами Аннушки...
...Через валежник и разлапистые еловые ветви к заимке пробирались двое. Они были еще далеко, и рассмотреть их толком Демьян не мог, но если судить по походке - это были не васпы. Люди.
3. Ваня
Тревога когтистой лапой сжала сердце старика, стоило ему представить реакцию нежданных гостей на осеныша. Тут и думать было не о чем: убьют, не выслушают, не поверят в невиновность, не посмотрят, что ребенок... И Демьяна следом отправят, как пособника.
Свейна, чтобы спасти, следовало спрятать. Но куда? Как? Охотник нервно оглядел заимку: не было ни одного места, подходящего для схрона. Ну не предполагал он во время стройки, что придется укрывать от людей малолетнего васпу! Выйти к ним навстречу, отвлечь, чтоб осеныш успел уйти? И насколько это отсрочит его гибель? Новое столкновение с ополченцами или солдатами станет для мальчишки последним.
Решение пришло само, трудноосуществимое и отчетливо пахнущее сумасшествием.
Он бросился к большому сундуку, стоящему возле кровати. В него Демьян сложил все личные вещи жены и сына, что забрал из дома, когда окончательно переехал в заимку. В основном это были памятные значимые предметы, вроде поваренной книги Аннушки или деревянной лошадки, подаренной Ждану дедом на первый год рождения... Но еще там лежала их одежда. И что-то из детских вещей его сына вполне могло подойти Свейну.
- Переодевайся. Живо! - прикрикнул он на васпу, протягивая выбранные на глаз рубаху и штаны. - Свое спрячь!
А сам схватил ружье и вышел навстречу приближающимся людям. Теперь он мог рассмотреть их подробнее: мужчины, усталые, отощавшие, заросшие, явно не первый день блуждающие по лесу, в грязной, местами подраной одежде... У одного пистолет, второй с ножом, ничего серьезнее не видно.
- Стойте! - Демьян демонстративно прицелился. - Кто такие?
- Да ополченцы мы, - нервно подхватил разговор второй. - Отстали от отряда, потом бой был...
Он добавил бы что-то еще, но его старший товарищ глянул сурово, обрывая на полуслове. Он, казалось, был очень недоволен, что его спутник вообще заговорил про ополчение, и даже когда Демьян опустил ружье, мужик не сменил гнев на милость.
- А сами вы откуда? - продолжил расспросы старик. В другой ситуации он бы уже суетился, с заботой размещая уставших гостей в заимке, но сейчас охотнику требовалось еще потянуть время, чтобы Свейн успел переодеться, а он - придумать объяснение некоторым особенностям мальчишки, которые выдавали в нем васпу.
- С Хожувки мы, - поторопился ответить молодой, и тут же замолчал, получив локтем под ребра. Его друг явно не доверял Демьяну и не хотел выдавать даже крупиц информации, хотя что секретного было в названии населенного пункта?..
Старик с трудом припомнил, где находится Хожувка, выходило, что у черта на куличках, или, как сказала бы Аннушка, на краю географии.
- Далековато вас занесло, - что-то еще крутилось в голове при упоминании этого хутора, но охотник не смог сосредоточится на смутной ускользающей мысли.
- Работа такая, - отмахнулся ополченец с пистолетом. - Слушай, дед, мы устали до смерти, пусти нас отдохнуть до утра. А уж если и накормишь, вовек благодарны будем. Заплатить только нечем.
- Не нужны мне деньги, - обиделся Демьян на подозрение в меркантильности. - Что ж я нелюдь какой вас на морозе оставить? И поесть, - он вспомнил об остатках приторно-сладкой осиной каши в котелке, - приготовлю. Вы ж, хлопцы, святым делом заняты...
И скривился, поймав себя на противоречии. Раньше он одобрял действия солдат и ополчения безоговорочно, считая, что навьи должны быть уничтожены поголовно, теперь же собирался обманывать людей, спасая одного конкретного, сидящего в заимке васпу. А если были и другие - такие, как Свейн, измученные, изломанные, но не замаранные Тьмой? Разве они не заслуживали шанса на спасение?
- Дед, так может, хватит нас мариновать на улице? - вырвал его из раздумий старший из гостей. - Мы тут окоченеем...
И Демьян повел их в заимку, отчаянно надеясь, что осенышу хватило времени...
Свейн стоял возле окна, прислонившись плечом к бревенчатой стенке. Бескрайнее небо в его глазах тревожилось и любопытствовало, а на бескровном лице не проступало эмоций. В человеческой одежде он выглядел еще более уязвимо, чем в горчичной гимнастерке с черными полосами. Нож свой васпа тоже куда-то спрятал, как и форму.
Старик шагнул к нему, обнимая за плечи:
- Мой внук. Ваня, - поторопился он представить Свейна ополченцам прежде, чем они начали бы задавать вопросы. Мальчишка под его рукой закаменел, то ли не ожидая такого поворота, то ли отвыкнув за время обучения от простых прикосновений, не несущих очередной боли. Но промолчал, не опровергая слова охотника, понял свою выгоду.
- Смурной он какой-то, - смерил его цепким холодным взглядом старший из мужчин.
- Так болел недавно, - Демьян выдал заготовленное объяснение, - не до конца еще оклемался. Я, считай, с того света его вытянул...
- То-то он на мертвяка смахивает, - неприятно засмеялся второй ополченец. - А что тут так сладко пахнет?
- Булка сдобная была да съели, сейчас для вас обедом займусь, - ответил старик, вознося все мыслимые молитвы, чтоб в сознании гостей не совместился заморенный вид "внука" с медово-ванильным запахом, пропитавшим воздух. И, кажется, боги были на его стороне: ополченцы спокойно устроились за столом и жадно принялись за консервы, ничего не заподозрив. Фуфайки они так и не сняли, хотя в заимке было жарко от разгоревшегося очага.
Демьян устроился напротив и лишь теперь обратил внимание: то, что он сперва принял за очередное грязное пятно на рукаве у старшего, было дыркой от пули, окруженной засохшей кровью.
- Ранен? - всполошился старик.
- Ерунда, - отмахнулся мужчина, - чуть зацепило. Я уже и забыл.
- Все равно посмотреть надо, - не унимался охотник. Он не раз видел, как при отсутствии должного ухода пустяковые раны приводили к серьезным последствиям, но ополченец не оценил его заботу:
- Сказал же: все в порядке!
Настаивать Демьян не стал, в конце концов, взрослый мужик должен иметь свою голову на плечах. Зато увидел, как нахмурился при этих словах мальчишка, все так же стоящий возле окна, и пошел к нему.
- Он не ранен, - едва слышно прошептал васпа. - Кровь не его.
- С чего взял?
- Знаю, - Свейн посмотрел на него, как на неразумного ребенка, и старик ему поверил, таким убежденным выглядел васпа. Может, он понял это по тому, как мужчина двигал рукой, может, чем черт не шутит, по запаху - говорят же, что осы обладают очень чувствительным обонянием...
Не было ничего зазорного в том, что ополченец, например, взял фуфайку погибшего товарища, но его ложь вызывала вопросы. В каких обстоятельствах он стал бы скрывать, что одежда ему не принадлежит? Мародерство? Или еще что похуже? Даже, если в итоге причина оказалась бы прозаичной, терять бдительность не стоило.
Он вернулся к столу, постаравшись не выдать и взглядом обуревавших его подозрений, тем не менее, мужчины ощутимо насторожились. Демьян попробовал отвлечь их, заговорив о борьбе с васпами, но достиг лишь противоположного эффекта. Они не слишком хорошо ориентировались в теме, пытались отделаться общими фразами, и старик засомневался, что они вообще имеют отношение к ополчению.
Старший из гостей поблагодарил за обед, прошелся по заимке, разминая ноги... В какой момент он подобрался к осенышу, охотник проглядел. Он наконец-то вспомнил, с чем ассоциировалась Хожувка - с конвоями, что сопровождали каторжан к месту их северной ссылки, останавливаясь на ночь на хуторе перед очередным этапом пути.