Я приехал в Калининградскую область в 1949 году девятнадцатилетним юнцом по оргнабору на рыбопромысловый флот. Тогда, по сути, всё ещё только начиналось и мне пришлось встречаться с разными людьми - это были хорошие люди.
И большинство из них были участниками войны. Они учились промысловому делу - и нас, молодых, учили.
Об одном таком человеке я и хочу рассказать.
В 1950 году я заболел, отстал от судна и числился в резерве. Конечно, перезнакомился с такими же, как я, резервистами. Обычно мы встречались в сквере Пионерского и шли на Набережную улицу N 1, в Управление Тралового Флота "Балтгосрыбтреста", отмечались и расходились - каждый по своим делам. Ритуал этот был ежедневным, а посему образовалась своеобразная группа по интересам - четыре человека. Мы были разными и по возрасту и по характеру, но нас что-то такое объединяло.
Заводилой в этой компании был некто Николай Полуянов - уже бывалый моряк, участник двух рейсов на китобойной флотилии "Слава", балагур и вообще весёлый человек, но со сложным характером. Он был младшим братом известного в Калининградском рыбпроме капитана Прокуса Георгия, родным по матери. Этот человек просвещал нас и веселил. После посещения брата, который жил в Мамонове, приносил много прибауток. И мне даже запомнился один стишок:
"В каком-то спекулянт-киоске
Купили траловые доски,
Купили тралы и ваера'
И вышли в море фраера'.
Выходит на крыло главный Бич-Капрал,
И закричал: "Отдайте трал!"
Бросились на палубу фраера,
Раздалась команда "Пли!"
И за борт полетели кутыли.
Но распором кормовой доски
Трал разорвало на куски!
- Нет, не будет в нашей работе прока,
Пока Панфилов не даст нам кока.
И не будет выполнен план,
Пока питомец Попова не будет дан...
Один из нас был постарше остальных лет на пять-шесть, а может, и больше. Всегда молчаливый, учтивый, вежливый. Я знал, что он был матросом на МРТ - 232 "Севан", который сел на мель у мыса Рантау. Звали его Валентином. Я единственный раз увидел его улыбающимся, когда Николай рассказал вышеупомянутый стих, а то всё время был угрюм и молчалив.
О себе Валентин ничего не рассказывал. Двое наших товарищей были побойчее, так что мы с ним всегда оказывались чуть-чуть сзади.
Однажды, получив зарплату по резерву, мы все четверо пошли в Дом офицеров Пионерского, где было что-то вроде ресторанчика - пообедать. Но в ресторан нас не пустили - администратор объяснила, что предназначено это заведение исключительно для офицеров. И тут пробил час Валентина! Он оживился, нам строго-настрого приказал никуда не уходить и исчез, а через полчаса появился в форме отставного армейского капитана. Вся грудь его была увешана орденами и медалями, среди которых была и Звезда Героя Советского Союза. Конечно, мы опешили! Валентин решительно постучал в дверь - вопросов у администратора больше не было.
На следующий день мы встретились в заветном сквере. Я осторожно спросил о вчерашнем и Валентин рассказал мне, что форсировал Днепр, и рота его трое суток удерживала плацдарм. В живых осталось пять человек. Говорил он скупо и неохотно, а потом добавил: "Ты, кацо, лучше об этом меня не спрашивай. Очень трудно вспоминать". Меня он почему-то называл "кацо". Что означает это слово, я тогда не знал, однако не возражал.
В 1961 году меня направили старшим механиком на СРТ-673 "Межа". Судно было стареньким, после капитального ремонта. На переходе из Пионерского до банки Флемишкап работы было много. На промысле набрали груз и стали в очередь на разгрузку. Но руководитель промыслового района сдвинул нас назад по очереди.
Понятно, капитан (и не только он) огорчился - мы стояли в очереди трое суток и тут вот такое!
Я и предложил капитану послать меня, точнее, пересадить на плавбазу, чтобы попасть к начальнику промрайона, чтобы попытаться восстановить очередь.
Меня высадили на судно, которое должно швартоваться для сдачи груза, а потом подняли на базу, и я тут же поднялся в рубку. Около рулевой рубки мне встретился Чагин П. А. и спросил, зачем пожаловал. Я ответил, что мне необходимо попасть к начальнику промысла. Мне он сказал, что начальник промрайона на совещании и скоро выйдет.
Ждать мне пришлось минут двадцать. И вдруг вышел Валентин и как-то буднично спросил: "Кацо, ты что тут делаешь?" Ну, я ему всё и рассказал... Он оживился:
- Ну-ка, ну-ка, заходи! - завёл меня в кабинет и сразу стал отчитывать меня за поведение нашего капитана.
Мне это не понравилось, и я заспорил:
- А кто ты, собственно, такой? Мне нужен руководитель промысла!
- Я руководитель промысла, - ответил Валентин.
Очевидно, в этот момент я стал заикаться, и это его позабавило, однако разнос продолжался. Потом мы заговорили про жизнь... Короче, в очереди он нас восстановил.
Потом я ещё раз встретился с Валентином в районе УЭЛа. Он был каким-то взъерошенным, жаловался на болезни, говорил, что скоро, наверное, умрёт. Я утешал его как мог. Советовал не отчаиваться. Уверял, что всё нормализуется. Очень хотелось помочь Валентину. Но как?...
А потом в газете "Калининградская правда" появился некролог: "Умер Герой Советского Союза Валентин Яковлевич Зевахин".
Да, это был он.
Когда я слышу песню "Безымянная высота" ("...нас оставалось только трое из восемнадцати ребят..."), я всегда думаю, что это про Валентина Зевахина.
![[]](/img/e/ershow_dmitrij/msword/ershowdw.jpg)