От храпа нянюшки сирень раскачивалась, лепестки гигантского цветка зловеще скребли по стене дома. Минута за минутой слушать этот концерт становилось все неприятнее и страшнее. Ольфине начинало казаться, что вместо добродушной старушки под сиренью теперь лежит кошмарное чудовище. Немой вопрос, куда делась нянюшка, делал ситуацию еще страшнее.
Без особого труда собрав всю свою храбрость, Ольфина заглянула под цветок, словно солдат алебарду выставляя вперед себя абажур кружевного зонтика. В тени, на аляповатом вязаном коврике, широко раскинув руки, отдыхала дородная пожилая дама самой благообразной и добродушной внешности. Неодолимый сон застиг почтенную старушку за чтением романа, где-то между строками повествования. Болезненно-красная морщинистая щека уткнулась в переплет пухлой книги, очки сбились, вкривь, боком восседая на мясистом носу. Дыхание нянюшки было ровным и мощным, каждый вдох сопровождался громким переливчатым свистом, на выдохе к нему присоединялось басистое многоголосое урчание.
Очень странно было узнать, что старушка способна издавать совершенно невыносимые звуки, достойные исключительно кошмарного чудовища. Закрыв уши ладонями, Ольфина наклонилась, разглядывая обложку романа. Книга явно не имела никакого отношения к мудрой науке под названием История. В свои неполные восемь месяцев девочка пока не умела читать, но давно уже выучила папино имя, стоящее на множестве толстых и тонких книг в библиотеке особняка. На обложках папиных исторических романов красовались воздушные шары, самодвижущиеся кареты, квадратные коробки глазастых машин, умеющих делать сложнейшие арифметические вычисления. Здесь, под чужим именем, была нарисована дамочка с весьма легкомысленным личиком, окруженная парой кавалеров с закрученными винтом усами. Нет, роман, надежно усыпивший нянюшку, явно написан кем-то другим, а это значило для Ольфины, что книга заведомо неинтересная. Некоторое время девочка размышляла, станет ли читать чужие, не папины романы, когда вырастет, вдруг сообразив, что едва ли не впервые в жизни осталась без присмотра взрослых.
Сейчас она абсолютно свободна!
Выбравшись из тени гигантского цветка сирени, девочка подняла зонтик, старательно изображая беззаботность каждым движением, очень внимательно огляделась. Ей совершенно не хотелось остаться до конца дней с выкрученными ушами, а именно это наказание в основном и грозило Ольфине за непослушание.
Трехэтажный кирпичный особняк располагался в глубине парка. Дорожки, вьющиеся меж пирамидальных роз, широким веером разбегались от здания. Вдалеке, у металлической ограды, косили сосновый газон садовники, в ближнем крыле дома кухарка мыла окна столовой, два лакея с корзинками на плечах деловито шагали прочь от здания. Пятеро папиных рабочих лопатами забрасывали в утробы громадных тачек пыль, принесенную в имение последней бурей. Еще четыре человека рубили траву, заготавливая дрова на предстоящую поместью зиму. У парадного крыльца здания кучер в расписанной золотом ливрее проверял рессоры сияющей свежим лаком кареты и, судя по отчаянной жестикуляции, переругивался с сидящим на перилах лестницы дворецким.
Воровато посматривая на окна особняка, Ольфина двинулась вдоль стены дома. Храп нянюшки ослабел, затем стих вовсе, побежденный шелестом листвы благородных роз. В ослепительном белом платьице и с довольно большим кружевным зонтиком в руке, девочка была также незаметна на коротко подстриженном сосновом газоне, как сам особняк на фоне красивого оранжево-белого неба. Однако в общем и целом ситуация пока что складывалась на редкость удачно. Домовая прислуга никогда не посмела бы помешать планам Ольфины, нянюшка крепко спала, карета, которая привезет маму и папу с бала, устроенного соседями, еще только собиралась покинуть парк. Времени оставалось изумительно много!
С торца к дальнему крылу здания примыкала квадратная одноэтажная пристройка, наполовину вкопанная в землю. Из трубы на двускатной крыше поднималась в небо жиденькая струйка сизого дыма, непрекращающаяся ни зимой ни летом, ни днем ни ночью. Узкая дверь терялась в поленнице, ряды уложенных друг на друга травяных чурбачков поднимались на высоту взрослого человека. Под деревянным навесом возвышалась солидная куча угля.
Неказистое, похожее на котельную строение представляло интерес для девочки потому, что, во-первых, просто приближаться к нему Ольфине было строжайше запрещено, а во-вторых и главных, в пристройке располагалась папина лаборатория. С удовольствием вдыхая запах свежей нарубленной травы, девочка подошла к двери, для очистки совести подергав за ручку. Увы, чуда не произошло. Папа попадал в лабораторию из маленького коридора в основном здании, через эту дверь внутрь доставлялись дрова, входил истопник, но все и всегда было надежнейшим образом заперто. К огорчению Ольфины, сегодня замки тоже не забыли закрыть.
Единственное окошко пристройки смотрело на ухоженный пруд, на противоположном берегу которого сын одной из горничных срезал лишние ветви камышей, лилий, впрочем, не забывая облагораживать и другие мелкие дикорастущие деревья. Рослый мальчишка был занят, стараясь как можно быстрее выполнить порученную ему работу, и почти не поднимал рыжей головы, однако Ольфину все-таки заметил.
Грубость, далеко не первая грубость до безобразия невоспитанного сына горничной заставила девочку досадливо поморщиться. Воистину, некоторые дети прислуги имеют соображение пузырчатой лягушки, совершенно не зная, как положено вести себя с маленькой хозяйкой имения.
- Вот шалопай какой, - негодующе прошептала Ольфина.
Удивившись самой себе, случайно вырвавшемуся недостойному слову, она даже оглянулась по сторонам. К счастью, никто не заметил оплошности Ольфины. Неожиданно появившееся прозвище Шалопай как нельзя лучше подходило неотесанному сыну горничной. Девочка даже улыбнулась редкостной удаче, впрочем, поклявшись себе, что никогда не назовет глупого мальчишку Шалопаем вслух.
- Ребенок! Гляди сюда! Гляди, малявка! - прыгая и кривляясь, не унимался сын горничной.
Сделав вид, будто не слышит воплей, не замечает обезьяньих ужимок грубияна, Ольфина раскрутила зонтик и спокойным шагом скрылась за углом пристройки. Ждать пришлось недолго. Взглянув на пруд уже в следующий раз, девочка не нашла горластого мальчишку на прежнем месте. Осторожно, без лишнего шума вытаскивая дрова из поленницы, Ольфина сложила чурки разрубленной травы так, чтобы получилось какое-то подобие лестницы. Помогая себе сложенным зонтиком, девочка взобралась по неустойчивым ступенькам, приникла к стеклу.
Средняя часть оконной рамы, разделенной на шесть одинаковых частей, поворачивалась, но оказалась закреплена изнутри толстым заржавленным крюком. Внутри было довольно темно. Дорожка солнечного света чертила короткую линию по каменному полу, почти сразу упираясь в беленую стену с едва видимым сбоку проемом.
Быстрое тело внезапно взметнулось из темноты к стеклу, заставив Ольфину отшатнуться, прикрываясь зонтиком. Импровизированная лестница заскрипела, зашаталась, едва не разваливаясь на части.
- Вы напугали... меня... Зверек, - тяжело дыша проговорила девочка.
На подоконнике с внутренней стороны стекла сидела тощая серая кошка, не отрываясь глядя на Ольфину, просительно скребла лапкой по раме и хрипло тоненько мяукала. Вид у животного был совершенно несчастный, жалкий и донельзя растерянный.
Девочка знала, что какая-то серая кошка обитает на конюшне и, естественно, ощущая себя полноправной хозяйкой зверька, очень захотела ему помочь. Наверняка, животное попало в пристройку с прислугой вчерашним вечером, днем или даже утром. Просидев круглые сутки под замком, кошка проголодалась, не найдя выхода, начала звать людей, плакать, кричать, пока окончательно не сорвала голос. Взъерошенная, грязная шерстка животного говорила о перенесенных кошкой страданиях. Представив, что, пока она преспокойно спала в теплой постели своей уютной комнаты, бедная пленница безуспешно пыталась выбраться из тюрьмы, Ольфина сама чуть не расплакалась.
Папа с мамой, в лучшем случае, вернутся еще через несколько часов. Неизвестно, какие указания у слуги, поддерживающего огонь в печи лаборатории. Проще всего было бы сбегать к дворецкому, рассказать о кошке, сидящей под замком в пристройке, но об этом девочка вообще не подумала.
Больше не колеблясь, Ольфина отложила зонтик, соединила ладони в лодочку, собираясь разбить стекло. Заинтересованная происходящим, пленница прошла по подоконнику, попыталась обнюхать руки девочки.
Кошка не только не послушалась, а поступила совсем даже наоборот. Стоило девочке перейти к другой стороне рамы, как зверек оказался рядом по другую сторону стекла. Следующая попытка привела к тому же результату. Тогда Ольфина пошла на хитрость. Подняв полено, она примерилась и, щелкнув пальцами, заставила травяной чурбачок висеть в воздухе. Полено нетерпеливо подрагивало и дрожало, распространяя тонкий металлический звон.
Подманив измученного зверька к крайнему квадрату рамы, Ольфина торопливо сложила ладони лодочкой. Полено ударило по дальнему от пленницы стеклу, влетело внутрь и крепко вмазалось в стенку. Хотя в спешке девочка не рассчитала силы, звон, исключительно удачно, прозвучал не слишком громко. Кошка благоразумно оставалась на месте, пока Ольфина, рискуя порезаться, убирала осколки из рамы, тянулась к ржавому крюку.
Створка подалась неожиданно легко. Девочка собиралась вытащить животное, только измученная кошка опередила ее. Перепрыгнув через голову Ольфины, зверек оказался на тропинке, сердито хлопая хвостами по бокам, спине, собственным ушкам. Негодующее ворчание кошки звучало громко и необыкновенно сурово. Теперь животное ничуть не выглядело усталым или несчастным.
С изумлением насчитав три хвоста у зверька, девочка ахнула. Ольфина абсолютно точно знала, у живущей на конюшне кошки, как, впрочем, у любой другой нормальной кошки всего два замечательных пушистых хвоста. Уверенно считая до десяти, вполне уяснив себе счет до ста, девочка не ошибалась. У зверька, выскочившего из папиной лаборатории, было три, целых три жалких тонких хвоста.
Собираясь раскрыть тайну чужой кошки, Ольфина спустилась с импровизированной лестницы, наклонилась к животному. Серый зверек заворчал громче, выгнув дугой спину, зашипел, прыгнул на газон, со всех лап понесся по соснам, моментально растворившись среди устремившихся в небо стволов пирамидальных роз.
- Вы несносная неблагодарная негодница! - забыв о конспирации, воскликнула обиженная девочка.
- Вы несносная неблагодарная негодница, - донеслось из глубины пристройки.
- Кто там есть? - нерешительно спросила она, возвращаясь к окошку пристройки.
- Кто там есть, - послышалось изнутри.
Прошла минута, затем другая, третья. Ничего не происходило. В папиной лаборатории было абсолютно тихо. Тихо и темно. Темно и тихо. Приятное домашнее тепло и не слишком вкусные ароматы дыма, газа, разогретого машинного масла волной текли из пристройки.
Если в папиной лаборатории сейчас работали слуги, непонятно, почему они не выпустили несчастную кошку, в конце концов, почему не зажгли свет. Люди в темноте не работают. Ольфина вспомнила сказку об одиноком грустном эхе, живущем высоко в горах. К сожалению, нянюшка тогда не дочитала историю до конца, и девочка понятия не имела, может ли эхо видеть в темноте. Люди, тем более прислуга, не видят ночью, это известно абсолютно точно.
Перегнувшись через подоконник, Ольфина повернула голову направо, затем налево. Это была довольно узкая проходная комнатушка, шириной во всю пристройку. На сером каменном полу чернела плохо затертая полоса просыпавшегося угля. Рядом с наружной дверью лежала горсть шлака, толстый кусок узловатой камышовой ветви, узкая, похожая на кинжал щепка травы. Похоже, папа не особенно настаивал на том, чтобы прислуга содержала помещение в чистоте.
- Вы же, наверное, эхо? Гостите в нашем поместье? - спросила девочка, дождавшись лишь точного повторения собственного вопроса скрипучим голосом.
- Вы же, наверное, эхо. Гостите в нашем поместье.
Преступление уже состоялось. Побег от нянюшки совершен, стекло разбито, окно запретного здания раскрыто. Только Ольфина ни в чем не чувствовала себя неправой. Не сбежав от нянюшки, она не оказалась бы у двери папиной лаборатории. Кошка оказалась чужой, треххвостой, вовсе не обессилевшей и несчастной, но оставить зверька за запертым окошком все равно было бы нехорошо, неправильно, совершенно не по-хозяйски и просто не по-человечески. Найдя прекрасное оправдание своему побегу и расколоченному стеклу, девочка не могла подыскать повода тому, чтобы ослушаться строгого наказа никогда, ни под каким соусом не входить в лабораторию.
Одинокое эхо!
Восхитительный предлог. В здании скучает эхо, а ведь папа сам говорил, гостя ни в коем случае нельзя оставлять скучать в одиночестве. Обыкновенно живущее высоко в горах эхо и без того, грустное и, что теперь самое существенное, одинокое. Сначала Ольфина выручила незнакомую кошку, а сейчас она проявит вежливость к папиному гостю. За такие справедливые вещи не стоит ждать сурового наказания в форме открученных навсегда ушей. Напротив, за правильные благородные поступки нужно награждать!
Не раздумывая дольше, Ольфина оттолкнулась ногами, быстро взобралась на подоконник. От резкого движения хлипкая лестница рассыпалась. Зонтик выпал из руки девочки, когда она спрыгивала на пол лаборатории. Потеряв единственное материальное оружие, Ольфина на некоторое время утратила смелость. Даже любопытство не слишком настойчиво давало о себе знать. Ей вдруг пришло в голову, что в темноте скрывается кошмарное чудовище, о котором часто рассказывала нянюшка. Кошмарное чудовище! Если бы до ушей Ольфины донеслись приближающиеся шаги, она заверещала так, что полопались оставшиеся в раме стекла.
Осторожные, кроткие шаги, услышанные девочкой, принадлежали лишь ей одной. Входная дверь была заперта на ключ, по крайне мере, изнутри никаких засовов не нашлось. Мама и папа очень, отчаянно далеко. Здесь нет слуг, готовых придти на помощь. Сейчас пригодился бы любой неотесанный конюх, Ольфина обрадовалась бы даже грубому сыну горничной. К несчастью, мальчишка ушел, выполнив работу, и противоположный берег пруда теперь опустел. Серая треххвостая кошка умчалась по своим звериным хищническим делам, хотя, в любом случае, от независимого гордого животного поддержки не дождешься. Неизвестно, что сейчас нужно делать. Кричать или бежать? Бежать или кричать? Криков никто не услышит, а пытаться прыгать на подоконник опасно, ведь тогда придется повернуться спиной к темноте. К темноте и кошмарному чудовищу.
Нет, поворачиваться спиной ни в коем случае нельзя. Самым безопасным оставался путь вперед, куда звало и незаметно вернувшееся любопытство.
Медленно ступая по плотно пригнанным каменным плитам пола, девочка коснулась беленой стены, придерживаясь за нее, добралась до широкого и глубокого проема, почти полностью перекрытого створкой сдвижной двери. На этом месте дорожка солнечного света заканчивалась. Дальше лежал неведомый континент мрака, принадлежащий кошмарному чудовищу. Именно он, неизвестный невидимый монстр, заставлял Ольфину сдерживать дыхание, чтобы не выдать себя неосторожным вдохом. Темнота сама по себе девочку, несомненно, не беспокоила, ведь она прекрасно знала, как разогнать ночь и не дать себя в обиду. Однако, прекрасно умея себя защитить, Ольфина внутренне трепетала перед кошмарным чудовищем. Против неведомого невидимого монстра сложенные в лодочку ладони бессильны.
Тяжелая на вид створка почти без усилия, плавно и бесшумно отъехала вбок. Запахи горячего масла, пара, газа, дыма сделались сильнее. Глаза девочки уже привыкли к темноте, различая красные отблески пламени по периметру печной заслонки. Над топкой до самого потолка поднимался круглый металлический бак, от которого в разные стороны тянулись разновеликие трубы. Сразу у входа стоял чудной железный стол с рычагами, кнопками, педалями и круглой штукой, похожей штурвал, которым главный начальник железнодорожной станции управляет стрелками путей.
Рядом с железным столом возвышался шкаф, открытые полки которого оказались заполнены миниатюрными предметами. Рассматривая крошечную мебель, игрушечные инструменты, филигранно выполненные приборчики, статуэтки и абсолютно непонятные штуки, девочка увидела стопки микроскопических книг. Любой из наиболее крупных экземпляров мог легко разместиться на ногте Ольфины! На потертых обложках проступали из-под пыли ряды букв, к страничкам, тонким как кожистые крылья бабочек, было страшно прикоснуться. Вряд ли, вряд ли эти крошечные книги написал папа.
Девочка не поняла, что произошло. Плита под ее ногами ненамного ушла вниз, послышался щелчок, далекий гул, свист. Вверху затрещала короткая молния, вспыхнул газовый рожок. Вжав голову в плечи, Ольфина как будто ожидала, что сейчас обрушится перекрытие.
Под сводчатым потолком появилось колеблющееся голубое пламя, постепенно озарилась вся люстра, состоящая из множества огней. Свет быстро смелел, отнимая у темноты новые подробности.
К полной радости девочки, кошмарного чудовища здесь не было!
Комната занимала, без малого, всю площадь пристройки. Убранство и обстановка не впечатляли ни гармоничностью сочетаний, ни продуманностью единого стиля. Обычнейшее помещение глубоко утилитарного назначения. Массивные колонны, выполненные в подражание древним архитекторам и свежие, веселых расцветок обои резко контрастировали с тяжелыми шкафами, столами, заваленными бумагами и химической посудой, грубоватыми механизмами, кое-как окрашенными трубами, тянущимися вдоль стен и даже по дугообразному потолку. В средней части помещения была установлена округлая металлическая конструкция, напоминающая весы с девятью чашками, подвешенными на цепях. Одна плошка лежала на постаменте, остальные висели в воздухе.
Ольфина не представляла себе, как вообще полагается выглядеть папиной лаборатории. Это помещение вполне отвечало фантазиям девочки хотя бы тем, что в нем находилось множество необыкновенных, таинственных, непонятных вещей. Например, давно не выходящее из моды газовое освещение провели в комнаты особняка еще задолго до рождения Ольфины, но она прекрасно знала, что светильники в доме не загораются так загадочно. За газовым освещением присматривает специальный слуга.
Сойдя с подвижной плиты, девочка шагнула обратно. Вновь послышался щелчок, знакомый отдаленный гул и свист, закончившийся молнией, сверкнувшей над уже горящим газовым рожком.
Необыкновенная игрушка пришлась по душе Ольфине, и девочка принялась скакать на плите, пока ей не надоело это занятие.
- Попрошу на день рождения такую же машинку для молний! - воскликнула Ольфина.
- Попрошу на день рождения такую же машинку для молний, - раздался скрипучий голос.
За всеми страхами и первыми удивительными находками, девочка совершенно забыла о таинственном одиноком эхе, гостящем где-то в папиной лаборатории. Кошмарное чудовище было надежно забыто, испуг давно прошел, впечатлений Ольфине хотелось еще, и как можно больше. Ведь теперь здесь стало светло, а кошмарное чудовище могло прятаться лишь в полной темноте. Смело, по-хозяйски вышагивая по пристройке, девочка заглядывала за каждый шкаф, иногда даже поднимала бумаги на столах, осматривала мрачные углы и самые дальние закоулки за многочисленными и разными механизмами. Одинокое горное эхо наверняка было чемпионом по пряткам.
Обойдя все помещение по периметру, Ольфина вернулась к входу, еще раз вдавив подвижную плиту в пол, насупилась. Проигрывать она ужасно не любила. Девочка хотела позвать хитроватое эхо, но не знала, как будет правильней, вежливей сказать, при этом не признавая своего поражения. Отлично помня, что к незнакомым, не относящемся к прислуге взрослым людям обязательно нужно обращаться с исключительной вежливостью, Ольфина никак не могла решить, относится ли одинокое эхо к взрослым и, главное, людям.
- Холодно или горячо? - наконец спросила девочка, лукаво улыбаясь.
- Холодно или горячо.
Звук доносился из центра кабинета. Расчет Ольфина оправдался самым великолепным образом. Девочка обманула одинокое эхо, вынудив его заговорить!
Высокая металлическая конструкция, очень похожая на увеличенные в каких-то неясных целях аптекарские весы, стояла на постаменте из больших валунов, скрепленных цементом. С боков механизма торчали рычаги, выкрашенные во всевозможные цвета, виднелись стальные квадратные педали. Примерно на высоте взрослого человека машину опоясывал узкий круг с девятью полушариями, на вершинах которых торчали смешные рупоры, напоминающие утиные клювы. Между громадными анкерными болтами поблескивала полировкой овальная чашка с пятью пухлыми мешочками из зеленой ткани и тремя гирьками. В общем и целом, механизм был одним из десятков, если не сотен различных машин, установленных в кабинете, выделяясь на общем фоне только своими внушительными размерами.
- Горячо! Отчаянно обожглась! - воскликнула девочка, старательно делая вид, что полностью рассекретила эхо и теперь интересуется лишь содержимым мешочков.
- Горячо. Отчаянно обожглась.
Голос раздавался из утиного клюва, теперь в этом уже не оставалось сомнений. Каждый звук, слог сопровождался слабенькой молнией, освещающей ближайшее к Ольфине полушарие. В глубине рупоров, в такт произносимым словам вспыхивали слабые огни. Разговаривало совсем не эхо, а механизм. Необычный, удивительный, но всего только механизм! Вопросы церемоний моментально отпали. С любыми машинами, совершенно точно, можно общаться запросто, будто с прислугой.
Стоило девочке снять мешочек, как цепи дрогнули. Круг провернулся, завертелся, останавливаясь с неохотным сухим шестереночным шелестом. Между балками на секунду показался треугольный маятник, и сейчас же спрятался пугливой мышкой. К постаменту послушно подплыла следующая чашка.
В мешочке, перехваченном лентой, был насыпан самый обыкновенный речной песок. Не раздумывая, Ольфина взяла две гирьки из трех, взамен подложив развязанный мешочек. Все повторилось с идеальной точностью. Вновь появился маятник - мышка, вновь зашелестели шестеренки, вновь засверкали огни и молнии, вновь двинулся круг, остановившись в момент, когда в нижнем положении замерла новая чашка.
Девочку начала захватывать эта поразительно странная, но живая и необычная игра с абсолютно неизвестными правилами.
- Замечательно! - восхищенно сказала она, ставя на чашку обе гирьки из тех, что забрала раньше. - Как жаль, папа не показывал мне машину раньше! Повторяйте, повторяйте, смешная машинка!
После короткой паузы в трубах зашипело, облачко пара поднялось из недр аппарата.
- Как жаль, папа мне замечательную машину раньше не показывал, - заскрипел механизм.
Круг провернулся, подставляя другое полушарие. Сверкнула особенно яркая вспышка, и устройство неожиданно для Ольфины продолжило:
- Как жаль, собственные расчеты мы не проверили. Поиски экспедиции, поиски следов, нашими товарищами в диком ущелье оставленных, на долгие годы затянулись. Ошибка за ошибкой следовала, а мы исступленно движение к цели продолжали. Злой рок над нами довлел, неумолимо к беде приближая. Мы могли бы управляющую систему лучевых корпускулярных уловителей изменить, первый робкий шаг к открытию века не сумев сделать.
Раздался тяжелый вздох. Густые клубы пара окутали замолчавший механизм.
Игра становилась все веселее и веселее!
Машина, разумеется, не могла создавать и осмысленно выстраивать предложения, для этого ей необходимо стать умнее человека. Все дело в настройках удивительного аппарата. Вначале просто повторяя фразы Ольфины, механизм начал вспоминать когда-то произнесенное папой в лаборатории. Несколько случайных слов девочки вызвали из поразительно сложной электрической памяти устройства целый ворох предложений. Пожалуй, если научиться правильно управлять машиной, устройство сумеет рассказать целую историю, возможно, даже прочитает наизусть папины книги, нисколько не перевирая строки на диковинный машинный лад.
Ольфина не глядя ставила гирьки, не считая, сбрасывала мешочки, пытаясь угадать, какое из быстро меняющихся полушарий замрет против нее следующим. Аппарат говорил, говорил, говорил не умолкая. Ни разу не изменив тембра, устройство лишь резко уменьшало и увеличивало громкость голоса, нисколько и никогда не заботясь о выражении. Речь механизма то выправлялась, то вновь сбивалась на тяжеловесный машинный лад, то пестрела кособокими научными терминами, то становилась изумительным образчиком игривой великосветской беседы.
Иногда машина начинала чтение произведения с самого начала, произнося имя автора. Оказывается, повинуясь командам девочки, аппарат читал главы из разных книг, как написанных папой Ольфины, так и других писателей. Память устройства поражала объемом. Электрические недра удивительного механизма содержали десятки, если не сотни произведений. Девочку, крайне удивленную тем, что металлическая машина в принципе умеет говорить, главным образом заинтересовала сложная система механических взаимодействий и выбора. Это была настоящая лотерея, а розыгрыш происходил прямо перед глазами Ольфины!
Голос устройства все реже становился громче, неторопливо, постепенно затихая. Электрические разряды заметно ослабели, овальные чашки вздрагивали и ненадолго останавливались, прежде чем поменяться местами, пар шипел намного яростнее, исключительно все абзацы читаемых книг сплошняком перевирались на машинный лад. Похоже, механизм стал сдавать, уставая будто обыкновенный человек. Однако девочка решила, что слишком долго молчала, заинтригованная игрой с мешочками и гирьками.
- Однажды ночью! В окошке птичка! - отрывисто выкрикнула она, нажимая на педаль и бессмысленно передвигая рычаги.
- Однажды ночью я, будто от толчка проснулся. В окне вечно спящей птицей Луна замерла. С изумлением, граничащим с сумасшествием, я на сияющем диске ночной странницы пульсирующую алую точку увидел. Страшный удар, удар из жестокого космоса последовал, странницу напополам раскалывая. В тот миг гром, ужаснее залпа тысячи тысяч орудий грянул. Ученые от планеты нашей кавардак обломков уводили. Магнитный резонанс, созданный контуром могучего пульсатора, пространственную связь между планетами разорвал. Природное, долгими геологическими эпохами создавшееся равновесие, хаос сменил...
Механизм продолжал говорить, но размеренный скрипучий голос решительно заглушил протяжный, жуткий свист пара, вырывающегося из клапанов.
Страшная истерическая симфония раненой машины не произвела на Ольфину ни малейшего впечатления. Бросив на чашку все имеющиеся в ее распоряжении мешочки, девочка забрала три гирьки, дернула за зеленый рычаг, передвинула оранжевый... затем черный... снова зеленый... взялась за синий... опять черный... нажала на подвернувшуюся стальную педаль. Сейчас Ольфина представляла себя машинистом самой умной в мире, послушной и даже говорящей двигательной установки футуристического парохода, сожалея о том, что у нее при себе нет форменной фуражки с золотым околышем и сверкающим красным лаком козырьком.
- Продолжаем игру! - воскликнула девочка, взмахивая рукой так, как это делал главный начальник речной пристани, отправляя в плавание обыкновенный современный парусник. Где-то сбоку тренькнул колокольчик, приводя Ольфину в совершеннейший восторг. - Капитан! Машина, полный ход!
- Машина ученых полный ход развила. Неведомую мне игру продолжая, стрелка прибора, интенсивность эфирного потока показывающего, в красную зону бросилась. Луна погибла, Земля, планета наша любимая, на грани меж жизнь и смертью в тот час находилась. Основная гальваническая батарея... расплавилась, плазменные элементы питания взрывались, осколками корпус буравя. Вспышки мертвенного света лабораторию оза... озаряли. Разряды атмосферного электричества меня обняли, мгновенно из башни замка вытянули, со скоростью беговой лошади над аллеями пронесли, в небо вознося и дальше, дальше, в космос увлекая... Взлетев над... горизонтом, я с темнотой распрощался, ночь в дар родине оставляя. Первым мне довелось космос узнать. Наука современности грубо лжет, расчеты о межпланетной пустоте широкой публике... пре... предоставляя. Необычайно жаркие солнечные лучи мое лицо опаляли, но, странно, эфир, воздух открытого космического пространства нестерпимо холодным, хотя и как мед густым оказался... Мертвая Луна крошилась, пыль в лицо мое бросая. Метеоры... ежесекундно мне смертью грозили, словно ядра пушечные, мимо... мимо... мимо проносясь. На полном ходу к груде обломков приближаясь, я то увидел, что от земных наблюдателей надежно сокрыто... В отрогах колоссальных... гор величественные здания... городов возвышались, парки... зеленели, удивительные... тран... транспортные... средства... лунные... лунные реки... борозди... боро... бо...
Каждая пауза, сделанная машиной, сопровождалась отчаянным звоном колокольчика и исступленным шипением. Теперь, когда механизм замолчал, пар перестал выходить из клапанов. Движение маятника и чашек прекратилось. В наполненной механическими шумами пристройке стало тихо.
Возможно, все это было нормальным для машины, рассказывающей истории, но молчание и неподвижность замечательного устройства показались Ольфине очень подозрительными. Девочка попятилась.
Бак на входе в лабораторию подпрыгнул, из топки вырвался язык пламени, оставляя на стене черный след. Дрогнула крыша пристройки. Чудной железный стол распался на части, теряя рычаги. В трубах заклокотало. Звонок в последний раз тренькнул и сейчас же задрожало здание, застонал металл. Тяжелая конструкция опасно накренилась, выгибая несущие балки. Со страшным звоном лопнул анкерный болт, другой, третий. Внутри, в глубине аппарата разорвалась труба. Выламывая валуны из пьедестала, перегретый пар вырвался наружу. По полу побежали ручьи дьявольски горячей воды. Маятник слетел с оси, отскочил к стене, ломая дверцы шкафа. Оторвавшись, стальная балка ударила по своду потолка, упала вниз, в клочья расшибая плиты. Чашки, будто испуганные кролики бросились в разные стороны, раскатились в углы помещения. По разбитым камням и рваному железу неистово барабанили звенья цепей. Голубые огни люстры неуверенно замигали, некоторые погасли, остальные стали коптить, горя в половину прежней силы.
Все это заняло считанные секунды. Катастрофа произошла настолько стремительно, что девочка успела лишь ахнуть, сжаться. К великому счастью для Ольфины, ее не затронули перегретый пар, разорванный металл, обломки камней. Единственную пику арматуры, нацелившуюся ударить прямо в колено девочки, Ольфина отбила, каким-то чудом успев выставить вперед согнутые лодочкой ладони. Перестаравшись с защитой, девочка слишком сильно толкнула арматуру, в клочья, в пыль разбив пикой несколько падающих неподалеку кирпичей.
Скелет погибшей машины грохнулся немного в стороне, едва не пробив насквозь наружную стену. Грохот стих. Испуганная, ошеломленная Ольфина стояла на крошечном пятачке уцелевших плит, среди нагромождения железа, среди бед, разрушений и дел, которые натворила. Не опуская руки в защитном жесте, девочка закрыла, открыла, снова закрыла и открыла глаза. Зрелище было ужаснее самого страшного ужаса. Пыль деловито засыпала картину, полную разрушений и безумных кошмаров.
Одинокое грустное эхо Ольфина не нашла и, заигравшись с необыкновенным механизмом, даже забыла думать о папином госте в лаборатории. А ведь никакого эха не было и в помине. Безнадежно уничтожив удивительную, наверное, даже уникальную говорящую машину и неизвестно сколько феноменальных машин в придачу, Ольфина умудрилась серьезно повредить даже само здание. Большое кирпичное здание! Вот в чем ужас ситуации. Вряд ли папа теперь останется доволен тем, что его замечательная добросердечная дочь спасла незнакомую треххвостую кошку из запертой лаборатории.
Нет, очень не зря папа строго-настрого запрещал Ольфине входить в пристройку под ужасающей угрозой навсегда открутить ей уши. Девочка по-прежнему уверенно сомневалась насчет ушей, но, вспоминая красивую куклу с огромными розовыми бантами, которую просила на день рождения в этом месяце, мысленно распрощалась с игрушкой. Действительно, строгим обещанием навсегда открутить уши здесь не отделаешься. По всей вероятности, придется забыть и о мороженном, и о прогулках с мамой по ателье, косметическим салонам, магазинам готового платья. Новая шляпка, зонтик, сумочка, сапожки, шубка, собственная лошадка? Увы, о них не стоит даже мечтать. У Ольфины возникло такое чувство, что гостинцев родителей ей теперь не увидеть до самой старости, когда подарки уже не нужны в принципе.
Девочка заплакала, кулачками размазывая слезы по щекам. Не кукла, не мороженное, не сапожки, даже не саночки, обещанные папой к зиме, которая настанет уже буквально через пару сотен дней, окончательно расстроили Ольфину. Боясь прячущихся в темноте монстров, она сама сейчас стала непослушным, злым, натуральным кошмарным чудовищем. По-настоящему кошмарным чудовищем. Иначе никак нельзя назвать взрослого восьмимесячного человека, нарушающего запреты, разрушающего во время игры удивительные высокосложные машины и целые здания.
Глаза Ольфины широко открылись. Последние слезинки заторопились к подбородку.
Когда говорящий механизм упал, несколько анкерных болтов уцелели. Выломав по пути кусок фундамента, тяжелая металлическая конструкция пробила камни пола. Под толстой погнувшейся балкой обнаружились ступеньки лестницы, уходящей вниз.
Здесь, прежде прикрытый одной из многочисленных плит, находился секретный подземный ход! Слезы детской горести, не в силах бороться со всепоглощающим любопытством, растаяли.
Осторожно пробравшись под ненадежно висящую балку, девочка спрыгнула на неудобные узенькие ступеньки. Стальная конструкция подозрительно дрожала, как будто собираясь лопнуть по швам. Машины, в папиной лаборатории повсюду были машины. Даже движущейся плитой потайного люка заведовал причудливый шестереночный механизм, управляющийся с рычага или кнопки, находящейся где-то в известном папе месте. Ольфина нашла свой, иной, изумительно эффективный способ для отпирания люка секретного хода, обрушив на него говорящую машину.
Круто поворачивая влево, лестница уже через несколько шагов скрыла тускло освещенный проем над головой девочки. На следующем повороте ступеньки полностью очистились от обломков кирпичей, камней, кусков рваного изогнутого железа. Здесь девочка, которой побыстрее хотелось раскрыть тайну секретного хода, остановилась. Вниз, в полную темноту, убегала винтовая лестница, каждым поворотом, каждой ступенькой опускаясь все глубже под землю.
Сведя пальцы левой руки вместе, Ольфина крепко сжала кулачек. Когда она раскрыла ладонь, над указательным пальцем, немного не доставая до ногтя, вспыхнула искра белого холодного света. Сначала слабый и колеблющийся, шарик быстро распух, разросся в стороны, осмелел настолько, что стал слепить глаза. Повертев палец влево и вправо, девочка добилась направленного луча света. Теперь висящий у ноготка шарик был прозрачным лишь с одной стороны, с других напоминая круглый кусок мрамора.
С таким ярким фонариком по неудобным ступенькам спустился бы и младенец. Конечно, роскошное газовое освещение в папиной лаборатории или особняке Ольфины намного моднее и вообще современней, но выбирать девочке сейчас не приходилось. В своем секретном подземном ходе папа не предусмотрел ровно никаких светильников. Собственно, здесь не было ничего, кроме кое-как побеленных кирпичных стен и узких, бегущих вниз ступенек.
Не слишком сложный механизм, Ольфина уже успела привыкнуть к всевозможным машинам, крест-накрест загораживал обитую железом дверь. Стоило девочке потянуть за изогнутый, выкрашенный в желтый цвет рычаг, как толстые металлические полосы бесшумно съехались вместе, по скрытым полозьям отодвигаясь в сторону.
Нажав на ручку, Ольфина разочарованно вскрикнула. Дверь оказалась заперта на внутренний замок!
Безрезультатно осветив пустую замочную скважину и могучие стальные петли, девочка уперлась плечом в железо. Дверь не подалась. Выставив вперед свободную руку, Ольфина открыла ладонь. С гулким стоном приняв удар, дверь не шелохнулась. Точно с таким успехом можно было ломиться сквозь кирпичную стену.
Ручка внутреннего замка свободно опускалась и поднималась, только дверь все равно не открывалась. Это был абсолютный тупик, конец веселого путешествия, сулившего гору восхитительных открытий и ворох несусветных приключений. Пора наверх, к унылым дням, к репрессиям, к справедливому, но очень и очень трагическому наказанию за свое непослушание. Пора готовить несчастные уши для возмездия.
Еще раз повторив безуспешную попытку справиться с дверью, Ольфина отступила.
Начав безрадостный подъем обратно к лаборатории, она все-таки развернулась, быстро сбежала вниз. Присев на колено, девочка приникла глазом к скважине, стараясь выхватить узким лучиком света из темноты... хоть что-нибудь. Окажись на месте Ольфины взрослый человек, он отправил бы световой шарик сквозь замочную скважину, рассматривая окрестности запретного места. К своему сожалению, девочка пока не научилась настолько хорошо управляться со светом. Приходилось довольствоваться малым.
Сразу у двери росла невероятно огромная, удивительно гигантская кривая ель, узловатыми ветвями упираясь в изгородь из ржавой проволоки и тонких стальных прутьев. Поодаль неясно виднелся силуэт, в котором Ольфине мерещилась то громоздкая машина, то монумент, то простое нагромождение камней. Перемещая горящий шарик вдоль замочной скважины, девочка добилась в ответ неярких отблесков. Точки, линии света на мгновение возникали в глубокой темноте, создавая впечатление крупного единого предмета, занимающего все пространство за елью, непонятным силуэтом и изгородью. Поворачивая под прямым углом, от двери в непроглядный мрак уходила тропинка, украшенная удивительным мозаичным рисунком. Абсолютно все, начиная от ели и заканчивая мозаикой, покрывал густой слой паутины.
Пауков, этих покрытых панцирем животных с ужасающими клешнями, Ольфина терпеть не могла. Если за дверью так много паутины, то и омерзительных пауков окажется немало! Это очевидно. Полностью потеряв интерес к пространству за загадочной дверью, девочка развернулась и решительно, не оглядываясь, двинулась наверх.
Ольфина шла к своему наказанию, и особо не торопилась. К тому же неудобные ступеньки вообще не располагали к комфортной быстрой ходьбе. Сколько поворотов сделала лестница, девочка не считала, но чувствовала, что пока не выучила этой цифры.
Внезапно, снизу донесся щелчок.
Остановившись, Ольфина прижалась спиной к стене. Световой шарик, выказывая испуг девочки, замигал и сильно уменьшился. Звук был резкий, неожиданный, металлический. Сразу вспомнив о крепком механизме, загораживающем обитую железом дверь, Ольфина впервые подумала о том, какие серьезнейшие меры безопасности предпринял папа. Она опять, опять совершила оплошность, забыв вернуть желтый рычаг в исходное положение. Теперь замок сломан, дверь не устояла. Не крадется ли снизу кошмарное чудовище? Не лезут ли по ступенькам мерзкие пауки с ужасающими клешнями?
Крадется! Лезут!
Дрожа от страха, Ольфина прислушалась. Внизу стало совершенно тихо. Зато наверху слышалась негромкая возня. Кто-то осторожно, стараясь не шуметь, спускался по потайной лестнице.
По мере того, как звуки становились громче, они все меньше напоминали девочке шум шагов. Шум человеческих шагов. Звук был постоянным, нарастающим, скрежещущим, шелестящим. Кто бы оттуда не спускался, теперь он перестал таиться. Сейчас шум сделался смелым и громким. Девочка задрожала сильнее, вообразив злого питона, чьи шипы задевают за стены, а костяные пластинки удерживают тяжелое тело на ступенях. Конечно, по подземному ходу спускалась громадная змея!
Миновало столетие.
Спустя одну долгую минуту в луче света показалась безобразная голова питона. Шипы скребли по стенам, чертили полосы на кирпичах, и красная пыль засыпала туловище гигантской кровожадной металлической змеи.
Подняв световой шарик, Ольфина открыла ладонь. Железо отозвалось болезненным стоном, кирпичи на стенах затрещали. Удары следовали часто, один за другим, но не останавливали питона, не заставили змеюку отказаться от своей цели.
Взвизгнув, Ольфина помчалась вниз, чудом удерживаясь на узких опасных ступеньках. Преследователь не отставал. За девочкой гнался не питон, а железная труба с отводом на конце, на которой ехал кусок решетки, несколько огрызков балок, гнутые конструкции, густо пересыпанные кирпичным крошевом. Мстительный механизм, разрушенный Ольфиной в папиной лаборатории, настигал свою обидчицу.
Девочке повезло, что обломки держались на трубе очень крепко, не соскальзывая, цеплялись за стены, постоянно замедляя ход чудища. Подпрыгивая на каждой ступеньке, отвод, действительно напоминающий безобразную голову крупной змеи, как будто примеривался перед последним решительным ударом в спину несчастной маленькой жертвы.
Оказавшись в тупике перед дверью, Ольфина не задумываясь поставила ногу на желтый рычаг. Подол платья зацепился за стальную полосу. Подпрыгнув, девочка разорвала удерживающую ее материю, подтянулась, перехватываясь руками, забралась чуть ли не под потолок подземного хода. Через секунду из-за поворота вывернула труба, со страшной силой грохнула в дверь. Болезненно хрустнуло дерево. Со свода винтовой лестницы посыпались кусочки растрескавшихся кирпичей. Обломки говорящей машины выкатились на тропинку, взметнув горы белой пыли, с жутким громом и звоном раскатились по площадке.
Кусок сломавшейся решетки прочно застрял в проеме, второй раскачивался, косо воткнувшись в полотно выбитой с мясом двери. Маленький световой шарик не мог справиться с темнотой и пылью, робко, как испуганный ночью мотылек жался к руке Ольфины.
Последним, немного погодя, по лестнице вприпрыжку скатился обломок полушария, сохранившего на себе погнутый рупор, напоминающий утиный клюв. На этом заключительном аккорде мелодия разрушения оборвалась. Удивительный механизм больше ничего не мог рассказать своей неблагодарной слушательнице.
Сидеть под потолком секретного хода было удобно, вполне даже безопасно, но до чрезвычайности глупо. Впрочем, деятельная девочка и не собиралась вить здесь гнездо. Спрыгнув на ступеньки, Ольфина ухватилась за воротник платья, потрясла порванную материю, подпрыгнула, хлопая руками по бокам. Со стороны могло показаться, что девочка отплясывает замысловатый дикарский танец, вероятно обрадовавшись новому этапу непослушания, новым сделанным разрушениям. В действительности, Ольфина просто-напросто пыталась избавиться от кусочков кирпича и штукатурки, попавших за шиворот.
Шорох, едва слышный звук, заставил ее замереть, с тревогой глядя вверх. Не дожидаясь, пока окончательно уляжется пыль, девочка шагнула через порог, торопливо подныривая под прутья решетки. Она не оглядывалась, опасаясь новых кусков металла. Высунуть нос за поворот лестницы просто не хотелось. Ведь там, за ближайшим изгибом подземного хода мог прятаться кто угодно, даже взаправдашний питон.
Стальная труба очень сильно саданула по двери, отбросив ее на несколько шагов, протащила за собой, перевернула. Полотно треснуло, железо разорвалось, будто бумага, крепкие шарниры вывернуло из косяка. Зато замок нисколько не пострадал, по-прежнему прячась в теле двери. Ольфина сразу поняла, почему механический сторож уцелел. С наружной стороны скважины торчал погнутый ключ! Первый щелчок, услышанный ей в подземном переходе, был звуком открываемого замка... Хотя, девочка и прежде это знала, знала в точности, боясь самой себе признаться в этом страшном открытии.
Лишь покинув облако медленно оседающей пыли, Ольфина остановилась. Впереди поджидала опасность и неизвестность. Впереди ее подстерегал тот или те, кто открыл замок секретной двери. Впрочем, возвращаться на винтовую лестницу, по которой могли скатиться вниз другие обломки уничтоженного механизма, сейчас казалось намного опаснее самого опасного кошмарного чудовища, живущего в темноте.
Сильно разведя пальцы, девочка резко сжала их в крепкий кулачок. Увеличившись в размерах, световой шарик заметно прибавил яркости.
Секретный ход, начинающийся под движущейся плитой в полу папиной лаборатории, заканчивался в стене до непривычности крохотного здания, сложенного из удивительно миниатюрных кирпичиков, намного меньше самых детских, самых игрушечных, самых мелких кубиков. Как крошечные кирпичи держали в общем-то солидный вес сооружения, оставалось технической загадкой. Ольфина насчитала пять этажей домика, пять не вполне ровных рядов из черных провалов окон. Лишь в некоторых маленьких проемах уцелели обломки рам, сохранившие куски стекол. Точно такое же пятиэтажное строение располагалось на другой стороне узкой площади. Впрочем, возможно, это была зажатая между зданиями дорога, оба конца которой прятались во мраке.
Кривая ель и изгородь оказались всего лишь беспорядочными грудами мусора, обломков ржавой арматуры, остатков крыш, стропил, лестниц с крошечными ступеньками и перекрытий, очевидно, извлеченных папиными рабочими из обоих зданий. Таинственно поблескивали в темноте тривиальные кусочки разбитых стекол в оставшихся рамах. Тропинку протоптали сапоги папиных рабочих, трудолюбиво раскапывающих подземелье. Мозаичный рисунок, пауки и густой слой паутины существовали исключительно в воображении Ольфины. Здесь повсюду лежали слои, кучи, горы пыли, но паутины не нашлось бы ни единой ниточки. Девочке привиделось все. Только памятник, разглядывая запретный мир сквозь узкую замочную скважину, Ольфина узнала, вернее угадала совершенно точно.
Сделав световой шарик прозрачным только с одной стороны, девочка провела лучом по поверхности плоского камня, напоминающего вертикально поставленное лезвие сабли. Почти сравниваясь ростом с мощными металлическими подпорками, поддерживающими стальной потолок подземелья, памятник опирался на диковинный пятиконечный знак. Когда-то монумент украшали надписи и орнаменты, теперь от них остались разрозненные линии и черточки.
Сразу за памятником земля обрывалась. Подходя ближе, Ольфина с удивлением услышала плеск воды, затем увидев настоящую реку, текущую из тьмы и уходящую во мрак. Луч света, сколько девочка не старалась усилить яркость светового шарика, никак не достигал противоположного берега подземной реки. Довольно быстрый поток черной воды выглядел безнадежно мрачно, гнал прочь от своей тайны.
Здесь, в подземелье, было гораздо холоднее, чем в папиной лаборатории. Сделав несколько незамысловатых пассов руками и подкрепив их движениями пальцев, Ольфина согрелась. Чувствовать себя комфортнее девочка не стала. Хотя страх надежно спрятался, в очередной раз побежденный любопытством, нарастало гнетущее ощущение приближения чего-то неприятного и до крайности нехорошего.
Проем секретного хода занимал добрую четверть ширины здания, по высоте значительно превосходя дом. Сама Ольфина, обыкновенная восьмимесячная девочка, довольно легко смогла бы перепрыгнуть пятиэтажное строение, а взрослому человеку дом вообще не показался бы сколько-нибудь заметным препятствием. Черенки лопат, оставленных рабочими у здания, смело достигали до последних этажей, а тачки вполне могли сравняться по величине с целым таким домом. Оба здания конечно же построили не люди, и не для людей. Ольфина не сомневалась, что книги, инструменты и многие другие миниатюрные вещи, теперь лежащие в шкафу папиной лаборатории, найдены рабочими в этих необычных развалинах, прежде принадлежащих неизвестному ей народу добрейших сказочных гномов. Действительно, у окон некоторых строений часто попались обломки мебели, части каких-то механических устройств, куски, оставшиеся от милых домашних украшений и осколки разбитой посуды. Размерами удивительные вещи не подходили даже для кукол Ольфины.
Пройдя до конца уже знакомого здания, девочка обнаружила следующий дом. За ним стоял третий, четвертый, пятый. На другой стороне улицы тянулся ряд точно таких строений, отличающихся друг от друга разве только степенью повреждений. Подземелье скрывало целый город!
Многие месяцы, наверное, даже годы ушли на раскопки. Рабочие славно потрудились, раскапывая хлипкие здания, очищая их внешние стены, буквально по крупице вытаскивая из миниатюрных строений грунт, сооружая крепкий потолок над всем этим диковинным, забытым людьми царством.
На середине пространства, четкой прямой линией разделяющего два ряда зданий, из-под пыли и мусора выглядывали ровные прямоугольные полоски земли, отделенные друг от друга явственными кругами. Ольфине не пришлось долго морщить лоб над разгадкой очередной загадки. Перед ней, несомненно, были клумбы, самые простые малюсенькие клумбочки для крошечных декоративных растений вроде сосен и кедров, радующих взгляд обитателей поместья наверху. Однако, если кирпичные здания можно построить где угодно, даже в самом глубоком и темном подземелье, кедрам и соснам жизненно необходим нормальный солнечный свет.
Когда-то нянюшка читала Ольфине историю о непослушном дурковатом парнишке, который, погнавшись за банальной черной курицей, свалился в подвал, заставленный банками с вареньем и консервированными овощами. К великой радости маленькой слушательницы трагедии не произошло. Непоседливый неумный герой вовсе не расшибся, упав не на землю, а в громадный стог сена, наметанный карликами подземного королевства. Каким образом в подвале для зимних припасов оказалось чужое свежескошенное поле с ватагой добросердечных карликов и даже собственным солнцем в придачу, ни автор истории, ни нянюшка, ни родители объяснить любознательной девочке не сумели. Сейчас, спустившись из папиной лаборатории прямиком в загадочный город гномов, она бы вообще не задалась подобным нелепым вопросом.
В жизни, оказывается, случается всякое. В подвале для зимних припасов пряталось чудное сказочное королевство. Под родным поместьем Ольфины нашелся целый город, самый необычайный обыкновенный город гномов, в отличии от королевства карликов некогда располагавшийся на поверхности. Королевство карликов под землей. Город гномов под настоящим солнцем. Несмотря на эту глубочайшую разницу, книжные приключения непослушного парнишки в удивительной стране начали настолько сильно напоминать Ольфине собственные похождения, что она нисколько не испугалась бы, встретив за углом следующего строения взаправдашнего гнома.
За углом следующего строения сидела крупная, очень упитанная кошка.
От неожиданности девочка остановилась. Практически полностью убедив себя в предстоящей встрече с доброжелательными, приятными в общении гномами, она оказалась не готова к мгновенному исчезновению милой иллюзии.
Хитро сощурив зеленые глаза, кошка покосилась на световой шарик, встала на четыре лапы, поигрывая парой роскошных пушистых хвостов. Сильное тело изогнулось, лапы вытянулись, мягкие подушечки выпустили когти. Лениво потягиваясь, кошка показала ловкость и силу своего гибкого тела, не забыв о красивых коричневых полосках на белой шерсти. Представлению не доставало лишь широкой самодовольной улыбки артистки напоследок. Упитанная кошка осталась абсолютно серьезна.
Обычно, не зная имен незнакомых кошек, она звала этих достойнейших существ зверьками. Назвать зверьком эту великолепную полосатую красавицу попросту не поворачивался язык. Ростом чуть ли не под третий этаж разрушенного дома, кошка с трудом смогла бы просунуть в оконный проем могучую лапу. Нет, эта красотка была вовсе не зверьком, а натуральным зверем, хищным бесстрашным зверем. Мудрым, лукавым зверем. У девочки создалось впечатление, что кошка давно караулила ее тут, время от времени незаметно выглядывая из-за угла. В неординарной задачке спрашивалось, караулила зачем?
Услышав шорох за спиной, Ольфина обернулась. Из темноты показались сразу три очень тощие треххвостые кошки, идущие плотно бок к боку. Вид у них был неряшливый, потрепанный, жалкий и угрожающий в одно и тоже время. Свалянная грязная шерсть висела, как прабабушкина шуба на вешалке, бесцветные жестокие глаза щурились от яркого света, хвосты напоминали веревки, но лапы твердо стояли на обломках кирпичей.
- Здравствуйте, - вновь, с еще большей растерянностью в голосе заговорила девочка. Обстановка не давала ей собраться с мыслями. - Какие вы хорошие зверьки... Может, вы даже ядовитые?
Действительно, невиданные Ольфиной прежде треххвостые кошки могли обладать любым набором возможностей и свойств. Ядовитые клыки при таком раскладе не казались безумной фантастикой.
Волоча хвосты по пыли, звери медленно, уверенно подходили. Благоразумно отступив, Ольфина прижалась спиной к растрескавшейся кирпичной стене. Девочка была в несколько раз выше самого крупного из хищников, абсолютно не имея храбрости и желания драться. До сих пор Ольфине казалось, что любые разногласия бесследно исчезнут в хорошей доброй беседе. Только с кошмарным чудовищем нельзя было объясняться в принципе. Теперь к прожорливому кошмарному чудовищу добавились еще и тощие треххвостые кошки. Каким тоном полагается говорить с теми, кто собирается тобой отобедать, какие слова следует употреблять, как корректнее всего обратиться?
Неожиданно для девочки приближающиеся кошки разом оскалили зубы, прижали уши и грозно зарычали, выгибая спины дугой. Ольфина испуганно взвизгнула. Резкий звук заставил нападающих на мгновение присесть. Высоко подняв световой шарик, девочка выставила вперед свободную руку, согнула пальцы. Ближайшая кошка замерла. Не в силах переставить лапы, противное животное открыло пасть и зашипело, зарычало, показывая острые клыки. От сильного удара кошка отлетела в сторону, но сейчас же вскочила и кинулась обратно. На других зверей жалкая попытка Ольфины защититься попросту не произвела ни малейшего впечатления.
Оттолкнувшись ногой от стены, девочка бросилась бежать. Позади загрохотало. Фасад миниатюрного дома, не выдержав сотрясения, обрушился, увлекая за собой уцелевшие в битве со временем внутренние перегородки. Подхватив с кучи мусора свой кружевной зонтик, Ольфина угрожающе и довольно воинственно взмахнула им, будто рыцарь мечом.
Путь к папиной лаборатории загораживали пять треххвостых кошек. Световой шарик лишь на секунду выхватил из темноты изогнутые худые силуэты, как Ольфина круто развернулась, помчавшись обратно. Вероятно, стая хищников не ожидала столь резких поворотов и стремительного бегства жертвы. Группа из трех кошек, напуганная грохотом развалившегося дома, не успела преградить уже возвращающейся девочке дорогу. Ольфина с громким топотом пронеслась мимо них, направляясь в узкий переулок, зажатый между скелетами пятиэтажных строений.
Высокая тень зашевелилась впереди, вырастая и раскачиваясь. Казалось, от визга девочки рухнут остатки строений. Вновь отступив, Ольфина закричала, помчалась вдоль домов. Самый отчаянный из хищников кинулся на нее с уступа, выпуская в полете кривые желтые когти. Девочка увернулась, продолжая бежать и кричать, кричать и бежать. Бежать и кричать, кричать и бежать, ничего другого в мыслях не было. Раскрыв на ходу зонтик, Ольфина ткнула кружевным абажуром тощую кошку, удивив до такой степени, что та остановилась как вкопанная. Зато другая, ничуть не растерявшись, полоснула когтями, отрывая от зонтика кусок ткани.
Ураганом налетев на стаю хищников, полосатая красотка зашипела, крепким ударом лапы свалила сразу двоих, заставляя оставшихся на лапах отступить и поразмыслить над происходящим. Грязная взлохмаченная зверюга сделала попытку сбить саму Ольфину с ног, но из большой дыры в фасаде здания вдруг появилась человеческая ладонь. Ухватив коварного хищника за загривок, рука легко отшвырнула тощего хищника во мрак. Двое ретивых преследователей предпочли прекратить охоту, оценивая новейший расклад сил.
Погоня захлебнулась. Кошки перестали нападать на девочку, правда она этого не замечала. Беспорядочное бегство быстро завело Ольфину в тупик. Раскопки города гномов прекратились, когда рабочие наполовину обнажили из почвы приземистое здание с сильно исковерканными колоннами, когда-то ограждающими очень невысокий вход в постройку. У остатков миниатюрной лестницы рос мраморный цветок, охваченный каменным кругом. Сбоку виднелась неширокая арка, лезть в которую показалось насмерть перепуганной девочке колоссальной глупостью. С обратной стороны здания с колоннами путь преграждала глубокая траншея, начинающаяся в темноте и уходящая во мрак. Кажется, иного пути для отступления с поля сражения просто-напросто не было!
Вполне осмысленным, полностью непонимающим взглядом окинув разодранный хищниками зонтик, потерянный еще на входе в папину лабораторию, девочка отбросила абажур в сторону, закричав еще сильнее, чем прежде. Зонтики, даже самые замечательные и кружевные, ходить не умеют! Ног у зонтика не было никогда, и теперь ноги тоже не выросли.
Темноту разорвал яркий световой шар, летящий в воздухе. В подземелье как будто потолок взорвался, впуская в древний город солнечные лучи. Побежденный мрак еще пытался спрятаться в развалинах, хоронился в расщелинах, таился под разбитыми плитами, однако следующий световой шар не оставил тьме ни малейшего шанса, уничтожил саму надежду на реванш. Треххвостые хищники со всех лап кинулись наутек.
Наподдав последней из замешкавшихся на поле боя кошек, пушистая красавица с беспечным видом принялась вылизывать свой бок. Из обломков здания неуклюже выбрался рослый конопатый мальчишка в простой рабочей одежде.
- Осторожнее, малявка! - дурашливо завопил он, на ходу машинально приглаживая непокорный рыжий вихор. - Ядовитые кошки! Здесь прячутся ядовитые дикие кошки!
Ольфина опять закричала, теперь уже от восторга. Сразу узнав Шалопая, она нисколько не сомневалась, что спасена. Такое нежданное, пришедшее очень вовремя избавление совершенно отняло у нее силы, и девочка села, вернее, едва не рухнула к остаткам мраморного цветка.
Стряхивая с плеч пыль, мальчишка затоптался рядом.
- Вопишь как безголовая курица. Даже оглох от тебя, глупая малявка, - исключительно грубо, но вполне участливо сказал он.
- Мы не представлены. Не смейте со мной разговаривать, - сквозь слезы произнесла Ольфина. Измученно, облегченно вздохнув, девочка поднялась, обняла своего спасителя, уткнула заплаканное лицо в локоть мальчишки. - Знаете, как тут страшно.
Время шло. Рукав рубашки промок. Хотя слезы девочки перестали течь очень быстро, и сама она почти полностью успокоилась, гримаса на лице сына горничной становилась все искусственнее, все печальнее, все зловреднее. По понятным причинам Ольфина не торопилась вернуться домой, даже, если можно так выразиться, чрезвычайно сильно не торопилась. Однако Шалопаю до всего этого было мало дела.
Девочка отстранилась.
- Глядите! - воскликнула она, показывая на арку. Там, у оголенной рабочими кирпичной стены, стоял тощий хищник.
Мальчишка громко свистнул. У его ног, словно вырастая из-под земли, немедленно появилась пушистая красавица. Поигрывая парой великолепных хвостов, кошка подняла голову и, переступая передними лапами на месте, залаяла.
- Барсум! Барсум, гони их прочь! Всех дикарей гони отсюда, марсианин!
В несколько прыжков достигнув арки, пушистая красавица атаковала хищника. Сделав стремительную попытку впиться зубами в горло обидчика, тощий зверь во мгновение ока оказался в пыли и поспешил позорно отступить. Вероятно, в развалинах прятались и другие треххвостые кошки. По пути обнюхивая многочисленные следы, рыча и коротко взлаивая пушистая красавица забегала среди обломков, отыскивая дорогу в близлежащее здание.
- Так это ваша кошка? - строго спросила Ольфина. - Почему вы называете ее марсианином? Кошка привезена с планеты Марс?
Шалопай отрицательно покачал головой.
Напрягая пальцы, девочка сделала движение, словно стряхивала с руки капли воды. Световой шарик, слишком жалкий и неумелый, исчез. Все равно он был теперь бесполезен.
- Кошка не ваша? Разве кошка вас не слушается? - еще строже чем прежде, совершенно твердым хозяйским голосом спросила Ольфина.
Утвердительно кивнув, мальчишка гадко, исключительно мерзопакостно хихикнул.
- Кошка не ваша. Почему тогда она вас слушается? Вы меня совсем запутали! Отвечайте немедленно.
Шалопай показал на рот, с издевательским смешком напоминая о приказании.
- Хорошо, сейчас можете со мной говорить, - благодушно разрешила Ольфина. - Покуда, к великому счастью, мы не представлены, не забывайте обращаться ко мне как к маленькой хозяйке. Полагаю, так будет правильно.
- Барсум мой, маленькая хозяйка. Барсумом в книжках твоего отца, маленькая хозяйка, называется планета Марс. Только мой Барсум совсем не кошка, а самый настоящий кот.
- Какая же разница?
Противно засмеявшись, мальчишка хлопнул себя по бокам, отчего в воздухе повисла пыль.
- Сколько тебе исполнилось? - спросил он, не переставая смеяться.
- Восемь месяцев.
- Неужели восемь? Хохма! Выглядишь не больше чем на один. Послушай, ребенок, когда мне стукнуло всего три месяца, я уже знал, чем отличается кот от кошки.
- Чем же, любопытно?
- Кошки не умеют лаять!
- Подумаешь, какой, оказывается, рассудительный у нашей горничной сын, - скривила рот девочка. - Куда у нас подевалась маленькая хозяйка?
Поджав губы, Ольфина оглядела собеседника, смерила презрительным взглядом. Пушистая красавица теперь стала пушистым красавцем. Не слишком ли малая разница для незнакомого зверя? Глубоко внутри себя девочка понимала, что мальчишка старше ее месяцев на десять, а то и больше, имея право на некоторые вольности. Восемнадцать месяцев жизни, знаний, опыта, силы, против восьми. Нельзя и сравнивать. Но может ли, проживший на этом свете пять тысяч дней сын простой горничной так бесцеремонно обращаться с дочерью хозяев поместья? Выписываются ли пожилым сыновьям горничных, спасших милейшую дочь хозяев имения от когтей диких хищников индульгенции за обидные наглые слова и безобразные мерзкие ухмылки?
- Если бы не вы, я бы пропала, - холодно, без единой нотки благодарности в голосе процедила Ольфина.
- Такая наша работа! Вытаскиваем господских малышей из чанов с капустой, ищем пустоголовых младенцев по подвалам, подбираем куски взорванных глупыми малявками паровых машин. Такая работа!
- Немедленно принесите мне стакан малинового сиропа.
- Еще не хватало. Даже не подумаю! - фыркнул Шалопай.
- Пожалуй, нам в поместье пора менять прислугу.
- Напугала! Хохма. Ты еще пальчиком мне погрози! Младенец. Не соскучилась по погремушкам?
Девочка грозно нахмурилась.
- Не смейте со мной разговаривать... Не смейте со мной разговаривать, вы... вы... Зонтик вы мне специально подбросили?
- Удивилась?
- Очень удивилась, - согласилась Ольфина. - Правда не сразу.
- Отличная вышла хохма, ребенок! Малявка, поглядела бы ты, как размахивала дурацким зонтиком. Ядовитые кошки! Твоя хохма еще лучше!
- Думаете, если вы меня спасли, то и наказания за дерзости не получите?
- Думаю! Так и думаю, ребенок! Обиженную еще из себя строит! А если я стану обижаться?
- Как вы сюда попали?
- Силой волшебства! На самом деле, младенец, я могущественный чародей! Веришь мне, малявка?
- Естественно, верю. В подземелье есть вторая дверь, через которую входят и выходят рабочие?
- Конечно есть, глупая! Ворота в трех шагах отсюда! Видела бы ты, как металась по темноте! Диких кошек испугалась. Может, они ядовитые? Кошки-то ядовитые? Кошки?! Ядовитые?! Хохма! Парням на конюшне расскажу, все от смеха животы надорвут! Мелкий младенец! - снова захохотал мальчишка. - Слышала бы ты, как запричитала твоя нянька, когда нашла взорванную машину! Смехота! Цирк! Вот кому попадет сегодня, так это тебе, малявка! Не мне совсем! Тебе сегодня попадет!
- Ответьте, умник, - серьезно сказала Ольфина. - Это вы открыли дверь, по которой из города гномов можно подняться прямиком в папину лабораторию?
- Город гномов?! Гномов? Хорошая хохма, малявка! Подрастешь, станешь клоуном! Если ума хватит, а это вряд ли.
- Вы открыли железную дверь?
- Конечно я! Кто еще? Твои ядовитые кошки? Кошки?! Хохма! Сверху-то ход паровой машиной накрепко завалило, не пройти. Где злодейский ребенок может быть, если в лаборатории его нет? Внизу, ясно! Нянька наказала взять ключи, бежать вниз, спасать бедную малышку. Эх ты, малявка. Непослушный ребенок!
- Значит, вы все время прятались в темноте, наблюдая за мной?
- Самую малость, малявка.
- Вы прятались в темноте и наблюдали, как дикие кошки разрывают меня на части?
Кривая злорадная улыбка на веснушчатом лице Шалопая моментально исчезла. Все больше, все сильнее сознавая свое положение он, теперь уже по-настоящему, погрустнел, и световые шары под стальным потолком подземелья заметно потускнели. В подземелье как будто наступал вечер.
- Вас отправили спасти меня, а что сделали вы? - ледяным тоном припечатала Ольфина.
- Мы с марсианином... маленькая хозяйка... следим за порядком в поместье, - нетвердо заговорил мальчишка, делая очередную безуспешную попытку справиться с рыжим вихром. - Когда прикажут, в старый город... тоже спускаемся... Маленькая хозяйка. Дня не проходит без драки с дикими кошками. Лезут откуда-то. Твой... ваш папа в книжках пишет, старый город... огромный, ходов в нем много. Старый город можно годами раскапывать, и не раскопаешь до конца.
Девочка согласно кивнула:
- Догадываюсь. Там даже река. Представляете, целая подземная река течет практически под нашим прудом. Фантастика.
- Правда, там река, маляв... маленькая хозяйка. Реку обнаружили давно, когда твой... ваш отец, маленькая хозяйка, только начинал возводить особняк на своих землях. Рабочие говорят, прежде подземная река текла так, как текут нормальные реки, а сам старый город населяли обычные, самые обыкновенные люди.
- Очередная хохма, глупая малявка? - обиженно проговорила Ольфина. - Рабочие над вами подшутили. Подшутили, малявка. Хохма, мелкий младенец? Город в давние времена построили гномы. Согласитесь, не ядовитые кошки ведь его построили?
Заулыбавшись, Шалопай постарался скрыть очередной прилив зловредной веселости. Получилось у него на редкость плохо.
- Зря не веришь. Вот в том доме, - сказал мальчишка, грязным пальцем показывая на ближайшие руины. - Буквально в том доме жила твоя прапрабабушка, ребенок. А мой прапрадедушка, не сомневайся, малявка, обитал в прекрасной меблированной квартире на другой стороне улицы. Вот там развалины музея. Город построили обыкновенные люди.
- Хохма, малявка? Люди не бывают такими крошечными.
- Идем, глупая... Идемте, маленькая хозяйка.
Довольно бесцеремонно ухватив Ольфину за руку, он подвел девочку к ближайшему дому. Пригнувшись, мальчишка широко развел пальцы, затем сжал в кулак. Новый световой шарик проскользнул в арку и повис под округлым потолком. Сильный прямой луч направился на одну из кирпичных стен, сохранившей на себе следы чертежа или, вернее, рисунка.
Даже при великом желании Ольфина не сумела бы протиснуться в арку, не поместилась в ней, даже согнувшись в три погибели. Вот для крошечного гнома, тем более для юного гнома здесь было полно места. Судя по всему, картинку впопыхах нацарапал именно ребенок и, понятно, арка представлялась ему целой площадью. Рисунок располагался почти у самой земли. В нижней части виднелись какие-то кривобокие угловатые механизмы, бросающие остроносые цилиндры в небо, с которого падал частый дождь. Правый угол верхней части занимал наивный кружок солнца, а в левом роились беспорядочные осколки, собирающиеся в некое подобие разорванного на несколько кусков шара.
- Вот тут Луна нарисована. Стародавний спутник Земли, - гордо объяснил веснушчатый мальчишка, самым неучтивым образом тыча пальцем в скопление обломков.
Ольфина прекрасным образом догадалась и сама, поскольку вспомнила сказку нянюшки о Луне, разгрызенной напополам огнедышащим летающим крокодилом. Картина на старых кирпичах была так мала и примитивна, что смотреть на нее долго не имело никакого смысла. Элементарные детали схватывались в момент, буквально с первого же взгляда, легко, сразу запоминались, как запоминается любой детский набросок. Сама Ольфина, например, умела рисовать намного красивее и, если можно так выразиться, гораздо умнее. Обиженно сжав губы, девочка собиралась высказать обманувшему ее ожидания мальчишке пару обидных колких фраз, когда арка резко и опасно покачнулась.
Поспешив отпрыгнуть от здания, Ольфина избавила себя от необходимости снова исполнять дикарский танец, вытаскивая острые осколки дряхлых кирпичей из-за воротника платья. Стены арки треснули. Часть сооружения с шумом обвалилась, открывая узкий ход. Когтистая лапа просунулась в образовавшееся отверстие, следом за ней в яркий луч светового шарика выбралась потрепанная дикая кошка. Исступленно хлопая хвостами по спине и бокам, хищник помчался в темноту.
Остатки арки разлетелись по сторонам, когда из хода, даже не снижая скорости, вылетел Барсум. Коротко пролаяв на бегу, пушистый красавец сделал огромный прыжок, настигая дикую кошку. Не в силах выдержать удара, хищник кувырком покатился по пыли. В следующую секунду дикий зверь извернулся, взмыл вверх, рассекая воздух когтистыми лапами. Барсум, нисколько не растерявшись, отпрянул, но сейчас же ринулся в атаку, грудью опрокидывая в пыль противника. Зло шипя, тощая кошка побежала во мрак, а пушистый красавец с громким лаем бросился за ней вдогонку. Из темноты донесся шум схватки, яростный визг. Загрохотали рассыпающиеся кирпичи.
Оттолкнувшись задними лапами перед началом погони, Барсум сорвал целый пласт почвы, разорвал когтями древнее дорожное покрытие, за прошедшие годы практически превратившееся в песок. В нешироких глубоких разрезах проглядывал монолитный прозрачный камень, испускающий красноватое сияние.
Заметив отблеск, мальчишка сделал хватающее движение пальцами. Световые шары под железным потолком немедленно погасли. Почва сама собой стала аккуратно слезать с глыбы.
Странный камень сильно расширяющимся конусом уходил в колоссальную глубь. Несмотря на слабость и непривычные человеческому глазу оттенки, красноватый свет не вызывал болезненных неприятных ощущений, каким-то образом подчеркивая каждую мелочь в окружающей монолит обстановке. Сразу у удивительной глыбы вообще можно было вышивать, не опасаясь испортить зрение. Всегда ровное постоянное свечение на малом расстоянии от глыбы вдруг меняло интенсивность, у стен разрушенных домов уже напоминая колеблющиеся языки прогорающего костра.
Глядя в чистую воду спокойной реки, тяжело определить расстояние до дна. До умопомрачения всматриваясь в глыбу, нельзя было даже предположить, на каком расстоянии внизу располагались изогнутые крыши круглых домов, витиевато изогнутые здания, спиралевидные колонны загадочных сооружений. Кварталы старого подземного города гномов вновь уходили под землю, продолжались в земных недрах, только здания, лежащие на дне прозрачного конуса никак и ничем не напоминали рассыпающиеся от любого толчка кирпичные постройки.
- Хохма тебе? Скажешь хохма, малявка?
Ольфина сделала неопределенное и очень величественное движение подбородком. На самом деле она просто не знала, что сказать в ответ. Сегодняшний день принес ворох, настоящую гору впечатлений, заполнив и разум, и сердце, и даже изрядно захватив пространство в пятках, обычно зарезервированные под заурядные девчоночьи страхи. Открытиям и испугам сейчас уже физически негде было разместиться.
- Рабочие раскопали несколько таких прозрачных штук. Вроде окошка, правда? Твой отец пишет, под старым городом есть другой, намного более старший город. Более ранний, понимаешь, ребенок? Когда-то мы вообще не знали о существовании подземного города, жители этого города могли не знать о существовании более старшего. Рабочие твоего отца не сумели прокопать дорогу в нижний город. Заметила у того домика траншею? Камень как будто со всех сторон закрывает нижний город от верхнего. Вроде как панцирь крылатой красной ящерицы. Камень не разбивается, не сверлится, только светится, и все.
- А под самым нижним что?
- Под нижним городом? Об этом ничего не читал и не слышал, малявка. Врать не стану. Хочешь, покажу тебе фонтан?
- Не уверена, будет ли фонтан интересен маленькой хозяйке.
- Перестань дуться, пустоголовый ребенок!
- Ах, пустоголовый?! Вы самое кошмарное из кошмарных чудовищ мира! Из-за вас меня чуть не разорвали дикие кошки! Вам обязательно следует открутить уши! Этот как минимум. Как самый минимальный минимум минимального наказания!
- Признаю, ребенок, я поступил на редкость неразумно. Что поделаешь, отпетый безмозглый хулиган. Был безмозглым хулиганом раньше, теперь перестал.
- Боитесь наказания? Вы еще и трус? Не бойтесь, трус, уши навсегда не открутят. Прирастут обратно. У трусов уши прирастают быстро, вы и потрусить хорошенько не успеете.
Помедлив с ответом, Шалопай пригладил вихор, хлопнул себя по бокам, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. Как не крути, он заслужил абсолютно все упреки и обидные слова.
- Ничего я не боюсь, - буркнул мальчишка. - Пойдем отсюда, малявка. Твоя нянька уже переживает, наверное.
- Фонтан настоящий?
- Больше чем настоящий, ребенок! Настоящий, да еще и с подарком. Подарком тебе!
- Вообще-то интересно взглянуть. На подарок, - уклончиво заметила Ольфина.