За три часа Янко успел осмотреть всю станцию. Возвращаться ему пришлось в гору, он чуть запыхался, раскраснелся - может, и не из-за подъема, а с досады. Голубые детские глаза его смотрели обижено из-под русых кудрей, ворохом падающих на лоб.
- Здесь же ничего нет. Совсем ничего.
Мы переглянулись, и Димлак, усмехаясь в усы, многозначительно пошевелил пальцами, что должно было означать: "Видал? Тебе раскошеливаться". Еще утром, когда пришел транспорт, он навязал мне пари. Я ставил на то, что паренек останется. Наверное, мне просто хотелось на это надеяться.
- А про вышку что ты скажешь? А про все это? - словно не понимая, я неопределенно повел рукой, охватывая и дом, и сад, где мы с капитаном почтового расположились на травке, смакуя после обеда: я - привозное пиво, он - мой яблочный сидр. За садом расстилалась мертвая пустыня посадочной полосы, обычно идеально ровная и чистая - еще один предмет моей гордости. Сейчас на ней утесом возвышался димлаков челнок, от которого по полю расходились трещины и борозды.
Хотя на самом деле я знал, что мальчик имеет в виду.
- Да это все какая-то деревня сплошная. Я знал, что здесь не будет людей и развлечений, ни сети, ни связи, транспорты раз в неделю и поговорить не с кем - но это! Зачем стоило лететь в такую даль - ради этого? - он карикатурно повторил мой жест, словно перечеркнул ладонью все то, что я выложил перед ним, весь мой маленький мирок. В голосе его звенели горечь и презрение. Черт возьми, его слова задели меня за живое, я едва удержался, чтобы не кинуть в ответ что-нибудь резкое и злое.
"Он же просто мальчишка. Каково ему, а? Того и гляди, заплачет..." - голос, слышимый только мне, коснулся слуха мягко, словно пахнуло анисом и ванилью и теплой сдобой.
Димлак, видно, почувствовал себя не в своей тарелке. Засобирался. Коряво растопырив пятерню, потряс в воздухе:
- Бывайте. Я, если что, еще завтра, на обратном пути... - и быстро ушел.
- А как мы узнаем, что уже завтра? - в спину ему с вызовом спросил Янко.
Вот как! Похоже, плакали мои денежки.
- На часы посмотрим, а ты что думал? За купол выходят только рабочие ремонтной бригады.
Я мог бы продолжить: живущие на автономных станциях нередко привыкают к тому, что на улице всегда и непременно - день. Вот и я отключаю свет только в спальне. Если Янко останется, придется и ему приспосабливаться к постоянно светлому небу без солнца.
Только мальчик не собирался выслушивать мои рассуждения.
- Ясно, - сказал он, как отрезал.
На этом разговор угас. Я занялся посадочной полосой, Янко вновь отправился слоняться по станции. Однако когда почти все борозды уже исчезли - ненадолго, до следующего визита Димлака, - мальчик вернулся.
- Как же так? - спросил он без лишних предисловий, - одно из самых загадочных мест во вселенной, аномалии пространства, непроходимый космос, радиомаяки - и вдруг такое. Садики-домики. Сидр этот самогонный.
- А чего ты хотел? Приключений? Опасностей? Открытий? Кто ты такой, Янко, чтобы тебе все это досталось?
- То есть: кто я такой?
- Сколько тебе лет? Двадцать-то есть?
- Восемнадцать, - ответил он почему-то шепотом.
- Ну! И кто ты такой, я спрашиваю? Специалист по волновой физике? Навигатор?
Он только помотал головой. Конечно, с чего бы ему быть навигатором или физиком - скорее всего у него за плечами всего-то лишь школа, да, глядишь, кружки по интересам. Чему бы их там не учили, в этих современных храмах познания - на самом деле учат только писать и читать. Все прочие науки каждый из нас, вырастая, узнает заново.
"А как же счет? Ты забыл про счет!" - снова всколыхнулся голос, который жил только внутри меня. Теперь он звучал насмешливо.
"Ничего я не забыл! Считать по-настоящему учатся тогда, когда впервые берут в руки деньги, школа тут не при чем".
Она умолкла. Вместо нее снова заговорил Янко:
- А вы почему сюда прилетели?
Вот как! Теперь он еще и невежлив. Но мне что-то расхотелось воевать.
- Я прилетел сюда из-за жены. Она провела на этой станции последние годы.
- Она умерла? Отчего?
Мальчик, ты думаешь - здесь какая-то зловещая тайна? Прошло уже достаточно времени, чтобы я мог отвечать спокойно на такие вопросы.
- От старости. Я бы мог тебе прочитать диагноз, который поставили врачи - но на самом деле она умерла от старости. Преждевременной, конечно, но мы думаем, у каждого человека на самом деле свой собственный отсчет лет.
- Мне очень жаль. И вы ее здесь похоронили?
Очень жаль. Такая обтекаемая формулировка. "Я не знаю, что сказать, не знаю, что вы хотите, чтобы я сказал, и потому - мне очень жаль". Вряд ли в его-то возрасте можно осознать само слово "умереть".
- Пойдем, я покажу тебе.
Мы стояли над ее могилой: он спросил, как звали мою жену, я ответил - Алиса. И тут мне пришло в голову:
- Послушай, Янко, а как ты вообще узнал про... про нас?
Он смутился.
- Прочитал объявление, а что?
Конечно, я давал объявления о поиске напарника. Пара строк в графе: "Вакансии; разное". Смотритель радиомаяка. Но чем могли эти строчки привлечь мальчишку, жаждущего приключений?
Я не успел спросить, как парня словно прорвало: слова сыпались из него звонкими горошинами. Он говорил о маяках; о том, как еще в детстве им завладели чарующие сказки о странствующих по морю; говорил об увиденных картинах и прочитанных книгах. О том, как узнал про маяки в зоне аномалий - плывущие в космосе островки постоянства там, где глохнет любая другая передача. Голоса, зовущие корабли, не дающие им затеряться в пути. Он не мог остановиться и рассказывал мне все: о своих сомнениях и страхах, о том, какой рискованной казалась ему эта неожиданная затея. О том, как написал запрос и ждал моего ответа, сам не зная, что обрадует его больше: отказ или приглашение приехать.
- Вы правы: кто я? Да никто. Пацан, только что окончивший школу. Нужен я вам тут? Не знаю, но мне было важно попасть сюда. Я должен был увидеть то, о чем мечтал, иначе - что бы сталось со мной? Бывают такие моменты в жизни, когда вот оно, близко, стоит только протянуть руку - а ты делаешь вид, что передумал, что тебе не очень-то и хотелось. Отправляешься с друзьями на вечеринку, или хватаешься за книгу, или утыкаешься в монитор. А потом думаешь себе: все равно ничего бы не получилось, это реальная жизнь, в которой нет места романтическим бредням.
Он говорил, я слушал, и казалось, что запахи аниса и ванили становятся почти осязаемыми, обволакивают нас обоих. Казалось, что она слушает тоже. И само собой у меня вырвалось:
- Хочешь услышать то, ради чего я остаюсь на станции все эти годы?
Еще бы он не хотел.
Мальчик наверняка успел побывать в радиорубке за время своих блужданий по станции. Трогал верньеры, слушал шум в эфире. Идущие корабли ведут передачу всегда в одном диапазоне, мы вещаем на всех частотах - лишь бы услышали - но радиоволны несут немало голосов, о которых Янко не мог знать.
Я коснулся клавиш настройки, выискивая среди треска помех одну из тех волн. И, когда, наконец, сумел поймать ее - нас захлестнула музыка. Песня. Голос из чужой эпохи. Милые, чудные старомодные фразы. Они об одном и том же, всегда об одном и том же. Хотелось подпевать, притоптывать ногами в такт. Мне понадобилось несколько минут чтобы осознать, что мальчик смотрит на меня во все глаза: он, видно, спросил о чем-то, а я не ответил. Я разом вырубил динамики, выдергивая самого себя в реальность.
- Что это? - спрашивал Янко.
- Старая музыка. Первое столетие радиоэфира. Здесь лучшее в мире место для приема любой, самой слабой передачи. И здесь собрана самая тонкая, самая мощная аппаратура: вообще-то все это для того, чтобы корабли обезопасить по максимуму. А я, старый романтик, слушаю здесь музыку, которой уже не осталось нигде в мире. Разве что хрупкие старые записи на музейных полках, копии копий. А тут они все живые. Музыка, летящая на радиоволнах. Наверное, это очень странно? Можешь считать меня старым дураком, но это единственное, что держит меня здесь после смерти Алисы. Сначала я просто ждал, когда найдут мне замену, проводил здесь, в рубке, пустые дни, сутки напролет. От нечего делать крутил настройку. И - вот.
Я неуверенно развел руками. Что это на меня нашло? Никому ведь не рассказывал об этом раньше. Впрочем, кому я мог рассказать? Кому - из той дюжины бродяг, что заглядывали за последние пару лет ко мне на станцию?
Янко вздохнул. Еще бы. Для таких ситуаций не придумано емких и безразличных слов вроде "мне очень жаль". Тут самому надо выкручиваться. Да ладно, чего уж...
- Забудь - сказал я ему, - это я так, сентиментальничаю.
- А вы записываете все эти старые передачи? - спросил мальчик в ответ.
Может статься, Димлак завтра все-таки выложит мне свои три сотни.