"И пришли на другой берег моря, в страну Гадаринскую.
И когда вышел Он из лодки, тотчас встретил Его вышедший из гробов человек, одержимый нечистым духом;
Он имел жилище в гробах, и никто не мог его связать даже цепями;
Потому что многократно был он скован оковами и цепями, но разрывал цепи и разбивал оковы, и никто не в силах был укротить его;
Всегда, ночью и днём, в горах и в гробах, кричал он и бился о камни.
Увидев же Иисуса издалека, прибежал и поклонился Ему.
И, вскричав громким голосом, сказал: что Тебе до меня, Иисус, Сын Бога Всевышнего? заклинаю тебя Богом, не мучь меня!
Ибо Иисус сказал ему: выйди, дух нечистый, из сего человека.
И спросил его: как тебе имя? И он сказал в ответ: легион имя мне, потому что нас много.
И много просили Его все бесы, говоря: пошли нас в свиней, чтобы нам войти в них.
Иисус тотчас позволил им. И нечистые духи, вышедши, вошли в свиней; и устремилось стадо с крутизны в море, а их было около двух тысяч; и потонули в море" (Евангелие от Марка 561 - 20).
Сара нахмурила очаровательные бровки, провела тыльной стороной ладошки по глазам, словно снимала пелену времени.
Каждый раз отрывок из Евангелия вызывал щемящую боль в сердце и слёзы.
Противоречивые чувства - жалко свиней и одержимого бесами, любовь к Иисусу - заставляли сильнее биться сердце молодой женщины.
Но сегодня слёзы не выступили, наоборот, на тонких красивых губах вспыхнуло алым.
Сара улыбнулась, дрожащими руками приподняла край коврика, извлекла из тайника (Джон под коврик не заглядывает, полагает, что мужчина выше уборки дома) листок бумаги.
Ксерокопия, сделанная с, недавно обретенного сокровища - письма сына Иуды, также - Иуды, к Египтянам.
Почему сын Иуды обратился к Египтянам - учёные люди еще не расшифровали, но это для Сары сейчас не так важно, как сам текст.
Перевод слов, начертанных целую вечность назад на свинцовых табличках, гласил:
"Духи, вошедшие в свиней, опустились на дно моря Великого и ждали там, в темноте и печали часа своего.
Когда же Свет ушел из Мира, наступила на земле тьма тьмы.
Но тьма эта не на небе, а в людях.
И во время тьмы долгой поднялись со дна морского свиньи, а в свиньях сокрыты бесы.
И высунули свинья рыла свои над гладью волн и рылами водили из стороны в сторону.
И поднялись они над водами и полетели в сторону Царства Римского.
Когда же путь их закончился, вышли из свиней нечистые духи и пошли в людей, и стали множиться в количестве великом".
Сара тихо, чтобы Джон не услышал, засмеялась: она представила милых хрюшек с розовыми рыльцами, как видела не раз на ферме дядюшки Сэма.
- Сара, у тебя всё ок? - Джон постучался в дверь, как вежливый скунс Милли.
Джон всегда тактичен, обходителен и внимателен, как английский джентльмен в парламенте.
Сара не раз думала о том, что неплохо бы заменить Джона на более темпераментного мужчину, но пока все дела далеко, до развода с Джоном, не заходили.
Джон - удобный муж, а темпераментных веселых парней и на улицах достаточно.
- Я в порядке, сладкий! - Сара сложила ксерокопию текста сына Иуды Иуды, затем подумала и разорвала на мелкие кусочки.
Бумага полетела в унитаз, Сара нажала на кнопку спуска воды, словно смывала историю. - У меня болел живот, но всё прошло, милый.
Я уже готова для любви.
- Болел живот? - Джон не на шутку обеспокоился по ту сторону двери. - Может быть, вызвать амбулансе?
Со здоровьем не шутят.
- Нет, не болел живот! Мне показалось, что болел, но это - газы! - Сара отказалась от своих слов.
Она родилась в Тель-Авиве, с семьей переехала в Нью-Йорк, когда исполнилось десять лет.
И многие законы американцев, например - нельзя болеть, потому что больных никто не любит - так и не нашли понимания у Сары.
Сара подмылась, с удовольствием провела ладошкой по черным густым волосам на лобке.
Она никогда не подстригала волосы на лобке, и заросли сводили многих мужчин с ума, вызывали сильнейшее эротическое возбуждение.
Сара мельком взглянула в зеркало, словно искала в картине Пикассо смысл.
Отражение лица - нечеткое, словно зеркало покрыто капельками воды, но глаза уже горели красным.
"Начинается! - Сара усмехнулась, по телу прошла сладкая дрожь. - Сегодня пятница тринадцатое, и выход силы ожидается колоссальный.
Как же я люблю эту жизнь!"
Свет в спальне яркий, словно в холле Гранд Отеля в Лас-Вегасе.
Джон всегда перед сексом включал все лампы, потому что так требовала Сара.
Любила ли Сара заниматься любовью при свете или нет - она сама не знала, но при ярком свете не так заметно, что глаза горят красным.
Джон лежал на спине в полной боевой готовности, как шаттл перед полетом на Марс.
Естество мужа лиловое, неестественно выгнуто.
На тумбочке стоит пустой стакан, а рядом - обертка от таблетки виагра.
Джон, потому что настоящий американец, в трех случаях секса из пяти принимает виагру, не стесняется показать, а, наоборот, афиширует приём стимулятора.
"Я уважаю тебя и твою любовь, жена моя, Сара, - словно говорит Джон. - Ты ждешь от меня американского секса, и я не подведу, хотя бы потому, что таблетка виагры поможет!
Я оправдаю твои надежды, свити!"
Сара, не поворачивая к мужу лица, достала из-под подушки полотенце и завязала глаза мужу, словно вела на казнь.
Джону нравится в сексуальных играх роль раба, а Сара спокойна, что муж не увидит её пылающих красных глаз.
Секс в эту ночь получился безумным, Сара чувствовала, как наполняется силой, и, могла бы испепелить мужа.
Она - Олимпийский факел над Хайфой.
Джон старался, выполнял работу автоматически, по графику, как предписано, как показывают в американских фильмах.
Таблетка виагры позволила ему продержаться двадцать минут, хотя по своим реальным физическим возможностям Джон не дотягивал и до трех минут.
Джон обессилел и заснул раньше, чем Сара слезла с него.
Муж храпел, но Сара из предосторожности, решила не снимать с его глаз повязку.
Она выключила свет (Сила не поможет, когда надо платить за электричество), и легла рядом с мужем, как в фильме про Джуди и Джеймса.
Подмываться не имело смысла - Сила сама решит, когда Саре забеременеть, и нужно ли ей рожать ребенка.
Сара отодвинулась от храпящего, совсем не по-американски, мужа и вспомнила слова из послания Иуды сына Иудина.
Теплая волна радости и Силы будоражила кровь и поднимала молодую женщину над кроватью.
- Здравствуй, здравствуй, дорогой Иван Петрович! Давно мы не виделись! - хозяин квартиры Тимофей Павлович обнял за плечи старого знакомого, отстранился и долго смотрел с доброй улыбкой в глаза Ивана Петровича. - Наверно, месяца три прошло, а то и больше?
- Три с половиной месяца, уважаемый Тимофей Павлович, - Иван Петрович не менее рад встрече, он не отпускал руку товарища, тряс, словно дверную ручку двери ватерклозета в подземке. - Время летит - не угонишься.
Я в делах забегался, как скунс в колесе: дочка подрастает, нужно определять в гимназию.
Говорят, что мест нет, взятку вымаливают и немалую - двадцать тысяч.
- Кошмар! Ужас! Ужас!!! - Тимофей Павлович зацокал языком в гневе. - Коррупция! Куда только правительство смотрит? На свои дачи на Канарах и в Москве? - Тимофей Павлович засмеялся, Иван Петрович подхватил смех.
- Что же мы стоим в прихожей, как бедные родственники? - Тимофей Павлович засуетился, будто собирал рассыпанный горох под ногами прохожих. - Проходи в комнату, присаживайся, как барин.
Ты первый появился, так сказать - своим ходом, - Тимофей Павлович в волнении вытер руки о холщовые черные штаны. - Сейчас позову гостей, и начнём пир.
Анечку Королёву сегодня посвящаем.
- Анечку? - Иван Петрович подпрыгнул от радости. - Вот никогда бы не подумал, что она пойдёт к нам.
С матушкой по Церквам ходила с детских лет, набожная.
- Так она и сейчас считает, что остается в Церкви, - Тимофей Павлович из пакета высыпал на паркет землю для домашних цветов: - Чёрт! Не посмотрел - взял для кактусов землю с песком, а лучше бы - чернозёма.
Да ладно, так сойдёт, не в первый раз ошибаюсь.
Ах, да - Анечка! Прелестное дитя, из неё получится колдунья мирового класса!
А что до Церкви, так Анюта уверена до сих пор, что не вышла за границы веры в Христа.
Она думает, что пришла на оборотную сторону Церкви.
Пиар, друг мой, Иван Петрович, реклама, философия и софизм, - Тимофей Павлович поднял грязный указательный палец вверх, словно пытался проткнуть небо.
- Может быть, может быть, - Иван Петрович задумчиво стучал длинным ногтем мизинца левой руки по подлокотнику антикварного кресла. - И кто тот счастливец, которому достанется Анечка после посвящения для сожительства?
- А как ты думаешь, Иван Петрович? Кто этот счастливец, как ты выражаешься? - Тимофей Павлович заразительно засмеялся, распределял землю по полу равномерно, чтобы лежал ровный слой. - Я беру Анечку для сожительства после посвящения.
И неизвестно, кто кого осчастливил.
Я, ты же знаешь, друг мой Иван Петрович, не каждую ведьму возьму.
- Она - девственница? - Иван Петрович почесал переносицу, внимательно следил, как его друг на четвереньках ползал по земле и чертил круг.
- Девственница? - хозяин квартиры даже на мгновение прервал своё важное и интересное занятие - черчение круга, повернулся к товарищу: - Да в своём ли ты уме, Иван Петрович?
Где сейчас найдешь девственницу для посвящения?
Та же пропаганда, фильмы, конкурсы - кто быстрее совокупится - о девственности нет и речи.
Да, вот, если бы девственница, то дела у нас закрутились совсем с иной Силой.
Но, что имеем, ту и имеем, - Тимофей Павлович пошутил и вернулся к прерванному занятию: - Уф! Круг замкнут.
И где же он, родимый? Как всегда опаздывает? Дела у него, у козла, понимаете ли! - Тимофей Павлович шутил, но видно, что волнуется, потому что ляжки мелко трясутся.
Эту позорную дрожь Тимофей Павлович никак не мог скрыть от окружающих.
Он раньше обращался к врачам различного толка и направления, лекарям, вплоть до Христианских, но дрожь во время ожидания не исчезала и не убиралась никакими способами.
Наконец, решив, что дрожание ног - кара за какой-то большой проступок, Тимофей Павлович перестал на ней зацикливаться.
- Сейчас придет, да не волнуйся же ты, Тимофей Павлович! Дрожишь, как заяц перед лисой! Забодай тебя, козёл! - Иван Петрович иногда позволял себе подшутить над товарищем.
Вдруг, в центре круга, словно рояль из кустов, как всегда неожиданно, хотя его и ждали с нетерпением, появился иссиня-черный козёл с пронзительным взглядом желтых глаз.
Тимофей Павлович отполз от круга, присел на кожаный диван, рядом с Иваном Петровичем.
Чёрный козёл не обращал на людей внимания.
Своим безразличием к окружающим он напоминал очень занятого доктора или сантехника, который "забежал на минутку, потому что ещё много других дел".
Козёл несколько раз обошёл круг, затем начал блеять.
Каждый раз черный козёл блеял по-разному, и нельзя предсказать, как он заблеет в другой раз.
Сейчас иссиня-черный козёл блеял густым жутким басом, словно оперный певец.
Бокалы на столе завибрировали, ближний к козлу лопнул.
На блеянье чёрного козла, на его зов стали слетаться на мётлах в квартиру Тимофея Павловича колдуны и колдуньи.
Все - обнаженные, натертые колдовской мазью.
Иван Петрович узнавал знакомых, но были и те, кого он видел в первый раз, словно провёл долгие годы заточения в замке Иф вместе с графом Монте-Кристо.
Интересная колдунья, лет сорока, с большими, но живыми грудями, с любопытством посмотрела на Ивана Петровича и наклонила головку в приветствии.
Иван Петрович, а за ним и Тимофей Павлович быстро скинули одежды и нагие стали плясать вместе со всеми.
Колдунья в безумной пляске старалась находиться рядом с Иваном Петровичем.
Иван Петров не возражал, даже - наоборот.
Он, как все колдуны в этой квартире, уже возбудился, и с горящим фаллосом скакал одержимым козлом.
"Прекрасная дамочка, - Иван Петрович в бесовской пляске прижался к новой знакомой. - Я ей понравился, как и она мне.
Впрочем, сейчас это роли не играет, но в ОБЫЧНОЙ ЖИЗНИ знакомство перерастет в романтические встречи, которые я так люблю".
Иван Петрович запнулся, больно ударился ногой о край стола:
"Чёртов столик! - молча выругался Иван Петрович и закусил губу. - Тимофей Павлович мог бы лучше выбирать мебель, без острых углов.
Или, пусть для оргий приобретет большую квартиру, а то здесь не развернуться на полную катушку".
Чуткая ведьма, словно прочитала мысли Ивана Петровича, а может быть - прочитала, встала на четвереньки и начала лизать больное место на ноге Ивана Петровича.
Иван Петрович тонко заблеял.
В ответ раздалось блеянье со всех сторон.
Колдунья на четвереньках тоже блеяла, что не мешало ей вылизывать ногу Ивана Петровича.
В разгар бесовского веселья в квартиру на метле, как и положено последней, влетела обнаженная Анечка с сопровождающей ведьмой, Анитой Лопес.
Анечка под восторженное блеянье колдунов и колдуний торжественно сошла с метлы, подняла голову к потолку и заблеяла.
Кожа Анечки лоснилась, по внутренней стороне бедер из широко распахнутого влагалища стекало.
Небольшие груди Анечки напряжены, черные, коротко подстриженные (как у французской певицы Мерей Матье) волосы колоритно смотрелись вместе с яркими губами и белой кожей.
"Хороша ведьма, ах, как хороша! - Иван Петрович жадно смотрел на посвящаемую Анечку. - Но сразу видно, что не девственница - ишь, как п...зда её жадно раскрыта, словно дышит.
Мда! А раньше казалась Анечка скромницей".
Но через минуту Иван Петрович уже забыл и про Анечку и про всё на свете.
Он блеял, скакал под мощное блеянье иссиня-черного козла в бешенном хороводе вместе с другими колдунами и колдуньями.
Мир кружился до блевоты, словно в передаче "Фактор страха".
Минут через пятнадцать вернулись в настоящее время, нужно передохнуть.
Наступил торжественный миг целования иссиня-черного козла в гениталии.
Козёл понимал всю значимость момента, словно ждал целования всю свою долгую жизнь.
Глаза чёрного козла тускло блестели, словно янтарь из янтарной комнаты.
Первой жадно поцеловала чёрного козла в яйца Анечка.
Она настолько погрузилась в текущий восторг, что закрыла глаза.
После поцелуя Анечка подождала секунд пять, словно раздумывала или решала в уме задачку из курса математики для девятых классов общеобразовательных школ, и вдруг, начала осыпать страстными короткими поцелуями половые органы козла.
Козел заблеял, поднял хвост.
Через минуту действовавшую Анечку деликатно отвели от чёрного козла.
Страсть страстью, поклонение черному козлу - обязательно, но надо же дать возможность и другим поцеловать чёрного козла в гениталии.
Дальше процедура целования проходила без неожиданностей: значительно и важно, как в на концерте симфонической музыки.
После целования черного козла в половые органы разгоряченные колдуны и ведьмы сели за столы, последовал роскошный пир с французским и венгерским вином, новозеландским сыром и украинским хлебом с солью.
Иван Петрович налегал на вино, подливал соседке - ведьме, которая его прикадрила.
Вино ударило в голову, тело налилось тяжестью, а затем тяжесть сползла в низ живота.
Иван Петрович понял, что пир подходит к концу, наступало время совокуплений.
Каждая колдунья должна совокупиться с колдуном, который сидит рядом.
Колдуны для сношения превращались в козлов.
Иван Петрович видел, как медленно растут рога у Тимофея Павловича, лицо его превращается в морду козла, тело покрывается шерстью.
Подобные изменения происходили и с Иваном Петровичем, и с другими колдунами.
Через пять минут Иван Петрович посмотрел на свои копыта над столом, копытами уже не захватить бутылку, а жаль - так хочется хлебнуть Токайского крепленного вина.
Сидеть на стуле стало неудобно, и Иван Петрович, полностью превратившийся в козла, встал на все копыта.
Ведьма уже стояла в готовой позе на четвереньках и призывно блеяла.
Со всех сторон разносилось сладострастное блеянье.
Иван Петрович напрыгнул на соседку, как топор на колоду, но почему-то смотрел на Анечку, которая страстно целовала своего козла - Тимофея Павловича в морду, засовывала ему язык в пасть.
Затем Анечка забралась на стол, раскидала посуду и силой затащила козла Тимофея Павловича на себя.
Они начала совокупляться, как две ракеты, и Иван Петрович, хотя и радовался за себя, за других колдунов и колдуний, всё же испытывал тихую грусть, потому что по-доброму завидовал Тимофею Павловичу.
"Анечка - шикарная колдунья получилась, хотя ещё мало опыта у неё. - Иван Петрович укусил свою ведьму за шею. - Любопытно посмотреть: в ДНЕВНОЙ ЖИЗНИ Анечка по-прежнему останется скромницей, или полностью преобразится?
Как мне затащить её в постель?"
Но тут Иван Петрович сбился с мыслей: новая подруга ведьма, теряющая сознание в длительном бесовском оргазме, сильно сдавила его гениталии, и Иван Петрович от восторга взвыл волком, хотя находился в шкуре козла.
После завершения оргии ведьмы натирали тела свои и колдунов извержениями ворон и жаб.
Подруга Ивана Петровича сначала наложила мазь на левую сторону своего тела, а затем начала втирать резко пахнущее снадобье в левый бок Ивана Петровича.
Иван Петрович почувствовал, как усталость отступает, и снова появляется жгучее желание, граничащее с исступлением.
Но подруга не откликнулась на призыв, она усмехнулась, потрогала указательным пальчиком желание Ивана Петровича, захохотала и побежала к окну, следом за другими ведьмами.
Иван Петрович с рычанием бросился за женщиной в надежде достать её, повалить и продолжить оргию, но красавица ведьма смеялась, выскользнула и вышла в окно.
Она сползла, словно змея, по стене до третьего этажа, затем взмыла в прохладу и полетела, вихляя блестящими ягодицами, между огней, в нарастающее утро.
Джон проснулся оттого, что где-то рядом, возможно у соседей - приличная пара Байронов - выла собака.
Вой показался Джону зловещим, даже напоминал вой волка.
Джон некоторое время, в молодости, провел в заповеднике "Шервуд лес" в Онтарио, и не раз слышал, как воют волки.
"Не разбудила бы собака Сару, - Джон обеспокоился, но не двигался, чтобы не потревожить сон жены. - Откуда у Байронов собака?
Купили? Но я раньше не замечал у них особой любви к животным.
Завтра утром схожу к Полу, спрошу про собаку.
Если он, всё-таки, купил пса, то надо предупредить полицию. - Джон осторожно повернул голову к жене, но жены рядом не оказалось. - Где Сара?
Снова заседает в бассрум? У неё серьёзные проблемы с животом?
Возможно, Сара скрывает от меня, что очень больна.
Немедленно поговорю с ней об её поведении.
Я люблю свою жену, и нельзя, чтобы она серьезно болела и даже переносила заразу".
Джон беспокоился, он прождал Сару минут пять, из бассрум не доносилось ни звука, словно оттуда ушли последние мелодии.
Не выдержав, Джон встал с постели, надел тёплые тапочки из "Ай анд пи", чтобы ноги не застудились, и прошёл к ванной комнате.
Свет в бассрум не горел, но Джон на всякий случай, легко постучал в дверь:
- Сара? Ты - ок?
Ответа не последовало, и Джон медленно, чтобы не испугать жену, если она в темноте сидит на унитазе, приоткрыл дверь.
Сары в бассрум не оказалось. Джону на миг показалось, что из ванной комнаты тянет холодом, и стоит запах запустения, будто никто в течение последних лет не посещал комнату.
Джон всполошился, но затем стал себя успокаивать:
"Может быть, моя жена ушла к любовнику?
Я знаю, что Сара меня любит, но, возможно, я не даю в сексе ей того, что требуется молодому телу моей женщины?
Душой она со мной, а тело пусть отдыхает с другим.
Я виноват, конечно! Завтра поговорю с Сарой о моих проблемах в сексе".
Внезапно, снова во дворе послышался вой, и теперь Джон понял - волк воет.
"Откуда у нас волк?
Возможно, что сбежал из цирка, или зоопарка.
Но на зубах волка скапливается множество микробов, столь вредных для людей.
Если дикое животное укусит меня или Сару - не избежать неприятных последствий".
Джон подошёл к входной двери и, не открывая, посмотрел через стекло на улицу.
То, что увидел Джон, повергло его в шок. Он задрожал, как Микки Маус при встрече с котом.
Сара обнаженная стояла на четвереньках около кадки с пальмой и выла, глядя на Луну.
Не к месту Джон отметил, что ягодицы Сары заманчиво блестят при Лунном свете.
В отражении на капоте своего новенького форда "Мондео" Джон увидел, что глаза Сары светятся зловещим красным светом.
"О! Как моя Сара больна! - Джон как можно тише отступал вглубь комнаты. - Необходимо срочное вмешательство доктора.
Безумие, вроде бы, не заразная болезнь, но лишний раз предостеречься не помешает".
Джон вернулся к кровати, прилёг, ощущая пустоту в желудке.
Через некоторое время в комнату, стараясь неслышно ступать, вернулась жена, словно из похода со скаутами или с футбольной командой.
Вид у Сары изможденный, будто она целый день собирала средства для благотворительной организации по спасению ливневых лесов Амазонки.
Джон наблюдал за женой сквозь ресницы.
Сара осторожно прилегла рядом и затихла, будто бы и не вставала, не выла на Луну, как зверь.
Утром Джон проснулся первым, взглянул на жену.
Сара мирно спала, беззащитная, нежная и родная.
У Джона даже защемило сердце и возникло желание принять таблетку виагры и забраться к Саре под одеяло.
Но он преодолел себя, потому что долг перед семьей превыше забав и утех сексуального характера.
Через час Джон сидел в кабинете доктора Вальдемара Павловского, поляка психоаналитика.
Поляки за свои услуги брали недорого, а качество их работы - высокое.
Джон сразу приступил к рассказу, потому что время американца дорого стоит.
- Доктор Павловски! Сегодня я видел, как моя жена Сара Альба ночью стоит обнаженная, что обнаженная - понятно, мы имели с ней бурный секс после того, как я принял таблетку виагры, так она обнаженная на четвереньках выла на Луну.
Вой её, как вой волка. - Джон глотнул воды, потому что в горле неожиданно пересохло: "Надо следить за своими чувствами. Эмоции укорачивают жизнь". - Я пришел к вам, потому что не знаю, как начать разговор с женой, чтобы не травмировать её.
Мир каждого американца - личная территория, и я не имею вторгаться в личные дела Сары без ее разрешения. - Джон успокоился и отметил высокий профессионализм доктора Павловски: "Слушает внимательно с пониманием! Наверно, у него уже приготовлен ответ для меня".
- Ваш случай, мистер Джон, точнее происшествие с вашей женой, уважаемой Сарой Альбой - типичная история в последнее время. - Доктор Павловски говорил медленно, со значением, потому что каждая его минута стоила десять долларов. - Сара полностью здорова, смею уверить вас.
Её действия - следствие психофизических эмоциональных перепадов настроения.
Террористический акт в Айдахо, полет на Марс, выигрыш латиноамериканцем Карлосом ста миллионов долларов в Нью-Йорк лотерею - откладывается на подсознании каждого американца.
Мозг не выдерживает и требует разгрузки, как судно с топливом время от времени опорожняет баки.
Чем сильнее внешнее воздействие, тем изощренее и экзотичнее разрядка.
Я смею предположить, что Сара, потому что очень вас любит, мистер Джон, поэтому не беспокоит своими упражнениями по разгрузке, чтобы не доставить вам неудобств.
Или разгрузка происходит спонтанно, во сне, и женщина ничего о ней не знает, не помнит о своих действиях.
- Моя любимая жена - не больна? - Джон прервал речь доктора Павловски, выяснил, вычленил главное, как в игре в пул. И время консультации сильно давило на кошелёк. - Мне не о чем беспокоиться?
- Вы совершенно правильно поняли меня, мистер Джон! - доктор Павловски видел, что клиент нервничает, поэтому закруглял беседу - клиентов надо беречь, а то в следующий раз Джон пойдет к другому психоаналитику. - Не сообщайте жене, что видели её голую на четвереньках ночью во дворе, не говорите о том, что она выла на Луну.
Ваша откровенность может расстроить нервную систему жены, нанести ей вред.
И, лучше, мистер Джон, если вы никому не расскажите о происшествии, словно вас поймали вьетнамцы.
Кто знает, может быть, уважаемая Сара Альба станет, когда-нибудь сенатором, и лишние рассказы об её прошлом, окажутся вредны.
- Мне понравилась ваша консультация, доктор Павловски, - Джон встал, улыбнулся (настоящий американец всегда улыбается, улыбка означает - "Я - здоров!"). - Америка - свободная страна, и, возможно, как вы сказали, Сара станет сенатором, или даже - Президентом США!
- Без всякого сомнения, мистер Джон! - Вальдемар Павловски провожал Джона до двери кабинета, как в кино про галантного кавалера. - Что же касается нашего разговора, то он для меня - профессиональная тайна.
Всё останется в стенах моего кабинета, мистер Джон.
Вдруг дверь открылась, и в комнату ворвалась белокурая девочка лет четырех.
В руке малышка держала куклу Факли - последняя модная игрушка для детишек.
- Курва! Эва, не вольно входить, когда я працую, - от волнения доктор Павловский перешел на польский, мешал польские и американские слова. - Забачь, у меня пан Джон.
- А у меня, забачь, тату, кукла Йолка! - девочка торжественно подняла куклу, с любопытством посмотрела на Джона. - Але, ж, папа, не волнуйся, - Эва тоже мешала польские и американские слова. - Я на этот раз не подслушивала, что пан тебе говорит.
Этот пан тоже рассказывал, как и мистер Тайсон, что у него маленькая пинька? - дочка доктора Павловски залилась искристым детским смехом.
Доктор Павловски покраснел то ли от гнева, то ли от смущения, развел руки в стороны, словно обнимал Джона:
- Не слухайте детско, пшепрашу пана... не слушайте дитя, мистер Джон. Дети не ведают, что говорят.
Доктор Павловский, или по-американски - Павловски, продолжал улыбаться, а Джон уже вышел из кабинета и хлопнул дверью в сильнейшем гневе.
"Мошенник, обманщик, я нашлю на доктора своего адвоката Цацкиса.
Надо же, его дочка, а, может быть, и все, кто пожелает, подслушивают, что творится в кабинете.
Развлекаются, факен шит!
Хотя, может быть, на этот раз, когда дочка не подслушивала нас, доктор Павловски побоится моего адвоката Цацкиса и никому не расскажет о психофизической разгрузке Сары? - Джон в лифте плюнул на пол, растер плевок подошвой дорогого ботинка: - Девочка, дочка мерзкого Павловски.
Что в ней не так? На что я обратил внимание?" - Джон задумался, даже постучал себя по лбу кулаком, но не сильно, чтобы не причинить боль и не травмировать кожу лба.
Когда дверь лифта открылась, Джон шагнул в холл и даже остолбенел, вспомнив:
- Глаза! Глаза маленькой Эвки светились красным... слегка... не так, как у Сары, в то время, когда она выла на Луну.