-Что-то я сегодня никак не могу попасть домой. Столько вызовов, - думала я, пересаживаясь в маршрутку. Пробегусь по магазинам, куплю, что нужно. Список лежит в кармане, терпеливо дожидается своей очереди. Холодильник то опустел к концу рабочей недели.
У дома, как всегда бабули на скамейке дышат воздухом и судачат обо всём, в своё удовольствие. А, чем собственно, им заниматься?
Я захожу в лифт и в тот же миг, как молнией пробивает голову:
- А сумку я оставила в регистратуре! Перед выходом на вызовы взяла портфель со всеми принадлежностями. Назад не вернулась. Да и поздно уже. И, как же я теперь попаду домой? Вот так учудила..., - продолжаю внутренний монолог, поднимаясь в лифте на свой девятый этаж.
И, как озарение:
- У Антонины Филипповны должны быть запасные ключи от наших дверей. Когда ремонт делали, я оставляла у неё ключи для рабочих.
Спускаюсь на пятый этаж, а сама повторяю:
- Только бы она была дома.
Выхожу из лифта, подхожу к её дверям, подставляю ухо, прислушиваюсь. Никаких признаков жизни. Неловко, а вдруг люди отдыхают. Набираюсь смелости, звоню. Тишина.
- Да, наверное, уже отдыхают, - размышляю, но не ухожу.
Слышу, кто-то не спеша, приближается, дверь открылась.
- А это ты, Людмила, заходи, - устало приглашает Антонина Филипповна.
- Простите меня, пожалуйста, что беспокою. Забыла на работе сумку, а в ней ключи от дома, - оправдываюсь, а тем временем, вхожу и закрываю за собой дверь.
Помнится, у Вас были запасные, - напоминаю я соседке, с которой мы поддерживаем дружеские отношения.
Она, будто и не слышит. Иду за ней в кухню.
- Есть будешь? - спрашивает Антонина Филипповна.
И не дождавшись ответа, накладывает в тарелку жаркое.
- Мой руки, небось, целый день на ногах, а во рту ни росинки, предполагает соседка.
- Вы угадали, некогда было, много вызовов.
Я раздеваюсь, мою руки, и сажусь к столу. Запах ароматного горячего блюда, почти неуловимой дымком пара, просочился в мой нос и стал приятно щекотать, вызывая обильное выделение желудочного сока.
- Ой, спасибо Вам, Антонина Филипповна. С удовольствием откушаю. А у меня холодильник пуст. Собиралась сейчас готовить.
- Когда ж тебе готовить? Целый день в бегах, - понимающе уточняет соседушка, ставя передо мной тарелку с горячим и, соломенную хлебницу с ломтиками свежего пышного белого хлебушка, присыпанного на корочке маковыми зёрнышками.
- Мммммм, обожаю.
Антонина Филипповна отлучилась.
- Вот твои ключи, - вернувшись из прихожей, - сказала она, кладя мне в карман брюк.
Её некогда красивое лицо, с тонкими чертами и редким обаянием, приобрело желтоватый оттенок и застывшее состояние полного безразличия. Она вся ушла в себя, в свои думы и переживания.
Когда-то Антонина Филипповна занимала большой пост, который полностью соответствовал её духу, образу мышления. Должность лишь помогала осуществить её истинное предназначение - служить людям. Без этого она не жила, не дышала. Она чувствовала себя нужной и на своём месте. И ей удалось многим помочь, сделать их счастливыми, наполнить жизнь смыслом и полноценными эмоциями. Антонина Филипповна жила своей работой. Дом, семья были любимы, дороги, желанны, но всё же работа была на первом плане.
Почти семь лет тому назад тяжело заболел её муж. Через два года после случившегося её подвели под сокращение, в результате этого и она заболела. В это же время внезапно уехала единственная дочь, не предупредив, не объяснив ничего заблаговременно, к тому же оставив родителей без какой-либо помощи и моральной поддержки. И жизнь остановилась. Антонина Филипповна боролась, как только могла. Но, результаты заставляли себя долго ждать.
Теперь она сидела напротив меня, упираясь локтями в стол, одной рукой поддерживая голову, а её взгляд блуждал где-то там за окном.
- Ой, как вкусно. Отменное жаркое! И мясо такое сладкое, нежное. А картошечка..., - нахваливала я. Вы знатная кулинарка, - подмечаю.
- И что с того? - с отчаянием в голосе соглашается моя соседка.
- Вы чем-то расстроены? - спрашиваю.
- Я давно расстроена, ничего нового, - ответила она потухшим голосом и опять задумалась.
- Носишь, рожаешь, в муках ребёнка. Растишь его, забывая о себе, отдавая себя безраздельно, и не знаешь, что из него вырастет. Питаешь надежды...
А потом вдруг оказывается, что он тебе совершенно чужой человек.
И прививаешь ведь всё самое лучшее, а откуда что берётся..., ума не приложу. И никак не пойму, почему всё это со мной? Чем я прогневала Бога? Жила, как святая. Чужую боль ощущала острее своей собственной. Летела, бежала, когда видела, что кто-то нуждается в помощи, даже если человек и не просил меня об этом. Ходила, отстаивала интересы совершенно чужих людей, принимая за это подзатыльники, оплеухи, унижения. В результате получила по "полной программе". Вот и напрашивается вопрос, - почему, за что? - разоткровенничалась соседка. И, как теперь выйти их этой ситуации? Понятия не имею. Осталась без работы, без средств к существованию, у мужа опять пошла череда осложнений. У самой нет ни на что сил. Живу на лекарствах. Видеть не могу больницы, поликлиники. А за помощью обратится не к кому. Вот тебе и вся жизнь.
- Да, мало приятного, - констатирую. Но отчаиваться нельзя. Обязательно найдётся выход. В один момент всё изменится к лучшему. Я уверена в этом. Надо только в это верить. Вот увидите, - убеждала я соседку.
- Хотелось бы, чтобы всё именно так и произошло, как ты говоришь. Очень устала бороться с ветряными мельницами, - грустно пошутила Антонина Филипповна.
- Чего уж тут хорошего? - подтверждаю.
А, что Ваша, малая, совсем не приезжает, не звонит? - осторожно спрашиваю, желая разговорить соседку.
- Нет, даже не звонит. Когда я звоню, ей всегда некогда. Не до нас. Видимо произошла переоценка ценностей. Родители, отошли неизвестно на какой план, а возможно и не нужны более, - с горечью делится моя собеседница.
- Вы знаете, я думаю, она просто слишком долго "купалась" в Вашей любви. Захотелось попробовать взрослую жизнь.
- Да, нет, там влияние плохое, - открылась Антонина Филипповна.
То, что чрезмерно избалована, это правда, ни для кого не секрет. Ничего не поделаешь. Желанный единственный ребёнок. К тому же, не забывай, она в детстве очень тяжело болела, я изо дня в день, боролась за её жизнь. Шуточное ли дело! Ей и захотелось одним махом доказать себе и другим, что она может себе позволить абсолютно всё. Думаю, мужчины ей встречались не самые совершенные, видимо проявили несостоятельность, отсюда и разочарования. Иначе давно могла выйти замуж, - продолжала соседка.
- Конечно, она же у Вас такая красавица и умненькая девочка, - пополняю список достоинств.
- А, что толку? Счастья нет ни ей, ни нам. Одни переживания, - резюмировала моя собеседница.
- Вы только не ставьте на ней крест. Молодая ещё, всё успеет, - внушаю я.
- Дай-то Бог. Главная и самая большая мечта всей моей жизни - внуки.
- Всё ещё будет, - с уверенностью произношу я. Только дайте срок.
- Так хочется же быть полезной, помочь ей. Пока ещё я что-то могу.
- Понимаю, Вас, только время не поторопишь, оно само отмеряет свой бег. Да и судьба у каждого своя, - поясняю.
- В том-то и дело. А она не понимает. Даже разговаривать на эту тему не хочет, - жалуется моя собеседница. И чувствую, чего-то не договаривает...
- Об одном прошу, не расстраивайтесь, пожалуйста, раньше времени. Вот увидите, она опомнится и осознает, я уверена в этом. Вы столько в неё вложили, столько для неё сделали. Не может она забыть это, просто не имеет права, - заверяю я соседку.
- Будем надеяться, а что нам ещё остаётся? - говорит моя собеседница и ставит чай.
- Антонина Филипповна, дорогая, мне пора идти. Поздно. А дел невпроворот. Я зайду к Вам на днях. Если что нужно, не стесняйтесь, пожалуйста, обращайтесь.
- Даже чаю не попьёшь? - спрашивает соседка. Мой муж спит, уже ужинал. У него режим. Он нас не слышит. Посиди ещё немного, - просит она.
- Ладно, остаюсь. Разве я могу отказать Вам? - смеюсь я и усаживаюсь на стул. Попьём чайку, и я побегу.
Антонина Филипповна достала из холодильника баночку прошлогоднего янтарного варенья, с оттенком летнего заката.
- Любишь айвовое? - спрашивает Антонина Филипповна, накладывает варенье в розетку и придвигает ко мне.
Я его практически каждый год варю. Очень приятное, чудесное варенье.
- Ой, и не спрашивайте. Очень люблю, но варить не успеваю. Я ещё варенье из алычи с детства люблю, ну просто обожаю, - произнесла я, блаженствуя и окунаясь в детские воспоминания.
- Да, хорошее варенье. Моя мама его всегда варила и кизиловое, тоже. А на новый год, помню, бабуля с мамой готовили "Королевский" торт", в его крем и добавляли эти варенья. Ох, и вкуснейший торт был!!! Словами не передать...
На всю жизнь запомнила его удивительный неповторимый вкус, - ушла в воспоминания Антонина Филипповна. Да, тогда мы жили, а сейчас прозябаем, - подытожила она, изменившимся голосом.
Зазвонил телефон, прерывая нашу беседу и чаепитие.
- Я сейчас, - предупредила Антонина Филипповна и сняла трубку.
- Алло, - поприветствовала она.
- Мама, это я, - услышала она ворвавшийся голос дочери.
Только о тебе вспоминали. Легка на помине, - соседка старалась не выдать дочери своего состояния.
- Мама, прости меня, пожалуйста, за то, что я не удалась у тебя, за то, что не оправдала твои ожидания, твои надежды.
Она так громко говорила, плача, что я без труда и напряжения расслышала каждое слово.
- Я знаю, что ты ждала от меня совсем другого, - продолжала она. Но я такая. Прости, меня, пожалуйста. Я тебя люблю.
- И я тебя люблю, даже очень, - ответила Антонина Филипповна, с трудом сдерживая слёзы.
- Я соберусь и навещу вас с папой. Ты только прости меня, - повторяла дочь Антонины Филипповны.
Я потихоньку поднялась. Вышла в прихожую. Набросила на плечи пальто. Взяла свой портфель, пакеты с продуктами. И ушла, чтобы не мешать откровенному разговору.
В глубине души я искренне наделась, что дочь Антонины Филипповна действительно поняла многое и не лишит, свою единственную, на всём белом свете мать, последней надежды.
Как хорошо, что она позвонила. Им нужен этот разговор - тонюсенькая нить взаимопонимания.
Берегите своих мам, им так мало нужно для счастья, чтобы их дети были живы, здоровы и не забывали о них.