Аннотация: Старые друзья, новые друзья и прочие приятные вещи... ОБНОВЛЕНО 15.02
***
Тонкие черты его лица, усталое выражение его глаз, такой непривычный его аромат, смешанный с таким любимым и таким ненавистным запахом сирени.
Шарль молча наблюдал за Виком. Впивался в него взглядом, пытаясь проникнуть глубоко вглубь его сознания, понять, объяснить самому себе. А зачем?
Тонкими пальчиками Шарль обводил в воздухе силуэт Вика, пытаясь высечь навсегда в истории этого человека, чтобы о нем никогда не забыли, чтобы он тоже его никогда не забыл.
Это усталое лицо, эти нежные а он был уверен, такие нежные и сладкие губы, такие тонкие пальцы и кожа рук, немного грубая. Волосы рыжим пламенем, искорками отражались в глазах Шарля. Шарля. Хотелось дотронуться и понять. Хотелось одним лишь прикосновением понять, а зачем?
Хотелось.
Шарль давно прекратил делать то, что ему хотелось, то, чего он желал, ибо страх заглушал в нем многое, если почти не все. Боль.
Новая боль, новых прикосновений. Он не мог допустить очередных страхов, не мог допустить очередных слез и очередного дождя. "Когда ты плачешь, мир плачет вместе с тобой", пронеслось в голове у Шарля фраза, которую ему кто-то давно сказал, кто-то, кто его любил. Быть может.
Шарль встал с кровати и, тихо как тень, подошел сзади к Вику. Не касаясь его, он ладонью ласково гладил его спину, не касаясь его, он вдыхал его аромат, а потом, когда подошёл еще немного ближе, его настигло жуткое желание обнять и прижаться к нему. Он, подобно дикой кошке, услышавшей хруст сломанной ветки под тяжелыми ногами охотника, вздрогнул и метнулся обратно на свое место на кровати, и просто смотрел. Большее он себе не позволял.
Хотелось.
***
Жена, ещё одна, вино и лучший друг человека.
***
Следующее утро не принесло ничего нового. Я всё так же героически поднял сам себя в девять, понимая, что необходимо возвращаться в нормальный режим суток и устроил себе пробежку по саду. Шарля мой зоркий взгляд так и не зацепил, и к концу дуракаваляния под общим грифом 'физкультура, мммать!' я почти убедил себя, что возобновил подобные штучки исключительно для-ради моциона. И беловолосый парень, возможно, всё ещё ошивающийся возле сирени совершенно ни при чём! Именно так. Слабо верится?.. Ну... Честно говоря, мне тоже.
Завтрак встретил меня моей собственной кислой миной. На столе мрачно (хотя для каких-то диких людей, может, и привлекательно!) дымилась овсянка. Только я собрался было отодвинуть непривлекательную тарелку, как будто споткнулся о взгляд дородной тётушки в переднике и с угрожающего вида половником в руке. Открытый для протестов рот поспешил заткнуть харрошей такой ложкой с варевом. После пятнадцати минут мучений тётя, наконец, сжалилась и, пробормотав что-то о бледной и дистрофичной нынешней молодёжи, чинно прошествовала на кухню. Я поторопился весьма не-аристократически спихнуть остатки каши Спайки.
Ах, да, Спайки... В доме оказалось две собаки - сенбернар Спайк и доберман Лэндслоу (вообще-то, как выяснилось, так зовут нашего соседа, которого не очень любит дед). Лэндслоу подстать тёзке, как не замедлили меня просветить, отличался дурной репутацией, скверным нравом и любить меня отказался наотрез. Обнюхал мою руку, пренебрежительно фыркнул и гордо удалился. Спайки оказался милейшим существом, от него мне досталось свидание с мраморным полом и шлейф из слюней. Помимо длинной мягкой шерсти и добродушного нрава, Спайка отличало ещё одно очень ценное качество. Сенбернар хомякал абсолютно всё, что более-менее подходило под определение 'еда'. Мне пришлось долго просвещать его, что красный тюбик - это не кетчуп, а жёлтый - конкретно не его обожаемая горчица. В общем, скучать было некогда и поняв, что знакомства ещё с каким нибудь 'восьмым чудом Престон-холла' я не вынесу, моё высочество поспешило свалить из дома к деду.
Ни-че-го. Ситуация повторилась с просто смешной точностью. Часа через два, отчаявшись достучаться до бредящего сознания, я поправил кепку (теперь там красовалось 'Шеф', в смысле, шеф-повар и черепушка со спагетти в зубах. Поймите меня правильно, не то чтобы я умел готовить или питал особо нежные чувства к чуду итальянской кухни. Просто мне нравился радикально-зелёный цвет головного убора...) и прогулочным шагом двинулся по какой-то до ужаса деловой и скучной улице. Часа через полтора блужданий я наткнулся на симпатичного вида парк с настоящим озером и не спеша стал его исследовать... Жаль только, моя ярко-салатовая куртка - в тон кепке - служила всё-таки слабым камуфляжем. Так или иначе, но меня заметили.
-Васяяяяя! - раздался счастливый визг, и я не стал тешить себя иллюзиями относительно того, к кому он относился - только поднял глаза к небу с немым укором. Оно только ехидно улыбнулось мне облачком 'Терпи!'.
Как 'Васю' меня знало от силы человек десять в этом мире, причём: а) они жили в разных концах планеты б) совершенно в других частях земного шара.
На меня налетело нечто счастливо-фиолетовое и, терпеливо пережидая период тисканий, обнимашек и восклицаний, я анализировал ситуёвину.
Лизберг Юнона Швардц, психолог, максималистка, гринписовка, сторонница радикальных решений (например, в одежде), не замужем. Жената. Филетовая юбка-брюки, такой же яркий пиджак с косым обрезом по полам, яркая брюнетка и серая сталь в глазах. Экстраверт, отчего я сейчас и страдаю.
Ирних Елизавета Тао, художница, по совместительству отличный фотограф, тихоня, тургеневская девушка. Собственно, жена. Кстати, скромно жмётся в сторонке и неуверенно на меня поглядывает. Простой голубой джинсовый костюм, оттеняющий небесные глаза и русый хвост, аккуратные очки и поводок, на другом конце которого виляет хвостиком такса.
- Лизка, Юн... Вы не вовремя, но я рад вас видеть!
-Очень обходительно! - фыркнула брюнетка. Светлая улыбка блондинки... Ну как тут устоять?
'Семь вишень', кстати, неплохое местечко. Там довольно тихо (В отсутствии Юны, понятно), отличный чай и, если верить Лизе, потрясающие десерты. Не знаю, я лично суп наворачивал, и не то чтобы он оказался чем-то особенным. Общались мы плодотворно, я узнал кучу всего о проводящемся фотоконкурсе, весенней распродаже, вымирании каких-то там сусликов, а так же кучу другого, куда менее полезного. Рассказал о деде, шизофрении и собаках. Сказал пару шуток. Развели дискуссию 'А если бы не было монголов', потом как-то плавно съехали на обсуждение какого-то боевика, причём им нравились актрисы, а мне ещё и актёры...
В таком духе могло продолжаться ещё долго, но тут у Лизы зазвонил телефон, и девчонки поспешили откланяться. Я тоже вспомнил об одном неотложном деле и на всех парах помчался домой. Неотложное дело звали, понятно, Шарль. Два часа проплутав по саду я, немного расстроенный (парня нигде не было видно), но подкованный относительно местной архитектуры (плана сада, по крайней мере... того, который когда-то там подразумевался, но уже позабылся) кое-как запихнул в себя ужин и приплёлся в свою комнату, нехотя осознавая, что пора распаковать ноут и заняться, наконец, делами.
Правда, уже в комнате все правильные мысли куда-то резко испарились.
Шарль стоял и, задумчиво наклонив голову, рассматривал мою картину. Мне вдруг стало жарко, и я тихо порадовался, что не умею краснеть. Просто до звания настоящего художника мне было как до звезды.
- А мне нравится! - заявил вдруг Шарль, поворачиваясь, отчего я почти незаметно вздрогнул.
- Ты телепат? - пошутил я, приветственно помахав рукой и подходя ближе.
- Ты что, тоже? - деланно-удивлённо вопросил он, и мы оба рассмеялись.
Знаете, пить слабое вино в его компании на террасе в опускающихся сумерках удивительно приятно.
Мы болтали о каких-то глупостях, а потом ему удалось меня удивить. Я слушал, как он с восторженным блеском и раскрасневшимся лицом рассказывает мне о Ренессансе и не мог поверить своим ушам. Похоже, мне попалась исключительная для нашего времени редкость. Внезапно, очень сильно захотелось кое-что сделать.
Недолго думая, я наклонился вперёд и, слегка коснувшись рукой щеки удивлённо замершего парня, легко, почти целомудренно его поцеловал. Почти. Во всяком случае, в моём понимании. Во всяком случае, изначально так оно и было. Примерно до того момента, как мой язык скользнул по контуру его тонких губ и уже собрался было преступить к более решительным действиям. К слову, именно в этот момент, Шарль, наконец, опомнился и резко меня оттолкнул.
- Я тебе не нравлюсь? - грустно поинтересовался я, печально разглядывая свой бокал и всерьёз думая, можно ли в нём утопиться. Творческим личностям иногда приходят странные идеи в голову...
- Не в этом дело... - после недолгого молчания уверенно произнёс он. - Просто...
- Я спешу, да?
- Ага! - кивнул Шарль, отчего волосы метнулись из-за спины на грудь.
Я извинился, он принял извинения, и ещё минуту мы сидели в молчании. Потом я не выдержал и жалобно попросил разрешения дотронуться до его волос. Он расхохотался, вслед за ним я, но разрешение всё-таки получил.
Волосы оказались мягкими и очень тонкими, будто паутинка, совсем невесомыми.
Ещё некоторое время мы просто молча наслаждались луной, запахом сирени и журчанием воды. И присутствием рядом. Ну¸ во всяком случае, я наслаждался. Наконец, он поднялся и, произнеся уже обрядовое 'Прости-но-мне-пора', опять помахал ручкой и скрылся в саду.
Ещё некоторое время я гадал, не проще ли было заночевать В Престон-холле (ну да, в принципе, ехидничающее подсознание право - покой тогда нам даже и не снился бы), или не безопаснее ли было передвигаться по хорошо освещённым улицам. Затем, как мне показалось, я нашёл решение загадки и, одним махом допив остатки вина, удалился на покой, махнув рукой и на работу, и на старые дрязги с Лэндслоу, решив, что пора устанавливать нормальные соседские отношения. Хотя бы ради сирени, нельзя же ей погибать просто потому, что Лэндслоу-младшему нечем заняться, и он кадрит наследника Престона, заодно досаждая садовнику. Улыбнувшись в подушку, я провалился в сон, о чём-то воздушном и сладком, как губы Шарля после вина. Только ветка в стакане тихо чахла на тумбочке - почему-то никто не сменил воду.