Афоризм этот принадлежит Герцогу Франсуа де Ларошфуко.
Мне он представляется очень странным и нелепым.
Если бы его высказал, допустим, Пушкин или любой другой трус, то в их устах это было бы вполне естественным.
После легко подавленного "восстания" декабристов, кучки кретинов, пожелавших совершить "дворцовый переворот" и самим залезть на трон Российской Империи, начались аресты всех, связанных с этим заговором. Пушкин дни и ночи напролёт лихорадочно жёг записки, письма, свои литературные произведения, как-либо связанные с декабристами или хотя бы упомнавшие их имена. Сжёг почти оконченную повесть "Арап Петра Великого" о своём чернокожем прадеде. Впоследствии восстановил только первую часть.
И когда был вызван Императором для беседы с ним, трясся мелкой дрожью, хотя, благодаря заступничеству за него губернатора Адеркаса, везли его не как подозреваемого преступника в кандалах, а просто как свободного, ни в чём неповинного человека в сопровождении фельдегеря. Николай с ним побеседовал и милостиво отпустил восвояси. Никаких тюрем, пыток, допросов не было. И его знаменитое письмо декабристам "Во глубине сибирских руд..." отправлено им не было!
В 1827 году в журнале "Московский вестник" была опубликована его эпиграмма на А.Н Муравьёва "Лук звенит, стрела трепещет...". После публикации Пушкин сказал редактору журнала Погодину:
"А как бы нам не поплатиться за эпиграмму.
Почему?
Я имею предсказание, что должен умереть от белого человека или от белой лошади. Муравьёв может вызвать меня на дуэль, а он не только белый человек, но и лошадь!"
Но Муравьёв, до которого, конечно же, дошла ЭТА фраза Пушкина, на дуэль его не вызвал, а ограничился лишь написанием ответной эпиграммы на самого Пушкина:
Как не злиться Митрофану?
Аполлон обидел нас:
Посадил он обезьяну
В первом месте на Парнас.
Но Пушкин был рад-радёшенек отделаться таким образом.
(Детально этот эпизод описан в "Принципе Художественного Соответствия")
Так что в устах любого труса, повторяю, эта фраза Ларошфуко звучала бы естественно. Но сам Герцог был человеком бесстрашным, смелым воином, учавствовавшим во Фронде (был близким другом герцогини Анны-Женевьевы де Лонгвиль, сестры принца Конде, главы Фронды). Раз в бою пуля мушкета попала в голову Ларошфуко и почти выбила ему глаз. Несмотря на такое ранение, он остался в строю и продолжал сражаться!
Афоризм это слишком подходит трусам, дрожащим за свою драгоценную жизнь, но никак не смельчаку Ларошфуко.
Б.Л.Пастернак тоже трясся за свою жизнь и униженно ПУБЛИЧНО каялся перед Хрущёвым за публикацию на Западе своего весьма посредственного романа "Доктор Живаго". В открытом письме в газету умолял не высылать его за границу, клялся в вечной любви к СОВЕТСКОЙ Власти и России и демонстрировал всяческое унизительное лизание советской задницы.
Если ты публикуешь своё произведение за границей, ты должен взять на себя всю ответственность за содеянное и мужественно встретить вал грязи и клеветы в твой адрес со стороны советских бонз и "трудящихся".
Некий сталевар написал:
"Я Пастернака не читал, но сказать хочу..."
Читать его -- НЕЛЬЗЯ!
Ибо, как выразился Н.С.Хрущёв в адрес Пастернака:
"Свинья не гадит там, где ест!"
Но СКАЗАТЬ очередную мерзость о неугодном властям индивиде, это советский человек завсегда готов!
Но Пастернак так унижался перед всей этой мразью, потому, что
ХОТЕЛ "ЖИТЬ! ЖИТЬ! ЖИТЬ, ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ!" (Цитирую ЕГО слова!)
А люди смелые ТАК не думают! У них другие приоритеты, а не трусливое иступлённое цепляние за своё биологическое существование.