Отдохни в бильярдной,
посети спортзал,
если безоглядно
от трудов устал.
Под гитару вечер...
Фонарей неон.
Звездопад, - и вечный
в небе Орион.
Городок "Метизник"
убаюкан сном.
Завтра к новой жизни
пробудится он.
Завтра опустеют
дачи и столы.
Уберут постели,
выметут полы.
С городком прощайся:
"Бог тебя хранит!"
Он же "...возвращайся!" -
эхом повторит.
...
Станция Абзаково.
Скалы цвета беж.
Тихо небо плакало
дождиком надежд.
Вдалеке барашками
города дымки.
Белые ромашки.
Чудные деньки.
* * *
Болонину А. А.
Есть понятье: "усталость металла",
когда балка стальная - столетка
неожиданно хрустнет, как ветка,
разлетится кусками кристалла
углеродно-железная сетка...
Есть понятье: "уставшее тело",
лет впитавшее прожитых бремя,
когда плоть, оттолкнувшая время,
вдруг покоя и сна захотело,
опустилось ногою на стремя...
Но усталость души - очень лично!
Вам она не приносит дохода...
Сколько раз за стенами завода
начинали Вы день свой привычно -
ритуальным по цеху обходом?
Сколько лет стены цеха ветшали,
станы, краны? Где ныне резервы?
Оголенные руки, наверно,
Вы прижатыми к сердцу держали,
виновато шепча: "...это нервы".
Планки чести Вы ставили равно
перед мастером или рабочим.
Чем бы мозг ни бывал озабочен,
поступиться боялись Вы главным -
верой в цех трудовой, непорочной!
Даже в личном: однажды случилась
боль утраты. Ожог во всю душу!
Дом - пустыня. Глаза стали суше.
Сединою бородка схватилась,
как ледком, неожиданной стужей.
Цех отдушиной стал... Поднимали
Вы его, что холопа с коленей.
Новый дух, новый смысл, новый гений
в оскудевшие жилы вливали
от пришедших младых поколений!
Есть понятье "металла усталость".
Тела бренность. Миров бесконечность.
Но душа - самая безупречность
и нетленность - от плоти осталась,
и зовется она - "человечность"!
Волочильщик
У стана - щуплый. Где душа живет?
Но жилистые руки, как канаты!
Металл ухватят, точно автоматы,
с консоли пачку сбросят. И - вперед!
Металл он тянет. Тот металл поет,
выдавливая жалобно рулады.
Через фильер - на барабан. И вот,
отсвечивая матовой прохладой,
металл в телегу поверху плывет.
Стан остановит. Вытрет пот.
Чайку глотнет из потемневшей кружки.
Добавит в "мыльню" золотистой стружки,
и - незаметно для себя - поет!
Домой идет усталый, клонит в сон.
Сейчас закурит. Боже, он - курильщик!
У стана - щуплый. Сильный, как Самсон!
Но в этом - весь, наш русский волочильщик!
* * *
Ода тротуару
от площади Комсомольской
до проходной ММЗ
1
К заводу асфальтируют дороги.
По свежекатанному след от шин...
Вдоль тротуара - клены-недотроги
и новая стоянка для машин.
Когда-то в прошлом к проходной гуськом
шли люди, транспорт, разгоняя лужи.
От дыма сизый, кашляя баском,
был тротуар безмерно перегружен.
Разительно меняется во взоре
любая мелочь. Свежий колорит!
И надпись "...Ленка" краской на заборе
хоть и стара, по-новому звучит.
2
От проходной до остановки
мне путь недолог. Параллель
тому пути: пол-упаковки
хрустящей снеди - сухарей.
Иду, отмытый после душа,
душа и помыслы ясны.
А ветер волосы мне сушит
дыханьем молодой весны.
От проходной до Комсомольской
путь разно меряет народ:
курящим он - на папироску,
а некурящим - в анекдот.
* * *
1. Человек и его дело
Где так нити родства ощутимы
человека и дела, когда
производство и дом неделимы,
и положены в это года?!
Прочно шаг человека впечатан
в будни цеха, в готовый металл.
Этой плотью завода зачатый,
он его продолжением стал.
Его руки ласкать не устали
холодок механизмов, станин.
- Что, дружище, - нашептывал стали,
как живому, - еще постоим?
Годы делали "черное" дело:
цех ветшал; с ним и он поседел...
Но душой, неделимой от тела,
неделим оставался от дел.
Крепко сбитый. Рабочей закваски.
Хоть с кувалдой, ключом, мастерком -
ас во всем! Говорил без опаски,
правоту защищал матерком.
Уважали, советов просили.
Он, наставник, учил молодежь:
- Человек по уму и по силе -
самый лучший в природе крепеж!
Я работал на совесть, немало.
Сам - стихия и знамя труда!
Где работа меня не сломала,
несомненно, сломают года!
Больно с делом любимым проститься.
Всей душою к заводу прирос...
...И его задрожали ресницы
от скупых неожиданных слез.
Что за годы в душе наболело,
как родник, нашло выход из скал.
Его жизнь. Его смысл. Его дело.
И другого себе не искал!
2. Человек и его город
С работы едет он в правобережье.
Кипит, как сталь, над городом восход.
С реки пахнет по-рыбьи тинно-свеже:
Центральный переход!
Краями раны - берега Урала,
прошиты швами четырех мостов.
Вон, вдалеке - Казачья заблистала
церковной позолотой куполов.
...Родной район. Давно ли - новостройка?
Теперь вокруг патриархальный быт.
Заросший сквер. Сирени запах стойкий.
Тенистая аллея лип.
Кинодворцов рельефные фронтоны.
Нескучные немецкие дома
с аркадой арок, с бытом образцовым,
и детские площадки-терема.
Вдоль улиц ожерелья магазинов,
бутиков, чебуречных-"шапито".
Гремит проспект, токсикоман бензинный,
железом и колесами авто.
Он город знал. С закрытыми глазами
мог отыскать заветный уголок:
в фасаде дома выкрошенный камень
и изгороди каждый завиток.
Субботы день рождения встречая,
один в квартире - гордый холостяк -
нальет себе сегодня вместо чая
холодной водки. Выпьет натощак.
Задумается. Память - точно пытка!
Но жизни не привидится иной:
была и будет для него Магнитка
его работой, смыслом и женой!
...На суету дворовую в окошко
он полусонно и незло ворчит.
А город жаркий, летний, в босоножках
по тротуарам утренним стучит.
Есть крепеж!
Сердце цеха - пресса,
чей размеренный стук
мчит на всех парусах
производственный струг.
Солидарная дрожь
сотрясает весь цех:
есть крепеж, есть крепеж,
самый прочный из всех!
Прессовщик - если бог,
то дитя его - болт!
Труд свой любит и нежит
гаечник - гайку режет!
Цех в единстве кипит,
обнаженный, как нерв.
Будет план перекрыт!
Люди - главный резерв!
Не смолкают пресса,
точно им невтерпеж,
и в стальных голосах
их звучит: есть крепеж!
* * *
А я на заводе не гостем...
С иным механизмом на "ты".
Я знаю, как делают гвозди,
Как режутся гайки, болты.
Как пот меж лопаток струится,
А смена порой такова,
Что в лоскуты рвешь рукавицы,
Да бранные вспомнишь слова.
Как тонко душа осязала
Рабочее бремя невзгод.
Что двух непохожих связало:
Меня и метизный завод?
В судьбе неизбежностью стали
Бессонные ночи и дни...
Днем режусь о кромки я стали,
А ночью - о грезы свои.
Картинки из "травилки"
1
Жизнь - шипы, не только розы.
Где здоровье, как стена?
Новым приступом хондроза
в меня "выстрелит" спина.
И над ванною травильной
замер я, "столб соляной",
зубы стиснув от бессильной
жажды стать самим собой.
Глянуть издали - картина!
Страх мне щеки обметал...
Думать: "Боже, как противно,
что я - плоть, а не металл!"
2
Порой с металлом, как с дитя.
В кислотной вызрев колыбели,
где ржа с окалиной сгорели,
он ждет вниманья от меня.
Парит над ванною металл,
блестящий, чистый - просто душка!
Пробью его я "гидропушкой",
чтоб он, как вышколенный стал.
Последний штрих: металл черню...
Фосфат ложится - блёстки, блестки...
И, наконец, металл - в известку,
как бы в сухую простыню!
3
В пару, в чаду, как черт - в аду!
Вот где душа витала!?
Не обессудьте, не люблю
работу, где металл травлю,
но что мы без металла?
Там, за забором - скверы,
цветы, улыбки, лица...
Здесь - острый запах серы,
Смен встречных вереницы.
Кислот зубодробилки...
От ванны к ванне кроссы...
И, сладкий для травилки,
дымок от папиросы!
Женя-большой, Женя-маленький
В цехе, где воздух кипит от движенья,
бухают прессы наперебой,
вместе работают два мастера Жени,
маленький - Женя и Женя - большой.
Женя-большой говорит Жене-малому:
- Следи-ка, дружок, за движеньем металла!
Вовремя выкинь, подай на пресса...
Маленький Женя творит чудеса!
Как Копперфильд, он везде и кругом!
По отделению - только бегом.
Опыта мало. Старательно взмок.
В цехе прозвали его "бегунок".
...
Женя - большой голосист, исполин.
В цехе работа вся крутится с ним.
Опыт, помноженный на авторитет -
есть результат и достойный ответ!
Он - весь энергия. Слово - гранит.
Жизнь в него зубы вонзала...
По пустякам он молчанье хранит,
надо - решит: "...без базара!"
Он на турслетах. В команде - вратарь.
Ушлый рыбак. "Гвоздь" компаний.
В цехе работник. По жизни мытарь,
в карьере - "агнец" для закланий!
Вот и работают вместе два Жени.
Разные внешне и внутренне, вроде.
Общее только одно - отраженье
тех перемен, что идут на заводе.
Верится, многое им по плечу!
Будет успех, будет праздник...
Всё, умолкаю! Совсем не хочу,
как говорится, их сглазить!
На проходных
На проходных
нет выходных -
быть начеку, на страже!
Сухой армейский этикет:
из нержавейки турникет
и люди в камуфляже.
Буравит глаз
в который раз!
В груди дыханье спёрто...
Сквозь проходные на завод
спешит нахраписто народ,
неся обеды в свертках.
Что спор вести,
мол, не в чести
труд заводской охраны?
Их тоже семьи, дети ждут,
и не со злобы они бьют
рабочих по карманам.
Но всякий год
молчит народ,
ни в чем не виноватый.
Карманы вывернут - пусты!
Как перед Господом чисты,
когда не вороваты.
Сигает вор
через забор!
Вор с накладной поддельной
крадет вагонами товар -
вот где барыш, вот где навар!
И - разговор отдельный...
Во мне вопрос,
как комом рос:
не о моем ли благе -
забор, "колючка", турникет?
И, может быть, завода - нет,
а есть один спецлагерь?!