Вся эта жуткая история началась приятным летним днем, аккурат, когда я, наконец, сумел немного подкопать Старый Дуб и стряхнуть на землю довольно много столь любимых мною желудей. Стоял я тогда, и уплетал их за обе щеки, когда ко мне подбежал взмыленный Серик.
- Хрум! - сказал он, - Вот ты нажираешся, а у нас тут такое стряслось!
Он, должно быть, ждал, что я тут же накинусь на него с вопросами. Но я лишь покачал головой, не закрывая рта. Что бы ни случилось - это не должно мешать еде. Тем более, что ел я не какую-нибудь дрянь, а вкуснейшие желуди. Ах, какой же был у них аромат! Даже сейчас, спустя много лет, за которые много что произошло, я не могу забыть его. Будь у нас, диких кабанов, свои короли, я бы назвал желуди воистину королевской едой!
Впрочем, я отвлекся, такое бывает, когда я задумываюсь о еде. Вернемся же к нашей истории. Я так и ел себе спокойненько, не обращая ровным счетом никакого внимания на нервное подвывание Серика, пока, наконец, не умял последний желудь.
- Ну, чего тебе, волчья морда? - наконец, вежливо поинтересовался я.
- Чоб пропал! - провозгласил волк в ответ.
Меня словно чем-то холодным облили. Что могло случиться с любимым всеми зверями барсуком в столь мирном лесу как наш?
- А его нора, его нора, - затараторил Серик и вдруг, не выдержав, завыл в голос.
Нет, для волка выть по поводу и без - совершенно естественно, но сейчас в его голосе слышалось неподдельное горе.
Я молча побежал к Оврагу, старой и глубокой яме, в которой строили свои дома многие поколения барсуков. Серик, завывая на разные лады, мчался за мной.
Добежав, наконец, до дома Чоба, я почувствовал, что моя шерсть встает дыбом. Домик Чоба, милая глубокая норка, был не просто разорен. Нет, нора выглядела так, словно какое-то лютое чудовище засунуло в нее ствол дерева, а потом хорошенько там пошебуршало. Она была растерзана, все стены сметены, кучка мха, на которых так любил спать Чоб, носилась теперь по всему Оврагу, а вместо аккуратного входа в норку зияла ужасающая дыра.
Позади меня снова раздался вой, и на этот раз, я присоединился к волчьему горю. А потом, к Оврагу начали подходить все новые и новые звери, и все больше скорбных голосов раздавалось над нашим Лесом.
К вечеру пришел сам Ревун, князь нашего Леса. Постояв ради приличия несколько минут с опущенной мордой, он, наконец, грозно рыкнул и велел всем собраться у Ручья за час до заката. Понимая, что если мы не поможем другу, то никто ему не поможет, мы с Сериком явились на зов.
- А, Хрум! - довольно кисло протянул Ревун, увидев меня. Уж не знаю почему, но я ему не нравился. Может быть потому, что такой благородный зверь как кабан, может быть помехой медвежьей власти?
- Впрочем, не важно,- добавил он, - ты был другом Чоба, а значит не пожалеешь сил, чтобы его найти. Его или... то, что от него осталось. Раз уж вы с Сериком пришли, вам я и поручу расследование. Я уже приказал зверям отойти подальше от Оврага. Они почти наверняка затоптали все следы, но если там хоть что-нибудь осталось, я прослежу чтобы вам не мешали это найти.
Грустно прошла ночь. Серик жалобно выл, а я ворочался с боку на бок, вспоминая барсука. На следующее утро, как только рассвело, мы снова направились к оврагу, на этот раз не для скорби, а для того чтобы попытаться найти нашего друга.
Мы перерыли все, что осталось от норы и, наконец, в самой ее глубине нашли красные пятна на остатках мха.
- Кровь! - завыл Серик, - Чобова кровь! Его смертельно ранили, а потом выволоколи оттуда, истекающего кровью!
- Тихо! - прикрикнул на него я, только истерики сейчас не хватало, - Лучше попробуй учуять, кто это мог быть. Сам знаешь твой нюх - не чета моему!
- Да разве тут что-то учуешь, - проворчал волк, - весь лес тут вчера побывал.
Он зашмыгал носом.
- Кого тут только нет... волки, медведи, ежи, свиньи...
- Кабаны! - строго поправил его я.
- Ну да, кабаны... росомаха, лисица... а это что такое?
Я навострил уши, а Серик вдруг сжался в комок и заскулил так жалобно, словно он был новорожденным щеночком, которого оторвали от мамы.
- Что там, что?! - снова и снова спрашивал я, но волк не переставал скулить.
- Человек! - наконец, выдавил он, - в овраге был человек!
И словно лед сковал мое сердце.
Да разве может быть у Леса враг более страшный чем Человек? Человек, который убивает зверей гром-палками и железными зубами? Человек, который вырубает леса, человек, который безжалостно забирает все сьедобные грибы и ягоды, оставляя нас голодать? Люди уже довольно давно не тревожили нас, но тем страшнее становилось, что они сделали это сейчас. Если Люди опять вышли в Лес за своей кроваваой жатвой, дела наши обстоят хуже некуда.
- Ищи, Серик, ищи, - сказал я, - Веди нас туда, куда этот изверг утащил Чоба!
И мы побежали. След петлял, дергался из стороны в сторону, и по дороге нам часто попадались деревья, в которые, судя по сломанным веткам и отбитой коре, врезался человек. Отчего человек несущий Чоба так странно вел себя? Может быть Чоб успел его ранить?
Спустя три часа мы, наконец, увидели опушку леса. След вел через нее и дальше в сторону деревни - туда, где живут Люди. Серик оскалил зубы и хотел было уже броситься прямо в сердце вражеского логова, но я успел схватить его за лапу (а держать кого-то копытом ох как нелегко)!
- Стой, дурак! Ты хочешь один, не зная дороги, броситься туда? Ты думаешь, твоя смерть может помочь спасти Чоба, если он, конечно еще жив?!
Я выговаривал Серику, а он молча переминался с лапы на лапу. Волки более импульсивны чем свиньи, тьфу, чем кабаны, и смириться сейчас ему было трудно. Но я все-таки убедил его уйти, чтобы вернуться с подкреплением.
Узнав о том, что Чоба умыкнули люди, Ревун поднял страшный шум. Он бушевал так, что со всех деревьев летели листья. Наконец, успокоившись и взяв себя в руки, он срочно вызвал Хитроглазку - молоденькую, но очень хитрую лисичку, жившую в окрестностях. Узнав всю подоплеку дела, рыжая хитрюга сразу согласилась отправиться в деревню на разведку. Если ей не удастся разнюхать жив ли Чоб, и если жив, где его держат, то это не удастся никому. Но приготовиться до конца нам не дали.
К логову Ревуна выскочил перепуганный бобренок, отпрыск многочисленного семейства, жившего недалеко от дома медведя выше по течению.
- Папку забрали, - отчаянно заплакал он, - Человек увел моего папку!
Все четверо, я, Серик, Ревун и Хитроглазка бросились за детенышем и вскоре добежали до его плотины. Вернее того места, где она раньше была. Столь красивое жилище бобров было разнесено буквально вдребезги. Человек, должно быть, нырнул в ручей, а потом разрушил плотину, затопив норку. А когда несчастный отец семейства вынырнул, тот схватил его и уволок в своего адское царство.
Увы, но здесь мы поделать ничего не могли. Никто из нас не мог нырнуть на столь долгое время, чтобы исследовать нору. Но след - конечно же Человека, нашелся у берега сразу. И мы побежали, ничуть не сомневаясь, куда он приведет.
И точно! След привел прямиком в деревню. На счету у этих извергов было уже две загубленные души.
Никто из нас ничего не сказал, мы лишь молча смотрели на Хитроглазку. Лисичка немного помялась, но патриотизм взял верх над осторожностью, и она сказала:
- Я готова!
И не говоря больше ничего, не дожидаясь прощаний и благословений, убежала в сторону деревни. Я с трудом сглотнул, какой-то противный комок стоял у меня в горле. До чего же храбрая была Хитроглазка! Нет, отдернул я себя, не говори о ней в прошедшем времени! Она вернется, живая и невредимая и, может быть, даже приведет с собой Чоба и старого бобра.
Мы ждали.
Деревня не показывала никаких признаков жизни. Стояла мертвая тишина.
Мы ждали.
Ревун не выдержал, зарычал, потоптался с ноги на ногу и, наконец, сказав что у него есть еще много дел, убежал.
А мы с Сериком все ждали. Уже было довольно темно, солнце зашло, и лишь луна освещала опушку нашего Леса. Волк улегся и, казалось, начал дремать. У меня тоже глаза слипались, но я понимал, что спать нельзя, что в любой момент может вернуться Хитроглазка, и ей, возможно, понадобится помощь.
Я как в воду глядел! Сперва я увидел только неясное пятно, стелящееся по земле. А потом понял, что эта лиса, не бегущая, а едва ковыляющая. Не задумываясь о риске, я бросился вперед из-под защиты деревьев, прямо на открытое пространство.
Ужас снова сковал меня - жизнерадостная лисичка едва держалась на ногах, всегда такая веселая, была сейчас донельзя измученной и самое страшное, на ее боку была ужасная кровавая рана!
Я ахнул и бросился к ней, взвалил себе на спину (и если вы думаете, что кабану так легко нести лису, то вы в жизни ровным счетом ничего не понимаете) и побежал назад к лесу. Серик проснулся, поспешил отобрать у меня раненую, и мы заторопились обратно, под защиту нашего милого, доброго Леса.
Мы принесли Хитроглазку к ее логову, которое располагалось недалеко от Оврага. Набежавшие роддственники охали и ахали, пока Серик укладывал ее на старые листья. Потом Серик спешно принес целебные коренья из своих старых запасов - мы не жалели сил, чтобы помочь раненой. Снова и снова мы спрашивали, каким ужасным своим изобретением Человек так ранил ее, но от ужаса и боли Хитроглазка могла лишь жалобно скулить.
Стояла уже глубокая ночь, и у нас у всех уже слипались глаза, так что, мы оставили лису на попечение родственников, а сами разошлись по домам. В тот день я вымотался так, что наверное, проспал бы до полудня, но долго спать мне не пришлось. Меня разбудил Серик, на этот раз букально бьющийся в истерике. Когда я, наконец, хоть как то его успокоил, он сообщил мне ужасные новости. Человек снова приходил в лес и на этот раз, он увел раненую Хитроглазку!
Осмотр места прошествия снова ничего не дал. Повсюду была кровь - человечья, видимо родственники пытались защитить Хитроглазку. Кстати, а где они? Не было ни одной лисы, неужели на этот раз подлый Человек увел целое семейство. Но нет, вглубь леса отходила целая цепочка следов - как Человека так и лисиц.
Мы побежали по ней и очутились у лесного озера. Человечьи следы вели прямо в воду. Лисы, судя по следам, сначала толпились вокруг, а потом побежали в другую сторону, к опушке. Но что человек делал в воде?
И тут мы увидели его! Ужасный человек шел к нам через озеро, по пояс в воде, медленно но уверенно. Он возвышался над нами как гора, а с его губ срывались какие-то жуткие звуки. Судя по длинным волосам и верхней части тела - это была самка, что отнюдь не успокаивало. У пауков тоже самки смертоносные. Мы с Сериком прижались друг к другу и в ужасе смотрели на нее. А Человек все приближался. Сейчас она схватит нас чтобы утащить в свое жуткое логово, где меня сьедят, а с Серика живьем сдерут шкуру.
Из уст Человека снова сорвались какие то жуткие звуки, она шла к нам, вытянув вперед руки. И тут я не выдержал. Я бросился вперед и вцепился клыками в ногу Человека. Самка взвыла и попыталась оттолкнуть меня другой ногой, но тут в нее вцепился подоспевший Серик. Еще раз страшно крикнув, она упала, и мы с волком набросились на ее беззащитное горло. Но перед тем как испустить дух, проклятая тварь успела задеть меня зубами, до крови, но к счастью. не слишком глубоко.
Когда все было кончено, мы долго стояли, тяжело дыша и глядя на мертвого человека. А потом пошли домой.
Нас встретили как героев - никто не сомневался, что мы убили того самого Человека, который разорял лес и уничтожал бедных животных. Но наш праздник прервали вернувшиеся родственники Хитроглазки. И они принесли ужасную весть.
Оказалось, что где-то под утро, лисичка вдруг заметалась в бреду, завыла от боли и... у нее начали вытягиваться лапы, отпал хвост и начала выпадать шерсть. Они сидели, от страха не смея даже шевельнуться, а бедная лиса преврашалсь в кошмарную тварь - в Человека. Превратившись, она в ужасе смотрела на свое новое тело, а потом попыталась встать. В норе было слишком мало места для нее, и она стала откапываться, разрушая собственное жилище.
Потом она побежала, сперва неумело, ведь бежать ей пришлось на двух ногах, потом все более уверенно. Она бежала не разбирая дороги, куда глаза глядят. На воде не учуешь след, так что у озера ее потеряли. Праздничное настроение пропало, мы с Сериком поняли, что убили ни в чем не повинную Хитроглазку.
И тогда я вспомнил сказку, которую рассказывал мне старый ворон в те благословенные времена, когда я еще был молоденьким поросеночком. Есть звери. Есть куда более опасные люди. Но страшнее их всех вместе взятых - оборотни, твари, которые могут превращаться и в тех и в других. По рассказу ворона, люди очень боятся оборотней, ведь каждый человек, которого укусит оборотень, сам становится оборотнем и превращается в зверя. Как выяснилось это действует и наоборот - зверь, укушенный оборотнем сам превращается в Человека. А ведь Хитроглазка укусила меня. Рана была пустяковой, но если ворон был прав, то уже очень скоро я превращусь в человека. Серик тоже это понял и теперь не сводил с меня глаз. Страх и дружба боролись в его душе. С одной стороны ему не хотелось меня бросать. С другой... зверь не мог быть другом человека.
И тут я вспомнил конец истории ворона - если убить оборотня, самого первого, который заразил всех, то все превратятся обратно. Но как достать его? Он, наверное, живет в деревне, с Людьми. В лес он приходит чтобы укусить очередное животное. Потом, когда оно превратится, оно само рано или поздно придет в деревню, Человеку даже не нужно приходить за ним. А если мы все же встретим в лесу Человека, как знать, что это не Чоб, или старый бобр, превратившийся в чудовище? Нападать на деревню тоже было безумием - с железными зубами, лежащими на земле, и гром-палками, Люди быстро перебьют всех нас.
Ситуация была безвыходной. Звери вели себя со мной вежливо, но Ревун дал ясно понять, что мне следует уйти подальше от всех, перед тем как я превращусь. Серик вызвался проводить меня в последний раз и мы снова отправились к опушке. Шли мы молча, ни мне, ни волку не хотелось обсуждать то, что меня ожидало.
Внезапно Серик ощерился и негромко зарычал.
- Человек идет, - сказал он.
И правда, совсем недалеко от нас проходил человек. И я понял, что этот был настоящим. Никто из зверей не носит ничего поверх шкуры, не делала этого и Хитроглазка, ставшая Человеком. А тот, кто был перед нами, носил то, что люди называют одеждой.
Серик уже собрался прыгнуть на врага, но я остановил его - даже мой сравнительно слабый нюх чуял гром-палку. Страх и ненависть бились во мне, но я не смел напасть на вооруженного человека. Страх шептал, что жить в теле Человека лучше чем умереть. И моему серому другу тоже не хотелось умирать. Мы уже смирились с неизбежным и готовы были пропустить его, когда чудовище повернуло голову и посмотрело прямо на нас. На его морде появилась зловещая ухмылка, а ноздри раздулись. Гром-палка уставилась на Серика своей смертоносной пастью, и я понял, что Человек знает - стоит ему избавиться от Серика, как я уже стану легкой добычей и скоро уйду с ним на двух ногах.
Грянул выстрел, но, к моему удивлению, Серик не упал. Вместо этого, упала выбитая из рук Человека гром-палка. Теперь на моих глазах боролись два Человека, один из которых, нагой как зверь, внезапно выпрыгнул из кустов. На лице одетого врага промелькнул на мгновение страх, но в следующую секунду стальной коготь вонзился в незащищенный живот того, кто помогал нам. Издав совершенно кошмарный звук, голый человек упал. Я бросился вперед, пытаясь ухватить врага за ногу, прежде чем он придет в себя, но тот пнул меня ногой прямо по рылу, отчего я с визгом отлетел в сторону. Мимо меня промчалась серая тень, и я на мгновение потерял сознание.
А потом я увидел одетого Человека, лежавшего ничком и терзающего его горло Серика. Тот бился, но высвободиться не мог. А потом все как то сразу кончилось. Человек замер, и Серик, ворча, отодвинулся от него. Но я не смотрел на них. Там где упал голый, сейчас дергался в конвульсиях мой друг Чоб, вернувшийся в свое настоящее тело. Я, превозмогая боль, подошел к нему и понял, что ему уже ничем не поможешь. Храбрый барсук отдал свою жизнь за своих друзей. Даже став Человеком, он не забыл про нас!
Мы смогли вернуться лишь на следующий день, ведь я был ранен, а нам пришлось нести мертвых Чоба и Человека. Но мы дошли. И весь Лес благодарил нас за то, что мы сделали.