"Толстый, толстый, толстый, противный! Пузырь. Жирная свинья. Впрочем, это я уж слишком - кабанчик, поросеночек. Так, пожалуй, лучше, - Бочаров несколько пренебрежительно рассматривает свое отражение в зеркале в шесть часов утра. - И все равно пухлый, лысый, противный. Фу!
Жена вот есть. Красавица, умница. Как меня такого полюбила? Хотя, давно было. Я тоже ее люблю. Самая обаятельная и привлекательная. Милая, стройная, выше меня на семь сантиметров. Да.... Зато у меня грудь больше ее на размер, да и в бедрах я раза в два шире буду, так что ничего, мы прекрасно дополняем друг друга. И размер обуви у нас один. Как в лес соберемся или на фазенду, так вечно сапоги путаем. Уже на работе, родная. Троллейбус водит, седьмой маршрут, сейчас аккурат по мосту через Неву пролетает. Рисковая она у меня баба, любит разогнаться. Чуть не доигралась, дуреха. Хорошо, что сейчас кондукторы появились, а то ведь сама раньше талончики продавала и от левых, поддельных не отказывалась Вовремя я ее тогда прищучил. Половину троллейбусного парка тогда попутали. Грех это...
И дети у меня хорошие. Васька в седьмой пойдет. Учится, правда, на тройки, зато с плюсом. Сам говорит, а я ему верю. Это же лучше, чем с минусом, пусть даже четверки. Минус - значение отрицательное, неприятное, взять хотя бы погоду - холодно, противно. Не пьет, не балуется наркотиками, не курит... Больше одной пачки в день. В музыкальную школу ходит. Вернее, мать так думает, а сам-то он аккордеон к приятелю закинет и на дискотеку, на скачки, так сказать. От меня секретов не имеет, все рассказывает. Почти. Говорим с ним по-мужски часто. Подойдет так перед музыкальной школой, посмотрит прямо в глаза, скажет: "Па, тридцать рублей дай". Я ему тоже серьезно: "Не много?". Он призадумается, посчитает, тут у него с математикой порядок, ответит: "В самый раз". Ну, если в самый раз, то даю. Пока тридцать. А умный какой! Если говорю, что денег нет, он предостерегает меня, что у матери спросит. Тогда уж только держись. Верочка спросит пацана: "Зачем тебе деньги в музыкальной школе?" Что бедному мальчику ответить? Молод еще, может нашу тайну выдать и про дискотеку ляпнуть. Вера прибьет тогда. Ни его, меня конечно, за то, что знал и молчал. Ваське-то что? Поругает, отведет за руку в музыкальную школу и он исправно походит с недельку, хотя раз в неделю он там бывает, для отговорки. Приходится выдавать из заначки тридцать рублей.
И дочка у нас прелесть, семь лет уже, осенью в школу. На следующей неделе пойдем карандаши, тетрадки покупать. Ранец уже есть, кожаный, за тысячу девятьсот. Вера говорит, что не гоже нашему ангелочку за триста рублей портфель таскать. Сережки золотые на день рождения подарили. Пусть в классе не хуже всех будет. Имечко ей дали красивое. Мать изначально хотела и Сесиль назвать, и Марианной, и Розалией, и черт знает как еще. Все сериалы латиноамериканские пересмотрела. Но я согласился все же на Изауру. А что? Миленько. Сейчас и самому нравится. Изаура, ангелочек мой любимый. Хорошо, что Василий родился до сериалов. А то был бы Педро или Роберто какой...
Сосед вчера умер. Жалко его. Семьдесят семь лет прожил, а хоронить некому. Брату его Вера послала телеграмму, но знаю - не приедет он, так-то. Нам хоронить, вернее в крематорий отвезем послезавтра. Верочка сразу его комнату будет хлопотать. Она добьется. И заживем мы в трехкомнатной квартире. Она уже собралась мебель расставлять, но нельзя, сорок дней нельзя, грех это! Не позволю, если удастся...
Ой, что это я? На работу бежать пора. Сейчас будильник Ваське под ухо суну..."
Ровно в семь Бочаров Валерий Игнатович, сорокапятилетний мужчина, отправился на давно ненавистную станцию переводить стрелки. Был помоложе, работал составителем поездов - нравилось, но вот уже пять лет не проходит медицинскую комиссию из-за сердца. Ладно, хоть в дежурные стрелочного поста пока годен. На станции уже начались работы по централизации стрелок и сигналов, и ему, двадцать три года отбарабанившему на одном месте, грозит сокращение. Тогда куда "крестьянину" податься? Задумаешься тут, но это через полгода. Грустно уже.
Планерка. Начальник станции подробнейшим образом наметал план работы дежурным, операторам, составителям, приемосдатчикам. Стрелочников не забыл, бросив три слова: "Почистить и смазать стрелки". И так каждое утро - почистить и смазать. Валерий Игнатович конечно делать ничего не будет. Сейчас дотопает до своей будки и на топчан, ноги в потолок, ожидая первой команды дежурного, а приготовив маршрут, снова на топчан. И так весь день, так же и всю следующую ночь, и следующую, следующую. Матрасика только нет - не положено. У него с собой транзистор, чтобы в курсе всей политики быть. И книга. Всегда с собой книга. Как перевели в стрелочники, записался в библиотеку и сейчас читает. Проглатывает все подряд. Интересно ли, нет - неважно. Привлекает его глубина характера любого героя, тайна замыслов персонажей будоражит воображение, особенно отрицательных, потому как поражают его нечеловеческими поступками. "Как же можно грех такой на душу брать?" - негодует он.
Да, Валерий Игнатович человек преданно верующий, христианин. В церковь ходит по субботам или по воскресеньям, в зависимости от того, как смена выпадает, молится, свечку ставит под образа обязательно. И завтра пойдет перед ночной сменой - суббота. В воскресенье же соседа в крематорий повезет, затем в церковь, усопшего отпевать. Так.
В начале девятого дежурный командует приготовить первый маневровый маршрут. К стрелочному посту Валерия Игнатовича подкатывает тепловоз, стрелочник отправляет его на заказанный путь, а составитель, спрыгнув с подножки тепловоза, заходит в будку со словами:
- Привет, Бочкарёв, начальник стрелочного поста. Разрешите?
- Заходи, Петя, заходи. Присаживайся.
- Валера Игнатыч, выручай как всегда; а? Вчера перебрали малость, сам понимаешь...
- Понимаю, понимаю, - Валерий Игнатович извлекает из сумки бутылку пива "Бочкарев", за что его собственно так и прозвали, протягивает составителю, - полечись алкоголичек.
- Спасибо, Игнатыч, ты-то человек, - составитель ловко откупоривает бутылку зажигалкой, проглатывает половину, и отдышавшись, - это самое, ты бы стрелки-то смазал, а то смотри, заместитель наш новый лютует, всех гоняет. До тебя еще не добрался?
- Да ты что, каждую смену приходит. Достал капитально. Я ему говорю, что все равно ни сегодня-завтра менять будут на централизованные, а он почистите-почистите. Молокосос. Слушай, а что он за человек? Я-то здесь на отшибе не в курсе, слухи долго доходят. Что за птица такая?
- Ну что за человек? - Составитель еще глотнул пивка. - Молодой специалист, весной институт закончил и к нам. Уже все к нему относятся однозначно - ненавидят. Карьерист, похоже далеко пойдет, у нас долго не задержится. Плацдарм, так сказать.
- Да - а. Но ведь все равно, сразу после института и в замы? Сейчас так не бывает. Инженера нынче дежурным назначают, а то и оператором. Подолгу место ждут. А этот прыткий.
- Поговаривают, что у него лапа мохнатая в Управлении, но нам про это не узнать, да и к чему? Ему суждено в галстуке ходить, а нам в желтых жилетах. Петруха опорожнил бутылку, сунул ее под стол, поднялся.
- К обеду пиво с меня. А может водочки, Игнатыч?
- Петя, ты же знаешь. А вот пивко верни, верни, родимый.
- Ну ладно, Игнатыч, не скучай, моя поехала, - составитель отправился на тепловоз, а стрелочник на топчан с книгой в руках. До пива Валерий Игнатович большой охотник. На каждое свое дежурство захватывает по три бутылки "Бочкарева", но до обеда, то есть до двух к ним не притрагивается. Так. К водке он равнодушен, разве что по праздникам пару-тройку стопок усугубит и не более. И вот же незадача - однажды новый заместитель начальника станции, Баранов Альберт Львович, который стрелочнику в сыновья годится, успел подловить Валерия Игнатовича в употреблении спиртных напитков - пива на рабочем месте, как раз на обед попал. Валерий Игнатович только разложил на столике нехитрый набор продуктов, бутерброды в основном, бутылочку достал, открыть успел, как на тебе, заместитель нарисовался. Валерий Игнатович наказал ему впредь стучаться, а тот, увидев бутылку, как понес-понес. И про наказание заговорил и про увольнение. Бочаров по-отцовски пожурил молодца, в целом разошлись они холодно, с неприязнью навсегда. Хорошо, что стрелочник не успел глотнуть, а то заместитель потащил бы на экспертизу точно. Впервые в жизни Валерий Игнатович обедал всухомятку. Испугался, как бы тот вновь не проверил. Лишь после пяти расслабился пивком, а переживал конфуз две недели кряду.
Зазвонил телефон. На посту у стрелочника телефон один, прямой с дежурным по станции. Стрелочник снял трубку, поднес к уху:
- Слушаю, седьмой пост.
- Бочкарев, Альберкут к тебе пошел, - проскрежетала трубка и пронзительно загудела длинными гудками.
- За предупреждение спасибо, - Бочаров взял в руки метлу из подсобки и вышел на улицу помахать ею. Заместитель уже тут как тут. В очередной раз ласково "поцапались" и разошлись. Стрелочник на топчан, заместитель по служебным делам.
Теперь следует отметить нелогичную закономерность в поведении Альберта Львовича, прозванного на станции "Альберкутом". Редкий случался день, чтобы он не исчезал со службы около одиннадцати часов. Работники вздыхали облегченно, так как знали, что тот появится только к восьми вечера, планерку провести. И начальник станции отпускал его без вопросов. Странно, но факт. Альберт Львовичь же, в свою очередь, давал возможность начальнику меньше беспокоится за работу по выходным. И утренние и вечерние планерки проводил, на селекторном совещании с отделением дороги отдувался сам. В одиннадцать все равно исчезал. Тем временем Валерий Игнатович усердно трудится, быстрее прежнего стрелки переводит к удивлению составителя с машинистом, чуть ли не бегом. Еще бы, уж больно книга увлекательная на топчане дожидается. "Непознанная вселенная" называется. Захватывающее чтение про всякие невероятности на земле и в космосе, про НЛО, пришельцев и прочее. О магии чисел интересно рассказано, на чем Бочаров споткнулся и захлопнул книгу, до магической семерки дочитался.
"Что же получается? Дочке семь, сын в седьмом. Жена на семь лет моложе, на семь сантиметров выше и на семерке же работает. Сосед умер в семьдесят семь и, черт побери, вчера, седьмого же. Живу я на седьмом, из дома - в семь. Так у меня и пост номер семь. Ух, чертовщина!. Валерий Игнатович взмок в момент, таблетку валидола сунул под язык, на улицу вышел подышать. - Ничего, ничего, эта цифра добрая, не три шестерки какие. Ладно, Верунчик на другой маршрут давно просится, да и дети на следующий год с восьмеркой будут. Меня сократят..."
Больше в этот день Бочаров книгу не открывал, лишь переживал и пережевывал прочитанное. Да так разнервничался, что захотел выпить, дабы успокоиться, о чем известил составителя. Денег дал, но наказал покупать не водку, а вина нормального. Петр не долго думая сбегал в лавку и вскоре грохнул на стол две бутылки, как ему казалось, хорошего портвейна "Три семерки". Валерий Игнатович широко раскрыв рот, выпучив глаза, обмяк на диване. Составитель решил - кончается мужик, за запястье руки схватил стрелочника. Пульс нащупал, успокоился. Снова валидол. Полегчало. Перекрестившись, Валерий Игнатович залпом осушил целый стакан бормотухи. После болтали за жизнь, так и конца дежурства дождались.
Домой Бочаров пришел чернее тучи, неразговорчивый, слегка под "мухой", чему жена удивилась неимоверно. Разве что в молодости такое случалось иногда. С расспросами привязалась, Молчал Валерий Игнатович, поужинал без аппетита и даже с дочкой не побаловавшись, рано зарылся в постели. Вскоре и жена под бок подкатилась. Но не суждено было ему уснуть в эту ночь. Глаза прикроет - семерки. Большие и маленькие, пухлые и тощие, они окружают его, наваливаются, сбивают с ног, побеждают, пока он не откроет глаза. Пренеприятно. Вера Васильевна не выдержала, потребовала рассказать проблему, Делать нечего - поведал. На что Вера Васильевна выразилась весьма ласково:
- Идиотушка, ты мой. Совсем сбрендил на старости лет, балбес. Думал бы лучше где денег раздобыть. Дети-то растут.
Впрочем, Валерий Игнатович ничего другого от нее не ожидал. Он поднялся, стащил со шкафа старый матрац и отправился ночевать на кухню, дабы не мешать любимой. Вообще, его жизненным принципом стало, да и было всегда, не дай бог кому-нибудь помешать в чем-либо. Не то, чтобы обидеть, словом задеть, взгляд неосторожный бросить, а даже выдохнуть в сторону человека не смел, считал недопустимым. На людях пытался сжаться в маленький комочек, на сколько это было возможно, при его шестипудовой наружности, всегда был последним, за спинами других, невидим и неслышен. Входя в общественный транспорт, выдохнет изначально, и едет, стараясь не дышать, прижавшись к стеночке, уставившись в окно. Когда трамвай либо автобус переполнены, никогда не полезет трамбовать пассажиров, лишь бы самому втиснуться, что ему удавалось бы особого труда не требуя - пешком пойдет. На собраниях, планерках самый дальний угол - его. Так.
Утром Валерий Игнатович вместе с Изаурой отправились в церковь. На сей раз, он долго молился в храме, не одну свечу поставил. Домой вернулся в обычном расположении духа, умиротворенный. Облегчение пришло. Пообедав, завалился спать перед ночной сменой. Семерочных кошмаров и след простыл.
На работе вновь открыл преинтереснейшую книгу. Часов до пяти увлеченно впитывал непознанные знания, а после задремал. Под утро работы мало, есть шанс выспаться, что Бочаров и делал всегда, похрапывая. Утром небо прохудилось мелко моросящим противным дождем и по всему видно на весь день. Вымокший до нитки, бочаров пришел домой. Только переоделся, как в квартиру вошел стариннейший приятель Валерия Игнатовича. Чуев Олег Семенович приехал на так же стариннейшем "РАФе", грузовом микроавтобусе, на котором подвизался в одной фирме пряники, пирожные, печенье по всей Ленинградской области развозить, чем и перебивался материально. Они, заранее созвонившись, договорились отвезти тело соседа из морга в крематорий. Детей оставили дома, хотя Изаура порывалась поглядеть, как дедушка гореть будет. Вера Васильевна собрала документы и в путь. В морге получили тело, конечно не в гробу, а в наспех сколоченном ящике из горбыля. Погрузились и помчались в крематорий. Валерий Игнатович и раньше говорил и сейчас робко предложил отпеть усопшего, но жена бросила на него такой взгляд, что ему пришлось умолкнуть и надолго. В салоне невыносимо засмердело. Водитель открыл все окошки с форточками, пренебрегая дождевыми струями в кабину, однако в салоне воды и так полно - крыша то дуршлаг, да и только. Доехали. Вера Васильевна убежала с бумагами к администрации, приятели остались в кабине дожидаться ее, размышляя о бренном и тленном, а вокруг народу тьма, автомобилей разных не счесть. Люди молчат, мокнут под дождем и ждут. Ждут своей очереди, вернее очереди отправить в последний путь родного, близкого своего уже не человека. Процесс ожидания долгий, процедура оформления документов неимоверно долгая и люди молчат, мокнут и ждут. Среди прочих сограждан в черном маячит белая рубашка под светло- голубой джинсовой курткой. Эта фигура не может не привлечь внимание приятелей, Джинсовый человек подходит к одной группе людей. С минуту говорит о чем-то, затем с одним из группы отходит в сторону еще на две-три минуты и возвращаются обратно. Джинсовый на некоторое время исчезает за дверьми крематория и вскоре, выйдя от туда, подходит к другой группе, убитых горем родственников. Снова с кем-то отходит и беседует поодаль.
- Бог ты мой! - восклицает вдруг Бочаров.
- Что такое, Валера? - удивляется друг.
- Я его знаю!
- Кого?
- Да этого, в голубой куртке, видишь?
- Ну да, вертится тут. Работник, наверное...
- Работник?!
- А что? Противное, конечно, занятие, но кому-то тоже надо.
- Это мой заместитель начальника станции, Баранов Альберт Львович...
- ???
- Мужики, оформила все- открыв дверь водителя, заговорила Вера Васильевна, - нам, слава богу, не сюда, а то тут очередища, у-у-у. Олежа, подъезжай вон к тому зданию с трубой, там ворота есть, так ты задом и подъезжай, а я побежала туда и встречу вас.
Труп сдали кочегарам без проблем.
Ух, промокла вся. Ну ладно, поехали. Валера, съездишь потом, урну заберешь. Вера Васильевна устроилась на переднем сидении, заранее освобожденном мужем, а сам Бочаров взгромоздился на двух покрышках в салоне.
- Олег, встань на тоже место, где мы стояли, - попросил Бочаров.
- Это зачем еще? Домой поехали! - возмутилась жена.
- Вера, погоди. Тут дело серьезное. Помолчи, пожалуйста.
- Поехали домой! - Вера Васильевна повысила голос. - Чего еще придумал? Дети дома одни.
- Вера, постой, - Вступился Олег Семенович, подъезжая к прежнему месту стоянки, - тут в самом деле ерунда какая-то. Надо разобраться. Не шуми на Валеру... Валера, а ты не спутал, точно он?
- Да, точно. Давай посмотрим, что ж он все-таки делает?
Джинсовый, выйдя из дверей центрального зала, направился к очередной группе провожающих. Отошел в сторону с высоким мужчиной лет сорока, расстроенным, со следами недавних слез под глазами. Это "в сторону" оказалось как раз напротив ветрового стекла автомобиля, шагах в пятнадцати от него. Забрызганное дождем снаружи и слегка запотевшее изнутри, стекло создало впечатление отсутствия в машине людей. Не скрываясь и не стесняясь никого, джинсовый принял из рук высокого мужчины несколько бумажек.
- Валера, ты знаешь, по-моему это деньги, Чтобы без очереди... - констатировал Олег Семенович.
- Поехали.... поехали! Скорее, Олег, пожалуйста, поехали. Не могу больше здесь... Сволочь! Тут люди!... А он, значит, за деньги без очереди. И все, конечно, дают. В таком состоянии, конечно.... Поехали! - взмолился Бочаров и полез в карман за валидолом.
Обратно возвращались молча.
За упокой души втроем выпили по первой, потом по второй.
- Валера, кого ты в крематории увидел-то, а? - поинтересовалась Вера Васильевна.
- Не спрашивай, не спрашивай меня сейчас! - Валерий Игнатович только об этом и думал, постепенно продвигаясь к умопомешательству. В его воспаленном понимании- такое немыслимо, невозможно, нонсенс.
- Олег, ты-то расскажи.
- Валера увидал там своего начальника.
- Ну и?
- Так этот парень вертелся там и деньги с родственников брал, чтобы покойника быстрее в печку отправить, без очереди.
- А-а. Да, сейчас чего только не увидишь. Каждый крутится как умеет, зарабатывает где может. Там тепленькое местечко.
- И что? По-твоему это правильно? - Взъярился супруг.
- А что? Пристроился человек...
- Да, как ты смеешь?! Как можно?! На чужом горе деньги делать. Ты может еще и одобряешь?
- Нет-нет, что ты. Какой там одобряю, нет. Но теперь все так. Лишний рубль...
- Лишний рубль?! Да у него оклад в десять раз больше моего! На джипе ездит, страшнее смерти машина. Теперь понятно, откуда у него деньги. Сволочь! Ох!.. Сердце. Таблетку дай.
Супруга с приятелем уложили занемогшего в постель, посидели на кухне еще немного, и Олег Семёнович отправился на трамвай. Машину завтра заберет оттого, что сейчас под хмельком.
К вечеру у Валерия Игнатовича разболелась голова, поднялась температура. Весь следующий день он провалялся в постели. Вера Васильевна позвонила на станцию, там ее прекрасно знали, сообщила, что муж болен, чтобы искали ему замену на две смены точно, а дальше - не известно. Сама взяла отгул в троллейбусном парке и не покидала супруга ни на минуту. Все-таки любила она его, своего Валерика-вареника, и прежде всего за прямоту, честность, праведность; за детей подаренных им ей. А то, что ее мужика называли подкаблучником, Вере Васильевне только льстило.
Две смены пропустив, Бочаров вышел на дежурство в день, на свой седьмой пост. Петр, прривычно похмелившись, отправился на маневры, когда в дверь к стрелочнику постучали. На пороге заместитель начальника:
- Здравствуйте, Валерий Игнатович.
- Здравствуйте, Альберт... Львович.
- Так-так. Стрелки, я смотрю, в том же состоянии.
- Меня две смены не было, оправдывается стрелочник.
- Знаю, знаю, ладно. Давайте больничный. Чем хворали?
- Сердце. А вот врача- то я не вызывал.
- Не понял? Больничного нет?
- Нет.
- Так-так, это что? Прогулы получаются?
- Да я отработаю за тех, кто за меня дежурил из сменщиков. Я уже договорился.
- Я не договорился! - Заместитель повысил голос, глаза блеснули яростью. - Уволю к чертовой матери! Договорился?! Пока что я здесь начальник!
- Это точно. Пока что. - Нервы стрелочника сжались в пружину.
- Не понял? Вы что, хамить изволите? Дядя, ты что себе позволяешь?
- Слушай сюды, сопляк! Я трое суток в койке провалялся из-за тебя, гниды. Таких как ты давить надо, как клопов...
- Дядя, за слова ответишь!
- Отвечу-отвечу, за мной не заржавеет.
- Тогда объясните.
- Гадина!
- Я вас внимательно слушаю.
- Объясняю, мразь. В воскресенье хоронил я своего соседа, вернее, в крематорий отвозил. Понял?
- Нет, - опешил начальник.
- Видел я тебя. Теперь понял? И все, что ты делал, видел.
Белее мела вдруг стал Альберт Львович, даже губки затряслись.
- Так, - пришел в себя Баранов, - и что вы собираетесь делать?
- Это я у тебя как раз хотел спросить? Что ты собираешься делать?
- Я это.... В общем меня там больше не будет.
- Коли так, разговор может получиться. Как думаешь грехи замаливать? Крещеный хоть?
- Да.
- Эх ты, христианин!
- Вы это, Валерий Игнатович, не рассказывайте, пожалуйста, никому, хорошо?
- Хорошо, но ты обещаешь больше не делать этого?
- Обещаю-обещаю. И вот еще что, - он вынул уз бумажника стодолларовую банкноту и протянул Стрелочнику, - возьмите?!
- Ты что, сволочь! Думаешь, я возьму твои поганые баксы?!
Баранов же достал еще одну такую же бумажку, И бросив обе на стол, вылетел с поста.
Весь день Валерий Игнатович не присел, как ошпаренный ходил то вокруг поста, то по междупутьям. Зеленые бумажки на столе больно резали глаза. Мелькнула, было, у него мысль детям прикупить чего, но тут же испугался за себя, грешника, отогнал бесовские думки, перекрестился. Но порвать деньги или сжечь их - тоже не по-божески, размышлял Бочаров, а что сними делать - не знал. Цейтнот. Этот вопрос его замучил окончательно и все-таки он принял решение отдать их Альберту Львовичу обратно, как только он придет его проверять, а пока он спрятал деньги, отодвинув кирпич, под будкой.
Во время дежурств Бочарова заместитель начальника станции на посту номер семь впредь не появлялся и всячески избегал встреч с ним. К удивлению и досаде работников станции, заместитель стал более скрупулезно относиться к своим обязанностям и после одиннадцати часов, кроме пятницы и выходных.
Совсем замкнулся Валерий Игнатович, ушел в себя, осунулся, похудел изрядно. Супруга испереживалась, ласковей стала, внимательнее. Понимает, что ненаглядный переживает. А дети, чувствуя неладное, оказались послушнее прежнего, осенью в школу пошли. Василий музыкальную школу не пропускает и вдруг четверки в дневнике появились, правда с минусом, но парень старается, папке уважение выказывает. Изауре в школе понравилось, одноклассницы подружками стали, а самыми лучшими - три девочки - Марисабель, Марианна и Розалия.
Приболел как-то один из стрелочников седьмого поста и начальник станции попросил выйти Валерия Игнатовича в ночь вместо того. Валерий Игнатович отказываться не умел, не смотря на плохое самочувствие. На работу вышел. Дежурным по станции в этой смене трудился Камалов Ренат, тридцати двух лет отроду, балагур и пьяница, татарин, но как водится - обрусевший, женат на русской красавице, сына недавно родили. Но так же недавно отца схоронил на родине, в Казани.
Дежурство проходило своим чередом, обычно. Рассвет забрезжил. Валерий Игнатович задремав на топчане, услышал с улицы приближающиеся шаги по щебню и вскоре голос:
- Бочкарев, открывай, встречай начальство!
- Ух ты! Кого нечистая несет в семь утра? - стрелочник покряхтывая отпер дверь, - Ренат? Вот не ожидал, заходи. Дежурный ввалился в будку с огромной сумкой за плечом. Поставив ее на пол, объяснил:
- Подменился я раньше, Андрюха уже командует. Приятелю вот позвонил, чтобы приехал за мной сюда. От тебя до дороги ближе. Сумка у меня гляди какая тяжелая. Да, ты возьми себе. - Ренат расстегнул молнию на сумке и выложил пару килограммов апельсинов. - Чего смотришь? Бери, не стесняйся.
- Я ворованные...
- Тьфу ты! Да не ворованные. Рефрежераторную секцию после выгрузки вывели. ВНР сам подошел, говорит набирайте, мужики, а то все одно пропадут. Глянули, а там точно в каждом вагоне по центнеру на полу. Во выгружают, а? Грузчики видно пьянствовали. Так что бери смело.
- Не обманываешь?
- Обижаешь, уважаемый?
- Тогда уговорил, - Бочаров бережно уложил ароматные фрукты в сумку, - спасибо.
- Спасибо не булькает...
- Так у меня нет ничего.
- У меня есть, Игнатыч, - Ренат снова нырнул в сумку под апельсины и вытащил сперва бутылку водки.
- Не, я водку ...
- Да я знаю. Пива тебе взял, - парень, покопавшись в апельсинах извлек бутылку, - твоего любимого. Держи!
- Другое дело. Спасибо.
- Что ты заладил, спасибо, спасибо? Давай махнем, пока я другана дожидаюсь.
Выпили. Другана не было. Камалов молотит языком без умолку ни о чем, а Валерий Игнатович, измученный своими переживаниями, мечтавший с кем-нибудь поделиться бедой решает, что вот он, тот самый случай душу излить. Начал он издалека:
- Ренат, скажи, ты вот верующий?
- Да, а как же, - парень посерьезнел, - а что, Игнатыч?
- У тебя горе большое, отца схоронил...
- Похоронил, да. - Дежурный поднес к лицу руки, произнес молитву на татарском. - К чему ты про это, Игнатыч?
- Я не знаю, как у вас хоронят, а у нас сейчас все больше сжигают, - Валерий Игнатович подробно рассказал всю историю, но только в крематории, не назвав имени главного действующего лица, заменив его точным словом - сволочь. - Чтобы у вас сделали с таким ублюдком.
- Ну, сначала бы отрезали уши, потом яйца и на кол, а лично я - своими руками задушил бы. Но у нас такое невозможно. Смерть это священно! Нет...
- Я тоже так думал про "у нас". И вот своими глазами видел.
- Такому, чуть не сказал человеку.... Такому ни "у вас", ни "у нас" жить нельзя. Сегодня же браткам расскажу. Друзья мои хоть и бандюги, но за такое.... Поймают - убьют!
- О, нет! Ничего не делай, Ренат. Человека убить - еще больший грех.
- Разве это человек?
- Что правда, то правда.
С улицы донеслись автомобильные гудки клаксона.
- О! Ладно, Игнатыч, поговорим еще обязательно, а мне пора.
- Прошу тебя, ничего никому не рассказывай. Обещаешь?
- Хорошо, пока!
Выговорился Валерий Игнатович и камень с плеч долой. Нашел понимание, сопереживание. В семье климат наладился, как на тебе - другая напасть стряслась. Васька заболел - влюбился парень. На свидания бегать начал. Папаня сам ему полтиннички в карман подсовывать наладился, отчего на работу с собой лишь две бутылки пива вынужден брать и не обижаться, а только радоваться. Так. Оно все хорошо, пока сын с девочкой гуляет, в кино на последний ряд билеты берет, кафе-мороженое посещает - здоров Васька. Но ведь и ссорятся нередко. Тогда парень дня три после школы носом в подушку, а кто страдает больше, отец или сын, неизвестно. Вере Васильевне же до пуговицы все, мол, сотни еще таких будет. Изаура умудрилась первую тройку схлопотать, за что от матери шлепка по попе получила и заплаканная, прижалась к папеньке, усевшись у него на коленях. Опять забота - еще тщательнее уроки готовить с дочкой. А - то, знания - сила, это тебе не стрелки крутить.
Прошло два месяца. Начало ноября. Вновь Бочарова краешком беда коснулась. Опять смерть. Погиб старший брат его товарища. ДТП. Родственники Олега Семеновича, как и он сам, жили не богато, денег хоронить на кладбище не было. Решили покойного кремировать. Прощались в субботу.
- Все-таки эта сволочь опять здесь. - Процедил сквозь зубы Бочаров, однако друг услышал.
- А-а. Твой начальник. Прибью, суку, если к нам подойдет!
- Олежка, сейчас нельзя. Не время и не место. Слушай, есть идея. Я сейчас спрячусь, а ты постарайся держать себя в руках, если подойдет.
- Не обещаю.
- Я прошу тебя, ради бога, не сейчас. Мы ему устроим!
- Хорошо, постараюсь.
Баранов подошел. Он безошибочно определил самого сдержанного от слез родственника, двоюродного дядю Олега Семеновича и отошел с ним на разговор, получил пятьсот рублей, о чем Чуев выведал у дяди после, и обеспечил внеочередной пропуск в рай.
Неделю Бочаров не находил себе места и однажды, перед ночным дежурством, позвонил на станцию. Смена, в которой работал Валерий Игнатович, заступает после смены, где командует Камалов.
- Алле!
- Здравствуй, Ренат.
- Привет. А кто это?
- Бочаров.
- А, Игнатыч, не узнал, долго жить будешь, а ты ведь мне никогда не звонил. Что случилось?
- Вечером сегодня не занят?
- Вообще-то надо тут.... Но ладно, не горит.
- Как сменишься, зайди ко мне на пост. Важный разговор есть. Ты знаешь на какую тему.
- Да-да, понял. Зайду обязательно.
Валерий Игнатович купил с собой бутылку водки и вначале девятого встретил дежурного возле будки. Выпили понемногу, закусили. Заново рассказал Валерий Игнатович историю, но теперь с продолжением, уже без купюр и в лицах. Молчали после долго, выпивали.
- Я вот что думаю, Ренат. Наказывать падлу надо, да так, чтобы навсегда охоту отбить. Сам-то я староват, да и что я могу?... А у тебя друганы... Мы им заплатим, двести долларов есть от Альберкута.
- Все правильно, Игнатыч, так и сделаем, но за подобную работу двести баксов для братков маловато будет.
- У меня больше нет. Ну, Олег поможет, тоже придавить гада хочет, туда-сюда, еще сотню наберем...
- Вот что, придумал! Я со своими поговорю, это одно. С авторитетами-то я не знаком, с "Джутом" вот друзья, с Фларисом вернее, так вот - через него. В общем, поможет, я знаю. Ты же подойди к Альберкуту и снова скажи, что видел его. Пускай подергается. Он может опять откупиться попробует, так ты деньги бери.
- Да ты что? У этого...
- Не перебивай! Не себе же брать будешь. Мы его на его же баксы и накажем. Усек?
- Все равно, нехорошо.
- Может, кашу завариваем зря?
- Нет, я как подумаю...Согласен!
- Ну и ладненько.
- Только не убивать.
- Да ты чего?! За убийство тысяч десять надо зеленых и проблему посерьезней. И вот еще что, я бы сам хотел убедиться. Ты там последнее время часто бывал. Как бы нам того-этого, посмотреть?
-Без вопросов. Завтра суббота. У Олега выходной, я с ночи сменяюсь, созвонюсь с ним, за тобой заедем и после одиннадцати туда. Адрес свой оставь и телефон домашний.
В субботу Камалов в чем хотел, убедился. Предупредил Олега Семеновича, что может понадобиться его "РАФ", возможно даже ночью. Чуев - человек действия, не чета рохле Бочарову, пообещал быть готовым в любое время. Больше ни о чем не рассказывая друзьям, Ренат со своим планом действий отправился к "друзьям- бандитам".
- Разрешите? - предварительно постучавшись, Бочаров просунул голову в дверь кабинета.
- Я занят, ответил Заместитель начальника, заерзав на стуле, - зайдите позже.
- Хорошо, я подожду. - Стрелочник захлопнул дверь не с той стороны. Присел на краешек стула в углу кабинета. "Только бы не сорваться, только бы не сорваться", умолял он себя. А в слух, - не смею мешать.
- Что вам? - Альберт Львович бросил ручку, судорожно закурил, поднялся из-за стола, прошелся взад-вперед по кабинету и прислонился задним местом к торцу столешницы. - По какому вопросу, собственно?
- А ты все-таки гнида! - Бочаров встал, вплотную подошел к начальнику, глянул в упор.
На лице Баранова ни один мускул не дрогнул, глаза лишь молнией блеснули.
- Теперь ты уже лично передо мной виноват. И не только передо мной. В позапрошлую субботу друг мой брата провожал. Так ты, скотина у его дяди пятьсот рублей взял.
Тут Баранов не выдержал, повернулся спиной, слегка наклонившись, уперся руками в стол:
- Что вы от меня хотите?
- Ты знаешь. Прекрати это занятие, а то...
- А то что? Расскажите всем, да?
- И расскажу тоже.
- А, все понятно, - Баранов повернулся.- Да, ты просто шантажируешь меня. Праведник нашелся. Ни чем ты меня не лучше. Я-то хоть людям помогаю. Быстрее чтобы. Конечно, не бесплатно, но...
- Как только такого земля держит?!
- Ладно, остынь. - Альберт Львович вынул из кармана бумажник, извлек из него пять стодолларовых банкнот и запихал их во внутренний карман пальто стрелочника. - Но дядя, это последний раз и предупреждаю, упаси бог тебе еще раз подойти ко мне с этим. Разговор другой будет, а теперь свободен.
- Я эти деньги тебе в задницу запихаю.
- Ничего, ничего. Те двести не запихал, а схавал и эти схаваешь, но учти скажешь слово !...
- Чудак ты на букву "M". Ничего-то не понял. Прощай!
Перед очередной ночной сменой Бочаров позвонил Камалову. Попросил зайти на пост, а будучи уже на своем рабочем месте, извлек давно запрятанные доллары и сложил все деньги вместе. Пересчитал. Бумажек оказалось семь.
- Ренат, сходил я к Альберкуту. Вот, тут семьсот. Этого хватит?
- Вполне. Так, сегодня у нас третье декабря. Я с четвертого - в ночь, пятого - с ночи, шестого - выходной...
- Ты чего считаешь?
- Так, прикидываю. Все почти готово. Жди звонка, Игнатыч. Побежал я, пока.
Ночь на пролет Бочаров кружил вокруг поста, нервничал, предчувствуя расправу над негодяем. Представлял, как он смело и решительно... смело и решительно!... Ну, например, плюнет в рожу подлецу! Страшнее и мучительнейшей кары он и не мыслил. И поделом! Но нервы, нервы. Руки все-таки тряслись и сердечко стучало чаще. Чтобы успокоиться, отвлечься, смазал все стрелочные переводы своего поста. Завершив эту работу, опомнился и удивился: "Вот черт попутал, автоматически приказ Альберкута выполнил. Хотя давно пора, самому же легче переводить будет.... Ох! Как же я раньше об этом не вспомнил? Стрелок у меня сколько? Семь." И снова вокруг поста, да по междупутьям с очередной головной болью.
В свои выходные Валерий Игнатович действовал. В квартире. Горело все в его руках. На кухне приклеил давно оторванные квадраты линолеума, промазал клеем и постучал все разболтавшиеся спинки стульев, затянул гайки на ножках стола, надежно закрепил вешалку новым шурупом. И так два дня подряд - заколачивал гвозди, крутил болты, винты и гайки, командуя детям то молоток подать, то отвертку срочно найти, то ключ. Те, обалдевшие и счастливые, мухой носились по квартире, папке помогали где придержать чего, где наоборот отломать. В конце концов, комнату бывшего соседа обустроили с Василием для его проживания. Большой ведь, мужчина. Опять же девочку есть куда пригласить. Бочаров младший остался доволен, а вечером концерт устроил семейный. Не нарадуется Валерий Игнатович, - и с песнями в доме все в порядке. Вера Васильевна как затянет - затянет под аккордеон. Не отстает от нее и Изаура - озорно подпевает... Хорошо! Потом вечерний чай с пирогами. Женушка расстаралась. Уж чего, а это у нее козырь. Пирожки и с грибами, и с рыбой, и ватрушки с плюшками, и огромный пирог на весь противень с черникой. Ух, пальчики оближешь. Однако и спать пора. Дети зубы почистили, родителей в щеки чмокнули и по своим отдельным комнатам. Валерий Игнатович с женой еще долго заполночь сидели. О чем говорили? Конечно, о любви! Объяснялись, как Васька, наверно, нынче. А что? Подумаешь, пятнадцать лет вместе. Ведь всего пятнадцать, а не уже.
После дневной смены возвращается Валерий Игнатович домой, а на столе селедочка под "шубой", картошка жаренная на сковороде, а в холодильнике две бутылки пива ему и торт "Наполеон" детям. А у тех слюнки текут, но торт не трогают, хотя мамка и разрешила, - папку ждут. После ужина в лото поиграли, со ставкой по гривеннику за карту. Изаура больше всех довольна, как обычно, она все денежки выиграла, хотя старшие усердно "сопротивлялись", но все рублики - копеечки матери отдала. Так.
В полтретьего ночи - телефонный звонок. Валерий Игнатович кряхтя поднялся, трубку снял, слушает:
- Игнатыч, гостиницу "Выборгская" знаешь? - вопрошает Камалов с другого конца провода.
- Чего?... Напомни, где?
- Метро "Черная речка", там пройти мальца.
- Ага, вспомнил.
- Лети мухой сюда!
- Так метро же не работает.
- Тачку хватай.
- Так это сколько денег надо?
- Ерунда, рублей сто.
- Ого!
- Что, сотни не найдешь? Смотри сам. Без тебя обойдемся, если не интересно.
- Ладно, найду. Говори, куда, чего?
- Вот, молодец. Значит, напротив "Выборгской" синие "Жигули" увидишь, мы с Олегом тебя там ждем.
- И Олег там?
- Запомни номер машины: 177. Ну, все, ждем, давай быстрее.
- Погоди!... А Жигули, конечно седьмой модели?
- А как ты узнал?
- Да так, ничего,... Все, еду! - Бочаров левой рукой нажал на клавишу аппарата, а трубкой потер у виска в раздумье: "Все правильно - сама машина - семерка, плюс в номере еще две. Так и должно быть".
- Валера, что случилось? Куда ты едешь среди ночи? - потребовала объяснений супруга.
- Ой, мать, началось!
- Что началось?
- Беда!... Вернусь, все расскажу. Из бюджета выдай сто рублей на дорогу, пожалуйста
.- Расскажи!
- Ну, ладно - ладно. В общем, наш дежурный по станции с Олегом ждут меня. Будем наказывать нашего начальника. Помнишь крематорий? Вот. А как - чего, я не знаю, они все без меня придумали. Зовут посмотреть.
- Без тебя обойдутся!
- Вера!..
Через три четверти часа бочаров сидел на заднем сиденье "семерки" рядом с Олегом Семеновичем. Ренат впереди, рядом с водителем. У всех троих в руках портативные радиостанции. Камалов, открыл две бутылки пива, одну себе, другую, протянув Валерию Игнатовичу, поведал предшествующие сему события:
- Все это время, Игнатыч, за Альберкутом следили мои друзья, - он положил руку на плечо водителя. - Оказывается, наш начальник любит клуб "Лондон" посещать, губа не дура, с регулярностью через день, вернее ночь. Сейчас, как раз там, голубчик. Часа в четыре, а иногда чуть позже, он оттуда сруливает. Иногда с девахой какой, иногда один. Хорошо бы сегодня - один, было бы проще, хотя и девка не помеха,... И мчится домой через весь город, как угорелый. Будем пытаться тормознуть его по дороге.
- А не остановится?
- Будем постораться...
- Из радиостанций раздался голос:
- Всем приготовиться! Клиент будет с девочкой.
Ренат на своей рации нажал кнопку, послав короткий гудок в ответ. А Олег Семёнович быстро покинул "Жигули" и направился назад, за машину. Бочаров оглянулся и разглядел невдалеке "РАФ" товарища, далее слушал переговоры. Вновь незнакомый голос:
- Клиент вышел. Готовы? Олег?
- Готов!
- Джут?
- Всегда пионер! - ответил водитель "семерки", включив двигатель.
- Отлично. Садимся в машину, поехали, ребята, поехали потихоньку.
"Жигули" тронулись с места, когда с ними поравнялся "РАФ" и, не обгоняя друг друга, машины на скорости сорок километров в час направились к Ушаковскому мосту. Перед самым мостом голос:
- Все хорошо, до шестидесяти разгоняйтесь. Скоро догоним вас.
Бочаров глянул через заднее стекло. К ним быстро приближались, так же бок о бок два автомобиля - в первом ряду - шикарный "Мерседес", - во втором - джип Баранова. Что творится с Валерием Игнатовичем?! Адреналин наружу едва не выплеснулся. Съехали с моста на Каменный остров.
- Голос:
- Ребятки, прибавьте до восьмидесяти, а то здесь он может попробовать обогнать. На мосту - шестьдесят. Я чуть отстаю. Олег, смотри не выпусти...