До войны не только дети, но и не все взрослые видели в натуре трактор. Трактор до войны, да и после войны не имел кабины. Тракторист, чёрный от пыли, с белыми зубами, сидел открыто, улыбался, часто оглядывался на отвалы земли. Такое представление было у нас о тракторе, о трактористе.
Но вот по Курской земле поползли чудовища - огромные, полностью закрытые, с дулом... Они так гремели, скрежетали, поднимали много пыли. Мы, дети, ничего подобного вообразить не могли. Мы столбенели, нас парализовывал вид, грохот, подвижность этого чудовища.
А немецкие танкисты, пугая нас, направляли на нас дуло, то понижая его, то поворачивая в сторону. Мы не бежали, не кричали, а скукожившись, оставались неподвижными. Меня мать за юбчонку тянула, но я стояла, как вкопанная и не двигалась. Многие дети при этом теряли речь (в лучшем случае заикались), в других "разбегались" глазенки, а то и вовсе видны были одни белки. У некоторых появлялось недержание мочи, кала.
Но что самое страшное, был поражён детский мозг. Взрослые ждали, что это со временем пройдёт, что дети перерастут, но состояние детей не улучшалось, и даже усугублялось. Дети не переносили шум, особенно лязг металла. Они впадали в сумеречное состояние, в припадки. Везти их на машине нельзя, они теряли сознание, дрожали. Только в тишине они могли покушать, как-то проявить себя.
Шло время, и у нас на Курской земле, появилось много "дураков". Они никогда не появлялись там, где шумно. Они забивались по углам дома, сарая, в оврагах, лесах, в партизанских землянках. Выходили на тропинки, дороги, где шли люди. Они ничего не просили, были совсем неагрессивны. Бледные, грязные, они ждали, когда им дадут что-либо съестное. От радости выли и пр.
Я часто ходила от станции к посёлку и видела, как стоят и ждут подаяния бывшие дети. Мы - выжившие, старались помочь им, консультировались у лучших врачей, профессоров, как помочь таким несчастным, но в ответ все разводили руками. Привезти их было нельзя, они при виде машины, поезда, их шумах впадали в беспамятство и припадки.
Мои родственники находили в лесах землянки, где жили "дураки". Там были запасы орехов, ягод, настилы из травы. Долго из них ни кто не жил. Танки долго не выходили из моей души. Когда я поступила учиться в Московский пединститут на Пироговке, то ночами я иногда сильно кричала. Мне снился танк, который наезжает на меня. Кто-то попросил меня выселить из общежития, т.к. не даю спокойно спать, но получилось обратное. Меня стали лечить, помогать. Москвичи в то время были отзывчивыми, добрыми. Потом я поселилась со сталинградцами, которые по ночам с криком убегали, прятались, и засыпали по углам, в закоулках. Нас объединили - курян, сталинградцев, поселили в тихие комнаты. (Окна не выходили на улицы с трамваями и машинами).
К нам стали приходить психологи, врачи. Они упорядочили наш режим жизни. Мы вечерами были дома, спокойно проводили время за чтением, беседами, больше спали. К нам приходил один священник, в обычной одежде. Он опекал Джу Мин - дочку министра обороны Китая Дже Де. Священник в Китае оказался после революции, преподавал в китайских ВУЗах. Его знания, такт, обращения с нами так пригодились всем!
Помню одну девушку Асю, у которой были припадки. У неё на каждой тетрадке были нарисованы головы козы. Во время боев в Сталинграде, Асю завалило кирпичами разрушенного дома. Кто погиб, кто ранен, остальные разошлись по разным местам. Одна коза на обломках разрушенного дома все блеяла и блеяла. Кто-то пошёл увести козу и увидел детскую ручонку. Оказалось, коза стояла рядом с этой ручонкой и блеяла - кричала о беде. Асю откопали, она дышала и вот выросла, но болела и припадки мучили её. Но священник вылечил её без всяких лекарств. Он следил за её режимом жизни, питанием. Помню, приносил сваренные брюшки дорогих рыб, очень жирных и мы все их ели. На ночь пили молоко с ржаным хлебом.. Ещё была девушка сталинградка - Лида, она была разведчица и была ранена в голову. У неё бывали сумеречные состояния: она бледнела, была в полусне, потом резко краснела, покрывалась потом. Все мы под руководством священника выздоравливали, стали спокойными. Помню, когда близился выпуск, было три престижных места назначения на работу, и одно из них выделяли мне - преподавать в Обоянском педучилище. Прибалты написали письмо в деканат, что я не достойна такого назначения, что я не пою, не танцую, не имею приличной одежды и даже ем из котелка - чему она научит? И действительно, прибалты выделялись среди всех. Они и одевались прилично, и кушали хорошо, и жили вольготно, и всё это за счёт американской помощи. И вот их письмо зачитали на общем собрании всех факультетов. В зале было много студентов фронтовиков, в военной форме. Вдруг зал встал, загудел. Кто - то закричал: "набить морду!" Прибалты убежали. Моё назначение состоялось.