В истории допетровской России скрыто немало загадок, исследованию которых посвятили свои работы многие выдающиеся историки ХУ111-Х1Х веков, так и не сумев разгадать их в полной мере. Столь же безуспешными следует признать и попытки ученых советского периода выяснить истоки целого ряда исторических событий, уходящих своими корнями в глубь веков. Пробудившийся интерес к познанию тайн исторического бытия в 90-е годы ХХ века выплеснул на прилавки книжных магазинов огромное количество псевдоисторической литературы, порой занимательной по своему содержанию и оригинальности трактовок тех или иных событий прошлого страны, но весьма мало считающейся с твердо установленными историческими фактами.
Одним из таких общественно - политических явлений, оставивших глубокий след в исторической жизни двух основных ветвей русского народа - малороссов и великороссов, гносеологические корни которого, тем не менее, остаются практически невыясненными до настоящего времени, является казачество.
Этимология самого слова казак ( козак ) вызывала различные толкования как у дореволюционных историков, так и у исследователей советского периода. В последнее время вновь появились публикации на эту тему, не вносящие в проблему ничего нового, но еще более запутывающие существо вопроса. Так, если в прошлом, авторы исторических трудов пытались произвести казаков непосредственно из хазар, касогов и других племен, населявших южные рубежи древнерусских земель, то некоторые современные исследователи рассматривают их даже как остатки варяжских дружин, переместившихся с севера на юг, высказывая тем самым мнение, диаметрально противоположное взглядам ранних русских историков.
Иметь свою личную точку зрения на те или иные исторические проблемы - право каждого исследователя, независимо от того является ли он профессиональным историком или нет. Однако представляется, что в основу этих выводов должны быть положены сообщения тех или иных исторических источников, максимально приближенных к исследуемым событиям либо же критически переработанных последующими профессиональными историками с учетом дополнительных материалов, которыми не располагали их предшественники. Применительно к проблеме происхождения малороссийского казачества, его функционирования и социально-политической роли в историческом прошлом Литвы и Речи Посполитой в период ХУ-ХУ11 веков такие источники можно условно разделить на несколько групп.
К важнейшим из них следует отнести литовские и польские летописи, такие, как Львовская и Черниговская, а также официальные документы этих государств. Однако, в виду краткости описания изложенных в них событий, создать на их основе более или менее точное представление об условиях формирования казачества на окраинах Литвы и Польши, затруднительно.
Следующую группу источников образуют записки, воспоминания и мемуары современников, описываемых ими событий, которые, подобно Г.Л. Боплану дают представление о политическом устройстве современной им Речи Посполитой, описании прилегающих к ее границам территорий, приводят краткие сведения о малороссийских казаках, их быте и образе жизни. К сожалению, таких источников не много и тема казачества в них затрагивается мимоходом. Именно поэтому центральное место среди них занимает "Летопись" Самовидеца, составленная участником событий казацких войн 30-х годов, а также восстания казаков под руководством Богдана Хмельницкого. Однако, и Самовидецу многое из описанного известно лишь с чужих слов, сам он очевидцем этих событий не являлся. Тем, не менее, среди этой группы первоисточников "Летопись" Самовидеца по праву лидирует.
Основу всех сведений о малороссийском казачестве, его важнейших деятелях, событиях ХУ-ХУ11 веков с участием казаков составляет третья группа источников, к которой относятся два капитальных труда южнорусских летописцев: "Лiтопис" Самуила Величко, датированный началом ХУ111 и "Летопись гадячского полковника Григория Грабянки", оконченная в 1710 году. Можно смело утверждать, что все последующие исследования по этой тематике ( в том числе и труд А.И. Ригельмана "Летописное повествование о Малой России и ее народе и Казаках вообще...", на который часто ссылаются авторы "Энциклопедии казачества") в той или иной мере имеют своей основой именно эти летописные произведения. Ценность этих произведений заключается в том, что авторами, помимо изустных преданий, использовались имевшиеся в их распоряжении первоисточники, не дошедшие до позднейших времен. В то же время, в работах Величко и Грабянки содержится множество анахронизмов, фактических неточностей и противоречий, особенно касающихся описания личностей казацких вождей и событий, имевших место ранее середины ХУ11 века.
Четвертая группа источников включает в себя "Исторiю русiв", неизвестного автора, впервые обнаруженную в 1828 году и неоднократно издававшаяся в последующем на протяжении Х1Х века. По всей видимости, она была написана не ранее середины 90-х годов ХУ111 века и ее автор ( или авторы) в описании событий ХУ-ХУ11 веков опирались на труды Самовидеца, Величко и Грабянки, используя их летописи без какого-либо критического анализа и переосмысления. Данная работа явилась манифестом нарождавшегося украинского сепаратизма и под ее влиянием в той или иной мере находились все националистически настроенные историки Малороссии.
Наконец, пятую группу образуют труды серьезных историков, включая В.Н. Татищева, Г.Ф.Миллера, А.М. Карамзина, С.М.Соловьева, и особенно Н.И. Костомарова, которые освещая проблемы, связанные с малороссийским казачеством, привлекали также и другие первоисточники, помимо южнорусских летописей. К этой группе можно отнести и работу коллектива украинских авторов И. Крипякевича, Б. Гнатовича, З. Стефанова, О. Думина, С. Шрамченко "Iсторiя украiнського вiйська", вышедшая в издательстве И.Тиктора во Львове в 1936 году.
К сожалению, в советский период проблемам казачества вообще и малороссийского, в частности, историки уделяли мало внимания. Те же работы, что были изданы и в годы советской власти, и в последние десять-пятнадцать лет касаются отдельных аспектов событий ХУ-ХУ11 веков, но единого систематизированного произведения, с освещением в популярной форме проблем казачества в этот период, создано не было. Это тем более удивительно, что история казачества, как запорожского, так реестрового и малороссийского, до самой Полтавской битвы является одновременно историей Малороссии ( а следовательно, и Украины), как составной части Российской империи, и неотделима от нее. Если называть вещи своими именами, не боясь обвинений в великорусском шовинизме, то об истории Украины, как независимого государства, можно вести речь , начиная лишь с 1991 года.
Именно поэтому автор в предлагаемой работе постарается, по возможности, полно и всесторонне рассмотреть в единой связи вопросы возникновения малороссийского казачества, цели и задачи его формирования, а также его поистине судьбоносным влиянием на исторические процессы общественно-политической жизни целого ряда европейских государств и Оттоманской империи.
Часть первая. Казаки и Запорожская Сечь.
Условия формирования казачества на окраинах Литвы и
Московского государства.
Большая Советская энциклопедия определяет слово казак (козак) как производное от тюркского - удалец, вольный человек, то есть, человек, порвавший со своей социальной средой. Толковый словарь живого великого русского языка В.Даля дает близкое определение, выводя его от тюркского слова казмак ( скитаться, бродить). Словарь Брокгауза и Эфрона со ссылкой на целый ряд монографий и исторических документов отмечает, что само слово козак татарское по своему происхождению и означает принадлежность к низшему разряду войска, наиболее легко вооруженному. В ранних былинах украинского народа или думах, таких как "Дума о казаке Голоте", "Дума о Байде" народный фольклор в образе казака описывает человека-бродягу, у которого, кроме коня и сабли, ничего нет, шапка- бирка и та с дыркой сверху. В этой связи Н.И. Костомаров метко заметил, что понятие казак и война не отделимы друг от друга, иначе казак - это просто бродяга. В подтверждение этого вывода он ссылается на наличие казаков и в северных районах Московской Руси, где не было войн. Там, у поморов слово казак употреблялось в значении бездомный скиталец. Согласно южно-русским думам, козак не имеет никакой собственности, это вольный человек, лихой удалец, кочевник, не имеющий не только постоянного жилища, но даже и временной крыши над головой. Все необходимое для жизни он добывает с помощью сабли, то есть, называя вещи своими именами, промышляет войной или разбоем. У казака нет особых привязанностей, семьи и близких, все награбленное или добытое в честном бою он спускает в шинках, живет одним днем, а поэтому не ценит ни свою, ни чужую жизни. Он чем-то сродни кавказскому абреку, такой же изгой, добровольно или силой обстоятельств, вынужденный жить вне социума и в той или иной мере враждебный ему. Однако в отличие от абрека, воина-одиночки, казак - это член пусть и не большого, но коллектива себе подобных людей-изгоев. Надо иметь в виду, что привычный нам образ казака-запорожца, как рыцаря, защитника прав угнетенных, борца за народное дело сформировался в ХУ111-Х1Х веках под влиянием воспоминаний о казацких войнах ХУ11 века.
Большинство серьезных историков, как дореволюционной России, так и советского периода относят формирование казачествана южных окраинах будущей Российской империи ( как массового социального явления) к концу 15 века, когда более или менее четко обозначились границы Московского государства, Литвы, Польши, Крымского ханства и Оттоманской империи. Видимо, будет правильным отметить, что казачестворусское (в том числе и малороссийское) трансформируется из обыкновенных разбойников в нечто наподобие пограничной стражи как противовес татарским казакам(аккерманским, азовским, перекопским), известным в истории еще в начале 15 века, значительно раньше казаков русских. Процесс формирования казачества проходил стихийно, без какого-либо влияния на него государственной власти. Более того, в начальной стадии этого процесса государственная власть к казачеству относилась весьма неодобрительно, как к сообществу беглых крестьян и разбойников. Для такого отношения со стороны государства имелись все основания, поскольку казачество формировалось исключительно за счет людей, противопоставивших себя ему. Человек порывал с обществом и уходил в казаки по разным причинам, но, несмотря на распространенное мнение, тяжелое положение народных масс не являлось главной среди них, во всяком случае, в начальной стадии формирования казачества. Прежде всего, казаком становился сильный, энергичный человек, не желающий находиться в государственной зависимости, не обремененный семьей любитель вольной жизни, человек-воин, пассионарий, хорошо владеющий саблей и конем. Конечно, такие люди не скитались по степи в одиночку, а собирались в отряды, пусть и не особенно большие, но способные совершить налет на владения того или иного феодала или на торговый караван. Исторические сведения позволяют придти к выводу, что в конце 15 - начале 16 веков казаки выступали с одной стороны в качестве своеобразной пограничной стражи и противостояли татарским набегам, а с другой - сами являлись основным источником опасности для поселений, не имеющих надежной охраны. Кроме того, нередко постоянно враждующие между собой феодалы, привлекали казачьи отряды для нападений на владения своих недругов. Так было и в Московском государстве и в русских областях подчиненных Литве, где процесс формирования вольного казачества происходил практически одновременно.
Вспомним, что, собственно говоря, представляли собой в то время (конец 15 века) Литва и Московское государство?
В историческом плане именно в этот период (1480 год) Московское государство сбрасывает остатки монгольского ига и Великий князь Московский утверждается, как полноправный властелин, от Рязани до Великого Новгорода. Происходит стремительный процесс централизации русских земель и вот уже Иван 111 становится не просто Великим князем Московским, но получает и царский титул. Окончательно канула в лету относительная самостоятельность Новгорода и Твери, никто из вассальных феодалов не смеет возвысить голос против Москвы. Экономика Московского государства укрепляется, но одновременно усиливается и процесс закрепощения крестьян. На тягловые классы возлагается громадное податное бремя, политические права большей части населения, и без того урезанные, становятся и вовсе символическими. На обломках Золотой Орды возникают Казанское и Астраханское ханства, от которых, а также из Крыма, исходит постоянная угроза разрушительных татарских набегов. Татарской угрозе подвержены в первую очередь рязанские земли, клином вдающиеся в открытую степь. Для предотвращения нападений на границах русской земли создаются засеки, остроги, но, как защитные сооружения, они малоэффективны, так как их было легко обойти стремительной татарской коннице.
Несколько лучше обстояли дела в русских землях, отошедших к Литве после нашествия на Русь батыевых полчищ. Даниил Романович Галицкий, не только храбрый и смелый воин, но и мудрый государственный деятель - властитель Галицко-Волынского княжества (Червонной Руси), сумел сохранить свои земли в относительной неприкосновенности, не входя с ордынскими хищниками в прямую конфронтацию. Собственно говоря, он вынужден был срыть укрепления лишь нескольких крепостей, хотя затем ( после ухода татар из Европы) не только отстроил их заново, но и превратил в неприступные крепости. Могучему князю без особых усилий удалось установить свою власть и над разоренными Батыем киевскими землями, тем более, что в памяти киевлян были свежи воспоминания не только о взятии Киева татарами, но и войсками Андрея Боголюбского, не оставившими в "матери городов русских" камня на камне. Именно с похода сына Андрея Боголюбского Мстислава на Киев за полвека до татарского нашествия и началось отчуждение между ним и Владимиро-Суздальским княжеством, превратившееся к середине 16 века в открытую вражду между Московским государством и Литовской Украйной, составной частью Речи Посполитой.
Правда, Киевское княжество ко времени перехода его под руку Даниила Галицкого оставалось еще формально независимым и ярлык на правление в нем официально хан Батый вручил Александру Невскому. Однако вступать в конфронтацию с князем Галицким у Александра не было никакого резона, так как дочь Даниила к тому времени была женой его брата Андрея, Великого князя Владимиро-Суздальского.
В начало Х111 века одновременно с распадом Древнерусского государства на политической карте Европы возникает новое государственное образование - Литва. Отдельные разрозненные литовские племена под влиянием угрозы агрессии со стороны крестоносцев объединяются и под руководством князя Миндовга не только отражают чужеземный натиск, но даже захватывают часть земель примыкающего к Литве Полоцкого княжества. Дальнейшие попытки литовцев подвинуть свою экспансию в восточном направлении были пресечены в 1245 году русскими войсками под общим командованием Александра Невского.
К середине Х1У века Литва под руководством выдающихся вождей Гедимина и его сына Ольгерда превращается из небольшого княжества в огромное государство, раскинувшееся на территории от Балтийского до Черного морей. Без больших усилий Литовское государство овладевает землями бывших Полоцкого, Киевского, Черниговского княжеств. Князья и население этих территорий весьма охотно приняли новую власть, сохраняющую практически в неприкосновенности местные порядки и освобождающую их от татарского владычества.
Позднее, в 1363 году Великий Литовский князь Ольгерд освободил от татар Подолию. В 1397-1398 годах после победоносных походов Великого Литовского князя Витовта в Крым, власть татар во всем Северном Причерноморье от устья Днепра до Хаджибея ( ныне Одесса ) была ликвидирована. Крым стал управляться ханами, лояльными Литве, при поддержке которой в середине 15 века вовсе освободился от зависимости от Золотой Орды.
С учетом этих факторов, южные русские княжества и в экономическом и в политическом плане развивались значительно эффективнее своих северных соседей, не испытывая тех лишений, которым подвергалось население Владимиро-Суздальского княжества. Южнорусские города росли и укреплялись, многие из них позднее даже управлялись по законам магдебургского права.
Во времена правления Великого Литовского князя ( впоследствии польского короля Владислава 1) Ягайло и его брата Витовта Александра, к Литве отошли Смоленск (1404 год), а также и некоторые другие земли, ранее входившие в состав Древнерусского государства. В результате всех этих завоеваний граница Литвы стала проходить всего в 200 километрах от Москвы. В конечном итоге, к концу 15 века Великое Литовское княжество помимо собственно литовских земель включало в себя Смоленск, большую часть современной Белоруссии ( Витебск, Полоцк, Минск, Оршу) или Белую Русь, Полесье с центром в Пинске, Волынь (Владимир -Волынский, Луцк) -часть Червонной Руси, Подолию ( Бар, Брацлав, Винница), а также Киев и прилегающие к нему города и местечки вплоть до Чигирина и Черкасс на юге ( впоследствии известные, как собственно Украина). Земли по левому берегу Днепра ( Чернигов, Лубны) до самого Дикого поля так же стали принадлежать Литве.
Львов - крепость, воздвигнутая Львом - старшим сыном князя Даниила примерно в 1256 году, превратившаяся затем в крупный торгово-ремесленный центр, с 1387 года окончательно перешла во владение Польши. Объединенное польско-литовское государство к середине ХУ века становится одним из самых могущественных держав Европы.
К концу Х1У столетия все население южно - русских земель, входивших в состав Литвы ( Волынь, Подолия и Украина) и части Червонной Руси, присоединенной к Польше во времена Казимира Великого, считалось русским или русинами, как они сами себя называли, и как их официально именовали литовцы и поляки. В Московском государстве вплоть до царствования Алексея Михайловича украинские казаки, в т. ч. запорожские, именовались черкасами. В принципе, московиты именовали так всех, кто населял территорию Украины по названию ее главного города Черкасс ( Киев, разоренный татаро-монголами, утратил к тому времени свой первоначальный статус). Сама же территория южно-русских земель в обиходе именовалась как окраина ( по польски - украйна) и в официальных документах Речи Посполитой получила наименование Украины не ранее второй половины 16 века, то есть уже после Люблинской унии (1569 г.). Примерно с этого же времени и люди, населяющие эту территорию, включая частично Волынь и Подолию, стали постепенно осознавать себя как отдельную народность, то есть украинцами или малороссиянами, хотя до самых войн Богдана Хмельницкого, большинство населения продолжало считать себя русскими. Жители же прилегающих ко Львову территорий (Ровно, Броды и др., то есть современное Прикарпатье ), вошедших в состав Польши в самом конце 14 века и Северной Буковины ( современное Закарпатье), больше известное как Галиция, присоединенной к Венгрии несколько ранее, постепенно ассоциировало себя именно с этими народами и украинцами стали считать себя значительно позже.
Трудно согласиться с великим польским писателем Генриком Сенкевичем, который в одном из своих романов отмечал, что поляки, литвины и русины исконно жили в мире и дружбе. Отчасти это верно до того момента, пока Великий Литовский князь Ягайло не вступил на польский престол под именем короля Владислава 1 и Литва с Польшей не образовали конфедерацию. До этого времени, действительно, князья-потомки Гедимина , многие из которых были женаты на русских княжнах, приняли православие и хотя считались литовскими князьями, но по существу сама Литва была чисто русской. В политическом отношении русины и литвины были абсолютно равноправны, в вопросах религии царила полная веротерпимость. Правда, в связи с упадком Киева, как центра экономической и духовной жизни бывшего древнерусского государства, митрополит киевский обосновал свою резиденцию во Владимире-Волынском, однако православная церковь имела на территории Литвы те же права, что и католическая. В городах и населенных пунктах мирно уживались расположенные по соседству католический костел и церковь греческой веры. Однако, при литовском князе Казимире 1У к концу ХУ века между православными и католиками наметился раскол, который на протяжении последующих полутора столетий постоянно усиливался, став, в конечном итоге, одной из причин отделения Украины от Речи Посполитой. После того же как в 1386 году Ягайло ( по-польски Ягелло) женился на польской королеве Ядвиге и принял католичество, положение русского народа в Литве изменилось кардинальным образом. Великим Литовским князем стал брат нового польского короля Александр Витовт, который выдвигал идею самостоятельности своего русско-литовского государства, однако сам принял католичество, что шло вразрез с интересами большей части населения. Ягайло, со своей стороны, даровал и русским и литовским землевладельцам одинаковые права, те же, которыми пользовались и сами поляки, но распространил их только на тех, кто принял римскую веру. Русское население этим было недовольно и не доверяло Витовту. Когда же после смерти Витовта великокняжеский престол занял его брат Свидригайло, он повел решительную борьбу за отделение Литвы от Польши и даже пытался отнять у нее те русские владения, которые отошли к Польше при Казимире Великом. Русские поддерживали своего князя, и эта длительная борьба продолжалась до самой его старости. Правда, под конец жизни он и сам устал от этой борьбы и потерял поддержку народа из-за своей непомерной жестокости и подозрительности. Сын Ягайла Владислав Ягелло отменил все, что было достигнуто при Свидригайле, и нанес решительный удар и по русскому народу, и по православной вере. В Литве стали строиться костелы, началась раздача земель и должностей католикам. Король основывал новые города, население которых состояло сплошь из католиков. Им предоставлялись особые привилегии, в том числе управление по законам магдебурского права, что означало фактически самоуправление и независимость от великокняжеской власти. Землевладельцам из числа русского населения (земянам) предоставлялись права шляхтичей при условии, что они принимали католичество. Фактически в это время население Литвы расслоилось на тех, кто был приравнен в своих правах к полякам и людей второго сорта, состоявших из православных жителей русских земель. Новый король Владислав 11, понимая, что озлобленность русских против поляков, а православных против католиков, чревата социальным взрывом, в 1443 году распространил привилегии и льготы на всех русских земян, независимо от веры, а также предоставил православной церкви те же права, что и католической. Такая политика привела к тому, что русские землевладельцы, составлявшие силу края и православное духовенство, перестали видеть в Польше одно лишь враждебное начало, но почувствовали и выгоды от соединения с ней. Великий князь Литовский Казимир, сменивший в 1444 году своего брата Сигизмунда, продолжал ту же политику, что и Владислав 11, но в целом сочувствовал католичеству и завел в Литве польские порядки. Потомки Гедимина: князья Острожские, Заславские, Чарторыйские,. Вишневецкие, Збаражские, Сангушко, Четвертинские и др. стали по польскому образцу воеводами, каштелянами и т.п., сосредоточив в своих руках не только земельную собственность, но и реальную политическую власть. В течение непродолжительного времени сформировалась своя русско-литовская аристократия. С ростом ее влияния стало происходить быстрое закабаление простых русичей, которые стали называться кметями или холопами. Постепенно они изымаются из юрисдикции королевской власти и попадают в полное подчинение своих панов. Права шляхетства дошли до самых крайних пределов. По Литовскому Статуту ( сборник литовских законов), шляхтич, убивший чужого холопа или даже вольного человека, но не шляхтича, наказывался лишь денежным штрафом. Усилению панского гнета способствовало и отсутствие какой-либо духовности на русских территориях Литвы и Польши. Если в самой Польше появились известные в то время писатели и поэты, действовала Краковская академия и много училищ, получила распространение латинская литература и устанавливались тесные связи с западными просветителями, то Южная Русь была погружена во мрак безграмотности, невежества и бездуховности. Православная церковь мало способствовала развитию образования, так как сами православные священники, в большинстве своем, не понимали тексты читаемых ими проповедей, что вызывало обоснованные насмешки со стороны их польских критиков. Русское население, оказавшись в тесном соседстве с более развитым государством, инстинктивно перенимало у него и язык, и обычаи, и господствующие в нем порядки. Одновременно усиление панского гнета, превращение вольных людей в холопов вызвало протест эксплуатируемого населения, стремление уйти от панской зависимости, скрыться в тех краях, куда не дотянуться руке шляхтича. Таким краем для Южной Руси было Дикое поле, огромная степь, раскинувшаяся между Днепром и Днестром.
Этот краткий экскурс в историческое прошлое был необходим для лучшего понимания того факта, что, исходя из геополитического положения Литвы, казачество могло возникнуть и получить свое развитие именно на ее окраинах, соприкасающихся на всем своем протяжении от Чигирина до Брацлава и Бара с огромной степной зоной, являющейся лишь частью той Великой Степи, которая, по мнению Л. Гумилева, стала колыбелью всех пассионарных народов.
Не горы или леса, а одна только бескрайняя степь могла породить такое социальное явление как казачество и, не случайно, ни в одном из европейских государств ничего подобного никогда не возникало. Только в степи, простирающейся на сотни километров, где нет никаких населенных пунктов, но зато полно всяческой дичи, а в пересекающих ее в разных направлениях многочисленных реках и речушках - рыбы, может найти и укрытие, и пропитание как один удалец-наездник, так и сотня ему подобных. Человека, порвавшего со своей средой и ставшего казаком, отыскать в степи, где летом травы выше всадника с конем, невозможно, да и кто его там осмелится искать.
Подобно тому, как для Польши и Литвы южные рубежи их владений получили название украйны, юго-восточные рубежи Московского государства, граничившие с великой степью именовались аналогичным образом и эта украйнамосковских земель вдоль Оки, Дона и Волги также явилась колыбелью русского казачества, получившего впоследствии название донского..
Согласно С.М. СОЛОВЬЕВУ, впервые именно в конце первой половины 15 века ( то есть примерно за 30-40 лет до падения татаро-монгольского ига) в летописи встречается название казаков рязанских, которые пришли на помощь к рязанцам и москвичам против татарского
царевича Мустафы. Летописец отмечает, что они были вооружены сулицами, рогатинами и саблями, то есть по тем временам, довольно неплохо. Надо полагать, и численность этого отряда составляла не менее нескольких сотен человек, иначе автор летописи вряд ли стал бы упоминать об этом факте. Историки полагают, что именно рязанские казаки, откочевавшие позднее на берега Дона и Донца, положили начало казацкой общине - войску Донскому. Часть из них, видимо, перешла на службу Ивану 111, так как позднее в числе его ратников упоминаются казаки.
Несмотря на предпринимавшиеся еще С.М.Соловьевым попытки разобраться в генетических корнях казачества, единой точки зрения в этом вопросе исторической наукой не выработано. Сам знаменитый историк, как и его современники и предшественники, придерживался того мнения, что первоначально казачество формировалось за счет остатков племен торков, касогов,черкессов и др., известных под общим названием черные клобуки, и лишь с течением времени в нем стал преобладать национальный элемент. Последующие историки предреволюционного периода, как и советские ученые, признавали казачество не чужеродным наростом на народном теле, а самостоятельным явлением русской жизни. Некоторые современные исследователи, например Демин В.Н., высказывают довольно любопытное ( хотя и не основанное на известных исторических источниках) предположение о том, что казаки являются прямыми потомками варягов.
Представляется, что для правильного понимания изначального процесса формирования казачества, прежде всего, необходимо учитывать, что в Московском государстве и в Литве эти процессы происходили далеко не идентично. Начнем с того, что условия социально-экономической жизни этих двух государств со времен нашествия Батыя
были различными. Северо-восточные русские земли после трагических событий 1237-1241 годов большей частью были превращены в выжженную пустыню, в то время как Западная и Южная Русь, за исключением Киева, и собственно Литва, практически не пострадали. Власть Золотой Орды для Владимиро-Суздальского, а позднее и для Московского княжества являлась постоянным источником феодальных усобиц и ни в коей мере не способствовала процессам наметившейся при Андрее Боголюбском и Всеволоде Большое Гнездо централизации Северо-Восточной Руси. Напротив, могущество Литовского государства росло и крепло с присоединением к нему значительной части земель бывшей Киевской Руси. Правда, у Литвы время от времени возникали конфликты с Тевтонским рыцарским орденом, однако серьезного влияния на ее внутригосударственное развитие они не оказывали. Имея постоянного и надежного союзника в лице Польского королевства, Литва уже в этот период была признана составной частью цивилизованной Европы, в то время, когда вся Северо-Восточная Русь в восприятии европейцев ассоциировалась с Золотой Ордой. Те редкие представители европейских стран, которые, подобно Марко Поло, отваживались путешествовать к Волге и далее, вообще не имели представления о жизни и быте русских людей.
Конечно, ко времени Дмитрия Донского Московское княжество сумело укрепиться и возвыситься, став тем центром притяжения, который объединил в единое целое значительную часть русских земель, и к 1380 году стал той силой, с которой Литва уже не могла не считаться.
Однако такое положение дел сохранялось недолго. Куликовская битва, унесшая жизни десятков тысяч лучших представителей русского народа, генофонд нации, по существу ни к каким кардинальным изменениям в общем геополитическом положении Москвы не привела. Более того, если быть до конца честным, то для Московского княжества она имела катастрофические последствия, сравнимые разве что с нашествием Батыя. В самом деле, по самым скромным подсчетам, на Куликовом поле погибло не менее 30 тысяч русских воинов. Литовский князь Ягайло, отступая от Дона, подошел к Москве и дотла разорил прилегающие к ней беззащитные города и села, едва не захватив и саму столицу. То, что не удалось ему, два года спустя довершил хан Тохтамыш, спаливший Москву дотла. Несмотря на то, что русским удалось разгромить полчища Мамая, татарская угроза отнюдь не была ликвидирована еще на протяжении ста лет и даже на развалинах Золотой Орды возникли не менее опасные для Русского государства Казанское и Астраханское ханства. Фактически от полного уничтожения непосредственно после Куликовской битвы Московское княжество спас Тамерлан, уничтоживший Золотую Орду, как единое государственное образование. Тем не менее, по подсчетам историков, с конца Х1У до середины ХУ1 веков, то есть за 150 лет из Московского государства в результате набегов крымских, астраханских и казанских татар было угнано в плен от 3 до 5 млн. человек. Это при том, что его население в тот период времени не превышало 8 млн.
Литва же, наоборот, на протяжении этих лет только укрепилась. Могущество Литовского государства достигло таких высот, что в 1410 году оно сумело в ходе Грюнвальдской битвы сокрушить мощь грозного Тевтонского ордена.
Принято считать, что победа русских в Куликовской битве подорвала могущество Золотой Орды настолько, что в дальнейшем она уже не могла восстановить свою былую мощь. На самом деле это верно лишь отчасти, поскольку, как отмечалось выше, сокрушил могущество ордынцев Тамерлан, благодаря которому русские земли на протяжении нескольких десятилетий перестали подвергаться татарским набегам. Именно это дало возможность московским князьям сосредоточиться на решении задачи централизации северо-восточных русских земель. Однако централизация неизбежно влекла за собой и усиление эксплуатации народных масс, как в связи с увеличением налогового бремени, так и с их постепенным закабалением, то есть ограничением права покидать земли того или другого князя. Это право существовало на Руси с древнейших времен и лично свободные крестьяне могли переходить от одного князя к другому в любое время. В свое время этим воспользовался Юрий Долгорукий, организовавший широкую кампанию по привлечению населения юго-западных русских земель на территорию Владимиро-Суздальского княжества. Переселявшиеся крестьяне не только получали в пользование земельные наделы, но и деньги на первоначальное обустройство: постройку жилища, приобретение сельскохозяйственного инвентаря, лошади и т.п. Если крестьянин в дальнейшем хотел сменить своего хозяина, это не воспрещалось, однако он обязан был выплатить полученные "подъемные" деньги. Учитывая, что практически вся Северо-Восточная Русь представляет собой зону рискованного земледелия, продуктов сельского хозяйства крестьянину едва хватало для того, чтобы прокормить себя и уплатить налоги, а в ряде случаев приходилось даже занимать ссуду у того же князя, все глубже залезая в долги. При таком положении дел право свободного перехода постепенно превращалось в фикцию. Если же крестьянин покидал своего феодала не расплатившись, то другие землевладельцы не имели права принимать его к себе, а обязаны были выдать кредитору. Тем не менее, с течением времени крестьяне все чаще стали самовольно уходить от своих господ, в связи с чем Иван Калита вынужден был законодательно установить право перехода только один раз в году - до Юрьева дня, а в отношении беглых крестьян ужесточить карательные санкции.
С учетом этих обстоятельств, становится понятно, что политика централизации, проводимая московскими князьями на всем протяжении ХУ века способствовала и закабалению сельского населения, так как выплатить долги крестьянин в большинстве случаев не имел возможности, а самовольно покинуть господина и перейти к другому он не мог, поскольку беглых хлопов никто не имел права принимать на службу. В таких условиях оставался лишь один выход - бежать за московские пределы в степь, где не было ни князя, ни государственной власти вообще.
Таким образом, одним из источников формирования казацких общин на украинных рубежах Московского государства являлись беглые крестьяне, не желавшие подчиняться государственной власти. Однако постоянная угроза нашествий татар и других кочевых племен, заставляла их объединяться в воинские формирования и вольно или невольно становиться своеобразной порубежной стражей на границах государства, которое они покинули. Со временем к этим первым казацким общинам присоединялись и другие свободолюбивые люди, не обязательно из числа беглых крестьян, которые желали осваивать новые необозримые степные пространства. Центральная московская власть к такому колонизаторскому движению относилась положительно и даже поощряла таких людей. В более поздние времена подобная колонизация проводилась даже по царским указам. В частности, когда "воровские казаки" стали реальной угрозой для движения караванов по Волге, Иван Грозный своим указом повелел верным ему донским казакам селиться по этой реке и пресекать бесчинства разбойников.
Итак, основными источниками формирования казачества на границах Московского государства и просторах московской украйны ( в т.ч. иполучившей позднее название Слободской Украины) являлись с одной стороны беглые крестьяне, а с другой - колонизация и освоение новых земель. Иными словами, рязанское, а позднее и донское казачество, как впрочем и менее известное смоленское ( на границах с Литвой), представляло собой самостоятельное явление русской жизни, плоть от плоти народа русского.
По мнению Н.М. Карамзина и азовские казаки, которые в течение 15 века ".. ужасали всех путешественников в пустынях харьковских, воронежских, в окрестностях Дона; грабили московских купцов на дороге в Азов, в Кафу.." также имели российское происхождение. Конечно, в казацкой среде были распространены смешанные браки, среди них могли быть и представители других народностей (те же касоги., черкесы, торки), но они не оказывали и не могли оказать существенного влияния на происхождение этого социального явления и собственного их представления о себе как о русских людях. Именно поэтому значительная часть оседлых донских казаков всегда считали себя, прежде всего, охранителями земли русской и их верность Москве никогда не подвергалась сомнению, хотя порой они и создавали проблемы в ее взаимоотношениях с соседними державами. Однако эти неприятности с лихвой окупались той службой (порой совершенно бескорыстной), которую они несли на своих плечах, являясь грозной силой, с которой не могли не считаться ногайские и крымские татары. К середине 16 века Иван Грозный не опасался каких-либо осложнений в отношениях с европейскими державами, но безопасность юго-восточных рубежей не упускал из виду. Вновь построенные крепости Шацк и Михайлов на реках Проне и Цне надежно прикрывали рязанское и мещерское направление, став серьезным препятствием для татар. Однако, по выражению Н.М. Карамзина, "..важнейшим страшилищем для варваров и защитою для России между Азовским и Каспийским морем сделалась новая воинственная республика, составленная из людей, говорящих нашим языком, исповедующих нашу веру, а в лице своем представляющих смесь европейских с азиатскими чертами, людей, неутомимых в ратном деле, природных конников и наездников, иногда упрямых, своевольных, хищных, но подвигами усердия и доблести изгладивших вины свои- говорим о славных донских козаках, выступивших тогда на феатр истории". Наряду с этим оседлым казачеством, расселявшимся по станицам в местах сближения Волги и Дона и выполнявшим функцию пограничной стражи, в целом лояльным к московским государям и искавшим их покровительства, оставалось довольно большое количество вольных ( или, точнее сказать, "воровских" ) казаков, основным занятием которых являлся обыкновенный разбой.
Зачастую они нападали на иностранных купцов в низовьях Волги и Дона, но нередко грабили и царские торговые караваны. Добыча "зипунов" являлась основным занятием этой части казаков и порой они довольно сильно досаждали царскому правительству. Основная масса этих "воровских" казаков, среди которых преобладали деклассированные элементы, осознанно противопоставившие себя государственной власти, как правило, и примыкала в последующем к Болотникову, Разину, Булавину, Пугачеву во время народных восстаний и бунтов, в то время как оседлые казаки Донского, Яицкого, Черноморского и других казачьих войск оставались верными царскому правительству.
Возникновение первых казацких сообществ на
окраинах Литовского государства.
Процессы формирования казачества в Литовском государстве и Московской Руси в целом были схожи, но все же полностью однотипными их признать нельзя. По всей видимости, В.Н. Татищев и другие историки были правы, утверждая, что к границам литовского государства в середине Х111 века перекочевало немало племен со стороны Северного Кавказа, известных, как черные клобуки. Вполне возможно, что в Х111-Х1У веках остатки этих племен действительно исполняли роль пограничной стражи на южных рубежах Литвы. Не исключено, что эти люди, чьи предки издревле населяли степную зону от Дона до Днестра, вытесненные татарами из мест своего постоянного обитания, не могли исчезнуть бесследно и, по-видимому, еще длительное время находили пристанище в Северном Причерноморье, вступая время от времени в вооруженные конфликты с аккерманскими , очаковскими, перекопскими , то есть татарскими казаками, которые также считали степь своей вотчиной. По преданиям, еще в Х111 веке горские племена черкесов пришли в Курское княжество, откуда переселились на правый берег Днепра и основали город Черкассы. Поэтому некоторые исследователи отстаивают точку зрения, что эти черкесы и были родоначальниками казачества. Однако это мнение вряд ли отвечает действительности. Во-первых, исторической науке время возникновения Черкасс не известно. Вблизи города археологи обнаружили поселения еще времен неолита. Первое же официальное упоминание о нем относится к 1394 году. Известно, что с этого же времени Черкассы являются гетманской ставкой, вначале литовской, а после Люблинской унии и польской. С конца ХУ1 века и до 1648 года в этом городе размещалась ставка коронного гетмана. Черкасами же представителей южно-русского края стали называть в Московском государстве ( и именовать в документах) с походов казаков на Москву в 1612-1614 годах.
Конечно, это не противоречит версии о том, что на окраинах литовского государства в разное время могли селиться те же черкесы или представители других племен, однако из этого факта делать вывод о том, что именно они являлись родоначальниками казачества, как социального явления, нет достаточных оснований. В южнорусских летописях упоминаются сведения об этих черных клобуках, относящиеся к Х11-Х111 векам, однако первые сведения о казаках, в частности, о восстании, поднятом одним из их атаманов по прозвищу Муха, относятся только к концу ХУ века (1480-1490 годы). После этого сведения о казаках в летописях и других исторических памятниках появляются постоянно, вплоть до указания на то, что в 1512 году Предислав Лянцкоронский стал первым их гетманом, под руководством которого они выступили против татар. О черных клобуках после 1270 года летописи не упоминают вовсе.
Первые упоминания о белгородских и перекопских казаках, то есть татарских легкоконных формированиях, совершавших набеги на южно-русские украйны относятся также к 15 веку, (точнее к его началу). Вполне естественно, что с этого же времени в противовес им могли появляться подобные же вооруженные формирования из коренных степных жителей, населявших южные поветы Каневского и Черкасского воеводств, возможно, даже отдаленных потомков черных клобуков. Сомнительно, чтобы в состав этих формирований входили люди, пришедшие с северных территорий и расселившиеся по границам юго-западной Руси, так как колонизаторских устремлений к освоению степной зоны за пределами условной линии Чигирин - Черкассы - Брацлав - Бар до конца ХУ1 века не наблюдалось. Особых причин покидать обжитые места и уходить в степь для населения Литвы также не имелось, поскольку на территории Литовского государства особых притеснений русского населения до середины ХУ столетия не отмечалось, а православная церковь в этот период в правах была полностью уравнена с католической. Поэтому надо полагать, что в казаки уходили мещане и крестьяне с Киевской, Каневской и Черкасской земель., то есть то коренное русское население, которое затем и получило в московском государстве общее название черкасы , когда речь заходила о жителях южно- русских территорий. Поэтому между выходцами из Черкессии, черными клобуками, потомками других степных племен и тем казачеством, которое возникло на окраинах Литовского государства в конце ХУ века, а в последующем получило название запорожского и малороссийского, усматривать прямую связь оснований не имеется. "Пятигорские черкесы", если они и в самом деле в какой-то момент поселились на окраинах Литвы, граничащих с Диким полем, с течением времени просто растворились в общей массе русского народа, как это произошло и с татарскими родами, поселившимися в конце Х1У века на территории Литвы и Московского княжества. Они утратили свои обычаи, веру, язык, став представителями коренного населения. К примеру, сформировавшийся к Х1Х веку украинский язык ( во многом искусственного происхождения) содержит примерно 15 -17 процентов английских и немецких слов, столько же татарских, мадьярских и польских, не менее половины русских, но в его структуре абсолютно ничего нет от черкесского или осетинского языков.
Конечно, во все времена не было недостатка в предприимчивых людях с душой авантюристов, которые предпочитали мирному крестьянскому труду "романтику большой дороги", уходили в степь и примыкали к первым казацким отрядам, но в отличие от московитов, они в начальный период вряд ли могла оказать серьезное влияние на процессы формирования казачества на юго-западных границах Литвы и Польши. О том, что в казаки стремился, в первую очередь, именно разбойный люд, нет сомнений, так как до середины пятнадцатого столетия вопросы вооруженной защиты юго-западных границ Литвы и Польши остро не вставали. Крымское ханство было укрощено могучей рукой Витовта, а Турция, хотя и пыталась продвинуть свое влияние на Запад, однако большей частью вела войны в Болгарии, Венгрии и Трансильвании.
Положение дел круто изменилось при крымском хане Менгли Гирее, который в 1479 году принял протекторат Османской империи. Это событие повлекло важные историко-политические последствия для всех сопредельных с Крымским ханством территорий, так как татары, обеспечив себе поддержку могучей и грозной Оттоманской Порты, вновь стали совершать набеги на своих соседей. Первый большой поход крымцев произошел уже в 1482 году, когда Менгли Гирей со всей ордой ударил на Киев. Город был разрушен, население вместе с воеводой Иваном Ходкевичем и его семьей угнано в плен. Это вторжение крымцев в пределы Литвы вызвало глубокий общественный резонанс во всем княжестве. Великий князь Казимир Ягайлович послал в Киев 40- тысячное войско, городской замок стали укреплять, все понимали, что этот татарский набег - только цветочки, ягодки еще впереди.
Действительно, в 1485 -1487 годах татары трижды нападали на Подолию. В 1489 году орда на 100 000 лошадях вновь совершила набег на Киев. Год спустя татары вторглись на Волынь, прошли Галицию и дошли до самого Люблина. Правда, поход этот закончился для них неудачно : на обратном пути литовское войско разгромило орду, заставив татар разбежаться. Несмотря на это поражение, в 1494-1497 годах вновь состоялось пять больших набегов на Волынь, а в 1498 году крымцы трижды вторгались в Галицию, уничтожили Перемышль и даже подожгли предместья Львова. В 1500 году они дошли до Вислы и привели в Крым 50 тысяч пленников.
С учетом новой геополитической ситуации меняется и роль казачества. В его ряды вливаются не только отпетые головорезы и разбойники или беглые холопы, но, в первую очередь, смелые и отважные люди, посвятившие себя защите рубежей своей страны от татарских набегов. Именно в таком смысле слово "казак" употребляется на украйне в письменных литовских документах, относящихся к 1492 году. Понятно, что и новая генерация казаков далеко не "рыцари без страха и упрека", они не стыдятся промышлять и обыкновенным разбоем, если в степи им не встречаются татары. Эти казацкие формирования уже представляют собой реальную силу, с которой вынуждены считаться их противники. Одновременно возрастает их роль, говоря современным языком, и в "разборках" панов между собой. В то время и в Польше, и в Литве наезды одного пана на земли другого, захват замков и имущества, считалось обычным делом и в виду несовершенства судебной системы, прав обычно был тот, кто сильнее. По этой причине враждующие стороны нередко прибегали и к помощи казацких отрядов. Некоторые феодалы из таких казаков формировали свои надворные воинские подразделения.
Согласно историческим сведениям, южнорусские казаки уже в то время обитали в основном в низовьях Днепра, за порогами, поэтому их впоследствии и стали называть запорожцами. Однако каких-либо постоянных населенных пунктов или укреплений они не строили, учреждая лишь временный лагерь или кош, как они его называли. Зимовали они, видимо, все же в городах и селах, а с наступлением весны вновь уходили за днепровские пороги. Какой-либо единой организации они не имели. Обычно это были мещане, выходцы из приграничных замков и местечек. Оружие у них было простое: луки, копья топоры, сабли, иногда и ружья. Они собирались в одну ватагу ( позднее это формирование получило название "батава") или кош, то есть стан. Во главе каждого немногочисленного коша стоял выборный атаман, но единого управления кошами не было. Численность коша была различной- от нескольких десятков до 2-3-х сотен человек. Собственно говоря, это были разрозненные полуразбойничьи шайки, подобно "воровским" казакам на окраинах Московского государства. Атаманом обычно избирался человек, знакомый с военным делом, то есть служивший в замке или в экскорте ("почоте") у какого-нибудь пана. Но порой старшими становились и те, кто хорошо был знаком с тактикой татар и их обычаями. Эти казацкие ватаги не имели единого командования, поэтому эффективных действий против крупных сил татар предпринять не могли. Обычно они устраивали засады на татарских торговых путях, грабили татарских купцов, путешественников и других, кто попадал под руку. Такая борьба казаков с татарами, хотя и не была очень эффективной, но зато постоянной и упорной. Постепенно она стала приносить свои плоды, так как небольшим татарским отрядам стало все тяжелее пробираться через засады на путях, а большие чамбулы вынуждены были соблюдать повышенную осторожность.
Утрачивался и эффект неожиданности, так как казаки успевали заблаговременно передавать сообщения о начале татарских походов. В результате этого нападения крымцев становились все реже. Литовское правительство одобрительно относилось к деятельности казачества, видя в казаках ту силу, которая способна стать преградой на пути татарской агрессии. Однако разобщенность и неуправляемость казацких ватаг не позволяла использовать эту силу эффективно и реализовать весь военный потенциал казачества.
Первые попытки польско-литовских властей придать
казачеству официальный статус.
К началу 16 века казаки уже стали представлять собой серьезную проблему, назревала необходимость выработки каких-то решительных мер, способных поставить неуправляемые казачьи общины хотя бы под относительный контроль государственной власти. С этой целью в 1524 году Великий князь Литовский и король польский Сигизмунд Первый дал указание двум пограничным чиновникам С.Полозовичу и К.Кмитицу, хорошо знакомым с казацкими обычаями, организовать в Киеве набор большого казацкого отряда. Предполагалось, что члены отряда будут получать жалованье деньгами и сукном. Однако деньги так и не поступили и собравшиеся казаки разошлись.
Решению той же проблемы много сил и энергии отдал позднее Евстафий Дашкович, которого некоторые дореволюционные историки Малороссии даже считали первым казацким гетманом или первым запорожским атаманом. О Дашковиче известно не много, но даже те скупые сведения, которыми располагают историки, позволяют судить о нем, как о выдающейся для своего времени личности. По некоторым известиям, выходец из небогатой семьи, родился он в гор. Овруче, но довольно скоро сделал успешную карьеру на службе Великого князя Литовского. Благодаря своим военным талантам, он в начале 1500-х годов стал воеводой и наместником кричевским, что выдвинуло его в ряды знатнейших сановников Литовского государства. Известно, что в 1501 году он вместе с князем Михаилом Ижеславским возглавлял литовскую армию, посланную на выручку осажденному русскими войсками Мстиславлю в Белоруссии Однако, по какой-то причине он вскоре вынужден был в числе многих литовских дворян бежать в Москву и поступить там на службу к Великому князю Василию Ивановичу. Известно, что король Сигизмунд 1 требовал выдачи Дашковича, на что получил отказ. Во время восстания в Литве Михаила Глинского ему на помощь были отправлены русские войска под командованием Дашковича, который после поражения восстания, передался польскому королю. Видимо, в награду за измену он назначается старостой (наместником короля) каневским и черкасским, то есть, по сути, правителем всей правобережной украйны, отвечающим за безопасность южных границ государства. Дашкович один из первых понял неоценимую роль казачества в этом вопросе и, вступив в контакты с запорожцами, сумел сосредоточить в своих руках значительную военную силу, которой успешно пользовался в борьбе с крымцами. Он также впервые стал привлекать казаков для несения городовой службы, что позднее во времена Стефана Батория послужило основой для формирования реестрового казачества.
На Городенском сейме в 1522 году ( а потом и в 1533 г. ) Дашкович выступал с предложением выстроить на островах в низовьях Днепра укрепленный замок, содержать там постоянную стражу примерно из 2000 тысяч казаков для охраны на лодках днепровских переправ, но предложение его не было осуществлено. Тем не менее, до самой своей смерти (1536 год) он с присущей ему энергией трудился над укреплением южных границ государства, выстроил гор. Чигирин, ставший важным форпостом для борьбы с набегами крымских татар, и прилагал все усилия для превращения казачества из разрозненных воровских шаек в организованное военное сословие.
Современник Дашковича князь Предислав (Пржеслав) Лянцкоронский также опирался в своих походах на Очаков и Белгород (1516 и 1528 годы) на казачество в борьбе с татарами турками, и некоторые историки даже считали его первым казацким гетманом.
В 1541 году литовское правительство вновь приняло план, согласно которому, всех, кто ходит в степь (то есть казаков) необходимо было переписать в специальный реестр, но опять дальше намерений дело не пошло. Все понимали, что казачеству следует придать стройную военную организацию, но не хватало энергии, чтобы претворить эти планы в жизнь.
Предложение Дашковича о создании укрепленного рубежа в низовьях Днепра, хотя при его жизни и не было реализовано, но исходило из реальной оценки сложившегося к тому времени положения дел на юге страны. Степь между Днепром и Днестром (Дикое поле), как уже отмечалось, являлась колыбелью казачества, здесь казаки устраивали свои временные жилища, охотились, выпасали коней. Казаки постоянно перемещались вверх и вниз по Днепру, уходили за пороги, где по обоим берегам Днепра были великолепные пастбища и огромное количество дичи. Реки и речушки в бассейне Днепра изобиловали рыбой. Степь привлекала и просто свободных людей, которые в теплое время года селились по днепровским берегам, занимаясь рыбной ловлей, бортничеством, добычей дегтя и т.п. промыслом. Конечно, ближе к Черному морю степь была совсем другой, абсолютно не похожей на ту, которую живописал Н.В. Гоголь в повести "Тарас Бульба". Здесь на территории современных Херсонской, Николаевской и Одесской областей, степь только с начала весны и до конца июня могла порадовать глаз буйством красок, а к началу лета под палящими лучами солнца зеленая трава выгорала практически до корней. Одни лишь ковыль, полынь, перекати - поле (курай), горький молочай и редкие кустики бессмертника занимали все 300- километровое пространство между Днепром и Днестром. Отсутствие не только крупных рек, но даже мелких ручейков делали эти места абсолютно непригодными для жизни. Местность хотя и пересекали крупные балки- высохшие русла некогда полноводных рек, однако на их склонах не росло ни кустика. Даже привычные ко всему татары не селились в этих местах, а турки основали свои крепости Очаков, Хаджибей, Аккерман только по самому побережью Черного моря.
Поэтому и казаки придерживались берегов Днепра в области порогов, не углубляясь далеко в эти безводные и безжизненные места северного Причерноморья.
К середине 16 века "Низ" Днепра, как уже выше отмечалось, был достаточно обжит казаками и требовался лишь человек, который смог бы объединить всю эту разрозненную и неуправляемую массу в единое целое и превратить ее в грозное оружие против усиливающейся турецко-татарской агрессии.
Байда Вишневецкий.
Вскоре такой человек нашелся. Им стал один из князей старинного русско-литовского рода Вишневецких- Дмитрий Иванович, знаменитый воин, любимый вождь казаков, воспетый в южно - русских "думах" под именем казака Байды. Родоначальником князей Вишневецких был сын Великого князя Литовского Ольгерда Гедиминовича Корибут-Дмитрий. Родовой вотчиной Корибутов- Вишневецких являлся замок Вишневец (Волынская область), основанный по преданиям, Солтаном, правнуком Корибута - Дмитрия, но, помимо него, они владели обширными территориями на Волыни, в Литве, под Киевом и на левой стороне Днепра. Известны две ветви этого славного в истории Польши рода. Одна из них, к которой принадлежал знаменитый полководец Иеремия Вишневецкий, оборвалась в 1673 года со смертью его сына Михаила, польского короля, а вторая - в 1744 года со смертью гетмана литовского Михаила Сервация. Вот к этой второй родословной ветви и относился князь Дмитрий Вишневецкий, который, являясь по существу, начальником всей литовской украйны, лучше многих в правительстве Литвы и Польши понимал значение казачества, как могучего средства защиты от татарской агрессии. Развивая нереализованные планы Е.Дашковича, князь Дмитрий не только принимал казаков к себе на службу, но и частично сумел превратить эту неуправляемую и разрозненную вооруженную толпу в грозную военную силу, которая позволила ему не только успешно оборонять территорию от Канева до Черкасс от татарских набегов, но даже самому наносить им упреждающие удары и вмешиваться, подобно суверенному владыке, в дела сопредельной Молдавии.
Подобное самовольство не могло понравиться королю Сигизмунду -Августу, который запретил князю впредь своевольничать и не беспокоить татар, у которых в то время с польским государством был формальный мир. Вишневецкий вынужден был подчиниться приказу, однако не скрывал своего несогласия с такой политикой польско-литовского правительства. Недовольство высказывали и вставшие под его руку казаки, которые в татарах видели своих врагов, и борьба с ними для многих являлась смыслом существования, а война - образом жизни.
Случилось так, что именно в это время, весной 1556 года, Иван Грозный, готовясь к походу на Крым, отправил в низовья Днепра экспедицию из Путивля под руководством дьяка Матвея Ржевского, задачей которой являлась разведка сил крымских татар и их готовности к военным действиям. С ним был сильный отряд путивльских казаков. В цели экспедиции, видимо, входило также отвлечение сил Крымского ханства от оказания помощи Астрахани, куда в это время стягивались царские войска. Ржевский по Пселу спустился к Днепру, где построил суда и в начале мая двинулся исполнять царский наказ. Когда Ржевский дошел до низовьев Днепра, к нему примкнуло "литовские люди": около 300 "казаков черкасов конных" во главе с атаманами Млынским и Михаилом Есковым. Усиленный таким образом отряд Ржевского совершил нападение на днепровскую крепость Ислам Кермень, затем на Очаков, произвел там некоторые разрушения и повернул обратно, отразив турок, которые попытались его преследовать. У Ислам - Керменя отряд был перехвачен татарами под командованием старшего сына крымского хана Девлет-Гирея, однако в течение шести суток Ржевский не только отразил все атаки противника, но даже захватил и табуны крымцев. С большой добычей московиты возвратились в русские пределы, а Девлет -Гирей вынужден был отказаться от наступательных планов и повернуть свои войска на защиту Крыма. На помощь же астраханскому хану Дервиш - Али, который к тому времени уже оставил Астрахань, он смог послать лишь 700 человек.
Слух об этом отважном и успешном предприятии Ржевского распространился по Низу Днепра, знал о походе Ржевского и князь Дмитрия, под влиянием чего он, непримиримый враг татар, и решил перейти на службу к Ивану Грозному. Через упоминавшегося выше казачьего атамана Михаила Есковича, князь подал царю челобитную с просьбой перейти под его руку и получил на это согласие. Но прежде князь решил осуществить свою давнюю мечту и в 1556 году основал на острове Хортице против Конских Вод за порогами укрепленное поселение, иначе говоря засеку,сечь, откуда впоследствии и получила свое название Запорожская Сечь. Крымский хан по достоинству оценил стратегическое значение нового казачьего форпоста, поэтому уже на следующий год попытался его уничтожить, но князь Дмитрий с казаками в течение 24 дней оборонял Хортицу и отразил нападение крымцев. Правда, к началу 1558 года он вынужден был этот форпост оставить, так как понимал, что с теми малыми силами, которыми он располагал и без достаточного снабжения, удержаться на острове будет тяжело. Вишневецкий предлагал царю взять под свою руку Канев, но Иван Грозный, не желавший конфронтации с Польшей, отказал ему в этом. На службе у московского государя Дмитрий Вишневецкий получил в поместье г. Белев и командование отрядом. В 1559 году он по приказу Ивана Грозного совершил вместе с окольничим Даниилом Адашевым поход против крымских татар. При этом Вишневецкий с 5000-м войском, в которое входили и южнорусские казаки, разгромил близ Азова крымскую конную группировку, готовившуюся к походу на Казань. Адашев со своим отрядом ( 8000 человек) спустился на ладьях по Днепру, захватил два турецких корабля, охранявших побережье и высадился в Крыму. Население Крыма, полагая, что на них напал сам русский царь, в панике бежало в горы. В течение двух недель Адашев беспрепятственно передвигался по западной части полуострова, освободил много пленников, а затем невредимым вернулся домой. Успехи Адашева и Вишневецкого создавали реальную возможность для продолжения военных действий против Крымского ханства, однако в это время Иван Грозный втянулся в Ливонскую войну, и воевать на два фронта у русского государства не хватало сил.
Возможно поэтому, уже в 1563 году Вишневецкий бежал из Москвы и с немногочисленной казацкой дружиной двинулся на помощь молдавским боярам в их борьбе с господарем Стефаном 1Х. По пути он был перехвачен турками и предан мучительной казни в Константинополе. По преданиям, его подвесили за ребро на якоре в бухте Золотой Рог.
Первые попытки создания казацкого реестра.
Как отмечалось выше, казаки своими набегами на турок и татар создавали проблемы польско-литовскому правительству, поэтому в 1568 году Великий князь Литовский и король польский Сигизмунд Август предпринял очередную попытку поставить их под контроль государства. С этой целью он издал универсал с обращением ко всем казакам, которые "... из замков и городов украинных съехавши, на Низу проживают" возвратиться обратно и поступить на военную службу за денежное жалованье. Организация этого воинства поручалась коронному гетману Юрию Язловецкому, под рукой которого был сформирован "почот" из 300 казаков. Их стали называть правительственными "низовыми" казаками. Их жалованье составляло 10 злотых в год и, кроме того, они получали сукно. В 1572 году они были изъяты из юрисдикции обычных судов, и Язловецкий назначил над ними " старшого и судью" шляхтича Ивана Бадовского. Это казацкое формирование просуществовало до 1576 года.
Хотя князю Дмитрию Вишневецкому и не удалось в полной мере реализовать свой замысел по созданию мощной цитадели за днепровскими порогами, однако деятельность его показала, что такие планы вполне реальны и осуществимы. Уже в 60-х годах все чаще казаки стали вторгаться в турецкие и татарские владения то сухим путем, то по Днепру на лодках ("чайках"), используя в качестве отправной базы для своих походов запорожские острова. По мере роста казачества, на островах в 70-х годах 16 века стала функционировать постоянная стража, хотя основная масса казаков появлялась в низовьях Днепра только летом, а на зиму расходилась по украинным городам. Запорожская сечь, как социально-политическая общность казачьего воинства, в то время еще не существовала, хотя казачьи укрепления там уже были. Само слово сечьобозначает лесную вырубку исвидетельствует о том, что первые поселения казаков появились на островах покрытых лесом и фортификационные сооружения там создавались из дерева.
На арену социально-политической жизни страны Запорожская Сечь вышла несколько позже - в 90-х годах 16 века, во многом благодаря негативным последствиям двух уний- Люблинской 1569 года, соединившей Великое княжество Литовское и Польшу в единое государство, и Брест-Литовской унии 1596 года, которая ввела на территории всей вновь образованной Речи Посполитой единую католическую религию. Те, кто продолжал исповедовать греческую веру, признавались схизматами, то есть раскольниками, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Люблинская уния явилась следствием многолетней политики сближения двух формально независимых государств - Польского королевства и Великого княжества Литовского, которое особенно усилилось после восхождения на польский трон князя Ягайло, положившего начало династии польских королей Ягеллонов. Фактически с этого времени Литва и Польша становятся единой конфедерацией.
Вопрос об унии впервые обсуждался еще на варшавском сейме 1563-64 гг, на котором король Сигизмунд -Август отрекся от своих наследственных прав на Литовское государство в пользу польской короны. Однако большинство литовских магнатов к идее полного объединения относились довольно прохладно, так как с одной стороны не желали утратить своих наследственных прав на заседание в королевском совете, а с другой - допустить распространения на подвластных им бояр и землевладельцев из числа русин, прав польской шляхты. Кроме того, литовские аристократы обоснованно опасались наплыва поляков на свои исконные земли в Полесье и на Волыни. Непримиримым противником унии являлся князь Николай Черный Радзивилл, однако в 1565 году он умер, и литовская оппозиция ослабела. Между тем, польско - католическая партия, опасаясь, что с прекращением в лице Сигизмунда-Августа литовско-польской династии Ягеллонов, Литва вовсе может отделиться от Польши ( как это на короткое время произошло при короле Яне Альбрехте и брате его Великом князе Литовском Александре), активизировала свою деятельность по провозглашению унии. С этой целью после проведения ряда разных мелких сеймов по польским поветам в 1568 году был созван большой ( "вальный") сейм в Люблине. Литвины съезжались на него неохотно и медленно, поэтому состоялся он лишь 10 января 1569 года. Ни одно из предложений представителей Литвы: общий сейм для выбора короля на границе Литвы и Польши, коронование короля в Вильне литовской короной, созыв сеймов попеременно в Варшаве и Вильне, назначение на должности в Литве исключительно ее уроженцев, принято не было. Поляки предложили свой проект унии: избрание и коронование короля только в Польше, один вальный сейм, один сенат, единая монета. Считая эти условия неприемлемыми, литвины в феврале 1569 года покинули сейм, однако это не отразилось на его работе, а наоборот, развязало руки польским депутатам. Они тут же провели решение об отделении от Литвы Волыни и Полесья и "воссоединении" их с Польшей. Литвины в спешном порядке возвратились на сейм, но теперь уже послы вновь созданного Полесского воеводства явились самыми активными сторонниками унии. В мае присягнули королю представители Волыни. Литовская оппозиция потерпела сокрушительное поражение и, в конце концов, 27 июня ее представители согласились со всеми пунктами польских предложений. 12 августа 1569 года сейм закончил свою работу официальным созданием нового европейского государства Речи Посполитой ( Республика народная). С этого же времени сейм распался на две палаты - сенаторскую и посольскую; посольская изба или шляхетская демократия с этого времени выступает с явными претензиями на преобладающее значение в государстве.
Люблинская уния открыла выходцам из центральной Польши широкую дорогу на украинные земли, где многие польские паны стали получать в управление территории, которые до этого заселялись лично свободными крестьянами - русинами. Управляющие крупных территорий ( старосты), назначавшиеся королем и утверждавшиеся сеймом, назначали себе помощников- подстарост, которые в свою очередь, подвластные им земли сдавали в аренду мелким землепользователям. Собственно, такой порядок существовал и ранее, однако в середине второй половины 16 века правом истребования аренды с арендодателей стали наделяться евреи, которые все чаще стали селиться на Украине. Такая практика с течением времени приобрела фактически всеобщий характер и немало способствовала обнищанию широких слоев народных масс, так как арендная плата бесконтрольно увеличивалась не на проценты, а в разы. Вот поэтому крестьяне, не желая терпеть усиливающийся гнет, все чаще стали уходить в степь, к Днепру, становились вольными казаками. Сложилась ли уже к этому времени на Низу та общность казаков, которая стала известной как Запорожская Сечь, сказать трудно, но центром притяжения всех вольных казаков, Низ Днепра уже являлся.
Как и предполагалось, после смерти короля Сигизмунда-Августа, литовская королевская ветвь на польском престоле прервалась. С окончанием династии Ягеллонов встал вопрос о новом правителе Речи Посполитой, которым стал брат французского короля Карла 1Х, Генрих Анжуйский (Валуа). Однако престол он занимал недолго и, получив известие о смерти брата, умчался в Париж, где взошел на французский престол под именем короля Генриха 111. Перед польским же государством встал вопрос о новом короле. После долгих переговоров, в том числе какое-то время и с московским государем Иваном Грозным, окончательный выбор пал на Стефана Батория, бывшего в период 1571-1576 годах семиградским (трансильванским) князем .
Выходец из рода Баториев Шомлио, он был сыном трансильванского воеводы и Екатерины Телегди. В очень раннем возрасте на 16 году жизни в 1548 году он вступил на службу к королю чешскому и венгерскому Фердинанду и вместе с ним отправился в Италию, где посещал Падуанский университет.
Позднее Баторий перешел на службу к князю трансильванскому Иоанну Сигизмунду Запольскому и вскоре попал в плен к немцам, у которых находился в течение трех лет. Здесь он посвятил себя наукам, особенно интересовался римской историей.
После смерти князя Иоанна он, как уже отмечалось, был избран князем трансильванским, но после бегства из Варшавы Генриха Валуа в 1974 году, включился в борьбу за польскую корону.
Вступив в сношения с влиятельным и могущественным в то время родом магнатов Зборовских, Баторий выдвинул свою кандидатуру и на элекционном сейме 12 января 1575 года был избран польским королем с условием, что он женится на 50 -летней Анне Ягеллонке, сестре умершего Сигизмунда Августа. В апреле того же года в Кракове, он короновался на польский престол.
Обладая решительным и целеустремленным характером, вновь избранный король не склонен был становиться послушным орудием в руках польских магнатов, особенно усилившихся при Сигизмунде Старом и Сигизмунде Августе, но стал проводить свою собственную политику, опираясь на среднее дворянство. Несмотря на услуги Зборовских, он, по
восшествии на престол, оставил их в стороне, а приблизил к себе талантливого и образованного Яна Замойского, назначив его в скором времени канцлером и коронным гетманом. Столкнувшись с попыткой города Гданська отдать предпочтение другому претенденту на престол- австрийцу Максимилиану, он в 1576 году занял его своими войсками и усмирил непокорных. В борьбе с польской высшей аристократией он не остановился перед казнью Самуила Зборовского и обвинением Христофора Зборовского в государственной измене, что вынужден был признать сейм, то есть сами же магнаты. Такими жесткими и решительными мерами Баторию удалось на время заставить их забыть о Генрицианских артикулах, навязанных в 1572 году Генриху Валуа, которые значительно ограничивали королевскую власть. По закону и обычаю подобные договора подписывались и его предшественниками, но по своему содержанию эти артикулы от них значительно отличались. Прежде всего, они предусматривали отказ от принципа наследственности королевской власти, которая к тому же ограничивается рядом условий. В частности, король обязан был всегда иметь при себе 16 сенаторов в качестве постоянных советников, отдавать четвертую часть своих доходов ( "кварту") на содержание войска и т.д.
Опираясь на выходцев из средней шляхты, Стефану Баторию удалось в значительной мере развязать себе руки, чему способствовали и его успехи в войне с Иваном Грозным, захватившим Лифляндию.
Обладая хорошим полководческим талантом, Баторий в 1577 году отвоевал у русских Динабург и Венден, затем взял Полоцк и Великие Луки, а также осадил Псков. Военные действия, в конечном итоге, закончились в 1572 г Запольским миром, по которому за Польшей осталась и Лифляндия и Полоцк.
В 1578 году Баторий принял вновь на службу отряд казаков численностью 530 человек. Начальником над ними был назначен черкасский и каневский староста ротмистр Михаил Вишневецкий, а его заместителем - шляхтич Иван Оришевский, который иногда называл себя гетманом. Еще в состав руководства входил писарь, который вел реестр казаков и кассу, а также выполнял обязанности интенданта. Этот отряд или полк делился на десятки во главе которых стояли атаманы. У полка было большое шелковое знамя с польским орлом. Скорее всего, полк был создан по типу венгерского пехотного полка и даже писарем в нем был мадьяр Янча Бергер. У казаков, входивших в состав полка, были свои определенные "вольности": неподсудность обычным судам, освобождение от всех налогов и сборов, а также наследование имущества умершего тому, кому он его подарит (завещает). Полк был расквартирован в городе Терехтемирове, где были госпиталь и арсенал, а также ставка казацкого старшого.
Утвердившееся позднее мнение в исторической литературе, что Стефан Баторий являлся первым организатором реестрового казачьего войска, не вполне соответствует действительности. Начинания короля имели не больший успех, чем и у его предшественников. Полк Оришевского действительно участвовал с Баторием в московском походе (то есть с момента их организации в войсковое формирование украинские казаки являлись естественными врагами Москвы), потом перекочевал на "Низ" и устраивал нападения на татар. Однако, в скором времени казаки полка разбрелись кто куда и сам полк прекратил существование. В 1583 году на королевскую службу вновь было принято 600 казаков, а после смерти Батория (1586 г) к 1588 году их насчитывалось уже 988 человек. Однако 6000 казаков в реестре при Батории, как это иногда утверждается, никогда не было и такого их количества ( даже с учетом запорожцев, не вписанных в реестр), по-видимому, в то время вообще не имелось на всей Украине, тем более, что у польского правительства вечно не хватало денег для выплаты казакам жалованья в полной мере.
Тем не менее, все же часть казаков (пусть и не очень большая) была вписана в реестр и стала составлять реестровое, то есть регулярное войско со своими подразделениями, что отличало его от остальных казацких ватаг. Входившие в реестр казаки обладали значительной социальной защищенностью, получали жалованье, могли не беспокоиться о жилье и пропитании, а полностью отдавать себя службе. Во главе реестровых казаков стояли выдающиеся полководцы, казаки имели одинаковую форму, однотипное оружие. Королевская служба формировала в них чувство солидарности и общности интересов, войскового братства. Со временем все большая часть других казаков стремилась быть записанной в реестр.
Усиление роли Запорожской Сечи.
Стремление польского правительства придать казакам официальный статус в значительной мере объясняется и тем, что роль казачества в борьбе с татарами и турками перестала заключаться в одном лишь отражении их набегов на пограничные польские земли. С укреплением позиций Запорожской Сечи казаки все чаще сами стали тревожить владения крымского хана и турецкого султана, вызывая тем самым дипломатические трения в их отношениях с Польшей. С другой стороны, казаки стали вмешиваться в дела сопредельных государств, достаточно вспомнить хотя бы поход Дмитрия Вишневецкого в Молдавию. В 1577 году подобный же случай вновь имел место в той же Молдавии и связан он с именем Ивана Подковы, которого некоторые историки считают одним из первых запорожских гетманов, хотя в действительности он даже не был и казаком. Известно, что, проживая среди казаков, Иван Подкова выдавал себя за брата молдавского господаря Ивони, убитого турками. Когда слухи об этом дошли до молдаван, недовольных своим воеводою, ставленником турков, Петром Хромым, к Подкове было снаряжено посольство с просьбой занять трон его убитого "брата". Казаки под предводительством какого-то атамана Шаха последовали за Подковой и, без согласия польского правительства, вторглись в Молдавию. Подкова в двух сражениях нанес поражение Петру Хромому и стал правителем Молдавии. Тогда Стефан Баторий написал своему брату трансильванскому воеводе Христофору, чтобы тот оказал помощь Петру Хромому, что и было сделано. Подкова первоначально хотел было бежать на Сечь, но брацлавский воевода уговорил его отправиться в Варшаву, чтобы получить прощения у короля. Подкова так и сделал, однако Баторий в угоду турецкому султану заключил его под стражу и приказал казнить во Львове в июне 1576 года.
Незадолго до этого в 1574 году в поход на Молдавию ходил Иван Сверчовский ( или Свирговский), которого также некоторые историки причислили к казацким гетманам. Другие же исследователи полагают, что он вообще никакого отношения к казакам не имел, а был обыкновенным авантюристом подобно И.Подкове. О нем известно, что вопреки воле короля Генриха и польского правительства, он с отрядом в 1300-1400 казаков явился на помощь упоминавшемуся выше молдавскому господарю Ивону, храбро сражался вместе с ним, они в нескольких сражениях разгромили турков и союзных им валахов. Вступив в Валахию, они взяли приступом Браилов, жестоко расправляясь с неприятелями. Затем в результате предательства казаки и молдаване были разбиты. 9 июня 1574 года Ивону пришлось под честное слово турецкого паши добровольно явиться к нему в лагерь, где он был обезглавлен. После этого, несмотря на данное слово, турки бросились на лагерь молдаван и казаков, которые в течение 4-х суток стойко оборонялись. Большая часть их погибла, остальные попали в плен. О дальнейшей судьбе Сверчовского достоверно не известно. Южнорусские летописи утверждают, что на родину он не возвращался, хотя есть мнение, что за большую сумму денег он был выкуплен из плена.
В 1575-1576 князь Богдан Ружинский, собрав около 3000 казаков, пошел в поход на татарский замок Аслан-городок в низовьях Днепра, взял его, но погиб при взрыве мины.
В 1581 году гетманом запорожским провозгласил себя упоминавшийся уже князь Самуил Зборовский, обвиненный Баторием в измене. В 1585 году князь Михаил Евстафьевич Ружинский также именовал себя гетманом запорожских казаков, хотя в письме царя Федора Иоанновича к крымскому хану он и его брат Кирик названы только запорожскими атаманами. В 1586 году гетманом запорожским именовал себя Богдан Микошинский, который позднее в 1594 году на 60 "чайках" с 1300 запорожцев совершил набег на турецкие владения.Незадолго до этого в 1587 году запорожских казаков водил в морской поход на Крым Кулага.
Подобная активность вольных казаков на политической сцене того времени и вмешательство их в дела иностранных государств, естественно, не могла не вызывать озабоченность польского правительства. Казаки стали представлять собой реальную военно-политическую силу, которая лишь формально сохраняла нейтралитет по отношению к коронным властям, а фактически создавала все больше проблем на границах государства. Среди запорожских казаков было много хороших воинов, которые не могли найти себе место в королевских войсках, были и просто авантюристы, жаждавшие славы и добычи. После введения реестра многие из них хотели и для себя тех же вольностей, что имели реестровые казаки, но в реестр записывали далеко не всех, и это стало вызывать недовольство тех, кто в реестр не попал.
Какова была в то время общая численность не вошедших в реестр казаков не известно, так как официальная польская статистика данных об этом не содержит. Однако, исходя из того, что у Ивана Подковы было до 600 казаков, у Самуила Зборовского примерно 2500, а у Богдана Ружинского 3000 человек, общая их численность на Украйне в 70-80-х годах 16 века, видимо, составляла не менее 3-4 тысяч человек. Наличие столь большой (и фактически не управляемой) массы вооруженных людей на южных границах Речи Посполитой становилось опасным и для самого государства.
Видимо, к этому же времени оформилась и Запорожская Сечь, как казачье сообщество, со своими органами управления и правилами поведения. По мнению К.Маркса, она обладала всеми признаками государства "военной демократии", руководящие органы которого избирались прямым открытым голосованием.
Первые казацкие восстания и их последствия.
Усиление польского гнета и своеволие панов на Украине, начавшееся после Люблинской унии, к началу 90-х годов ХУ1 века стало вызывать недовольство широких слоев населения, как крестьян, так и мещан, с правами которых стали считаться все меньше и меньше, но зато облагали все новыми и новыми налогами. Недовольство было всеобщим. Недовольны были и запорожские казаки, стремившиеся попасть в реестр и получить "вольности" и " привилегии", в которых им отказывали, недовольны были и реестровые казаки, которым правительство постоянно задерживало выплату жалованья. Кроме того, решением сейма 1590 года казаки, входившие в состав реестра, были поставлены под власть коронного гетмана, который должен был назначать им сотников и другую старшину из шляхты. Всеобщее недовольство разрасталось и ширилось, достаточно было лишь искры, чтобы вспыхнуло пламя народной войны. Собственно, нужен был вождь, способный объединить и увлечь за собой недовольных, которые бы ему доверяли и шли за ним. Таким предводителем и суждено было стать гетману ( или старшему) низового запорожского войска Яну (Криштофу) Косинскому. Выходец из мелкопоместной шляхты, поляк по происхождению, он служил на Запорожье и в награду за лояльность к Короне был пожалован королем Сигизмундом 111 поместьем. Однако белоцерковский староста Василий Острожский не допустил его к управлению пожалованными землями. В ответ на это Косинский собрал 5000 казаков, сжег имения В.Острожского, захватил несколько замков и местечек, в том числе и город Острополь (Триполье) над Днепром. Хотя ядром войска Косинского являлись запорожские и реестровые казаки, к нему со всех сторон стекалась панская челядь и другой люд. Не испытывая недостатка в вооружении и амуниции, Косинский двинулся на Волынь, но в сражении против регулярных польских войск под Пяткою в феврале 1593 года был разбит. Видимо, с учетом причин побудивших Косинского к бунту, поступили с ним довольно мягко. Его обязали распустить своих людей, отдать пушки и огнестрельное оружие, а также отречься от гетманства. С этими условиями Косинский согласился, однако вскоре их нарушил, собрал новое войско и попытался взять Черкассы, но в сражении с князем Александром Вишневецким погиб.
Пример Косинского оказался заразительным и повлек за собой новое казацкое восстание, также явившееся ответом на усиление панского произвола.
Северин (Семерий) Наливайко родился в городе Остроге, где проживала его семья и где старший брат его, Дамиан, был придворным священником у известного в то время просветителя и активного поборника православия князя Константина Острожского. Возмужав, Наливайко поступил к князю на военную службу и даже принимал участие на стороне польских войск в сражении под Пяткой, где был разбит Косинский. Однако, в это время пан Калиновский отнял у его отца хутор вблизи местечка Гусятин, а самого так избил, что тот вскоре умер. Это злодеяние оттолкнуло Наливайко от шляхты. Собрав отряд охотников, он стал называть себя казаком и в 1594 году подался на Запорожье, где в то время был гетманом Григорий Лобода. Оба эти предводителя разительно отличались друг от друга и, казалось, между ними не могло быть ничего общего. Лобода был "истинным" запорожцем в нескольких поколениях. Он не склонен был к авантюрам, неохотно допускал на Сечь беглых холопов, стремился к тому, чтобы вся казацкая старшина состояла из рассудительных и уважаемых людей. В отряде же Наливайко было полно всякого сброда, в том числе и уголовных преступников, однако все его люди отличались отвагой и мужеством, бесстрашием и презрением к смерти. Имея определенный военный опыт, Наливайко ценил артиллерию и сам был превосходным канониром, поэтому всегда имел достаточное количество орудий. Кроме того, все его войско состояло из конных частей, что позволяло быстро передвигаться и наносить врагу внезапные удары. Хотя большая часть запорожцев к Наливайко относилась свысока, Лобода сумел оценить его воинскую доблесть и в том же году по приглашению Австрии они совершили совместный поход в придунайские земли на Тягинь (Бендеры) и Килию. В следующем году Наливайко совершил удачный набег на Венгрию.
Возвратившись на Украину, Наливайко поселился в Остроге. Пользуясь покровительством князя Острожского, который исповедовал православие, он вначале тайком совершал набеги на имения панов и духовных лиц, враждебных греческой вере, а затем поднял открытое восстание. Довольно быстро к нему присоединилось большое количество русских холопов, бежавших от притеснения панов, и зимой 1596 года Наливайко двинулся на Волынь к городу Луцку, где было особенно много сторонников и слуг епископа Кирилла Терлецкого, наиболее видного деятеля унии. Из Волыни Наливайко повел свои войска в Белоруссию, где напал на Могилев. Наливайковцы отличались особой жестокостью, не давали никакой пощады шляхтичам, ксендзам и отщепенцам от православия. Восстание стало принимать опасный для Польши характер и Сигизмунд 111 вынужден был отозвать войска из Молдавии для его подавления. Наливайко тем временем ушел на Киевщину, где также поднялось восстание запорожцев во главе с гетманом Лободою. В мае 1596 года они под Белой Церковью соединились и общее командование перешло к Лободе. Хотя численность объединенного войска теперь возросла до 7 тысяч человек, но отборного войска было не более 3000 при 20-30 пушках. Кроме того, казакам очень сильно мешал обоз, в котором было большое количество женщин и детей. Понимая, что выстоять против регулярных польских частей они вряд ли смогут, казаки решили перейти на левый берег Днепра, однако недалеко от Триполья коронный гетман Жолкевский преградил им путь. Несмотря на то, что в кровопролитном бою они потерпели поражение, восставшие все же переправились на Левобережье и попытались укрепиться вначале в Переяславле, а затем в урочище Солоница возле Лубен. В ходе начавшейся осады Лобода вступил в переговоры с Жолкевским, однако тот лишь затягивал их. Наливайковцы заподозрили Лободу в измене и убили его. Новым гетманом был выбран Кремпский. В конце - концов, в июне 1596 года казаки вынуждены были сдаться. По условиям договора они выдали Наливайко и всю старшину, пушки, огнестрельное оружие и амуницию, хоругви и серебряные трубы. Несмотря на выполнение казаками всех условий договора, поляки напали на безоружных и началась резня. Из 10 000 человек ( включая женщин и детей) удалось убежать не более чем 1500. Наливайко был приговорен к смерти и казнен, а решением сейма казаки были провозглашены банитами, то есть изгоями и лишены всех казачьих поместий, в том числе Терехтемирова. Был ликвидирован также и сам казацкий реестр, а казаки потеряли свой социальный статус и были низведены до положения холопов. По существу весь украинский народ был объявлен бунтовщиком. В украинские города были направлены польские гарнизоны, а во все правительственные учреждения стали назначаться исключительно поляки. Брест-Литовская уния еще более усугубила положение дел, так как православные церкви стали силой отниматься у духовенства и передаваться в аренду евреям, которым приходилось платить за разрешение покрестить ребенка, венчание и отправление других религиозных обрядов.
Часть русской шляхты перешла в католическую веру и стала менять свои фамилии на польский манер, пытаясь доказать, что они потомственные поляки. Этих людей польское правительство оставляло в прежних должностях и предоставляло им права польской шляхты, а кто противился нововведениям и исповедовал православную веру, объявлялись схизматами.
Поражение народных восстаний под руководством Косинского и Наливайко существенно ослабило казачество и в какой-то мере запугало остальное украинское население, поэтому в течение нескольких последующих десятилетий народные выступления не отмечаются. После поражения восстания под предводительством Наливайко часть казаков сложила оружие и возвратилась по домам, другие ушли на Запорожье, недоступное для коронных войск. Основное внимание запорожцев переключилось на борьбу с татарами и организацию засад на днепровских переправах. Избранные гетманами Гнат Василевич (1596-1597 г) и Тихон Байбуза ( 1598 г) придерживались умеренной политики, стремясь удержать казаков от конфликтов как с Турцией, так и с Польшей. Гетманы уделяли внимание большей частью укреплению запорожского войска и повышению его организации.
Однако такое положение дел продлилось недолго. Мирные для Речи Посполитой дни закончились, с юга ей стали угрожать турки, с севера Ливония. Поляки снова вспомнили о казаках и запорожское войско вновь устремилось в военные походы. В 1600 году 4000 запорожцев во главе с Самойлом Кошкой ходили в поход на Молдавию и под Плоештами нанесли серьезное поражение туркам. В последующие два года Кошка с 2000 казаков в составе польских войск воевал в Ливонии, где в бою под Фелинном в 1602 году принял смерть от вражеской пули. Оставшись без своего вождя, казаки на обратном пути занялись грабежами и насилиями, опустошая территорию, по которой проходили. Об их бесчинствах у населения сохранились самые жуткие воспоминания. В 1604 году 12000 запорожцев отправились вместе с Лжедмитрием в поход на Москву, что составило более половины его войска, а позднее, при гетмане Олевченко по призыву короля Сигизмунда 111 к полякам присоединилось еще до 40 000 казаков, большая часть которых состояла из охотников ( охочекомонных). Запорожцы, действуя на стороне Лжедмитрия, сыграли решающую роль в сражении у Новгород-Северского, участвовали при взятии Смоленска, в составе войск коронного гетмана Жолкевского осаждали Москву.
В дальнейшем при первом официально признанном Речью Посполитой, запорожском гетмане Петре Конашевиче-Сагайдачном роль казачества поднимается на новый качественный уровень. Казаки стали представлять собой не только военную но и социально -политическую силу, с которой польское правительство вынуждено было считаться, идя навстречу требованиям казаков.
Запорожская Сечь как центр казацкого сообщества.
Усиление роли казачества в военной и общественно-политической жизни Речи Посполитой в начале ХУ11 века неразрывно связано с возрастанием значения Запорожской Сечи, как защитницы православия с одной стороны, и прибежища для всех, кто не мог смириться с панским своеволием и чинимым поляками насилием в отношении южнорусского населения, с другой. Кроме того, Запорожская Сечь постепенно стала центром казацкой общины, которая пытается своими собственными силами, опираясь на свое внутреннее устройство и организацию, вести борьбу с турками и татарами. За время существования Запорожской Сечи ее географический центр неоднократно менялся, хотя всегда располагался на одном из островов в нижнем течении Днепра. В наше время эта река преграждена плотинами Каневской, Кременчугской ГЭС, Днепрогэсом, превратившими ее фактически в сплошную цепь водохранилищ. В описываемые же времена Днепр-Славутич или Дед, как его ласково и уважительно именовали запорожцы, представлял собой широкую и полноводную реку, судоходную на всем ее протяжении. С началом судоходства, вверх и вниз по Днепру плыли сотни судов и суденышек, шли купеческие караваны, передвигались войска. Берега его ниже Киева утопали в зелени лесов, целых садов дикорастущих деревьев вишни, сливы, яблонь. Мириады пчел собирали свою дань с цветов и откладывали мед свой в дуплах деревьев. Из-за изобилия пчел бортничество было весьма распространенным и прибыльным занятием. Тут и там можно было видеть дымки смолокурен, где варили смолу и добывали деготь. В реках и речушках, впадающих в Днепр, водилось огромное количество рыбы. По воспоминаниям одного из поляков, побывавших в 1648 году на Украине, во время нереста в Припяти было столько лосося, что воткнутое между рыбой копье стояло вертикально. Однако этот цветущий край ниже Чигирина крупных населенных пунктов не имел, хотя берега Днепра вплоть до самых порогов никогда полностью безлюдными не были. Пороги начинались примерно в 400 км от Киева и на протяжении 70 верст в среднем течении Днепр был не судоходен. Всего порогов насчитывалось до тринадцати и самый опасный из них, Ненасытец, считался непроходимым. Остальные пороги можно было обойти справа на суднах с малой осадкой. У Ненасытца же все суда вытаскивались на берег и 600 метров волоклись по земле. За порогами воды Днепра врывались в горное ущелье "Волчье горло" ( Кичкас), а затем он широко разливался и вновь становился судоходен до самого устья. В местах разлива имелось много островов, отмелей, плавней, заливаемых в половодье, но покрытых лесом, кустарниками и камышом. Первый из островов за Кичкасом и был возвышенным и длинным островом Хортица. Неподалеку располагались и другие острова различной высоты и длины. Цепь этих островов являлась приютом и убежищем для всех удальцов, уходивших на Низ и постепенно сделавших центром своего сообщества Запорожскую Сечь.
Первый ее географический центр, как отмечалось выше, был создан еще князем Вишневецким на острове Малая Хортица. Собственно говоря, современники называли построенные укрепления просто замком. Следы этого замка оставались еще до начала ХХ века. Судя по всему, он имел форму подковы, был опоясан рвами и валами 4-5 метровой высоты с редутами по углам. В 1581 году казаки обосновались на острове Томаковка. В отличие от Малой Хортицы это обширный остров, сейчас пустынный, но в то время на нем был большой лес и хорошие луга для выпаса коней. В южной части острова также сохранились следы фортификационных укреплений по периметру более 500 м. В 1594 году запорожцы основали уже настоящую Сечь на острове Базавлук, посреди Чертомлыка (Чертомлыцкое Днеприще), одного из рукавов Днепра. Сам этот остров не сохранился, поэтому о нем мало, что известно, но напротив располагался Великий Луг, очень удобное место для выпаса коней. О том, что Сечь была здесь и в 1629 году видно из писем запорожского гетмана Левка Ивановича. После этого Сечь располагалась на Микитинском Рогу в районе современного города Никополя, на правом берегу Днепра. Основал ее по некоторым известиям, казак Федор Линчай. Отсюда в 1637 году своими универсалами призывал к восстанию гетман Павлюк, а позднее, в декабре 1647 - январе 1948 годов сюда прибыл Богдан Хмельницкий. Эта Сечь также не сохранилась, поскольку в 1846 году во время разлива Днепра вся эта местность была затоплена.
В 1652 году кошевой Лутай основал новую Сечь при впадении реки Чертомлык в Днепр. Она получила название Чертомлыцкой или "Старой Сечи". От этой Сечи также ничего не сохранилось, однако есть ее описание, датированное 1672 годом. По словам современника, Сечь одной стороной выходила в степь, а с остальных была окружена реками Чертомлык, Гнилая, Подпильная и их притоками. По периметру (1500 м) она была окружена валом. Со стороны степи на валу стоял частокол с башнями для стрельбы, а впереди него обзорная башня 30 -метровой высоты. К воде в валах имелось 8 узких проходов. В свое время здесь были кошевыми атаманами Брюховецкий, Серко, наконец, Гордиенко. В 1709 году по приказу царя Петра Старая Сечь была разрушена.
Запорожцы, которые не подчинились указу Петра 1 о роспуске Сечи ушли на турецкую территорию, где и основали в 1711 году свои поселения при впадении реки Каменки в Днепр. Эта Сечь получила наименование Каменской и просуществовала до 1734 года.
Затем казаки получили разрешение русского правительства возвратиться на прежние места и основали так называемую Новую Сечь между левым берегом Базавлука и правым берегом реки Подпильной. Эта Сечь, называемая также Подпильненской, уже отвечала в полной мере современным требованиям той эпохи и представляла собой, по сути, настоящий город. Располагаясь в неприступном месте, в лабиринте рек, озер и плавней, этот город делился на три части: внешний кош, внутренний кош и ретраншемент. Внутренний кош представлял собой фактически крепость в виде правильного круга с длиной окружности 360 метров. Вокруг крепости был насыпан вал с каменными башнями. В центре крепости находился плац , на ко тором собиралась казачья рада, в углу площади стояла церковь, рядом с ней колокольня. К плацу примыкали цейхгауз ( артиллерийский арсенал), здание войсковой казны, ставка кошевого атамана. Вокруг площади располагались также 38 куреней для войска и другие строения.
Внешний кош или базар, представлял собой прямоугольник длиной 350 и шириной 120 метров, на котором располагалось до 500 казацких домов, преимущественно ремесленников, торговцев и промысловиков. Вокруг внешнего коша шел вал с частоколом и ров. По берегам реки Подпильной имелась пристань для казацкого флота. Эта последняя Сечь была уничтожена в 1775 году царскими войсками по велению Екатерины Великой.
Вся общность казаков, входивших в состав Запорожской Сечи со времени ее образования называлась кошем ( станом), который управлялся выборным кошевым атаманом. Помимо кошевого атамана в состав запорожского правительства входили: генеральный (или войсковой) писарь, выполнявший обязанности, так сказать, министра иностранных дел; генеральный (войсковой) судья; генеральный обозный, он же начальник артиллерии; генеральный есаул, он же заместитель кошевого атамана; генеральный подскарбий, ведавший финансами, а также и другая старшина. Все запорожское войско делилось на курени, во главе которых стояли выборные куренные атаманы. Первоначально курени, видимо, создавались по принципу землячества и в каждом их них состояли казаки из одной местности ( например Винницы, Нежина и т.п.), по названию которой именовался и курень. Курени разбивались на паланки. О численности запорожского куреня можно судить лишь приблизительно, тем более, что она постоянно менялась. Известно, что в реестровом войске сотня делилась вначале на десятки, а впоследствии на курени, но на самом Запорожье, где не было деления на сотни, курень являлся основной войсковой единицей, как бы современной ротой со своим имуществом и войсковым хозяйством. Сам курень представлял собой просторный, сплетенный из хвороста шалаш, покрытый сверху лошадиными шкурами, в котором и проживали все казаки этого же куреня, как войсковой единицы. Куренной атаман отвечал за ведение всего войскового хозяйства, за организацию военной подготовки, быт казаков, занятие ими промыслом и т.п. Постоянное пребывание запорожцев на Сечи не было обязательным. В мирное время они могли заниматься чем угодно за ее пределами, то есть ловить рыбу, охотиться, заниматься бортничеством и т.п. Однако каждый казак был приписан к какому-либо куреню и в случае военной угрозы или готовящегося похода, должен был являться на Сечь. По этой причине курень, который в мирное время насчитывал 50 или 100 человек, при переходе на военное положение мог включать в себя в несколько раз больше казаков.
В каждом курене ( имеется в виду строение) могло поместиться до двухсот человек, велось свое хозяйство и готовилась на общие средства пища для всех членов куреня. Столы в этих помещениях стояли вдоль стен, вокруг них размещались лавки, на которые садились казаки. Место атамана находилось во главе стола под образами. Еда подавалась на столы в больших деревянных мисках, напитки в ведрах, к которым были привешены деревянные же черпаки ( "михайлики"). Обычной едой в то время была соломаха (ржаное квашеное тесто), тетеря ( похлебка из ржаной муки), рубцы, галушки, щерба ( рыбная похлебка), лапша, свиная голова с хреном и т.п. Каш запорожцы не признавали и к тем, кто их употреблял, относились с насмешкой. По окончанию трапезы все кланялись атаману и благодарили повара. Атаман поднимался из-за стола и бросал в специальную шкатулку деньги. В эту же шкатулку бросали деньги и все казаки. Повар извлекал их оттуда и покупал на них продукты на базаре на следующий день. Печей на Запорожье не было, еда готовилась в основном на костре или в сложенной из глины печке без духовки ( "кабыце") в медных или железных казанах.
Все должностные лица коша избирались открытым голосованием на общей раде (совете) с участием всех казаков и из их числа сроком на один год. Однако при неудовлетворительном исполнении своих обязанностей они могли быть смещены и ранее. Кроме того, существовала еще и черная рада, которая собиралась без участия старшины и при необходимости могла выдвинуть обвинение против любого должностного лица. Обычно на Сечи рада собиралась на Новый год, Пасху и Покров, но в куренях и сотнях собирались и свои рады по мере необходимости. Общую раду созывал кошевой, первый сигнал к ее началу давал выстрел из пушки. Затем довбыш бил в литавры, а войсковой есаул выносил из церкви хоругвь и ставил ее на площади ( майдане). После этого довбыш бил в войсковой барабан и на площади выстраивалось все войско по куреням.
Запорожская Сечь и запорожское войско - это неразрывные понятия, поэтому в конце ХУ1- начале ХУ11 веков казак ассоциировался именно с запорожцем. Уже первые казацкие гетманы ( или старшие) ( Федор Полоус, Григорий Лобода, Игнат Василевич) в официальных документах употребляют понятие " войско запорожское". Позднее, оно стало именоваться также низовым или кошовым, в отличие от реестрового ( до 1648 года) или малороссийского ( с 1654 года).
Несмотря на распространенное мнение о том, что на Запорожье принимали любого, кто хотел, в действительности, это не совсем так. Прежде всего, существовали определенные ограничения по возрасту- детей в войско не записывали, хотя на саму Сечь могли принять даже десятилетнего ребенка. Однако в войско зачислялись только те, кому исполнилось 20 лет. Пополнение войска происходило по решению рады ( совета) и обычно начиналось ранней весной. Занимался этим вопросом лично кошевой, который и давал указание войсковому писарю записать принятого в реестр. Кто не попадал в списки, отправлялся назад. Вновь зачисленных в списки распределяли среди десятников. В течение первых трех лет новички не принимали участия в раде и выборах старшин, лишь по прошествию этого времени они становились полноправными казаками (товарищами). В походах и сражениях новички участвовали наравне с ветеранами и если кто-либо проявлял трусость или дезертировал, то его могли даже казнить.
Поначалу все казаки, прослужившие в Сечи свыше трех лет считались равными друг другу ( товарищами), однако с течением времени уже к концу ХУ1 века товарищество стало делиться на рядовых казаков ( чернь) и старых, то есть прослуживших длительное время или выходцев из казацких родов. В начале следующего столетия из товарищества выделяется прослойка значных казаков, то есть имевших большие заслуги перед Запорожской Сечью. Позднее появился титул войскового товарища, то есть казака, который относился к войсковой старшине. При гетманстве Богдана Хмельницкого от казаков отличались так называемые дейнеки или палочники, то есть народное войско, которое выступало в поход вооружившись палками ( дейнеками).
Непременным условием для зачисления в запорожцы в первое время являлось также безбрачие. В отличие от реестровиков, запорожское войско состояло исключительно из холостых, вдовых или бросивших своих жен казаков. В начале ХУ11 века и далее запорожцы уже имели право обзаводиться семьей, иметь свою землю и т.п, однако на саму Сечь женщины, по-прежнему, не допускались. В первую очередь семьями обзаводилась старшина и богатые запорожцы, они селились обычно на хуторах и либо выкупали у панов земельные участки, либо пользовались той землей, которая еще не принадлежала никому. В 20-х годах семнадцатого века именно из таких казаков и формировалось в основном реестровое войско.
Для приема на Сечь национальность значения не имела. В первое время в запорожцы принимали также и людей независимо от их религиозных убеждений. Позднее принадлежность к православной вере стала обязательной. Непременным условием для принятия в казацкую общину являлось подчинение общим правилам войска. У запорожцев не было писаного права, однако соблюдение обычаев требовалось неукоснительно. Так, поскольку основой запорожского уклада являлось безбрачие, то введение женщины на Сечь грозило смертной казнью. Блудодеяние каралось смертью, особенно в походе.
В мирное время пьянство на Сечи не возбранялось, однако при объявлении военного положения и в походе за употребление спиртного полагалась смертная казнь. Со временем в этих вопросах также стали допускаться послабления.
Смертной казнью каралось воровство в своей собственной среде, убийство товарища, разбой и насилие в мирных христианских селениях. Ссоры между товарищами запрещались.
Власть кошевого атамана в мирное время на Запорожье не была всеобъемлющей, так как без совета с радой он ничего предпринимать не мог. В походе же он пользовался практически неограниченной властью над жизнью своих подчиненных. Любая попытка неподчинения, неисполнения приказа , оскорбления кошевого, каралась смертью. В очень редких случаях, в чрезвычайных ситуациях сместить его могла только черная рада. Тогда обычно это заканчивалось смертью кошевого.
Если в поход отправлялась часть войска, то кошевой атаман, как правило, оставался на Сечи, а уходящих возглавлял выбранный на раде специальный полковник или наказной гетман, который на время похода наделялся правами кошевого.
Единой формы одежды у запорожцев, по крайней мере, до 1648 года не было. Рядовые казаки в этом отношении мало чем отличались от крестьян. Рубашка, штаны, свитка и шапка - вот , пожалуй, и вся казацкая одежда. Кое-кто, побогаче, носил еще кобеняки и кереи. Конечно, возвращаясь из походов с богатой добычей, каждый казак старался одеться поприличнее, но в скором времени вся добыча пропивалась и порой у запорожца не оставалось даже рубашки.
Запорожское войско обычно состояло из пехоты, конницы и артиллерии. Как уже отмечалось, еще в конце 1590-х годов на Сечи находилось до 30 пушек, позже их количество возросло до 100. Среди запорожцев были отменные канониры и артиллерия в их руках представляла собой достаточно грозную силу. Что касается конницы, то по свидетельствам современников, один польский кавалерист мог без труда справиться с 10 казаками, а 200 польских всадников обращали в бегство 2000 конных запорожцев. В этом нет преувеличения, известно, что казаки предпочитали сражаться в болотистых местах, у воды, там, где можно копаться и использовать природный ландшафт. Казацкая пехота, действуя на равнине, в степи превосходно использовала рельеф местности, создавая укрепления против конницы. Каждый запорожец обязан был иметь при себе лопатку или мотыгу, с помощью которых вырывались окопы, служившие защитой от обстрела. Запорожская пехота бывала очень стойкой в бою, вела густой огонь по противнику из окопов, а, если противник останавливался в поле, то и сама переходила в наступление.
Основой тактики казаков являлся укрепленный лагерь ( табор), создававшийся из скованных между собой цепями возов. Возы устанавливались в несколько ( обычно от 2-х до 6) рядов своеобразным каре, внутри которого размещалась пехота и конница, а также артиллерия.
Тактика запорожцев в последующем была усовершенствована и повсеместно применялась в войнах Богдана Хмельницкого и при Гетманщине, о чем более подробно будет рассмотрено ниже.
Первый официально признанный Речью Посполитой запорожский гетман Сагайдачный.
Политика польского правительства, направленная на ликвидацию казачества, как социального явления и отказ после восстания Лободы и Наливайко от создания казачьих формирований под эгидой Речи Посполитой, объективно привели к усилению роли Запорожской Сечи, с которой широкие народные массы на Украине стали связывать свои надежды на свержение панского гнета. Вскоре и сами поляки вынуждены были прибегнуть к помощи запорожцев в обрушившихся на республику со всех сторон многочисленных войнах. Участие запорожских казаков в походах против Швеции и Москвы, безусловно, изменило отношение к ним со стороны Польши в лучшую сторону, однако казацкий реестр восстановлен не был и фактически Запорожье представляло собой отдельное военное сообщество, не подчиняющееся Короне. Кроме того, после московского похода, в котором по некоторым данным участвовало до 40 000 казаков, вся эта масса людей осталась, по сути, без применения и управления. Если учесть, что настоящие запорожцы среди них составляли едва ли 1/8 часть, то становится понятным, что по окончании похода вся эта разношерстная масса, в которую в том числе, входили и белорусы, и валахи, и русские, не могла не распасться на отдельные разбойничьи шайки, которые оказались предоставленными сами себе. Волна грабежей и насилий охватила и саму Украину, и Литву, и Белоруссию. Все эти разбойники, именовавшие себя казаками, нападали на города, уничтожали села, вели себя, как на вражеской территории. Население хотя и пыталось давать им отпор, но силы были слишком неравными. Несмотря на то, что Запорожская Сечь открещивалась как могла от этих своевольников, славы запорожцам у народа это не прибавило, а со стороны польского правительства к Запорожью стало ощущаться недоверие, так как не всегда было ясно, кто же именно совершал те или иные бесчинства - запорожцы или самозванные казаки.
В том, что в это трудное для Речи Посполитой время запорожское войско не стало на путь разбоя и насилий и запорожцы не уронили своего рыцарского имиджа у населения литовско - польской Украйны, велика заслуга гетмана Петра Конашевича ( Кононовича) Сагайдачного, одного из самых ярких и талантливых казацких военачальников.
О детских и юношеских годах будущего запорожского гетмана историкам известно не много. Родился он в с.Кульчицы, ныне Самборского р-на Львовской области, видимо, не позднее 1575-1580 годов. Выходец из мелкой православной шляхты, закончил Острожскую школу ( или академию) на Волыни, которая по тем временам считалась одной из лучших на Украине. По воспоминаниям современников, воинскому делу он обучался с малолетства, был хорошим наездником, легко переносил всякие тяготы и лишения, был смелым и отважным, а опасность встречал стойко и мужественно. На Запорожье Сагайдачный оказался, скорее всего, не позднее 1597-98 годов, так как уже в 1600 году участвовал в походе на Молдавию, а год спустя - на Ливонию, то есть военную выучку проходил под руководством Самойла Кошки. По некоторым данным, Сагайдачный в 1605 году избирается кошевым атаманом и тогда же предпринимает поход на турецкую крепость Варну, окончившийся ее захватом. На следующий год запорожцы под его предводительством совершают морской поход на Кафу ( Феодосию), известную как центр торговли невольниками. В этом походе ярко проявился полководческий талант казацкого предводителя. При подходе к Кафе половина войска высадилась на берег и в пешем порядке обошла город со стороны гор. Вторая половина казаков, оставшаяся на "чайках", в морском бою сожгла преградивший им путь турецкий флот. Затем, атаковав и с моря и суши Кафу, запорожцы практически стерли ее с лица земли, освободили массу христианских невольников и с триумфом возвратились домой.
В походах поляков на Москву ( 1608-1612 годов ) Сагайдачный участия не принимал, (по крайней мере, никаких данных об этом не имеется) и о его деятельности в этот период можно лишь догадываться. Имеются смутные сведения о том, что в это время поляки интриговали против Сагайдачного, пытаясь навязать Сечи угодных им лидеров ( Кушку, Бородавку ) и посеять смуту в самом запорожском войске. Но поход Кушки на Аккерман окончился для него плачевно, он попал в плен к туркам и был ими казнен, а Бородавку Сагайдачный обвинил в самозванстве и привлек к войсковому суду, по приговору которого тот, как бунтовщик, был расстрелян. Таким образом, несмотря на происки врагов и недоброжелателей, авторитет Сагайдачного в казацкой среде только укреплялся. В 1614-1616 годах он предпринимает морские походы на Крым и Турцию, после которых в официальных документах впервые упоминается как запорожский гетман, хотя, по всей вероятности, гетманом он был избран еще в 1612 году. С этого же времени Запорожская Сечь стала официально именоваться войском запорожским.
Гетман Сагайдачный, в отличие от большинства своих предшественников, самое пристальное внимание уделял повышению авторитета запорожского войска, укреплению дисциплины, обучению запорожцев воинскому искусству, превращению казачьих полков в организованные боеспособные воинские формирования. Именно Сагайдачный создал ту самую запорожскую пехоту, которая могла соперничать с янычарами и не уступала знаменитой шведской пехоте. Если его предшественники обычно возглавляли в походах несколько тысяч запорожцев, то Сагайдачный в 1618 году в походе королевича Владислава на Москву командовал 20 тысячами казаков, а под Хотин привел 40 тысяч всадников, вооруженных огнестрельным оружием.
Вопросы обучение войска, укрепления дисциплины постоянно находились в центре внимания гетмана. Любое проявление неподчинения, своевольства наказывалось им чрезвычайно строго, вплоть до смертной казни. Сам он не был склонен к пьянству и пьянство не поощрял, хотя в то время среди казаков пьяниц было много. Строгие требования предъявлялись и к зачислению в запорожский реестр. В соглашении Сагайдачного, заключенном с поляками в 1617 году, указано, что все мещане, в том числе, ремесленники, торговцы, трактирщики, могильники ( те, кто насыпал сторожевые курганы) и т.п., которые в течение последних двух лет присоединились к запорожскому войску, исключаются из него, не имеют права именоваться казаками, и впредь в запорожцы приниматься не будут. Освобождался гетман и от нарушителей воинской дисциплины, всяких случайных людей, волею судьбы оказавшихся на Запорожье. В конечном итоге, в результате предпринятой им реорганизации к 1619 году в реестре запорожского войска числилось всего 10 600 казаков. Однако, как полагают, именно Сагайдачный первым из гетманов ввел на Сечи муштру и периодические смотры войска. Он также позаботился о том, чтобы каждый казак имел собственного коня и ружье (самопал) вместо прежних луков.
В результате произведенных преобразований примерно 40 000 человек, ранее именовавших себя казаками, в реестр запорожского войска не попали и вынуждены были возвратиться к своим прежним занятиям. Однако, Сагайдачный не выпускал их из поля зрения и в случае необходимости " призывал из запаса". Первый такой " призыв" он произвел в 1618 году, когда королевич Владислав, претендовавший на московский трон еще с 1612 года, двинулся в новый поход на Москву.
Как лично Сагайдачный относился к этому походу, сказать трудно. Однако можно предполагать, что без особого энтузиазма, так как в это время он вел переговоры с французским послом Марконетом о создании союза христианских государств против турков, которые угрожали, в первую очередь, границам Речи Посполитой. Видимо вхождение в этот союз и России было наиважнейшим условием, следовательно, к противостоянию с Москвой у гетмана никаких оснований не было. Тем не менее, с учетом его отношений с польским правительством, Сагайдачный, являясь подданным Польши, отказать королю принять участие в походе на Москву не мог, и уже к началу лета, как только высохли степные дороги, двинулся во главе 20 000 казаков от Путивля в направлении Ливен и Ельца. Поляки во главе с Владиславом и коронным гетманом Ходкевичем должны были наступать севернее через Вязьму. Соединение обоих войск предполагалось под Москвой в районе Тушино.
При штурме Ливен местный воевода попал в плен и город удалось взять без особого труда. Елец - более укрепленная крепость сопротивлялся дольше, однако казаки вначале осадили его, а затем в ходе штурма, продолжавшегося несколько часов, захватили город, уничтожив практически всех его защитников. Тут же было захвачено и татарское посольство, возвращавшееся от царя в Крым с богатыми подарками для хана. Следующий укрепленный город Михайлов с ходу взять не удалось, и Сагайдачный вынужден был перейти к его правильной осаде. Расположив свои войска в прилегающих слободах, и произведя необходимые фортификационные работы, казаки с трех сторон начали штурм укреплений, однако защитники оказали достойное сопротивление. Местами даже завязывалась рукопашная борьба с применением копий и ножей. О накале боя свидетельствуют потери казаков - примерно тысяча человек, однако овладеть городом им так и не удалось. Не сумев захватить Михайлов, Сагайдачный не стал терять времени зря и двинулся на Зарайск, однако и здесь попытка взять город приступом не удалась. Видимо, это не особенно беспокоило гетмана и, понимая, что казаки не городоимцы, он применил тактику татар, более подходящую для конного войска. Не доходя Каширы, казацкое войско разделилось на множество небольших отрядов, которые стали опустошать окрестности Оки, наводя ужас на местных жителей. Получив в середине сентября сведения о том, что поляки уже близко, Сагайдачный двинулся на Коломну, в районе которой форсировал Оку и вскоре соединился с армией Владислава ( около 10 000 человек) вблизи знаменитого Тушино. Московский летописец сообщает, что москвичи пытались не допустить соединения казаков с королевичем, но на них напал такой страх, что они пропустили войско гетмана к Тушино без боя. По правде говоря, и винить их за это трудно, так как в памяти многих русских людей были свежи воспоминания о предыдущем участии украинских казаков в походах Лжедмитрия и восстании Болотникова. Кроме того, ужас горожан увеличила и комета, которая в эти дни стояла над Москвой.
Прибытие сильного запорожского войска воодушевило поляков. Королевич Владислав с большим почетом встретил казацких послов во главе с Михаилом Дорошенко, которые передали ему захваченные трофеи, а сам в свою очередь переслал войску новую хоругвь и гетманскую булаву для Сагайдачного, подтвердив тем самым официально его гетманское достоинство. В конце сентября казаки попытались с ходу ворваться в Москву, но встретились с царской гвардией во главе с воеводой Бутурлиным. При этом сам Сагайдачный схватился с воеводой в рукопашную и даже ударом булавы свалил его с коня, но казаки, понеся потери, вынуждены были отступить.
Генеральный штурм столицы был назначен на 1 октября, однако запорожцы не принимали в нем участия, находясь в резерве. В случае взрыва Арбатских ворот петардами в их задачу входило ворваться на улицы Москвы и захватить город. Этому плану не суждено было осуществиться, так как стрельцы во главе со стольником Никитой Годуновым (487 человек) отразили натиск польских частей под командованием шляхтича Новодворского, которые потеряли в этой схватке 130 человек. Попытка штурма Тверских ворот также не увенчалась успехом и, убедившись, что Москву им захватить не удастся ввиду стойкости духа ее защитников, а также в преддверии надвигающейся зимы, Владислав предпочел вступить в переговоры. В результате этих переговоров было заключено Деулинское перемирие сроком на четырнадцать с половиной лет, по условиям которого к Польше отходили захваченные ею Смоленск, Новгород- Северский и черниговские земли. Другими словами, московский поход Владислава вряд ли можно назвать удачным, поскольку он не достиг поставленных целей и реальных территориальных приобретений поляки не получили. Героизм же защитников Москвы наглядно показал польским панам, что попытки захватить столицу русского государства обречены на провал, поэтому в дальнейшем они больше и не предпринимались. Что касается Сагайдачного, то по дороге назад он захватил Калугу и его отряды бесчинствовали по всей окрестности, что подтолкнуло царское правительство на скорейшее заключение перемирия с поляками.
Несмотря на неудачу московского похода и его негативные последствия для Польши, осложнившиеся ведущейся войной с Турцией и назревающим столкновением со Швецией, авторитет лично Сагайдачного и всего запорожского войска возрос необычайно. Если до похода он в глазах польского правительства являлся просто кошевым атаманом, то вручение ему гетманской булавы поставило его в один ряд с коронным и польным гетманом королевства - высшими должностными лицами Речи Посполитой. С этого времени он был официально признан гетманом Войска Запорожского, входящего в состав вооруженных сил польско-литовского государства. Королевич Владислав ( будущий король Владислав 1У) в этом походе мог по достоинству оценить воинское искусство как самого гетмана, так и всего запорожского войска. Его отец польский король Сигизмунд 111, вынужден был ликвидировать последствия баниций , которым казаки были подвергнуты после восстания Наливайко, возвратить им Терехтемиров, свой суд и разрешение селиться в городах. Казакам, внесенным в запорожский реестр, даже стало выплачиваться небольшое денежное содержание. Важнейшим результатом деятельности Сагайдачного стало возобновление церковной православной иерархии, уничтоженной было унией. В результате иерусалимский патриарх Феофан в 1620 году посвятил в киевские митрополиты Иова Борецкого, а нескольких священников возвел в сан епископов. Несмотря на присущий ему религиозный фанатизм, Сигизмунд 111 согласился с этими уступками православной церкви, да и влияние самой унии на Украине в это время стало ощущаться заметно слабее. После возобновления церковной православной иерархии Сагайдачный активно включился в восстановление заброшенных церквей и монастырей и занялся строительством новых. По его почину в Киеве был сооружен Братский монастырь, главным ктитором которого стал он сам, а все запорожское войско вошло в число "братчиков". Тем самым запорожцы на всю Украину провозгласили, что они являются вооруженными защитниками православия. Польским панам с таким положением дел волей-неволей приходилось считаться, не только из-за авторитета Сагайдачного, но и из-за нависшей над республикой смертельной угрозы со стороны Турции - в 1621 году турки нанесли ей страшное поражение под Цецорой. В таких условиях ссориться с казаками и их гетманом, который в случае необходимости мог призвать под свои знамена 40-50 тысяч воинов, резона не было.
С другой стороны сам Сагайдачный понимал, что открытая конфронтация с польским правительством, попытка поднять восстание, как это предлагали некоторые "горячие головы" в его окружении, и отделиться от Польши, ни к чему хорошему привести не могли. У казаков для этого не было достаточных сил, а угнетение народных масс не достигло еще той степени, чтобы толкнуть их на народную войну. В случае поражения восстания последствия были бы намного серьезнее, чем в 90-годах ХУ1 века. Проводя же свою последовательную политику лояльности к Республике и военного сотрудничества с ней, можно было достигнуть значительно лучших результатов. Эта политика не была предательством интересов казаков и русского населения, наоборот, за свои услуги Польше Сагайдачный добивался той или иной пользы для войска и Украины, как об этом отмечалось выше. Конечно, как трезвый политик и умелый военачальник, гетман осознавал, что война является основным условием существования запорожского войска, без которого оно не может себя содержать, и с этой целью принимал все меры для того, чтобы направить казацкие массы на борьбу с турками и татарами. Без флота эта борьба не могла быть успешной, поэтому он увеличил число казацких "чаек" до 300. Морские походы казаков приносили им и добычу и славу, и, кроме того, сдерживали устремления выступить против Польши. Напротив, казаки охотно приходили на помощь полякам при необходимости, как это было и в московском походе.
В 1620 году Речь Посполитая после небольшой передышки вновь вступила в войну с Турцией. Коронный гетман Жолкевский выступил против турок в Молдавию, где в битве под Цецорой его войска были разгромлены, а сам он погиб. Сигизмунд 111 , опасаясь нового поражения в продолжающейся войне, обратился к Сагайдачному с просьбой оказать ему военную помощь. Гетман, надеясь в случае успеха увеличить казачий реестр и добиться от короля новых привилегий, охотно откликнулся на эту просьбу и привел под Хотин над Днестром 41 520 всадников. Все казаки были на конях, вооружены самопалами, артиллерия состояла из 22 пушек. Начавшаяся вскоре битва отличалась упорством и яростью с обеих сторон. Поляки показывали чудеса храбрости, сражаясь в открытом поле, а запорожцы, укрывшись в укрепленном лагере, выдерживали огонь турецкой артиллерии и натиск янычар, одновременно подводя подкопы под самые турецкие шатры и делая вылазки. При этом им удавалось не только захватить трофеи, но и пленных. Современники отмечают, что казаки сражались отважно, демонстрируя полное презрение к смерти. Хотинская кампания надолго осталась в памяти поляков, заставив их уважать воинское искусство и стойкость запорожцев в бою. Со своей стороны и казаки имели возможность убедиться в отваге польских воинов, которые не уступали им мужеством и стойкостью.
Сражение под Хотином продолжалось 39 суток, "ни наш, ни враг не одолел" и стороны сели за стол переговоров. Турки обязались удерживать татар от набегов на польские владения, но и поляки со своей стороны обещали, что запорожцы прекратят походы на Черное море.
Такая позиция Польши по существу являлась предательством интересов своих союзников, тем более, что тяжело раненый гетман Сагайдачный в переговорах не участвовал.
Как часто бывало и прежде, польское правительство забыло также свои обещания о вознаграждении казаков за оказанную ими помощь. Когда, оправившись от ранения, Сагайдачный обратился королю с просьбой увеличить денежное содержание казакам до 100 000 злотых ежегодно, что позволило бы содержать реестр в 20 000 человек, ему в этом было отказано. Более того, даже сам запорожский реестр был сокращен до 7-8 тысяч. Чтобы решить проблему с теми, кто не попал в реестр (примерно 30 000 человек) гетман предлагал разрешить казакам служить за границей в качестве волонтеров. В то время шла 30-летняя война и от всех противоборствующих сторон было достаточно приглашений к казакам принять участие в этих военных действиях. Король отказал и в этом. Не было принято и предложение Сагайдачного о размещении войска в специально отведенных для этого городах, а также и ряд других. Долго шли переговоры и об оплате за участие в битве при Хотине, поляки с большим трудом согласились выплатить содержание лишь казакам, входившим в запорожский реестр. Тяжело болевший после ранения гетман не скрывал разочарования в своей политике по отношению к полякам и недовольства вероломством и двуличностью польского правительства. Незадолго до своей кончины он даже обратился к русскому царю с просьбой принять запорожское войско под свою руку, но последовавшая вскоре смерть гетмана не позволила развить эту тему. Однако известно, что еще в 1620 году им был послан в Москву атаман Петр Одинец с товарищами, и это посольство передало желание казаков, чтобы "государь пожаловал нас как своих холопей" Умер Сагайдачный в 1622 г в Киеве и похоронен в церкви возведенного им Братского монастыря.
Часть вторая. Создание реестрового казацкого войска и новые казацкие войны.
Куруковская война.
Последствия недальновидной политики польского правительства, осложнившиеся смертью гетмана - единственного человека, способного даже в той непростой обстановке найти правильное решение, которое устроило бы и поляков и казаков, не замедлили сказаться.
Прежде всего, казаки и не подумали отказаться от походов против татар и турок, заявляя, что они на этот счет ни с кем никаких договоров не заключали. С другой стороны те, кто не попал в реестр, также не собирались возвращаться к мирной жизни и отказаться от принадлежности к казачеству. Обещанных денег, даже для реестра выплачено не было, а частая смена запорожских гетманов ( Олифер Голуб 1622-23 годы, Михаил Дорошенко- 1623 год, Каленик Андриевич- 1624 год, вновь Дорошенко, за ним Пирский и, наконец, Марко Жмайло- 1625 год) только добавляла неразберихи и дезорганизации, тем более, что гетманы представляли то интересы запорожцев, то своевольных казаков, в зависимости от того, чья партия побеждала. Войско нуждалось в пропитании и единственным выходом для казаков стало совершение новых походов против Крыма и турок, что последними, естественно, расцениваться как нарушение соглашений, достигнутых после сражения под Хотином. Эмиссары польского правительства , посланные на Сечь, пытались убедить запорожцев прекратить нарушать соглашение с турками и татарами, но те отвечали, что его заключили король с султаном, а не они.
Нарастание напряженности в отношениях Польши и Турции грозило новой войной, которую поляки стремились избежать любой ценой. Не сумев достичь решения проблемы с казаками мирным путем, польское правительство решило применить силу, положив конец своеволию запорожцев вооруженной рукой. Ситуация усугублялась и внезапным обострением религиозной напряженности, вызванной тем, что в конце 1624 года в Киеве войт Федор Ходыка и мещанин Сазон решили запечатать православные церкви. Митрополит Иов Борецкий сообщил об этом на Запорожье и гетман Каленик поручил полковникам Якиму Чигринцу и Антону Лазаренко придти на помощь православным монахам. Полковники выполнили приказ и уже в январе 1625 года схватили Ходыку с его помощниками, а церкви распечатали. Борецкий, как дальновидный политик, понимал, что все это поляки ему не простят, поэтому на всякий случай направил в Москву своего представителя с просьбой взять Украину вместе с запорожским войском под свою руку.
Таким образом, и без того напряженные отношения казаков с властями достигли своего апогея. В 1625 году коронный гетман Станислав Конецпольский двинулся со своими войсками ( 33 000 человек) в Приднепровье. К такому повороту событий казаки готовы не были. Всего запорожское войско к тому времени насчитывало около 30 000 человек, но часть запорожцев ушла на море, другие разместились по городам, в частности, только в Каневе и Черкассах их насчитывалось в общей сложности до 5000 тысяч. С целью быстрейшего соединения с казаками, разместившимися по городам, гетман Марко Жмайло принял решение пойти навстречу полякам, которые стали лагерем в десяти верстах ниже Крылева. По ту же сторону Днепра у реки Цыбульник расположился и казацкий лагерь, к которому со всех сторон стекались как простые крестьяне и мещане, так и запорожские казаки. Силы противоборствующих сторон , по- видимому, были примерно равны.
Однако, когда 26 октября польские войска открыли по казацким позициям огонь из пушек, и сумели отбить атаку запорожской пехоты и конницы, Жмайло вынужден был отойти южнее. Используя темное время суток, казаки отступили к урочищу Медвежьи Лозы возле Курукового озера ( вблизи современного Кременчуга). Здесь они укрепили старое городище, насыпали три ряда шанцев по пути движения поляков и приготовились к битве. Новая позиция оказалась значительно выгоднее прежней. В результате ожесточенного штурма Конецпольский завладел этими шанцами, однако, когда 12 ноября поляки попытались захватить казацкий лагерь, им это не удалось. Запорожцы встретили их настолько интенсивным и густым огнем, что, потеряв значительную часть конницы, Конецпольский приказал прекратить атаку. После следующей неудачной попытки штурма, коронный гетман решился на переговоры с казаками. Собственно говоря, другого выхода у него и не оставалось, так как его войска понесли серьезные потери и у поляков кончался провиант, а в степи продовольствия взять было неоткуда, тем более, что уже надвигалась зима. Запорожцы также потеряли примерно 8 000 человек, свергли Жмайла , избрали вместо него Михаила Дорошенко и вынуждены были согласиться на заключение мира. По условиям достигнутого соглашения казацкий реестр составлял 6000 человек и старшего над казаками должен был утверждать коронный гетман. Казаки обязаны были также прекратить самовольные набеги на татар и турок, то есть выполнять достигнутое ранее соглашение между Турцией и Польшей.
Создание казацкого реестра.
Куруковская война самым существенным образом изменила организацию казацкого войска: казаки согласились на 6- тысячный реестр, что фактически означало включение их в состав вооруженных сил Польши. Именно этого польское правительство и добивалось все предыдущие годы, но политика Сагайдачного сберегала войско от включения в правительственный реестр. Несмотря на то, что казаки, числившиеся в запорожском реестре, и ранее получали денежное содержание от поляков, они все же сохраняли свою независимость. После Куруковской войны все изменилось. Реестровым казакам для несения службы были определены города Чигирин, Черкассы, Канев, Корсунь, Белая Церковь, Переяславль и они по существу превратились в городовых казаков. На самом Запорожье должно было находиться не более 1000 человек, командированных ото всех полков. Никто другой, помимо тех, кто был вписан в реестр, не имел права называться казаком. Тем самым, поляки с одной стороны предприняли попытку ликвидировать Запорожскую Сечь, как источник вольнодумства и мятежей, а с другой превратили часть вчерашних вольных запорожцев в своих слуг и охранников.
После Курукова гетманом был утвержден упоминавшийся уже Михаил Дорошенко, пользовавшийся большим авторитетом казак из школы Сагайдачного, ранее уже дважды занимавший этот пост. Главная задача, стоявшая перед вновь избранным гетманом, заключалась в составлении реестра, так как из 30-40 тысяч необходимо было выбрать только 6000 человек. Можно только догадываться, сколько всякого рода интриг возникло вокруг этого мероприятия, какое количество доносов поступило к гетману и сколько лучших друзей превратилось в злейших врагов. Да, непросто было Дорошенко в этой ситуации, но он поступил также, как в свое время Сагайдачный: в реестр включались только степенные, заслуженные казаки, имевшие свои земли, ведущие оседлый образ жизни и не склонные к проявлению своеволия. Эти казаки лучше других понимали, что военное противостояние с Короной только вредит земледелию и хлебопашеству, то есть причиняет убытки, прежде всего, им самим, поэтому предпочитали не ссориться с польским правительством, а мирным путем отстаивать свои права перед властями. Они и стали опорой гетманской власти на Украине. Таким образом, было сформировано шесть казацких полков во главе со своими полковниками и старшиной. Дорошенко на протяжении своего гетманства стремился усовершенствовать организацию казацкого войска. Его переписка с правительством касается увеличения денежного содержания, улучшения бытовых условий для полков, увеличения поставок сукна и других вопросов снабжения войска. Уделял он внимание также и заботе о семьях погибших казаков, настаивая на ограничении их притеснений со стороны правительственных чиновников. Одновременно, Дорошенко стремился восстановить дисциплину и порядок в войске, решительно выступал протии проявлений неподчинения и своеволия.
В тех конкретных социально-политических условиях политика гетмана Дорошенко была единственно возможной и отвечала как интересам властей, так и реестровых казаков. Путь конфронтации, вооруженной борьбы за свои права мог привести только к полному уничтожению казачества, как социального явления. Однако проблема заключалась в том, как быть тем, кто оказался выписанным из реестра, а точнее не вошедшим в него. Таких казаков насчитывалось не менее 20 000 и далеко не все из них были бунтарями, проходимцами и авантюристами. В их числе оказалось немало степенных, порядочных людей, продолжительное время служивших в войске, имевших свои заслуги перед товариществом. Они ничем не уступали реестровым казакам, однако волею судьбы оказались предоставленными самим себе. Те, кто не вошел в реестр, не имели права именоваться казаками, им не разрешалось создавать свои вооруженные формирования, выбирать старшину. В принципе им даже не разрешалось проживать в городах, где были расквартированы казацкие полки. Кому повезло, могли быть зачислены в казацкие хоругви крупных польских магнатов, но таких удачливых было не много. Для большинства же оставалось два пути - либо сложить оружие и возвратиться к своим панам, от которых они сбежали, либо уйти на Запорожье и искать себе добычу и пропитание в степи. Часть из них действительно разошлись по домам, но большинство выбрало второй путь и ушло на Низ заниматься вольным промыслом. Естественно, тот небольшой гарнизон реестровых казаков, который нес постоянную службу на Сечи, не имел возможности препятствовать им в этом, да, по-видимому, у реестровиков и не было особого желания ссориться со своими бывшими соратниками. Таким образом, в течение короткого времени Запорожская Сечь опять восстановила свое значение, как центр казачьего сообщества. У вновь прибывших не было недостатка ни в талантливых руководителях, ни в людском материале, из которого создавались новые вооруженные формирования. Постепенно Запорожье стало и центром формирования национального мировоззрения, так как запорожцам незачем было скрывать свое подлинное отношение к польским властям. Основным желанием запорожских казаков являлась ликвидация реестра и предоставление всем казакам равных прав и привилегий. Кроме того, по их мнению, центр организации всего казачества должен был находиться в Запорожье.
О том, что происходит на Низу, гетман Дорошенко был прекрасно осведомлен и поэтому, чтобы не допустить новых конфликтов запорожцев с Польшей, сосредоточил свои усилия на отвлечение их на борьбу с татарами. Этим устремлениям гетмана способствовала и изменившаяся военно- политическая обстановка на границах Речи Посполитой: татары сами первыми нарушили и без того нестойкий мир. В начале 1626 года многотысячная татарская орда вышла из Перекопа и хлынула на Приднепровье. Для отражения этого набега понадобилось взаимодействие всех вооруженных сил республики, находившихся в то время на Украине. Дорошенко по приказу польского правительства также двинулся на татар, но в Прилуках к нему прибыли послы от хана, напомнив, что между ними и казаками сейчас мир, скрепленный присягой. Дорошенко вынужден был возвратиться назад, но когда татары подошли к Белой Церкви, все же соединился с поляками. В середине октября польские войска вместе со всеми реестровыми казаками во главе с гетманом Дорошенко в битве при Белой Церкви наголову разгромили орду. Татары потеряли убитыми примерно 10 000 человек и вынуждены были ни с чем возвратиться в Крым. В этом сражении казаки проявили себя с самой лучшей стороны. Дорошенко лично участвовал в бою и копьем убил нескольких татар. Однако уже в следующем году, когда король приказал гетману выступить против шведов, казаки собрались на раду и отказались выполнить это требование пока реестр не будет увеличен до 10 000 человек. Подобная изменчивость поведения реестровых казаков, не говоря уже о запорожцах, раздражала польское правительство, а у многих польских магнатов вызывало желание вообще покончить с казачеством. Но более трезвые умы понимали, что это и бесполезно и невозможно. Известный польский публицист Пальчовский даже издал книгу о казаках "Уничтожить их или нет?", в которой высказал мысль о том, что для полного уничтожения казачества понадобится не менее 200 лет и, кроме того, это ни к чему хорошему не приведет, так как вместо казаков непосредственными соседями поляков станут татары и турки.
Непрекращающиеся татарские набеги развязали руки, как Дорошенко, так и запорожским казакам, и позволили уже с согласия ( или при молчаливом попустительстве) властей предпринимать адекватные меры. Узнав в 1627 году, что турки сооружают в нижнем течении Днепра укрепленные замки, Дорошенко весной следующего года вместе с реестровиками прибыл на Запорожье и, пополнив там свои войска, двинулся оттуда к Аслан-городку. Осадив и взяв приступом замок, казаки уничтожили возводившиеся укрепления и с богатой добычей возвратились назад. Этот успех окрылил гетмана Дорошенко, и он стал готовиться к вторжению на территорию самого Крыма. Замысел гетмана был дерзким, так как прежде запорожцы только дважды штурмовали Перекоп: в 1606 году, когда хитростью им удалось захватить и уничтожить перекопские укрепления, а также в 1619 году во главе с Сагайдачным, когда Перекоп был захвачен вновь и освобождено большое количество невольников. Замысел же Дорошенко заключался не только в совершении обыкновенного набега на татарские улусы, но и в намерении пройтись "огнем и мечом" по всему крымскому краю. На первый взгляд эта затея казалась неосуществимым, однако гетман исходил из реальной политической ситуации, сложившейся в то время в татарском государстве. Там шла настоящая война между двумя враждующими группировками, и лидер одной из них хан Шагин- Гирей сам пригласил запорожцев себе на помощь. В том же 1628 году Дорошенко с казаками беспрепятственно перешел Перекоп и углубился вглубь полуострова, где встретился с войсками враждебного им хана Девлет- Гирея, противника Шагин - Гирея.. В результате непрекращающихся боев под охраной табора казаки за шесть дней дошли до Бахчисарая, тогдашней столицы Крымского ханства. В последнем решительном сражении у стен города казаки уничтожили войска противника, но славный гетман Дорошенко, лично водивший их в бой, пал смертью храбрых от вражеской пули. Самому хану удалось убежать в Кафу, куда запорожцы последовали за ним, но покончить с ним не смогли и с богатой добычей и славой возвратились на Сечь.
Вновь избранный гетман Григорий Савич Черный ( 1628-1630 годы) был ставленником реестровых казаков и продолжил политику своего предшественника. Сохраняя хорошие отношения с польскими властями, он сосредоточился на борьбе с татарами и осенью вновь попытался вторгнуться в Крым. Однако сил у него было недостаточно, а победивший в междоусобной борьбе новый крымский хан Девлет Гирей встретил казаков у Перекопа, где и нанес им серьезное поражение. Весной 1629 года в поход на Перекоп двинулось уже все войско численность в 23 тысячи человек. Возглавили поход наказные гетманы Тарас Федорович (Трясило) и Чернята. Однако Перекоп к тому времени был укреплен и оснащен мощной артиллерией, поэтому штурм его не удался. При отступлении казаки потеряли порядка 5000 человек убитыми, но многие умерли от полученных ран, болезней и отсутствия воды. После окончания этого неудачного похода запорожцы больше попыток штурмом взять Перекоп не предпринимали.
Морские походы запорожцев.
Уместно отметить, что свою военную славу запорожцы завоевывали не в пеших, а в морских походах. Выше уже упоминалось о том, что казацкие "чайки" появлялись на Черном море уже в конце ХУ1 века, однако самые известные из морских походов состоялись в первые три десятилетия семнадцатого века. В 1606 году казацкая флотилия, выйдя из устья Днепра, подошла к Белгороду ( Аккерману) при впадении Днестра в Черное море. Казаки захватили и разграбили город, затем дошли до Килии на Дунае и болгарского города Варна. Этот поход запорожцев привлек к себе всеобщее внимание, и они обрели широкую известность далеко за пределами Речи Посполитой. Спустя три года ( в 1609 г) казаки на челнах отправились в турецкие владения к Дунаю и совершили нападения на Килию и Измаил. В 1613 году было предпринято сразу два морских похода, в ходе которых они разгромили турецкий флот у Очакова и захватили несколько кораблей противника. Следующий поход состоялся в 1614 году, однако сильная буря разнесла "чайки" по морю и много людей нашли свою смерть в морской пучине. Оставшиеся в живых запорожцы ( 2000 человек на 40 челнах) дошли до Трапезунда, где их никто не ожидал, а затем штурмом взяли Синоп, предав огню и сам город, и находившийся у пристани турецкий флот. Захватив богатую добычу и пленных, они возвратились домой. Эти удачные казацкие боевые операции приносили известность и славу запорожскому войску, а богатая добыча побуждала и других запорожцев к новым походам.
Уже весной 1615 года 4000 казаков на 80 "чайках" предприняли удачный поход на Константинополь. Внезапное нападение на пригороды турецкой столицы оказалось успешным, но когда казаки возвращались домой, в устье Дуная им дорогу преградил сильный турецкий флот. Последовавшее сражение оказалось для турков неудачным, в плен попал даже один из их адмиралов, и они потеряли несколько галер. После этого казаки подошли к Очакову, и хотя попытка взять замок приступом не увенчалась успехом, зато они захватили многочисленные турецкие стада, выпасавшиеся возле города.
Турецкие власти, хотя и требовали от Польши воздействовать на казаков и обязать их прекратить набеги на свои границы, однако достаточно трезво оценивали ситуацию, понимая, что поляки при всем желании не могут этого сделать. Поэтому турки сами стали предпринимать меры к недопущению появления запорожского флота в Черном море. С этой целью в 1616 году они перекрыли устье Днепра своим многочисленным флотом, чтобы воспрепятствовать выходу в него казаков. Однако это не остановило запорожцев. В завязавшемся сражении несколько турецких кораблей было потоплено, часть галер захвачена и сожжена, а запорожцы, прорвавшись в море, совершили нападение на Кафу, сожгли город и освободили большое количество невольников. Осенью того же года около 2000 запорожцев вышли в море, захватили Трапезунд, жители которого более ста лет не видели врагов у стен своего города, дошли до Босфора, а затем через Азовское море возвратились на Украину.
В последующие годы морские походы запорожцев происходили ежегодно, а то и по несколько раз за год. Выше уже отмечалось, что это являлось частью политики гетманов Сагайдачного и Дорошенко, которые стремились нацелить казаков не к восстаниям против польских властей, а на то, чтобы постоянно беспокоить границы Турции и Крыма, предотвращая набеги турок и татар на Украину и Польшу.
В 1617 году запорожский флот нанес поражение туркам в морском сражении, а на следующий год запорожцы вышли в море уже вместе с донскими казаками. В 1619 году казацкие челны дошли до Бендер на Днестре, а в следующем году на 150 "чайках" казаки ходили к Константинополю и Варне. В 1621 году небольшой отряд запорожцев на 16 челнах прорвался к турецкой столице, где посеял панику среди местного населения, а в следующем году они приплыли туда же на 30 "чайках" В 1624 году состоялось сразу три похода - первый на 70-80 , второй примерно на 100, а третий на 150 челнах. Второй поход турецкий флот пытался остановить у Очакова, но был разгромлен в морском бою и казаки провались к Константинополю. Еще один поход на 300 -380 "чайках" состоялся в 1625 году, когда казаки трижды выходили в море, дошли до Константинополя и у Очакова разгромили турецкий флот.
После Куруковской войны гетман Дорошенко получил распоряжение польского правительства уничтожить запорожскую флотилию, но выполнил его лишь формально. Для вида было сожжено несколько десятков стоявших у берега "чаек", но основную массу челнов казаки спрятали. Тем не менее, морские походы, хотя и продолжались, но уже без прежнего размаха. В 1626 году казаки на 60 челнах дошли до устья Риони ( современная Грузия, недалеко от Поти), но турки половину из них захватили в плен. В течение последующих трех лет состоялись небольшие выходы в море, не имевшие широкой известности. Последний крупный поход запорожцев на 300 чайках состоялся в 1630 году. Казаки прошли вдоль всего болгарского побережья и дошли до самого предместья турецкой столицы.
Конечно, в глазах турецких, да порой и польских властей, эти морские походы запорожских казаков выглядели как обыкновенные разбойничьи акции. Запорожцы никого не щадили на своем пути, убивали и детей и стариков, грабили и бесчинствовали не хуже современных им пиратов. Они не только освобождали невольников, но и сами уводили в плен сотни и тысячи пленных, которых потом превращали в своих слуг и рабов. Да, собственно говоря, и само Запорожье мало чем отличалось, например, от знаменитой Тортуги, прибежища корсаров всех мастей. По большому счету, запорожские казаки были корсарами степей, пресноводными пиратами. Однако с точки зрения исторической справедливости следует признать, что походы запорожцев являлись лишь ответными акциями на ежегодные татарские набеги, которые приносили еще больше горя и страданий украинскому народу. Поэтому, совершая походы на турецкие владения, освобождая тысячи пленных соотечественников, запорожские казаки в глазах общественного мнения выглядели мстителями за притеснения своего народа и приобрели славу доблестных рыцарей- защитников украинской земли и православной веры. Бандуристы слагали об их подвигах песни, юноши - подростки стремились на Запорожье, правители иностранных держав хотели бы использовать казаков в ходе войн со своими противниками. Для самих запорожцев постоянные морские походы имели большое военное значение, так как им было чему учиться и у турецких моряков, имевших большой опыт мореплавания, и в боях с турецкой пехотой ( янычарами), известными своей выучкой и стойкостью. В этих постоянных сражениях, ведущихся из года в год, оттачивалось военное искусство запорожских казаков и приобретался бесценный военный опыт.
Казацкие войны 30-х годов ХУ11.
После смерти гетмана Сагайдачного и гибели гетмана Дорошенко внутриполитическая ситуации на Украине резко обострилась. К началу 20-х годов подавляющее большинство русской шляхты изменило вере своих отцов, приняло католичество и примкнуло к унии. Православие стало открыто именоваться "холопьей" верой и православных верующих иначе как "схизматами" поляки не называли. Польские паны, несколько присмиревшие при Сагайдачном, вновь стали повсеместно притеснять коренное русское население, пытаясь под любым предлогом отнять у крестьян их наделы и превратить их в своих рабов. Увеличился приток шляхты на Украину из великопольских территорий, а вместе с тем усилился помещичий гнет в отношении крестьян.
Значительные изменения произошли и в казацкой среде. Введение реестра и превращение части запорожцев в городовых казаков расслоило казацкую массу. Став не более чем простым орудием в руках польских властей, реестровые казаки утратили свободу действий и превратились в обыкновенных панских охранников. Они потеряли не только возможность действовать самостоятельно, но и утратили связь с основным казацким обществом, сконцентрированным на Сечи. Авторитет реестровиков, как защитников отчизны, в глазах народных масс неуклонно снижался, в то время как походы запорожцев на Крым и в Турцию увеличивали славу запорожского войска и создавали рыцарский ореол вокруг тех казаков, которые прежде были выписаны из реестра или не попали в него. Морские походы приносили, что немаловажно, большую добычу, которая также оседала на Запорожье. Не случайно к концу 20-х годов Запорожская Сечь вновь, как и в начале века, стала тем притягательным центром, к которому стремились все казаки, в том числе и часть реестровиков. Возрастание роли Запорожья объективно не устраивало и гетманское окружение, и польское правительство, опасавшееся укрепления роли низовиков. С целью усиления военного присутствия на Украине польское правительство в 1630 году приняло решение разместить в Киевском округе дополнительные войска. В связи с этим в народе прошел слух, инспирированный якобы архимандритом киево-печерским Петром Могилой , что эти войска идут для истребления веры православной и самих казаков. Возникли волнения и казацкой среде, запорожцы обвинили гетмана реестровиков Григория Черного в предательстве и убили его, что положило начало серии новых казацких войн.
.
Убийство гетмана Черного было расценено польским правительством, как начало мятежа запорожских казаков и на его подавление выступил коронный гетман Станислав Конецпольский. Часть казаков укрепилась в Переяславле, который вскоре был осажден польскими войсками. На помощь осажденным вновь избранный запорожский гетман Тарас Федорович ( Трясило) привел по одним сведениям 20 000, по другим - 30 000 казаков. Укрепившись в стане между реками Трубежом и Альтой, запорожские казаки не только успешно оборонялись от поляков, но и сами совершали вылазки в польский лагерь. В ходе одной из таких ночных вылазок в то время , когда поляки отмечали свой праздник панське-цяло (праздник тела господня, известный в православном календаре, как день всех святых), не приняв мер предосторожности, запорожцы скрытно подобрались к их лагерю и на рассвете с двух сторон ворвались в него, учинив там кровавую резню. Этой ночью, вошедшей в историю как Тарасова ночь, погибло свыше только 300 знатных шляхтичей, множество простых жолнеров утонуло в реке, были захвачены вся артиллерия и обоз Конецпольского. Положение поляков осложнялось еще и тем, что в окрестностях Переяславля начались выступления крестьян и мещан, на помощь которым Тарас направил несколько запорожских полков. Гнев восставших обрушился в основном на евреев, которых уничтожали тысячами без всякой пощады. Пожар народной войны грозил охватить всю Украину. Все это вынудило Конецпольского спустя три недели после начала военных действий сесть за стол переговоров. По их результатам было достигнуто так называемое переяславское соглашение, предусматривавшее увеличение казацкого реестра до 8000 человек, причем этим должна заниматься специальная комиссия из числа как реестровиков, так и запорожцев. Поляки потребовали также выдачи Тараса Трясило, и в последующем он был казнен.
Несмотря на фактическую победу в этой войне запорожцев, результатами ее воспользовались реестровики, значительная часть которых воевала в войске Конецпольского на стороне поляков. Не исключено, что, благодаря именно этой части реестровиков, простым казакам так и не удалось воспользоваться плодами одержанной победы. Реестровики же, по-видимому, способствовали и выдаче Тараса. Как бы то ни было, но результатами этого восстания запорожцев и народных масс воспользовалась верхушка казацкого реестра, влияние и авторитет которой значительно усилился, как у поляков, так и в казацкой среде.
Избранный после Тараса гетман Иван Кулага - Петражицкий 1631-32 гг), ставленник реестровиков, всю свою деятельность направил на восстановление хороших отношений с Польшей и приобретением для войска тех или иных материальных благ от правительства. Давний друг и соратник Михаила Дорошенко, Кулага не только проводил его политику в отношениях с Речью Посполитой, но внес в польский сейм предложение, чтобы казаки также наравне со шляхтой имели голос при выборе короля. Если бы это предложение было принято, то роль войска, безусловно, усилилась бы, однако оно было отвергнуто. В этой политической неудаче казаки обвинили гетмана, он был свергнут и убит. Смерть Кулаги не привела к ухудшению отношений с поляками, наоборот, новый гетман Иван (Тимофей) Орендаренко ( 1633 г) оказал полякам очень важную военную услугу.
Дело в том, что в 1632 году умер король Сигизмунд 111 и сейм должен был выбирать его преемника, что у поляков обычно занимало достаточно длительное время. Воспользовавшись бескоролевьем, московский царь Михаил Федорович направил воевод Михаила Шеина и Артемия Измайлова для захвата Смоленска, который по Деулинским соглашениям оставался за Польшей. 5 декабря 1632 года 32- тысячное русское войско подошло к стенам города и, разгромив 8 -тысячный отряд Гонсевского, осадило Смоленск. Хотя польский гарнизон во главе с комендантом Воеводским насчитывал не более 3000 человек, зимняя осада города оказалась неудачной.
В мае и июне Шеин предпринимал штурм города, но безрезультатно. К этому времени численность его войск несколько уменьшилась, так как часть служилых людей ушла в южные районы государства для отражения набега крымского хана, а также украинских казаков на окраины московского государства.
Тем не менее, даже и с оставшимися силами Шеин мог бы овладеть городом, но к этому времени польским королем был избран старший сын Сигизмунда 111 , упоминавшийся уже выше Владислав. В августе 1633 года его армия, насчитывавшая 23 тысячи человек, быстрым маршем подошла к Смоленску. Одновременно с королем гетман Орендаренко привел к городу 20 тысяч казаков, которые и сыграли решающую роль в последовавших затем событиях. 28 августа поляки предприняли атаки на ключевую позицию осаждавших на Покровской горе и, в конечном итоге, к середине сентября вытеснили их оттуда. Часть иностранных наемников из московского войска перешла к противнику, и Шеину ничего не оставалось, как перейти к обороне, уступив инициативу Владиславу. Король умело воспользовался пассивностью Шеина, захватил Дорогобуж, где находились запасы провианта московской армии, а затем его конница ( главным образом казацкая) обошла русский лагерь и отрезала ему пути отступления к Москве. Превратившись из осаждавших в осажденных, оставшись без провианта и подкреплений, русские 15 февраля 1634 года вынуждены были согласиться на почетную капитуляцию, что, впрочем, не помогло Шеину и Измайлову избежать казни по возвращению в Москву.
После столь удачного завершения дела под Смоленском Владислав 1У повел свои войска на Москву, но героическое сопротивление небольшой крепости Белой спутало его планы захвата столицы Московского государства. По заключенному вскоре Поляновскому миру он вынужден был официально отказаться от своих притязаний на московский трон, возвратить все документы, связанные с его избранием в 1610 году ( в частности, крестоцеловальную запись бояр) на московский престол, возвратить на родину останки царя Василия Шуйского, умершего в польском плену, признать законным царем Михаила Романова. Границы восстанавливались по положению до Смутного времени, но с оставлением за Польшей захваченных ею территорий.
Оказанием королю помощи под Смоленском казаки укрепили свои отношения с Короной , тем более, что Владислав, не забыл аналогичную помощь, оказанную ему Сагайдачным в первом походе на Москву. Однако польское правительство, доверяя реестровым казакам, не упускало из поля зрения и Запорожье, к которому у властей отношение было иное. Учитывая опыт предыдущих казацких восстаний, коронный гетман Станислав Конецпольский решил построить на Днепре, перед порогами крепость, которая бы являлась форпостом, как против набегов татар, так и выступлений казаков. Под руководством французского инженера Гийома Боплана, с учетом новейших достижений фортификации такая крепость, была возведена на острове Кодак у самой излучине Днепра, ниже устья Самары и Княжьего острова, поставив под контроль практически все судоходство на реке. Мощная крепостная артиллерия Кодака способна была обстреливать обе стороны Днепра на значительном протяжении и стала для запорожцев как кость в горле. Захватить такую крепость было чрезвычайно тяжело, однако вскоре после ее постройки, запорожцы под предводительством наказного гетмана Ивана Сулимы, возвращавшиеся из очередного морского похода в 1635 году, осадили Кодак, взяли его приступом и снесли до основания. Подобная дерзость дорого обошлась славному атаману, реестровики обманом захватили его в плен, и по приговору польского суда он был казнен.
Несмотря на то, что новый король Владислав 1У, в отличие от своего отца, отличался веротерпимостью и в целом неплохо относился к казачеству, именно в его правление своевольство шляхты достигло небывалого размаха. Отдавая должное его личным качествам, нельзя не признать, что, как политик и государственный деятель, он не оказался на высоте своего положения.
Его претензии на московский престол еще в то время, когда он был королевичем, ввергли Польшу в тяжелую войну с Россией. Его притязания и на шведский престол привели к тому, что на протяжение десятилетий между двумя государствами не было заключено мирного договора. Поддерживая по этой же причине невыгодный для Польши мир с Австрией, он вынужден был жениться на дочери австрийского императора. Правда, Владислав приложил много усилий для того, чтобы сгладить противоречия между униатской и православной церквями. Во многом ему это удалось, во всяком случае, некоторые отнятые у православной церкви храмы были ей возвращены, однако в целом отношение поляков к православию, как к "хлопской" вере сохранилось. Своеволие панов при Владиславе приобрело невиданный размах. Случаи наезда одного магната на владения другого стали обычным явлением, а приговоры судов и сеймов повсеместно не выполнялись. Известный своими бесчинствами шляхтич Самуил Лащ имел более 300 приговоров судом, которыми приказал подбить себе шубу. Князья Вишневецкие, владея огромными землями на Левобережье, чувствовали себя равными, а то и выше, чем король. Не отставали от них князья Любомирские, Замойские и другие. Чувствуя слабость королевской власти, польские паны на украинских территориях сгоняли крестьян с их земель, превращали в своих рабов, облагали налогами и поборами. Множество крестьян от нестерпимого гнета убегало на Низ, где вступали в ряды казаков и призывали к выступлению против панского своеволия.
В конечном итоге, все это привело к новому казацкому восстанию. В августе 1636 года казаки переяславского полка, не выдержав притеснений со стороны князя Вишневецкого, приняли решение уйти на Запорожье. Остановить их от этого шага удалось лишь подкоморию черниговскому Адаму Киселю, который обратился к королю и гетману Конецпольскому с письмами, в которых подтверждал факт притеснений. Весной 1637 года на раде, когда эмиссары польского правительства приехали к казакам, чтобы выплатить жалованье и взять новую присягу, реестровики объявили, что не желают служить полякам и уйдут на Запорожье. В конце концов, их удалось уговорить, был избран новый гетман Томиленко, однако затишье оказалось временным.
В конце 1637 году запорожские казаки, провозгласив гетманом Павла Михновича Бута (Павлюка), тайно выступили из Запорожья и в Черкассах силой захватили артиллерию. Реестровики обвинили Томиленко в слабоволии, избрали вместо него Савву Кононовича, от которого потребовали вести их против Павлюка. Однако новый гетман вступил с запорожцами в переговоры, те дали согласие провести в Переяславле совместную раду, на которой воспользовались своим большинством и убили Кононовича. Убийство Кононовича запорожцы пытались оправдать слабостью его, как начальника. Павлюк в письме к Конецпольскому, характеризовал покойного как неспособного руководителя, однако получил ответ, что нужно повиноваться тому, кого назначило правительство а, не самозванцам. Естественно, такой ответ не устроил запорожцев и они стали готовиться к войне. Войско Павлюка численностью около 23 000 человек было поделено на полки и сотни, при 10 орудиях. Однако с вооружением дело обстояло неважно, самопалы были далеко не у всех, а у большинства лишь косы, топоры и рогатины, так как настоящих казаков среди восставших было немного. В основном его войско состояло из вчерашних крестьян, сбежавших от своих панов. Тем не менее, настроение у восставших было в целом боевое, тем более, что к Павлюку присоединился и Томиленко с частью реестровиков. Вблизи села Кумейки над рекой Росью казаки разбили укрепленный лагерь и 8 декабря вступили в бой с подошедшими польскими войсками, возглавляемыми Николаем Потоцким, в то время брацлавским воеводой. Первый натиск казаков был успешным, однако, когда в атаку пошли польские драгуны, они были отброшены назад. Павлюк допустил ошибку, неосторожно распахнув левую сторону лагеря, и туда ворвалась польская кавалерия, а за ней пехота. Линия казацких возов была разорвана, к тому же взорвался порох, хранившийся на некоторых из них.
Началась обычная в таких случаях паника и, хотя атаку поляков удалось отбить, погибло много людей. Оставив вместо себя Дмитрия ( по другим сведениям Андрея) Гуню, Павлюк с артиллерией отступил на более выгодную позицию, однако казаки вступили в прямые переговоры с поляками, выдали и его и старшину. Павлюк и Томиленко позже были казнены, но части старшины с небольшим отрядом верных им казаков вместе с ближайшими соратниками Павлюка Скиданом и Гуней удалось уйти на Левобережье. Тем, кто сложил оружие, Потоцкий назначил в качестве старшего Ильяша Караимовича, а также сменил всю старшину, после чего двинулся на Лубны, где разгромил еще один казацкий отряд полковника Кизименко.
Ушедшие на Левобережье казаки избрали гетманом Острянина, у которого поляки замучили отца. Острянин укрепился в Голтве и в битве 5-6 мая 1638 году разгромил польские войска, пытавшиеся взять казацкий лагерь приступом. Однако уже в следующем сражении под Жолниным (недалеко от Лубен) 13 июня казаки были разбиты. За эту неудачу Острянина сняли с гетманского поста и он, обидевшись, с частью соратников ушел в московские земли, где и поселился на Слободской Украине под Белгородом.
Новый гетман Дмитрий Гуня отошел ближе к Запорожью и в урочище реки Старицы при впадении Сулы в Днепр занял оборону. Место для лагеря было выбрано удачно - на высотке между двух рек, а с третьей стороны к нему примыкали болото и луга. И воды, и травы для коней было довольно. Гуня укрепил старое городище, насыпал шанцы и это позволило ему в течение полутора месяцев ( июль- август) успешно обороняться от превосходящих его численностью польских войск. Казаки ожидали помощи из Запорожья, но шедший к ним полковник Филоненко попал в польскую засаду, потерял обоз и прорвался к Гуне лишь с малым числом людей. В таких условиях дальнейшее сопротивление стало бесполезным. Казаки вступили с поляками в переговоры. Самому Гуне с частью войска удалось уйти на Дон и, по некоторым сведениям, он с донскими казаками принимал участие в осаде Азова.
Поражение восстаний Павлюка, Острянина и Гуни имели для казаков самые печальные последствия. При этом в этот раз за грехи запорожцев расплатились реестровые казаки, большая часть которых участия в этих восстаниях не принимала вовсе. Поздней осенью 1638 года им было приказано прибыть на Маслов Став ( Брод), где у реестровиков ежегодно собиралась рада, в том числе для выборов гетмана и старшины. Там им было объявлено о том, что все "привилегии и свободы", дарованные казакам польским правительством ликвидируются. Казаки передали польским комиссарам все хоругви и бунчуки, гетманскую булаву и перначи полковников, артиллерию. Реестр сократился до 6000 человек, во главе войска стал назначенный польским правительством комиссар Петр Комаровский. Казакам запретили также выбирать полковников и другую старшину, руководить ими с этого времени стали польские офицеры. Особо было оговорено, что в реестр могут быть включены только те, кто не принимали участие в восстаниях. Рядом с самой Сечью, на острове Малая Хортица, где когда-то возвел свои первые фортификационные сооружения Байда Вишневецкий, был расквартирован сильный польский гарнизон. Затем все казацкое оружие вместе с войсковыми клейнодами было сложено к ногам польских комиссаров, а казаков заставили вновь присягнуть на верность Речи Посполитой. Слушая приговор сейма многие заслуженные, поседевшие в боях ветераны-казаки не могли сдержать скупую мужскую слезу. Всем было понятно, что победивший враг торжествует окончательную победу и казачеству оглашается смертный приговор. Угрюмо опустив голову, этот приговор слушал в глубоком молчании и бывший войсковой писарь, пониженный в должности до чигиринского сотника, Зиновий Богдан Хмельницкий.
Частьтретья. Войны гетмана Хмельницкого.
Чигиринский сотник Зиновий Богдан Михайлович
Хмельницкий.
Есть люди, чья жизнь и деятельность оказывают прямое воздействие на ход истории, изменяя закономерное течение естественных процессов, происходящих в современном им обществе. Эти люди по сути своей являются творцами исторических событий, которые без их участия никогда бы не произошли. Их поступки формируют новую историческую реальность, изменяя судьбы не только сотен тысяч и миллионов людей, но и целых государств. Они как бы формируют новую колею на пути истории, по которой ход исторического развития следует по инерции даже спустя столетия после их ухода из жизни. Биографии некоторых их этих людей нам хорошо известны от их рождения и до смерти, о других мы знаем меньше, но есть немало и таких, о жизненном пути которых сохранились известия уже в зрелые годы, а вот об их детстве, отрочестве, юности исторические хроники умалчивают. Порой не известно даже, где и когда эти люди родились, кем были их родители, как проходили их детские годы. Где нет точных знаний о каких-либо событиях, там всегда находится место для всевозможных мифов, легенд, передающихся из поколения в поколение, поэтому серьезные историки либо предпочитают о них умалчивать, либо же излагают свое повествование скупо и осторожно.
Без упоминания о Великом запорожском гетмане Зиновии -Богдане Михайловиче Хмельницком не может обойтись ни один учебник истории для средней школы, однако глубоких исторических исследований , посвященных этому знаменитому государственному деятелю и полководцу, до обидного мало. В литературе образ Хмельницкого первым попытался раскрыть Генрик Сенкевич, однако его роман "Огнем и мечом" был встречен неоднозначно русской литературной общественностью. Л.Н. Толстой отозвался о романе резко и нелицеприятно, а М.Старицкий в противовес Сенкевичу создал свою трилогию о Богдане Хмельницком, в которой изобразил не только его самого, но и современное ему казачество, рыцарями без страха и упрека, защитниками угнетенных народных масс и православной веры, надежными и преданными союзниками Московского государства. Уже в советский период на Украине вышла трилогия Ивана Ле "Богдан Хмельницкий" и роман Павла Загребельного "Я Богдан", однако эти произведения все же более художественные, чем исторические . Роман Натана Рыбака "Переяславская Рада" посвящен событиям имевшим место в последние годы жизни гетмана и автор не ставил своей задачей глубокое раскрытие его образа.
Имеющиеся исторические исследования, посвященные казацким восстаниям на Украине в первой половине ХУ11 века и войне запорожских казаков и народа Украины под руководством Хмельницкого против Речи Посполитой, о детстве, юности и молодых годах будущего казацкого гетмана сообщают очень скупо. Время его рождения точно не известно, хотя все исследователи едины во мнении, что он родился в середине 90-х годов шестнадцатого столетия. Правда, "БСЭ" ( том 28 стр.320,1978 год) прямо датирует это событие 1695 годом, однако на чем основано такое утверждение не совсем понятно. "История украинского войска" издания Ивана Тиктора ( г.Львов,1938 г) также сообщает, что в 1620 году ему было 25 лет. Место рождения Хмельницкого не известно. Существует мнение, что он родился в Субботове, но это маловероятно. Скорее всего, как об этом сообщает БСЭ, местом его рождения был Чигирин. Отец его, Михаил Хмельницкий, был мелким шляхтичем, герба "Абданк", ведущим свой род из шляхты люблинского воеводства. С этим в целом, согласны все исследователи, однако род его занятий на момент рождения Богдана не известен. Все сходятся во мнении, что Михаил погиб в битве под Цецорой, будучи казацким сотником, но, где и у кого он служил в 1695 году, чем занимался в это время, сведений не имеется. Сомнительно, однако, чтобы он в это время имел отношение к казачеству, так как именно тогда, после восстания Наливайко казацкий реестр был распущен, а казаки объявлены банитами. В Большой русской биографической энциклопедии (электронная версия) в статье о Богдане Хмельницком сообщается, что отец его был сотником реестрового казацкого войска. Но в таком случае это могло быть только до 1596 года. В дальнейшем, по мнению автора этой статьи, Михаил Хмельницкий служил писарем у гетмана Жолкевского. Такое мнение представляется обоснованным, так как позволяет понять, почему отец и сын Хмельницкие оказались участниками битвы при Цецоре. Можно предположить, что отец Хмельницкого, если даже и был из русских шляхтичей, то, вероятно, принял католичество, о чем свидетельствует и второе имя Зиновия-Богдан. У католиков второе имя дается при конфирмации, по достижению 14 лет. Надо полагать, что по достижению именно этого возраста он и получал образование в школе иезуитов во Львове, куда православный вряд ли мог быть принят в самое время всесилия униатов.
Н.И. Костомаров сообщает, что отец Богдана получил в качестве имения хутор Субботов за верную службу у чигиринского старосты пана Даниловича и это подтверждает мысль о том, что Михаил Хмельницкий был добропорядочным католиком и мог до 1596 года служить сотником в реестровом казацком полку или позднее в надворной казацкой хоругви старосты. Второе имя самого Зиновия Хмельницкого прямо указывает на его католическое происхождение, хотя бы потому, что ни один из его трех сыновей, православной веры, второго имени не имел.
Зиновий Богдан Хмельницкий получил превосходное по тем временам образование в коллегии иезуитов ( согласно БСЭ- во Львове, по данным Брокгауза и Эфрона, а также Н.Н. Костомарова - в Ярославле Галицком), прекрасно владел латинским и греческим языками, знал латинскую и греческую литературу. Согласно Брокгаузу и Эфрону, до поступления в коллегию иезуитов он первоначальное образование получил в Киево- братской школе, но достоверность этих сведений вызывает сомнение, если учесть, что Братский монастырь был сооружен Сагайдачным только в начале 1620-х годов. Возможно, конечно, речь идет о киевской школе при братстве Богоявленской церкви, которая была основана еще в 1594 году и сгорела во время пожара в 1614 году. Если Богдан действительно обучался в этой школе, то должен был хорошо знать латинский язык, диалектику и риторику, но эти же науки, по-видимому, преподавались и у иезуитов. Чем занимался Зиновий до польско-турецкой войны 1620-1621 г.г. не известно. Время вступления его в казацкое войско также датируется по-разному. Согласно одной версии ( Словарь Брокгауза и Эфрона) это произошло еще до Цецорской битвы, по другой ( БСЭ) он вступил в реестровое казачье войско после освобождения из плена, то есть, не ранее 1623 года. "История руссов", изданная в 1846 году в университетской типографии в г.Москве, а также "Энциклопедия казачества" излагают свою версию родословной гетмана, с которой совершенно не согласуются сведения других историков.
Причины таких противоречий, встречающихся у вышеперечисленных авторов становятся легко объяснимы, если учесть, что в той или иной мере все они базируются на трех первоисточниках: летописи "Самовидец", неизвестный автор которой являлся свидетелем событий 1648-1670 годов, "Лiтописi" Самуила Величко, датированном 1700 годом и записками Грабянки, составленными в 20-х годах ХУ11 века. Эти источники сообщают о событиях, случившихся с Богданом Хмельницким до 1648 года диаметрально противоположные сведения, а последующие историки просто вынуждены придерживаться той версии, которая кому больше нравилась.
Суммируя те скудные и противоречивые факты, которые сообщают историки о юности Богдана и, сопоставляя их с реальными историческими событиями того времени можно сделать несколько выводов.
Во-первых, Хмельницкий действительно родился в 1595 году ( или близко этой даты), вероятнее всего, в Чигирине, в семье мелкого польского шляхтича выходца из Люблинского воеводства ( точнее из местечка Хмельник). Достойно удивление утверждение некоторых современных украинских историков, которые называют даже точную дату его рождения - 1 ( или 27) декабря, чего не могли установить все предыдущие исследователи за 300 лет. Крещен был Зиновий по католическому обряду, и к православию обратился, по-видимому, не ранее 1623 года. Если его мать была действительно дочерью гетмана Богдана, то речь может идти лишь о Богдане Микошинском, который именовал себя гетманом запорожским в 1586 г. Менее вероятно, чтобы это был князь Богдан Ружинский, или Богданко, запорожский гетман в 1575-76 годах, хотя некоторые авторы допускают и такую вероятность, полагая, что род Хмельницких происходит от молдавских бояр. Известен также запорожский гетман Федор Богданов, осадивший в 1575 году Кафу и освободивший много пленных, но вряд ли речь может идти о нем. Сообщение "Истории руссов" о том, что матерью Хмельницкого была дочь некоего Венжика Хмельницкого - запорожского гетмана времен Лободы и Наливайко, не более чем вымысел, так как о существовании такого гетмана именно в это время ничего не известно. Справедливости ради нужно отметить, что о Венжике Хмельницком упоминается в малороссийских летописях, но относится это к 1530-м годам, когда, как таковых, гетманов у казаков еще не было. Возможно, речь идет о предводителе какой-то казацкой ватаги, но по возрасту он никак не мог быть тестем Михаила Хмельницкого. Нельзя не упомянуть также, что и Юрий Хмельницкий в бытность свою гетманом в 80-х годах ХУ11 века официально подписывался "Гедеон- Георгий -Венжик Хмельницкий".
Во-вторых, не вызывает сомнения, что Хмельницкий получил образование, именно у иезуитов, блестящее по тем временам. На вопрос о том , в какое время это произошло, достоверного ответа нет, хотя , скорее всего между 1610 и 1615 годами.
Чем занимался Богдан в возрасте от 20 до 25 лет? Об этом можно лишь догадываться, но понятно, что молодой, энергичный, прекрасно образованный юноша, не мог находиться в стороне от основных событий того времени. Хмельницкий вошел в историю, не только как талантливый военачальник, но и отважный воин, следовательно, его военное образование не уступало тому, которое он получил в коллегии иезуитов. Где же он мог учиться военному делу, если в то время еще и в казаках не значился?
Об участии его в московском походе сведений не имеется, однако Богдану в это время исполнилось, по меньшей мере, 23 года, возраст, когда все шляхтичи уже давно постигали воинское искусство. Хмельницкий, судя по всему, также рано встал на военную стезю и поэтому вполне мог примкнуть к походу королевича Владислава.