| . |
Родственные души.
Подоткнув подол и тихо бормоча соответствующие случаю высказывания, пожилая монахиня карабкалась по каменистой тропе, специально проложенной для пассажиров многочисленных туристских автобусов, не желающих рисковать головой на горном серпантине. Даже один взгляд на чёрную змею дороги, извилистой лентой вьющейся по почти вертикальной скале, вызывал головокружение и почти все предпочитали преодолевать препятствие пешком. Впрочем, те кто не предпочитали, были вынуждены делать то же самое. Турфирмы рисковать клиентами, вернее убытками, хотели ещё меньше.
Края рясы цеплялись за низенькие колючие кустики, сандалии скользили по узорчатому ковру влажного, несмотря на жару, мха, но сестра Эстела упорно продвигалась всё выше и выше. С её стороны это было чистейшим упрямством. Упрямством и только им. Ну, может быть, самую чуточку страхом.
Поначалу она согласилась на предложение меланхоличного водителя, высадившего остальных пассажиров перед самым опасным местом, не утруждаться и остаться на своём месте. Да, бывает и такое. Пожилые монахини тоже иногда оказываются в туристических автобусах на горной дороге. А водители этих самых автобусов бывают предупредительны по отношению к духовным лицам не первой молодости.
Согласится-то она согласилась, но... повидавший за свою жизнь не одну сотню тысяч километров транспорт, именно сейчас забастовал. Он сломался, едва преодолел первый вираж. И если ехать сестра Эстела была совсем не против, то сидеть в почти висящей над обрывом железной коробке, глядя, как натужно воющие моторами машины протискиваются по узкой дороге, почти задевая борт, отвыкшая от мирских опасностей монахиня оказалась не в силах. Временами ей даже слышался зловещий скрежет железа о железо.
Господь, конечно, любит и хранит всех своих детей, но у тех, кто ему этом помогает, шансов как-то больше. До начала тропы, по которой ушли остальные, было не так уж далеко, водитель по рации вызвал другой транспорт, который должен был подобрать пассажиров на той стороне тропы и сестра Эстела приняла решение. Отговаривать столь серьёзно настроенную даму водитель даже не попытался. То есть дёрнулся было, но столкнувшись с опасным огоньком в затягивающих, по-прежнему ярко-синих и удивительно молодых глазах сохранившей не так уж мало от былой красоты женщины, тут же замолчал. Он работал на этом маршруте довольно давно и знал толк в людях. И только почесал в затылке, когда с виду на ладан дышащая старушка, рванула в гору с потрясающей резвостью. А если бы ещё и услышал слова, которыми подбадривала себя духовная особа, его вера скорее всего здорово пошатнулась бы. В праведность монастырских обитателей уж точно.
Сестра Эстела как-то забыла принять во внимание, что жиденькая цепочка пассажиров уже далеко впереди и идти ей придётся одной. Больше того, увлечённая борьбой с кустарником, так и норовившем вырвать клок из подола, она не заметила, что свернула в сторону и ограждение тропы осталось далеко в стороне. Некстати вылезшее из-за облаков солнце припекало всё сильнее, немилосердно издеваясь над взмокшей в чёрном одеянии монашкой. Измученная, вспотевшая, покрытая с ног до головы пылью женщина наконец-то остановилась, привалившись к горячей скале и вытирая лицо краем сбившегося набекрень апостольника. И с визгом подпрыгнула, когда скала пошевелилась.
- Чего шумишь, - недовольно спросила скала, оказавшаяся гигантской, рогатой... ящерицей?
- Сгинь, пропади, нечистая сила, - забормотала монашка, истово крестясь.
- Чего это я нечистая?! Очень даже чистая, только сегодня мылась, - возмутилась рептилия, разворачиваясь к Эстеле. - На себя посмотри, грязнуля!
Сестра Эстела грохнулась в обморок.
Открыв глаза, она тут же зажмурилась, пытаясь изгнать ужасающее видение. Идеально повторяющая переливы и оттенки облепившего скалы мха озадаченная морда, изумрудно-зелёные глаза с вертикальной щелью антрацитово-чёрного зрачка, маленькие рожки...
Эстела осторожненько приоткрыла один глаз, в смутной надежде, что ЭТО исчезло и обречённо всхлипнула:
- Господи, за что?!
- Эй, тётка, ты в порядке? - спросил посланный ей за неведомые грехи представитель преисподней. Монахиня подняла внезапно ослабевшую руку, чтобы перекреститься и тут же уронила её.
- Да неужто я ещё не всё замолила?!
Когтистая лапа, внезапно принявшаяся обмахивать сомлевшую монашку здоровенным листом лопуха, вместо того, чтобы окончательно лишить её остатков пошатнувшегося рассудка, придала сил и разбудила спрятавшийся от жары здравый смысл. На преисподнюю и даже чистилище окружающая местность не походила нисколько. Впрочем, как и ящерица-переросток на дьявола.
- Ты кто? - шёпотом спросила чуть ободрившаяся, но далеко не уверенная, что разговаривает с реальным существом, Эстела.
- Я? Мария-Антуанетта-Миранда де Драгон.
Монахиня икнула и закашлялась. Впрочем, оправилась она невероятно быстро. Может, оттого, что сестра Эстела ни в молодости, ни в зрелости не была нежным цветочком, и прямо скажем, подалась в своё время в монастырь, чтобы спрятаться от дышащих в спину известной мошеннице легавых. Может, оттого, что её закалила суровая жизнь христовых невест и проповеди матери настоятельницы, тоже когда-то пожившей бурной жизнью, и сумевшей убедить забежавшую на недельку грешную душу остаться на десять лет. Какова бы ни была причина, сестра Эстела выдержала внезапное испытание с честью.
На всякий случай пощупав, ухмыльнувшуюся при этом действе во всю сотню зубов, Марию-Антунетту и убедившись, что та вполне материальна, монахиня вежливо представилась. Слово за слово завязалась беседа, ящери... впрочем, разумеется - дракон, предложила проводить запылившуюся монахиню к роднику.
Дамы моментально нашли общий язык. И утомившаяся от собственной праведности сестра, и отправленная в ссылку за слишком буйный темперамент, неимоверно соскучившаяся драконица непринуждённо болтали обо всём и ни о чём, рассказывая друг другу истории из собственной жизни. Иногда привирая, как же без этого, но в целом довольно откровенно.
Что было дальше не знает никто. Спасатели, неделю обшаривавшие горы пешком и на вертолётах, не нашли никаких следов сестры Эстелы.
Поговаривают, что с гор иногда слышится заливистый, какой-то девчоночий хохот, которому вторят раскаты грома или может быть, хихиканье куда более грубо устроенной глотки. Ещё поговаривают, что в селения иногда заходит странная незнакомка. То ли женщина, то ли девушка, седая, но с молодым лицом и сапфировыми глазами. Она покупает сыр и молодое вино огромными бурдюками, расплачиваясь золотыми самородками и игнорируя любопытных. Поговаривают, но чего только не придумают люди со скуки.
| . |
