Я утону в глубине кабинетов
Как маленький мук, как паучок.
Золотом бесятся дети с портретов,
Двигая пальцами тела жучок.

Кто-то упал, кто-то уже никогда не поднялся,
Только маячит вдали голубой граммофон.
Я пса и сову поцелуем убить постеснялся
Укутав в заплечный мешок клубок анаконд.

Далекие горы, сиреневый пик облаков,
Железные бури и посвист печали в гнезде,
Где дура-кукушка оставила кучку птенцов
Слепыми носами разыскивать хлеб в бересте.

Пух и мистерия, крест и могила; черная мать
Уже не заманит пасынка снова домой
Ему ведь, как черту с рогами, хочется знать,
Что же там есть, за белесой берлинской стеной.

Жук и змея, знамя и факел, тина-костер 
Пылает, 
Черные тушки сгоревших листов, 
Как амальгама,
Медленно падают вниз, будто тусклый позер,
Дернувший с крыши и пискнувший "мама!"

Я запою в твоем погребе гиблым сычом,
Сломанной веткой надтресну до смерти,
Старым белужьим убью плавником
Кадку с вареньем, где роются черти.

Тех кукушат унеси с моих глаз,
Обдует Дар Ветер - прозреют,
Обмоет русалка - расправят крыло,
Найдут свой Корабль - ответят,
Как оно там, где нет только нас,
Где время движется кругом:

Последние годы. Чашу беды
С кровавым квасным рассветом,
Слепой кукушонок, ты опрокинь,
Чтобы кончилось мертвое лето.