Издревле борода считалась одним из главных достоинств мужчины;
при королевском дворе брадобрей занимал почетное место
(где-то между первым шутом и третьим министром);
а если хотели кому-то нанести оскорбленье 
- хватали за бороду (как дон Жуан командора),
или просто ее (как Петр Великий) приказывали отрезать.

Раньше брились вдумчиво, не спеша, 
- так же, как совершали священодействия и ритуалы, -
кожу скоблили - как палубу драит матрос.
А сейчас такого усердия уже не сыщешь.

Но, как и прежде, бритье занимает важное место в жизни мужчины;
оно пробуждает в душе его древний инстинкт - радость косаря,
идущего по колено в росе по заросшему пышными травами лугу;
поэтому электробритва, подобная зловонной трескучей газонокосилке -
тупик эволюции, хлам, обреченный ржаветь в паноптикуме новаций.

Лишь лезвие достойно лица мужчины -
как меч достоин руки его твердой;
к тому же - оно потомок меча, его развитие и продолжение
(ведь до сих пор солдату в окопе приходится бриться штыком,
а головорезу умертвлять свои жертвы при помощи бритвы).
Но и помазок, и крем также играют немаловажную роль
(женская красота родилась из пены морской, а мужская - из мыльной),
так что в нашем рыцарском арсенале им трудно найти замену.

... Вот из-под мыла, как из-под снега весной,
возникает чистейшая гладь красоты первозданной,
после чего лосьон, подобно благоуханному ливню,
увлажняет и размягчает щедрую почву,
на которой вскоре вновь займется свежая поросль,
чтобы опять и опять пробуждать в душе древний инстинкт -
тягу к бритве, трепет перед рассветом, режущим лицо небосклона...

Ритм природы - рожденье, смерть, возрожденье -
он не только в великом, но и в малом;
это вновь понимаешь каждое утро, бреясь у зеркала -
зеркала жизни, в котором человек с намыленным подбородком,
опаздывающий на службу, мечтающий о чашке крепкого чая,
совершает исполненный высшего смысла обряд.