Стоя на крепостной стене Жадан Глоба смотрел вдаль. Слева виднелась черная громада Старого леса. По самому его краю шла дорога и сквозь деревья просвечивали тусклые огоньки селища.
Ясный летний вечер быстро сменили мерзкие дождливые сумерки, которые незаметно перетекли в непроглядную темноту. Дождь превратился в мелкую морось, а с наступлением темноты и она прекратилась, но сырой ветер пробирал до нутра. Было новолуние и прояснившееся теперь небо отливало первозданной мглой. Даже звезды сегодня не захотели показываться. "Неприятная ночь" - подумал Жадан и плотнее запахнул ворот.
Уже три года он служил сотником в Синей крепости. В гарнизоне едва набиралась полусотня, однако управитель и распорядитель приграничной крепости не мог быть чином ниже сотника, вот Жадан и получил повышение. Здешние места сильно отличались и от его родного края и от столицы. Тихая провинциальная жизнь расслабляла, солдаты долго не хотели подчиняться новому - и чересчур строгому, по их мнению - начальнику. Но Глоба знал, что даже самая спокойная и второстепенная застава в один момент может оказаться в самом центре событий. И тогда многое будет зависеть от выучки гарнизона. В отличие от прежних смотрителей приграничной территории, он бывал дальше окружного городка, видел много и смотрел шире. Если ничего не произошло вчера-сегодня-завтра - это еще не повод думать, что и дальше не будет ничего происходить. Сами по себе земли вокруг Синей крепости не представляли никакого интереса ни для своего государства, ни для соседнего, но это вовсе не говорило о том, что в случае войны здесь не будет удара. Жадан был уверен, если соседний правитель решит устроить провокацию, выберет для этого какое-нибудь второстепенное направление, рассчитывая на то, что в глуши просто никто не окажет сопротивления. И ему будет плевать, что жители по обе стороны границы уже давно породнились, а в гости к окружным аристократам приезжала знать из-за границы.
Жадан коснулся рукой стены. Странного оттенка синий камень был еще теплым от недавно зашедшего солнца. Дождь не попадал на укрытую смотровую площадку.
Сотник раздумывал над странными словами деревенской ведьмы, гадавшей сегодня на торжище. Жадан верил предсказаниям и без труда мог отличить, истинное ли оно, или ложное. Правда, такого странного предсказания ему еще слышать не доводилось. В этот раз старуха, кажется и сама не поняла, что сказали ее устами духи. И Глобе ее слова также ни о чем не говорили. "Если хватит силы - самоцветами станут для тебя лесные слезы" - так сказала ведьма.
Очнувшись от раздумий, сотник услышал со стороны селища шум, потом крики, невнятный гомон. Вместо едва заметных огоньков за перелеском виднелось зарево. Сначала Жадану показалось, что это нападение. Но напасть с той стороны было попросту некому. Да и не было слышно в доносившихся голосах ни страха, ни гнева. Однако следовало узнать, что происходит. Порядок в приграничье - забота не только главы округи, но и смотрителя приграничной территории.
Быстро спустившись во двор, он крикнул одному из десятников и, спустя несколько минут, небольшой отряд уже выезжал из ворот.
Застоявшиеся кони быстро донесли всадников до селища. На главной улице было светло -горели костры, но людей не было. Ключ, невысокий и крепкий буланый жеребец сотника, косил глазами на огонь, нервничал, но слушался всадника.
Пустые улицы производили жутковатое впечатление. Солдаты, посланные по разным концам селища, тоже никого не нашли. Сотник растерянно оглядывался, не понимая, где жители.
Еще раз объехав вокруг селища, Жадан увидел, что люди идут от леса.
Остановив жеребца перед старостой, он спросил:
- Отчего было столько шума? Разве сегодня праздник?
Толпа, увидев солдат, притихла. Староста, помявшись, старясь не смотреть в черные глаза Глобы, в свете костров отсвечивающие желтым, все же ответил:
- Не праздник. У нас в лесу несколько человек пропало, еще несколько покалечило. Вот, решили Злого лешего задобрить. Ходили вот кланяться, дары приносили.
Выслушав неохотные пояснения старосты, сотник приказал солдатам поворачивать к крепости. Люди стали расходиться.
Ожидая, пока десятник соберет отряд, Жадан услышал, как кто-то, стоявший за чертой света, сказал старосте:
- Не будет счастья, я это видел.
Голос был нетвердый, будто его обладатель крепко выпил.
Разворачивая жеребца, сотник пытался рассмотреть говорившего, но было слишком темно.
Дождь, едва они выехали за околицу, снова полил. Сквозь плотные струи даже дорогу можно было рассмотреть с трудом. Не по-летнему холодный ветер мгновенно продул мокрую одежду. Солдаты торопили лошадей, спеша согреться у очага. Когда отряд, подъезжал к перелеску, сотник внезапно подал знак остановиться.
- Слышали, звук какой-то странный? - он оглянулся на отряд.
Солдаты насторожились, но никто ничего, кроме завывания ветра, не услыхал. Несмотря на заметное недовольство своих людей, Жадан повернул не к крепости, а в лес.
- Я что-то слышал, будто крик и шум, как когда через кусты продираются.
Солдаты суетливо творили охранительные знаки. Десятник подал голос:
- Господин, в такую ночь, да еще после плясок в честь Злого лешего и не такое услышится! Не ходите туда!
Но сотник не обратил внимания на суеверие подчиненных. Он уже почти скрылся из вида, когда десятник и солдаты все же последовали за Глобой, пока еще виден был среди подлеска его светлый жеребец.
Скорее почувствовав, чем услышав рядом десятника, Жадан объяснил:
- Жунь, это не леший. Я человека чувствую. Живого.
Десятник привык доверять командиру, у того было отменное чутье на нежить и прочую пакость, в обилии водившуюся и в самой крепости, и в болотах и в лесу. Однако, когда, свернув с дороги вглубь леса, все услышали плач, стало еще более жутко. Уроженцы здешней округи были на редкость суеверны. Солдаты, не боящиеся живого врага, пугались всего потустороннего, даже если это всего лишь домовик. А что может быть более неправильным, чем плач посреди ночного леса?
Проехав еще немного, Жадан остановился. За стеной елей, отгораживавших небольшую полянку, что-то белело. С досадой оглянувшись на опасливо перешептывающихся и творящих защитные знаки солдат, Жадан приказал им оставаться на месте, а сам, спешившись, шагнул под ветки.
В отличие от солдат, боявшихся маары, или еще какой нечисти, но не умевших отличить действительную угрозу от надуманной, сотник и сам немного мог колдовать. Он прекрасно чувствовал, что никакой нечисти и близко нет в лесу. Злой леший, с месяц назад появившийся в здешних местах, распугал всю мелкую нежить. Только на закате, далеко-далеко что-то просыпалось, привлеченное человеческим теплом и страхом.
На поляне лежала девушка. Нагая, с длинными волосами, в беспорядке разметавшимися по земле. Она была вся грязная и оцарапанная, в светлых прядях запутался сор. Продравшись через мокрые лапы, Жадан осторожно присел возле нее. Девушка закрыла лицо руками, плакала и никак не отзывалась ни на его успокаивающие слова, ни на вопросы - она была не в себе от страха.
Так и не добившись от нее ни слова, сотник набросил на свою находку плащ и вынес ее к отряду.
Десятник зажег небольшой огонек, который каким-то чудом не погас под дождем. Разглядев лицо девушки, Жунь присвистнул.
- Да это девка из деревни!
Жадан, гневно посмотрел в сторону, где еще виднелся свет костров:
- Так вот, что они за жертву приносили! Не даром староста так мялся и трясся, - подойдя ближе к жеребцу, он передал девушку десятнику. - Подай потом, как я сяду.
Десятник изменился в лице и едва не уронил девушку:
- Но господин, это же... она же в жертву! Нельзя у Злого лешего отобрать добычу! Леший накажет!
В темноте, Жунь не видел лица сотника, однако хорошо расслышал гнев в его голосе:
- Он опоздал за своей жертвой. Долго спит. Ваши боги мне не указ, я им не клялся. А он даже и не бог. - И, подобрав поводья, приказал все еще не отошедшему от страха десятнику: - Давай ее сюда, что стоишь.
Жунь подчинился и Жадан усадил девушку перед собой. Не слушая больше ропота солдат и причитаний десятника, он выслал Ключа вперед. Отряд последовал за ним.
В теплой хате ключница привела девку в чувство. Проверив посты, Жадан уселся на сундуке у окна, приводя в порядок оружие и искоса разглядывая свою находку. Высокая, с красивым лицом и станом, длинными светло-русыми волосами, она понравилась ему. Правда холод и страх до сих пор не отпускали. Девушка не произнесла еще ни слова, только смотрела широко открытыми глазами то на людей, которые были в каморке, то просто в пространство, и жалась к печи, зябко поводя плечами.
- Я знаю ее, видела в деревне. Это Квета, старшая дочка кузнеца, - ответила на вопрос сотника Либава, хлопотавшая вокруг несчастной.
Теперь Жадан вспомнил голос, говорившего, что видел несчастье. Это был Здерад Годовик, кузнец.
- Ну, как бы там ни было, теперь она будет жить здесь. Устрой ее, пусть тебе помогает.
Весь следующий день шумела сильная буря. На лес даже смотреть было страшно - деревья гнуло как траву в поле, то и дело раздавался треск сломанных сучьев или шум падения.
За глаза сотника осуждали, но в лицо ничего сказать не смели. Он не раз слышал шепотки за спиной. Говорили, что Злой леший гневался, пугал людей, посмевших забрать его добычу. И теперь будет еще хуже, чем раньше, в лес вообще никто не зайдет. А если и зайдет, так живым уж наверняка не выйдет.
Жадан думал иначе - лешие не умеют долго гневаться и обиду. Пройдет время и все будет как прежде. Злой простит, не станет убивать любого, вошедшего в его владения. Вот его, Жадана - да, возненавидит.
Но за день буря даже на нитку не ослабла. Поздно вечером, отдав старшему помощнику распоряжения, сотник надел доспех и один пешком ушел в лес. Через несколько часов ветер утих и небо посветлело. Жадан пришел утром, с почерневшим от усталости лицом, которое пересекала глубокая царапина и рваной раной на руке.
Выбежавшим навстречу солдатам он коротко сказал:
- Злой леший решил, что ему не нужна ни жертва, ни этот лес. Девка моя.
И, не слушая изумленных возгласов и вопросов, пошел в свой терем.
С тех пор Старый лес стал другим. Злой леший, не стерпев обиды, ушел оттуда. Люди больше не гибли и не терялись, в лесу стали расти грибы и ягоды, он даже посветлел, сквозь листву стало проглядывать солнце.
Слух о невероятной истории быстро дошел до деревни. Не прошло и двух дней, как в крепость пришли родители Кветы. Хотели забрать ее домой. Но девка в семью не вернулась. Сотник не позволил, да она и не слишком рвалась. Общине Квета теперь была чужая: отдав девку в жертву, староста утратил над нею власть, как и отец, позволивший такое. А Жадан отобрал ее у лешего, и теперь Квета принадлежала ему. Захочет - продаст, захочет - в услужении будет.
Квета так и осталась помощницей у ключницы - сотник не спешил пользоваться своей властью над девушкой и не назвал ее рабыней.
Глоба не простил селянам жестокой жертвы. Службу он вел по-прежнему, как положено, не покушаясь на права жителей, но и выше своих данного князем и богами права они получить ничего более не могли. Зато все нарушения, даже те, на которые ранее смотритель приграничья закрывал глаза, теперь наказывались. И снисхождения провинившиеся больше не получали.
Девка долго еще ни с кем не разговаривала, тряслась при одном взгляде на лес, и шагу за ворота ступить боялась. А если появлялся кто из селян, то закрывалась в каморке, которую делила с Либавой и не показывалась, пока гость не покидал крепость. Выходила только к матери, с отцом, тайком от всех приходивших в крепость.
К исходу лета Квета поуспокоилась, на лице снова стала появляться улыбка. Но, разговорчивая и веселая раньше, теперь она стала молчалива и строга. Злословившие поначалу о девке жены солдат примолкли.
Молчаливая красавица затронула сердце северянина. Да и сама она стала поглядывать на Жадана с интересом.
На осенний свадебник они поженились.
За портрет Кветы ОГРОМНОЕ спасибо Марине Дементьевой!
|