|
|
||
Это потому, что никто 'не один', но 'один из'. Мы так одинаковы...
Е. Замятин "Мы"
О призраках
- У меня и так много, - торопливо ответила она и улыбнулась, взволнованно, божественной своей улыбкой. - Свет, ваш свет! - Чем дороже что-то становится тебе, тем больше находится охотников отнять это. Однажды отдашь ли ты свой свет, тому, кто больше всего в нём будет нуждаться, чтобы самой остаться в темноте? Доктор Эдвард и его ассистенты готовились к вскрытию трупа Билли. Тэду разрешили присутствовать. Ассистент Майкл включил флуоресцентные лампы над столом, где лежал распростертый Билли без одежды. - Поражение электрическим током, травм шеи, трупного окоченения нет, - начал доктор, обращаясь к Тэду. Далее Эдвард стянул губы Билли и потянул вниз челюсть. - Здоровый цвет губ, петехиального кровоизлияния на щеках так же нет, - продолжил обследование доктор. Эдвард подал какой-то знак своим ассистентам, и они передали ему предмет, похожий на ножницы с длинными острыми лезвиями и толстыми широкими гнездами под пальцы. Судя по решительному настрою Эдварда, он знал, как обращаются с этой штуковиной. Нижнее лезвие вошло в живот Билли, разрезая нервный узел в солнечном сплетении, мышцы и сухожилия, расположенные выше. Затем, когда лезвия ножниц сошлись, раздался хруст, похожий на тот, когда вынимаешь хребет у рыбы, и ребра развалились в стороны. - Хорошие легкие, без патологических изменений, - проговорил доктор. Эдвард продолжил изучение трупа. Тэд не в силах наблюдать за процессом стоял в стороне и внимательно слушал заключения Эдварда. - По все показателям абсолютно здоровый человек, - пришел к выводу Эдвард. - Все органы в целости и сохранности. - Какое-то воздействие, яд? - Желудок чистый, - ответил Эдвард, - в крови яда не обнаружено. Воздействие - сфера вашей компетенции. - Должны же быть хоть какие-то предположения, - усомнился Тэд. - Почему? - Будем делать вскрытие черепа, - разве руками Эдвард. Тэд помрачнел. - Пожалуй, я подожду в коридоре. Эдвард понимающе улыбнулся и утвердительно покачал головой. Билли больше нет. Его раздувшееся тело, тяжелое от долгого пребывания в морозильной камере, медленно и неохотно ускользало. День похорон единственная возможность взглянуть наружу и я к стыду своему озиралась по сторонам, чтобы запечатлеть в памяти, где мы. Но вот, раны на теле Билли задались и он, как кукла стал расходиться по швам. К счастью, когда чудовищное давление взорвало Билли на мелкие кусочки, его затянуло совсем далеко, так что во мраке представавшего горизонта едва могло быть что-нибудь видно. - Не из земли пришли мы и не в землю уйдем, - провозгласил священник. Выживание. С утра и до поздней ночи строительство, день и ночь, мы все еще их разделяем. Одно поколение за другим, одна жизнь на смену другой. Веками взращивали мы в себе покорное следование одной единственной цели - построить неразрушимое. Не задаваясь вопросом, едва ли мы, разрушимые, способны построить что-то долговечнее себя, ведь строим мы медленнее, чем умираем. Свободные корабли предков, триумф человеческого разума, осветившие когда-то безжизненную ледяную пустыню, оказались проглоченными ядовитым радиоактивным монстром и мы вместе с ними вот уже несколько тысяч лет бултыхаемся на дне его огромадного желудка. Последние из людей на дне, внутри аквариума, отныне не мы черпаем, нас черпают и использованных, опустошенных выбрасывают наружу, как Билли. Кто мы? Мы... мы люди, никогда не видевшие дневного света. Но разве есть дневной свет?! Я никогда не задумывалась над этим с той самой силой, чтобы представить в своем воображении, что есть такое дневной свет. Чем плох наш дневной свет? Встречающий нас во дни рождения и смерти, бог и прародитель, отец наш, не гаснущий, не меркнущий, вечный человеческий свет. Однако люди ужасно примитивны, они все еще помнят другой свет, тот, что сильнее всякого человеческого света, совершенный какой-то свет. Свет звезды. Билли больше не будет. Электрическим током пронзило насквозь память и, захлебываясь всей силой, всё же в воде, погружаясь в неведомую глубь океана, в кромешную тьму сознания, одиноко, безрассудно, устало и бесстрашно. Тысячелетия перед глазами, мелькая отрывками памятных дат и событий, отражая дорогие и забытые лица, все они взлетали и падали ниц в свежевырытые могилы. Мертвы, безлики, беспамятны, ничто не вернуло бы их назад, прежними. Поле диких уродливых роз, бесконечное поле, обрывки воспоминаний спрятаны нескончаемыми потоками воды, несущими пустое бледное тело в неизвестность. Вода уносит с собой прекрасные образы и видения и быстрым течением мимо родных мест, в прозрачном голубом тумане, наблюдая закат солнца со стороны, как призрак, случайно оказавшийся в потустороннем мире. Вчера мне снилось странное место. Как будто я на поверхности и надо мной тот самый древний свет. День догорал и Звезда, падая за горизонт, как выразились бы мои предки, светила во всю силу. На небосводе, у самой кромки мира появились пурпурные небеса и как солнечные вестники поплыли они по небу, предвещая закат. Травы сонно потянулись к земле. В воздухе растворились вечерние запахи засыпающих цветов и понеслись они над долиной, напоминая: "ночь идет", навевая сны. Томительно долго вдаль, не говоря ни слова. Билли. И почему он появился теперь, когда решительно ничего не исправить. Что теперь делать с этой непревзойденной красотой, которая ярче и ослепительней моего света, что отныне делать без нее. Только с ней - ощущение покоя, только с ней - значительность и важность жизни. - Я люблю эту долину, она мне что-то напоминает, - задумчиво произнесла я, как будто мучительно, вспоминая о чем-то, и посмотрела на Билли, как если бы он знал. - Здесь невероятно красиво, - сказал он, украдкой наблюдая за моими движениями - Да. - Когда вокруг раскинулось зеленое поле, теплый воздух, словно навис над тобой, и ты уставшая падаешь на благоуханные травы и нетронутые цветы, поднимая глаза в темно-голубое небо и солнце прорезает от одного края до другого стебель колокольчика, боли нет, ее никогда не будет, нет смерти, ты никогда не умрешь, - сказал он, исчезая, озаренный необычайно ярким ослепительным светом, будто весь этот мир была темнота, а он не солнце, но свет. Его голос долго звучал и разносился по долине, создавая иллюзию присутствия, как вдруг он совсем растворился, оставив наедине с оглушительной тишиной. Как мучительно сознавать, что его нет, может, и не было, и как изменилась бы жизнь, если бы он все-таки был. Так не бывает. Только внутри всё же что-то встревожилось. В душе моей отныне сомнения. Мало пространства мне, мало воздуха с тех пор, и свет, этот приторный густой свет, отдающий в ушах едва уловимым тревожным гулом электричества, ненавистен мне. Все чаще кажется, что мы пленники и в утешение нам только этот искусственный ненастоящий свет. Но бесконечным томительным сонмом вот-вот столетия, века, миры и снова под ногами глубокая темная яма, и снова неопределенность и безвыходность и снова тьма. Тьма - моё солнце, стеклянный купол, раскинувшийся над городами - мое небо, платформы, не имеющие точки опоры, находящиеся в непрерывном движении - моя земля. Моё. Мы рожденные в бездне, я. В нас истерлась, растрепалась память о прошлом. Еще бы, мы смутно представляем даже о настоящем. Какая ближайшая к нам планета, какой век, какой год, какое время года, какой день, час, минута, секунда, какое все вокруг нас? Наше уединение лишь изредка нарушают гигантские рыбы, облаченные в сверхпрочные каменные панцири, бьющиеся в стеклянные стены и на их тупых мордах больше осмысленности и понимания, чем в цивилизованных разумных физиономиях нас. В молекулах их крови давно уж растворились частицы звездной пыли с кораблей праотцов, и Билли растворится в них вскоре и мы. Здесь всё растворяется, кроме этих проклятых рыб. Сплоченные, сжившиеся, в, воединенные, вместе, на самом деле каждый одинок сознательно, внутри. На виду уподобившиеся, бледные, осунувшиеся, с прозрачными рыбьими глазами, ртами много говорящими, но часто немыми. А в тени мы разные и разность наша в одном - жажде избавления по-разному. Билли дотронулся трубы, его откинуло на несколько метров, ток мгновенно поразил его сердце, он умер. Избавившийся. Над ним склонились люди. Раболепная волна электрического тока пробежала в каждом из них, волнительная струя божества, что-то первобытное открылось в их глазах, горящих диким только прирученным огнем и тени, предающихся религиозным вакханалиям обезьян из далекого прошлого, мерцали на идеальных овалах моих соотечественников. "Она убила его, - сказал какой-то мужчина". И все как один взглянули на трубу, приносящую смерть, рядом с которой висела ярко-желтая, в темноте люминесцирующая табличка "осторожно, ток", но никто ее не заметил, у них теперь была труба, приносящая смерть. - Что ты почувствовала? - допрашивал Тэд. - Неприятное. Всё, что чувствую я - неприятно, не только мне. - Ни к чему хранить воспоминания о том, что никогда не повторится, а будет всегда, где-то, - сказал допрашивающий. - Говорят, ты видишь Билли. Он умер. Скажи, что он умер. - Он умер. - Скажи это так, чтобы я поверил. Билли умер. - Билли умер. - Тебе нужна основа, что-то твердое, на чем можно стоять и быть уверенным, что никогда не упадешь. Но твое место пребывания, как и мое не имеет твердыни, наоборот не устойчивую поверхность чего-то незримого и пустого, волей неволей превращаешься в камень и порой, кажется, какой толк от тебя, ведь ты стал тверже камня. Это пройдет, обещали мне, не проходит, мучит и терзает, но не проходит. Я борюсь. - Я тоже борюсь. - Да, я знаю, ты борешься. Вопрос в том, за что ты борешься. Борешься ли ты за то, за что мы все призваны бороться или же ты борешься в отличие от нас, за себя. Распахнуть бы дверь, подняться на поверхность, вдохнуть воздуха и бежать, бежать до окровавленных мозолей на ступнях, до крови из носа, изо рта, до боли, разрывающей низ живота. - Билли умер? - Умер. Нет никаких дверей, поверхности тоже нет и воздух, которым мы дышим результат сложнейших химических реакций. - Жизнь - это химическая реакция, чем сложнее условия существования, тем сильнее носитель жизни. - Мы всего-то превращаемся в рыб. - Приспосабливаемся, становимся совершеннее. Труба, приносящая смерть. Хруст, похожий на тот, когда вынимаешь хребет у рыбы, и ребра разваливаются в стороны. Тяжелое тело от долгого пребывания в морозильной камере медленно ускользает прочь. Солнце. Вместо темноты и мрака в окне ночном ясно, как при солнце будущее, долгое любование им до самого утра, пока сон не унес с собою все мечты, оставив только прошлого расхлябанную колею.
- Комментарии: 8, последний от 12/06/2010.
- © Copyright F Маргарита (ghuga@mail.ru)
- Размещен: 03/06/2010, изменен: 03/06/2010. 12k. Статистика.
- Рассказ: Фантастика
Связаться с программистом сайта.