Аннотация: История о одной из лётчик 588-го ночного легко бомбардировочного авиационного полка
Ночная ведьма.
В темноте, из пасти ада,
Русская летит армада!
И готовы умереть мы!
В бой идут ночные ведьмы!
Песня группы Sabaton - Night Witches
До войны я с подружкой постоянно бегала после уроков смотреть на полёты морской авиации. Нас завораживало зрелище огромных машин, рассекающих небо и выполняющих замысловатые петли. Кружащие в воздухе самолёты полностью заняли мысли молодых школьниц.
Поступив в 1939 году в Севастопольский Государственный Университет, на самолётостроение, мы постоянно бегали в один из аэроклубов ОСОАВИАХИМа. Проникшиеся нашими горящими глазами, жаждущими полётов, инструкторы сжалились над молодыми студентками и записали нас на полётные курсы.
Там мы и проучились до 22 июня 1941 года. Ужас войны добрался до Севастополя довольно быстро. Все инструкторы на наших учебных самолётах, наспех вооруженных из старых запасов, вылетели защищать родной город.
Мы же тогда могли лишь стоять и провожать улетающие в сторону фронта самолёты взглядами. Нам оставалось лишь молиться, чтобы они вернулись живыми. Не вернулся никто.
Мой папа, будучи военным моряком, остался оборонять осажденный Севастополь. Мама же, будучи хирургом, не могла бросить своих пациентов. Поэтому меня под надзором Танькиных родителей эвакуировали в тыл, продолжать обучение.
Хоть мы и были молоды, но это не помешало нам подать прошение о службе в армии. Надо было что-то делать, чтобы спасти родителей. Оборона Севастополя еще продолжалась. Город еще не пал.
Летать мы умели, а стране нужны были пилоты. Но увы, тогда еще партия не желала отправлять на фронт девчонок. Расстроившись, мы собрались с духом и решили помочь фронту чем сможем.
Стране были нужны инженеры и техники. Все, кто мог работать пошли на заводы. Всё для фронта, всё для победы. Этот девиз чётко описывает нашу с Таней позицию.
Днём продолжалась учёба, а вечером и ночью мы с подружкой в одном из сборочных цехов Самарского авиационного завода собирали боевые самолёты. Так и продолжалось до октября 1941 года.
Именно тогда и началась наша история. История ночных ведьм.
Меня с Танюхой вызвали в военкомат и сообщили, что сформирован новый женский авиационный полк и нам, как отличницам боевой и политической, предлагают вступить в него. Восторгам не было предела. В тот же день мы собрали вещи и, получив благословение Танькиных родителей на подвиги, отправились к месту формирования полка в город Энгельс.
Командовала полком девушка старше нас лишь на шесть лет. Евдокия Давыдовна была отличным командиром и одним из лучших лётчиков, виденных нами. Она смогла сплотить девчонок вокруг себя и сделать из вчерашних тружениц тыла боевых пилотов.
Когда нам показали наши новенькие бипланы У-2, мы практически ночевали в кабинах, дабы поскорее освоиться с машиной. Дабы не разлучать уже спаянную команду нас с Танюшкой свели в один экипаж. Я стала штурманом, а моя лучшая подруга первым пилотом.
Полгода для изучения матчасти и слаживания полка вполне хватило нам для того, чтобы командование посчитало нас готовыми для боевых вылетов.
12 июня 1942 года состоялся первый боевой вылет полка. Тогда это была территория Сальских степей, что в Ростовской области. Задачей было разбомбить наступающую танковую колонную фашистов.
Мы так хотели отправиться с ними, но пришлось лишь провожать их взглядами и молиться о возвращении. Полетели самые опытные летчицы. Но наша новая семья понесла первые потери. Люба Ольховская и её штурман Верка Тарасова не вернулись к нам.
В ту ночь весь летный состав полка долго сидел в кружке у самодельного костра во дворе и рыдал. Таньке удалось притащить откуда-то самогон, и мы заливали наше горе и поминали боевых подруг.
Спустя пару недель до меня дошло еще одно печальное событие. 8 июня эсминец 'Совершенный' на котором плавал мой отец был потоплен при обороне Севастополя. На нем же была и мама, после гибели части врачебного состава судна, решившая быть рядом с мужем.
Если бы не окружавшие меня девчонки, а в особенности Танька, я бы, наверное, замкнулась в себя. Было крайне тяжело смириться с тем, что я успела спасти родителей. Всё это время известия о том, что Севастополь еще держится, наполняли меня уверенностью в завтрашнем дне и надеждой на то, что всё еще может стать как раньше. Как до войны.
Лишь только когда Танюха пригрозила отдать место моё место штурмана Женьке Рудневой, я взяла себя в руки. Вытерев слёзы и приведя себя в порядок я со злостью в глазах отправилась на свой первый боевой вылет.
Разбомбив полевой штаб пехотной дивизии Верхмата мне полегчало. Так я и продолжала воевать вместе с Танькой пока не пришла пора нам вернуть нам наш дом. Вернуться в Крым. Отбить Севастополь.
За спиною фронт, и летят вперед
Скрывшись ото всех
Где-то снизу враг, ощущает страх
Ждет, оцепенев.
Песня группы Sabaton - Night Witches
Куда только не заносили нас приказы командования. Прошло уже полгода как я с подружкой, в составе 588 авиационного полка, начали свою личную войну против фашизма. Но делать безопасные ночные вылеты с высоты скидывая бомбы на головы вражеским солдатам нам приходилось не всегда.
Помню ночные вылеты в тылы фашистов при обороне Владикавказа. В воздухе господствовали противозенитные установки врага, окружающие этот прекрасный город, ныне сильно порушенный вражеской авиацией и артиллерией.
Наши скромные авиационные силы не могли пробиться за линию фронта и нанести хоть какой-то урон. Командование группировки решило, что использовать нас для обычных бомбёжек не целесообразно и отрядило доставлять для разведчиков, действующих в тылу противника, оружие и боеприпасы.
Ежедневно нам приходилось лететь среди ночи петляя между холмов на максимально низкой высоте пробираясь между перемещающимся по ночам колоннами фашистских войск. Это был странный опыт. Обычно мы дарили врагам смерть с небес в составе эскадрилий, а тут приходилось нести надежду своим войскам в одиночку.
Самое трудное было впервые сажать самолёт не на аэродром, а на обычное поле, пусть и слегка расчищенное и подсвеченное разведкой. Угрюмые кавказские мужчины радовались как дети, когда мы с Танькой раздавали им оружие, радиостанции и продукты. Они шутили и смеялись вместе с нами. Потом мы улетали обратно, увозя захваченные документы и секретные донесения, оставляя горцев один на один с марширующей к горам Кавказа фашистской машиной смерти.
В одном из таких вылетов, мы уже подлетали в назначенному району в котором должны были ждать наши. Вдруг с верхушки холма по нам ударили немецкие пулеметы. Пули пробивали наш биплан навылет. Слышался треск разрываемого фашистскими пулями фюзеляжа.
От неожиданности и страха, громко визжа, Танька бросила самолёт практически к земле, стараясь скрыться от вражеского огня. Внизу змеей вилась дорога, укрытая по бокам небольшой лесополосой. Именно между этих деревьев, скрывающих дорогу от чужих взглядов, и спрятался наш самолёт.
Фашисты перестали стрелять, потеряв самолёт из виду. Лететь всё дальше и дальше не представлялось возможным. Дорога петляла всё сильнее и сильнее, и Танюшка еле успевала маневрировать. Поэтому я похлопала подругу по плечу, показывая ей, что хочу взять управление на себя.
Взявшись за рычаги, я резко повела наш биплан влево и вверх по широкой дуге выводя нашу птичку из-под защиты леса.
Самолёт начал вибрировать, заревев от натуги и грозясь развалиться. Мы так орали от страха, что казалось нас было слышно на километры вокруг. Каждая молилась о том, чтобы собиравшие эту машину люди не халтурили во время сборки.
Пулеметы фашистов снова начали свою песню. Заложив бочку, я пронеслась между рассекающими ночное небо огненными вспышками и полетела прямо на холм, где расположились немцы.
Не знаю, на что я тогда рассчитывала. Оружия на биплане не было вообще. Только пара наших с Танюхой Тульских Токаревых и припасы для разведчиков, упакованные и привязанные на крыльях. Но немцы видимо об этом не знали и увидев мчавшийся в их сторону самолёт начали прятаться в укрытия.
Пулеметчики по выпрыгивали из кузовов своих грузовиков и залегли вместе с пехотой, ожидая того, что мы откроем огонь из пулеметов или сбросим на них бомбы. А мы просто пролетели над ними, вжавшись в сидения, трясясь от мысли, что немцы могут начать стрелять в нас.
Лишь когда мы пролетели над холмом в наши спины полетели редкие пули из немецких винтовок. Я передала управление обратно Танюше и попыталась с ориентироваться в какой стороне нас ждут разведчики. С помощью компаса, карты и ночного звёздного неба получилось установить, что лететь надо было еще с десяток километров на восток.
Мы слишком отклонились от места встречи. Наши разведчики докладывали, что смогли перехватить приказы и карты наступления 1-й танковой армии Вермахта. Их нужно было вывезти любой ценой.
Вскоре под нами оказалась подготовленная разведкой площадка для посадки. Услышав шум самолёта, солдаты подожгли несколько заранее подготовленных стогов, и мы пошли на снижение.
Когда самолёт коснулся земли и прокатившись по полю с сотню метров остановился, нам на встречу вышли вовсе не наши солдаты. С десяток человек в фашистской форме и с немецкими автоматами медленно окружали наш биплан.
Ночью с воздуха их было не отличить от наших. Конечно оставалась робкая надежда, что это просто переодевшиеся разведчики.
Пока я судорожно доставала из кобуры свой ТТ, Танька уже крикнула в их сторону пароль, установленный для опознавания своих, - Эльбрус за нас? В ответ раздались лишь отрывистые команды, отдаваемые на немецком.
Вывалившись на землю из кабины биплана, мы открыли огонь по фашистам. Именно тогда я пожалела, что уделяла недостаточно времени стрельбе, сосредоточившись на лётной подготовке.
Лишь наши первые выстрелы поразили парочку фашистов, которые не ожидали от девчонок сопротивления и шли не таясь. Оставшиеся немцы залегли метрах в пятидесяти от нас, но огонь в нашу сторону не открывали. Видимо надеялись взять живыми.
Прекратив палить в и забравшись на крыло самолёта, я начала судорожно развязывать узлы на бауле, предназначенном для разведки. Насколько я помнила там были трофейные немецкие автоматы и взрывчатка. Немцы тем временем ползком подбирались к нам, время от времени шугаемые выстрелами Танюхи.
Распаковав тюк с оружием, я спрыгнула с крыла и вместе с подругой начала тянуть ткань вниз, заставляя оружие посыпаться с крыла на землю. Вооружившись тем, что даровало любимое командование, мы уже более уверенно начали палить в сторону немцев, не стесняясь и не экономя патроны.
В конце концов вошедшая в раж Танька начала раскидываться гранатами направо и налево, надеясь таким образом выманить немцев. После парочки гранат, немцы видимо поняли, что с такими как мы лучше не связываться и проще будет нас просто убить.
Все оставшиеся в живых фашисты по команде своего командира вскочив с земли бросились к нашему биплану. Врагам нужно было преодолеть всего с пару десятков метров, но за эти секунды я успела расстрелять их командира и еще одного немца, бежавшим прямо на меня.
Танюшка же, не ожидавшая подобного финта со стороны немцев, замешкалась и граната из её руки полетела не в сторону противника, а вверх. Проводив улетевшую гранату взглядом, подруга схватила меня, увлеченную стрельбой по фашистам, и потащила в поле, подальше от самолёта.
Едва мы отбежали от самолёта как за нашей спиной раздался взрыв. Что-то больно ударило мне в спину. Ударной волной нас бросило на землю, и я упала прямо на Танюшку.
Звон в ушах мешал ориентироваться в пространстве. Мимо нас в сторону лесополосы пробежал объятый огнем фашист, а я лишь бессмысленно провожала его взглядом. В глазах двоилось.
Таня заворочалась и выбралась из-под меня. Увидев, что я контужена, подруга начала хлопать меня по щекам приводя в чувство.
Я же пялилась на пожар охвативший наш биплан.
В свёртках с оружием взрывались патроны и гранаты, разваливая и так уже порядком разрушенный фюзеляж моего первого боевого напарника. Слёзы текли по моим глазам от потери любимой птички. Обняв Таньку, я зарыдала. Подруга успокаивала меня, гладила по волосам и говорила всякие обнадеживающие вещи.
Неожиданно кольнуло в спине. Видимо рука Таньки задело что-то. Я вскрикнула от боли.
Подружка мгновенно посерьёзнела и повернув меня на живот осмотрела спину. К счастью это оказался лишь небольшая полоска металла, торчавшая у меня из-под левой лопатки. Вытащив ей и перевязав меня, оторванным от пилотской куртки рукавом, стали думать, что делать дальше.
Решив убираться подальше от поля, где полыхал наш самолёт, мы поплелись в сторону леса. Танька придерживала меня, не давая упасть. Очухалась я лишь уже около опушки. Лучше бы я этого не делала.
Прямо перед нами были наши разведчики. В овраге лежало два десятка окровавленных тел. Видимо нашу группу при подготовке взлётной полосы перехватили фашисты. Перебив разведчиков, враги решили устроить засаду и на нас.
Так мы и стояли на краю оврага ошарашенные открывшимся видом, пока из кучи тел не услышали стоны. Посадив меня на край оврага Танька бросилась вниз и начала разгребать тела, пытаясь добраться до источника звука. Им оказался здоровенный двухметровый мужик, которого Танька в одиночку не смогла даже приподнять.
Пришлось идти на помощь подруге. Скатившись в овраг подставила здоровое плечо под руку этому громиле. Танька подперла мужчину с другого бока. Так и вытащили его на край оврага.
Достав с пояса фляжку с водой, я прислонила горлышко к губам раненого разведчика. Мужчина, почувствовав воду, начал судорожно её хлебать, делая длинные глотки. Мутным взглядом он окинул нас и задал всего один вопрос, - Эльбрус за нас?
В слезах улыбаясь, мы обе дружно сказали нашему разведчику отзыв, - Как и весь Кавказ!
Так мы впервые встретились с Гогой.
Враг падет у сожженных домов и монастырей
Среди пустырей
И скрывая слёзы, родина их ждёт
Своих дочерей.
Песня группы Sabaton - Night Witches
Когда среди мёртвых тел Танька нашла еще живого мужчину радости нашей не было предела. Совсем недавно перед нами стояли, казалось бы, неразрешимые вопросы: 'Что делать после взрыва биплана?', 'Как добираться до родного полка?'. Сейчас же на все эти вопросы мы ждали ответа от выжившего разведчика.
Сами мы не были подготовлены к нахождению в тылу противника. Залететь за линию фронта и вернуться это одно. А находится не в воздухе, а лицом к лицу с немецкими захватчиками совершенно другое. Все наши надежды на выживание были связаны с этим мужчиной лет тридцати пяти, покрытым кровью вперемешку с грязью, с коротким ёжиком черных волос и крупным орлиным носом.
Подумав, решили пока дать раненому отдохнуть. Танька пошла проверить что полезного можно добыть рядом с нашим полыхающим самолётом. Я же осталась охранять, опять впавшего в беспамятство, разведчика. Вернулась подружка минут через тридцать, таща на плечах несколько вещмешков убитых фашистов, и сжимая в руках пару винтовок.
На земле оказались: подсумок с патронами, несколько сумок с сухарями, бритвенные станки, котелки и ложки, парочка сапёрных лопаток и штык-ножей, один противогаз и самое главное целых шесть перевязочных пакетов.
- Ты, где это добро нашла? - спросила я у подруги.
- Ну я до костров прогулялась, - начала рассказывать Танюшка, - Гляжу около одного из них котелки, опрокинутые валяются, вещмешки лежат. Винтовок парочка там же. Немцы видать харчи грели, когда мы приземлились.
- То есть они нас, что не ждали что-ли? - задаю ей вопрос.
- А чёрт их знает, - легко сказала Танюшка, и махнув рукой в сторону раненого добавила, - Этот очнётся у него и спросим.
Я заграбастала в своё распоряжение перевязочный пакет и тотчас его вскрыла. Внутри пакета оказался бинт и тампон, пропитанный каким-то лекарством. Вспоминая на ходу курс первой медицинской помощи мы с Танькой начали обрабатывать раны солдата. Аккуратно срезав с мужчины одежду, я промокала окровавленные участки тампоном, после чего Танька осматривала их и бинтовала.
Когда нашли первый осколок, торчащий из руки мужчины, Танька попыталась выковырять его немецким штык-ножом. Разведчик вскрикнул от боли и вырвал пораженную конечность из рук Танюшки. Распахнул глаза и уставился на нас тяжело дыша.
- Всё. Всё. Всё. Не бойся. Всё будет хорошо. Мы свои. Свои. Лечим тебя, - успокаивающе шептала я ему, поглаживая по голове. Танька же тем временем пыталась вытащить осколок. Из глаз разведчика шли слёзы, а зубы скрипели так сильно, что казалось сейчас треснут. Не представляю какой силой воли нужно было обладать, чтобы молча переносить нашу помощь.
Только мы вытащили осколок и забинтовали руку разведчика, как в поле раздались крики. Испугавшись, что немцы ищут нас, мы первым делом схватились за оружие. Патронов к винтовкам было мало, автомат я бросила, когда нас накрыло взрывом, а патроны к ТТ кончились еще у самолёта. Кисло глядя друг на друга начали быстро заряжать винтовки.
Крики шли со стороны леса и приближались к горевшему в поле самолёту. Из нашего оврага было плохо видно происходящее там, поэтому Танька выползла наверх и начала всматриваться в ночную мглу, освещаемую парочкой костров и нашим самолётом. Спустя пару минут подружка вернулась.
- Значит так Клав. Там по полю фашист недобитый ходит и своих кличет. Оружия у него вроде нет. Давай как нас учили. Ты справа, я слева. Ты немецкий лучше знаешь - тебе его и отвлекать.
Поползли в сторону объятого огнем самолёта. Вражина тем временем наткнулся на убитых взрывом немцев и склонившись над ними мародерствовал. Видать совсем нет совести у фашистов. Своих товарищей обирают.
Подбираюсь со спины к немчуре и вскинув винтовку кричу, - Хенде хох (нем. 'Руки вверх').
От неожиданности, немец при попытке развернуться в мою сторону свалился на задницу. Выставив руки пустыми ладонями вперед, он прокричал, - Нье стрелай. Нье жестем ужброжоны. Нье стрелай. (польск. 'Не стреляй. Я не вооружен. Не стреляй').
Было видно, что солдат сильно испугался. Я ткнула винтовкой вверх показывая, что бы он поднялся и сказала, - Штейген (нем. 'Встать').
Держа руки перед собой, немец медленно поднялся и уставился на меня. Даже боюсь себе представить каким чудищем я ему показалась. В полу порванной лётной куртке, летном шлеме, из-под которого выбивались рыжие волосы, с измазанным грязью лицом я наверняка была ужасна как какая-нибудь кикимора.
Так мы с немцем и переглядывались, пока позади него не появилась Танюша и не отоварила его прикладом по голове. Склонившись над потерявшим созданием солдатом, мы уставились друг на друга не зная, что делать дальше.
Просто так убить безоружного рука ни у меня, ни у моей подруги не поднималась. Одно дело убивать в бою. Солдатам это привычно. Другое быть палачом. Палачами мы не были.
Я сбегала к оврагу, после чего, отрезав у одного из вещмешков лямки, вернулась к пленному. Скрутив лямками фашисту руки, мы надели ему на шею удавку, после чего Танька несколько раз пнула его в живот будя.
Пришедший в себя от ударов, немец, кряхтя, расправился и сел. Танька, держа другой конец удавки дёрнула его, призывая встать. Я сопроводила это тычками винтовки и повторила команду, - Штейген.
Парень встал и Танюха, подергивая за удавку, повела его к оврагу, где мы оставили нашего раненного. Дойдя до оврага наша процессия спустилась вниз. Раздетый разведчик лежал и не шевелился. Танька бросилась к нему проверять жив ли он. Я же крикнула немцу, - Ситзен (нем. 'Сидеть'), - и, дождавшись, когда он сядет, присоединилась к подруге.
Пока мы хлопотали над раненым, пытаясь привести его в чувство, немчура сидел и пялился на нас. Раненый никак не хотел приходить в себя. Мы уже не знали, что и делать.
- Може помоч (польск. 'Могу помочь'), - услышали мы в тот момент, когда уже практически смирились с тем, что не спасем разведчика.
Повернув головы к источнику звука мы с Танькой уставились на немца.
- Ты чего сейчас сказал? - неуверенно переспросила я.
- Може помоч, - повторил фашист, кивая головой на раненого, - Жестем лекарзем (польск. 'Я доктор')
- И чем ты помочь можешь, а? - глядя на немца исподлобья хмуро осведомилась Танька.
- Жестем лекарзем. Лекарзем - твердил солдат, указывая связанными руками то на себя, то на разведчика.
- Лекарь? - уловила суть в словах фашиста я, - Ты лекарь? Вылечить сможешь?
Мы переглянулись и кивнули друг другу. Выбора всё равно не было. Странный пленный немец желал помочь и спасти нашего солдата. На войне чего только не случается. Попробовать определенно стоило.
- Ну давай, - ткнула я винтовкой в сторону раненого, - Лечи.
Фашист замотал головой, кивая на связанные руки, - Розпетац. Увольниж реке (польск. 'Развяжите. Развяжите руки')
- Руки тебе гаду развязать, - догадалась Танька, - ладно немчура, черт с тобой. Клав. Ты его на прицеле держи. Если чего вдруг удумает чего, то стреляй сразу же, - обратилась ко мне подруга.
Я кивнула и стала внимательно наблюдать за немцем. Тот похрустев костяшками пальцев разминая руки и подсел к раненному.
- Ну чего там? Чего не лечишь? - не терпеливо вопросила Танька.
- Напервеж испекция (польск. 'Вначале инспекция'), - отмахнулся от докучавшей ему девушке вражеский солдат.
- Инспекция? А! Осмотр! Тогда ладно, - успокоилась Танька.
Через пару минут немец, осмотрев разведчика обратился к Таньке, - Пани потрезбуе моей торбы (польск. 'Госпожа мне нужна моя сумка').
- Чего лопочешь немчура? Лечи давай, - не поняла лопотанье врага Танька.
- Не може лечить, - попытался объяснить ей солдат.
- Потрезбуе моей торбы, - тыкал пальцем в сторону горящего самолёта и вещмешков немец.
Посовещавшись решили сходить с немцем в указанное им место. Танька шла за солдатом держа конец удавки, готовая при попытке побега придушить гада. Я же следовала чуть позади, держа врага в прицеле винтовки.
Добредя до одного из костров немец, покопавшись среди брошенным фашистских мешков, выудил санитарную сумку. Танюха сумку сразу же отобрала и засунула внутрь свой любопытный нос. Не найдя ничего опасного и пред рассудительного вернула сумку фашисту.
Немец продолжил копаться в мешках и найдя среди них какую-то бутылку запихнул её в сумку, после чего обернулся к нам и сказал, - Жестем готовый (польск. 'Я готов').
- Ну готов, значит готов, - довольно кивнула я и мы пошли обратно к оврагу.
Вернувшись к раненому, немец достал из своей сумки медицинские инструменты и принялся за дело. Я же продолжала наблюдать за фашистским врачом пока он оперировал разведчика.
Пользуясь пинцетом и чем-то вроде ножниц, немец очистил раны разведчика от металлических осколков. Ран оказалось не много. Пулевых так и вовсе не было. Лишь куча глубоких порезов на руках и ногах с торчащими оттуда осколками.
Закончив чистку, немецкий врач достал из сумки небольшой пузырёк с желтой этикеткой и начал поливать из него раны нашего солдата. Под воздействием жидкости раны шипели и из них лезла белая пена, которую врач немедленно собирал тампоном, а после очистки сразу же накладывал повязку.
Под конец немец достал из сумки еще один пузырек и поднес его под нос бойцу. Через десяток секунд разведчик раскрыл глаза и тяжело задышал.