Фархутдинов Равиль Ильясович : другие произведения.

Грань земли

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вот она. Предстала перед вами. Но способны ли вы уловить её движения, заряженные мощью весенней грозы? А под силу ли вашему взгляду уловить её исчезающий силуэт... выдержать грозный, пылающий взгляд? Случалось ли у вас спросить себя - что за приятную свежесть занёс ветер в наши края? Что ж, я дам подсказку. Представьте рыжеволосую девушку, что проживает с матерью в древнем городе, куда не ступала нога человека. Познавая этот мир и себя, облачённые в ночь, они изучают жизнь обычных людей, затаившись в тени и выискивая семена зла и скверны. Теперь же устремите ум к истории двух братьев, что, пребывая в юности своей, встречают давно погибшего воина, что ищет покаяния и исцеления души. И демон, старый как мир, блуждает где-то меж человеческих судеб, а его воспалённый разум бредит мрачными откровениями... Эти истории объединяет одно - все они о потерянных, неприкаянных и заблудших душах, коими являются большинство из нас.
  ГЛАВА 1
  Улица утопала в духоте ночного июня, но всё же была тихой и неприметной. Это была одна из тех ночей, когда кузнечики в траве стрекочут, в ожидании дождя и всё замирает в своей призрачности, светлости и непорочности. По тёплому асфальту, в ярком свете луны, брела босая, рыжеволосая девушка. Её тонкие губы растянулись в полуулыбке, а в больших карих глазах отражались столбы яркого пламени, вздымаемые вокруг домов под указку её рук. То были огненные узоры человеческих жизней... проекции духовного огня, в который она вглядывалась и который изучала, если на то была причина, но чаще всего в огне переливались - стирка, глажка, ужины, обеды и завтраки, ссоры и любовные утехи. Когда-то для девушки это было впервые, и она могла часами задерживаться на одних и тех же мгновениях, преисполненных особой чувственностью... любовью, прощением, обидой и злостью. Эти картины застывали в языках пламени и воображении, но сильнее прочих девушку влекло неизменное счастье - умиротворённость человеческих сердец. И если задержать дыхание, затаиться, можно услышать едва уловимый трепет жизни.
  Но прошло время, и девушка подловчилась. Теперь она осматривала дома лишь беглым взглядом и в этом взгляде она улавливала все звуки, запахи, настроения и колебания чувств. Затем, взмах рукой и пламя угасало, а девушка переходила к следующему дому. Но даже спустя время, она не могла игнорировать редкую красоту или ужас быта... они приковывали взгляд, заставляя восхищаться или содрогаться от боли и обиды. К примеру сейчас, когда в хлипком, покривившемся домике, мужчина в пьяном угаре избивал супругу, сердце и мозг его были покрыты тёмными пятнами, от них разливалась столь же тёмная аура и пачкала всё вокруг, подобно той грязи, что остаётся после крыс и тараканов. Он не жалел сил, похабно кричал и от ругани воздух становился всё темнее. А образ супруги слабел и таял, окрашиваясь в болотисто-зелёные тона. И вот перед тобой два сердца. Одно колотится, сгорает в слепой ярости, а второе сжимается в тисках предательства и нет в нём больше живой крови, а только горечь и желчь.
  Взмах рукой и пламя гаснет. Как жаль, что дому этому нельзя помочь. Так уж люди выстроили свою жизнь. С тяжёлым сердцем Тэсса двигалась дальше. Она видела всякое и даже разбирала на фрагменты, но не всегда могла постигнуть увиденные образы, действия и намерения. Как можно жить с человеком, который тебя разъедает? "Как можно настолько не любить себя?" -часто спрашивала Тэсса и вместе с тем глотала чужую боль и обиду, слёзы, депрессии и истерики. Как много человеческой низости может быть скрыто за четырьмя стенами. Родители, отравляющие собственных детей ужасным воспитанием, высмеивая и прививая стыд, за самобытность и талант, стыд за самого себя, что иссушает жизнь... или неблагодарные дети, оставляющие мать и отца в нищете, когда они уже не способны гнуть спины на благо собственных чад. Неверные жёны и изменники-мужья, которые и дня не могут провести без того, чтобы не предать друг друга и себя, словом, взглядом или делом.
  Однако, порой, Тэссу посещали видения о счастливых семьях и всё путалось.
  Почему одни блаженны, а другие столь несчастны? Почему нельзя жить в мире, любви и согласии? А если это невозможно, то, к чему все эти ложные обеты? Мы клянёмся, не успев познать себя и собственных страстей. Спешим предаться неизученной, ещё незрелой жизни, какой мы представляем её в нашем воображении по давним россказням и слухам, точно обжираемся её неспелыми плодами. Нарекаем каждую искру вечной любовью, а всякого, кто помянет нас крепким словцом, развяжет сплетню или бросит косой взгляд, считаем до конца дней врагом. А можем и удариться в другую степь. В своём желании ответить на вопрос, что же есть такое жизнь, мы не ныряем в её бурные потоки, не боремся, не наблюдаем, не принюхиваемся, а изолируем свой ум от жизни и замыкаемся на бесполезных мыслях о тлене, бренности и смысле бытия. Отмахиваемся от уроков, что диктует жизнь, а в промежутках листаем ветхие страницы с изречениями давно усопших лиц, что однажды обрели бога и вот уже тысячи лет учат людской род уму разуму. Одно мировоззрение сменяет другое, словно модные очки, но даже в самых дорогих оправах и технологически-продвинутых линзах мы видим мир, окрашенный исключительно в тошнотворные, светлые или тёмные тона. И мы исторгаем из себя это видение, лишь бы очиститься, но грязь никуда не девается, она оседает вокруг и расцветает пышными цветами, и мы больше не видим людей, а только собственные помои.
  - Тэссааа. - послышался голос мамы впереди. - Кажется это здесь. - Она стояла в десяти метрах в своём тёмно-жёлтом платье, цветах поздней осени. И Тэсса ринулась к матери, рыжая копна стала подпрыгивать и развеваться. Воздух приятно захолодил кожу, проникая под ткань футболки и свободной юбки. Духота спадала и медленно собиралась гроза.
  - Да, мама? - Тэсса остановилась перед воротами двухэтажного кирпичного дома, откуда расползались фиолетовые волны.
  - Мы на месте. Пандора, пожалуйста, отключи сканер. - Сказала мама, оглядывая дом. Узоры жизней рассеялись, а искры пыли, недолго витавшие в воздухе, улеглись. Улица снова стала обычной. - Идем. - мама приняла прозрачно-дымчатую, бестелесную форму и прошла сквозь ворота. Заморосил дождь. Тэсса закрыла глаза, подняла лицо к небу и стала наслаждаться мерным звукам дождя, пока капли стекали по её щекам, губам и шее взамен душной испарины. Замок на воротах щёлкнул и Тэсса зашла во двор. Молнии уже вовсю полосовали небо, а раскаты грома становились всё громче.
  Мама уже подходила к крыльцу, а Тэсса остановилась перед клумбой молодых, ещё неокрепших тюльпанов, растущих перед домом. Их сиреневые, жёлтые и белые лепестки мокли и колыхались под дождём в свете луны. Тэсса не сдержала улыбки и вытянула руку, отчего в самом корне одного из тюльпанов вспыхнул пучок оранжевого света и разлился по стеблю и лепесткам. Тюльпан расцвёл и окреп, и передал эту силу собратьям, словно угощение в кругу друзей. Один за другим цветы начали бодро потягиваться, как потягиваются выспавшиеся люди. Всё ещё улыбаясь, Тэсса посмотрела на маму и захихикала, когда та стала как обычно качать головой.
  - Что я говорила о вмешательстве в дела людей? - спросила она. - Мы ведь здесь не для этого, ты знаешь.
  - Прости... я просто хотела сделать это место чуть красивее... те дома, что мы видели, полны ненависти и злобы, которые я не способна преобразить, но ведь сила мне дана не просто так!
  - У нас есть сила, но не право менять что-либо по своему желанию... только выпалывать сорняки, которые остались после... - взгляд мамы замер на тюльпанах. Раздвигая стебли, два красных глаза делались всё ближе, а затем, вместе с ними выглянула огромная туша чёрного ротвейлера.
  - Он нас видит, уходим, сейчас же! - воскликнула мама.
  - Ничего, я справлюсь. - Тэсса снова вытянула руку собирая весь покой земли, всё умиротворение заснеженных верхушек гор, океанский штиль, сковывающий холод Антарктиды и выпустила из ладони в пса и весь этот комок ощущений врезался в окаменелое, собачье сердце... и рассеялся. Пёс оскалился и зарычал, капая тёмными слюнями, его передняя лапа начала отшвыривать землю. Он пригнулся и все его мышцы разом напряглись.
  - Тэсса! Беги! - и Тэсса побежала к маме. Но извергся громовой рёв и всё оцепенело, а когда стихло, что-то разверзлось на земле и ноги окатило холодным чёрным болотом жидкой ненависти - черноты, что расстилалась вокруг и даже возвела стены.
  Мама утратила свой эфемерный вид и растерянно озиралась на дочь. Челюсти пса залязгали, он бросился на Тэссу, которая только и успевала вздымать вокруг себя каменные щиты, но пёс разламывал их, как орешки. Лишь единожды он оступился и упал, но тут же поднялся, зарычал, мотая головой, словно отряхиваясь и нечто стало вылезать из его шеи... показались ещё две головы, а через секунду на Тэссу рычали целых три пса.
  Они сиганули одновременно. Тэсса выставила широкий бронеслой. Псы перепрыгнули его и рванули к крыльцу, где мама пыталась прорваться сквозь тьму. Мама обернулась и застала псов в прыжке... но в этот же миг Тэсса успела закрыть её каменный кокон. Псы, конечно же, не успокоились. Своими мощными лапами они стали разрывать броню.
  Одной рукой Тэсса восстанавливала кокон, а другой закрывала псов в клетки из грунта, затем скрутила каменной верёвкой, отбросила назад и указала рукой вниз. Ротвейлеров вдруг стало затягивать в земную глубь и сколько бы они не цеплялись когтями, земля под ними проваливалась воронкой. Забрала их вместе с чёрным болотом и закрылась. Тэсса взглянула на лежащую мать и подбежала. Она тяжело дышала и зажимала правое бедро, между пальцами блестела чёрная жидкость.
  - Что с тобой?! Что... что это было? Как нас могли заметить? - Мама не ответила, но Тэсса немного успокоилась. - Позволь помочь? - Мама кивнула и Тэсса приложила к ране немного сырой земли, добавила собственной целительной силы, и земля застыла корочкой, словно пластырь. - Может быть нам лучше вернуться в Аниму? - спросила Тэсса. Мама замотала головой.
  - Нужно закончить дело, - сказала она, глядя в глаза дочери. - Любой ценой... мы ведь не за себя боремся, помнишь? - теперь она дышала легче. Тэсса помогла маме подняться, и они зашли в дом. Мама хромой походкой, а Тэсса какой-то неуверенной, отстающей, размышляющей и задумчивой, но обе насквозь мокрые и грязные.
  Стены заглушили звук дождя. Ночь и тишина кружили в вальсе домашнего уюта. Мама вновь стала прозрачно-дымчатой и поплыла по ступенькам на второй этаж, а Тэсса осталась исследовать первый. Она осмотрела прихожую, кухню, гостиную, запоминая для себя некоторые элементы декора... пока не забрела в ванную комнату, отделанную бежевой плиткой. Полюбовалась отражением в зеркале. Поругала себя за грязную, измятую одежду и растрёпанные волосы всего одним коротким возгласом - вот свинюха! - усмехнулась и, сбросив одежду в бельевую корзину, забралась в душ.
  Открыла воду, отрегулировала температуру и отдалась стихии русалок, морских дев, кракенов и водяных. Тёплые струи ласкали и нежили мягкую, бархатистую, мраморного цвета кожу... смывая с красивой груди, чуть выпуклого живота, мясистых ягодицам и припухловатых ляжек всю пыль и грязь этой ночи. Пальцы ворошили рыжую копну волос, от корней до самых кончиков... затем собрали их в пучок, а когда в них накапливалось приличное количество воды, Тэсса распускала волосы и мотала головой, широко улыбаясь, пока вода разлеталась во все стороны. Пожалуй, в этом и состоит очарование душа - ты можешь прийти адски уставший и просто смыть с себя весь этот день и всю его скопившуюся гнёт и тяжесть.
  Люди даже не осознают, какими сокровищами обладают, а я лишь могу фантазировать каково это быть человеком и всё же получить от воды больше остальных... Тэсса намокла так сильно, что вода не стекала по ней, а впитывалась в тело, которое приняло багрово-глинистый вид и дышало по-настоящему глубоко. Тэсса закрыла воду, вышла из душа и к ней вернулся человеческий облик. Она насухо вытерлась полотенцем и нарядилась в джинсовую жилетку и спортивные бриджи, висящие на сушке. В этот раз повезло, размер оказался подходящий, а порой, случался конфуз и приходилось подгонять размер вручную. Но, в общем и целом, Тэсса радовалась любой обновке. Так она каждый раз и поступала. Заимствовала в одном доме и оставляла в другом.
  Какое-то странное удовольствие, надевать чужое, чтобы примерить и познать чужую жизнь, узнать новый характер, его хобби и привычки. Как люди выезжают на природу, чтобы искупаться в её реках и озёрах, так и Тэсса мылась в чужих ваннах... ей нравилось дышать этим бытом, быть причастной к нормальной, человеческой жизни и помогать, пусть и тайно, этим людям по дому и даже находить фаворитов из их числа, к которым иногда не грех и наведаться по несколько раз, но и не слишком часто, чтобы оставаться незаметной. Повторять увиденное, заниматься теми же делами, отсеивать ненужное и оставлять всё правильное, приятное и полезное... только бы познать мир человеческой души, разгадать все её тайны.
  Теперь, после душа, все чувства обострились. И всё было в этом доме прекрасно, кроме тьмы, за которой они с мамой сюда и явились, тьмы, которая может испортить ауру этого места и притянуть беду, если от неё не избавиться.
  В спальне тихо шумел телевизор, когда Тэсса заглянула туда. На кровати, в обнимку, спали обнажённые женщина и мужчина. Тэсса подняла простыню и накрыла их. Утро будет прохладным - подумала она и стала осматривать содержимое комнаты. Совместные фото, картины в жанре минимализма, какие-то поделки, творческие задумки... даже обои изображали лунную ночь, где звёздами были настоящие лампочки. Тэсса тихо улыбалась про себя. Сама эта пара показалась ей произведением искусства. Здесь пахло жизнью и творчеством.
  Тэсса выключила телевизор и вышла в коридор, где коснулась стен и свершилось чудо. Вся пыль в этом доме понеслась в сторону мусорного ведра, всё вымылось и очистилось, а вместо горы невымытой посуды возник вкусный, ароматный завтрак. Воздух посвежел и увлажнился, а все несчастья, грязь и недуги, затаившиеся в тёмных уголках, исчезли. Не поддайся люди мелочности, подобное сюда и не заглянет. Тэсса с гордостью оглядела дело рук своих. Ну вот, осталось лишь убрать то, зачем они сюда и явились, но где же источник? Тэсса закрыла глаза и обратилась к своему чутью. Сосредоточилась на излучениях, в них укрылось нечто совершенно грязное, мёртвое, искажённое и поломанное... дефектный механизм, по неестественным причинам продолжающий работать. Тэсса уловила это и направилась по следу, тонкому и разъедающе-отвратному. В самую сырость и темноту жизни.
  Это привело её в подвал, где она спустилась по скрипучим ступенькам. Воздух был спёртый и затхлый, на полу мерцал тусклый, фиолетовый огонёк, рядом с которым сидела мама, поэтому всё остальное было неважно. Мать и дочь встретились взглядом.
  - Ты снова сделала это? Я почувствовала колебания силы, а ведь просила не вмешиваться... ну почему, почему ты меня не слушаешься? - сказала она. На её лице отобразилась печаль, освещённая нездоровым светом. Тэсса не знала, что ответить. - Я знаю, ты думаешь, что помогаешь людям, но вмешательство никогда не приводили к добру. В природе царит тонкий баланс... а такие огоньки, как этот нарушают его. Твои деяния несут благо людям, это правда, но для баланса это ничего не значит... он чувствует силу, а не намерения и каждое колебание сотрясает его... в конечном счёте один из его механизмов перестанет работать так, как должен, что-то обязательно пойдёт не так... - мама сморщила лицо и закрыла глаза.
  - Всё хорошо?
  - Да, нога побаливает, только и всего. "Ты готова?" -спросила мама. Тэсса кивнула, присела к огоньку, приложила ладони и начала перебирать это рыхлое, расслаивающееся сияние, пока не нащупала семя и, сжав его пальцами, надавила как можно сильнее и вся сияющая, фиолетовая гнильца втянулась в каменное зёрнышко. Мама спрятала его в складках своего платья.
  - Пандора, мы готовы. - сказала мама. Через секунду впереди раскрылось полотно, клубящееся оранжевым светом. Тэсса подошла к нему и обернулась.
  - Что такое? - спросила мама.
  - Тот пёс... он не должен был нас заметить... ведь... ведь ты накладываешь ауру пустоты, никто и никогда не замечал, не слышал нас... - сказала Тэсса.
  - Живущему на границе миров, между жизнью и смертью не страшны никакие заклятия тишины и не какая аура нас бы не скрыла... - ответила мама грустно улыбаясь. - Меня печалит лишь то, что и его задела хворь. Иногда я думаю, что природа слишком податлива для разрушительных сил, но ведь это и располагает к созиданию... ты что-то созидаешь, а если не понравится, рушишь и перестраиваешь заново... и это не всегда ведёт к свету, иногда рождается нечто зловещее...
  - Я сожалею о твоей ноге... мне просто не хватило сил... я бы точно справилась!
  - Моя милая Тэсса, когда-нибудь нас всех не станет и никто, даже ты с твоими удивительными талантами не сможешь это изменить. Приравняй себя к богу и жизнь сыграет с тобой злую шутку. - мать и дочь улыбнулись друг другу, обнялись крепко-крепко и Тэсса услышала шёпот.
  - Ну так что? Поможешь своей старой мамочке оказаться дома? - Тэсса усмехнулась, и они шагнули в портал.
  
  ***
  Два тела расщепились на миллионы атомов и начали просачиваться в грунт, сквозь земные слои, один за другим, в самую глубь, ядро земли, где и разместился подземный город - Анима.
  Оказавшись в темноте ущелья, Тэсса и её мама направились к полоске света чуть поодаль и выбрались на каменистую возвышенность, с которой открывался вид на город - глыбы тёмно-рыжего минерала, раскинувшиеся повсюду и одинокий домик где-то среди захудалых яблонь, а в самом конце гигантское, дышащее светом и жаром ядро.
  Но Тэсса не отрывала взгляда от раны на мамином бедре и её хромой, болезненной походки.
  - Не надо так пристально меня разглядывать, сглазишь. - усмехнулась мама. - сейчас покончим с зернышком, и я буду как огурчик! - она широко улыбнулась и похлопала себя по ноге. Эти хлопки кольнули душу. Тэсса вздрогнула. Боль клокотала в маминой ноге и отзывалась тревогой на лице дочери... и это поглотило светлые мысли и все добрые слова надежды. Каменистая тропа повела мать и дочь вниз, меж витиеватых, петляющих глыб, в которых, если приглядеться, с трудом узнавались древние, как мир, улочки, навевая мысль о давно утерянных цивилизациях... это было путешествие сквозь ткань самой истории. Так они оказались на распутье.
  - А когда-то эти земли расцветали... - вдруг нарушила молчание Мама. - теперь ты видишь, к чему приводит дисбаланс? Посмотри на этот воздух... он сухой и горячий, разве так должна выглядеть колыбель мира? - Тэсса в ответ только буркнула. - Отправляйся домой, милая, выспись, как следует, эта вылазка тебя вымотала... - сказала мама и Тэсса окинула взглядом усыхающую рощу, в которой находился её дом и снова посмотрела на маму.
  - Я могу пойти с тобой... проводить тебя, если вдруг что-то пойдёт не так...
  - Не беспокойся, цербер сюда не проникнет.
  - Но я чувствую помутнение эфира! Что-то случилось... что-то плохое, но только ли дело в зёрнышке? - сказала Тэсса. Мама покачала головой.
  - Я не хочу, чтобы ты подходила слишком близко к ядру, особенно сейчас, когда оно оголено... ладно? Зерном я займусь сама, а ты сходи домой, нарежь салат и приготовь компрессы. Потом можешь прилечь. Вот увидишь, сон изгонит все тревоги. Уж поверь, лучшего лекарства во всём мире не сыскать. - мама улыбнулась, подтолкнула Тэссу плечом в сторону дома и, проследив, чтобы дочь затопала в нужном направлении, заковыляла к ядру по широкой дороге с кучей выбоин и бугорков.
  Путь был не то, чтобы слишком далёкий, но и не близкий. Большую часть пути по обочинам расположились уродливые пейзажи из древних, сплавленных улиц, выжженных лесов и высушенных озёр. Теперь же это были лишь изваяния, окаменелости, грубые и неотёсанные, коридоры и лабиринты потемневшего рыжего эфира, пробуждающие воспоминания давно минувших дней. И как это не называй, пустыня останется пустыней, со всеми её бесплодными песками, куда бы не взглянуло око. Самые страшные увечья никогда не позволят нам забыть о чёрных днях.
  И вот половина пути пройдена и свет ядра манит своим теплом... Мать Тэссы вдруг замерла и опустила взгляд. Нога вляпалась в чёрную лужу, что проистекала с самых скал, с чёрного куба, инкрустированного в рыжий минерал. Куб весь растрескался и чёрные ручейки похлёстывали из него во все стороны, но растекались путями хитрыми и заумными, словно чья-то воля направляла их тайной, незаметной даже самому острому глазу тропой... одна из которых, как оказалось, убежала в сторону противоположную ядру. Невзирая на боль и, прихрамывая, женщина тут же ринулась к дому.
  ***
  В Аниме стояла жара, но дома было прохладно из-за позаимствованных с поверхности и монтированных в стены вентиляторов. Прошёл уже час после того, как Тэсса выполнила все поручения и после первого же зевка свалилась в сон. Теперь же она проснулась от тяжести в груди, пленившей волю.
  Полчище комаров, мух и тараканов сидели на ней, жалили и кусали, рассасываясь тёмными вена по коже. Тэсса хотело было вскочить и изничтожить нечисть, но не смогла пошевелиться. Тьма сковала каждую клеточку тела. Но пленила не только его, но и захватила всю комнату и даже сам воздух своим гниением и тухлостью. Границы потолка, стен и пола стёрлись, истекали чернотой и бурлили неясными образами мерзких, мутных, ползающих и лоснящихся тварей... уродство, грязь и инфекция оживали на глазах, когда эта жидкая чернота стекала и капала, принимая самые жуткие и кошмарные очертания и формы, едва коснувшись пола.
  Тэсса стиснула зубы, напряглась и закричала.
  Глаза вспыхнули рыжим огнём, и тело извергло волну света, что сожгла всех тварей в комнате. Тэсса вскочила. Повсюду снова расползались насекомообразные... скорпионы, пауки, многоножки... мухи и тараканы, слепни и оводы... такие склизкие, с разлагающимися тканями хитина... вся тьма, от которой не скрыться и не убежать бросилась на Тэссу. Её руки скрестились над головой и тут же раскинулись по сторонам и уже вторая, ещё более мощная волна света разлетелась по всему дому, где не осталось ни одного насекомого... Лишь небольшой дымок, недолго витающий в воздухе, вдруг подлетел к Тэссе. Он обогнул её руки, заслонявшие лицо, и впитался в ноздри, уши и рот. В глазах потемнело. Тэсса рухнула. Кожа приняла багрово-глинистый вид и чёрный змейки вен были единственным, что шевелилось на окаменевшем теле. Мерзкая отрава попала внутрь. Но в конечном счёте, как ни старайся, она всегда найдёт лазейку в сердце и душу.
  
  
  ***
  Мать ворвалась в комнату и увидела свою дочь на полу, обезглавленную и сожжённую...
  - Нет, нет, нет... - быстро заговорила она. В глазах пылала тьма. Но когда женщина подбежала, немного успокоилась. Тэсса не была обезглавлена или сожжена, но пребывала в коматозном состоянии. Тело сумело уцелеть, но не вытолкнуть заразу. Женщина прижалась ухом к груди дочери. Сердце едва билось, но каждым ударом цеплялось за жизнь. Надежда есть, нужно лишь приблизиться к ядру. Мама погладила Тэссу по голове, поцеловала в лоб, затем взяла на руки и направилась к выходу.
  Она шагала к ядру и морщилась всякий раз, когда упор приходился на правую ногу. Исцелить дочь, уничтожить семя скверны и очистить город от зла... хм. Ходьба выматывала, но шаги не прерывались. С этого пути нельзя свернуть, остановиться или сбежать, можно идти только вперёд, к цели, к искуплению. К прошлому возврата нет.
  Мать в отчаянии прошла все коридоры окаменелых улиц, центральную широкую дорогу и поднялась по лестнице на площадку, где находилось ядро. Вот оно, гигантское огниво окружённое тысячью врагов, которых нельзя бояться, нельзя показывать слабость... Мать стиснула зубы и, скрепя сердце, двинулась вперёд. Она передала всю эфемерность дочери и побрела будучи уязвимый... к облаку смога, не ведающем жалости и не имеющем чёткой формы, но ведомый страхом и голодом... это тени целого мира скопились вокруг ядра, чтобы раз и навсегда поразить его своими чёрными бурами. Одна небольшая трещина уже была. Сияние стало чуть тусклее, температура падала, а тени всё буйствовали, распускаясь повсюду чёрным плющом и заражая город ядовитыми порами, приближая точку невозврата, когда ядро планеты почернеет, а тот, кто это затеял, получит своё удобрение. А что дальше? Вечный холод? Ядерная зима? Какие козни он приготовил в этот раз? Нет! Нельзя думать об этом... нельзя позволять страху одержать верх...
  Казалось, как бы близко мать не подошла, ничто не обращало на неё внимания, так было, пока она не окунулась в облако живого смога. Тогда тени взбесились и вихрем окутали её.
  Открытая, уязвимая и хромая, с дочерью на руках, она брела, разъедаемая мраком. Тьма сдавливала, копошила внутренности и тысячи плетей высекали молнии по её спине, рукам, плечам и ногам... в чёрных вспышках которых пробуждались худшие из воспоминаний. Насилие, трупы и кровь... Женщина видела в руках мёртвую дочь, рыдала и тряслась, и проглатывала всё это, не верила глазам и растворяла яд в себе, только бы ни одна капля не попала на Тэссу.
  - Пандора... прошу, помоги, если не мне, то хотя бы ей... - мать рухнула, в паре метров от ядра и окровавленные, истерзанные руки выронили Тэссу, по счастливой случайности прямо к ядру и на девушку пала земная благодать... великая жаровня пролила свой животворный свет и мать, всё ещё раздираемая тенями, плакала и улыбалась, видя, как исцеляется её дочь. Всё облако смога вдруг сотряс хохот. Мать перестала улыбаться, вся как-то сжалась, съёжилась, озябла, а тени будто отступили и принялись сплетаться в один неясный образ.
  - Нет... нет... нет... невозможно! - закричала мать.
  - Вообще-то... - произнёс незаконченный образ. - очень даже возможно. - голова, торс, руки и ноги говорящего оформились в лысого карлика с хлипкими ручонками и ногами-спичками с детскими ступнями... он шмыгнул и улыбнулся. - Здравствуй, сестра. Ну что, вот я и албибякнулся. - карлик рассмеялся, подошёл к Тэссе и потащил её за ногу к ядру. Женщина раскрыла рот в немой мольбе и вытянула руку... простонала, когда карлик швырнул Тэссу прямо в ядро и начал смотреть на её силуэт, сначала весь из себя такой ясный и чёткий, дёргающийся и сопротивляющийся... но постепенно он угасал, огонь стирал линии и очертания прекрасного тела, пока полностью не растворил их в себе. Только тогда карлик обернулся к сестре.
  - Гори в аду! - прорычала она и, превозмогая боль, вскочила и бросилась на карлика. Он осадил её пинком в живот, отчего она упала на колени.
   - Вижу твой характер совсем не изменился... всё такой же пушистый. - с усмешкой произнёс карлик. И вздохнул. - Знала бы ты с каким трудом я выследил каждого из вас. Скоро я останусь единственным ребёнком в семье... я надеюсь. - его нижняя губа выпятилась, и он забурчал. - папочка и мамочка будут любить меня больше всех! - мать плюнула ему под ноги. В ответ нн зацокал и пригрозил пальчиком.
  - Элайя...
  - Ранзор... - прорычала Элайя и Ранзор, закатав рукава, двинулся на неё.
  
  ***
  По венам разлился огонь и глаза вспыхнули светом. Человеческая плоть сменилась красной глиной, прочной и твёрдой, удерживающий величайший пламень души. Тэсса открыла глаза и увидела вселенную света, искрящую, бодрую и уверенную. Протянутые руки раздвинули огненную завесу и взору предстала вся тьма, что окутывает мир. Наполненная теплом и мощью самой земли, Тэсса выбралась из ядра и озарила Аниму светом, от которого всё уродство сморщилось.
  Ранзор душил Элайю обеими руками, но вдруг ослабил хватку, увидев, как из ядра возникает чья-то фигура... и содрогнулся, заслонил ладонями лицо, болезненно глядя на свет сквозь хилые, костистые пальцы.
  - Полюбуйся, как я превращу твою сучку в пепел, а потом заставлю тебя его сожрать! - сказал Ранзор, хмыкнул и вальяжной походкой шагнул навстречу Тэссе, озарённой дивным сиянием, пламенем, повторяющем её силуэт.
  Ранзор даже не успел прикоснуться, лишь вытянул руку и тут же начал покрываться ожогами, завизжал и уже было дёрнул к теням, но Тэсса схватила его за руку, притянула, обняла и по всей его плоти разлился древний огонь, жар самого ядра. Затем Тэсса заглянула в его чёрные глаза, обхватила за голову и впилась в губы, сухие и холодные самым горячим поцелуем и всё внутри него оборвалось, расплавилось... все мысли и чувства, всё духовное, что он накопил, все иллюзии и миражи, необъятные, тайные порывы души, всё сгорело. Злобный недоросль кричал и дёргался, вырывался и был неимоверно жалок, но вместе с тем чернел, обугливался, пока от него ничего не осталось... а остался лишь огненный феникс.
  Жар-птица разъедала и саму Тэссу тоже... её мысли, желания и тревоги.
  Тэсса взглянула на Элайю и воспарила фениксом, который тут же расправил крылья, начал взмахивать ими и от каждого взмаха по всей Аниме разлетались волны света и жизни. Нечто животворящее, созидающее, целебное... всё бесплодное и губительное истончалось под этим светом, которого становилось всё больше и больше, пока силуэт феникса не растворился, а Тэсса, ещё немного провисевшая в воздухе, рухнула наземь.
  Элайа, исцелённая земной благодатью, подсела к Тэссе и стала гладить её прелестные, рыжие локоны. По земле расползались ярко-рыжие вены, а бугры эфира вокруг оттаивали, преображались и воскрешали былую красоту и славу.
  - Скоро всё будет совсем как раньше. - прошептала Элайа, высыпав из складок платья труху, которым стало зёрнышко. Но покой был недолог. Элайю охватила дрожь и напряжение. На правом бедре вновь открылась чёрная рана...
  Обратный отсчёт пошёл. Сколько же времени у них было? Неделя, месяц, год? - и пока Элайя размышляла, грядущее незаметно подкрадывалось.

  ГЛАВА 2
  Ветер вздымает листья и гонит тучи, по чернеющему от ярости пространству, а несвойственный для лета холод, походит на злобный оскал. Артем бредёт по брусчатой дорожке, огибающей водоём. Вдохновленная отчаянием и пропахшая скорбью, природа умирает на глазах единственного зрителя. Мрак тянется со всех сторон, накрывая город чёрной, пожирающей его волной. Здания, памятники и парки, магазины, церкви и школы, гниют, становясь частью тёмного месива, утекающего всё в тот же водоём. Только он и остался, словно последняя сцена для пьесы в два действия - разложение и смерть на этих вычурных подмостках, где нет воды, лишь чёрная, поблескивающая гладь, с которой сходит чёрный пар.
  В этом тумане женщина с кинжалом, согнулась над лежащим без сознания мужчиной. Она разрезает его грудь, вырывает сердце, и вот этот чёрный шматок мяса продолжает биться на прелестной, такой хрупкой, женской ладони... мужчина исчезает, а женщина, впивая острые коготки в сердце, приближается к Артёму, но как бы близко она не подошла лица её не разглядеть... лишь силуэт, что заискивающе преклонился и протянул руку с чёрным сердцем. Артём принимает подношение. Теперь сердце стучит в его руках, такое мощное, склизкое и ледяное. Оно не хочет умирать, и жалобно скуля, тянется к жизни, словно ребёнок к матери, но вместо милых душе детских ручек протягивает холодные щупальца. Они опутывают руку терновой зарослью, врезаясь глубоко в плоть и душу, пробуждая древний, неистовый голод. Артём подносит сердце к губам и начинает поедать. Вкус столь мерзок, что Артём вскакивает в собственной постели, и тяжело дыша хватается за сердце.
  - Доброе утро, а я всё думала-гадала, когда же Морфей выпустит моего милого из своих цепких лап. Как спалось? - Аня привычно целует Артёма в лоб и губы, обнимает, треплет волосы, затем подходит к завешенному окну прямо напротив кровати. - ты так ворочался и кричал... - замечает она и раздвигает занавески. Затем на мгновение умолкает, что-то высматривая в окошке. Комнату заливает солнечным светом. Артём щурит, но не отводит взгляда, так соблазнительно стройное тело жены, упругость её форм, мягкость и бархатистость женской плоти. Не в них ли кроются любовь и ласка жизни? Её весенняя нега? Аня поворачивает голову к Артёму и заканчивает замечание небольшой издёвкой.
  - за тобой что, черти гнались? - спрашивает она и начинает звонко хохотать. Её тело трясётся, а взлохмаченные, ещё не убранные после сна волосы подрагивают, подрагивает и ткань шёлковой сорочки, отчего Аня, окутанная в солнечный свет, становится ещё милее и прелестнее, а её безупречная белая кожа полнится нежными оранжевыми оттенками этого прекрасного утра. Артём с упоением вбирает этот искренний и такой живой смех всем своим естеством, словно утопая в спасительном бальзаме после ночного кошмара, что ещё задолго до этой ночи терзал его душу.
  - Ладно, снайпер, идём завтракать. - Артём закрыл глаза и растянулся на постели в своё удовольствие.
  - Ещё пять минуточек... - пробормотал он, накрывая голову одеялом и сворачиваясь калачиком.
  - Вот же соня, смотри всю жизнь так не проспи. - сказала Аня.
  - Всю не просплю... - Артём снова зевнул, глядя из-под одеяла, как жёнушка убывает. Какая же она милаха, особенно ниже пояса... смотришь, как гармонично переваливаются её ровные, упругие ягодицы и засыпаешь... всегда бы так. Хоть сны и дерьмо... словно подписка у говённого оператора, и деньги жрёт, а хрен отпишешься, и так уже целый месяц. Хорошо бы знать номер горячей линии, где девушка-оператор с красивым, нежным голосом расскажет в чём собственно дело. Хотя какая может быть причина, чтобы устраивать человеку звиздец? Питаюсь я хорошо, дрыхну по восемь часов, а то и больше, супружескому долгу верен, в спортзал хожу. Депрессии, апатии и расстройства? Да ни в жизнь! Никогда не задумываюсь, не зацикливаюсь и не страдаю, а каждый день начинаю с чистого листа. Добиваюсь всего, чего только захочу, машина есть, квартира есть, не особо напряжный бизнес, красавица жена, чего ещё для счастья надо? Чёрт, да я как сыр в масле! Вот только сновидения, как тёплая, вонючая, коричневая масса... вот бы мне приснился Фрейд. На тумбе справа запиликал смартфон, Артём открыл сообщение: Жду тебя сегодня в парке ровно в девять вечера. И не забудь удалить смс, а то получится как в прошлый раз:) Артём невольно улыбнулся и казалось, это утро улыбается вместе с ним... трижды перечитав сообщение, он удалил его и вернул телефон на зарядку. Солнечные лучи просеивались между качающимися ветвями дерева и рассыпались тёплыми, мягкими, персиковыми пушистиками по всей комнате. Да, соглашусь, приторно, но как было вкусно распивать здесь кофе с круассанами в компании Ани, а ещё вкуснее не вылезать из постели до обеда и целовать, любить друг друга под красивую, ритмичную музыку и время от времени зачитывать в слух любимые стихи, смотреть французские комедии... Артём глядел в окно. Пять лет безупречного брака, пять лет. Стоит ли оно того... девица свалилась из ниоткуда и вскружила тебе голову. Ну зачем, зачем, зачем ты вляпался в это?! Всё было так прекрасно... жизнь вошла в самый сок, брак, в который вложено столько труда, расцветал... ведь надо ценить свой выбор и то, что имеешь, ведь правда? Надо же? Неужели я теперь просто плюну на это? Дела так не делаются, это безответственно, я ведь не такой... Ну да, быть может с хитринкой, отрицать не стану, но и счастью близкого и любимого человека я не враг. Как можно поступать так с Аней? Как можно обманывать её? А как же клятва верности, что я принёс в ту самую пятницу? Артём закусил губу. И чем я только думаю? Я ведь люблю Аню... точно люблю? Но откуда я это знаю? Потому что обещал? Или потому, что любовь - это не чувство, а действие? Сердце говорит, я её люблю, но не обманывает ли оно меня? Что если, это лишь затянувшееся увлечение, что если я люблю только себя... быть может я вовсе не способен на любовь к другому существу, даже самому чистому и верному? Могу ли я верить себе? Своему сердцу, разуму, рассудку, или всё это иллюзии, сладостный плен... Неважно. Обманывать гадко. Люблю или не люблю, а лгать не стану. Встречусь с этой девкой, пока всё не закрутилось, узнаю её чуть поближе и если это и вправду любовь, а не какое-то наваждение, страсть или просто гормоны, то во всём признаюсь Ане... попрошу прощения и больше никогда не покажусь ей на глаза. Как же стыдно... Артём вздохнул. Сердце заныло. Пожалуйста, пусть это окажется лишь увлечением и всё закончится этим вечером... Артём снова стал зевать и глядеть на пол, сквозь полуприкрытые глаза. На квадрате персикового света, между шортами, носками и футболкой ползала таракашка, не знающая куда себя девать... Артём так и не узнал решение тараканьей дилеммы и сдался на милость дрёме. Он проснулся в разбитом настроении, лёжа на полу совершенно голый, всё тёплое и хорошее выветрилось, словно дешёвые духи. Остался голод, холод, страх и чувство собственной неузнаваемости. Грудь болела, на сердце появился рубец и много-много высохшей крови. В жутком похмелье голову просто разрывало, а во рту был сушняк. Впервые, за все тридцать пять лет жизни захотелось по-настоящему сдохнуть. Где это я? Артём стал оглядываться и едва узнал в этих чужих и холодных стенах свою квартиру. Куда делась вся радость и интерес к жизни и почему я чувствую себя таким дерьмом? Мне бы... заползти обратно в свою тарелку. Артём поднялся и стал бессмысленно ползать на четвереньках, что-то искать, что-то, что он утратил и даже не заметил этого. Самому себе теперь казался он жалким, ненужным и таким чужим. Ущербным... Артём простонал, схватился за голову. Почему я ни хрена не помню?! Он стал дёргать себя за волосы и скулить. Уселся на пол и уставился в одну точку на стене. 'Нет, нет, нет, нет, нет, это не я... не мои мысли, не мои чувства... меня не существует!' Он вдруг прорычал и ударил себя по голове. Затем принюхался и заворочал носом. Тёр лицо и думал, а не пьян ли он? Но когда увидел свои руки, эта мысль вылетела из головы. Грязь. Много въевшейся грязи на ладонях. Артём принялся её оттирать и тёр до ломоты в пальцах, но как она была, так и осталась. Он сжал свои руки в кулаки, но не почувствовал силы... словно отлежал. Артём весь озяб и обмяк, его то знобило, то кидало в жар... мышцы поламывало, а на душе становилось всё более мерзко. Но вдруг в его голове вспыхнула мысль. Аня, она ведь звала его завтракать. Артём попытался было вскочить, но боль в теле воспротивилась, появилось головокружение, в глазах потемнело, и Артём рухнул. В груди беспокойно трепыхалось сердце. Какого хрена со мной произошло? Артём подполз к столу, выдвинул нижний ящик и достал пыльную пачку сигарет... в ней ещё оставались штучки три и зиппо. Огонёк дрожал вместе с руками, но Артёму всё-таки удалось вставить раковую палочку в рот и прикурить. Одна глубокая затяжка и дрожь, как рукой сняло. Вот оно, маленькое никотиновое чудо. Всё стало как-то ярче и расплывчатее...
  - Артём? Артём?! - донёсся с кухни голос жены и Артём, пьяно улыбаясь, побежал на кухню... и уже на месте обнаружил на себе чистые трусы и влажное полотенце, свисающее на плече. Аня сидела за обеденным столом, c её чашки валил кофейный аромат, как в какой-нибудь рекламе, а на тарелке ровными кусочками лежал сметанник и бутерброд с сыром и ветчиной.
  - Ты опять в одних трусах? А, ну да, носки то, как всегда, надевать не забываешь...
  - Аня усмехнулась, а Артём посмотрел на свои ступни и точно, увидел тёмно-синие носки, задумался.
  - Ты что, завис из-за моего комментария? Вот же ненормальный! - с улыбкой сказала жена, откусила бутерброд и запила глотком кофе. Она проделала это с таким аппетитом, мечтательностью и наслаждением, что любая, даже самая простая еда показалась бы кулинарным шедевром... что-то было в её ловких, аккуратных движениях такого, что показывало всё в лучшем, чем даже оно есть, свете. Для Ани это был просто завтрак, но со стороны это походило на пиршество. Артём не мог оторвать глаз, а жёнушка лишь посмеивалась.
  - Зао, у теа, касная заница! - захихикала она с набитым ртом. А уже через секунду пальцем тыкала на пустой рот и высунутый язык. - А ты что лакомиться не будешь? - Аня наложила руки на круассаны, бутеры, шоколадные батончики, закрыла глаза и замурчала. - Ммм... у меня тут немало вкусняшек... омномном ипаскакал, как грится! - она открыла глаза и снова рассмеялась. Артём наконец оттаял, подсел рядом, обнял и разделил её богатство.
  - А это что? - он указал на баночку с чёрным порошком.
  - А, ничего особенного, обычный бад, штука класс! Если бы ты был чуть внимательнее, то понял, что мы уже три недели его принимаем. Повышает выносливость, для спортзала самое то, ну и для всякого разного... Артём хмыкнул. Он закусывал вкусняшками и потягивал кофеёк, но когда взглянул на Аню, вдруг помрачнел, что-то в ней переменилось...
  - Скажи честно, как бы ты отреагировала, если бы я тебе изменил? - Аня чуть не поперхнулась и зло уставилась.
  - Убила бы, для начала - сказала она. - а затем растянула бы твои яйки по всей квартире... а почему ты спрашиваешь? Что-то задумал, негодник?! - её правый глаз стал подмигивать.
  - Да нет, я просто...
  - Ты же знаешь меня. Я как кошка с собачьей верностью. Насильно держать не стану, лучше вырву всю любовь и привязанность из своего сердца и останусь истекать кровью, чем буду кого-то к чему-то принуждать. Я девушка принципиальная поэтому помни, расширяя свои рамки дозволенного, ты автоматически расширяешь и мои тоже. Любить, значит давать свободу, не ненавидеть же человека за его выбор. Вот всё, что я сейчас сказала, это про меня. - Аня широко улыбнулась, но у Артёма только ещё сильнее сжалось сердце.
  - И как же человеку жить? 'Повинуясь сердцу или голосу разума?' -спросил он.
  - Может в этом то и дело, когда поймёшь, чего желает сердце, выбирать и не придётся... - ответила Анна. И тут Артём застыл.
  - Аня... - сказал он и жена вскинула бровь. - Что у тебя с лицом? - Артём протянул руку, стараясь коснуться переносицы, но Аня с улыбкой посторонилась.
  - Я тебе тут душу изливаю, а ты мне рожи корчишь и завтракать не даёшь! - и как бы он не тянулся, она всё отдалялась. - Я не шучу, Артём! - услышав злобинку в голосе, он оставил попытки, но так и продолжил тревожно смотреть на темноту в её лице. Аня, прости меня... и снова потянулся к её темнеющему, разлагающемуся лицу. Лицу покойника. Но как бы он не тянулся, не мог достать и чем ближе становились его пальцы, тем сильнее всё расплывалось в завихрениях дыма, пока не остался лишь только Артём, весь обнажённый, один в пустой кухне, с сигаретой в руке.
  - Аня... Где же ты... - с сигареты всё поднимались струйки дыма, они накапливались, погружая кухню и мысли в туман. В его переливах возникали незнакомые лица, немые и не моргающие, их укор и молчание кололи в самое сердце. Эти взгляды говорили больше, чем мог поведать самый красноречивый из болтунов. Отчаяние, скорбь, пустота, ненависть и страдание и у каждого в сердце дыра и каждый истекает кровью, которой теперь залиты стены и пол, и кровавые отпечатки на окне. Сигаретный дым становится алым... Артём затягивается и смотрит, как вспыхивает тлеющий кончик. Кожу наполняет жар. Голова кружится. Темнеет в глазах. Артём тут же выбрасывает сигарету, но не может дышать, словно всё ещё затягивается и ядовитый газ заполняет его. Артём весь наливается кровью и выдыхает целые сугробы дыма, утопает в них. Его вены расширились. Сейчас они лопнут. Вот-вот остановится сердце, а вместе с ним замрёт и время, чтобы наступила гробовая тишина. Артём закрывается руками и поспешно возвращается в спальню, распахивает окно и дышит, дышит полной грудью. Но и здесь Артёма уже нет. Растущие перед домом деревья и шелест листвы, успокаивающий и такой приятный, унесли Артёма в тот самый вечер, когда он должен был встретиться с девушкой. Что же он натворил... Теперь Артём брёл по аллее в парке, островку, в океане забвения, окружённому деревьями и туманом, там, за пределами этой аллеи. Оттуда доносились голоса и веяло душистыми ароматами женских духов. Но перед Артёмом лишь дорога, усыпанная скамейками под холодным светом фонарей. Артём шёл вперёд и слышал шушуканье парочек, в чьих сердцах ещё жив дух романтики, с его устремлениями к любви и счастью... два вечно юных бога, изнемогающих друг к другу в нежной страсти и, держась за руки, гуляющих по пляжу ночью, обнажённые, влюблённые и прекрасные, в свете луны. Морской ветер развевает их волосы и холодит кожу, но не может остудить внутренний пыл и оттого в бессильной ярости пенит волны и насылает приливы... эта мысль оставляет на языке Артёма вкус горечи. Внимание переключается на других людей. Старшее поколение. Пожилые пары. С какой старческой нежностью они смотрят друг на друга сквозь вместе пережитые десятилетия и делятся этой любовью со своими уже повзрослевшими детьми и внуками. Могли бы мы с Аней быть так же счастливы? Но зачем здесь этот вопрос, если Артём сам явился на встречу к другой девице...
  - Артём?! - он обернулся и увидел её. На скамье сидела брюнетка в чёрном платье, волосы были распущены, а в больших чёрных глазах пылал рок.
  - Азалия... - женщина и мужчина улыбнулись, приблизились и скромно поцеловались в уголки губ и побрели по аллее. Откуда-то из-за деревьев заиграла мрачная мелодика песен Ланы Дель Рей.
  - Красивая песня, правда? - спросила Азалия, когда летняя хандра была в самом припеве.
  - Да, только, немного... мрачная.
  - Но ведь это и есть красота. Иногда, она проливается на тебя тёплым дождём в душный солнечный вечер... иногда ливнем в холодный, ненастный день, когда кажется, что в любую минуту поднимется ураган, а небо всё время затянуто тучами... красоту можно обнаружить в свете надежды или в мраке, расстилающимся из земных глубин. Она не знает морали, но умеет смеяться и плакать. И она плачет, горюет, осознавая сколь мало времени нам отведено, чтобы увидеть её частичку внутри нас самих... от рождения до смерти. Когда люди стареют, цветы увядают, леса вырубаются, реки иссыхают, скалы размывает, а искусство гибнет в руках невежд... но затем, всё это перерождается в неистовости и непостоянстве жизни с новой силой и тогда красота умиляется и смеётся вместе с нами... это и есть те мгновения прекрасного, что навеки в ней запечатлены... Поэтому мрак - это такая же часть жизненной правды, в которой мы обитаем... но кто любит мрак? Все преклоняются перед позитивным виденьем, предпочитая сладкие иллюзии горькой правде.
  - От твоих слов, мне становится ещё грустнее... - сказал Артём. Азалия улыбнулась и ещё долго смотрела на него. - Прости. - он вздохнул.
  - Ты извиняешься, потому что готов принять иллюзии? Или потому что не готов развеять их?
  - Ну, это не самый простой вопрос... мы ведь живём в обществе и каждый должен сам выбирать, как ему жить, было бы неправильным навязывать своё мнение, да?
  - Правильно, неправильно, как и добро со злом вещи относительные, в этом больше личностной оценки, чем чего-то объективного. Видеть правду, принимать её - это дар, но правильно ли дать ему загнить, когда можно раскрыть глаза миллионам людей. Представь, ты едешь в машине с пятью людьми и только у тебя широко раскрыты глаза... ты видишь, что в конце пути вас ожидает катастрофа и удовольствие твоих товарищей того не стоит. Станешь ли ты нарушать их свободу или дашь погибнуть? Вот на какой вопрос ты должен себе ответить, ведь именно к этому и катится мир... к гибели. Вот к чему ведёт путь наслаждений... триумф бесплодия, бессмыслицы и вымирания, потому что всё гениальное, настоящее и живое рождается в муках. Такова правда жизни.
  - И что это, собственно, значит?
  - Испытывая поверхностное наслаждение, мы утрачиваем глубину вкуса самой жизни, изолируем себя от её великолепия, силы, интеллекта и красоты... Артём! Жизнь это невспаханное, необъятное поле, а мы довольствуемся столь малым... за что мы продаём свою душу? За посредственное кино, дрянное пойло, быстрый секс, кабельное тв и брендовые шмотки? Что нам нужно для счастья? Громкое имя на нижнем белье и огрызок яблока на телефоне, хорошую квартиру и дорогой автомобиль? Неужели это и есть предел наших мечтаний?! Почему мы позволяем обмануть себя... почему верим, что где-то в облаках есть парень, который решит за нас все проблемы, если шептать молитвы пару раз в день? А выбрав какого-то президента наша жизнь зацветёт... разве к этому мы должны стремиться?
  - Знаешь, - Артём усмехнулся. - твои слова как будто сплетены в колючую проволоку... я-то, пожалуй, и соглашусь с некоторыми твоими доводами, пусть и звучат они резковато, но сомневаюсь, что люди, примут страдание, как образ жизни.
  - О да... но зато каждый второй твердит о смирении, хотя оно лишь превращает человека в раба... смиренно терпеть, пока мир гниёт, вот что им внушает их бог. И да, они страдают, но страдают зазря. - Азалия замолчала и несколько минут вглядывалась туда, где под сенью деревьев сновали влюблённые парочки.
  - Только посмотри на них... а ведь они несчастны, как несчастны многие из нас... мужчины отдаются своему эгоизму, видя в женщинах шлюх, лишь забаву... тогда как женщины видят в подонках принцев на белых конях... они не пытаются созидать, а берут то, что есть, ослеплённые своими иллюзиями, но в глубине души знают об обмане, поэтому страдают и гниют изнутри... но вместе с тем обсыпают друг друга клятвами...
  - А как же пожилые пары?
  - Их меньшинство. Единицы, что познали истинный путь к счастью, через умиротворение собственной души.
  - Скажи, тебя кто-то обидел? - с сомнением спросил Артём. Азалия впервые за вечер по-настоящему рассмеялась.
  - Прости, меня что-то понесло... ты наверно теперь будешь думать, что я чокнутая.
  - Да нет, мне нравятся чокнутые. - Артём улыбнулся.
  - Но меня и в правду понесло, может из-за песни... или из-за тебя. Ты кажешься таким наивным и настоящим... твои вопросы... они отдают детской искренностью, когда ты ещё веришь в чудеса. Я не хотела быть столь откровенной, но этот твой взгляд, он обезоруживает, отогревает, выворачивает душу... обычно я та ещё злобная стерва, но от твоих вопросов, то, как ты их задаёшь, всё внутреннее напряжение спадает.
  - Ну, я лишь пытался быть милым. - сказал Артём и Азалия вновь улыбнулась.
  - Это хорошо... - сказала она и какое-то время они молчали и просто шли, глядя по сторонам.
  - Нет, ничего хорошего. Я бы хотел быть тем человеком, которым ты меня считаешь, но я женат и я... люблю свою жену, а ты и в правду милая, и очень хорошая, поэтому я уверен, ты найдёшь правильного человека, который разглядит в тебе то, что вижу я сейчас... и после всего сказанного, я не хочу вставать на легкий и такой манящий путь измены. Но я солгу, сказав, что мне не страшно и я не сомневаюсь... не угасла ли любовь, если супруги уже начали ходить налево... и была ли она вообще? Выдержим ли мы этот тернистый путь или кончим жизнь в разводе, несчастными, озлобленными стариками с разбитыми сердцами? Я не хочу такой участи для Анны и мне так стыдно за эти мысли и враньё, которое я наплёл. Иногда мне начинает казаться, что я живу чужой жизнью, что я утратил себя... и нахожусь не там, где должен. Я словно оказался в коридоре с тысячью запертых дверей, а все ключи, что у меня есть не подходят ни к одному из замков. Всю жизнь я считал себя вполне счастливым, но теперь начинает казаться, что всё это был сладкий сон, а теперь я начинаю просыпаться и чувствую, что моё сердце разбито... - Азалия приблизилась к Артёму совсем близко.
  - В одной повести, которую я как-то прочла, героиня говорила, что наши сердца не разбиваются, а только мнутся... - и Азалия всё шептала и шептала каким-то всё более зернистым голосом, и словно бы от этого, само пространство начало расходиться по швам и туман просочился на аллею. Всё исказилось, вывернулось и вдруг затерялось в едком, никотиновом облаке, но прежде, проскочило видение, просвет, что не утоп в забвении, как Артём и Азалия садятся в такси и уезжают. Сколько времени они ехали? Зачем и куда? Ответы скрылись где-то в тумане. Такси остановилось у подъезда. Артём расплатился помог выбраться Азалии. Снова расстелился туман, в котором парочка поднималась на лифте... затем вышла чёрт знает на каком этаже и подошла к двери. Азалия вставила ключ и повернула. Щёлкнул замок и дверь распахнулась... в квартире тоже всё было в дыму. Артём не шагнул дальше прихожей и окликнул Азалию, когда она двинулась в сторону кухни.
  - Азалия... - сказал Артём и она обернулась. - Я... я не могу, прости... я только хотел проводить, и ничего больше. Я не могу предать свою жену и не хочу. - Азалия улыбнулась.
  - Ничего, но, мог бы ты выполнить мою просьбу... поцеловать меня, на прощание? - Артём помедлил и всё-таки потянулся к её губам, но вдруг Азалия прижала свои ладони к груди Артёма и он завис в миллиметре от поцелуя. Так сильно сжалось его сердце, что он застыл. Оцепенел. Что за мёртвая хватка была у этой девки? Само отчаяние сдавило его органы. Незримая стена безволия, которую не преодолеть. Ни возразить, ни пошевелиться, а вокруг медленно и густо расстилался всё тот же дым и всё в нём исчезало. Азалия, её квартира, эта встреча. И снова Артём стоял голый у окна, тогда как внутри него всё рвало, металось и неистовствовало. И больше всего он думал о своей жене. Аня... где же ты? В сердце кольнуло, и Артём стиснул зубы, сморщил лицо и простонал. Как никогда раньше он ощутил потерянность и одиночество в своей холодной, пустой квартире, словно на его плечи свалилась вся отчуждённость мира. Спальня начала заполняться дымом, и Артём услышал нежный щебет жены, а затем и увидел её, она стояла у постели и разговаривала по телефону. Её волосы были распущены и растрёпаны, а тело едва прикрыто халатом... и пока она говорила, накручивая локон на палец, взгляд её становился всё игривей и игривей, иногда она просто не могла удержаться от смеха и тогда глаза её блистали... а полные губы шевелились, обличая похотливые мысли в слова и голос нежно щебетал... был столь мягок и податлив, словно изысканное нижнее кружевное бельё из шёлка. Весь дым в спальне потемнел и задрожал, всё стало расплывчатым... Артём рывком двинулся к жене, вырвал телефон и со всей силы швырнул об стену так, что экран разбился, а металлический корпус помялся, скривился. Аня посмотрела на телефон, а затем вперила злой взгляд на мужа и дышала всё тяжелее в безмолвной ярости, на шее и лбу вздулись венки, и она всё багровела, накапливая поток ругательств, чтобы извергнуть всё и сразу... но из её уст так и не вырвалось ни одного плохого слова. Дым начал светлеть и успокаиваться... прозвучали взаимные слова любви и прощения. Пошли страстные объятия и поцелуи... но затем тело Анны стало слишком расслабленным в объятиях мужа, совсем обмякло. Артём отпрянул вдруг увидел, как Аня хватается за живот, а между пальцев вытекает кровь.
  - Нет, нет, нет... - Артём прижал свою руку к её ране. Жена что-то пыталась сказать, но слова тонули в крови... и этот ошарашенный взгляд Анны, направленный на правую руку Артёма... что сжимает большой, кухонный нож. Глаза Артёма застыли на окровавленном лезвии, а язык всё повторял - нет, нет, нет...
  - Артём... - глаза жены закрылись, а сама она начала падать. Артём не успел схватить её, она провалилась в туман. Артём бросился следом, но туман рассеялся и его жена вместе с ним. Но он уже знал ответ на вопрос - куда? Артём преодолел тёмный коридор и зашёл в гостиную. Здесь тоже повсюду был дым. Он окутал огромное зеркало в самом центре у левой стены, тогда как на диване из дыма возникла Аня... его мёртвая жена. Артём подсел к ней и стал гладить её прекрасные белокурые волосы. Глаза её были широко открыты, а дыхание... а дыхание было предсмертным. Она истекала кровью, и кровь эта быстро сворачивалась и странно темнела. Артём поцеловал жену в лоб и сел на пол, опираясь спиной на диван. Из окна в комнату лился оранжевый свет уличного фонаря. Этого света хватало, чтобы разглядеть дым и очертания предметов. Очертания совместно прожитых лет. Две настенные полки и долгий спор, куда их присобачить. Помню, с каким упоением Аня раскладывала на них коллекцию своих очков с закрытых распродаж... а это здоровенное зеркало со встроенным телевизором, какие мучения оно нам принесло, пока мы его заносили. Долгие совместные вечера с просмотром фильмов... и, всласть пообсуждав характеры героев, игру актёров и развитие сюжетов, мы погружались в ночь, в обнимку, целуясь и любя друг друга. Я помню это, объятия и поцелуи обнажённых тел... и всю тогдашнюю любовь, тепло, уют. Артём взглянул на Аню. Она совсем притихла. Это и есть конец нашей истории? При этой мысли Артём вздрогнул.
  - Артём. - донёсся голос из зеркала. Артём поднялся и медленно подошёл к нему, чтобы получше разглядеть стеклянную поверхность, но видел лишь дым, как вдруг голос снова заговорил. - Нет, ты не сошёл с ума, ты протрезвел от лжи, которой тебя пичкали всю жизнь... - Артём резко отшагнул.
  - Кто ты и что тебе нужно?!
  - Я твоё отражение, а что до моих желаний... мне нужен мир во всём мире и защита, и ты можешь её обеспечить... внутри себя. Внутри твоей жизни, тела, дома, имени, работы и души. Прошу, только впусти меня... гарантирую, это лучшее предложение, которое ты когда-либо получал. - Артём рассмеялся.
  - Можешь смеяться и гоготать, но я-то прекрасно знаю, каким ненужным ты чувствуешь себя в своей жизни, а я могу помочь обрести цель и указать к ней путь. Или, могу подарить счастливую жизнь с твоей любимой... - Артём умолк и посмотрел на Аню.
  - Но я убил её... - сказал Артём и голос в зеркале хмыкнул.
  - А если скажу, что могу вернуть её... для тебя? - произнёс голос и Артём застыл. - если последуешь моему пути, не стану лукавить, он тернист, но разве счастье того не стоит?
  - Что я должен делать? - из клубящейся пелены дыма вырвалась рука, схватила Артёма и ударила лицом об зеркало. Он упал, но осколки не посыпались и никаких звуков не последовало, а когда поднялся, всё было в дыму и всё в комнате переместилось слева на право. Артём посмотрел в зеркало и увидел себя, лежащего на полу без сознания.
  - Я полагаю, это значит да? - спросил лысый карлик, он скалился и улыбался. Артём отпрянул, а карлик, посмеиваясь, указал рукой на Аню теперь уже по ту сторону зеркала. Артём не мог оторвать глаз от её мёртвого тела, словно завороженный.
  - Если ты согласен, скажи это вслух, я не намерен читать мысли! - закричал карлик.
  - Я согласен... - Артём обессилено рухнул на колени. - на всё. Только помоги моей жене...
  - Прекрасно! - злорадно процедил карлик, расплылся в реверансе и протянул ручонку. Артём ответил на рукопожатие, и карлик потянул его к себе, прижал лицом к зеркалу. - Ну смотри, ты сам попросил... - сказал он и притих, а там, по ту сторону зеркала, квадрат оранжевого света на полу вдруг ярко вспыхнул, начал переливаться и всё стало напоминать сон... тени вокруг будто ожили и заплясали в жутком хороводе. Вся темнота комнаты начала сгущаться над женой, окутывать и пропитывать её, заставляя мёртвое тело то вздрагивать, то растворяться в этом теневом марше. Но уже мгновение спустя, игры закончились и, казалось, ничего и не было. Только Анна восстала и снизошла к свету. В его оранжеве на бледном, обнажённом теле расползались тёмные сгустки вен. Глаза, чёрные и пустые нашли тело Артёма и вытащили из тьмы на свет, уложив на спину. В руках Анны блеснул окровавленный нож, когда она оседлала мужа и впила острие ему в грудь. Затем она начала делать это. Выводить ножом витиеватые, на первый взгляд бессмысленные символы, чем-то напоминающие древние руны... Артём видел, как сверкает лезвие, отбрасывая оранжевые отблески на его собственную плоть и как от движений ножа выступают алые капли и кровавые линии складываются в узоры... он морщился, вздрагивал и весь съёживался, чувствуя, как нож прорезает кожу... и кричал. Хоть здесь, в зазеркалье, раны не показывали себя, а только боль. Боль, которая его преследовала. В руках, икрах, бёдрах, спине, шее и лице. Казалось, плоть вот-вот развалится кусками... и ты всё никак не можешь выбраться из этой мёртвой хватки, так, порой, тебя хватает сама жизнь и ты оказываешься бессилен перед этой властной госпожой. Так и Артём не мог освободиться и смотрел на то, как собственная жена его обстругивает. Артём слабел и чах, в глазах всё расплывалось и от ужасов увиденного, крови и боли он проваливался в тайные, тёмные глубины подсознания, сквозь червоточину души во мрак своего отчаяния и утраты. В ту самую тьму, что расстилалась перед ним совсем недавно, в ней он услышал хныканье и тихий плач. Куда же ведёт эта кроличья нора? Лезвие воткнулось в сердце. Порой, они делают это, чтобы выпустить всю твою кровь и наполнить грязью, с её холодом и страхом... оставляя муть в глазах и ломоту в мышцах.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"