Аннотация: Молодой учитель-целинник сталкивается в омском отделении милиции со странными, пугающими событиями. Действие происходит в декабре 1956 году в СССР.
Лиловый платок
Мне снилось, что я лежу в сугробе и замерзаю. Было так нестерпимо холодно, что я обхватил плечи руками. В тот же миг все вокруг перевернулось и исчезло.
Кряхтя, я встал с пола, подобрал кепку и уселся на широкую лавку, прикрученную к стене камеры. Вот же угораздило заснуть и свалиться на пол. Нет, сидя будет еще холоднее. Я снова встал, натянул кепку поглубже на голову, немного помахал взад-вперед руками, давая понять, что почти протрезвел и совершенно контролирую себя, и начал шагать по камере. Я точно знал, что надо сосчитать количество шагов от стены до стены, но каждый раз отвлекался на какие-то посторонние мысли и сбивался со счета, выходило то девять шагов, то двенадцать. Потом мне пришло в голову, что надо обратить на себя внимание дежурного и объяснить ему, что попал я сюда совершенно случайно и, в общем-то, зазря. Просто Севастьяныч куда-то потерялся, а я в Омске никогда раньше не был и пошел его искать. Но в этих ваших сараях и снегах не то что Севастьяныча потеряешь, здесь сам сгинешь, и все, поминай как звали. Дорожки снегом засыпаны, кругом поленницы, заборы, люди куда-то все подевались, а темнеет-то моментом... Из какого барака мы с Севастьянычем вышли, ну как тут угадаешь. А стучать начнешь - ну что объяснишь: приехали из Булаево, за сальниками для тракторов, остановились у знакомого Севастьяныча, у Миши. Здесь пока этого Мишу найдешь, околеешь от холода.
От этих мыслей меня передернуло, и я вспомнил, что, собственно, мне нужен был дежурный. Подойдя к решетке, я начал рассматривать письменный стол у противоположной стены, тусклую лампочку, свисавшую над столом, несгораемый шкаф, маленькую печку-буржуйку с горкой поленьев, вешалку в углу комнаты. Справа и слева были закрытые двери. Дежурного нигде не было видно. Я нахмурился и подергал решетку, протянувшуюся от стены до стены. Вдруг скрипнула дверь, и в комнату вошел милиционер, на ходу поправлявший ремень. Вся моя решительность мигом испарилась, и я протянул что-то вроде "Ээм, эээ, аа". Милиционер уже сидел за столом. Он посмотрел на меня тяжелым внимательным взглядом. Через щеку и подбородок у него тянулся темный рубец. Покачав головой, милиционер включил настольную лампу, развернул газету и погрузился в чтение. Я отошел назад к скамье, сел съежившись, и обхватил голову руками.
"Что же теперь будет? Послали, значит, молодого учителя, целинника, вместе с водителем в Омск за запчастями. Не просто водителя послали, потому что просто водитель, ну, например, Севастьяныч, может на неделю в Омске пропасть у каких-нибудь знакомых, а потом вернуться с красными глазами и с перегаром. Да хуже того, еще и скажет, что водку у него отняли на посту, потому что, когда проверяли путевой лист, в путевом листе были сальники, заглушки и прочие детали для тракторов, а трех ящиков водки в путевом листе не было. Вот для того, чтобы было чем встретить новый, 1957 год, вместе с Севастьянычем и послали меня, молодого и ответственного учителя географии. Я же не просто так на целину поехал, а чтобы тут новая жизнь началась, тут ведь не только пахать и сеять надо, а еще и детей учить. Наших, новых советских детей в наших, новых поселках советского Северного Казахстана. А я, значит, с Севастьянычем-то и того... Ну, как получил Севастьяныч на базе все свои железки, как договорился, и вынесли нам из магазина водку... А даже и не только водку, еще и шампанское, помню, вынесли нам, крымское. У нас в Булаево и девушки есть, мы все, молодые комсомольцы-целинники, Новый год встречать будем... А с Севастьянычем мы только хотели Мишу отблагодарить, что переночевать пустил. Вот почему мы на улицу пошли, это уже не помню. Зря, зря пошли... Теперь же протокол напишут, в школе директор зачитает, как же перед всеми стыдно-то будет... А вдруг выгонят, и что, обратно в Истру возвращаться, к родителям? Меня же всему педучилищу в пример ставили, что среди лучших, самых достойных, на целину..."
- Да не ерзай ты, сколько уже можно...
Я чуть не свалился с лавки от неожиданности. В углу камеры, в полумраке, нахохлившись, сидел человек.
- Сядь и сиди, бегаешь тут... Эй, лейтенант, когда кормить-то будут?
- Когда надо, тогда и будут. Кормить вас... - Милиционер посмотрел куда-то в сторону. - Через полтора часа будут кормить. Я через час сменяюсь, придет Осинин и будут кормить. - Покачав головой, милиционер открыл печную дверцу, закинул несколько поленьев и снова взялся за газету.
- Эээ... А вы давно здесь? - Сказав это, я сразу понял всю нелепость своего вопроса.
Человек выпрямился и потянулся. В углу камеры сидел небритый мужик в серой телогрейке, армейской ушанке и черных ватных штанах. Краем глаза взглянув на меня, человек уставился на милиционера за столом.
- С полудня сижу.
Я довольно твердым шагом подскочил к неожиданному соседу и уселся рядом.
- Послушайте, а что теперь с нами будет?
Мужик снова оглядел меня, на этот раз внимательно и цепко. Теперь и я разглядел его: постарше меня, лет 27-30, лицо красивое, но одновременно какое-то равнодушное, вялое. Только глаза пытливо рассматривали меня.
- С нами не знаю что будет, а с тобой... Сначала протрезвеешь, потом чего-нибудь пожрать дадут, потом спать. Утром дежурный снимет протокол, проверят и отпустят. А, ну еще штраф заплатишь, но это из зарплаты уже. У тебя зарплата-то есть? - Мужик ухмыльнулся.
- Ну есть, конечно, я учитель. Ну, то есть сейчас денег нет, а так есть. То есть я в школе работаю, так что есть. - Я опять растерялся и запутался. - Я Слава Королев, то есть Вячеслав, мы из Булаево приехали, за запчастями. - Я протянул руку новому товарищу. Тот опустил голову и уставился на протянутую руку. Потом медленно крепко пожал.
- Ну привет, Слава, - будто лениво проговорил мой спутник. - А что за Булаево?
-Так это у нас тут, на целине, новый поселок. Ну то есть поселок и раньше был, но мы, молодые целинники... ну, в общем, там у нас совхоз. - Мне казалось, что я могу говорить очень четко и понятно, но опять выходила какая-то белиберда.
- Ну понятно, добрался до Омска и нажрался, молодой целинник. - Мужик кивнул, уставился в пол и сплюнул.
- Нет, ну что значит нажрался! Я не нажрался, я с Севастьянычем, ну то есть с нашим водителем... Ну то есть, конечно, мы выпили, но как сказать... Ну, в общем, он куда-то подевался...
- Ага, он подевался, а ты в ментовку пьяный попал, да? Ну жди теперь своего водителя. Сейчас проспится где-нибудь и как раз утром сюда заявится, тебя искать. Он тебя искать-то будет или как?
- Севастьяныч-то? Будет, конечно! Он вообще нормальный, он у нас в совхозе водителем...
- Понятно, понятно уже. - Мой собеседник отвернулся к стене. - Все понятно...
Разговор был окончен. Я снова встал и подошел к решетке.
- Товарищ милиционер, а можно как-то еще подтопить? Холодно очень. У вас тут дует откуда-то.
- Дров мало, не завезли. Сменный придет, еще из поленницы принесет. А дует - это у вас сверху окно щелявое.
Я обернулся и увидел под потолком окошко в одно стекло, забранное решеткой. Рама была не закрыта, а прихлопнута, так что в тонкую щелку виднелось ночное небо.
- А чего же у вас-то рама такая, все тепло уходит?
- Не у нас, а у вас, - обрезал меня милиционер. - У нас - он махнул рукой в сторону несгораемого шкафа и двери - щелей нет. А не нравится, так когда следующий раз попадешься, дадут тебе пятнадцать суток. Вот тогда ты все поправишь: и раму починишь, и стекло протрешь.
Я помотал головой, крыть было нечем.
- А вот шрам у вас, это от немцев? - Я все пытался продолжить разговор. Мне было стыдно за то, что я так напился, и хотелось с кем-нибудь поговорить. Да что там, мне хотелось кому-нибудь выговориться, пожаловаться на себя, пожаловаться на все на свете, на то, что все так глупо выходит. И сейчас выходит, и вообще в моей жизни всегда так глупо выходило и выходит.
- От венгров. А холодно тебе, потому что трезветь наконец начал. - Милиционер вздохнул и снова развернул газету.
Разговор был окончен. На меня опять никто не хотел обращать внимания.
Я подошел к мужику в телогрейке и неопределенно промычал, указывая на место рядом с ним. Мужик, не отрывая взгляда от пола, кивнул.
- А вы сами отсюда, омский? То есть омич, да? - Я внутренне поморщился, ожидая насмешки над моей ошибкой.
- Нет, я с Асбеста. Это Урал.
- Ааа, - протянул я. - Ну и как там, в Асбесте?
- Еще хуже, чем здесь, - мрачно сказал мужик.
Мы надолго замолчали.
Хлопнула входная дверь, и в комнату вошел высокий милиционер в шинели, с охапкою дров. Сидевший за столом поднялся, протянул руку и о чем-то тихо заговорил, покачивая головой в нашу сторону. Вошедший кивнул, повесил шинель и сел за стол. Лейтенант расписался в журнале, еще раз пожал руку сменщику и вышел.
Наступила тишина. Милиционер рассматривал нас. Не отрываясь, без всякого выражения, он пристально глядел на нас. Я не выдержал и отвел взгляд.
Я, наверное, задремал, потому что очнулся от резких, размеренных ударов железа о железо. Наш новый охранник стоял у решетки и размеренно бил ложкой по прутьям. Мы подошли и получили по тарелке горячего рыбного супа и по куску хлеба. Сев рядом, начали быстро есть. Милиционер вернулся за стол и продолжил пристально рассматривать нас. После горячего меня снова потянуло в сон.
Когда я проснулся, в помещении было темно, только на полу камеры тянулась полоска лунного света из окошка под потолком. Я повел затекшей спиной и понял, что спал, привалившись боком к моему соседу. Отодвинувшись, я взглянул на него и увидел, что он сидит с открытыми глазами и внимательно смотрит в дальний угол комнаты.
- Чего не спишь-то? - Я сразу почувствовал, что произнес глупость. Ну почему всегда одно и то же?
Сосед не шевельнулся, только еле слышно прошелестел:
- Нет, сейчас не заснуть.
Помолчал немного, а потом еле слышно, безостановочно, начал бормотать:
- Нет, ведь Новый год скоро, сейчас опять начнется. Скоро уж будет. Скоро будет, ага. Ну что, Петя, заходи уж.
Я отодвинулся подальше. Холод скамейки заставил поежиться.
Сосед обернулся на меня, взглянул и поднял взгляд выше. Я посмотрел наверх и увидел, что из окна под потолком вниз смотрит молодой парень, почти мальчишка, в вязаной лыжной шапочке с помпоном. Потеряв дар речи, я начал разглядывать темноту в надежде увидеть нашего охранника. Но дальняя часть комнаты была погружена во мрак, и ни письменного стола, ни милиционера - ничего не было видно. В следующее мгновение паренек сел рядом со мной. Чуть склонившись вперед, он смотрел мимо меня, на моего сокамерника.
- Ну как?
- Да все так же. - Мужик в углу говорил тихо и равнодушно, чуть шевеля губами.
- Чего было?
- В леспромхозе был, там всем наплевать.
- Ну да, там наплевать. Только план давай, а кто, чего... Ну а жизнь как?
Мужик только скривился.
- А у меня вот все чешется. - Парень повел плечами.
- Что, до сих пор чувствуешь?
- Да, под лопаткой. - Парень улыбнулся. - А то ты не знаешь, где.
- Да потому что достали. И пацаны достали, и ты достал. И шапка твоя достала.
- Ну да, ну да. И платок еще, скажи, тебя достал.
Мужик в углу чуть слышно скрипнул зубами и отвернулся.
-Ага. - Паренек тихонько пропел на мотив эстрадной песенки: - У нас не станешь человеком, пам-пам-пам, пока не встретишь смерть.
- Да пошел ты.
- Да я иду, иду. И всякий раз ты.
- Вот ведь... - Мужик выругался. - И каждый раз в это же время.
- Ну да. - Мальчишка зло осклабился. - Каждый раз. А ты как хотел...
Повисла тишина.
- Да никак я не хотел. Что же ты каждый раз... Целый год думаю, как ты снова... - Мой сосед невидящими глазами смотрел в темный угол камеры. - Как же тошно знать, что опять появишься. Летом люди жизни радуются, а я знаю - через полгода. Ноябрьские пришли - полтора месяца. Все Новый год ждут - я тебя.
- Ли-ло-вый. - Парень нараспев повторил: - Ли-ло-вый. Слово красивое, да? Как елочная игрушка, блестящее такое.
- Подавись ты своим платком! Уж и дарил его, и выбрасывал, и жег...
Парень ухмыльнулся и покачал головой:
- А в камеру ты сюда специально попал? Думал, я...
Мужик резко оборвал его:
- Ничего я не думал. Попал и попал, твое какое дело.
- А, конечно, конечно.
Мне казалось, что я схожу с ума. Эти двое говорили между собой, будто меня здесь не было, будто я был прозрачен. Я хотел крикнуть "Пожалуйста, перестаньте, мне страшно!", но не мог промолвить ни слова. Все тело будто оцепенело, меня трясло от холода. Освещенная лунным светом камера, двое перебрасываются тихими словами, впереди решетка и чернильная тьма. Вдруг мои глаза стали закрываться, и я начал заваливаться вниз, на пол. Последнее, что я увидел, - возникший за решеткой силуэт милиционера Осинина. Его лицо почему-то было зеленого цвета. Я потерял сознание.
Первое, что я услышал, был громкий голос Севастьяныча:
- Ну нашел, наконец-то нашел. Уж все оббегал, думал, упал где и замерз. А он тут у вас сидит. А чего здесь так холодно, не топите, что ли?
- Севастьяныч, родной, тут я! - Мне хотелось плакать от счастья.
- Сейчас оформлю бумаги и выпущу. Проверили, чист ваш Королев. А вы пока посидите в углу, не отвлекайте. И не шумите тут...
Комната была освещена светом, лившимся из окна. Какой-то новый милиционер что-то писал, поминутно макая перо в чернильницу. Покачиваясь от пережитого, я подошел к решетке и помахал Севастьянычу. Красноглазый, небритый, он широко улыбнулся мне щербатым ртом.
- А я вот, понимаешь, сюда попал. - Я махнул рукой и обернулся к скамье.
В углу, на полу, прикрытое покрывалом, лежало тело. Высовывались ноги в черных ватных штанах и рука, сжатая в кулак. Кулак сжимал платок.