"Ребят всех в армию забрали, хулиганов. Пришла и очередь моя. Ать, два..." В таком вот духе восприняли мы объявление о предстоящих военных сборах. Мужской части студентов Киевского государственного университета ордена Ленина имени Т.Г.Шевченко, после окончания четвертого курса наконец-то напомнили о существенной разнице с женской половиной - обязанность служить в армии. Вот тебе и эмансипация наоборот. Мало того, что по субботам девушки гуляли, в то время как мы в поте лица грызли военные дисциплины - проходили подготовку как лучше убивать противника или убегать от него. Убегать, то есть по-военному - отступать, нас тоже учили наши "черные полковники". Стратегию Великой отечественной войны нам преподавал самый главный "черный полковник", товарищ Сивовол. " Убегать тоже надо уметь,- проникновенно убеждал нас полковник, - Целые армии попадали в котлы и истреблялись только потому, что не сумели своевременно и организованно отойти на заранее подготовленные позиции. А вот немцы отступали, в основном, четко и организованно. По всем правилам сокращали свои фронты вплоть до Берлина". "Правда, это им не помогло": с какой-то печалью обычно заканчивал Сивовол.
"Черными полковниками" мы называли своих преподавателей военной кафедры не за то, что они были такими уж плохими, а просто потому, что как раз в этот период в Греции произошёл военный переворот, который совершили "черные полковники". Таким образом, мы и наших профессоров перекрасили в черный цвет.
В общем-то, армия не страшила - я там уже "оттрубил" три года между окончанием средней школы и поступлением в университет. Беспокоила необходимость снова покоряться иногда бессмысленной воинской дисциплине недалеких командиров. Я проходил воинскую службу на южном краю советской земли, в далёком Баку. Там, спрятавшись под скалами Кара-Чухура, мы подслушивали авиацию потенциального противника. Мой радиопост "обслуживал" американские шпионские самолеты. Жара, чересчур горячий борщ и бессонные ночи боевых дежурств - вот мои самые яркие воспоминания "Бакинской ссылки".
Впрочем, это, мягко говоря - брехня. А как можно забыть прогулки вдоль побережья серого Каспийского моря, Девичью башню, самоуверенного "азера" на балконе белого дворца посредине виноградников, ночные налеты на гранатовые деревья, первую попытку курения "травки", (и, слава Богу, последнюю), драки со "стариками", верных, и порою не совсем верных друзей, караулы, пьянки, апшеронские пронзительные ветра, колючку ограды первой отдельной роты, старшину Олефира и старшего лейтенанта Дробота, химическую палатку с ядовитыми газами, карабин СКС, горячий чай со сгущенкой в санчасти, и многое-многое другое. Ну, а главное ты не забыл бывший рядовой Владимир? Твою первую женщину, первую учительницу первого класса мужской жизни.
Этот первый класс ты должен бы был пройти раньше, еще дома, но "остался на второй год", не сдал экзамены на смелость. Были объятия, смелые поцелуи, но дальше почему-то не складывалось. И тебе писали письма в армию хорошие красивые девушки, которых ты должен бы был зацепить, увлечь, искусить. Но... Ребята рассказывали про свои победы, а ты притворялся, что тебя это не интересует потому, что там, в твоей прошлой гражданской жизни, девушки лежат штабелями и стонут от полученного удовольствия. Фу, противно так даже думать, тем более что ты никогда не любил рассказывать про свои отношения с девушками, ни до, ни после. Всю свою жизнь (а, сколько той жизни - неполных двадцать пять лет) ты был слишком требовательным и чересчур брезгливым, чтобы кидаться на легкодоступных "девушек".
Однако в тот раз тебя зацепило. И пропал сон, пропал интерес к новым книгам, к встречам с друзьями за бутылкой, к вечным поискам смысла жизни. Это сумасшествие влюблённости потом захватывало его еще не раз, но тогда это было впервые. Игорь, насмешливый твой друг, предупреждал тебя про вероятнейший "залёт": "С твоей удачей и характером ты точно попадешь в какую-нибудь беду. Нужно быть спокойнее и держаться меня. Ты же знаешь мой богатый опыт в этих делах. Подожди пару дней. После моего дежурства, твоего дежурства, как раз будет в самый раз сходить вдвоём к Гале и Маринке".
Да, определенный опыт у него был. Это сразу становилось заметно по его поведению с девчатами - самоуверенному и смелому. А сам Игорь на первый взгляд такой незаметный, скромный, низенький, кругленький, с неизменной усмешечкой. Мы с ним сблизились и подружились, как это не странно, на интересе к общей нашей военной специальности. Смешно, что можно "западать" не только за девушками, но и за радиоэфиром. Игорь, недоучившийся студент львовского института, знаток английского языка, аж горел от увлечения, подслушивая в эфире наших потенциальных противников - американцев и англичан. За что его погнали из института, не рассказывал, особенной грусти от этого не выражал.
Так что пошел ты на свидание с Марийкой без своего опытного друга, сам. Пролез в дырку в ограде и чухнул темными улочками малого приселка большого Баку, небезопасного не только для славян, но даже для своих, "азеров". Но тебе было все равно - пусть смотрят на твою серую шинель, на грубые кирзовые сапоги и блестящую пряжку ремня с вытесненной звездой. Пусть таращатся! А темные силуэты местной шпаны молча проскальзывали рядом и почему-то не "клеились", как обычно, к "русскому солдату".
Марийка и Галя квартировали у вдовы офицера, который погиб много лет назад, сразу после войны, а жена осталась одна, без детей, в чудесном беленьком домике, огороженном высокими белыми стенами за которыми летом наливались гранаты и яблоки.
Нам с Игорем сразу же бросились в глаза эти весёлые стройные девчата, как только они появились около телетайпных аппаратов нашего подземного наблюдательного центра. Во время ночного дежурства мы быстренько перезнакомились и узнали, что девушки родом из городка Стрый Львовской области, закончили там среднюю школу и завербовались в армию на два года через львовский военкомат. Приехали в нашу часть потому, что им предложили неплохие деньги и спокойную работу. Всё было бы хорошо, но " очень тяжело общаться с местным населением и поэтому, наверное, будем просить перевести нас в другое место".
Игорь свой выбор остановил на Гале. Она показалась ему более красивой, чем её подруга, а, главное, более шутливой, весёлой. "Хохлушкой-хохотушкой", что он ценил больше всего. Тебе само собой осталась Марийка, хотя поначалу тоже больше нравилась Галя. Но, как философски заметил Игорь: "Не будет Галя - будет другая". Но потом Игорь пожалел, что не выбрал Марийку, потому, что она оказалась намного женственнее, нежнее, умнее и... симпатичнее. Но было поздно. - Ты влюбился в Марийку по-настоящему и, кажется, Марийке ты тоже понравился.
Ох, эти вечерние визиты, тары бары до ночи, объятия и сладкие поцелуи. Через месяц Игорь уже оставался у Гали после дружеских застольных посиделок с шутками, хохотом, украинскими песнями и удушающими танцами. После он догонял нас с Марийкой совсем близко от колючей ограды нашей роты - запыхавшийся и как всегда усмешливый. Интимные подробности меня не интересовали, а он тоже не любил про это рассказывать. Сообщил только, что "Галя опытная в любви, но я почему-то убеждён, что Марийка ей в этом не уступает". Тебе такие откровения не очень понравились и в дальнейшем вы с Игорем эту тему обходили. Правда, Игорь как бы ненароком, как "человек с определенным опытом" искренне мне посоветовал "поспешить с Марийкой". - "Не дай Бог, ваши отношения перерастут в дружеские. Тогда не сможешь такую ягодку сорвать".
Внутренне я с ним полностью соглашался потому, что, действительно, до того все мои приключения с девчатами затягивались и перерастали в дружескую форму. И ставало как-то неудобно после искренних чисто дружеских разговоров, например, положить руки на её бёдра или погладить кругленькую попку.
В тот незабываемый вечер ты не планировал какие-то конкретные шаги, но... подсознательно готов был идти "до победы". В домике за высокой белой оградой было как всегда удивительно комфортно и весело. Мы втроём сидели за круглым шатким столом, на котором было в три этажа наложены разнообразнейшие аппетитные блюда, в том числе неизменная картошка, сало с Галычины и мои любимые вареники с вишней. /"Ой, пид вишнею, пид черешнею стояв козак з молодою, як из ягидкою"/. А ещё был графинчик с наливочкой, тоже, кажется, вишнёвой. Ты беспрерывно рассказывал анекдоты и "настоящие" истории из армейской жизни. Девчата дружно хохотали, пружинисто колыхая грудями, соблазнительно обозначенными под нежным шёлком праздничных блузок. Они всегда одевались достаточно пристойно. Видно, что гардероб был немаленький. Ты радовался, что нет Игоря, который будто бы не нарочно, но этого не менее уверенно, отпихивал тебя на второй план.
Вечер шел как по маслу. Спешить было ни к чему - в любом случае ты уверенно успевал на час ночи - начало ночной смены боевого дежурства. Поставили пластинку c оркестром Поля Мариотта (у вдовы было неплохое собрание современной музыки) и мы с Марийкой закружили между столом и старой видавшей виды кушеткой около окна. Галя сначала сидела в кресле, а потом вышла, плотно закрыв двери и оставив из освещения только угловую лампу с розовым абажуром. Твое сердце колотилось так, что, казалось, забивало музыку, и ты все сильнее прижимал к себе разомлелую Марийку, ощущая сквозь тоненький шёлк тепло её девичьих грудей. Марийка подняла голову и с закрытыми глазами прижала твою голову к своей. Наши губы привычно нашли друг друга. Поцелуй с привкусом вишни продолжался пока не закончился воздух и был совсем не похож на наши обычные "гламурные" поцелуи. Ты с сожалением оторвался от её губ и поневоле твой взгляд опустился в разрез блузки, где близко и доступно сверкали белым мрамором холмики марийкиных грудей. Пластинка закончилась и только шуршала иголка по кружащемуся гладкому диску.
Медленно и осторожно ты расстёгивал пуговички на её блузке, оголяя узкие девичьи плечи с бретельками бюстгальтера. Скинул одну нитку бретельки, другую - и на тебя просто в глаза наивно и доверчиво глянули светло-коричневые гвоздики сосков будто мраморных выпуклых грудей. Расстёгнутая юбка упала на пол, и ты ошеломленно уставясь на звездочки темных сосков, опустил руки ниже Марийкиной талии и, зацепив большими пальцами резинку трусиков, плавно потянул их вниз. Но твои дрожащие ладони продолжали ощущать на ягодицах девушки скользкую материю пояса для чулок и ты начал нервно расстёгивать эти очередные пуговицы. Марийка неожиданно колыхнула своими широкими бёдрами и чужым голосом выдохнула: "Зачем ты с ними возишься. Они не мешают".
И тогда ты ухватил её за упругий задок дрожащими руками и, наконец, стал настоящим мужчиной, так просто, посередине комнаты, между кушеткой и шатким столиком. Всё поплыло перед глазами и вмиг закончилось. Ты отпустил Марийку, и она сползла на коврик, присоединившись к своей блузке и юбке.
"Это что - всё? - иронично протянула раздраженная голая дивчина и как кобра прошипела, - " Ты что, в первый раз?" " Да нет, - соврал ты, - просто заждался, извини". Тогда она снисходительно и весело рассмеялась, как маленькие колокольчики зазвенели, и, ухватив тебя за руки, толкнула на кушетку, сваливаясь сверху. От умелых прикосновений голенькой и свеженькой девушки твой "боец" быстро пришёл в боевую готовность, и мы продолжили твоё "обучение".
На этот раз ты уже был сдержаннее и с неимоверным наслаждением почувствовал под собой нежное цветущее тело молодой женщины, её пылкие стоны закончившиеся придушенными вскриками. Так что первый урок был сдан на "хорошо" и соблазнительная молодая учительница снова легко заставила своего ученика повторить задание, чтобы изучить новые нюансы. К сожалению, время пролетело слишком быстро, и на этом они и закончили после стука в дверь заспанной Гали.
Ты помнишь чудесное облегчение и зверский аппетит, который охватил тебя в конце этого замечательного осеннего вечера? Вы втроем быстренько опустошили недоеденные блюда. Ты хватанул остатки сладенькой, но крепкой наливки, и попытался уйти из этого приветливого чистого домика в одиночестве, чтобы немного опомниться от произошедшего и самому всё обдумать. Но как же можно отпустить любимого глупой тёмной ночью одного? Марийка смотрела на тебя такими влюблёнными глазами, что снова начинало кружиться в голове и теплеть внизу живота.
Бакинская темнота не для прогулок одинокой женщины - поэтому Галя должна была сопровождать Марийку. В итоге, мы вышли втроём. - Ты, свежеиспеченный Казанова, в шинели и грубых кирзовых сапогах, и по обе стороны от тебя - красивые молодые женщины, одна из которых только что стала твоей любовницей. Для усиления этого неповторимого момента ты обнял обеих девчонок за талии, а они прижались к тебе в поисках тепла и защиты в этой чужой и враждебной стране. И тебе, не смотря на пронизывающий Бакинский ветер, было спокойно и радостно.
Ты начал было напевать шуточную "Катерину", но девчата зашикали: "Тише, Володя. Здесь тебе не Галычина или Подолье - "азеры не поймут". Тогда ты нарочито трагическим шепотом начал декламировать каневского волшебника:
И вырис я на чужини,
И сывию в чужому краи:
Та одынокому мэни
Здаеться кращого нэмае
Ничого в бога, як Днипро
Та наша славная краина...
Аж бачу там тилькы добро,
Дэ нас нэма...
"А что-нибудь веселее не можешь вспомнить?"- застонала моя Марийка. - "Ну, где же ты, дорогая моя Марийка, видела у Шевченко весёлые стихи?" Поэтому ты переключился на "коломийки":
Ой ишов я од Марийки тэмнэнькои нички
Та як упав я у крапыву, чуть нэ вмэр бэз свичкы.
Як ишов я через сэло, курка мэнэ вздрила,
Як-бы нэ та паличонька, було б мэнэ зъила.
Ох, недаром говорят, что жизнь быстротечна, а счастье длится не больше мгновения. Та и эта история из мелодрамы моментально перешла в трагифарс. За твоим "концертом" вы и не заметили, как вас обогнал большой военный "газончик". А вот вас намного лучше рассмотрели даже в темноте кара-чухурского посёлка. Да и как было не заметить странную "святую троицу" - мужчину в солдатской шинели рядом со стройными, стильно и богато наряженными молодыми барышнями? Да и шли вы посередине улицы. Как поют в российских лагерях: "Недолго музыка играла...". Ещё короче: не буди лиха пока оно тихо.
А нашим лихом, которое мы на себя накликали, был сам командир нашей части, который на дежурной машине очень некстати ехал из полка в нашу отдельную первую роту, на проверку. Дядька он был, вообще, как говорили, не злой. Но "хвали сено в стогу, а барина в гробу". Услышав его властный, командирский, голос ты мгновенно упал с небес на грешную землю: "Товарищ солдат! Идите ко мне!"
Ну да, как бы не так - "ко мне", не дождётесь! Ох, и рванул же ты в своих кирзовых "гамнодавах" - как заяц от охотника, не разбирая дороги, разбрызгивая грязь и насмерть пугая одиноких прохожих. Умело оборудованную дырку в ограде ты пролетел ласточкой, в форточку туалета прошмыгнул как сокол в штопоре и, наконец, спрятался под одеяло своей родной кровати, укрывшись с головой в простынь, как страус в песок.
Но всё напрасно! Буквально через минуту включили свет, и оказалось, что ты лежишь в постели один-единственный на всю громадную казарму. А все остальные: друзья, недруги, земляки, "салаги" и "старики" - вся первая рота - выстроились в коридоре и ждут тебя. Всё-таки командир вычислил, откуда ты взялся и приехал по твою счастливо-несчастливую душу немного раньше, чем ты прибежал. Через некоторое время, но не той ночью, ты хохотал вместе с друзьями над этим приключением. Ну а тогда немного погодя тебя уже везли на "губу" и действительно не злой командир части по дороге отчитывал тебя за "есенинщину".
Ну а когда ты вышел из "губы", то уже знал, что девчата уехали в другую часть - как раз во время ранее они попросили о переводе. Твоя первая женщина, Марийка, тебе ничего не написала - или встретила другого, или были другие непреодолимые обстоятельства. Кто знает!? После армии возникли мысли поискать её в Стрыю, да где там искать иголку в стогу сена. Адреса Марийки он не знал, какую она окончила школу - не знал, ничего про неё он практически не знал.
Такие вот уже пятилетней давности воспоминания возникли у Владимира при объявлении об заурядных военных сборах на заурядной военной кафедре Киевского ордена Ленина государственного университета имени Т.Г.Шевченко. И ещё почему-то промелькнула мимолетная и чёрная мыслишка, что так просто эти сборы не пройдут, что непременно случиться на них что-то трагическое и фатальное. Но Владимир сразу же прогнал от себя эту крамольную мысль. - Ну что может случиться на каких-то там военных учебных сборах?
2.Батуринские перебежки.
Кругом буйствовало зелёное лето. Всё было зелёным: трава, деревья, палатки, маскировочные сетки, мундиры пузатых "чёрных полковников" и подтянутых бравых офицеров учебного центра. Светло-зелёными были брюки, гимнастёрки и пилотки, большими кучами лежащие перед университетскими вояками. В лесу было вроде бы и не совсем лето - довольно прохладно. Поддувал небольшой ветерок и шумели листьями тесно толпящиеся деревья. Как для цыганского табора здесь было относительно тихо, а для учебной аудитории слишком шумно.
Ребята-студенты ещё не привыкли к новым условиям и многие из них почему-то разговаривали шёпотом, будто бы прислушиваясь к окружающей природе. Все сборы были впереди, и мало кто из новобранцев этому радовался. Хотя жажда новых приключений, конечно, присуща "молодым и рьяным", но, вдоволь пообщавшись с "преподами" на военной кафедре, все понимали, что приключения будут не из легких. Я так уже заранее тосковал от злой необходимости снова углубиться в армейские будни, быть всегда в строю, в большой куче с другими. И с чего бы это у меня такая щепетильность? В моей родословной панами уж точно не пахло. Наоборот, отец был кадровым военным и всю жизнь ходил будто бы в строю - собранно и дисциплинированно. Вообще, ходил мой папа как надо и там, где надо. Да и я весь период после окончания средней школы практически проживал в толпе и отдельных хором не имел. Сначала армия, потом студенческое общежитие - это как муравейник. Никогда наедине не оставят. И, наверное, поэтому всю свою недолгую "взрослую" жизнь я мечтал и сейчас мечтаю отыскать такое место, где бы никто не смог разбудить, зацепить, внезапно перебить мысли, оторвать от любимой книжки или девушки, прервать работу, развлечение, досуг, наконец, просто тишину. Как это иногда тяжело быть на вечном вокзале, "на ветру", на людях, под прицелом разных взглядов: любопытных, дружеских, ненавидящих, зорких, любящих, злых, весёлых, добрых, надменных.... Часто хочется сказать: "Ну, чего ты на меня вылупился, скотина? В глаз хочешь?" Но, к сожалению, всем такое не скажешь. Во-первых, не все это заслуживают. Во-вторых - их много, а ты один. В-третьих - ответ можешь получить адекватный.
Но к чему сейчас глубокая философия на мелком месте. Перед нами стоит простейшая задача - одеться в эту воинскую форму солдат Советской армии средней полосы. На юге, где я проходил срочную службу, мы носили немного иное обмундирование. Например, вместо пилотки - воинскую панаму. Как для меня, так панама удобнее, а в целом какая разница, что носить. Хорошо, что форму нам привезли новую и, что совсем уж удивительно, подходящих размеров. Главное для солдата это не гимнастёрка и брюки. Главное - правильно подобрать сапоги, Чтобы ноги не натереть. Сколько у меня было в той армии проблем с сапогами, а портянки я до сих пор не очень умело наматываю. Вот стоит посмотреть, как бывший сержант, а сейчас гидрогеолог Вася, заправляет портянку - как куколку. Так нас и учил наш старшина учебной роты Олефир, чтобы нога было в портянке как куколка. Впрочем, мы, геологи, какие не какие, а всё-таки специалисты по ношению обуви. Это же наша работа - ходить пешком по горам, по долинам, по овражкам, по камешкам и травке, по воде и болоту... везде. Как мы сами над собой подсмеиваемся: "У геолога голова должна быть маленькой, чтобы не мёрзла, а ноги большими, чтобы успевать вовремя возвращаться домой". Вот филологи, историки, юристы и другие гуманитарии больше привыкли к кабинетному существованию. Хотя это в какой-то мере только усреднение. На самом деле среди гуманитариев много умелых пешеходов, героев-альпинистов и просто любителей близких и далеких путешествий.
Но этот парень вряд ли относится к бывалым туристам, тот, что уже, наверное, в десятый раз пробует всунуть запакованную в неуклюжий кулёк ногу в свой сапог. Нужно ему показать как "куколку" закручивать - вот так и вот так.
- Да что там благодарить. Мы же свои, студенты-новобранцы, вместе будем бороться с дикой природой и дикими полковниками. А ты с какого факультета?
- С филологического. Романо-германская группа.
- Я так и думал.
- Это потому, что я не умею твою "куколку" заворачивать?
- Не только. Ещё у тебя в воинской форме не очень воинский вид. И ещё книжка какая-то из кармана выглядывает, не по уставу.
- А это у меня "Кобзарь" Шевченко. Случайно в своём пиджаке оставил. Теперь не знаю, куда его подевать.
- Так если не знаешь - то я тебе могу помочь. Мне как раз необходимо уравновесить армейские конкретные учебные будни чем-то более абстрактным, не от мира сего.
- Ну, тогда ты не ту литературу желаешь читать, мой друг. Шевченко - это реальный и очень грустный мир. Только этот мир частично в прошлом.
- Ты прав, но лучше плакать с великим плаксой, чем хохотать с нашими оптимистичными командирами. Знаешь такую поговорку: "Пустая бочка громче на стук, чем полная"?
Таким образом, мы и поболтали с эти филологом, которого звали просто Николаем, а под конец он таки сдался - отдал мне "Кобзаря" во временное пользование до конца сборов. Я отошёл со своим кладом, и пока студенты учились, как одеваться и обуваться открыл страницу наудачу. И сразу же попал, что называется в точку:
"Як бы с кем систы хлиба зъисты,
Промовыть слово, то воно б,
Хоч и як-нэбудь на сим свити,
А всэ б такы якось жилось".
Послушавшись Тараса, я пошёл к своим ребятам - общаться. Но нашёл я их не сразу. Час назад все были такие разные - разноцветные личности, а за мгновение оказались такими одинаковыми зелёными "москаликами" в непонятных пилотках. Издали сразу и не узнаешь, где Сергей, а где Андрей. Ну, а вблизи всё же те самые "морды", что и были - студенческие и весёлые. А точно, чего переживать? Армия это как в поезде ехать - спишь, гуляешь, книги читаешь, а вагончик всё едет себе и едет.
А вот, наконец-то, команда: "Становись!" Это мы умеем - выполнять команды. Разделяют нас поротно, повзводно и по отделениям. Списки оглашает наш главный куратор - полковник Сивовол, хитрющий, но недалёкий тип. Смотрите-ка, тоже переоделся в полевую форму зелёного цвета, но для нас так и остался "чёрным полковником". Ясное дело, что в командиры даже отделения он меня не назначил - давно уже почувствовал, что я из другого песочника. Командиром нашего отделения стал Борис. Ну, этот целиком оправдывает известную москальскую поговорку: "Хохол без лычки, что справка без печати". Что ж - будем слушаться Борю, тем более что он человек в целом неплохой и разумный - знает с кем, где и как себя вести.
Снова армейская пища - всё гарячее, но на пленере очень даже вкусно. После срочной службы у меня были проблемы с желудком. Что-то там дёргало после приёма пищи. Но, если не обращать на боль внимание, то постепенно желудок успокаивался. Дома после армии на протяжении около трёх месяцев я объедался, как дикий зверь. Мама специально для меня покупала много мяса у воришек из местного мясокомбината. Хорошо, что я тогда не знал, как они проносили это мясо через проходную, а то бы потерял аппетит. Эти изобретательные "несуны" обворачивали порезанное тонкими слоями мясо как бандаж вокруг голого тела, Ну, если хорошо подумать, то какая разница в каком виде это мясо? В любом случае это коровы, или овцы, или, изредка, несчастные лошадки, которых убили, чтобы съесть. Человек - это самый страшный хищник среди самых лютых хищников. Можно в бою, как, например, у Лермонтова в "Мцыри", победить с колом в руке, а потом иметь моральное право даже просто выпить кровь этого животного. Это будет хищно, жестоко, но по-своему справедливо. А можно стоять с дубиной и тюкать беззащитную бедную скотину по голове, как на мясокомбинате или электрическим током - невелика разница. Вот уж действительно надругательство над природой! А что сделаешь? Кушать надо. Доказано. Что вегетарианство в детстве очень вредно - ребёнок не получает необходимых компонентов для своего развития. И всё же, люди добрые, зрелище поля засеянного костями животных, которое я видел около нашего мясокомбината - это ужас. А над костями кружат стаи чёрных ворон - как над Куликовым полем. Да, это, конечно, дикость и средневековье так загаживать окружающую среду, уничтожать природу. Но всё же дело главным образом не в этом. Пусть мы даже "цивилизованно", применяя современную технику, умертвим животное, а потом всё аккуратно спрячем, как говорят - утилизируем, всё равно суть остаётся - убийство. Помню, какое гнетущее впечатление оказала на меня лента кинофильма, где показывали современную птицефабрику - этот конвейер, в начале которого бегает масса живых кур, а в конце - цепи тушек этих самых кур, подвешенных на крючья. И что поразило - для кур- бройлеров вся жизнь проходит за сорок суток - от цыплёнка до тушки на крючке. Даже свет не выключают ни на миг, чтобы птица скорее вырастала. Настоящий триллер!
Но ужас ужасом, а кушать хочется. Пока я там размышлял, построили мы с ребятами вместе себе временное полевое жильё - палаточку на отделение. Как специалисты таборной жизни (не кто-нибудь, а геологи!) мы всё сделали по науке: натянули, как следует, застраховали надежными колышками, обкопали ровиками от дождя. В это же время наши университетские коллеги из желтого дома - филологи, историки, юристы и другие гуманитарии - ходили в основном кругами над штабелями палаток и составляли конспективные планы по их раскладыванию. Пришлось и им помочь, так что до вечера наш палаточный городок стоял ровными рядками с необходимыми табличками и графиками дежурств.
Близилось время ужина, но у нас были совсем другие планы. С первого курса нас было четверо, друзей-студентов. Сплотилась наша четверка, как это ни странно, вокруг меня. Конечно, понимал этот факт тяготения вокруг моей скромной персоны только я сам. Остальные были для этого слишком заумными. Так частенько бывает, когда незаурядные личности не могут сойтись друг с другом без посредников, такого себе обычного человека, главный талант которого состоит в том, чтобы создать коллектив и заставить ярых индивидуалистов терпеть друг друга. Потому, что талантливому человеку необходимы слушатели, аудитория поддержки, поклонники таланта и поклонники способностей. Ну, скажем, Сергей умеет играть на гитаре и знает замечательные песни Галича и Андрей тоже неплохо играет на той же гитаре и имеет свой репертуар из Есенина, Гумилёва, Звездинского, а Виктор им обоим ничем не уступает, а кроме этого ещё и хороший спортсмен. Что делать с такой публикой? Ясное дело, что тогда в идеальном варианте каждый имел бы свой кружок и был бы в нём беспрекословным лидером. Кто притянул бы больше девушек, а кто юношей - это уже вопрос случая. А тут появляюсь я, который чистосердечно радуется и восхищается, выслушивая их по очереди и всех вместе. Тут ключевым является слово "чистосердечно". Возможно один раз раскрыть рот и прикинуться супервнимательным , а во второй раз это уже будет выглядеть фальшиво и любой отличит настоящее золото чувств от подделки, если, конечно, он не идиот и не самовлюблённый нарцисс, но с последними я не дружу.
Вот так укреплялась и сплачивалась наша четвёрка. В результате я теперь имею возможность отдыхать в кругу нормальных персонажей, а мои талантливые друзья могут обогащаться один от другого. Одно дело блистать на сером фоне серых людей, а другое - среди ребят своего уровня. Не загадываю, как оно будет после окончания бурсы, а пока что мы находим общий язык. Правда, этот "общий язык" неоднократно доводил нас до рискованных приключений и если бы не элементарное везение, то возможно не все бы дошли до четвёртого курса. Я имею в виду, прежде всего самого себя.
Ну, вот и сейчас моих гениев потянуло на подвиги. У Андрея на Слобожанщине рядом с Батуриным живут какие-то далёкие родственники, седьмая вода на пятом киселе. А почему бы не пойти посмотреть, как при нашей современности живут-поживают в местах бывшей казацкой славы?
И вот мы за час до ужина один за одним исчезаем в зелёной чаще. Все согласились, что сегодня уже вряд ли нас будут искать, так поужинаем у Андреевых родственников. Похохотали над тем как искали друг друга, и побрели через леса и болота за Андреем - он дорогу будто бы знает, Сусанин со стажем.
А неплохая у "мельника" хата, как у "заможного" казака - кулацкая. Хорошо, что его самого в доме сейчас нет. Как раз вчера поехали они с женой в Киев на выставку передовых достижений народного хозяйства, по нашему - "выпердос". Выяснилось, что Андреевы родственники не простые люди, а знаменитые специалисты в отрасли виноградарства на севере Украины. Оказывается, что лет двадцать как "хозяин" привёз из Закарпатья несколько сортов винограда и начал их закалять - приучать к здешнему климату. Понемногу занимался селекцией и в результате получил виноград, который мог давать сравнительно неплохие урожаи при аномально низких для него температурах. Так что пришлось нам выдержать лекцию про историю развития виноградарства на Украине, а потом экскурсию по так называемых "лугашах" с которых уже свисали зелёные гроздья винограда. К сожалению виноград был ещё несъедобный ( июль даже для этого рекордсмена слишком рано для созревания), и поэтому мы больше смотрели не на гроздья, а на экскурсоводов. А там было на что засматриваться. Оксана выглядела как зачарованная Мавка, даром, что такая же зелёная - девчонка лет шестнадцати. Но всё уже было при ней: небольшие, но хорошо очерченные холмики грудей, по-женски округлые плечи, сформированные бёдра. Её фигура в мини-юбке напоминала скрипку, на которой хотелось сыграть. Очередная пошлость, но что делать мужчине, разглядывая чудесную молодую женщину - молиться, глотать слюну, или шептать про себя разные нескромные эпитеты? Я выбрал четвёртое - подошёл к ней и сказал, что она замечательная девушка, и я рад с ней познакомиться. Ну, это, конечно, было сказано не сразу, а когда мы наугощались разными сортами вин из подвала её папочки.
Конечно не только поэтому, но мы чувствовали себя удивительно весело и по-летнему беззаботно. Полная луна освещала спокойные тёмные серебристые воды небольшого озерка, к которому мы пришли после ужина под вишнями казацкой усадьбы. Как тут не вспомнить Тараса:
"Садок вишневый коло хаты,
Хрущи над вишнями гудуть,
Плугатари з плугамы йдуть,
Спивають идучи дивчата,
А матери вечерять ждуть".
Эх, умели классики раскрывать душу!
А Оксане вдруг захотелось искупаться в загадочной темноте озерка. Они с сестрой Наташей зашли за кустики и за мгновение уже плыли неясно белеющими русалками по серебряной лунной дорожке. Пока я раздумывал, что делать, что-то большое и белое промелькнуло рядом и ласточкой нырнуло с обрыва - только плеск пошёл. За секунду голова Андрея снова появилась на поверхности: "Ребята, снимайте штаны. Вода такая чудесная, тёплая!" Мы так и сделали. Вода действительно была тёплой и какой-то тяжёлой. Она важно хлюпала об глиняный бережок и медленно откатывалась обратно к лунной дорожке. Закроешь глаза и, кажется, что это морские волны стукаются об розовые скалы Сердоликой бухты крымского Кара-Дага.
Но это был, к сожалению, пик нашего вечера. У меня не очень богатый опыт по части вопросов счастья и несчастья, но, как известно, они ходят постоянно рядом, как любовь и смерть, богатство и нищета, мужчина и женщина. Так вышло и у нас. Всё, что можно мы потом испортили - потому, что надо было тогда остановиться на романтической ноте ночного купания. Но остановиться, как умереть. Нет! После тёплой ванны озера мы вернулись в двухэтажную "хатынку" нашего "мельника", снова пили, играли на гитаре, ещё пили и, как поёт Володя Высоцкий, "... всё хорошее в себе доистребили".
Вино и гормоны ударили в голову, и только фрагментами возвращалось какое-то странное чувство нереальности - как смотришь на себя со стороны и только удивляешься своей неадекватности. Будто бы ты как актёр взялся не за ту роль и вместо того, чтобы играть в мужественного рыцаря, которым ты себя считаешь (о самоуверенность!), ты превратился в сладострастного, "сексуально озабоченного" молодчика с повадками дешёвого Казановы. Не помню ( снова этот пьяный склероз смешанный с усталостью от долгого хлопотного дня), как мы с Оксаной очутились на втором этаже, в комнате на диванчике, расписанном красными китайскими или японскими тиграми, но почему-то отпечаталось в памяти появление деда Оксаны и его забавная реплика: "Смотри-ка, Оксанка с эти хлопцем чики-брики делают". Я отметил эту смешную фразу, но, тем не менее, после исчезновения деда продолжал обнимать Оксану, постепенно её раздевая. Она была такая юная, такая свежая, как зелёное яблочко, ещё немного терпкое в своей недоспелости.
И только тогда я пришёл в себя, когда Оксана прошептала: "Это у меня впервые. Я ещё девушка". Тут я моментально отрезвел и осторожно, чтобы не оскорбить ( всё-таки имею кое-какой опыт) начал "играть отбой". В последствии я не раз задумывался - кто из нас больше жалел, что всё так закончилось? Склоняюсь к тому, что Оксана. У неё к страсти внезапной влюблённости во взрослого парня (меня) примешивалось элементарное детское любопытство. А что касается меня самого, то даже тогда я не смог перебороть банальнейшего рассуждения о том, что мы знакомы едва ли пять часов. Я её совсем не знаю, и она меня совсем не знает. Конечно, мне очень понравилась эта юная девушка..., но если бы хотя бы она не была такой прекрасной, такой чудесной в своей молодой красоте - тогда.... Но совращать такой едва распустивший цветочек, выдавая простое половое влечение за любовь - это подло. Это немного смешно, друзьям такого не расскажешь, но потом стыдно было бы про это вспоминать. А может, я просто испугался возможных последствий? Думаю, что и это было в корзине моих тогдашних суетливых размышлений.
Выходя и дома, я уже совсем не был пьяным и даже заметил, что у Оксаны, как для молоденькой девчонки, слишком широкие бёдра. Ох, обабеет она лет через десять и будет как типичные сельские молодицы - " повна пазуха цицёк и обэрэмок сраки". Пусть её лучше полюбит и сделает женщиной какой-нибудь местный парень. Но вряд ли такое станется. На будущий год Оксана оканчивает среднюю школу с золотой медалью и, принимая во внимание связи богатого "мельника", поступит в сельскохозяйственный институт и закончит его тоже с золотой медалью. Тогда снова любящий отец откроет свои погреба и Оксану оставят в аспирантуре. К ней подгребёт кандидат сельскохозяйственных наук, который на отцовских винах сделает докторскую диссертацию и купит новейшую модель "Жигулей" или даже "Волгу". У них родятся два или три чересчур упитанных "бебешек" и Оксана будет квакать вокруг как домашняя утка. И они с мужем и деточками приедут на своей машине к батуринскому озерку, и будут греть свои толстые задницы на диванчике с красными тиграми.
Занятый построениями Оксаниного будущего я машинально поцеловался с дивчиной и, спохватившись, что могу совсем её обидеть своим равнодушием, слегка приобнял её упругий задок. Кажется, девушка не заметила перемену моего настроения и, оглядываясь
назад, я ещё долго видел на фоне белой ограды её стройный силуэт.
Но в мыслях я уже был далеко от неё. Теперь меня беспокоило, что я сбился с дороги и залез в какие-то кустарники. Ребята, наверное, уже смотрят эротические сны, а я всё путаюсь среди чёрного леса. Направление я засёк по луне, которая кое-где проглядывала через ветки деревьев, но, стараясь идти прямо, поцарапался основательно. Настроение портилось всё больше и больше. Навязчиво лезли в голову переделанные шутниками стихи: "Когда б вы знали панычи, что люди роблять у ночи...". Наконец я понял, что моё направление движения было целиком верным, и я таки приближаюсь к нашему военному городку. Вот она тропинка, по которой мы шли за Андреем, вот полянка на которой мы собирались после побега из лагеря. Я ещё запомнил на краю поляны громадный дуб, раздвоенный на два мощных ствола почти от самой земли. Ну а куда же подевалась палатка нашего отделения?
--
Стой! Кто идёт?
Я чуть было не сел на пятую точку от неожиданности.
- Свои.
- Кто свои?! Пароль!
- Какой тебе пароль. Я из второй роты, геолог, ходил тут смотрел пейзажи. Немного заблудился.
- Стой!!! Стрелять буду!!!
- Клацнул затвор. Ого, это уже не шутки. Какой-то ненормальный и, понятно, что не студент. Нам ещё оружие не выдали. Я не думал, что лагерь охраняется. Ну, влип, как зелёный салабон.
- Да стою я, стою. Что дальше? Только спокойно. Я понимаю, что тебе нужно в отпуск, но совесть всё же надо иметь.
- Не двигайся, мать твою! А то счас отстрелю тебе макитру, нечего будет чесать. Стой, пока начальство не подошло, и не базарь, пока я добрый.
Да, развитая пошла молодёжь, с такой не подискутируешь. Я молча ждал, пока не подошло начальство, пока меня не довели до штабного домика около столовой, и пока не пришёл дежурный по военному городку. Само собой, что по закону мирового невезения им был наш куратор и самый черный из чёрных полковников - товарищ Сивовол. Он даже как-то засветился от радости, когда меня увидел. Ну, сейчас икнутся мне мои шуточки-прибауточки на лекциях. Вот сейчас я увижу, насколько далеко зашла его "любовь" ко мне. Ишь, заблестели поросячьи глазки.
Через час я уже ворочался среди моих спящих друзей, даже не пытаясь их разбудить. Зачем беспокоить парней - завтра тяжёлый первый день учёбы. Ноя плохо про них думал. Первым отозвался Андрей: "Куда ты пропал? Мы едва успели на построение перед отбоем. Ты считаешься в самоволке. Ещё и Сергей добавил: " Лучше сам иди к дежурному. Это твой любимый Сивовол. Покайся в грехах. Ему это нравится".
- Я только что от него. Наскочил на дурного и молодого часового. Меня задержали и привели как раз к Сивоволу. Не повезло. Он так обрадовался, что назначил мне пять суток гауптвахты.
Тут уж абсолютно все проснулись. Впрочем, никто ведь и не спал. И начали мне давать советы - ведь у нас же страна Советов. Догадываетесь, почему нельзя заниматься любовью на площади? Правильно. - Потому, что советами замучают. Главный совет от всех сформулировал Виктор: "Надо тебе идти к Сивоволу и просить прощения. Он же балдеет от чужого унижения, особенно твоего. Он же отлично чувствует твоё противление армейской системе".
- Послушай, ты же знаешь, я не против армии. Я служил три года... и вообще хорошо понимаю , что без армии и, соответственно, дисциплинированной армии, невозможно существование любой независимой страны. Я тысячу раз тебе и остальным ребятам это повторял.
- Казала-мазала.... Но, откровенно говоря, ты и воинская дисциплина - вещи несовместимые. Так что иди, голубь ты наш сизокрылый, до командира и покайся во всех настоящих и будущих грехах. Аминь. Иначе засадит он тебя, с превеликим удовольствием засадит.
Так мы той глупой ночью ни до чего и не договорились. А на следующее утро Сивовол зачитал перед строем приказ о назначении мне за "серьёзные нарушения воинской дисциплины" пяти суток губы с отсрочкой отсидки на время прохождения учебных сборов. Это означало, что я могу получить звание офицера и закончить универ, но с крючка меня не снимают. Нужно было сидеть тихо, избегая любых новых "приключений". А я и не собирался брыкаться и плевать против ветра. Как-то перетерплю. Не в первой.
3.Гостевая полянка.
Как хорошо смотреть в голубую бездну неба и ощущать, как сквозь материю гимнастёрки прогревает благословенное летнее солнышко. Правда, правым локтем я влез в какую-то болотную ямку, да и в сапогах хлюпает водичка, но лень поднимать ноги и её выливать - сама высохнет. Смотрю направо - Андрей, налево - Сергей, да ещё и спит или прикидывается. Ведь это же невозможно заснуть за десять минут, да ещё и лёжа в болоте. Только и у меня самого глаза закрываются. Сколько сегодня набегали, пропутешествовали по лесам и перелескам Слобожанщины! А сейчас, после бурной переправы через какую-то речку ждём дальнейших приказов - или наступать на условного противника, или закрепляться на рубеже. Война, ребята, война уже третий день. Где наши такие уютные палатки с шикарными тёплыми одеялами? Предыдущую ночь мы провели в песчаных окопах, которые сами же вырыли, прикрываясь шинелями. "Костры не разжигать! Установить дежурство! Наблюдать за противником! В случае необходимости подавать сигналы ракетами!" Ну, полное озверение. Как легко мы все превращаемся в хищных дикарей. Может и действительно в нашей крови - убивать, грызть зубами, стрелять? С какой жадной свирепой радостью мы ходили в "атаку". А сколько в нас, взрослых мужчинах, мальчишеского. Ура, урааа! Договорились, что для того, чтобы была видимость беспрерывной стрельбы ("огня") стрелять по очереди в цепи слева направо, а потом справа налево. Точно, со стороны выгляди очень эффектно, "как в кино". И не только мы, геологи, такие воинственные. Удивительно, но и гуманитарии разошлись как одержимые. Например, мой знакомый филолог, владелец карманного "Кобзаря", так швырнул в боевом запале взрывпакет, что едва не покалечил ребят из нашего отделения - с них взрывной волной даже пилотки сдуло. Хорошо, что я вовремя вмешался, иначе с моего Николая-филолога не только бы пилотку сдуло, но и часть зубов. "Что же ты, - говорю,- гуманитарий, а ведёшь себя как дикий зверь? Где же твоё "сейте разумное, доброе, вечное"? А он мне в ответ: "Добро должно быть с кулаками". Таким образом, выходит, что надо в себе выращивать грубого вояку, чтобы грызть, защищая это "добро", насмерть? Тогда не время было начинать дискуссию, но если бы у него зубы полетели, то, как бы это называлось: воспитание добра, защита добра или просто достойный ответ на зверский атавизм?
Ну, всё - команда "В атаку!" Смотри, снова подтверждение, что мужчины всю жизнь приговорены оставаться мальчишками, которым нравится играть в войну. Ты посмотри на нашего зелёного лейтенанта, командира взвода! - Стройный как девушка и воинственный как запорожский казак. Как он кричит: "Вперёд! Мы все сейчас смертники. В психическую атаку!" Ну, всё, точно у него крыша поехала. Ну что ж - пошли в психическую атаку, если надо быть психами, чтобы всё-таки добраться до того лесочка, откуда уже выглядывают наши до боли знакомые палатки. Да, побегали мы несколько десятков километров по старинным казацким местам, настрелялись "до не хочу" изо всех видов огнестрельного оружия и сейчас, очевидно, закончим свои учебные занятия. Вот это действительно "Урааа!"
Ой, как хорошо и уютно в знакомой столовой посмаковать горячей пищи, посидеть на удобных деревянных лавочках. Пусть живёт мир и дружба между народами всего мира! И весточка пришла хорошая - какая-то дивчина ждёт меня на знакомой "гостевой" поляне. Кто же это может быть? Неужели Оксана?
Нет, это была Светлана! Радостная, оптимистичная, всегда улыбающаяся, самоуверенная сокурсница с нашей группы в универе - Светлана, Светка, Светочка, квиточка. Вот это уже был не зелёный росточек, а распустившаяся роза, "червона рута", которую не надо искать вечерами, потому что, увидев её, а тем более пообщавшись, невозможно не потерять голову и не забыть тропинку домой. А она стоит себе, улыбается на все тридцать две жемчужины своих зубов, и вдруг кидается со всего разлёта тебе на шею. От такой неожиданности я не удержался на ногах и свалился в мягкую высокую траву. Припоминаете слова известной песни: " Эх, не одна трава помята, помята девичья краса...". А сейчас эта краса лежала на мне в своём легоньком спортивном костюмчике и жадно целовала своими полными сладкими устами мои пересохлые, отгоняющие дешёвыми сигаретами губы. Что тут будешь делать? Осталось только чуть-чуть перехватить инициативу и, крепко придерживая красавицу Светку за тоненькую талию, осторожно перекатить её на спину. Вот в такой позе мне будет намного удобнее управиться с этой улыбчивой нахалкой. А впрочем, Светка и не сопротивлялась, упорно продолжая свой бесконечный поцелуй, пока я не потерял последнюю каплю рассудка и не начал действовать так, как она этого добивалась. То есть трудно сказать, кто кого победил, но это был яростный бой, и в конце схватки Светлана снова оказалась сверху, но уже была совершенно голенькой, как самая первая Ева пока её не выгнали из рая. Всё же, кажется, победила она, потому что не хотела меня оставлять, и я был вынужден легонько спихнуть её с себя.
Так мы немножечко полежали плечо к плечу, бедро к бедру, всматриваясь в голубое безоблачное небо, а потом как по команде повернули головы к друг дружке, встретились взглядами и начали хохотать. - Здравствуй, Светлана, - запыхавшись, промукал я.
- Здравствуй, Вовик. Ну, как тебе мой подарок?
- Очень вкусно. Так бы тебя и съел.
- Ну, так ешь меня мой дорогой властелин. Я твоя вакханка и наложница. Только твоя.
- Подожди, вакханка, твой султан немного утомился. Мы же только что закончили свои боевые манёвры. Трое суток бегали с автоматами по всей Слобожанщине, людей пугали. Два часа как вернулись в палатки. А тут ты. Как ты догадалась, когда мы заканчиваем воевать?
- Как? Ничего я не знала. Просто по тебе соскучилась. Очень.
Так мы лениво перекидывались отдельными фразами, а потом Светлана прильнула ко мне и неожиданно засопела. Я хотел что-то сказать, ан вижу - девчонка спит, и не стал её будить, а сгрёб на нас сверху её спортивный костюм и мою зелёную заскорузлую от пота амуницию. Пришли тепло и спокойствие. Солнце висело ещё высоко, и игривые солнечные зайчики пробивались сквозь дрожащие на легоньком ветерке листочки. Я тоже задремал, а может, и по-настоящему заснул, потому что когда окончательно пришёл в себя, то солнышко уже скатилось с зенита. Светлана угрелась на моём плече и тихонько посапывала. Пришлось её растормошить, чтобы она очнулась. Потом мы распаковали её корзинку и угощались пирожками с мясом и какими-то удивительной красоты и вкусноты яблоками, приобретёнными на Бессарабском рынке за дикие деньги. После этого снова занимались любовью, подстелив под себя принесенное Светкой покрывало с большими жёлтыми цветами. Рассматривая эти цветы, я вдруг вспомнил китайских тигров на Оксанином диване, и мне почему-то стало не по себе. Будто тучка по небу проползла.
- Светка, а что ты будешь делать дальше?
- Это, в каком плане? Сейчас соберу свои манатки, и буду долго плестись до автобусной остановки в Батурине.
- Да нет. Я в смысле жизни по большому счёту. Вот по жизни, что будешь делать?
- Не знаю.... Закончим универ, Буду работать в геологическом институте АН Украины. Защищу диссертацию, стану кандидатом наук. А может, и не защищу, и не стану. Но точно выйду замуж. Супруг мне сделает кучу детей. Потом он меня кинет, или я его. Да что говорить за всю жизнь, когда не знаешь, что будет завтра.
- А завтра ты будешь в Киеве, а я тут буду "довоёвывать" еще неделю. Я к чему веду. Может это мне твоим мужчиной стать? Деточек я тебе сделаю, не беспокойся. И диссертацию помогу написать. А там ты меня бросишь, или я тебя, а может, и останемся вдвоём, как Ромео и Джульетта, или как Отелло и Дездемона.
- Лучше уж как Отелло и Дездемона, потому что любовь первых была слишком недолгая. А я жить хочу, любить тебя, и не дам тебе повода для отелловой ревности.
- Ох, это будет одновременно и тяжело и легко ревновать тебя, как Отелло. Только гляну на твои яблочки, так сразу забываю про всё. Ну, дай мне их ещё немножечко попробовать. Какие они упругие и сладкие. А это что посередине за розовые почки?
- А это чтобы их целовать, а не кусать. Я то думала ты серьёзный молодой человек, а ты, мой золотой, только и думаешь про одно. Смотришь на меня, как кот на сметану. "Ой нэ кохайтыся чорнобриви та з москалямы. Москали погани люды - зроблять лыхо з вамы".
- Нет, я серьёзно. Считай, что я тебе предложение сделал. А сейчас иди ко мне, моя кисуля.
- И "кисуля" пошла ко мне. А что еще ей оставалось делать - когда тебя любят по-настоящему, и ты любишь по-настоящему - не надо даром тратить ни одной минуты своего счастья.
А ленивое летнее солнышко таки доползло до горизонта и вот-вот хотело уже спрятаться на ночь. Отвёл я свою Светлану до батуринской автобусной станции и уже в полной темноте, даже луна куда-то исчезла, продрался сквозь кустарник до нашего военного городка. Ну, сейчас я уже добросовестно изучил, где и как можно обогнуть дотошных часовых. Больше я уже никому не позволю заработать на мне дополнительный отпуск. Едва я добрался до родной палатки, как завалился среди храпящих ребят как убитый.
4.Конотопские посиделки.
А утром я был ошеломлён известием, что меня таки повезут на гарнизонную гауптвахту в Конотоп. Проклятый Сивовол, когда увидел, что меня нет на вечерней проверке, то так разозлился, что не помогли никакие просьбы моих друзей. Они ходили к полковнику и вместе и по одному, объясняли, что ко мне приехала моя девушка, что у нас это очень серьёзно, что мы даже собираемся пожениться. А Сергей договорился, что девушка беременна и поэтому меня надо не губу сажать, а досрочно отпустить ей на помощь. Всё было зря. Сивовол наоборот разозлился от "такой распущенности" ещё больше, и сразу договорился со своими конотопскими коллегами предоставить мне место в конотопской кутузке вне очереди, "по блату". Так что вот он уже спешит ко мне, мой злейший тайный враг, полковник Сивовол. Еще старается спрятать от меня под видом "отцовской опеки" свою злорадную усмешку. Кстати припомнился стишок из моего карманного "Кобзаря" про таких "добряг", как мой командир:
" Не так тии ворогы,
Як добрии люды
И окрадуть жалкуючи,
Плачучи осудять,
И попросять тэбэ в хату
И будуть витаты
И пытать тэбэ про тэбэ,
Щоб потим смиятысь,
Щоб тэбэ добыты...
Бэз ворогив можна в свити
Як нэбудь прожиты.
А ци добри люды Найдуть тэбэ всюды,
И на тим свити, добрягы,
Тэбэ не забудуть".
Ну, всё. Надо как-то хорошенько спрятать Тарасову книжку, чтобы на губе легче было.
Напрасно я пронёс в это место печали шевченковские стоны. Не зря он так много сидел по тюрьмам и казематам. Столько " тоски переливает" на нас в своих творениях, что лучше уж сразу повеситься или утопиться, как Катерина. Всё! Больше я в этом проклятом доме в Кобзаря не заглядываю. Это как Достоевского читать при плохом настроении - та же реакция. Впрочем, а чему тут удивляться - Достоевский и Шевченко - оба братья- славяне, заключённые со стажем. Да и кто на Руси из талантливых людей не сидел? Так и в нашем случае. Только и разница, что Достоевский сидел на севере, а Шевченко - на юге. А я вот тоскую за решёткой в средней полосе Европы - на благословенной Украине. Может и мне что-нибудь написать по такому случаю? Например: "Сижу за решёткой в темнице сырой, вскормлённый в неволе орёл молодой..." Но, кажется, до меня этот стих уже сложил один знаменитый кудрявый поэт. Как не посмотри вокруг - все известные писатели страдали за решёткой. А сейчас мы читаем романы и поэмы про эти страдания и восхищаемся: "Какое величие чувств! Какой талант!" А нечего восхищаться: страдания - это правда жизни - "от вонючих пелёнок до зловонного савана." Нет страданий - нет настоящих чувств. Если мы всем удовлетворены, то и не про что и говорить: "... и начали они жить да добра наживать. Тут и заканчивается наша сказка. Сладких бубликов связка тем, кто слушал, не шумел..."
При хорошей и спокойной жизни все чувства заморожены и отдыхают в анабиозе, как лягушка зимой. Но как приблизится несчастье, беда-борода, все чувства обостряются и как снега на вершинах гор грохочут лавинами и угрожают жизни. У обычного человека чувства наподобие покатых холмиков с незначительной амплитудой от подошвы (стадии замороженности) до вершинки (стадии самых болезненных эмоций). Но если в беду попадёт необыкновенный человек с особенными потенциальными способностями - тогда пусть бережётся толпа рядовых граждан, потому что могут быть втянуты в грандиозные неприятности типа революции или войны. А великие творения страдающих великих личностей так поражают своей энергией, что даже не понимаешь, откуда такое глубокое проникновение в твой рассудок и твоё сердце и почему тебя трясёт, как от электрического тока. А от того это выходит, мой маленький и средненький, что в беде эта выдающаяся личность ощущает то же , что и ты, но только во сто крат сильнее. И ещё - ты как собака - всё понимаешь, а сказать не можешь, а он может, потому что владеет всей мощью языка, он поднялся. " Поднялся выше он главою непокорной Александрийского столпа". К слову сказать, этот знаменитый Александрийский столп находится в Ленинграде и совсем невысокий, я его видел.
Ясное дело, что та беда, что со мной случилась из-за "отца-командира" и моего особого невезения, ни в какое сравнение не может идти с трагедией, например, того же Тараса Шевченко, засланного в Орскую крепость. Но всё же приятно сравнивать себя с печальным гением украинской поэзии, глотнуть пусть миллионную частичку той юшки, которой он нахлебался. Вижу, что как бы я себя не принижал, но чрезмерная скромность мне явно не грозит. Я, как "железная маска", закован в каземате конотопской гарнизонной губы. При чём если не все командиры и рядовые этого пенитенциарного заведения не могут понять, что это за чудо появилось между ними? Наверное, надо сказать, что я генерал от инфантерии засланный за шпионаж в пользу Японии. Нет, лучше - командир подводной лодки, которая по моей халатности сломала перископ в степях Украины. Эх, к сожалению, нет тельняшки. - Плюнь в грудь - три дня моря не видел. Да от правды никуда не денешься - постепенно все узнали, что я - дубина стоеросовая - студент, который умудрился попасть на губу, глупее не бывает.
Вот сейчас смотрю на небо в клеточку. Со мной вместе ещё три молодчика - арестанта. Арестанты всех стран соединяйтесь! Арестант арестанту - друг, товарищ и земляк! Ребята они с первого взгляда неплохие, только очень уж примитивные. Один из них, киевлянин с Борщагивки, кажется немного умнее остальных, но тоже натворил немало глупостей, чтобы тут очутиться. У него есть девушка в Киеве, и он три раза за ней сбегал в самоволку. Первые два раза ему простили - так, для науки, дали пять суток губы в части, где он служил. На третий раз он так "удачно" убежал, что его неделю искали, пока он у девушки прятался. Про таких, как он, говорят, что у них "нет царя в голове". И где служил! Не в Сибири или Баку, а в нормальных климатических и психологических условиях, на казацкой Слобожанщине, можно сказать под Киевом. А он "не выдержал лихои доли"(!?), и сейчас ему грозит год или два дисбата. Но, кажется мне, что для него это не последняя кутузка, потому что чувствует он себя здесь, на нарах, как в родной хате. А может действительно у него некоторых "заклёпок" не хватает? Знал я в Кара-Чухуре одного такого бойца. Такой был, казалось, душевный парень: разговорчивый, с юмором, играл на гитаре, пел, даже танцевал. Так он обрадовался, когда услышал приказ о сокращении срочной службы с трёх до двух лет. И вдруг его "мордой об асфальт" - это тебя не касается, служи дальше, дорогой защитник Родины, до трёх лет. А он то обрадовался, что до дембеля осталось меньше месяца. Тогда начал парень демонстрировать больного на голову, чтоб уволили. Что он только не вытворял! - В карауле стрелял в небе неопознанные летающие объекты, в эфире слышал от пилотов американских самолётов анекдоты про Сталина, в солдатской столовой запустил кастрюлей в повара за то, что он "в каше крысу сварил". Ничего не помогло - даже на губу не заработал. Тогда он повесился. И так рассчитал, чтобы его вовремя заметили и спасли. А если бы не заметили? После этого, правда, его сразу же дембельнули. Увидело начальство, что парень без тормозов, не в полном рассудке, а зачем им лишние хлопоты? За сутки до отъезда заходил он ко мне попрощаться, как со старым дружбаном. Но я уже не мог относиться к нему как к нормальному существу, хотя он и смеялся, что всех обдурил. Ну, это, я думаю, он в первую очередь себя самого обманул, потому, что эти проделки характеризуют его, как по-настоящему душевнобольного человека. А про попытку повеситься так нечего и говорить - такое бесследно для психики не проходит.
Поэтому, если вернуться в нашу камеру, то мне кажется, что Петро тоже может какую-нибудь фигню учудить. - Есть в нём что-то нездоровое, какой-то надлом. Я же его учил, чтобы на суде вёл себя вежливо, говорил про любовь к девушке, что боялся за неё и поэтому должен был посматривать. Пусть судьи увидят, что он в целом неплохой парень, но просто немного недисциплинированный, безответственный. Нужно обязательно попросить прощения - пусть это будет по-детски, но судьи увидят, что он ещё молодой и может исправиться. Сперва Петро меня слушал - я же рассказал, что отрубил срочную службу от "а" до "я", поэтому имел для него авторитет "старика" - но постепенно начал злиться и закончил тем, что послал судей и меня вместе с ними на три известных буквы. Так что я понял, что не Макаренко и пора снова переквалифицироваться в такого себе "безбашенного старика". Ан нет, зуськи - Петро уже что-то в свое поросячьей головке покумекал, и начал смотреть на меня другими глазами, как на чужого. Ну а что я могу сделать, если за пять лет, что прошли после армии, я изменился коренным образом и стал по сути дела совсем другим человеком. Не претендую на то, что первый это придумал, что человек за свою короткую жизнь неоднократно кардинально перестраивается - так, что стаёт совсем другим. Например, в подростковый период - это был я, но таким я уже никогда не буду. Или армейский период - тоже будто бы это был совсем не такой я, как сейчас. Что-то, безусловно, осталось, но не так уж много, как могло бы быть, учитывая, что у меня те же самые руки, ноги, глаза, уши и тому подобное. Между основными, принципиальными, периодами жизни есть такие промежутки, когда время ускоряется и поэтому переход от одного состояния (периода) жизни в другое происходит не плавно, ламинарно, а как бы дискретными прыжками. Так было со мной на протяжении мая - октября после демобилизации. Летом это был один Владимир, а в конце октября уже совсем другой, хотя по паспорту остался тот же самый субъект. Так что не смог я перевоплотиться во Владимира армейского периода - артист из меня вышел плохой, и в дальнейшем мы с Петром до самого его отправления на суд по душам не разговаривали. В конце я попробовал пожелать ему "ни пуха, ни пера", но, наверное, снова сказал что-то не то и не так, как полагалось на тот момент. И Петро мне ничего не ответил, а только кинул быстрый недобрый взгляд - мол, хорошо тебе, падле, шутить, не ты идёшь из ставшей привычной камеры на не сулящий ничего хорошего суд.
Так что уже больше часа я остаюсь в одиночестве, что меня устраивает на все сто процентов. Тяжко вчетвером существовать на площади четыре квадратных метра. Я уже тут узнал, что камера рассчитана на двоих, но сначала в неё впихнули Петра, хотя перед судом ему положено сидеть одному, а потом "по блату" втиснули и меня. Так что на ночь мы ставим так называемые "вертолёты", раскладные лежанки из дерева, кстати, очень неустойчивые. С пяти утра и до десяти вечера "вертолёты" собираются, а боковые лежаки-нары пристёгиваются к стенкам. Но сегодня караульные поленились забрать "вертолёты", а только сложили и приставили к зарешеченному окну. Днём сидеть и лежать "не положено". Да и то странно, что для меня уже больше часа не нашли никакой работы. За трое суток "плена я уже где только не работал: сральники вычищал, пол мыл, ямы копал, кирпич носил, какие-то неподъёмные железки таскал. Как написано на воротах Бухенвальда: "Труд воспитывает человека". Но на это есть и другая поговорочка: "Человек не для того превратился из обезьяны в человека, чтобы потом стать лошадью".
Ну вот - не буди лиха пока оно тихо. Пришли и за мной. Да иду, иду. Ага, снова пол драить в караульной. Ну и засрано тут, как в вокзальном туалете. На что только отцы-командиры смотрят. И где они такую ледяную воду достают? Да ещё этот молодой телёнок, часовой, выставил свои сапоги просто мне под нос. Он что, хочет, чтобы я ему их помыл! Не дождёшься, зараза! Да нет - они просто желают пообщаться. Спрашивает меня, как в Киеве жизнь и "тяжело ли поступить в высшее учебное заведение". Ишь, как грамотно загнул.
Ну не рассказывать же ему, что жизнь там прекрасна, учиться очень интересно, на каждой лекции открываешь для себя всё новые Америки. Что Киев вообще наипрекраснейший город с каштанами и скверами, днепровскими холмами и голосиевским лесом, со знаменитыми храмами, старинными домами и улицами, с театрами и выставками. Что там всегда кто-то гастролирует, всегда приезжают самые популярные артисты, художники, музыканты. Что недавно нас, геологов, переселили в новое современное общежитие с комнатами на двоих и троих. Что в библиотеке универа можно найти всё, что угодно, только надо уметь искать. Что у меня в Киеве живёт чудесная девушка, красивая как Афродита и дикая как Диана. Что существует закалённое студенческое братство, с которым с удовольствием изучаешь меловые куэсты в Крыму и архейские гранитные скалы Забайкалья, а также в неимоверных количествах поглощаешь "биомицин", "фетяску", бычье сердце", "медвежью кровь", "кальвадос", "московскую", "гамзу", "солнцедар", "херес", "столовое", "иршавское", "троянду", "белое", "рожевэ", "червонэ", "портвейн три семёрки", "чернила" и много другой "барматухи". А ещё существуют театры: Российская драма имени Леси Украинки, Украинская драма имени Ивана Франка, Театр оперы и балета имени Лысенка, Музкомедия. А в Лесе Украинке играют Ада Роговцева и Мажуга от которых можно просто "обалдеть". А ещё есть консерватория и филармония, и Центральный стадион, на дорожках которого по понедельникам и средам мы бегали и прыгали, а по воскресеньям болели за футбольную команду "Динамо". А ещё есть Выставка передовых достижений народного хозяйства ( по-нашему - "выпердос") с бескрайними всегда полупустыми дворцами и переполненными ресторанами "Прага" и "Москва" с пивом "Старопрамень" и польской водкой с зелёной травинкой в бутылке. А ещё Днепр, который согласно Гоголю, не каждая птица может перелететь, его пляжи, мосты, Труханов остров, ресторан "Мыслывец", Русановка. А ещё Андреевская церковь и Андреевский спуск, Подол и Почтовая площадь, речной порт и фуникулёр за две копейки. И ещё святой Владимир, которого можно хорошо рассмотреть только с Днепра, его крест и скамейки вокруг памятника, с которых видно Днепр аж до самой Десны.
Понятно, что всего этого я не мог описать юноше в неуклюжих кирзовых сапогах, а только рассказал, что в Киеве много ВУЗов с множеством факультетов разнообразных специальностей и с разными вступительными конкурсами. В целом выдержать конкурс нелегко, но для парней, отслуживших в армии, есть определённые льготы. А в конце я добавил, что могу рассказать про Киев и киевские институты ещё много интересного, но смотря ему в глаза, а не на сапоги, наверное, сорок пятого размера. Он машинально ответил, что не сорок пятого, а сорок четвёртого, но больше ни про что не спрашивал, а быстренько опять меня запихнул в нашу вонючую камеру.
И снова я остался наедине с самим собой и своими невесёлыми мыслями. "Ой думы мои, думы мои лыхо мэни з вамы, що ж вы сталы на папери чорнымы рядкамы..." Сегодня, однозначно не мой день. - Снова я всё сделал не так, как надо. Ну, на что мне сдались его сапоги. Пусть бы себе столбом стоял, а я бы просто поднялся бы с карачек и попросил бы у него сигарету - всё собираюсь бросить курить, но не могу. А сейчас так курить хочется. Как тут выдерживают настоящие курцы? Не понимаю. И в туалет надо, отлить или что там ещё получится. От этой баланды, что нам приносят, особенно не похезаешь. Ну и что теперь прикажешь делать? Звать его снова? А если откажется придти? Скажет, чтобы подождал или поссал в сапог. Соседи по губе рассказывали, что есть такие звери, что даже такое предлагают. Но нет, не дождёшься! Я лучше на твои сапоги нассу. А что тогда будет?
Нет, не зря Светлана говорит, что у меня слишком богатое воображение, особенно с изображением ужасного будущего. Уф, насколько легче стало. Умею я всё-таки создавать себе лишние проблемы. А парню просто стало неудобно, и он дал мне отдохнуть в камере, а сам тем временем пол драил, хотя это строго запрещено уставом караульной службы. Да кто видит? Это когда больше двух против одного - тогда стая и волчьи законы, а если один на один, то можно и по-человечески. Смотри-ка - парень извинился и даже добавил, что ненавидит людей стеречь, но вынужден, чтобы с ними местами не поменяться. Неглупый юноша, но ему ещё полтора года служить и если попадёт в руки какого-нибудь дебила-командира, то может сломаться и весь свой природный гуманизм растерять.
А вот и "хлопцы-краснофлотцы", братья по несчастью, прибыли. Вернее их привели после чистки гальюнов - поэтому в нашем слишком тесном помещении гуще запахло потом, мочой, хлоркой и ещё какой-то неопределённой грязью. Ребята - молчаливые. Ещё не превратились в хищников, но процесс уже пошёл. Вот у Петра он находится уже в стадии завершения. Тем более, что он до армии был уже "подготовленным". Знаю я эти рабочие предместья - сам в таких вырос и воспитывался уличной шпаной. На моей улице каждый второй друг детства сидит в тюряге или уже вышел. Вот и я, наконец-то, сложил им компанию. Ну, сейчас это "другая опера", а если серьёзно, то и я имел свой "шанс" попасть на зону - были отдельные приключения в подростковом возрасте. Мне повезло с родителями и вообще с родней. - Никто и никогда из моих близких и далёких родственников не нарушал законов - ни письменных, ни устных. Все добросовестно работали, жили большими дружными семьями, зарабатывали, рожали детей, уважались соседями. Правда, с образованием не то что было очень плохо, а можно сказать - слабенько. Жизненные обстоятельства так складывались, что не хватало моим родственникам ни времени, ни денег на образование. Но, как это ни странно, очевидно это где-то в генах откладывается, что всю жизнь мои родственники тянулись к учёбе. Отец, например, так и до сих пор жалеет, что не смог дальше десяти классов и школы механизаторов подняться. Дед тоже рассказывал, что почти единственный на селе четыре года ходил в район учиться в школе. Ну, дед вообще живая легенда - служил матросом на крейсере "Баян" ещё в русско-японскую войну, ходил в штыковые атаки, попал в плен и в лагере для военнопленных познакомился с Новиковым, который позднее написал "Порт-Артур". Нет уже деда, умер. А его солдатский георгиевский крест потерялся - подозреваю, что прибрал его мой шурин, Николай.
Что же касается моих соседей по камере, то они сразу видно, что далеко не интеллектуалы, очень далеко. Может быть, и выйдет из них что-нибудь путное, но скорее наоборот. По своей дебильности они сюда и попали. Один напился, а второй напился. Вот сейчас сидят на полу и отдыхают после гальюнных трудов. А я зачем торчу у окна? Что правда, сидеть на холодном даже летом цементном полу не совсем приятно, но всё же лучше сидеть , чем стоять и лучше лежать, чем сидеть.
А может таки достать запрятанную под гимнастёркой книжку кобзаря - пока никого нет? Это первый такой случай за трое суток, когда никто за нами не наблюдает, Странно, куда они все посмывались? Но не зря говорят: "Про волка разговор, а он и тут". К сожалению, для нашей камеры годится только проза... жизни. Это наконец-то привезли Петра, злого как чёрт. Даже спросить его не отваживаюсь - уж очень он грустный, как побитая собака. Но необходимо всё-таки поддержать человека. Как никак, а всё же сосед, познакомились при таких сложных обстоятельствах. А Петро точно как пёс на цепи, носится от зарешеченного окна до железной двери, туда-сюда, туда-сюда - голова кружится. И молчит же, падлюка. В камере тишина, как на кладбище. Бледные ребята сидят по своим углам, и только ноги поджимают. Я тоже поневоле притиснулся к стенке, чтобы не мешать Петру бегать. Жалко смотреть, как человек переживает. Нет, таки попытаюсь его успокоить, о чём-нибудь спросить - может ему станет легче. Человеческое сочувствие помогает.
- Петя, что тебе впаяли? Я вижу, что ничего хорошего? Как дела?
- Дела у прокурора, а у нас делишки. Два года дисбата дали, суки позорные!
- Отчего же так много? Я думал, что тебе больше чем полгода не дадут.
- Думал он. Казал-мазал. Откуда я знаю, почему! Поубивал бы этих козлов! Задушил бы голыми руками! Этот судья, сука очкастая, добавил, что при таком моём поведении, я скорее всего из дисбата прямёхонько в тюрьму переплыву.
- Так вот в чём дело. Я же тебя предупреждал, что нужно показать себя с лучшей стороны, покаяться, что больше так делать не будешь. Повинную голову и меч не сечёт. А так настроил судью против себя. А что касается кутузки, которую тебе обещали, то возьми себя в руки и не дай повода к этому привести. Ты же мужик с головой - сам должен свою дальнейшую судьбу строить, или... ломать. Как там у Шевченко:
" У всякого своя доля
И свий шлях широкий:
Той мудруе, той руйнуе..."
Я так увлёкся своей "лекцией", что пропустил момент, когда Петро остановился напротив меня, закрыв своей кабанячей тушей свет из узкого окошка камеры. Опомнился, когда он с ненавистью прохрипел: "Ты что тут меня учишь, студент недоделанный! Пошёл ты на х..й со своим жидовским Шевченком!" К сожалению, я и тогда не понял к чему всё идёт. Нет, вру - понял, и сразу заскучал, что снова не получилось так, как хотелось. Я ведь желаю ему добра, от чистого сердца желаю только добра. Но это было спрятано где-то внутри и я, с каким-то приговорённым удивлением, услышал, что говорит другой я, тот, что общается с Петром. А этот неугомонный мудак, иначе и не назовёшь, моё первое я, которое меня всегда подводило, продолжает: "Шевченко - еврей? Да ты что, головой стукнулся?"
От первого удара прямо в голову я не смог уклониться, не хватило места, и мешком свалился под ноги этому сбесившемуся кабану. Он начал топтать меня своими тяжёлыми сапожищами и, как не старался я закрыться руками, таки достал пару раз сквозь пальцы по голове. Наконец я умудрился откатиться к двери и даже подняться с пола. Багровая рожа Петра оказалась снова напротив меня, и я изо всех сил обоими кулаками засветил ему справа и слева. Вернее только попытался это сделать, потому что он легко отбил мои удары и опять начал молотить меня своими тяжёлыми железными кулаками.
Странно, что я не ощущаю боли. Только плывёт что-то перед глазами и тошнит, как утром после перепоя. Почему же я не защищаюсь? Я же прошёл неплохую школу уличных драк. Что-то руки не поднимаются, а воздух горячий, как в пустыне. И ночь, опять ночь. Неужели это всё? Но я не хочу умирать, я хочу к маме. Мама, мамочка, где ты?
Что-то далеко-далеко от меня прошуршало, и начало понемногу приближаться. Это, наверное, мыши снова на кухне завелись. И что только кот Мальвин делает, лентяй. Подожди, но ведь я не дома. Лежу на чём-то очень твёрдом. Точно, что не дома. И веки не поднимаются, будто слиплись. А шорох приблизился, и где-то в далёкой высоте надо мною будто бы зашелестело:
- Смотрите, товарищ майор, книжка у него под гимнастёркой была.
- А ну, давай сюда. Так. Кобзарь Шевченко. В первый раз вижу на гауптвахте такую литературу. Странный солдат.
- Да это не солдат, а студент с военных сборов. Он мне ещё советовал после армии в киевский ВУЗ поступать.
- Лучше бы себе посоветовал, как сюда не попадать. За что это он его? Чуть-чуть не убил. А может ещё и помрёт. Посмотрим в санчасти, что там у него отбито. Может гаплык парню.
- Что-то он шепчет, товарищ майор. Будто бы стихи.
- Ну-ну. Берите этого поэта на носилки и быстро в машину. Там разберёмся, будет жить или нет. Наверное, будет, если ещё стихи не забыл. Главное, чтобы с головой было в порядке.
А я всё никак не могу открыть глаза и только слышу, как будто кто-то тихо произносит знакомые рядки: