Одиннадцатиклассники морщатся. Парни поводят плечами и ежатся, как будто им зябко, девочки ломают бровки, уголки губ опущены книзу. Почему Бабель так пишет нехорошо, слишком уж натуралистично? К чему это: вывороченные глотки, вырванные животы, сползшие на колени кишки, изуродованные тела, в которых бьется все еще живое сердце? Неужели нельзя написать по-другому? Это же литература. Художественная. А Бабеля читать неприятно...
Читать-то неприятно, оно так, но все потрясены, растроганы, переживают, делятся мыслями. Задел их Бабель за живое.
Нельзя ли писать иначе? Да можно, многие писали про развевающиеся стяги, про победные тачанки, без устали молотящие по врагу, про конницу, рвущуюся вперед, про трубача, которому все нипочем. А Бабель так не желал и, видимо, не мог писать. Он писал, как думал, как чувствовал, как жил. Он не хотел убивать пленных только потому, что они повержены, а у тебя в руках оружие, не хотел убивать товарищей, даже смертельно раненных, не хотел убивать вообще. Бабель - великий пацифист.
А одинадцатиклассники морщатся, их воротит от смерти, которая кажется в двух шагах от тебя, когда читаешь Бабеля. Почему он так пишет? Ужасно. Война - страшная штука. Доходит потихоньку до старшеклассников бабелевская сокровенная мысль.
Вот вы о чем мечтаете? Улыбаются. Закончить школу, получить хорошее образование, найти достойную работу, семью красивую создать, нарожать детей... Не о том мечтаете! Время сейчас такое, что у вас должна быть единственная мечта - чтобы не было больше войны. Если война - ничего счастливого не будет. Никогда не наступит новое завтра. С потрясающими каждодневными открытиями, с престижной работой, с любовью, первой и самой волшебной, с завоевывающим мир криком только что рожденного малыша.
Мечтайте правильно. По-моему, это хотел сказать Бабель.